Раб лампы

Глава 6 ВДОВА МЕЛЬНИКОВА

У Елены Мельниковой оказалось бледное и весьма высокомерное лицо, и по тому, как она косилась в зеркало, я сразу поняла: единственное, что интересует ее в этот момент — идет ли ей траур или не очень? Вот, собственно, и все. С подобными дамочками мне приходилось сталкиваться не раз, и они представляли собой примерно одну и ту же примитивную модель женщины — с большей или меньшей степенью цинизма, с большей или меньшей степенью самолюбования и эгоизма.

— Это ужасно, — сказала она, изгибая тонкие руки в изящном жесте, — это просто ужасно. Честно говоря, я не думала, что ссоры Анатолия с моей мамой, одна из этих ссор может привести к таким страшным последствиям. Честно говоря, — вдруг резко поменяла она тон, — я не понимаю, в связи с чем вы меня посетили? Наверное, я чего-то не знаю, но вы не представляете официальные власти? Тем более что я уже отвечала на вопросы следователя.

По тому, как это было сказано, я поняла: счастье, что меня вообще впустили в квартиру.

— Тут не в этом дело, — сказала я. — Елена, проблема в том, что это может оказаться еще не концом. Смерть вашего мужа может иметь продолжение…

Она искривила рот. Наверно, с таким же лицом критик Белинский читал бы произведения современной бульварно-детективной литературы (сам, кстати, не написав ничего путного). Елена произнесла:

— То есть как это: «смерть будет иметь продолжение»? Вы, наверно, не подумали над своей фразой… м-м-м… Евдокия.

— Меня зовут Евгения.

— Да, да. Я помню… нечто этакое… старообразное. Прошу меня извинить, но я просто высказала свою вольную ассоциацию касательно вашего имени.

Какой великосветский лед плавал в ее мелодичном, тягучем, высоком голосе, словно в бокале изысканного дорогого коктейля! Впрочем, я и виду не подала, что меня это задело.

В конце концов, это действительно мелочь.

— Елена, я действительно не так выразилась. Вы правы. И в том правы, что я неофициальное лицо. Я имею лицензию частного телохранителя и частного детектива, и, кстати, в свое время вы фигурировали в одном из моих контрактов. Конечно, будь жив ваш муж, я бы никогда не упомянула имени некоего господина Астахова, которому я спасла жизнь. Вы ведь были… близким человеком для Астахова, не так ли?

Она вздрогнула.

— Нет, Астахов вовсе ни при чем, более того, мне кажется, он давно уехал то ли в Америку, то ли в Израиль, женившись на еврейке. Просто я хочу сказать, что умею хранить конфиденциальную информацию. Когда я говорила, что история с гибелью вашего мужа не окончена, я имела в виду своего нового работодателя, господина Маркаряна. Партнера вашего мужа. Ему угрожает опасность.

— Кому? Гамлету? Маркаряну? — спросила Елена.

— Да, именно ему. Кажется, я вам прямо с порога сказала, что я от него. Так вот, он нанял меня охранять его и попутно распутывать это дело, потому что в нем есть ряд таких нюансов, которые Маркарян не хотел бы препоручать официальным органам.

— Да, я понимаю, — несколько умерив спесь, проговорила Елена.

— Отлично. Елена, а теперь я хотела бы услышать, что вы видели, когда выбежали на балкон? Ведь вы сделали это потому, что услышали по радио известие о смерти Алексея Бармина, еще одного компаньона и друга вашего мужа, не так ли?

— Да. Я же… — В ее глазах вспыхнул раздраженный огонек, наверное, она хотела сказать: «Я же уже говорила», но вспомнила, что подобными фразами она уже оперировала и ни к чему хорошему это не привело. — Да. Правильно. Так оно и было.

— Это было примерно в третьем часу ночи?

— Да… где-то так. Приблизительно в половине третьего. Я услышала сообщение о Бармине и выскочила на балкон, потому что у меня сразу же возникло очень нехорошее предчувствие. Я увидела, что машина Анатолия выехала из арки и направилась к проезжей части. С балкона моей мамы открывается прекрасный вид, и я наблюдала, как «Мерседес» моего мужа отъехал от дома примерно метров на двести, а потом вдруг развернулся и направился в обратную сторону. А с той стороны, куда ехала машина Анатолия до этого, вдруг выскочил из какого-то проулочка автомобиль…

— Какой? — перебила я.

— По-моему, «восьмерка» или «девятка». Но не поручусь, что это точно.

— А цвет?

— Не запомнила. Такая… неяркая машина. Серая или блекло-голубая. Хорошо еще, что хоть это я как-то разглядела, при нашем-то городском освещении! — вдруг рассердилась она.

— Я тоже думаю, что это хорошо. И что же?

— Машина моего мужа ехала назад, к арке, не очень быстро, а вот другая машина мчалась с довольно приличной скоростью. Но, быть может, я на нее и внимания-то не обратила бы и не успела бы заметить, что это за авто, или хотя бы примерно — какой марки, если бы не одно «но».

— И это?..

— Рядом с машиной на роликовой доске ехал человек! Мне даже показалось, что он едет отдельно от машины, сам по себе, если бы не скорость. Потом я увидела, что он слегка придерживается за стойку машины, а дверца ее чуть приоткрыта. Это авто почти догнало «Мерседес» Анатолия, начало поворачивать, и тут человек на роликовой доске оторвался от «девятки» и, проехав мимо «Мерседеса», открыл огонь из автомата. Стал стрелять, понимаете?

