Рабы свободы

Пункт двенадцатый вновь МИР: ЖИВОЙ ЗВЕЗДОЛЕТ ЧУЖИХ (дата: двадцать пятое двенадцатого тысяча сто тридцать восьмого)

Ваш друг сообщил, сколько ещё лететь? – слабым голоском спросила Эллен.

Нет. Он сказал лишь, что с кораблём случилось что-то. Какой-то сбой системы ориентации в пространстве и внепро-странстве. По этой причине мы сейчас гораздо дальше от пункта назначения, чем рассчитывали. Но Лоуренс говорит, не надо волноваться, всё будет хорошо. Когда-нибудь…

Эллен едва заметно, краешком губ, улыбнулась. Что-то мелькнуло в памяти, что-то знакомое напомнил ей Ошима-сан этими фразами… Нет, не вспомнила. С памятью что-то тревожное… Она вообще заметила, что в последнее время стала тратить массу времени на попытки припомнить то или это, зачастую безрезультатные. Вспоминать, ловить ускользающие мысли становилось всё труднее. Определённо – сказывалось долговременное пребывание в одном теле, но главное – угнетала рассудок потеря связи с семьёй. Тело-то помаленьку акклиматизировалось, попривыкло к коррекциям психотипа, но начались проблемы с разумом. С памятью, запертой в клетку, без выхода свободного, ПЛОХО стало… «клаустрофобия» отшибает память эффективнее бейсбольной биты. Безрадостная перспектива, коротко говоря.

И уж тем паче тоскливо на душе после той ВСПЫШКИ, когда связь ненадолго восстановилась и в разум Эллен, уже принявшей синюю пилюлю, вдруг хлынул родной, привычный с момента слияния, НЕОБЪЯТНЫЙ океан единой памяти, имеющий весьма мало общего с темницей индивидуальности… Препона рухнула, и на отправленный в автономное плавание сегмент хлынула информация. Лавина «новостей из дому» моментально затопила естество «блудной дочери»…

Эллен болезненно поморщилась. Долгожданный прорыв, который должен был наполнить её силами выше головы, наоборот, чуть ли не остатков их лишил. Волна снесла и придавила, вместо того чтобы взметнуть…

Тело она поудобнее пристроила в кресло, и теперь сидела, забравшись с ногами и укрывшись пледом. Его откуда-то притащил заботливый, милый Макс. Что бы она без него делала… Если забыть (что-то ей подозрительно сильно стало нравиться это постыдное занятие – забывание…), что в этом тельце сокрыт ТЫ, многообещающе-могучая новоприобретённая сущность, и воспринимать внешнюю оболочку, то ведь – обычный эгоцентрист. Ограниченный разумишко, органически не способный думать НЕ ТОЛЬКО О СЕБЕ любимом… А вот, поди ж ты. Печётся о ней, волнуется неподдельно, обдавая горячими энерговолнами искреннего соучастия…

И благодаря ему невольно становится ЛЕГЧЕ переносить… одиночество? Совсем больная сделалась, с «элленлиттлсоно-вой» индивидуальностью возвращаются и все присущие ЖЕНЩИНЕ комплексы, страхи и… радости???

Она скорчилась, калачиком скрутилась под коричневым, в абстрактных разводах бежевого, натурально-шерстяным покрывалом, но всё равно – знобило. Телу напрямик передавался озноб, трясущий разум. Телу от разума не подеваться никуда, это разум может быть освобождён, бренная же плоть имеет гораздо меньше степеней свободы… Точнее, представление о свободе имеет весьма смутное.

Да уж, последние события по ней (совокупно телу, душе и разуму) прошлись основательнее других. Для Джосфа и равновеликого Такеши Ошима, судя по их достаточно бодрому состоянию, испытания сродни тренировке на выживаемость. Макс тоже держится бравым молодцом, куда и подевалось «кислое» состояние духа. Он явно всерьёз относится к высказыванию: ВСЁ, ЧТО НЕ УБИВАЕТ, ДЕЛАЕТ ТЕБЯ СИЛЬНЕЕ. Типично индивидуалистский оптимизм, основанный на святой вере, что страшнее смерти горя нет и дальше могилы судьба не зашлёт.

Но что-то рациональное в этом девизе всё же есть…

Надо прислушаться к советам «эго», раз уж довелось попасть в его тюрьму. В чужой тюрьме со своим уставом не выжить.

