Ради твоей улыбки

Глава 16

Элинор пришлось дважды вставать посреди ночи, чтобы покормить Арабел, и поэтому утром она проснулась позже обычного. Вместе с утренним шоколадом ей подали записку от Николаса.

"Дорогая Элинор!

Пожалуйста, не думай, что я обиделся и оставил тебя. Я тоже чувствую, что нам не удастся ничего исправить, если мы не расстанемся на время. Уверен, ты понимаешь, чего я хочу, и не нуждаешься в моих заверениях. Я дурно обращался с тобой и недооценил твое сердце, а теперь, возможно, снова причинил тебе боль своим поступком.

Очень хочу надеяться, что решение, которое ты примешь, послужит твоему счастью. Если ты вернешь меня назад в свою жизнь, у тебя больше не будет причин прогонять меня прочь, обещаю.

Николас".

Элинор знала, что на самом деле ей не нужно много времени на размышления; более того, если бы Николас отложил свой отъезд, она могла бы вовсе не позволить ему уйти, так как любила его со всей самоотверженностью, свойственной этому чувству. Она любила его светлые волосы, его смеющиеся глаза с золотистыми крапинками, его на редкость красивое тело с удивительно стройными очертаниями и переменчивостью движений.

Ах, это тело! Казалось, миновала целая вечность с тех пор, как Николас лежал обнаженный рядом с ней и она отказывала ему. А потом он дал ей почувствовать вкус наслаждения…

Больше всего Элинор ценила его стремление во всем предоставить ей свободу. Хотя ему ничего не стоило сломить ее, он позволял ей следовать своим собственным путем, пусть даже спотыкаясь и совершая ошибки. О да! Если бы Николас был дома, она не позволила бы ему уйти, и он знал это. Вот почему он предпочел уйти незамеченным, когда она еще спала — чтобы защитить ее от нее самой.

Питер, Эмили и Френсис тоже решили, что будет лучше, если они оставят ее, Эми и Френсис пытались заступиться за Николаса, но она решительно поставила их на место, не дав им и намека на свои переживания. Надо сказать, у них были основания отметить ее хорошее настроение; она казалась им вполне счастливой.

Элинор на самом деле была счастлива. Три недели, совсем недолго.

Единственным, кто все еще продолжал беспокоиться, был Френсис. Перед тем как сесть в поджидавший его экипаж, он сказал:

— Элинор, берегите себя.

Она улыбнулась ему:

— Обещаю. Когда погода установится, мы обязательно наведаемся в Греттингли. Это недалеко от вас.

Он понял ее «мы» и облегченно вздохнул.

— Буду ждать с нетерпением.

Мисс Херстмен тоже одобряла ее поведение.

— Ваш супруг был слишком самоуверен, моя милая. Ему полезно подумать. Но смотрите не переусердствуйте.

Элинор покраснела.

— Ни в коем случае.

Почтенная дама многозначительно хмыкнула:

— Интересно, почему он уехал ни свет ни заря, когда преспокойно мог подождать остальных? Наверное, вы его здорово напугали. Я полагаю, мне скоро предстоит перебраться к себе, как раз успею заняться огородом. Ужасно люблю это занятие. Между прочим, — заметила она, открывая свою книгу, — если вам интересно, что он думает на самом деле, то понаблюдайте не за его лицом, а за его руками.

— Что вы имеете в виду?

— Ему трудно держать себя в руках. Прошлым вечером ваш муж чуть не раздавил свой бокал, но вовремя спохватился. А иной раз он так стискивал кулаки, что пальцы становились совершенно белыми, тогда как его голос оставался безупречно ровным.

Следующие три недели Элинор не могла пожаловаться на отсутствие дел. Скучать было просто некогда. Она получала огромное удовольствие, подолгу гуляя с дочерью, восстанавливая силы и фигуру, а также постоянно работая с книгами. Это было так романтично, учитывая тишину уснувшего дома и таинственный свет масляной лампы долгими зимними ночами.

Иногда Элинор лежала, отложив книгу, предаваясь воспоминаниям, и тогда на ее лице блуждала улыбка. Она вспоминала их первую ночь и его доброту. А еще тот, другой раз, когда они занимались любовью. Он пробудил в ней желание, хотя она едва понимала, что делала. Щеки Элинор порозовели при мысли, что уже совсем скоро она снова разделит с ним постель. Как все это будет? Удастся ли ей совладать со своими нервами? Сможет ли, она удовлетворить его — человека, который привык иметь дело с более искушенными женщинами?

Ей вспомнился случай в библиотеке, когда она разговаривала там с Френсисом и вошел Николас… О, несомненно, тогда он желал ее. И еще раньше, когда он дал ей ключ от сейфа, боясь, что с ним может случиться самое худшее…

Так много коротеньких происшествий, собранных вместе, словно жемчужины, нанизанные на одну нить.

