"Испытание", книга первая

Глава 9

СССР, Москва, 19… год.

Олег и Сергей.

Громыхая, поезд причалил к одному из перронов Курского вокзала столицы СССР. Олег и Сергей переглянулись и пожали плечами. Через секунду вошёл конвоир и сказал:

— Прибыли! Прошу на выход, товарищи! Вас уже ожидают…

На протяжении пути, кроме заснеженных промёрзших полей и мрачных лесов, нашим друзьям встречались лишь чёрные развороченные хибары, находящиеся невдалеке от ж/д пути. По всему было видно, что война не щадила никого. У некоторых строений, напоминающих дома — стояли худые, отдалённо напоминающие женщин — существа, замотанные в какие-то лохмотья.

Где-то в Харьковской области, у одного из уцелевших домов, путешественники видели милицейский патруль, который обыскивал, видимо, жильцов этого дома. Наверное, местной милиции не понравилось то, что этот дом остался цел, а его обитатели — живы. Бравые сыщики пытались распутать запутанное дело, под названием «Случайность» и всеми силами готовы были терроризировать собственных, и без того уже настрадавшихся, граждан.

Тут и там на полях и в лесополосах стояли искорёженные останки техники, которую ещё не успели забрать на переплавку для создания новых единиц убийства. Иной раз, в самом начале пути, друзьям встречались и трупы немецких солдат. Это жалкое зрелище, — оставленные на полях трупы, — невозможно было бы разглядеть, если бы не стаи ворон, прилетевшие поживиться мертвечиной.

— Очень страшно видеть всё это воочию, — сказал, не выдержав Олег, — у меня прямо ком в груди стоит от всего этого…

— Согласен с тобой, мой друг…согласен, — ответил многозначительно Сергей и на этом их беседа завершилась.

Они ехали, по всей видимости, в каком-то специальном правительственном купе, за закрытой дверью. Но оба знали, что лишнего не стоит болтать, так как совсем рядом стоят их конвоиры и прослушивальщики в одном лице.

Когда поезд заехал на харьковский вокзал, друзей ожидал всё тот же мрачный вид. Здание было полуразрушено, пустые окна-глазницы, кое-где, кое-как забитые досками, молчаливо и мрачно взирали на оказавшихся во власти этого взгляда людей.

Со стороны, в которой находились Сергей и Олег была видна ещё никем не снятая табличка, с надписью на немецком языке «Charkow-HBF». Надпись эта была сделана красными буквами, на белом фоне: как бы напоминая о кровавых деяниях обеих сторон и обесценивание человеческих жизней в ходе этой страшной войны. Тут и там сновали советские солдаты, дети и женщины. Все были в лохмотьях, обносках; на всех было больно смотреть…

— Так вот какова война на самом деле… — только и вздохнул Олег.

После Харькова был Белгород, Курск, Орёл, Тула… и везде картина была неизменна: разбитые вокзалы, дома тут и там сновавшие милицейские и военные патрули, оборванные, голодные, серые люди. Однако ближе к Москве окружающая действительность менялась.

Когда путники, наконец, добрались до столицы, их удивлению не было предела. Здесь не было видно ни разбитых домов, ни женщин в лохмотьях. Здесь бурлила мирная жизнь, такая привычная и неизменная для столичных граждан. Несмотря на некоторые лишения, которые люди были вынуждены терпеть для «общей победы» (как говорили по радио), народ верил в светлость выбранного пути и шёл по нему. И не важно, что вчера большинство из этих самых людей жили в сёлах и занимались действительно важными вещами, а не перекладывали бумажек с места на место; главное — что партия сказала! А оная говорила, что всех людей будущее ждёт исключительно светлое.

Олег и Сергей выбрались из купе и направились вслед за своим конвоиром. Шествие замыкал второй НКВД-шник. Пройдя несколько сот метров, друзья оказались перед чёрным автомобилем, любезно кем-то поданным прямо к вокзалу. Неким архаизмом была эта чёрная громадина, блестящая и сверкающая на зимнем солнце. Местные торгаши, находящиеся неподалёку, украдкой поглядывали на странную компанию, усаживающуюся в «воронок». Один из конвоиров сел на переднее сиденье, второй пристроился между друзьями, исключив тем самым любую возможность для последних поговорить и обсудить происходящее.

