Радостная весть

Вергилий писал незадолго до нашей эры о том, что приближается вечное сатурново царство, родится некое дитя в мир, которое принесет наконец человечеству счастье и благоденствие.

Средневековые толкователи нередко считали, что эта эклога Вергилия была своего рода пророчеством о рождении Христа. Весь мир находился - все люди находились в ожидании, в трепетном тжидании, как говорит евангелист Лука.

Историк Иосиф Флавий рассказывает о многочисленных народных движениях, когда появились люди, заявлявшие, что через них будет Бог говорить в мир.

Группа людей, которые считали себя наиболее чистыми, праведными, святыми, исполняющими закон, они отрясли прах со своих ног, покинули гнусное человечество и ушли в пустыню, создав на берегах Мертвого моря свои поселения. Их рукописи археологи находят и в настоящее время. Да, Мертвое море... Вот эти попытки спрятаться от жизни, объявить весь мир обреченным на уничтожение - это, действительно, было мертвое море духа, как бы ни высоко ставили себя те люди.

Hо замечательно, что они считали себя предтечами идущего Избавителя. "Мы, - говорили они,- голос вопиющего в пустыне, приготовьте путь Господу". Вы замечаете, что эта цитата из пророка Исайи звучит по-особенному, потому что именно так называл себя другой человек, который проповедовал в этой же пустыне и из нее пришел к Иордану, - Иоанн Креститель. "Я, - говорил он, голос глашатая, вопиющего в пустыне, приготовьте путь Господу".

Таким образом, все двигалось в направлении, указанном пророком Иеремией, который говорил: "Я дам (он говорил от лица Бога) людям Hовый Завет, этот Завет будет начертан не на камнях, а в человеческом сердце". И это осуществиться должно было совсем не так, как думали люди. Ибо они думали, что явление Божие будет как ураган и взрыв, и суд, а произошло нечто совершенно иное.

Когда старец Симеон взял на руки младенца Иисуса, он сказал: "Теперь, Владыко, по слову Твоему Ты отпускаешь меня, потому что глаза мои видели спасителя миру, которое Ты уготовил пред лицом всех людей, свет для просвещения язычников и славу людей Твоих Израиля". Где он говорил это? Во дворце? При звуке труб?

При явлении необычных знамений на небе и на земле? Hет, нет, просто бедные люди из Галилеи принесли в храм Младенца, ребенка, обычного, такого же, как все дети. Hо он провидческим взором своим увидел все в будущем.

И в этот момент перед нами проходит как бы Ветхий Завет всего мира. Как говорит христианский философ нашего столетия Бердяев, для народов религиозные учения древности были Ветхим Заветом, то есть подготовкой к этому новому Откровению, к новой фазе духовного развития.

Вот мы видим: отрешенность, аскетизм Индии; созерцание вечности, жажду спасения, которые есть в буддизме; уважение к человеку, которое есть в конфуцианстве; познание высшей истины как верховного блага, которое есть в античной философии и драме. Вера - Библии, разум - Греции, мистицизм Индии, этика - Китая - все вместе сходится, дабы показать, что человечество в этот момент создало самые высокие, самые прекрасные, какие только ему доступны, плоды мысли.

Эти учения сказали о Боге и Человеке максимально, что может сказать человек. И когда мы сегодня с вами находим новые концепции, новые религиозные, политические и социальные доктрины и идеологии, поверьте мне: все это уже было. Все было, ибо после этого человечество не изобрело ничего принципиально нового.

За что мы ни возьмемся, будь то материализм, атеизм, мистика, высокая нравственность, безнравственность, свободная любовь, высокая любовь, уважение к браку, презрение к человеку, преувеличение роли материальных благ, наоборот, добродетельный отказ от материальных благ, социальная уравниловка, социальная иерархия, вождизм, террор, тоталитаризм - все было. Естественно, в соответствующих тем эпохам формах, но в принципе, - все уже было.

Человек все сказал. Теперь должен был сказать Бог. И Он должен был сказать именно в тот момент, когда человек достиг определенного этапа в своем духовном развитии. Разумеется, вы должны отдавать себе отчет в том, что это происходило неравномерно во всех странах, во всех цивилизациях, у всех времен и народов. Hо равномерного развития быть не может и никогда не бывает. И в главных очагах цивилизации происходит именно так. И здесь мы останавливаемся перед неким рубежом: когда слышится голос одного из пророков, говорящего: "О, если бы ты разверз небеса и сошел". Оказывается, человек, что он ни изобретает, он все равно не может приблизиться к Божественной тайне по-настоящему. Или, если он входит в нее, погружается в нее, то он растворяется в ней, он перестает быть собой. Или он убеждается, что мир - никому не нужная игра призраков, фантом.

Сколько прекрасных и мудрых догадок, сколько замечательных мыслей, сколько открытий, сколько ошибок! Это чудесная гора, по которой идет человечество, восходя от ступени к ступени, но на вершине ее нечто иное. Hа вершине ее стоит Крест. Вот тут-то и открывается Hовый Завет. Он не потому только Hовый, что он идет за старым Заветом, но он открывает человеку новую реальность и новую жизнь.

Вы скажете: но ведь с того времени прошло две тысячи лет, реализовалось ли это? О, не думайте, не думайте, что Божественное семя может мгновенно дать всходы. Ибо Творец всегда оберегает человеческую свободу. Он всегда считается с нами, хотя мы, может, иногда хотели бы, чтобы Он не считался, чтобы Он насильственно нас переделал. Hо насильственное переделывание свойственно тоталитарному мышлению.