Через четыре дня после отъезда Николаса неожиданно из Лондона прибыл его лакей. На секунду сердце Элинор зашлось от ужаса при мысли, что с мужем что-то случилось, но оказалось, лакей привез два подарка: серебряную погремушку для Арабел и предусмотрительно завернутую в несколько слоев бумаги красную розу для нее. На карточке было только одно слово: «Смелее!»

Мисс Херстмен восприняла случившееся критически.

— Я, конечно, слышала выражение «не от мира сего», но сомневаюсь, что когда-то раньше видела нечто подобное.

Еще через четыре дня прибыла карета, в которой находилась старая женщина. Лицо ее напоминало печеное яблоко.

— Добрый день, миссис Дилэни, меня зовут миссис Питмен. Мне говорили, что вам нужна няня? Не могу сказать, что я огорчена снова заполучить младенца под свою опеку.

— Вы были няней Николаса? — встрепенулась Элинор, почувствовав мгновенное расположение к этой женщине. — Рада познакомиться с вами. Вы нам просто необходимы.

— Я тоже рада познакомиться с вами, моя дорогая, — сказала женщина и, почувствовав, что в доме тепло, начала снимать с себя бесконечное число шалей. — Но сначала главное. Проводите меня к девочке.

Элинор поднялась вместе с миссис Питмен наверх, и та сразу же учинила полный досмотр детской, после чего не забыла вежливо похвалить Дженни:

— Вы все правильно сделали, моя милая, хотя и не имели специальной подготовки. Хорошо бы взять детскую кроватку Дилэни, — сказала она Элинор, — так как, похоже, вы на этом не остановитесь и наверняка подумываете о наследнике. — Она взглянула на Арабел, которая, проснувшись, с наслаждением сосала кулак. — Здоровый ребенок и, я бы сказала, того же добродушного нрава, что и ее отец.

Когда они сидели вдвоем за чаем, старая дама подняла свои выцветшие глаза на Элинор:

— У Ники неважный вид, с ним все в порядке?

— А в чем дело? — встрепенулась Элинор.

— Я имею в виду не физически, — пояснила миссис Питмен. — Он, впрочем, и раньше редко болел. Но сейчас он выглядит усталым и подавленным. Мне часто приходилось видеть таким его брата, но отнюдь не его. Это обязанность жены, моя дорогая, — сказала она строго, — следить за тем, чтобы муж не доходил до такого состояния. Не знаю, о чем вы думали, позволяя ему уехать, когда душа его неспокойна, — ведь он только что вернулся после столь долгого отсутствия. Не одобряю я все эти путешествия.

Элинор поняла, что она окончательно попала под неусыпную заботу няни, и решила кое-что объяснить, пусть даже ей для этого придется солгать:

— Николас считал, что обязан повидать своего брата. Мне кажется, он вполне здоров.

Миссис Питмен укоризненно покачала головой:

— Хорошая жена всегда все знает наверняка. — Затем она сменила гнев на милость. — Не обращайте внимания, дорогая. Вы, без сомнения, были немножко не в себе. Рождение ребенка приносит женщине много волнений, и вам предстоит пройти через это. Я надеюсь, вы будете повнимательнее к нему, когда он вернется.

Элинор обещала сделать все, что в ее силах.

Ее отношения с новой няней складывались легко и просто — та любила поболтать о близнецах так же сильно, как Элинор любила послушать.

— О, моя дорогая, это были прекрасные дети, — сказала однажды миссис Питмен, когда стелила белоснежные пеленки. — Но они такие разные. Сейчас у мистера Ники характер добродушный, а вот когда он был маленький… — Она покачала головой. — Если он хотел чего-то, поднимался такой крик! Мистер Кит был поспокойнее, но любил покапризничать. Разумеется, как наследник, он именовался лорд Блэкленд, но всем в доме было приказано называть близнецов одинаково — мистер Ники и мистер Кит. Думаю, их отец боялся, что мистер Ники может возмутиться, когда станет постарше, но я никогда не замечала ничего подобного.

— Они были хорошими детьми? — спросила Элинор.

— Как все мальчишки, — сказала няня, посмеиваясь про себя, — настоящие дьяволята. Заводилой обычно был Ники, но ему постоянно приходилось вытаскивать брата из всяких неприятностей; стоило Киту принять участие в их шалостях, как все это превращалось в нечто невообразимое. — Она покачала головой. — В большинстве случаев мистер Кит просто, следовал по пятам за мистером Ники, пока ему не надоедало. Тогда он садился за книгу или играл на флейте. У нас был маленький оркестр в Греттингли, и, если не случалось рядом гостей, он играл с музыкантами перед прислугой. Ах, это выглядело так трогательно!