Свершилось страшнейшее.

Мы отринуло её Я, сочло скрытой нитью. Теперь ждало только возвращения контакта, чтобы растереть и выдавить из себя… отправляясь в запределье, разве могла она представить, что такое возможно?! Что самая ужасная доля уготована ей вовсе не за пределами…

Это тело не умерщвлено лишь потому, что физически в запределье пребывает, а сюда щупальца Я-МЫ не протянуты, у семьи длинные нити, но пока ещё не настолько, чтобы протянуться во все пункты Вселенной… Здесь, на корабле чужаков, только один разум, связанный с Мы, но опосредованно, ведь он – ТЫ, сам по себе, и создать с ним локальное единение не удастся. Как жаль. Сотворить бы этакое МЫ из двух сегментов – пусть крохотная, но сем…

«Разве что… Супружескую пару создать», – горько сы-ронизировала Эллен. А что, почему бы и нет? Мужчина видный, обаятельный по-мужски, не зануда, не скупец, хорошо образован и отлично воспитан… в постели великолепен и небанален, опять же. И главное – ПРОВЕРЕННЫЙ. В секту не ускачет, от жены, от детей… По нынешним временам – не сыскать лучшего «приданого», нежели уверенность в этом.

Эллен ощутила, как улыбка трансформируется из ироничной в грустную. Милый Макс и не подозревает пока, какая силища в нём летаргически спит, до срока законсервированная, укрощённая совокупными усилиями её Я и всеобщего МЫ в тот исторический момент, когда выяснилось, что Ты не относится ни к одному из известных ранее подвидов разумных сущностей…

Невольная аналогия напрашивается, что НОВЫЙ ИНДИВИД и НОВАЯ БАНДА, вступившая ТРЕТЬЕЙ СИЛОЙ в поиск ОРУЖИЯ – явления сходного происхождения… хотя и разнятся меж собой, как разум индивидуальный обычного, не-склоненного человека и разум коллективный слившейся Семьи.

«Почему, почему? За что меня отрезали от пуповины? – совсем уже тоскливо, обречённо подумала Эллен. – За борт выбросили, хорошо хоть память жива…»

Или плохо?

Может, лучше покончить с мучениями разума, уничтожив тело-носитель? Здесь, вне сети, памяти некуда будет слить себя, чтобы продолжить бесконечную жизнь, чтобы бессрочно пользоваться обещанным в процессе склонения подарком МЫ её Я – нетленностью…

Она склонилась, когда её биологической ипостаси (где же сейчас то, «собственное» тело? Давно в прах превратилось наверняка…), её животной составляющей не исполнилось и двадцати лет от роду… Девушку звали… «ах да, Валентиной меня в позапрошлой жизни звали, надо же, помню… Много всего важного позабыто за ненадобностью, а такая ерунда помнится… сколько же лет реального календаря минуло?»

Ещё ей помнилось, что тогда, восемнадцать (вот сколько миновало…) лет назад, что-то или кто-то активно помешал ей слиться без проблем, в одно касание. Пришлось преодолевать фазу склонения, постепенно наставившую разум на правильный Путь. Что же её тогда тянуло назад?.. или это был кто-то, индив какой-то?..

Но в конечном итоге она слилась. Вся накопленная семьёй ДО её присоединения память – переполнила её, а она разлетелась по космосу воспоминаний всех, кто приобщился ДО… Внутренняя вселенная пропиталась внешней, и стали они неразделимы, стали они едины, стали они целостны и воистину БЛИЗКИ…

В бесконечном итоге – сегменты семьи вдруг взяли и отреклись от неё. Её пытались ликвидировать те, ради кого и для кого она отдала всю себя и в чьё благо жила все эти годы.

Как жить теперь, скажи, Вселенная? Оборвать УЗЫ сродни утрате всех органов чувств, конечностей и гениталий единым махом. Это же ничуть не похоже на то, что испытывает индив, случайно обронивший сетевой терминал. Человек, лишённый «мобилки», какое-то время слеп, нем и глух, но у него остаётся шанс на исцеление, на новое подключение. Он ДЫШИТ надеждой. Не чувствовать постоянный ЗОВ Мы, не отвечать Мы – не просто хуже. Совсем худо. Как телу – воздуха лишиться.

Жить НЕ ДЫША – первые несколько минут удаётся (хотя какая это жизнь?!).