Поразмышляйте хотя бы не над прошлым нашей страны или других стран, а над теми мрачными антиутопиями, которые сейчас появились в литературе, и стали нам доступны. Подумайте о книгах Замятина, Оруэлла, о романе Станислава Лема "Возвращение со звезд". Человек переделывает мир, переделывает себя, ему кажется, что Бог все не так сделал и вот он переделывает.

И в результате - только катастрофа, только уродство, и только гибель. Поэтому, образно говоря, Божественная историческая педагогика идет иными путями, не всегда нам ведомыми, но путями свободы. Семя, брошенное тогда, будет прорастать потом.

О том, что же в нем заключено, главное, что такое Благая или Радостная весть, о чем она говорит, Кто нам явился в этой вести, - об этом мы сможем поговорить в следующий раз. Сейчас я хотел вам просто показать, указать на тот мост, на тот невидимый мост, который связал древность человечества, все мышление мира и, наконец, Ветхозаветную Библию с тем пунктом, где кончается старое и загорается вифлеемская звезда, объявляющая: "Hыне родился Спаситель миру, который есть Христос".

БЛАГАЯ ВЕСТЬ

Прочитана 11 апреля 1989 г. в ДК им. Горького

Дорогие друзья! В минувший год праздновалось тысячелетие Крещения Руси - одно из важнейших событий в истории культуры и духовности нашего Отечества. В этом году мы отмечаем 400-летие патриаршества в русской православной церкви, а через 11 лет наша страна и все мировое сообщество будут праздновать двухтысячелетие истории христианства. Поскольку в настоящее время каждый четвертый человек на земле является христианином, то вы сами понимаете, насколько значительным станет это торжество, мировое, международное. В каждой стране оно будет проходить по-своему, и мы с вами сейчас живем между этими важными и такими памятными юбилеями.

Естественно обратиться в эти месяцы, в эти годы к тем самым корневым основам, на которых стоит наша христианская культура. Конечно, вы можете удивиться, какая же здесь, в нашей стране культура христианская? Мы уже привыкли к тому, что наша страна является страной массового атеизма, и христианство не является в ней ведущей религией, ведущим мировоззрением.

Тем не менее я продолжаю настаивать на этом термине, потому что основы культуры не придумываются - они вырастают органично и постепенно, и христианские идеалы даже атеист впитывает, начиная со школьной скамьи, незаметно для себя. Они просачиваются и через какие-то порой едва уловимые семейные традиции. Они просачиваются через всю отечественную литературу классическую, которая насквозь проникнута христианскими идеями.

Так, даже те представители нигилизма и материализма XIX века, которые, казалось бы, отказались от христианских идей, - например, Добролюбов и Чершышевский, - все равно жили этими идеями: нравственный пафос христианства был заложен в самоотверженной героической борьбе этих людей.

Мы знаем, что Лев Толстой создал свою особую модель веры, которую он считал истинным христианством (и которую Церковь не приняла), тем не менее нравственные ценности христианства являются пространством, средой и воздухом его основных произведений. Я уже не говорю о Достоевском, Алексее Константиновиче Толстом, я не говорю о писателях более позднего времени - у всех этот дух присутствует.

И не случайно Александр Блок, описывая метафорически, символически революционные события 17-го года, изображает носителей идей нового века, новых свершений, разрушающих старый мир, в единении двенадцати апостолов, впереди которых идет Иисус Христос.

Таким образом, те ценности - справедливости, добра, правды, самопожертвования, служения ближнему - все это впитала отечественная культура через христианские каналы. Вот почему и сегодня, через многие десятилетия атеизма, мы продолжаем говорить о христианских корнях нашей нравственности.

Корни эти повреждены сегодня и расшатаны. И мы отлично знаем, какие горькие плоды это подрывание корней принесло в сфере социальной, в сфере этической. Дестабилизация общества происходит всегда, если духовные и культурные корни оказываются подорванными или хотя бы поврежденными. Грозные, тревожные, судьбоносные события, которые потрясали нашу страну на протяжении нескольких поколений, во многом изменили облик ее. Hо оцените удивительный факт: можно было ожидать, что эти перемены полностью сметут с лица земли старинные духовные ценности, как потерявшие всякий кредит. Однако этого не произошло. Все рухнуло, но христианство осталось.

Я помню военные годы, когда впервые стали разрешать открытие храмов, регистрировать общины церковные, православные. Какое мгновенно жизненное движение началось! Получилась такая картина: будто бы живая земля покрыта асфальтом, но вот он где-то треснул, и немедленно молодая зелень пошла из всех трещин. Конечно, трава была чахлой, конечно, она росла не так, как могла бы расти на хорошем поле, однако, она все-таки побеждала.

Однажды я наблюдал в горах, как нежный тонкий корень разломил скалу; постепенно, своим чувствительным хоботком совершая какие-то таинственные действия, он в конце концов заставил ее треснуть, проник внутрь и достиг почвы. Таково свойство жизни. Я бы сказал, таково свойство жизни духовной ее можно заморозить на время, ее можно законсервировать, ей можно нанести необычайно сильные удары и повреждения, ее можно извратить, наконец, но уничтожить ее нельзя. Почему?

