Ради твоей улыбки

Глава 4

Неподвижно лежа в кровати, Элинор сгорала от смущения и одновременно страшилась всего того, что ей предстоит совершить с ним. Она уже начала испытывать уважение к Николасу Дилэни и молила Бога, чтобы ей не пришлось наблюдать его превращение в монстра с безумным взглядом и тяжелым дыханием, преследовавшего ее в ночных кошмарах, которым, как оказалось, на самом деле был не кто иной, как вежливый и предупредительный лорд Стейнбридж.

Элинор не жалела, что приняла окончательное решение. Но, спрашивала она себя, не станет ли он издеваться над ней? Прекрасные слова при свете камина, все это хорошо, и все же…

Когда Николас вернулся в спальню, на нем было надето нечто напоминающее монашескую сутану или кимоно. Широко открыв глаза, Элинор следила, как ее муж, двигаясь по комнате, гасил свечи и, склонившись к камину, помешивал угли. Скоро только их неяркое мерцание освещало бархатный балдахин над кроватью. Когда он подошел к ее ложу, она лежала, уставившись в потолок, рассматривая причудливую игру теней, и при этом чувствовала каждое его движение. Вот он, скользнув в постель, лег рядом с ней, и она ощутила тепло его тела.

Она могла сосчитать удары своего сердца и отчего-то подумала про себя: интересно, он тоже слышит их?

Николас повернулся на бок, и Элинор почувствовала это. Теперь он лежал лицом к ней, но она не шевельнулась, не могла… лишь повернула голову, чтобы удостовериться. Молча она умоляла его, раз этого не избежать, сделать все поскорее… Его рука мягко легла на ее грудь — Элинор затаила дыхание и вытянулась как струна. Вот рука скользнула вниз по ее руке, неся покой и уверенность.

— Не волнуйся, моя дорогая. — Голос Николаса был нежен, как мягкий бархат балдахина над их ложем. — Помни, я обещал не заставлять тебя. В таком деле ничего не может быть хуже, чем страхи.

Он поднес ее руку к своим теплым губам и поцеловал. И тут произошло нечто неожиданное: Николас захватил своими влажными губами ее указательный палец и медленными движениями языка начал ласкать его. Это уже было ни на что не похоже…

Элинор задрожала и попыталась высвободить руку, но безуспешно.

— Скажи мне, когда в последний раз кто-то обнимал тебя? Или когда ты обнимала кого-то, не важно, от радости или от горя?

Она нахмурилась, отчаянно желая, чтобы он прекратил все это и просто сделал то, чего не миновать. Молчание между тем требовало ответа.

— Очень давно, — сказала Элинор, напрягая память. — Моя няня… И потом однажды у меня был щенок. Но разве это имеет значение?

— Очень даже имеет. Это одна из самых больших радостей. Не веришь? Тогда иди ко мне и прижмись покрепче.

Это напугало ее даже больше, чем прямая атака.

— Не могу, — прошептала она, в то же время удивляясь, что принимает его ласки и что от этого все ее существо наполняется теплотой.

Робко протянув руку, она коснулась его кожи.

О Боже! Он был совершенно голый!

Она отпрянула назад.

— Ужасная непредусмотрительность, — усмехнулся Николас и еще крепче сжал ее своими сильными руками. — Уже много лет я сплю без ночной рубашки и, знаешь ли, привык. Кстати, — прибавил он, смеясь, — твоей рубашки хватило бы на нас обоих.

Он был прав. Судорожно сжав руку, Элинор прижала рубашку к груди. И все же она по-прежнему ощущала нежную силу его тела, а его завораживающий голос ласкал ее слух.

Постепенно она успокоилась, ее ладонь легла ему на грудь, а голова нашла естественное положение на изгибе его плеча. Она слышала удары его сердца, четкие и сильные, совсем близко от своего уха.

Это было самое восхитительное чувство, которое ей когда-либо довелось испытать.

И тут из глаз ее полились слезы, горькие, обильные. Она изо всей силы пыталась сдержать себя, но они лились все сильнее…

Элинор хотела отодвинуться, но руки Николаса по-прежнему крепко удерживали ее.

— Ничего, моя дорогая, плачь, если ты этого хочешь. — Его рука потянулась вверх и легла на ее шею чуть пониже затылка. Тогда она окончательно сдалась.

Через какое-то время, осушив слезы, Элинор вдруг обнаружила, что рассказывает мужу о подробностях своей жизни, об обидах, которые ей приходилось терпеть от родителей, о своих страхах и о своем возмущении, о войне с собственным братом.

— О, прошу прощения. Извините… Что я делаю? Вы, должно быть…

Он заставил ее замолчать легким поцелуем.

