Глава 22


Иду к себе крайне задумчивая, мести от пшеничной не опасаюсь. Ведьминское чутье молчит, защищусь в случае чего, в академии и не с такими выскочками сталкивалась. Основной вопрос сейчас в другом – что за проклятие, и способы его разрешения.

Причем в одном из них присутствую я. Или даже в обоих. А, может, есть и третий путь избавления от проклятия, я не знаю. И какова у меня роль в том, что задумал серебряный?

Не будет ли слишком больно потом, ведь когда мы с ним взаимодействуем, мое чутье молчит. Не чувствует подставы, не кричит, что он опасен и обманывает на каждом шагу. Интуиции просто хорошо и спокойно, как и мне.

И это–то печальнее всего. Эх.

Если бы я могла хотя бы поговорить с кем–нибудь о сложившейся ситуации, или в книге найти нечто подобное и понять, что происходит вокруг. Но я словно слепой котенок, которого тычут носом по темным углам, не давая самому разобраться, куда ему идти, и где молоко, а где отрава.

Не замечаю, как ноги приводят меня к покоям сестры дракона. Замираю на миг в удивлении, что я тут делаю, а потом решаю, что это знак, и захожу внутрь. Здесь все ровно в том состоянии, каком и было. Чисто, аккуратно, тихо. И лишь одна фигура, все также застывшая у окна.

– На тебя снова налипла пыль, почему–то она тебя любит больше, чем остальные поверхности в комнате, – подхожу к девушке и начинаю ее методично очищать. – Хотя, наверное, в этом я виновата. Ведь я совершаю набеги на твой шкаф и прикроватный столик. Прости, я не знаю, не против ли ты. Возможно, твой брат ошибается, возможно, внутри ты нас ненавидишь, меня особенно, ведь я вторгаюсь в твое личное пространство и беру без спроса вещи. Разрешение Адама не в счет. Но иногда хочется и такой, как мне, почувствовать себя красивой, стать кем–то хотя бы отдаленно похожим на кого–то вроде тебя, – криво усмехаюсь. – Все, ты снова безупречна.

Поднимаю глаза на лицо девушки, и тут происходит нечто странное. Ее ресницы едва заметно трепещут.

– Ого, ты двигаешься, – восклицаю. – То есть, конечно, не ты, твои глаза пытаются прийти в движение, но все же. Наверное, я должна позвать Адама.

Делаю шаг в сторону двери, не сводя глаз с сестры дракона, и на этот раз мне чудится едва заметное движение головой, как если бы она хотела сказать «нет».

– Ты снова это сделала, или я схожу с ума? – возвращаюсь к статуе и бесцеремонно застываю у ее лица. – Потому что мне показалось, что ты против.

Попытка опустить ресницы. Как будто, как будто…

– Это значит «да»? Ресницы – согласие, голова – отрицание?

Движение глазами.

– Здорово, – произношу искренне. – Адам тоже с тобой так общается? А то он говорил лишь про ощущение общности между вами двумя.

Голова.

– Не общаетесь, или ты впервые так сделала, – медленно произношу.

На второе предположение приходит реакция.

– Слушай, это совсем неплохо, я считаю, значит, мы с твоим братом движемся в правильном направлении, значит, отбор не зря проходит, – произношу задумчиво. – Я буду искренне рада, когда ты снова сможешь двигаться. Никому бы не пожелала подобной участи, надо было дочке той ведьмы поджечь не только волосы, но и платье.

В комнате раздается перезвон колокольчиков.

– Тоже твоих рук дело, да? – проницательно говорю. – Рада, что развеселила. У вас с братом похожий смех.

Теперь мне кажется, что уголки рта статуи совсем чуть–чуть приподнимаются в улыбке.

– Ладно, пойду я, у меня ж там новое испытание. Но мне понравилось с тобой болтать, зайду позже, может, еще кого подожгу, обязательно расскажу тебе. И тогда ты, глядишь, не заколдуешь меня из–за использования твоих платьев, когда сможешь двигаться.

Киваю девушке, фиксируя на ее лице благодушное выражение лица, и выхожу из комнаты. Это было максимально странно даже для ведьмы со стажем болтать со статуей, но мне заметно полегчало. Хороший она все–таки человек.

Подхожу к своим покоям, а здесь новый сюрприз. Омлет, который мы приготовили вдвоем с Адамом, а рядом записка: «Моей самой горячей».

Хмыкаю и начинаю есть безо всякой задней мысли, до того запах аппетитный.

Загрузка...