А ДАЛЬШЕ ЧТО???

Пока что осталось одно: пытаться научиться дышать образовавшимся вакуумом…

«А может, сероводородом дышится легче? Всё ж НЕ пустота. Пустота – синоним одиночества…»

Ясно, – сказал Макс. – Короче, делишки наши сказочные. Чем дальше, тем страшнее. Но счастливый конец не светит… Ни одна сволочь в мироздании не скажет, сколько времени осталось до окончания катализации.

Сколько времени, сколько времени… – ворчливо отозвался Джосф. – Мало ли… Когда драпаешь, его всегда слишком мало.

Они всё валились и валились сквозь пустоту, незнамо куда, и в любой момент у кого-нибудь – В ТРЕТИЙ раз могла уплыть реальность. Эли и он, Макс, уже синие использовали. Ошима-сан, кажется, белую давно отправил в себя. Только Джо на серой до сих пор держится, везёт же некоторым «лаки», заразой лузерской не отягощённым… Хотя лимит везения не бывает бесконечным, и стоит его исчерпать – беды начнут прибывать пачками. Они же не ходят соло, толпами предпочитают наваливаться.

«По себе знаю».

Иллюминаторов и внешних экранов пассажирам на этом корабле не полагается, но и без них помнится прекрасно, что пустота вокруг, для выживания категорически не пригодная… Впрочем, космос пустым лишь мерещится. На самом деле чего здесь только нету, начиная со звёзд и планет и заканчивая… Нет, пожалуй, этот список ещё рановато заканчивать. Слишком ещё мало мы знаем о Вселенной. О вселенной обитаемой – и то почти ничего не известно. По большому счёту.

Эли с ногами забралась в кресло, Джо и Ошима-сан прямо на полу расселись, а Макс стоял у двери, прислонившись лопатками к обитой упругим материалом стене каюты.

«Рекогносцировка. Кажется, это так называется. Озадачил я их, по полной программе загрузил народ. Полагают, значит, что "уход в себя" состояние обоюдоострое, как закроешься, так и сам ослепнешь, оглохнешь, нос заложит… Ну пускай так и думают, наивные, тем лучше. А на понт им меня больше не взя…»

Он вздрогнул. «Что за чушь в башку лезет? Уход какой-то, обоюдоострый… ну и сочетаньице, графомана достойное. Хотя, с другой стороны, вырванное из контекста, любое словосочетание может показаться бредом». … ределиться с собственным статусом. – Макс переключился, прислушался к разговору Японца и слуги. – А чего тут определяться. Хреновый у нас статус.

Всё же…

А все же ещё хреновей. Для ПРЕС-Са мы наверняка Секта, для Секты – грязные твари прессеры, для ваших тутошних друзей – сбежавшие террористы. А для друзей в кавычках, что нас подставили, лютые конкуренты, подлежащие устранению… Для кого-нибудь, о ком мы даже не знаем, – вообще копы, что тоже хреново и оскорбительно. Как ни крути…

Как ни крути, есть только один способ остаться в нашем мире за кадром, – вставила Эли. Она очнулась от скорбных дум, в глазах блеснула искорка БЫЛОГО света, и присоединение к разговору можно было счесть симптомом выздоровления.

Это какой же? Полезно послушать. – Такеши Ошиму, профессионала, всерьёз интересовала тема.

Для этого нужно иметь своих людей во всех властных структурах, легитимных, нелегальных, одиозных – ВСЕХ. Проникнуть повсюду.

Хочешь сказать, что наши конкуренты… э-э, новая тоталитарная «секта»? Протянувшая щупальца в…

Я сказала, что хотела. Но, в отличие от Я-Мы, последовательно придерживавшейся эволюционной стратегии, эта сущность исполнена революционной агрессии. Тактика – проекция стратегической доктрины, а тактика у «новичков» – отнюдь не миролюбивая. Коль уж все пригодные для жизни ареалы заняты предшественниками, либо индивами, либо коллективами – придётся их отнимать.

Хочешь жить – твори революцию. Так, что ли? – произнёс Макс.

Примерно. Если мы доберёмся до источника мифа первыми…

Ага, и я попрошу, например, счастья для всех, даром, а он возьмёт да и подсунет мне певичку одну… Представляю, в каком обиженном состоянии придётся от источника отваливать.

Это что за персонаж? Почему не знаю? – блеснула взглядом Эли.