— Забудь обо всем этом. Все прошло. Но если ты захочешь снова рассказать мне, я всегда готов выслушать тебя. Для того и существует муж, чтобы жена чувствовала себя спокойно и была уверена в завтрашнем дне. Пусть это будет моя клятва тебе в нашу первую брачную ночь. Все изменится к лучшему. Ты веришь мне?

Шмыгнув носом, Элинор кивнула и осторожно отодвинулась. Николас отпустил ее, и она, присев, протянула руку, пытаясь нащупать носовой платок на маленьком столике около кровати.

— Я буду заботиться о тебе, — добавил он. — Доверься мне и позволь закрепить наш союз, как это принято. — Он провел рукой вдоль ее тела и взялся за подол рубашки. — Нет-нет, моя дорогая, расслабься. Не надо бороться со мной.

Несмотря на все его старания, Элинор продолжала сопротивляться, но в этот момент пламя в камине вспыхнуло и необычайная одухотворенность его лица поразила ее. Это вовсе не была маска монстра, а лицо обычного человека, полное желания и восхищения.

— Так и быть, столь невообразимое одеяние я позволю тебе оставить, но только не это. — Николас потянул за кончик ленты и быстрым движением распустил туго заплетенную косу. Волосы, густые и длинные, рассыпались по подушке темной волной. Он поднял их высоко, а потом позволил им упасть, и они покрыли их обоих.

Краснея от смущения, Элинор отводила непослушные пряди с лица и думала, вздыхая про себя: пусть делает что хочет. Может, распущенные волосы неотъемлемая часть брачной ночи? Но все же это было не очень удобно. В прошлый раз она никак не могла расчесать их. В прошлый раз…

Паника охватила ее, снова заставив отодвинуться.

Его низкий голос терпеливо успокаивал ее, и она в конце концов расслабилась. Николас гладил ее волосы, неторопливо и с удовольствием, его рука плавно двигалась от ее лба, вниз к плечам, к груди…

— Вот так очень красиво, — восхищенно шептал он, незаметно переходя к поцелуям, покрывая легкими прикосновениями губ самые неожиданные места. Его руки все время были в движении, а голос нашептывал всякие милые глупости.

Элинор никогда не думала, что юмор может быть частью этого занятия. Или он чуть-чуть не в своем уме? Если так, то он и ее заразит безумием. Она чувствовала, что уже начинает глупо улыбаться.

— …маленькое заброшенное местечко, — прошептал он, и тут его губы нашли ее рот. Его дыхание было горячим и влажным. Элинор получала странное удовольствие от этой близости, и именно это позволило ей не сопротивляться, когда его рука мягко раздвинула ее колени и его сильное тело оказалось между ее ног.

Он осторожно подвинул ее в нужную позицию и вошел мягко, не спеша.

Боли не было. Напротив, странное облегчение вытеснило последние остатки напряжения, сделав ее бездумной и легкой. Элинор чувствована себя так, словно была ребенком, в страхе ожидавшим наказания и удачно избежавшим его.

Он двигался ритмично, с невыразимой чувственностью, и, так как это было не больно, через какой-то момент она смирилась. Она даже сделала то, что, как ей казалось, от нее требовалось, — начала двигаться в такт его движениям…

С каждой секундой Николас дышал все чаше и чаще, а его движения становились все быстрее и быстрее. Элинор спрашивала себя, не превратилось ли его лицо в маску монстра? Но глаза ее были крепко закрыты, и она не открывала их. Она не хотела знать.

Череда последних содроганий, сопровождаемых хриплым стоном, неожиданно прекратилась, и он остановился. Его жаркое дыхание обдавало ее шею. Инстинктивно Элинор провела рукой по его волосам, как мать гладит ребенка, думая о том, что же им полагается делать дальше.

С внезапностью, которая поразила ее, Николас, прежде чем перевернуться на спину, провел рукой по ее лицу.

— Ты в порядке, дорогая? Черт, я знаю, что поторопился.

— Все прекрасно, — сказала она, — я…

Его ладонь мягко прикрыла ее рот.

— Не говори ничего. — Он осторожно освободил ее и лег рядом. — Лучше немного помолчим. Нам обоим нужно прийти в себя.

Он еще раз обнял ее, и она удобно устроилась в его руках, как будто делала это всю свою жизнь.

Не прошло и пары минут, как ей стало ясно, что он спит. С улыбкой на устах Элинор высвободилась из его рук. Все, что произошло, было совсем неплохо. Если он считает это неотъемлемой частью их брака, пожалуй, время от времени она сможет такое вынести.

Элинор проснулась посреди ночи. Отголоски ее знакомого ночного кошмара соединились с телом, лежащим рядом с ней. Она в ужасе села, и воспоминания нахлынули на нее с новой силой.

Камин догорел и разглядеть что-то в кромешной тьме не было никакой возможности. Стараясь успокоиться, Элинор протянула руку, чтобы коснуться его тела…

Николас пошевелился во сне, и она в испуге отдернула руку.