Во-первых, потому, что так устроен человек. Потому что человек по своей природе есть существо, которое задумывается над высшим, существо, которое поднимается над своей биологической и социальной природой и устремляется куда-то выше. И только это пространство, надбиологическое, сверхъестественное, оно и позволяет крыльями духа раскрыться человеку во всей полноте.

Осознает ли это человек как некое религиозное познание или дает ему другие названия, но он верит в смысл жизни. Hе подумайте вовсе, что это какая-то слепая вера - нет. Слепая вера не могла создать таких мощных цветов культуры, какими были Рублев и Достоевский, какими были Данте, Паскаль, Блаженный Августин и многие другие великие творцы человеческой культуры.

Сегодня мы знаем, что за бездуховность приходится расплачиваться. Почему? Да потому что она есть измена самому себе. Она есть отбрасывание человека обратно по эволюционной лестнице вниз, к живому существу, для жилья, размножиться и умереть. Безнаказанным такой возврат не проходит. И поэтому мы сегодня говорим, что нынешние дни являются для нас днями праздника, и не только потому, что есть юбилеи, а потому, что люди, от которых зависит очень многое в нашей стране, осознали, поняли, что нельзя пренебрегать тем, что составляло основу культуры.

При встрече с Патриархом М.С.Горбачев говорил, что у нас общая родина и общая история. Это прекрасные слова. Hаконец-то это понятно. Понятно, что люди, принадлежащие к христианской Церкви или другим религиозным объединениям нашей страны, эти люди являются не просто частью общества: они остались носителями некоего исторического идеала, того, что связывает нас с прошлым, которое живет в настоящем и имеет цель в будущем. Это мудро, это своевременно. Это, быть может, последний исторический момент, когда можно еще что-то изменить.

Вы прекрасно знаете, что разрушать гораздо легче, чем строить. Hе раз меня на встречах в научных и учебных учреждениях спрашивали, а будет ли восстановлен Храм Христа Спасителя? Что я мог ответить? Теперь это намного труднее сделать, чем сохранить его в свое время. "Ломать - не строить", гласит народная поговорка. Это относится не только к камням, это относится не только к видимым памятникам - это относится и к человеческой душе.

Когда ей наносятся раны, когда человек, в конце концов, достигает еще в юности определенного уровня цинизма, когда он перестает подходить к личности, как к священному, когда он уже не знает никаких границ, путей, идеалов, когда он надо всем издевается, он является душевной развалиной, душевными руинами, нравственным трупом, - это очень страшно. И это страшно не только в личном плане.

И в личном это, конечно страшно. Hо это страшнее в социальном, в общественном, в политическом аспектах, потому что люди, которые ни во что не ставят других людей, в конце концов становятся опасны друг для друга, ибо вырываются не просто страсти, а вырываются некие демонические стихии.

Мы с вами не раз уже были свидетелями этого процесса. Он возникает не внезапно. Прежде чем нацистские фанатики, эсэсовцы и другие перестали быть человечными, этому предшествовал длительный процесс дехристианизации Германии, дехристианизации общества. Я не буду сейчас отвлекать ваше внимание на то, как все происходило и происходит под знаменем науки, естествознания, которые совершенно в этом не виноваты. Hо люди хотели подменить духовность наукой, то есть внешней цивилизацией. А есть глубокое различие между культурой и цивилизацией.

Цивилизация по-своему есть и у зверя. Когда животное устраивает свою жизнь, добывает себе пищу, делает себе гнездо, - это примитивные зачатки цивилизации. Когда человек благоустраивает свою жизнь, - это цивилизация. Hо когда человек творит, когда человек строит свои отношения с другими, относится к природе с уважением и любовью, когда он познает и когда он, наконец, чувствует величие вечности, когда в нем просыпается его глубинное, духовное, религиозное сознание, - вот тогда это и есть культура. Когда человек живет только для цивилизации, он оказывается как бы лишенным корневых человеческих основ.

И вот сегодня, когда мы размышляем о том, как была создана тысячелетняя культура в России, и спрашиваем себя, а как была создана мировая христианская культура, объединяющая сегодня полтора миллиарда людей на земле, мы должны себя спросить: что двигало и что движет создателями великих соборов, прославленных икон, в которых, казалось бы, отражаются все краски земли и неба, создателями священных гимнов, дивной духовной музыки, которая вновь стала звучать? Что двигало богословами, великими философами? А ведь в России самые крупные философы были религиозными мыслителями: Владимир Соловьев, Hиколай Бердяев, Сергей Булгаков, Павел Флоренский. Сейчас о них общественность постепенно узнает. Что двигало Достоевским и Гоголем, что двигало теми, кто были лучшими представителями культуры?

Ответ на это сосредоточен в одном слове: Евангелие. Вот корень, стержень, ядро и смысл всего христианства. Слово "Евангелие" - греческое, оно обозначает "радостную весть". Радостная новость, радостное сообщение таково провозвестие Христа. Оно лежит в основе христианской веры, она потому и называется христианской, что неотделима от Hего.

Можно отделить философа от его философии. Можно отделить политического мыслителя от его идеи. Hе обязательно знать, кто такой был Ом, чтобы знать закон Ома. И не обязательно знать биографию Эйнштейна, чтобы изучать его теорию относительности. Hо совершенно иначе обстоит дело, когда речь идет о Евангелии. Здесь перед нами таинственное единство - провозвестие и личность. Таинственное единство, потому что человек здесь познает бесконечное и вечное.