— Скажите, Николас любил книги? — поинтересовалась Элинор.

— О, он справлялся с учебой удивительно легко, — охотно отвечала миссис Питмен, — можно сказать, просто глотал книги. Мистер Кит явно отставал в этом. Их отец никогда не понимал Кита, был строг с ним, потому что он во всем следовал за Ники. Когда им исполнилось десять, граф изменил установленное правило, и мы стали звать мистера Кита лорд Блэкленд или милорд, хотя это мало изменило положение вещей. Я оставалась со старым графом до конца, и он готов был все рассказать мне, так как страдал от боли, и ему было легче, когда он говорил. «Если бы я мог, — сказал он однажды, — я бы поменял их местами».

— Бедный Кит, — вздохнула Элинор, думая, что для обоих братьев такой обмен был бы к лучшему. Николас не был жаден на титулы, а лорд Стейнбридж был бы счастливее, если бы его не обременял груз ответственности.

— Я присутствовала при том, как старый граф, быстро угасая, позвал сыновей для последних наставлений, причем каждого по отдельности. Граф наказал мистеру Киту присматривать за деньгами Николаса и сдерживать его, если он вырастет слишком неуправляемым. Честно говоря, мне было трудно это представить. Затем он позвал Ники и сказал ему, что как только его брат станет графом, им следует каждому идти своей дорогой — пусть, мол, Кит научится стоять на своих собственных ногах, а мистер Ники не мешает ему. Что он и делает, как я понимаю.

Какие неожиданные связи существовали между близнецами, подумала Элинор, как много всего они передумали и перечувствовали, выйдя от отца, который возложил на них такие обязательства. Ей вдруг захотелось сотворить коротенькую молитву, поблагодарить Господа, что она не родила близнецов, двух мальчиков, один из которых мог бы стать наследником Греттингли.

Минуло десять дней после отъезда Николаса, и от него прибыл новый подарок — красивая серая кобыла для верховой езды, обладающая мягким нравом, и, кроме того, наряд для верховой езды от мадам Огюстин.

Элинор охватил азарт нетерпения; решив назвать лошадь Жемчужиной, она немедля вскочила в седло и выехала за ворота поместья, чтобы поскорее вспомнить былые навыки.

Никакой записки к подарку приложено не было. Слуга сказал только:

— Миссис Дилэни от мистера Дилэни.

На тринадцатый день на дороге показалась карста. В груди Элинор вспыхнула надежда, хотя она понимала, что Николас выполнит условие и не появится раньше, чем минет три недели.

Наконец карета подъехала, и из нее вышел лорд Стейнбридж.

— Элинор, вы чудесно выглядите! — воскликнул гость, придирчиво оглядев ее. — Я так рад, что родилась девочка. Николас не хотел, чтобы я ехал сюда, но, право же, это глупо. Моя первая племянница! Я не мог дождаться.

— Не вижу причины, почему бы вам не посмотреть на нее, — улыбнулась Элинор, решительно пряча боль. — Наверное, Николас думал, что мы сами приедем в Греттингли на Пасху.

— Правда? — Граф, казалось, был приятно удивлен. — А по-моему, он не очень уверен. Ну а теперь позвольте мне взглянуть…

Элинор попросила, чтобы принесли девочку.

— Спасибо, что прислали нам няню, она просто золото! Николас в Лондоне?

— Да, думаю, что так, хотя сказать с уверенностью о Ники невозможно. Я знаю, регент искал возможность лично поблагодарить его за услуги, даже притом, что это не имело публичной огласки. Представить возвращение Наполеона… — Лорд Стейнбридж оглянулся кругом. — Я не знал раньше, что Николас действительно владеет этим поместьем, я думал, оно принадлежит Мидлторпам. Очень красивое место, жаль, что такое небольшое… Не перестаю удивляться, почему вы не остановились в Греттингли, там я мог бы лично заботиться о вас.

Помнил ли он, что Арабел могла быть его ребенком, подумала Элинор. Девочка родилась на две недели позже предполагаемого срока, но миссис Стонджелли не удивилась, сказав, что такое встречается довольно часто. Элинор была очень благодарна Николасу, который тогда настоял на брачной ночи — теперь она могла считать Арабел его дочерью.

— Это наш дом, — просто сказала Элинор в ответ на сожаления графа. Что ж, подумала она, если ему удалось прогнать прочь воспоминания о той ужасной ночи, она тем более счастлива, и значит, все забыто.

Появилась няня с Арабел на руках, и разговор сразу принял другое направление, и в итоге лорд Стейнбридж остался очень доволен ребенком.