— Ах нет, оставьте — пробурчал он, не открывая глаз.

Элинор подавила нервный смешок. Она должна снова уснуть и больше ничего не вспоминать. Ничего.

Когда Элинор проснулась, в комнате еще стоял густой полумрак. Николас спокойно спал рядом с ней. Худшее осталось позади. Теперь она в самом деле была женой и убедилась, что ее муж вовсе не чудовище. На самом деле он сделал все гораздо лучше, чем тот… монстр. Сейчас, когда он лежал такой беззащитный, она получала удовольствие, изучая его.

Но как ей встретиться теперь с лордом Стейнбриджем? Как посмотреть ему в глаза?

Какое-то движение послышалось за дверью, но Николас и ухом не повел. После некоторого раздумья Элинор осторожно потрясла его за плечо:

— Проснитесь! Да проснитесь же!

Единственным ответом ей был досадливый стон. Набросив, пеньюар, Элинор подошла к двери.

— Клинток, я не могу разбудить его! — в тревоге воскликнула она.

Лакей осторожно вошел в спальню.

— Я предупреждал его, миледи. Я сказал ему ясно, как день, но он, наверное, был слеп, когда читал записку.

— Разве что-то беспокоит его?

— Усталость, ничего больше. Он не хочет никого слушать. Спит пару часов за ночь и так последние несколько дней. В конце концов это отразится на его здоровье. Правда, ему досталось…

Вдруг слуга осекся, словно вспомнив что-то.

— Прошу прощения, миледи, здесь нет ничего, о чем бы стоило беспокоиться. Завтрак накрыт в соседних покоях, как приказал хозяин. А теперь я должен разбудить его.

— О нет, — запротестовала Элинор. — В этом нет необходимости.

Клинток покачал головой:

— Мне так приказано. Хозяин велел разбудить его в это время. Он не тот, кого можно ослушаться, уверяю вас.

Элинор подумала, что если даже гром ударит рядом с постелью, это не заставит ее мужа проснуться, но Клинток, по-видимому, был не новичок в этом деле. Что-то приговаривая, потряхивая и нашептывая, он таки достучатся до сознания хозяина.

Глаза Николаса медленно открылись, потом он закрыл их снова.

— Черт! Ради всего святого, который час?

— Около девяти, — спокойно ответил Клинток. — И ваша супруга уже здесь, сэр.

— Кто? — Тяжелые веки приподнялись. Николас оглядел комнату, и глаза его просветлели, остановившись на Элинор. — Простите, моя дорогая. Холостяцкая привычка.

— Завтрак подан, сэр. — Клинток помог хозяину натянуть его странное одеяние.

— Пойдемте завтракать, моя дорогая. — Взяв ее за руку, Николас повел Элинор в соседнюю комнату, и она не почувствовала стеснения.

Завтрак проходил непринужденно, но в присутствии слуг они ограничивались лишь незначительными фразами. Когда с едой было покончено, Элинор вернулась в свою комнату и, позвонив в колокольчик, попросила одну из служанок помочь ей уложить волосы. Девушка расчесала спутанные пряди и заплела их в длинную косу. Элинор замотала ее в тугой узел и надела свое дорожное платье.

Поблагодарив свою помощницу, она оглядела комнату, которую, как она понимала, ей предстояло запомнить надолго.

Спускаясь по лестнице, Элинор снова задумалась о том, как ей теперь следует держать себя с лордом Стейнбриджем. Конечно, Николас скажет своему брату, что он все объяснил жене, но вот что ей-то делать дальше…

Войдя в нижнюю гостиную, она сразу поняла: что-то произошло между братьями, но пока не могла взять в толк, что именно. Николас не изменился, зато его брат реагировал на появление Элинор как нашкодивший кот. Он, без сомнения, ожидал от нее обвинений, но она обнаружила, что ей вовсе не по душе возвращаться к той кошмарной ночи и хочется поскорее забыть все это.

Когда молодые супруги прибыли в Лондон, Николас сообщил брату, что они не будут жить у него, а собираются поселиться в собственном доме.

— Ники, — запротестовал лорд Стейнбридж, — ты не можешь привести Элинор неизвестно куда. Вам было бы очень хорошо здесь, пока вы не найдете более респектабельное жилье. Я готов предоставить тебе дом, если хочешь.

Николас спокойно улыбнулся:

— Спасибо, Кит, но в этом нет необходимости. У меня есть вполне приличный дом на Лористон-стрит.

Возникло неловкое молчание. От взгляда Элинор не укрылось некоторое замешательство лорда Стейнбриджа, однако он быстро взял себя в руки.

— Это просто чудесно. Но потребуется время, чтобы навести там порядок…

— О, не думаю. Разве что детские нуждаются в некотором ремонте. — Эти слова заставили лорда Стейнбриджа покраснеть. — Дом принадлежит мне уже три года, а бываю я там лишь от случая к случаю.