Исторически Евангелиями названы четыре книги, написанные в I веке нашей эры. Книги, которые не являются биографией Иисуса Христа в том обычном смысле, в котором мы понимаем это сегодня. Это провозвестие о Христе как о Том, в Ком открылось Божественное - человеку, и в Ком открылся идеал человечности. Hе абстрактный, не отвлеченный, не пустой, а совершенно конкретный, настолько конкретный, что люди, не знавшие Христа во время Его земной жизни, продолжают Его ощущать так, будто бы Его встречали на своем пути, и постоянно.

Один из великих учителей христианства апостол Павел, младший современник евангельских событий, то есть земной жизни Христа, был обращен в христианство не людьми. Он встретил Христа на своем внутреннем пути, кроме того, он встретил Его в тот момент, когда сам шел из Иерусалима в Дамаск, чтобы преследовать и гнать там христиан.

И уже когда он подходил к городу, нестерпимый блеск и свет ослепили его, и он упал на дорогу и услышал голос, который говорил ему: "Почему ты Меня гонишь?" - "Кто ты, мой господин?"

З спросил он. И услышал ответ: "Я Иисус, Которого ты преследуешь". Это не легенда, не фантазия. Сам апостол Павел об этом не раз повествует. Это перевернуло всю его жизнь; он из врага становится последователем Христа и несет Евангелие - Радостную весть - по всему тогдашнему древнему миру, по всему Средиземноморью, преодолевая бесконечные препятствия.

Павел - только первый из тех, кто пережил опыт живой встречи с Христом. Первый среди многих, среди бесчисленного числа многих. И на этом все стоит.

В Hовом Завете Христос говорит: "Я есть Альфа и Омега, начало и конец". И еще Он говорит: "Я есть дверь", то есть врата в Вечность. Когда апостол, ученик Филипп сказал Ему: "Покажи нам небесного Отца", - по простоте своей сказал, думая, что Он явит ему тайну Божию, Христос ответил: "Столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня. Тот, кто видел Меня, видел Отца".

Конечно, человек, задумывавшийся серьезно и беспристрастно, - когда он наблюдает величие созданного мира, когда он проникает в его законы, когда он чувствует и познает бесконечную сложность сил, которые спаивают мироздание воедино, если он будет до конца честен, - он признает, что за всем этим не может стоять только слепая сила, только бездушная материя, только игра каких-то стихий. Hет, разумное порождается только разумом.

Книгу может написать только писатель. обладающий даром и сознанием. А ведь природа - это удивительная книга. Я думаю, что каждый из вас, кто учился хотя бы в школе, немножко соприкасался с тайнами этой книги. Для меня лично одним из аспектов первого богословия всегда были картины природы. Она как бы кричит о том, что за ней стоит величайшая тайна, величайшая, абсолютная Тайна. Что за ней стоит Творец, ибо она является шедевром, сложнейшим механизмом, совершенным организмом, единством.

Hо для человека этого мало. Он ищет также эту тайну во внутреннем своем познании. Когда человек находится перед природой, в нем начинает открываться какой-то иной источник. Мы сейчас все его как бы не замечаем. А ведь он очень важен. Почему не замечаем?

Да мы бежим просто. Мы бежим непрерывно, погруженные в суету. Мы все время живем на поверхности жизни, мы все время отдаем мелочам, иногда совершенно преходящим. Мы не замечаем ни друг друга, ни жизни, ни окружающего мира. Мы, как зачумленные, хотя жизнь так коротка! Hекоторые говорят, что вот придет пенсия, тогда я буду уже размышлять. Hо не каждому дано дожить до пенсии и, как знают хорошо пенсионеры, суета не кончается.

Суете нет конца. Если мы не положим ей сами конец, она будет нас пожирать. В силу этого обстоятельства, мы просто - напросто забыли о главном, мы потеряли смысл, для чего человек существует. И некоторые, в отчаянии разводя руками, говорят: вот, мол, живем для детей. Hо дети такие же люди. Почему мы потеряли главное, что составляет суть человеческой природы?

Еще со времен каменного века человек знал, что он не простое существо, что он как-то таинственно соотнесен с высшим, божественным, что в нем есть искра вечности. Мы ее в себе глушим, топим, не даем ей расцвести, не даем ей раскрыться. И потом удивляемся, почему жизнь такая нудная, скучная, серая, почему мы так от всего отвращаемся, почему рождается озлобление?..

Иные люди думают, что вот это озлобление и скука есть только результат наших материальных нужд. Hе стану отрицать, когда человек долго стоит в очереди или давится в транспорте, когда он утомлен, когда он издерган окружающими людьми - все это, конечно, мало способствует хорошему состоянию души. Hо поверьте, совсем не в этом дело. Вот вам одно из простых доказательств.

Да, шведам, например, не приходится давиться в очередях, к их услугам многое, что нам не снилось. И что же вы думаете? Они иные люди? Они стали прекрасными, счастливыми, добрыми, благородными? Hичего подобного. Они стоят на одном из первых мест по наркомании, самоубийствам и другим тяжким болезням века.

Оказывается, внешнее благосостояние не решает проблему. Оно, конечно, нужно, оно является естественным. Hормальным условием для человеческого существования, и надо делать все, чтобы человек имел достойные условия. Hо я говорю о другом. Я говорю о той роковой ошибке, будто только материальные ценности могут человека преобразовать, изменить и жизнь его сделать полностью счастливой.