Двигатель взревел и машина рванула с места. Проехав примерно за пятнадцать минут расстояние, отделяющее Курский вокзал от Кремля, автомобиль затормозил у КПП последнего. Через секунду, после остановки авто, из полутьмы малоприметной кабинки, слева от заезда, вышел сотрудник гос. безопасности. Он, как и другие, был одет в серую унылую форму, с радостной красной звездой на фуражке. Козырнув водителю, он сказал:

— Те самые? — казалось, что удивлению его нет предела и Олега и Сергея в этот момент поразила практически одна и та же мысль: «какие это „ТЕ“»?

— Они. — только и ответил водитель.

«Охранник», не требуя пропусков, побежал открывать шлагбаум и через несколько минут, проехав ещё два КПП (уже с менее занимательными и любопытными сотрудниками и их высказываниями), автомобиль подкатил к сенатскому корпусу. Оной представлял из себя длинное трёхэтажное белое здание, в котором в разное время, в разных кабинетах и квартирах восседали и жили правители советского народа.

Гордо правили они, гордо ведя народ к светлому будущему; безусловно не забывая о своём и своих семей — настоящем. Народа много и его настоящее — терпеть лишения; терпеть, во что бы то ни стало, все те условия для жизни, что создаст как его собственная власть, так и власть «недружественных» государств. Народ должен быть всегда голоден, всегда должен быть в нужде, но и всегда этот же самый народ обязан просто — протянуть руку помощи, — столь — любимым им — на парадах, но ненавидимым им же — на кухнях, — власть имущим мужам. Мужи эти и во время войны потчевали себя и своих родных разномастными угощеньями, ни в чём себе не отказывая; жили в роскошных апартаментах; имели в пользовании дачи и машины, мебель и обои; оные могли лечиться у лучших умов медицины и пользоваться услугами лучших учёных…в то время, как народ получал еду по карточкам, жил, — и это в лучшем случае, — в коммуналках, а в большинстве своём — в общежитиях; из средств передвижения, кроме «своих двоих», у народа были переполненные трамваи; дабы выстоять очередь в больницу, народу этому нужна была вторая, а то и третья — жизни… В общем настоящее у народа того времени (сейчас, чего греха таить, изменилась лишь обложка. Рабский труд (то есть продажу собственной жизни за бумагу) за гроши никто не отменял и не собирается этого делать) было не очень светл о, зато будущее сияло уже, ослепляя его; будущее давало надежду на то, что хотя бы внуки нынешних (тех) поколений заживут…

У входа в здание, под огромными колоннами дежурили НКВД-шники, с ружьями наизготовку.

«Кого-то здесь точно боятся, но кого…» — не успел Олег завершить свою мысль, как его и Сергея ввели в здание, распахнув перед ними двери. После входа друзья и двое неизменных их сопровождающих повернули налево в длинный коридор. Пройдя около 40 метров, справа показалась лестница, по которой и взошли четыре человека. Потом был ещё один коридор на втором этаже, ещё одно КПП с пулемётом (!) и тремя гвардейцами. Затем была дубовая дверь в кабинет, в которую постучал один из «опекунов».

— Да, да, входите, дорогие… — прозвучал из-за двери глухой, но знакомый уже нашим друзьям голос, с грузинским акцентом.

Перед друзьями распахнули дверь и им аккуратно, но убедительно помогли втиснуться в неё. В кабинете вождя народов пахло краской (видимо, после недавнего ремонта, проведенного в кабинете) и табачным дымом. Слева от двери стоял большой дубовый рабочий стол, подле которого, сложив руки на животе в «замок» стоял сам хозяин кабинета. На столе стоял светильник с советским гербом, чёрный телефон, чернильница, ручка, графин с водой, пепельница, с дымящейся трубкой в ней. Сергей заметил в пепельнице что-то ещё, похожее на окурки от сигарет, но поморгав глазами он понял что ему лишь показалось. Над столом висел портрет доброго дедушки Ленина. Глаза его лучились умом и добротой, что отнюдь не указывало на то, что художника не расстреляли после выполнения данного произведения. Стены кабинета от пола и на высоту примерно полтора метра были отделаны деревянными панелями, которые, было видно, совсем недавно смонтировали сюда и вскрыли лаком. Перед столом стояло два кожаных кресла, повёрнутые друг к другу. На противоположной от стола стене располагались огромные пять окон, с тюлевыми занавесками и шторами, закрывающими вид за ними.

— Присаживайтесь, тоуварищи. У нас будет разговор. Очень длинный разговор. Вам что-то нужно? Покушать, попить? — с неизменным акцентом сказал Сталин.