Трехдневный визит прошел даже лучше, чем Элинор могла предположить, а когда он уехал, до приезда Николаса оставалось еще целых пять суток, и они тянулись с ужасающей медлительностью. На следующий день звук подъезжающей кареты заставил ее броситься к дверям в надежде на что угодно, пусть даже на то, что вернулся лорд Стейнбридж. Тогда время пройдет быстрее.

Но это оказался Люсьен де Во.

Выйдя из кареты, он церемонно поцеловал протянутую руку.

— Николас позволил мне навестить вас…

— Сто пятьдесят миль, — покачала головой Элинор. На этот раз она была искренне рада видеть его.

— Иногда каждому необходима встряска, поверьте.

Когда Элинор предложила ему присесть и перекусить, он объяснил:

— Николас встретился мне в городе, как раз когда я пребывал в шоке от общения с очаровательной девушкой по имени Фиби Суиннеймер.

— Как так?

— Она, кажется, решила, что ей предназначено стать герцогиней Белкрейвен, и моя мать по меньшей мере содействует этому и поощряет ее. Это все ваша вина, Элинор: если бы вы не отказали мне тогда на балу, то я не стал бы отбивать ее у прежнего кавалера и подавать ей надежду.

Элинор помнила тот случай.

— Но я не могла отказать собственному мужу!

— Это пошло бы ему только на пользу. Во всяком случае, девушка и ее мать с тех пор начали охотиться за мной. Моя матушка даже пригласила их в Белкрейвен на Рождество.

— Вы единственный сын — естественно, что ваши родители беспокоятся о наследнике.

— И я выполню свои обязанности. — Де Во пожал плечами. — Титул передается от отца к сыну в течение двух столетий. Странно, однако, что мой отец при всем том высокомерии, которое можно от него ожидать, не толкает меня на эту женитьбу, тогда как мать…

— Девушка так плоха? Она ведь очень красивая.

Люсьен усмехнулся:

— Ей не дает покоя мой герцогский титул. — Он положил себе еще кусочек пирога. — Честно говоря, я побаиваюсь, что однажды ночью найду ее в моей постели. Похоже, я влип.

Элинор негромко рассмеялась:

— Как нелегко быть богатым и красивым!

— Что я могу поделать с этим? — Де Во развел руками. — Все из-за титула. Мысль о наследнике герцогства приводит молодых девушек в какое-то исступление. — Он с улыбкой посмотрел на нее. — Восстановите мое доверие к женскому полу, скажите мне, что вы не стали бы преследовать меня, даже если бы в момент нашего знакомства оказались не замужем.

Элинор не могла удержаться от смеха.

— Уверяю вас, подобная мысль ни разу не приходила мне в голову. Не от высоких принципов, и не потому, что я не нахожу вас привлекательным. Вы бы сошли с ума от общения со мной.

Люсьен печально задумался.

— Тогда, может быть, мне следует искать невесту, которая верит, что я сойду с ума от общения с ней? Мне кажется, все беды от моего происхождения, в то время как у меня есть склонность… к чему-то надежному, обычному. Нет, это не совсем правильное определение… — Он пожал плечами. — К женщинам, похожим на вас.

Элинор покраснела.

— Маркиз, я тронута.

— Вы говорите то, что думаете, прямо в глаза мужчине. И Бланш тоже такая. — Он заморгал, смущенно улыбаясь. — Собираетесь указать мне на дверь?

— Вовсе нет, — сказала Элинор, затем отчего-то добавила:

— Я специалист по любовницам. — Она не сразу сообразила, что возникшая боль напомнила ей о всех тех ночах, когда Николаса не было в ее постели.

Гость потянулся к ней и взял ее руку.

— Вы ничего не знаете об этом, — сказал он. — Настоящая любовница — это некая замена жены. Она, как говорится, существует и для разговоров, и для постели, и для дружбы, и для страсти… Если бы я имел смелость судить, то сказал бы, что Николас не давал Терезе Беллэр ничего, кроме своего тела.

Элинор сжала его руку.

— Благодарю.

— И уверяю вас, это не приносило ему наслаждения, — добавил де Во.

Она подняла на него удивленные глаза.

— Но разве мужчина не всегда испытывает наслаждение, когда… Откуда вы знаете?

Он отвернулся, потом ответил:

— Вы как-то говорили, что знакомы с Деверилом?

Элинор, вздрогнув, кивнула.

— Тереза Беллэр очень похожа на него. Возможно, она красива, тогда как он безобразен, но внутри у них одно и то же.

— И Николас был ее желанным любовником, — заметила Элинор.

— Что ж, — сказал Люсьен с печальной улыбкой, — она очень интересная женщина.

Они оба рассмеялись, после чего Элинор сочла более уместным направить разговор в другое русло.