Грешки полового созревания. Было дело, однажды в пубертатном возрасте увидал в музыкальном сериале. Год напролёт забыть не мог, грезил и рукоблудил. Повзрослел, навёл справки, хотел найти, оказалось, бабушке уже лет сто, и артистическая карьера осталась в далёком прошлом.

К тому времени, когда сможешь воспользоваться шансом загадать желание, ты будешь мечтать только об одной женщине.

Не нравится мне этот способ суживания спектра желаний.

А кому он нравится? Но такова жизнь… Мы, женщины, собственницы.

Извиняюсь, госпожа, – встрял Джо. – Что влезаю в милые семейные разборки, но слуге иногда полагается отвлекать внимание от щекотливых тем… Я хотел мыслью поделиться. У меня сильное подозрение, что в бурные события нас втравило нечто… неотвратимое. Сродни законам природы или судьбе, если предположить, что она по чётко прописанному сценарию действует. Оно нас выбрало практически помимо нашей воли, и теперь нам ничего не остаётся, как воплощать наше предназначение в жизнь.

Где бы мы ни были, кому бы ни служили, всегда пребываем в тылу врага, – сказал Ошима-сан. – Девиз моего рода. От корней я оторвался, но знаю, что уходили они в легенду о древнеземных ниндзя. Молодые люди, происки конкурентов нужно давить в зародыше. Как бы то ни было, предназначено ли судьбой отыскать нужное место и время нам, либо нас ждёт поражение, но… – Японец запнулся, тщательно взвешивая слова, и очень напомнил в этом миг себя же, но лаконичного; того облечённого властью индивидуума, с которым Макс познакомился в лесу. – Лично я своё предназначение осознаю в том, чтобы не допустить к этому Оружию ни Яму, ни ПРЕС-С, ни кого-либо ещё. Судьбе было угодно привести вас ко мне, за собой вы притащили хвост, который энергично взялся за меня… Знаки толковать можно по разному, но я истолковал их в пользу вывода: этой четвёрке вместе БЫТЬ.

Нам четверым по силам остановить конкурентов? – скептически спросил Макс.

– А почему вы сказали «отыскать время»? – спросил Джосф. – Вряд ли это оговорка…

– В месте или вместе? – уточнила Эли.

Ответил Ошима-сан только на первый вопрос. Прежний Японец, немногословный и таинственный босс мафии, возвращался прямо на глазах.

В наших силах попытаться. Для начала необходимо обсудить ситуацию с моим другом. Мы летим к нему.

У вас на все случаи жизни найдётся свой человек.

Без этого нельзя. Людей без связей убивают, а я ещё жить хочу.

Ваш друг, капитан этого корабля, прикинул время полёта? – Тема времени сегодня определённо муссировалась Джосфом.

Часа три. Советую поспать. Потом будет не до сна.

Когда действие невыгодно, собирай информацию, если информация становится неинтересной, спи, – процитировал Эмберг-младший какой-то старый сериал, просмотренный в прошлой жизни (когда он был миллионером-сыном своего папы-мультимиллионера). Высказывание запомнилось, и он его неоднократно использовал, таким образом сообщая посреди ночи очередной любовнице, что секса больше не хочет, «а поговорить» с ней не намерен.

Японец вышел первым, за ним Джосф. Эллен и Макс От-то покинули кают-компанию последними.

Минут пять спустя, поплутав по коридорам, изгибающимся под немыслимыми углами, они очутились в каюте Эллен. Членов экипажа по пути не встретили. Устойчивое ощущение, что в этом странном корабле, кроме капитана, вообще никого из команды нет, окрепло окончательно. Правда, Эллен вроде бы видела ещё одного человека, но не могла поручиться, что это был не капитан.

Зарастив за собой мембрану люка, они оказались наедине. ВМЕСТЕ. Впервые за последние суматошные дни и ночи…

Макс Эмберг подумал в эту минуту, что стоило, стоило, чёрт возьми, ввязываться в этот мифический поиск! Хотя бы для того, чтобы встретить Её, женщину с глазами цвета новорождённой Вселенной.

Эллен подумала в эту минуту, что стоило искать этот миф хотя бы затем, чтобы не проскочить мимо Тебя. Чтобы ВСТРЕТИТЬСЯ.