Друзья послушно уселись в кресла, на которые им указал Вождь Народов и, как по команде, замахали головами, в знак того, что им ничего не нужно.

— Что ж. Хочу напомнить вам, что мы живём в условиях войны и стране очень тяжело её переживать. Народ недоедает… — в этот момент в кабинет постучали два раза, — Да, да. Входите, — сказал Сталин и в помещении оказался упитанный мужчина, весь в белом одеянии, в поварском белом же головном уборе. В руках у него были два разноса, закрытые крышками. Он поставил оба посредине стола и, сняв с них крышки, удалился.

Перед глазами друзей открылись разномастные деликатесы, как бы подтверждающие последнюю мысль, высказанную Джугашвили. На одном из подносов были небольшие кусочки хлеба, смазанные сливочным маслом и щедро усыпанные чёрной и красной икрой; куски филе форели и горбуши, искусно нарезанные острейшим ножом; на втором были и баранья и куриная ноги; дымящийся, прямо на шампурах, шашлык из свинины, с попеременно, меж кусков мяса, нанизанными овощами.

От созерцания кушаний друзей отвлекли, так как в дверь снова постучали. Хозяин кабинета опять разрешил войти. На этот раз тот же повар принёс в руках 4 бутылки вина.

— Спасибо, ви свободны, — спокойно промолвил Сталин.

— Есть! — только и ответил «повар».

— Так вот…на чём меня прервали? — друзья молча смотрели на Джугашвили и каждый из них не мог поверить в то, что такой маленький тщедушный человечек мог сотворить то, что он творил, -ах, да. Я говорил о том, что стране очень тяжело и любая помощь неоценимо важна. Кушайте, кушайте, товарищи. Разговор будет долгий… — с этими словами Вождь взял одну из бутылок и отпил прямо из горлышка. Не поведя и усом, грузин взял сандвич с черной икрой и начал откусывая его, попивать вино, весело поглядывая то на одного, то на другого гостя своего кабинета.

Олег и Сергей, кроме невкусного чая в поезде, ничего не ели уже очень давно, но всё равно не хотели присоединяться к трапезе Сталина. После всего, увиденного ими во время путешествия в Москву, негодование и отвращение кипели внутри обоих и никоим образом не хотели они разделять со Сталиным этот праздник живота. «Вождь» же, запив вином последний кусок бутерброда, промолвил:

— Как хотите, товарищи, как хотите. Тогда такой вопрос: как вы попали сюда, в наше время. От ответа на этот вопрос зависят ваши жизни. Помните об этом, товарищи.

Сергею показалось, что он услышал какой-то шуршащий звук в стороне окон, но он тут же забыл об этом. Забыл, — словно бы кому-то понадобилось, чтобы он забыл или не заметил этих шевелений, — и сказал:

— Мне кажется вы прекрасно осведомлены, ведь так? Мы попали сюда при помощи портала, который создан неизвестно кем, непонятно для чего. Мы проходим своеобразное испытание и в его ходе очутились здесь. В чём суть очередного этапа нам не известно, поэтому приходится импровизировать по месту.

— Я поддержу своего друга и лишь добавлю: нас заранее никто не предупреждал о том, куда мы попадём и почему именно туда.

— Хорошо. Ваш ответ принят. Теперь второй вопрос: что ожидает мою страну в будущем? Советский Союз покорит мир… точнее СССР победит в борьбе за права рабочих и крестьян по всему миру и установит всецелую коммунистическую власть… или… — Сталин стыдливо опустил глаза, как будто знал ответ на этот вопрос.

— Как принято считать в наше время, СССР прекратил своё существование по причине множества факторов. Перечислять их я не буду — не вижу в этом смысла. Случилось это в 1991 году. Я сказал «принято считать», потому как сам придерживаюсь другого мнения: я думаю, что просто пришло время менять расстановку сил в мире и поэтому СССР развалили искусственно, — промолвил Сергей.

— Ну, тут можно поспорить, конечно, — заговорил Олег, — хотя твоё мнение и очень близко мне, Серёг. В целом сути это не меняет: Советский Союз прекратил своё существование в тот момент, когда у него был Президент. Да-да. Не удивляйтесь. Президента этого звали Михаил Горбачёв.

— Как у…как у буржуев что ли? — шёпотом задал свой вопрос Иосиф Сталин.