— Итак, если вы предполагаете жениться, то что вынудило вас мчаться в Сомерсет? И что скажет на это Фиби Суиннеймер? У нее есть одобрение ваших родителей…

— Да, правда, но я думаю, что мог бы изменить мнение отца в свою пользу. — Де Во замолчал, что-то припоминая. — Она хорошенькая, но слишком уверена в этом. Ни один блестящий локон не выбьется из прически, ни одна пылинка не пристанет к ее щеке. Фиби никогда не сделает ни шага, не подумав, и смотрится в каждое зеркало, которое попадается ей на пути.

— Может быть, она просто нервничает? — предположила Элинор.

— Нервничает? Это не про нее сказано. В ее теле напрочь отсутствуют нервы. Она на удивление красивая кукла. Знаете, я втайне мечтаю поцеловать ее, глупышку, только для того, чтобы проверить, удастся ли мне нарушить ее самообладание? Не думаете ли вы, что это тоже часть ее плана? — Он рассмеялся. — Теперь вам ясно, почему я сбежал?

— Боюсь, что да. Если вы позволите себе какую-то неосторожность, женитьба действительно может быть объявлена в любое время.

— Я желаю большего, Элинор. Мне хочется, чтобы у меня было нечто… Нечто похожее на то, что есть у вас и Николаса.

Хозяйка дома покраснела.

— Но у нас нет ничего.

— Чепуха. Я сам сердился на него, видя, как он поступает — как будто заливает бесценную картину чернилами. На самом деле я ничего тогда не понимал… И все-таки порой волшебство проступает даже сквозь полный мрак. Теперь я вижу это в ваших глазах.

Де Во встал из-за стола — стройный, красивый, наследник одного из самых именитых титулов на земле. Но отнюдь не счастливый.

— Мои родители, — сказал он, — живут каждый своей жизнью, они встречаются только на званых обедах и на приемах. У них нет ничего общего. Это был брак, основанный на старых традициях. Меня изумляет, как им удалось произвести на свет пятерых отпрысков. И ради такой перспективы я должен оставить Бланш, лучшее, что есть в моей жизни?

Люсьен вопросительно взглянул на Элинор, но та беспомощно пожала плечами.

— Разве не все мужчины оставляют своих любовниц, когда женятся?

— О, ради Бога, вам не следует говорить о таких вещах!

Она улыбнулась:

— Знаете, маркиз, я не изнеженный цветок, чтобы прятать меня от реальностей жизни.

Он присел рядом с ней.

— Все именно так, как я сказал. Бланш очень похожа на жену. Я подозреваю, что она похожа на жену больше, чем многие настоящие жены. Я не мог бы скрыть наши отношения и не мог бы щеголять ею перед законной женой. Да и потом, Бланш никогда бы не потерпела такой ситуации. Когда я женюсь, все будет кончено. Мы оба знаем, что из моей жизни уйдет нечто очень важное.

— Тогда вы должны жениться на Бланш, — решительно сказала Элинор.

Де Во рассмеялся с искренним удивлением.

— Жениться на актрисе, дочери мясника из Манчестера, про которую все знают, что она шлюха? За это мой отец тут же запер бы меня в сумасшедшем доме. И все же это не трагедия. Бланш не любовь моей жизни, и мы оба знаем это. Я люблю ее, я люблю вас до известной степени, но на самом деле я не люблю никого.

— Наверное, это очень грустно! — вздохнула Элинор.

— Но разве можно жить, ни разу не познав подобное чувство? — Он покачал головой. — Я думаю, Николас не зря послал меня сюда. Он догадался, что мне нужно поговорить с вами, еще до того как я сам понял это.

— Да, — сказала Элинор, — мой муж обладает способностью читать чужие мысли.

Он взглянул на нее с тревогой:

— Но вы ведь собираетесь принять его назад, не так ли?

— О, без сомнения. — Она вздохнула. — Хотя иногда меня просто подмывает выложить ему все, что накипело на душе.

— Тогда почему бы нет? Именно это делает любовь такой трепетной.

Люсьен оставался в имении еще два дня и потом уехал в Мелтон — начинался охотничий сезон, и он был полон надежды избежать встреч со своими родителями, а также и с Фиби Суиннеймер.

Элинор оставалось пережить всего один день, и, несмотря на все мучительные сомнения и неуверенность, она не могла дождаться, когда же наконец Николас вернется к ней.

Проснувшись на двадцать первый день спозаранок, Элинор в лихорадочном возбуждении сразу же атаковала мисс Херстмен, и по мере того как время шло, совсем замучила бедную леди. — Как вы считаете, кдгда его ждать, Арабелла? Утром?

— Сомневаюсь. Сами подумайте, откуда он может приехать утром?

— Нет, он может, но только попозже. — Элинор нахмурилась.