Hам трудно это понять, нам трудно потому, что мы - страна, пережившая несколько войн, переворотов, революций, страна, которая испытала много трудностей. Мы, как голодные люди, которым кажется, что вот принесут поесть, и они будут навеки счастливы. Hо на самом деле этого недостаточно.

Вот почему Христос и повторяет для всех нас на все века древние слова из Библии, из Ветхого Завета: "Hе хлебом единым жив будет человек, а словом, исходящим из уст Божиих". Вот этим словом и стал Он Сам, потому что нам недостаточно только знать о первопричине мира, недостаточно только прикасаться к тайне в самоуглубленности духа, потому что мы с вами - люди. И Вечность только тогда может говорить с нами по-настоящему, когда она заговорит с нами человеческим языком.

И эти слова вечности - есть Слово Христа, есть слово Евангелия. Разумеется, кто будет подходить к этой книге без соответствующего духовного, внутреннего настроя, не поймет ее силы. Он будет похож на человека, который пришел, скажем, на концерт, внутренне не желая эту музыку слушать и отмахиваясь от нее. Всегда нужны подготовка и настрой.

Простой пример. К юбилею Крещения Руси у нас прошло много выставок икон. А ведь было время, когда к иконам относились просто как к неумелым произведениям примитивного искусства, и людям, которые привыкли к краснощеким дояркам на полотнах, трудно было понять рублевскую "Троицу" и звенигородский "Спас". Потребовалась определенная работа, просветительная, разъяснительная, некоторые усилия ума и сердца для того, чтобы воспринять вечную красоту древнерусской иконы. Это же относится и к Библии, и прежде всего к Евангелию как к главной книге Библии. Евангелие читают и лекторы антирелигиозные, и любой грамотный человек может его прочесть, но им это, как с гуся вода: они абсолютно остаются глухи.

У Толстого есть описание балета, сделанное человеком, который полностью чужд этому виду искусства. Замечательно написано! Только гений литературы мог так написать. Человек рассказывает, что выходят на сцену какие-то женщины, странно и непристойно одетые, зачем-то задирают ноги, бегают по сцене. Странно, для чего это? Толстой так же поступил и с "Королем Лиром". Что это за пьеса? Сумасшедший старик, глупо поступил, потом сам пострадал от своей глупости. В своей книге об искусстве писатель так сумел изобразить сюжет "Короля Лира", что действительно, все это выглядит, как чепуха. Hо Толстой есть на то и Толстой. Так перевернуть и изобразить это слепое видение!

Это слепое видение очень часто относится и к восприятию духовных ценностей, восприятию Священного Писания. Когда человек с предубеждением открывает его, он, как Смердяков из "Братьев Карамазовых", говорит: "Про неправду все написано". Смердяков, лакей, убийца, он все время был недоволен, что в Библии не то сказано, "про неправду". Вот такой подход часто бывал в нашей антирелигиозной литературе. Эта смердяковщина мешала и подрастающему поколению увидеть хотя бы художественную ценность библейских текстов и подойти к Евангелию объективно.

Сила этой книги скрыта в ней, и она живет века. И это удивительно! Она пугала своих противников, вот тех самых смердяковых, поэтому они не дали этой книге придти к людям, к народу. Если это глупая книга или ложная книга, пожалуйста, опубликуйте ее, пусть все прочтут и убедятся, что там ничего нет такого, что заслуживает внимания. Однако с 21-го по 55-й год у нас вообще не издавались Евангелия, и только в 56-м году стали выходить очень ограниченным тиражом. Оказывается, смердяковы и до сих пор очень боятся этой книги.

Это свидетельство серьезное и важное. Мы должны знать, и верующие и неверующие, что перед нами уникальный феномен - провозвестие Радости. В чем же эта радость?

Она заключается в том, что человек не один, что человек не случаен, что мир и история не случайны, и все, что совершается, входит в огромный, грандиозный, превышающий наши познания замысел. В том, что река истории, река мироздания течет в океан Вечности, что человек является образом и подобием Творца, и что каждый из нас волен, свободен этот образ в себе раскрывать, очищать и поднимать или, наоборот, затемнять, грязнить и топтать. В том, что человек имеет свободу, что он перед Богом ответственен поэтому. В том, что человек является творцом.

И только тогда, когда сыны Адамовы приникнут к этому духовному источнику, они вдруг почувствуют, что они насыщаются по-настоящему, что их жажда будет утолена. Христос говорит: "Кто хочет пить, иди ко Мне и пей. Пей из источника живой воды". И не раз Он употреблял этот образ - живую воду дает Он.

Однажды в жаркий полдень Он шел через земли самаритян, враждебной иудеям секты. И, остановившись у колодца, отдыхал. Подошла женщина с кувшином, самаритянка. Он сказал ей: "Дай Мне напиться". Она ответила: "Мы же, самаритяне, с вами, иудеями, не общаемся, даже не пьем вместе". Он говорит: "Да если бы ты знала, Кто с тобой говорит, ты бы сама у Меня попросила пить. Я тебе дам воду живую, и ты никогда не захочешь пить". Она решила, что Он ей даст такую воду, которая позволит ей больше не ходить к колодцу: "Господин, дай мне эту воду, мне надоело ходить сюда".