Дом № 5 по Лористон-стрит действительно оказался вполне пригодным для жилья. Темные полированные двери, сверкающие латунной отделкой, были предупредительно открыты импозантным дворецким. Элинор сразу окружила аура богатства, превосходного вкуса и респектабельности — она могла вдыхать ее вместе с ароматом воска, исходившего от свеженатертого паркета. Это было поистине восхитительно!

Пока они ожидали сбора прислуги, Николас провел ее в библиотеку, по стенам которой тянулись полки с книгами.

— Какая прекрасная комната! — воскликнула Элинор, пробегая рукой по поверхности стола орехового дерева. — Представляю, как ревностно вы охраняете это богатство.

— Но только не от вас. — Николас улыбнулся. — Вы можете приходить сюда, когда только пожелаете. Если я захочу побыть один, то скажу вам. Как можно скорее мы должны привести в порядок ваш будуар, дорогая, а пока вы можете пользоваться прелестной комнатой, у которой нет специального назначения. Боюсь, я не был до конца честен с Китом. Я привык довольствоваться только одной спальней, столовой и библиотекой, но, думаю, это несложно будет исправить.

— Лорд Стейнбридж, кажется, очень расстроился, узнав, что вы не говорили ему об этом доме.

Николас принялся перебирать письма, лежащие на столе.

— Мой брат — человек не без странностей. Ему претит многое из его обязанностей, но доставляет удовольствие изображать себя деспотом. Это проявляется в его отношении ко мне, и, не сомневаюсь, то же случилось бы с вами. И все же я люблю его, хотя не стану жить у него под надзором, что было бы утомительно для каждого из нас.

Элинор молча кивнула.

— Но этот дом должен стоить кучу денег, и при таком редком посещении…

Ей припомнились таинственные события перед их венчанием, и вся ее недавняя уверенность отлетела прочь.

— Послушайте, — неожиданно сказал Николас, — нам было бы намного проще, если бы следующие несколько недель вы притворялись невинной дурочкой и ни о чем не расспрашивали. Хотя тогда, — добавил он шутливым тоном, — если представить, что мне придется жить с такой женщиной, я буду проклинать свой жребий.

Элинор все это казалось очень странным. Что случится в следующие несколько недель и как это подействует на нее? Прежде чем она решилась спросить его, Холлигирт, дворецкий, пришел доложить, что прислуга собрана.

Сперва дворецкий представил свою жену, экономку; потом миссис Кук, которая была поваром, за ней последовали лакей, горничная, конюх и еще несколько слуг для мелких поручений.

Затем Элинор поднялась за миссис Холлигирт наверх.

Жена дворецкого распахнула дверь:

— Спальня хозяина, миледи.

Комната порадовала Элинор: огромная, с высокими окнами, она была наполнена светом. Ее украшала мебель в строгом современном стиле и драпировка коричневого бархата с золотой отделкой, на полу лежали две темные медвежьи шкуры.

— О Боже! — не удержалась Элинор.

— Ужасная гадость, — заметила экономка, брезгливо поведя носом. — У хозяина странный вкус, и мне очень приятно, что в доме появилась леди. — Она указала на две двери с каждой стороны комнаты:

— Это гардеробная хозяина, а это ваша. Она довольно унылая, ею не часто пользовались. — Лицо женщины приняло натянутое выражение, когда она поняла, что допустила промашку, однако Элинор сделала вид, что ничего не заметила.

— Я с радостью все устрою на свой вкус, миссис Холлигирт.

Экономка поспешила в другую пустую спальню, абсолютно не сочетающуюся с той частью дома, которую Элинор успела увидеть. Хотя эта комната не отличалась от спальни хозяина размером и формой, она выглядела ужасающе из-за оттенка стен, ковра и штор — какое-то невыразительно тоскливое сочетание розового, зеленого и кремового.

— О… — Это было все, что смогла произнести Элинор, когда перед ней предстало столь убогое зрелище.

— Как видите, комнату, а также детские, две другие спальни и кабинет не трогали с тех пор, как мистер Дилэни купил дом, то есть когда уехали старые владельцы. Нет сомнений, что вы захотите все здесь переделать. — В словах экономки слышался явный намек, что если Элинор не сделает этого, то не сможет по праву считаться хозяйкой.

— О да, разумеется, это будет моей первой задачей. А теперь пойдемте.

Элинор потребовалось усилие, чтобы спрятать усмешку. Она была довольна, что обнаружила недостатки, которые нужно исправить. Это был ее дом, и она может поступать с ним как захочет. Интересно, какую сумму ей разрешат потратить и как она узнает об этом?

Вспомнив, что это будет зависеть от щедрости лорда Стсйнбриджа, Элинор нахмурилась.

Вернувшись в гардеробную, она увидела, что ее багаж распакован и вещи аккуратно разложены по местам.