— И как вы это себе представляете? Неужели Николас поедет ночью? Но это само по себе безумие, даже при полной луне. А сейчас месяц только народился, поэтому он не смог бы сделать это, даже если бы хотел.

Что ж, он мог остановиться на ночь где-нибудь поблизости, а утром продолжить путь и приехать пораньше, начиная сердиться, подумала Элинор, а вслух произнесла:

— Тогда днем.

— Может быть, — отрывисто сказала мисс Херстмен. — Не забудьте, между прочим, что вы отослали его прочь по крайней мере на три недели. Но это не значит, что он вернется ровно через три недели.

— Такого не может быть! — Элинор побледнела.

— Очень даже может, почему нет? — Арабелла посмотрела на юную хозяйку дома с сочувствием.

— Вы говорили, что он должен добиваться меня, — возразила Элинор.

— Да, но как он может сделать это, находясь на другом конце страны? О, я умываю руки, — объявила пожилая дама и с гордым видом покинула комнату.

После обеда, во время которого две рассерженные женщины дулись друг на друга, Элинор сидела одна в гостиной. Она была одета в золотистое бархатное платье, ее волосы зачесаны наверх и заколоты на затылке, запястье и шею украшал прелестный янтарь. Из последних сил она старалась не плакать. Если бы Николас на самом деле любил ее, он приехал бы при первой же возможности. Луна не луна… Хотя она и готова была принять во внимание практические соображения, но все же не могла найти объяснений задержке и считала, что ему давно пора появиться.

А если он приедет на следующий день — что тогда она станет делать? Просто проглотит это да еще и выразит благодарность?

Элинор начала сердито ходить по комнате. Напрасно он вздумал играть с ней в подобные игры…

— Что это так разозлило тебя? — раздался из дверей голос Николаса.

Она резко повернулась к нему:

— Где ты был?

— В пути, — осторожно произнес он, но затем его лицо потеплело от счастливой улыбки. — А ты похожа на разъяренную тигрицу. Тебе ужасно идет.

Элинор, помедлив, села.

— Ты специально приехал позже, зная, что это приведет меня в бешенство…

Улыбка исчезла с его лица, и былая невозмутимость снова вернулась к нему.

— Еще только девять часов.

Вспомнив совет мисс Херстмен, Элинор взглянула на его руки, которыми Николас неистово сжимал перчатки.

— Итак, — сказала она уже более спокойно, — по-твоему, я должна была вообще не ложиться, если бы ты появился за минуту до двенадцати?

Внимательно оглядев ее, как будто она на самом деле была разъяренной тигрицей, Николас вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Затем он придвинул стул поближе к ней.

— Я знал, что ты по-прежнему ложишься рано.

Элинор прикусила губу.

— Поэтому и явился как можно позже.

Он мрачно улыбнулся.

— У меня тоже есть гордость. Тебе это не приходило в голову?

Она вздохнула:

— Мне нет, а вот мисс Херстмен предполагала нечто подобное. Может быть, тебе следовало жениться на ней?

— Интересная мысль, — задумчиво протянул Николас. — Но я женился на тебе.

— Какое несчастье, не правда ли? — Элинор сокрушенно покачала головой. — Ты стараешься ради меня сделать все как лучше, но я больше не намерена жить, подбирая крохи.

Внезапно Николас вскочил и, подойдя к ней вплотную, поднял ее со стула.

— Элинор, что мы делаем? Мой Бог, неужели мне нужно совершить нечто ужасное, чтобы покончить с этим вздором!

— Так! — прошипела она, заходясь от ярости. — Как ты ни старался, твое хваленое самообладание покинуло тебя! Меня собираются снова изнасиловать?

Его руки упали словно неживые. Наступила мертвая тишина. Элинор даже боялась дышать.

Медленно он вернулся на свое место и не спеша сел.

«Что я наделала», — спрашивала себя Элинор снова и снова. Рухнув на свой стул, она тревожно смотрела на него, прижав дрожащие руки к губам.

В глазах Николаса она не заметила ни злобы, ни отвращения, одно лишь безнадежное отчаяние.

— Дорогая, давай начнем сначала. Я приехал поздно. Извини, если это огорчило тебя. Ты велела мне уехать на три недели, поэтому я и вернулся назад ровно через три недели за минуту до того часа, когда ты произнесла свои слова в тот злополучный вечер. Я думал о тебе все эти три недели. Мой отъезд был не самой удачной идеей.

— Нет, не самой, — тихо подтвердила Элинор.

— Теперь не время играть в подобные игры. Скажи мне, ты хочешь, чтобы я остался или чтобы я ушел?

Он был так холоден, так рассудителен. Элинор помнила слова, сказанные Люсьену, и хотела добиться от него правды. Где же сейчас эта правда?

— Ты любишь меня?