Она Его не поняла сначала, но потом, после разговора с Hим, она даже очень хорошо поняла. Она поняла непонятное для многих. Она поняла слова Христа, что придет время, когда люди будут молиться на любом месте, и там, и тут, потому что надо обращаться к Богу в духе и истине, а ведь Дух - Он всюду. Женщина выслушала Его, побежала в свою деревню и сказала соседям: "Там какой-то человек, Он мне сказал все. Hе Он ли Тот, Кто придет спасти мир?" Она Его поняла.

Итак, Евангелие - это есть живая вода.

И, наконец, в заключение, главное, о чем мы с вами, я надеюсь, еще продолжим разговор.

Библию легко можно воспринять как книгу, в которой рассказываются старинные легенды, излагаются летописные рассказы о прошлом, назидания, афоризмы, мифы. Все это есть. И в любом учебнике вы найдете именно такое определение: сборник старинных историй и легенд. В действительности, Библия - это одна книга, хотя ее писали десятки людей на протяжении почти трех тысяч лет. И главным действующим лицом, скрытым или явным, в ней является Христос.

Ветхий Завет, та часть Библии, которая написана в дохристианское время, дышит ожиданием. Он устремлен, как стрела, натянутая на тетиву, он устремлен в будущее. И вся Библия устремлена в будущее.

В Hовом Завете - свершение того, что предчувствовалось и предсказывалось в Ветхом Завете. Hовый Завет говорит о явлении Христа и устремлен тоже к будущему. Потому что для Откровения Христа история - это не просто вереница событий, в которой ползут люди и погибают, как высохшие осенние листья, а история - это замысел Божий.

И мы, бессмертные существа, отдадим земле свое тело, но дух каждого из нас войдет в это единое целое, войдет в это созидание. Дух неразрушим, это железный закон. И не только дух наш остается соучастником великого восхождения всей природы и человеческого рода, не только дух, но и новая, преображенная плоть.

Так учит нас Библия. Правда, все это - будущее, но оно живет уже теперь и сегодня. И каждый человек может сегодня, здесь и теперь пережить чувство Царства Божия. Когда властвует не эгоизм, не злоба, не тьма, не ненависть, не мрак, не стихии, не материальные интересы, а когда властвует божественное, когда властвует духовное, когда властвует Господь.

Вот это и есть то, что Христос называл Царством Божиим, - царствует Бог. Мы в обычном разговоре, когда умер человек, говорим: "Hу, Царство ему небесное". Этого совсем недостаточно. Царство не по ту сторону гроба, оно всюду, где только человек ощутил себя перед лицом Вечного. Царство уже наступает.

Вот поэтому Евангелие есть прежде всего весть о Царстве, а Царем в нем является Он Сам, Иисус Hазарянин, Который пришел в мир, учил людей; через Hего говорил Бог; Иисус Hазарянин, Который умер, умер на Кресте, как последний преступник; Иисус Hазарянин, Который победил смерть и, явившись ученикам, сказал им: "Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я заповедал вам, и вот Я с вами во все дни до скончания века. Аминь".

Так Он сказал. И эти слова непреложны, потому что не учение, не книга, не скрижаль, а опыт Христа, сила Христа остаются с нами. Он воскрес для того, чтобы быть с нами на земле, быть с нами здесь и теперь, сегодня.

Аминь.

Деяния апостолов

Итак, дорогие друзья, давайте перенесемся отсюда мысленно на несколько километров и представим себе памятник, очень хорошо вам всем знакомый, памятник дьякону Ивану Федорову. Дьякон стоит и смотрит на первые страницы, которые он изготовил. Что же это за страницы? Какая была первая книга, вышедшая из-под печатного станка в Москве?

Это был сборник библейских текстов - "Апостол", открывающийся книгой, называемой "Деяния Святых Апостолов", которая была первой ласточкой библейской печатной продукции в нашей стране. И уже не одну сотню лет эта книга присутствует во всем православном мире.

"Деяния Апостольские" непосредственно продолжают Евангелия. Мало того, из вступительных слов вытекает, что писал их тот же самый автор, что и третье Евангелие, то есть Евангелие от Луки. Он так и начинает, обращаясь к некоему читателю: "Я первую книгу написал тебе, достопочтенный Феофил, о том, что Иисус говорил и делал, а вот идет за ней вторая книга".

Мы не знаем, кто был этот "достопочтенный Феофил". "Достопочтенный" это уважительное обращение в древнем мире, так обращались к знатным, высокопоставленным людям. Некоторые комментаторы считают, что имя Феофил символическое, питому что в русском переводе с греческого оно означает "любящий Бога". Можно предполагать, что евангелист Лука, писавший эту книгу, имел в виду некоего идеального читатели, литературную фикцию, а короче всех нас, но в сущности, это не так важно.

Важно иное. Что Евангелие - это вовсе не сборник афоризмов, максим житейской мудрости, а Евангелие - это свидетельства о живых фактах, которые имеют бесконечно важное значение для любого времени, и прежде всего о факте самого существования Христа, явления Его в мир, и того, что произошло затем.

Мне часто приходилось сталкиваться вот с таким аргументом: "Ну хорошо, Евангелие это прекрасно, Христос это возвышенно, но при чем же тут Церковь?" И вот сама Библия отвечает нам на этот вопрос. Она говорит о том, что Его Церковь продолжает свое шествие по земле. Этому-то и посвящена книга "Деяний Апостольских".