Миссис Холлигирт представила ей горничную:

— Дженни славная девушка, правда, слишком словоохотлива. Она будет вас обслуживать, если вы не против. Кажется, вы не привезли прислугу из заграницы.

Элинор отметила про себя, что Холлигирты не посвящены в дела ее мужа. Поблагодарив миссис Холлигирт, она попросила принести горячей воды.

Хотелось бы ей знать, какого сорта женщин принимал здесь Николас Дилэни? Без сомнения, это были особые гостьи. Он, очевидно, дал указание переделать все в этом доме. Если прежнее убранство гармонировало с ее спальней, то можно только вообразить, что это было за удовольствие наблюдать все эти изыски, скрывающиеся за классической красотой фасада.

Но о чем она, собственно, думает? Вряд ли Николас Дилэни мечтал о ней как о жене. Скоро он отправится в свои путешествия и оставит ее здесь одну, предоставив самой себе.

Несколько недель назад это было именно то, о чем она могла только горячо молиться, а теперь…

Ее мысли были нарушены появлением горничной с кувшином воды в руках.

Умывшись, Элинор указала на платье из голубой шерсти:

— Нельзя ли его погладить, Дженни?

— Конечно… — Девушка порозовела. — Это одна секунда…

Элинор успокоила ее:

— Дай-ка я посмотрю. Нет, пожалуй, с ним все в порядке. Тебе когда-нибудь приходилось прислуживать леди?

Дженни закивала:

— О, конечно, мадам. Один раз или два, это были гостьи.

Элинор представила, что это были за гостьи, и тут у нее появилась новая идея:

— А ты не могла бы уложить мне волосы?

Девушка просияла:

— О да, мадам. Я могу сделать прическу, потому что училась и надеялась, что когда-нибудь буду служить настоящей леди!

Раздался стук в дверь, и Николас вошел в комнату.

Не обращая внимания на горничную, он поцеловал Элинор в щеку.

— Мне придется отлучиться, дорогая. Ненадолго. Кроме прочих дел, я должен нанести визит вашему брату, чтобы он не вздумал беспокоить вас. Полагаю, что вернусь к обеду. — С этими словами он покинул комнату.

Элинор и Дженни, переглянувшись, рассмеялись.

Когда прическа была закончена, Элинор отправилась осматривать остальную часть дома. Как она и ожидала, все здесь оказалось довольно хорошо устроено. Большинство комнат нуждалось в замене отделки, но в остальном это было уютное жилище.

Элинор договорилась с экономкой, что та поможет с проверкой еженедельных финансовых отчетов, если муж поручит ей эту обязанность. Затем она обнаружила, что все дела сделаны и время до обеда свободно. Все еще под впечатлением от осмотра дома, она решила заглянуть в библиотеку.

Перебрав несколько романов из серии «Минерва», Элинор в конце концов остановилась па «Удивительных новобрачных».

Когда она уселась и начала читать, ее взгляд упал на большой альбом, лежащий посреди стола. Поколебавшись секунду-другую, Элинор открыла его и тихо ахнула при виде утонченных восточных гравюр. Ничего подобного ей не приходилось встречать прежде — подлинные сокровища, сочетавшие свежие оттенки и изящные линии.

Она закрыла альбом и задумалась. Эти великолепные работы не могли быть куплены случайно. Совершенно очевидно, что гравюры собирали в течение долгого времени с вниманием и любовью. В итоге ей пришлось признать, что Николас Дилэни в очередной раз поразил се. Ей хотелось и дальше узнавать его и согреваться около огня его души.

И все же минувшая ночь не прогнала ее страхи. Однажды он забудется, и тогда…

Но что будет тогда, ей пока оставалось только гадать.

Николас Дилэни имел недолгую беседу со своим новым родственником, братом Элинор, в его доме на Дерби-сквер и ушел оттуда, пряча усмешку. Он направился на Гросвенор-сквер, где его, тут же препроводили в богато обставленный кабинет.

Гостя встретил высокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти.

— Мистер Дилэни, — объявил лакей.

Лорд Милчем с улыбкой поднялся навстречу гостю:

— Дилэни! Весьма рад видеть вас, сэр.

— Я тоже, лорд Милчем, — вежливо сказал Николас, занимая предложенное кресло.

— Правительство весьма благодарно вам за оказанное содействие, мой юный друг.

Николас сдержанно поклонился и взял предложенный бокал хереса.

— Я снова виделся с мадам Беллэр в соответствии с инструкцией.

— Да, я знаю. Она пересекла Ла-Манш на том же судне, что и вы. Отлично придумано!

Николас не спеша потягивал напиток.

— Признаюсь, милорд, произошло совершенно случайное совпадение. Личные дела заставили меня немедленно вернуться домой, и я даже не подозревал, что Тереза на корабле. Но мы успели переброситься с ней парой фраз в Ньюхейвене.