«Хорошо излагает, подробно, — подумала я, — и выражения такие точные, и описание, знаете ли, весьма наглядное. Хорошо держится эта Елена, ничего не скажешь! Говорит так, как будто сама принимала участие в „работе“ по устранению муженька, и хочет теперь себя скомпрометировать нарочно. Ну и дама…»

— Честно говоря, у меня ноги подкосились, когда я увидела, как у меня на глазах расстреливают моего собственного мужа, — продолжала она. — Я, безусловно, не выгляжу слабонервной и вообще стараюсь держать себя в руках, — она внимательно глянула на меня, — но тут я не выдержала.

— И куда делся потом тот человек на роликовой доске, вы, конечно, не видели?

— Нет. А куда он мог еще деться, Ирина… то есть — Евгения? Куда он мог деться? Сел себе в машину, в ту же, на которой приехал, и преспокойно убрался! Вот, собственно, и все.

— Скажите, Елена, — произнесла я, — а вы никогда не занимались спортом?

— А что, заметно? — вопросом на вопрос ответила она.

— Что вы держите себя в форме — да.

— Занималась. В детстве — синхронным плаванием, а теперь виндсерфингом иногда, когда удается выбраться на море, а лучше всего, конечно, — на океан. Только на океан редко когда получается.

— Виндсерфингом занимаетесь? Отлично. Тогда, наверно, вы можете себе представить, какой координацией движений нужно обладать, чтобы оторваться на роликовой доске от автомобиля, на огромной скорости вынуть автомат и расстрелять в упор движущуюся мишень, — проговорила я.

— Вы имеете в виду, что убийца должен обладать профессиональной сноровкой, ведь любое недоразумение могло перечеркнуть всю операцию, — четко проговорила Елена, — и подставить всех своих подельников, не так ли?

— Вы абсолютно точно выразились.

В этот момент в комнату вошла чопорная сухопарая женщина, на длинном носу которой сидели дорогие очки. Она окинула меня взглядом, каким, верно, знатный вельможа осматривает ползающего у его ног нищего.

— Вы говорите о моем зяте, не так ли? — осведомилась она, присаживаясь в кресло и надменно откидывая назад голову. — Честно говоря, ничего успокоительного о нем я сообщить вам не могу. («Да тебя, собственно, и никто не спрашивает, старая мымра, — подумала я. — Принесла же тебя нелегкая…») Анатолий вел такой образ жизни, который максимально способствовал тому, что недавно случилось. Конечно, я сожалею. Ведь он оставил мою дочь… м-м-м… если не без средств к существованию, то, по крайней мере, без того внимания, которого достойна каждая настоящая женщина. Впрочем, чего еще можно ожидать от такого невежественного и грубого человека?

Честно говоря, у меня даже не сразу уложилось в мозгах, что все эти в корне «лестные» вещи сказаны о покойном Анатолии Мельникове. Безусловно, Мельников не являлся идеалом человека и бизнесмена, однако же говорить о нем ТАКОЕ, когда прошла всего лишь одна неделя со дня его похорон, — это надо уметь!

Нина Владимировна, как это свойственно всем недалеким людям, считающим себя мудрецами и «последней инстанцией», даже не почувствовала того ощутимого недоумения, которое источала вся моя персона. Она продолжала вещать дидактическим тоном:

— Наверное, я не совсем права в том, что осуждаю его уже после его смерти, но, право, я высказывала все это еще тогда, когда он был жив, но, однако же, он не прислушивался к моим словам. Что, как видим, сослужило ему дурную службу. Он плохо кончил! Впрочем, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что у него имелась масса врагов.

Я поняла, что все это можно было бы слушать бесконечно. Потому и прервала Нину Владимировну:

— Простите, вы могли бы назвать конкретные имена?

Она выставила вперед нижнюю губу и сморщилась. Наверно, так бы поступил изысканный гурман, которому предложили бы угоститься картофельной шелухой.

— Я никого не знаю, — сказала она. — Конечно же, я никого не знаю! Я вообще в контексте знакомств Анатолия не…

— Спасибо, — мягко вмешалась я, — благодарю вас.

Нина Владимировна, видно, обиделась на то, как с ней обращаются. Она встала и гордо вышла из комнаты. Ее дочь холодно посмотрела на меня и свысока произнесла:

— У вас есть еще вопросы? Дело в том, что я хотела принять ванну. У меня мало времени и много планов. Так что, если вам не сложно…

— Нет, не сложно, — быстро отозвалась я. — Спасибо, Елена. Вы мне очень помогли.

— Надеюсь, — сказала она, провожая меня в прихожую, — всего хорошего.

От посещения квартиры Нины Владимировны, близ которой убили Мельникова, и бесед с хозяйкой и ее дочерью у меня остались довольно-таки смутные, неоднозначные и весьма неприятные впечатления. Все-таки из беседы с близким человеком, на глазах которого был убит Мельников, я рассчитывала вынести нечто большее. А с другой стороны — на что я рассчитывала? Достаточно и того, что она вообще видела эту машину, этого роллера и то, КАК был убит Анатолий Мельников.

Да и хозяин квартиры, в которой живет этот загадочный парень с лампой… его поведение и его «показания» с чужих слов тоже не внесли ясности. Разве что гораздо больше тумана нагнали.

А ведь двадцать второе число, на которое была назначена смерть Маркаряна, — уже завтра!