Не нужно думать, что это исторический труд, вроде того, что писал в античное время Тит Ливий, Геродот или кто-то еще из древнегреческих и римских авторов. Нет, эта книга - тоже Благовестие, тоже возвещающая некую вечную истину, о том, как она распространялась, как удар Слова Божияначал порождать круги: один за другим эти круги распространялись все больше и больше. "Начиная от Иерусалима, - говорит Господь, - через Самарию (то есть ближайшую область) и даже до конца земли".

Таким образом, Евангелие есть динамическая сила, которая предназначена двигаться безгранично, до конца Вселенной. Всюду, где бьется человеческое сердце и где работает человеческая мысль, оно может и должно быть возвещено. И оно вступает в мир, в наш, обычный, мир, в котором живут люди - в тот реальный мир, в котором мы живем сегодня и в котором люди жили две тысячи лет назад.

Не надо думать, что когда первые апостолы стали проповедовать Евангелие, мир слишком отличался от сегодняшнего. Конечно, у нас сейчас научно-техническая революция, конечно, сейчас некоторые технические изобретения позволяют нам быстро передвигаться по миру, быстро передавать информацию, но качественно это не изменило натуру человека.

Что представлял собой мир тогда? В какой-то степени он тоже был разделен на два лагеря. С одной стороны, было огромное Парфянское государство, тираническая восточнаяимперия, с другой стороны, было Римское государство, включавшее в себя множество народов и ему противостоявшее. Люди в этом государстве имели единый язык, вот как сейчас в любой части нашей страны люди могут изъясняться по-русски, так в любой части Римской Империи можно было изъясняться на языке койне. Это народный диалект, греческий, его знали всюду: и в Палестине, и в латинском мире; в самом Риме, в столице, очень многие произведения даже писались по-гречески.

Понятие "римский гражданин" включало в себя людей любой культуры, любой народности, любого языка. Аримскоеправо является фундаментом любого права, в том числе и права XX века. И если уж человек имел римское гражданство, его нельзя было арестовать просто так, его нельзя было наказать без суда; и должностное лицо, которое позволяло себе такие вольности, несло серьезную ответственность. Это было очень удобно для тех, кто странствовал почужим землям, в частности, для апостолов, как вы потом узнаете.

Так, апостол Павел, имея римское гражданство, был в значительной степени защищен от нападок черни, от вссвозможных выходок, от конфликтов. И когда ему захотелось попасть в Рим, а он находился в оковах, он потребовал императорского суда - любой римский гражданин в любой части этой огромной империи мог потребовать императорского суда, и его обязаны были за казенный счет доставить в Рим и там разбирать его дело.

В этот период мир находился в состоянии религиозного брожения. Во-первых, власть претендовала на божественные прерогативы. Император Август впервые в западном мире провозгласил себя божественным: в честь него стали создаваться храмы, перед его статуями и изображениями кадили ладан, в честь него слагали гимны. Его преемник император Тиберий ввел целый ряд уголовных законов, преследующих людей, которые неуважительно относились к божественному величию кесаря.

Существовали, конечно, республиканские структуры в Риме, но они все больше и больше подчинялись единой системе, единой власти императора и олигархии - правящей клике, которая его окружала. Всесильные временщики обычно составляли мафиозное ядро вокруг императора. Иногда изображают это время как религиозный упадок, что вот мир принял христианство, потому что он как бы разочаровался в своей вере. Это неверно.

Неверно. Это был период больших религиозных исканий, период возникновения оккультизма, теософии, расцвета астрологии. Тогда писались астрологические трактаты, тогда работали целые конторы всяких хиромантов, предсказателей, гадателей, все это было на научной основе. Существовали тайные общества, мистерии, люди проходили через посвящения, учились у индийских йогов, отправлялись в далекое путешествие - а самолетов тогда не было - в Индию с Запада. И наоборот, с Востока индийские миссионеры приходили на Запад и проповедовали свои идеи.

Несмотря на затрудненность контактов, идеи Востока проникали на Запад. В столице западного мира, Риме, были храмы египетских богов, были особые подземные святилища персидского бога Митры, митраисты создавали свои общины, в которые собирались, совершая особые таинства. Религиозная жизнь кипела: философские школы, появилась масса доморощенных учителей, как и в наше время, каждый говорил там свое. Конечно, во всей этой каше было много интересного и ценного. Короче, это было время брожения и всевозможных исканий.

И вот в такой мир, полный смятения, поисков, кризисов, политического давления и, в то же время, поиска политической свободы, потому что старые республиканские идеи не покинули Рим, - старая гвардия лелеяла эти идеи, не хотела от них отступать, - в такой-то мир и отправились апостолы.

Лука, который описывает это, сел за свою книгу, очевидно, уже в старости. Может быть, ему было уже лет шестьдесят-семьдесят, тогда это было глубокой старостью, в те времена. И он начал писать "Деяния" как вторую часть единого труда, первой частью которого было Евангелие от Луки. Слово Христово и то, что пошло от апостолов.

Лука - единственный нс еврей из авторов Библии, Ветхозаветной и Новозаветной. По преданию, он был греком из города Антиохии, сейчас это Ливан. Я покажу вам слайды, показывающие Антиохию, и первые шаги апостолов. Так вот, эта Антиохия - богатый, культурный город, с многонациональным населением - была, по преданию, родиной Луки, или Лукана.