Он присел на пол у Её ног и посмотрел Ей в глаза. Новорожденная Бесконечность была уставшей и грустной от рождения, под Её глазами появились заметные «мешки». У Него заныло сердце при виде этих признаков врождённой болезни. Захотелось Ей что-то сказать, поддержать, утешить, но говорить не было смысла. Они понимали друг дружку без слов.

Он даже подумать не мог о том, чтобы закрыться от Неё хоть на мгновенье. Или отвернуться хоть на миг. Ненаглядная… Он положил голову Ей на колени и ощутил себя большой доброй собакой, из тех, что выкапывают из снега в горах или спасают утопающих в море.

Её рука нежно коснулась Его головы, пальчики, доверчиво НЕ затянутые перчаткой, принялись гладить светлые мужские волосы. Это успокаивало, и Он как можно тщательнее настроился на Неё, чтобы поделиться чудесным, расслабляющим отдохновением, которого у Них не случалось вот уже целую Вечность. Он забирал Её усталость и одиночество, и растворял их в волнах покоя и тишины, покоя и тишины…

Постепенно Её ласковые движения становились всё более страстными. Желание усиливалось стремительно, оно взметнулось стартующим звёздным кораблём…

И Он и Она в этот миг откровения впервые удивились, как можно было жить все эти годы порознь, обходиться друг без друга???

Его разбудил вызов. Эли лежала рядышком, тесно прижавшись к Максу и обняв его. Совершенно ОБНАЖЁННЫЕ тела сплелись в одно…

Что? Что случилось?.. – сонно шептала Эли, когда Макс принялся её будить.

Подлетаем, милая… скоро уже. Надеюсь, скоро наши треволнения окончатся… Начнутся новые.

Ми-лый… – сладко потянулась Эли. – Как хорошо-о было…

Будет ещё лучше… когда-нибудь, – ответил Макс. – Вставай, труба зовёт.

Поцелуй меня и я вста…

Нельзя, одним поцелуем не ограничится, а…

Встаю, встаю. «А поутру они проснулись»… Мрачная неизбежность.

Жизнь вообще неизбежность малорадостная. Радость просверкивает и исчезает, а между просверками сплошная будничная темнотища.

Эли он одевал САМ, уж очень медленной и расслабленной была она. Когда натягивал обувь, не удержался, поцеловал пальчики ножки… но осадил себя – нельзя! Себя одел почти мгновенно. Сна ни в одном глазу. Организм работает «как швейцарские часы» (что бы эта странная, загадочная идиома ни означала).

Однако перед тем, как навсегда покинуть каюту, которой суждено будет запечатлеться в памяти вместилищем первого по-настоящему брачного ложа – они всё же поцеловались.

Единственный раз, но зато КАК!!! … В носовой рубке, куда пришлось долго пробираться извилистыми округлыми (как и всё здесь, на корабле чужих) коридорами, ждал капитан, естественно. Больше никого из чужих здесь не было, но зато появилось наконец-то ОКНО. Неправильный овал огромного экрана проецировал забортный космос обитателям космосов «внутрибортных» (во всех смыслах).

«Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к этому зрелищу, не смогу спокойно смотреть в неприкрытый паранджой атмосферы лик Вселенной, что таращится вечно открытыми глазами звёзд», – подумал Макс. Человеку, с детства привыкшему перешагивать через парсеки в один миг, натуральный полёт сквозь вакуум, долгий и нудный, – вряд ли не покажется чем-то восхитительным и романтичным…

Ошима-сан, проведя их в ходовую, указал место у стены, где им надлежало расположиться, и сделал шаг к капитанскому креслу. Единственному в рубке управления, полусферическом зале, пол и потолок которого сводами сходились к «окну». Из-за этого зал напоминал внутренность глаза…

Ошима-сан, – вдруг спросил Японца Джосф, – всё забываю спросить… Экспроприированное у копов «Пурпур-нейшее Солнце» на борту ведь, почему бы нам в него не перебраться заблаговременно? Атмосфера ведь в яхте – привычная, нормальная…

Потому что она НА борту в буквальном смысле. На обшивку снаружи приторочена. Прямого прохода нет. Вакуум.

Но, насколько я понимаю, нам и космическая пустота нипочё…

Ты желаешь ещё раз в отключку впасть? – ответил вместо Японца Макс, сообразивший быстрее. – При этом имея в запасе меньше трёх доз времени?

Ну, у меня их две ещё…

А у нас с Эли – ни одной.