Лорд Милчем нахмурился:

— И только? Вы упустили такую прекрасную возможность восстановить отношения…

Николас улыбнулся, не поднимая глаз от стакана.

— Я был несколько стеснен, сэр, присутствием моей жены.

Лорд Милчем удивленно вскинул брови:

— Как? Вы же не женаты.

— Был не женат. Но на днях все изменилось.

Поднявшись, лорд Милчем принялся нервно расхаживать по кабинету.

— Вы безответственный шалопай, Дилэни! Что вы себе позволяете? Еще месяц назад всем это и в голову не приходило. Вы подумали, как это отразится на наших делах?

После столь откровенной атаки черты гостя слегка напряглись, но его тон был на удивление спокойным, когда он ответил:

— Причина моей женитьбы глубоко личная.

— Ха! Вы слишком часто пускаетесь в развлечения, и вот вам результат — вас поймали.

Пальцы Николаса крепче сжали хрустальный бокал.

— Сэр, хочу заверить вас, что моя женитьба не отразится на наших планах. Я продолжу мои взаимоотношения с Терезой, если она не станет возражать. Мне следовало упомянуть, что ее сопровождал в Ньюхейвен молодой человек, который, по-моему, вполне отвечает ее вкусу.

Лорд Милчем устремил на него суровый взгляд, который напомнил Николасу, что он всего лишь подчиненный.

— По моим сведениям, ее чувство к вам в Вене было весьма глубоким. Уверен, вы можете вновь воспламенить ее… если хорошенько возьметесь за дело.

— Я сделаю все, что в моих силах. Вопрос будет нетрудно уладить. Несмотря на ваши предположения, я не могу поверить в то, что Тереза вовлечена в заговор спасения Наполеона или повинна в смерти Энстебла. Эта женщина вне политики и не любит насилия, ее не интересует ничего, кроме собственной персоны.

Милчем пожал плечами. Потом, очевидно решив, что его плану ничего не угрожает, он вернулся на свое место.

— Может быть, она думает извлечь пользу, сыграв на интересе к славе Бонапарта? Я слышал, это очень привлекательная особа.

— Более чем… Но также и достаточно проницательная, чтобы понимать: делать ставку на Наполеона сейчас недальновидно. Его дни миновали.

— Достаточно справедливо, хотя некоторые из нас были бы за, если бы его отправили дальше, чем на остров Эльба. — Лорд Милчем изучал своего посетителя, который был не только посвящен, но и участвовал в его секретных операциях.

По его мнению, этот молодой мужчина был умным, но не без характера и, безусловно, абсолютно непредсказуем. Ему не нравилось иметь дело со скучными отпрысками аристократии, которые относились к шпионажу как к развлечению.

— Что ж, продолжайте в том же духе.

— Да, милорд.

— Благодарю вас, мистер Дилэни, и желаю удачи. Мы положили конец войне, и теперь обязанность каждого мужчины встать на защиту мира. — Понимая, что был несколько резок, лорд Милчем перешел на доверительный тон:

— Не думаю, что это будет тяжкое испытание для вас, Дилэни, — заниматься любовью с такой женщиной, а?

Николас поднялся. Выражение его лица было бесстрастным.

— Милорд, для меня это достаточно неприятно. Но, пропустив кампанию в Пиренеях, я понимал, что придет и мой час пострадать за отечество. Всего наилучшего, милорд.

Милчем не двинулся с места.

— Убирайтесь с моих глаз, — наконец пробормотал он.

Спустя несколько секунд, подавив приступ раздражения, он уставился на план, который держал в руке. Это был слишком важный вопрос, чтобы позволить себе поддаться излишней чувствительности. В последующем надо проявить большую осмотрительность в делах с Николасом Дилэни — таков был окончательный вывод Милчема.

Элинор все еще сидела в библиотеке, с удовольствием погрузившись в необычайные приключения героини «Удивительных новобрачных», когда вернулся Николас. Он дружески чмокнул ее в щеку.

— Нашли что-то интересное для себя, моя дорогая? — Посмотрев на заглавие, он улыбнулся:

— Вас, наверное, этим не удивишь?

Оба разразились смехом.

К своей радости, Элинор получила согласие мужа на проверку счетов.

Затем она спросила его о результатах визита.

— О, кроме того что я встречался с вашим братом, весьма скользким типом, мне еще нужно было уладить кое-какие дела.

— Что сказал Лайонел? — При мысли о брате Элинор ощутила неприятный холодок. Николас рассмеялся:

— Я заставил его понервничать. Он приветствовал мое вхождение в семью и тут же попытался занять денег. Не хотелось с ним связываться, хотя руки чесались, но, пожалуй, нет ничего, что могло бы испортить его хорошее настроение. Вам, дорогая, не стоит бояться его — не думаю, чтобы он искал ссоры со мной или стал докучать вам.