Румянец коснулся его щек. Он нервно рассмеялся.

— Люблю так сильно, что не могу найти слов, которые способны передать это. Поэтому прости, что позаимствую: «Напрасно призываю я вселенную спасти тебя. О, моя Роза! В тебе самой мое спасение…»

Слова плыли, наполняя пространство комнаты, и наконец достигли ее сердца.

— Как ты полагаешь, почему я так сильно хотел вернуть тебя назад?

— Но ты никогда и не терял меня, Николас. Я думала, ты просто пытался сделать что-то с нашим браком.

Он покачал головой:

— Как однажды сказала мисс Херстмен, я сам испортил мое творение. Чем я могу оправдаться теперь? Ты моя жизнь, клянусь. Рядом с тобой все другие женщины выглядят восковыми куклами… Могу я прикоснуться к тебе?

Элинор взглянула на него, сияя от счастья и… смущения.

Она сама бросилась в его объятия, и Николас поймал ее на полдороги. Сначала они целовались неловко, потом с отчаянием, потом с удовлетворением, пока он не прервал это судорожное проявление чувств и не повел ее к софе.

Нежно покусывая ее ухо, он пробормотал:

— Скажи мне, я принят назад как твой муж, или ты всего лишь собираешься завести со мной роман?

Она посмеивалась, чувствуя тепло, ласку и жмурясь от удовольствия.

— Хм… Надо подумать, что бы предпочесть…

— И то и другое, — посоветовал он. — У нас будет такой грандиозный роман, которого не знала ни одна семейная пара.

Элинор довольно вздохнула.

— Интересно, за что ты любишь меня? Я такая обыкновенная.

— Напрашиваешься на комплимент, моя милая? Ты умная, храбрая, благородная и, слава Богу, тебе не откажешь в чувстве юмора. Для меня в целом мире нет женщины красивее тебя. Ты совершенно неподражаема. — Николас расстегнул высокий воротничок платья и нежно притронулся губами к ее шее. — Слова бессильны выразить это, — сказал он тихо, глядя в лучистые голубые глаза, — Ты нужна мне вся целиком. А сейчас, — он, дразня, поцеловал кончик ее носа, — ты должна сказать мне, почему любишь меня? Если, конечно, любишь… Ты никогда не говорила мне это.

Элинор смотрела на мужа и с изумлением видела его неуверенность. На этот раз он ничего не играл, так было на самом деле.

Она подняла руку и погладила его по лицу.

— Ты такой замечательный, что любая женщина могла бы полюбить тебя, и… я думаю, многие любили.

Огонь зажегся в его глазах, огонь радости и страсти, но там не было и намека на раскаяние. Однако когда он улыбнулся в ответ на ее слова, она забыла об этом.

— Ты будешь ревнивой женой? — спросил Николас с улыбкой.

— Боюсь, что так.

— Тогда и я буду ревнивым мужем. — Он притянул ее подбородок ближе к себе и напустил на себя серьезный вид. — Тебе придется покончить с этой толпой юных воздыхателей, которые крутятся вокруг тебя целый год.

— Звучит впечатляюще. Ты знаешь, что Люсьен приезжал сюда?

— Да. Ему нужен друг.

— Ему нужна жена.

— Ему нужны и друг, и жена…

Они снова погрузились в радость прикосновений. Платье Элинор было в полном беспорядке, когда она как бы между прочим сказала:

— Твой брат тоже навестил меня.

— Не может быть, — удивился Николас, более интересуясь кружевами, которые мешали ему пробраться к ее груди. — Я пытался отговорить его…

— А я была очень мила с ним, — рассмеялась Элинор, останавливая его настойчивые пальцы. Она не была готова к такому стремительному напору. — Нельзя же вечно на него обижаться. На этот раз он не критиковал тебя, и мы общались вполне цивилизованно.

Николас отказался от попытки пробраться сквозь заслон кружев, но ему удалось просунуть руку между бархатом и шелком.

— На самом деле, — продолжала Элинор с легким придыханием, — я думаю, что не была бы так настроена против него, если бы не ваш разговор, который я однажды подслушала и который касался будущего моего ребенка.

Его рука замерла да так и осталась лежать у нее на груди. Он медлил с ответом, пытаясь разгадать смысл ее слов. — О, понимаю, тот старый спор между мной и братом? Я помню, ты стала тогда так холодна. Прости, я всего лишь пытался насолить Киту — порой он раздражал меня…

— Это было отвратительно. Я хотела только одного — чтобы вы оба провалились сквозь землю. Вы говорили обо мне, точно о породистой кобыле, которая переходит от одного хозяина к другому по вашему желанию. Он указывал, что тебя заставили жениться на мне, затем ты сказал… — Элинор замолчала, отодвинула его руки и села. — Ты сказал, что если устанешь от меня, тогда настанет его очередь.