А у меня только одна синяя, – напомнил Японец.

Тем более на вашем месте я поторопился бы сменить среду. Из обморока лучше в родной выхо…

Господа, прежде чем ваша дискус-с-с-с-сия, – последнее слово у Такеши Ошимы действительно получилось змеино-шипящим, – зайдёт в тупик, позвольте вам сообщить, что по канонам этики любезно принявшего нас на борт хозяина корабля, которого я ПОПРОСИЛ доставить нас в необходимую точку, наш досрочный уход будет сочтён смертельным оскорблением. С-с-с-с-сориться с ним в нашем состоянии крайне нецелесообразно… Неужели вы думаете, что я давно бы не занял яхту, если бы это было МОЖНО сделать?

Вы правы, – сказала Эли. – Джо не сообразил. Прошу его извинить.

Прошу извинения, госпожа. Я действительно не подумал. Но волнение меня обуяло исключительно по причине беспокойства за вас, ведь…

Не подлизывайся, у тебя и без того чуть ли не самое весомое жалованье во Вселенной, – улыбнулась слуге хозяйка.

Кто б мне такое платил, – мечтательно проговорил Макс. – А то на комиссионные и не разгонишься…

Да, кстати, – сказала Эли. – У тебя там в неразлучной сумочке… ревновать впору… ещё осталось немного кофе?

Сейчас гляну, – сказал Макс, и открыл сумку, чтобы инвентаризировать её содержи…

В глазах померк свет, будто кто-то вырубил подачу электроэнергии, и мироздание погрузилось обратно во тьму, из которой возникло.

НИ ЗГИ не было видно, зато слышно – обалдеть как отчётливо. Тьма абсолютно ослепила глаза. Грохот, хлюпанье и чваканье мгновенно залепили уши вязким тестом. Но хуже внезапного оглушения было то, что и НЮХАЛОСЬ с необычайной остротой. Серная вонь раздирала ноздри и мозги безжалостными когтями. Осязание тоже не изменило, и сплошная ЛИПКОСТЬ осклизлая, обволакивающая со всех сторон тело, – мгновенно вызвала ощущение, что кожу облепили тысячи слизняков и гусениц, а как следствие – бурный рвотный рефлекс…

Но героический организм сумел совладать даже с базовыми природными реакциями, а в следующее мгновение – даже испытать удивление по поводу того, что ещё жив. «Удивляюсь – значит живу, – ухитрился констатировать Макс. – Вот она какая, значит, ИСТИННАЯ картина мира…»

Да. Реальность «поплыла» в третий раз, восприятие его организма вернулось в нормальный человеческий режим.

«Ни в жисть не подумал бы, что сумею акклиматизироваться в аду, – продолжал удивляться он. – Ну и живучая ж я тварь!»

Да. Тем не менее организм не погиб во враждебном окружении, а психика выдержала обратную трансморфизацию. Зрение ещё не перестроилось, но кожа, уши и прочие органы чувств вполне справлялись со сканированием несвойственной человеческой природе информационной среды.

«Сегодня ведь Рождество, – вспомнилось Максу. – Вот спасибо за подарок под ёлочку… ПАПА».

Святой Николай, по календарю – покровитель и тёзка его отца, выбрал для сыночка из мешка лучший дар из всех возможных. ЖИЗНЬ.

«Может, хорошо, что я ослеп, может, мне и не стоит реальность зрить как она есть, – подумал Макс, – не то ужас-ность увиденного предел выносливости психики превысит…»

Не-а. Такого подарка добрый, но справедливый Санта ему не сделал. За новое рождение, за спасение от адской серы – следовало расплачиваться.

Макс всё-таки прозрел и УВИДЕЛ ВСЁ КАК ОНО ЕСТЬ…

Свет вернулся постепенно, нарастая, как будто энергия подавалась обратно через реостат…

«Ох, ё-моё!.. – натурально ох… ренел Макс. – Ни фига се поворотец сюжета! Лучше бы мои глазыньки всего этого и не видали…»

Для утраты душевного равновесия достаточно было обозреть обитателей «близлежащих объёмов». В сочащихся слизью складках ПЛОТИ корабля ворочались четверо натуральных не то варанов, не то аллигаторов. Жаркие болота Уоха породили биовид разумных динозавров, и если уоханцы становились на дыбы, то делались ужасно похожими на одного из мифических героев цикла древнеземных легенд, повествующих о двенадцати подвигах лабораторных мутантов Чебби и Генн, сбежавших из научно-исследовательского центра «Омела». Того самого, прославленного в веках, где уродились на белый свет многие монстрические биоконструкции, сеявшие смерть на полях сражений первой межпланетной войны.