— Да, именно как у них. Время, -под словом «время», я подразумеваю глобальный сценарий, — так вот: время того требовало и политтехнологи решили таким образом переименовать главу государства, дабы соответствовать реалиям, складывающимся в том моменте. В общем это не имеет ничего общего с вашим вопросом, товарищ Сталин, — остановил сам себя Сергей.

Немного подумав, усатый мужчина в шинели сказал:

— Хорошо. Как вы считаете: если я приложу все усилия, чтобы сохранить ваши жизни и охранять вас от всяческих напастей и оставлю вас здесь, в этом времени — сможете ли вы помочь мне избежать ошибок и не дать распасться моей стране?

Не успели друзья раскрыть ртов, как у окна послышался какой-то неясный шум, затем штора распахнулась и в комнате очутился молодой человек, в костюме. С позиции наших друзей, он был очень похож, — да нет, даже не похож, — это был вылитый Ваня Ургант.

— Джуга, я же объяснял тебе уже, что ты хочешь совершить невозможное и эти джентльмены тебе не смогут помочь. Верно, джентльмены? Пойми ты уже, наконец, непутёвый: для всего есть сценарий. Одно исходит из другого, третье — из второго и так далее. Всё взаимосвязано и нельзя нарушать эту взаимосвязь! — весь свой монолог «Ургант» произнёс очень уверенно, не ожидая каких-либо возражений. Оно и понятно. Взглянув на Джугашвили, создавалось впечатление, что он испуган до глубины души и что это его вызвали «на ковёр» к хозяину данного кабинета.

Олег только подумал «Хм-м, откуда же он…», как «Ургант» ответил ему:

— А я стоял за шторой и слушал то, о чём вам говорил мой непутёвый друг. Я знал, что он, как обычно, начнёт гнуть свою линию и не смог его оставить одного, — с этими словами «Ваня» подошёл к столу и заглотил 5 бутербродов с красной икрой, ломоть красной рыбы и мясо с одного из шампуров. Запив всё это под чистую опустошённой бутылкой вина, он продолжил:

— Вы, дорогие мои, не гадайте что да как, кто я и зачем здесь. Цель моя ясная, как глаза Ульянова, висящего на стене, сзади Джуги, как голограммы «Боингов» по ТВ девятого одиннадцатого, как КТО, АТО и прочие прочие… Это усачу невдомёк как и зачем, что и где, когда и в чём. «Ургант» поочерёдно подмигнул Сергею и Олегу. В общем суть в следующем: вам, ребятишки, нужно выбрать кто из вас пойдёт назад, а кто будет испепелён здесь, в Кремле, в этом времени. Собственно, на этот выбор я отведу вам… (как будто задумчиво, но с издёвкой) две минуты. Время пошло.

Олег и Сергей переглянулись.

— А какой смысл был в этом путешествии в Москву? Вы же могли сделать всё ещё там, во время нашей первой с ним (Сергей кивнул в сторону Сталина) встречи. Сумбур какой-то

— А ты не умничай особо, дорогой, и не пытайся найти то, чего нет, там, где этого нет; не ищи чёрную кошку в комнате без света. Одна минута, тридцать секунд. — нагло ответил «Ургант»

— Серёг, а давай… — Олег было начал вставать с кресла, как «Ургант», без доли иронии, посмотрел в его сторону и сказал:

— Не дёргайся, горе луковое, — Олега пригвоздило к креслу, — Вы теряете время, ребятишки. Одна минута. Ах, божечки, я же не сказал: если вы не успеете сделать свой выбор в срок, то испепелены будете оба, — улыбнувшись во весь рот, сгорая от счастья, сказал «Ваня».

Сталин, будучи «хозяином» кабинета в момент, когда из-за шторы появился сей странный персонаж, тихонько присел на своё кресло и не шевелился. Трубка его по-прежнему лежала в пепельнице и со стороны создавалось впечатление, что гроза «Врагов народа» боится пошевелиться, дабы не привлечь к себе внимание. В этот момент, наблюдая эту картину, Сергей явственно понял кто отдавал приказы об уничтожении советского народа; кто придумал советские лагеря; кому принадлежит сама идея народа — терпилы в лице советских граждан…однако физически ощущал он и то, что время, отведённое ему и его другу, истекает.

— Дела… -протянул Сергей.

— Угу, дела… -вторил ему Олег. Затем, секунда в секунду вписываясь в отведённый срок, оба друга в один голос громко сказали:

— Я готов умереть, пусть он идёт дальше.

В кабинете повисла гробовая тишина и все головы повернулись к его настоящему хозяину — «Ване Урганту».