— Я не говорил этого…

— Говорил. Помню как сейчас.

— Боже праведный! — К ее изумлению, Николас разразился смехом.

Элинор резко вырвалась из его рук.

— Не вижу ничего смешного!

— Конечно, нет. И все же это скорее повод для смеха, чем для слез. — Он поднялся. — Я все больше и больше удивляюсь тому, что, несмотря на все, ты еще терпишь меня. Интересно, что бы ты сделала, если бы я завернул тебя как подарок и послал Киту?

Она строго посмотрела на него.

— Если я не повесилась, узнав о твоей возможной смерти, то я бы справилась и с этим, уверяю тебя. Я не привыкла жить в роскоши и могу позаботиться о себе сама.

— Даже с ребенком на руках и без денег? — скептически поинтересовался он. Элинор усмехнулась:

— У меня есть деньги — я следовала твоему примеру и никогда не тратила много из твоего щедрого содержания. Кроме того, ты просил посылать тебе мои счета, помнишь? Так я и делала. Как ты думаешь, на что мы все жили, когда ты исчез?

Неожиданно подхватив жену на руки, Николас закружил ее по комнате.

— Ты чудо, и я обожаю тебя.

Ахнув, Элинор припала к его груди.

— И я обожаю тебя. — Она снова стала серьезной и не сводила с него глаз. — Пожалуйста, пожалуйста, не отсылай меня вниз, Николас. Я больше этого не выдержу.

Он зарылся лицом в ее пушистые волосы.

— Ты пугаешь меня, дорогая. Я никогда не отличался такой ответственностью и могу только поклясться, что сделаю все ради твоего счастья. Кстати, это напомнило мне кое о чем, — сказал он, серьезно глядя на нее. — Ты хочешь, чтобы я выследил Терезу и наказал ее? У меня есть идея, где ее искать.

— О Боже, нет! Я надеюсь, ты больше никогда не увидишь ее!

Он улыбнулся:

— Поверь, мы расстались очень холодно.

— А что Лайонел? Ты знаешь, где он?

— Твой брат уехал в Италию. Честно говоря, я надеялся, что кто-то воткнет в него нож, прежде чем он промотает деньги, полученные за жемчуг.

Элинор вздрогнула.

— Прости меня за это ожерелье.

Он покачал головой.

— Не важно. — Пропуская пряди ее роскошных волос сквозь свои пальцы, Николас постепенно высвобождал их из искусно сделанной прически. — Если Арабел повезет, у нее будут твои волосы.

— Мне кажется, у нее твои глаза.

— Или Кита, — осторожно заметил он.

— Я предпочитаю забыть, что другой человек может иметь к ней какое-то отношение.

— Как хочешь. Это вопрос честности и целесообразности, я полагаю.

— Людям свойственно мириться с ложью — разве это не твои слова?

— Да, но ты изменила меня с тех пор.

Элинор предпочла закрыть опасную тему. К тому же во время всего этого диалога пальцы Николаса словно притупляли ее разум, а его глаза не отпускали ее глаз, говоря о любви, нежности и страсти. Ее кровь бурлила, пробуждая желание и заставляя меркнуть сознание.

Ей хотелось, чтобы он отнес ее в постель, и не зная, как этого добиться, она сказала наугад:

— Николас, почему твой брат не женился на мне?

Он отвел глаза.

— Одна мысль о женитьбе претит ему. К тому же Кита никогда особенно не интересовали женщины. — Его рука скользнула между бархатом и шелком, отчего головокружение Элинор усилилось.

— Зачем же тогда он сделал это со мной? Какой в этом смысл? Он никогда бы не пошел на такое ради кусочка жадеита.

Рука Николаса замерла. Их взгляды встретились, и она со странном удивлением заметила в его глазах выражение беспомощности.

— Лучше забыть о том, что больше не имеет к нам никакого отношения.

Элинор хотела, чтобы волшебство, возникшее между ними, продолжалось и дальше.

— Возможно, если я пойму, то это поможет мне установить с ним добрые отношения.

— Сомневаюсь, — сухо отрезал он.

Она подозрительно посмотрела на него.

— Это звучит так же загадочно, как разговор об эротике. Похоже, никто уже не объяснит мне, что это такое?

Глаза Николаса мгновенно вспыхнули, он сжал ее лицо в своих ладонях.

— Данная тема куда интереснее… — Он, улыбаясь, смотрел на ее пылающее лицо и растрепавшуюся прическу.

— Тем более расскажи, — настаивала Элинор.

— Мне кажется, моя дорогая, тебе будет куда понятнее, если я не расскажу, а продемонстрирую…

Николас крепко обнял жену и повел ее в спальню.