Правда, уоханцы нечасто прикидывались прямоходящими. В основном они ползали на пузе, то бишь пресмыкались, как оно и положено близким родичам земноводных, либо топали полуприподнявшись, заметно прогнув спины и волоча хвосты.

Макс в экстренном порядке, чрезвычайно срочно, пока никто не обратил внимания на его подозрительно неумерший вид, воспользовался «внешним» проектором (ох и вовремя к сумке склонился!), чтобы нацепить хотя бы фальш-личину уоханца. «Матрёшка» его личности-персоны увеличилась ещё на один «слой». В вонючих складках появился пятый кроко-дилоид – образцов для подражания навалом, воображение даже на йоту не напряглось при программировании настроек.

Не хотелось шокировать Эли, Ошиму и Джосфа своим НЕЛЮДСКИМ гуманоидным обликом бесхвостого высшего примата.

Достаточно и того, что он сам В ШОКЕ, В УЖАСЕ. Вернуться в человечий облик, но не сдохнуть, а продолжать существовать в сероводородном аду… это надо было умудриться!

Ох, только бы Эли ВОВРЕМЯ успела переместиться в родную кислородную среду. Вряд ли её изящного сложения организму повезёт так же, как его сумасшедшему, фантастически живучему…

Кофе нет, – сообщил он. – И, боюсь, не будет, пока не вернёмся домой.

Уже скоро, – сказал Такеши Ошима, трансморфизи-рованный монстр, раскоряченный под боком у монстра аутентичного – капитана Лоуренса (Лораваприткудеронар'а). – Смотрите…

Ззмей повернул голову, повинуясь команде погонщика, и на «экране» показался «искусственный космический объект».

Выдерживать передвижения (законы инерции никто не отменял!) и внутренние шумы космической змеюки БЕЗ «фильтрующего базар» реальности воздействия «пилюлек» было очень сложно, но Максу – по силам. Он начал подозревать, что ему по силам много чего такого, о чём раньше – разве что из фантастических сериалов узнавалось.

«Во как суровые испытания в гуще жизни закаляют писателя!», – удивился он.

Но кофейку всё равно хотелось, чисто по-человечески.

… Среди звёзд, радикально поменявших своё местоположение, горела наиболее ЯРКАЯ.

Потому что до этой «звезды» было рукой подать в прямом смысле.

Считанные тысячи километров отделяли «Плюющего на…» от космического артефакта, летящего сквозь Вселенную на «тихом ходу».

Дрейфующее в вакууме «колесо» древней автономной космобазы, до сих пор не утилизированной, смотрелось колоритно и ностальгично, вызывая невольную ассоциацию с легендарной эпохой ПОЛЁТНОГО исследования космоса. Сколько героев-первопроходцев погибло в пучинах бесконечности, расширяя сеть мультипортов, сколько кораблей сгинуло бесследно… считал ли кто-нибудь?

Человечество не любит подсчитывать поражения. Победы предпочитает помнить, а плохое традиционно засовывается в подвалы подсознания, где и накапливается свалка нежеланного знания…

Подлинный монстр эпохи фронтального освоения космоса напоминал о том, что история жизни (и болезней) разума – это история войн. Завоевание и отстаивание свободы.

Бронированный «бублик» лишился «ступицы» и «спиц», но по-прежнему выглядел грозно. Рассчитанный не на одно десятилетие полностью автономного существования, вооружённый «от и до», он был в своё время настоящей крепостью, спасшей (и погубившей) не одну сотню тысяч человеческих (земных и чужих) жизней.

В «не своё» время, с появлением сети мультипроходов, с наступлением эпохи локальных освоений, ознаменованной относительно мирными поведениями рас и народов, – в подобной демонстрации могущества и в таком средстве спасения перестали нуждаться. Из-за конверсии и утилизации немногие ветераны уцелели доныне.

Этот был одним из них.

Интересно, какие чудаки селятся в таких вот «загородных домиках», подальше от шума и гама современной цивилизации, ожиревшей от столетий более-менее мирного «сосуществования»?..