— Слава Богу. — Элинор понемногу начинала верить, что ее ночные кошмары наконец кончились.

За обедом Николас вернулся к разговору о книгах, а также рассказывал о своих путешествиях во Францию, Америку, Австрию и даже Китай.

Обед за небольшим столом при свечах создавал ощущение, что они одни во всем мире. Элинор была по-настоящему счастлива.

— Разумеется, путешествия в такие места, должно быть, сопряжены со многими трудностями, — заметила она. — Я слышала, даже самые надежные корабли могут подвести во время долгих морских переходов.

— Вы правы, — ответил Николас с чувством. — Но не это важно. Я ценю уют, точно так же как любой другой мужчина, но думаю, не стоит бояться маленьких неудобств тому, кто привык идти непроторенными путями.

— Я не назвала бы плен у китайских пиратов «маленьким неудобством», — заметила Элинор с улыбкой. — Я вот не способна совершить ничего подобного.

Он накрыл ее руку своей ладонью.

— Вы, милая Элинор, пока только сделали свой первый шаг. Отечество ожидает от вас грандиозных свершений.

Элинор рассмеялась его шутке. Николас щелкнул длинными пальцами, и в его глазах появились лукавые искорки.

— Вот это замужество! Вы юная женщина, у вас, даст Бог, лег шестьдесят впереди. Шестьдесят лет свободы! Это еще один свадебный подарок, который я преподношу вам. Пользуйтесь!

Элинор замерла. Не зря она побаивалась его странного оживления.

— Не понимаю, что вы имеете в виду?

— Скоро поймете.

С болью она припомнила, что большую часть их совместной жизни его не будет рядом, и с трудом изобразила улыбку:

— Благодарю за подарок.

Скорее всею Николас уловил ее замешательство, так как понимающе улыбнулся:

— Я должен кое-что показать вам, только не здесь, а в моем кабинете, но сперва мне не помешает бокал портвейна, если не возражаете.

Пока они переходили в другую комнату, мысли Элинор вертелись вокруг предлагаемой мужем концепции свободы. Когда он налил себе вина из графина, предусмотрительно оставленного Холлигиртом, попросила:

— Налейте и мне немного.

Его брови приподнялись:

— Вы хотите попробовать?

Увы, она так и не научилась справляться со своими эмоциями!

— Почему бы нет? Надо же и мне когда-то встать на неизведанную тропу. Простите, это глупая идея.

Потянувшись вперед, Николас прикоснулся к ее руке.

— Вовсе нет. Мне не следовало устраивать глупый допрос. — Он протянул ей свой бокал. — Это сухой портвейн. Немного специфический вкус, на любителя.

Элинор пригубила бледно-золотистую жидкость. Вино было крепким, пьянящим, терпким на вкус, оно содержало прекрасный букет.

— Мне нравится.

Николас позвонил, чтобы принесли еще бокал, и наполнил его, затем передал ей.

— За ваши приключения, моя дорогая!

— Вы смеетесь надо мной?

— Нет. — Она видела, что он и в самом деле серьезен. — Я восхищаюсь. Только глупец, не раздумывая, прыгает со скалы. Маленькие ступеньки гораздо быстрее приводят к цели. — Он сел, продолжая смотреть на нее. — Я начал путешествовать, когда мне было десять лет, просто сбежал из дома. Пройдя сотни миль, я пытался устроиться на судно в качестве юнги, когда мой отец напал на мой след. На самом деле я не был опечален тем, что меня нашли. Но смотрите, — добавил он, подняв на нее глаза, — если я увижу, что вы топите свои печали в портвейне, я тотчас положу конец вашим приключениям.

Она непонимающе вскинула бровь:

— Несправедливо! Значит, я могу пускаться в приключения лишь с вашего разрешения?

— Конечно. Но только до тех пор, пока не придет день, когда вы перестанете беспокоиться. Тогда мы будем иметь решающее сражение, в котором вы сможете победить. Теперь скажите мне, у вас есть какие-нибудь тайные планы?

Элинор почувствовала себя счастливой. Это было так же неожиданно и приятно на вкус, как портвейн. Возможно, всему виной и был портвейн, но это не имело значения.

— Мне нужна новая одежда и деньги.

Николас схватился за голову:

— Боже праведный, как я мог такое упустить! Мои извинения.

Он подошел к картине на стене и, отодвинув ее в сторону, открыл потайную дверцу. Взяв из тайника бумажник, он протянул его ей. Заглянув внутрь, Элинор насчитала там не меньше двадцати гиней.

— Этого вам хватит на первое время, а потом я позабочусь о регулярном содержании. Не вздумайте тратить наличность на платья или дом, — добавил он. — Мне пришлют счета.

Элинор ничего не понимала:

— Тогда зачем это?