Станция запросила пароль.

Сообщила: «Данное пространство является частной собственностью, находится под соответствующей охраной, и в случае несанкционированного пересечения границы прайвит спейса…», – язык трансляции был староанглийским, а не ин-терлингом. Кто не спикает – его личное горе.

Это была стандартная процедура, но в данном случае от предупреждения сделалось ощутимо «не по себе». Кто знает, что из вооружения сохранилось во чреве этой исполинской дурищи, памятника бурной эре звёздных завоеваний. При всех его достоинствах, живой звездолёт уоханцев – всё же далеко не тяжёлый крейсер с полным боевым оснащением…

Открой, Камерон. СВОИ, – ушёл в эфир голос Таке-ши Ошимы.

Пароль не принят. У вас осталось две попытки, – меланхолично ответил голос станции.

Не пори чушь. Прекрасно знаю, что ты никакого пароля не…

Одна попытка. В случае неверного пароля открываю огонь без дополнительного предупреж…

Да пошёл ты, пердун старый! – рявкнул Ошима-сан. Макс Отто представил невольно, какое грандиозное впечатление рявк произвёл бы, используй Японец для третьей попытки свой родной, рычащий и отрывистый язык. Однако на ингли-ше тоже весьма недурственно прозвучало.

Пароль принят, – заценила станция. – Приготовьтесь к стыковке. Шлюз номер триста двадцать три, сектор норд-норд-вест. До точки соприкосновения осталось сто девять секунд. Сто восемь, сто семь, сто ше…

Куда вы нас привезли?! – несколько ошалело вопросила Эллен.

В логово Лукаса Камерона, несомненно.

Это кто, дракон такой или… м-м, громила с энергомечами в руках? – с неподдельным интересом спросил Джосф.

Не-е… – обречённо протянул Макс Отто. – Это ещё один выживший дядя из элитной семейки… Или вас лучше братцами звать? Хотя, кажется, и сестрицы живы ещё. Как минимум две, я не ошибаюсь?

Этот вопрос слов для ответа не удостоился.

Кам – заправский пройдоха и записной весельчак. Годы не угомонили. Косит под дурачка, но умён недюжинно. Признаю.

Умные все дураками прикидываются, – согласился Эмберг-младший. Искусная мимикрия – залог выживания индивидуума в толпе недоумков.

Торговец Ответами? – спросила Эллен. – Мама упоминала о дяде Люке, но как-то вскользь…

Они не ладили. Кам… гм, несколько иной ориентации, а твоя мама никогда не прощала мужчинам равнодушие к её… неземной красоте.

Понимаю. Категоричности маме было не занимать… при всех её достоинствах.

Чем с ним расплачиваются? – поинтересовался прагматичный Джо. – Натурой, или безналичные тоже котируются?

Для нас бесплатно. Он мне должен… по гроб жизни.

Уже сгораю от нетерпения, хочу лицезреть дядюшку Лу, – сообщил Макс Отто.

Прощай, друг, – сказал Японец хозяину ззмея. – Не знаю, свидимся ли, но просьбу я тебе должен, помни.

Это было ритуальное прощание независимого с независимым.

Сочтёмся когда-нибудь, – ритуально же ответил РАВНОМУ капитан «Лоуренс». И в нарушение традиции добавил: – Не передумал, друг? Может быть, наймёшь перевозчиком, как намеревался?

Нет, Ло, не могу. Эта штука только для землян. Душа у нас особая, видимо…

Через полторы секунды (…два, один, ноль!) неслабый стыковочный толчок засвидетельствовал, что пункт назначения достигнут.

Корабль в шлюзовую камеру станции вдохнёт немного нормального воздуха, вытеснит кислород, – заботливо сообщил уоханец. – Чтобы вам было чем подышать ещё минутку. Яхту я принайтовлю у внешней мембраны, вижу там шпангоутное кольцо… Да-а, некогда мои предки брали такие дредноуты на абордаж, – горделиво произнёс чужой. – После того, как боевые ззмеи заплёвывали крепости штурмовыми струями огня. Никогда не думал, что повстречаю живую легенду…

По милости человеков Вселенная полным-полнёхонька живых легенд и недобитых мифов, – проворчал Макс Эм-берг. – Шагу ступить негде. Всё новое – хорошенько призабытое старое. Никакой свободы воображения творческой натуре не осталось.