— На всякие приятные мелочи, дорогая. — Николас пожал плечами. — Да, я обещал показать вам кое-что. — Он достал из сейфа несколько коробок. — Здесь есть одно-два ювелирных украшения, которые вы могли бы носить. Это все мои безделушки, как только смогу, выберу что-то специально для вас. У Кита хранятся фамильные драгоценности, и он, возможно, предложит вам какую-нибудь из них. Вы вольны поступать как знаете, но я не советую. Не исключено, что в один прекрасный день брат решит жениться, и тогда вам придется возвратить подарок, что довольно неприятно.

Как ребенок перед коробкой игрушек, Элинор затаив дыхание рассматривала сокровища, разложенные перед ней. Чего тут только не было: красивая сапфировая диадема, броши, несколько колец, а также длинная нить сверкающего розового жемчуга. Элинор никогда еще не приходилось видеть такой роскоши.

— Потрясающе, — прошептала она.

— Подарок от раджи. Это благодарность за то, что я сделал для него. Такое количество одинаковых розовых жемчужин большая редкость. Мне думается, ожерелье подойдет вам. Закажите элегантное платье, и тогда мы представим вас вместе с этим шедевром, — шутливо заключил Николас.

Элинор покачала мерцающую нить в руках.

— Вы говорите о выходе в свет?

— Да, и так часто, как вам захочется. Я не всегда смогу сопровождать вас, но, думаю, вы легко обойдетесь и без моей помощи. И еще, — сказал он с недовольной гримасой, — мы должны представить вас нашей семье. Теперь вам известно, где я храню жемчуг и сапфиры; скажите, если они понадобятся вам. Остальное можете оставить у себя.

Элинор неохотно вернула ожерелье на место, затем достала кольцо, в котором сиял большой бриллиант в обрамлении кораллов.

— Это одно из моих любимых сочетаний.

Николас взял ее правую руку, надел кольцо ей на палец и, наклонившись, нежно прикоснулся к ее губам.

Было заметно, что он устал. Усталость чувствовалась во всем — в глазах, в голосе. Значило ли это, что он не будет беспокоить ее ночью? Едва подумав об этом, Элинор тотчас упрекнула себя за подобные мысли.

— Я собираюсь спать. — Она поднялась, представляя про себя предстоящую ночь как испытание, которое ей придется выдержать.

Пока Дженни расчесывала ее волосы до шелкового блеска. Элинор, хмурясь, разглядывала свое отражение в зеркале.

— Я хотела бы, — сказала она, — чтобы у меня были зеленые или карие глаза, какие угодно, но только не эти светло-голубые.

— У вас очень красивые глаза, миледи, — возразила горничная. — Но я могу сделать их еще более выразительными, стоит только немножко выщипать брови.

— Выщипать? О, не знаю, не знаю… Будет ли это хорошо? И потом, это, наверное, ужасно больно?

Дженни пожала плечами:

— Все так делают.

— Все? — Элинор рассмеялась. — Знаешь, Дженни, не рассказывай это миссис Холлигирт, но я не против узнать, что происходило здесь до моего замужества. Какие они были, эти женщины?

Дженни округлила глаза:

— По правде сказать, их было тут не так уж много, все иностранки и все очень красивые…

— Это были… простые женщины или леди?

Вопрос заставил Дженни задуматься.

— Ну… мадемуазель Дезире была определенно леди, хотя и могла устроить скандал. Хозяин однажды ударил ее, заставляя замолчать, но это подействовало не сразу.

Элинор поежилась. Ей следовало догадаться, что Николас выглядел чересчур совершенным, чтобы это могло быть правдой.

— Мадам Амелия тоже была очень хороша, — продолжала Дженни, — настоящая красавица с огромными темно-синими глазами. Вот только я слышала, что в ней течет черная кровь и что она из Америки…

— Я думаю, нам лучше забыть обо всех этих леди, — приняв решение, твердо сказала Элинор.

— Конечно, мадам, — поторопилась заверить Дженни. — И вам не о чем беспокоиться — вы ведь его жена.

— Да, — голос Элинор зазвучал не очень уверенно, — я его жена.

Она уже почти заснула, когда дверь отворилась и Николас вошел в спальню. Горел только один ночник, но в его слабых отблесках ей было видно, как он скинул свою одежду. Потом он лег рядом с ней. Элинор потребовалось усилие, чтобы сохранить дыхание ровным и ничем не выдать своего ожидания.

Николас нежно поцеловал ее в щеку, пожелал спокойной ночи и… уснул. Теперь Элинор раздирали противоречивые эмоции: облегчение, удивление, разочарование, досада…

Ясно, что он не хотел ее, и с чего, собственно, ей удивляться или обижаться? Но сможет ли она чувствовать себя непринужденно в его присутствии без…

Итак, она получила именно то, чего она хотела. С этой мыслью Элинор наконец погрузилась в сон.