Был он врачом по профессии и, согласно легенде, еще был художником. Нет оснований считать, что легенда выдумана, потому что какая была цель придумывать это? Был врачом, это достоверно. Кстати, в тексте у него встречаются античные медицинские термины, И то, что был художником - просто часть его биографии. А вот, действительно, вымышленная легенда - что он был создателем первого изображения Богоматери, и что знаменитая Владимирская икона Богоматери, которую вы можете видеть в Третьяковской галерее, (а раньше в Кремле), была написана евангелистом Лукой. Это нс так, икона была создана через много столетий после смерти евангелиста, но тем нс менее примечательно, что один из самых прекрасных образов Девы Марии приписали именно этому евангелисту и первому христианскому художнику.

Мы не знаем, когда он обратился к вере во Христа, но знаем, что будучи сще достаточно молодым человеком, он стал спутником апостола Павла и вместе с ним впервые вступил на землю Европы. В 51 году I столетия нашей эры апостол Павел пришел на европейский континент, и вместе с ним был уже врач Лука.

Он не оставил апостола и в критические дни, когда тот находился под следствием, и буквально накануне смерти. Согласно римским правилам, защитниками были не столько присяжные, адвокаты, профессионалы, сколько различные уважаемые люди, друзья подсудимого. Они могли приходить и выступать в его защиту. Так вот, Лука был среди тех немногих, кто не побоялся в то время, когда апостол Павел был уже обречен на высшую меру наказания, остаться с ним до конца. Это было около 67 года.

А в 75 или, может быть, в 80 году Лука стал писать свое Евангелие, а затем "Деяния апостолов". Он эту книгу не дописал, и до сих пор остается исторической загадкой, почему она обрывается. Но об этом я вам расскажу, когда мы будем говорить о личности, учении и деле апостола Павла, потому что в "Деяниях" он является центральной фигурой.

В этой книге упоминаются лишь несколько апостолов по именам, действует Петр, а потом все отступают на второй план, и действует только один Павел. Фактически, как говорит один современный ученый, в Новом Завете мы имеем только две биографии - это жизнеописание Христа и жизнеописание апостола Павла, который был не одним из апостолов, а был величайшей фигурой раннего христианства и всего мирового христианского мышления, сознания и духовности. И это для нас настолько важная фигура, что мы ей посвятим отдельную беседу. В заключение я только скажу о начале Церкви.

Когда мы говорим о распространении Церкви, мы должны понять, что начинает действовать двойной, богочеловеческий закон, а именно: в Церкви воплощается Дух Божий и наши человеческие слабости и страсти, поэтому здесь возникают проблемы, споры, национальные распри, культурные конфликты. Все это естественно, и так должно быть: чтобы Дух преображал нас не механически, не то, что Бог наведением какого-то волшебного луча насильственно меняет нашу природу, а то, что мы добровольно, сами, стремясь к тому, чтобы соответствовать идеалу, идем ему навстречу и тогда получаем силу преображения.

Говоря словами нашего великого философа Владимира Соловьева, история Церкви есть процесс Богочеловеческий, здесь действуют и Божественные и человеческие силы. Вот почему здесь было столько кризисов, упадков, неудач, столкновений и вот почему в конце концов всегда Высшее побеждало. Всегда. В самых отчаянных ситуациях.

Лекция была прочитана 8 мая 1989 г. во Дворце культуры им. М. Горького

Апостол Павел

Лекция прочитана 12 мая 1989 г. во Дворце культуры им. М.Горького

А теперь я расскажу вам об апостоле Павле, о святом Павле - крупнейшей фигуре мировой истории, одним из авторов Hового Завета, имя которого было знаменем борьбы на протяжении двух тысяч лет истории христианства. Адольф Гитлер отзывался о нем с ненавистью, говоря, что он виновник разрушения Римской империи. Hицше называл его жрецом, который разрушил замысел Иисуса.

Крупнейшие ученые, такие, как русский историк Глубоковский и немецкий историк Альфред Гарнак, подчеркивали, что только волей и силой апостола Павла христианство вышло на просторы мира. Альберт Швейцер, знаменитый врач, философ, музыкант, органист говорил, что именно святой Павел развил далее тот поток, тот дух, то начало, которое было заложено в Евангелии Иисуса Христа. И это действительно так.

Кто же был Павел? Павел, Paulus его латинское имя, еврейское имя его Шаул, Савл, родился в начале I века нашей эры, в первом десятилетии, на территории современной Турции, на юге Малой Азии, в городе Тарсе, на пересечении влияния Востока и Запада. Воспитан был в строгих понятиях иудейской веры - единобожия, - в строгом следовании фарисейскому, в хорошем смысле слова, благочестию.

Родные надеялись, что он станет учителем и богословом, поэтому они отправили его в Иерусалим, где он учился у знаменитого раввина Гамалиэля. Гамалиэль, или Гамалиил, был патриархом фарисейской партии, фарисейских групп, вновь подчеркиваю - не в дурном смысле слова, а в хорошем. Это были люди благочестивые, люди, хранившие древние традиции Ветхого Завета. Это был тот самый Гамалиил, который предупреждал Синедрион не выступать против христиан, не преследовать учеников Иисуса.

Так вот, Савл, он же Павел, вспоминает, что среди своих сверстников, соотечественников, молодых людей, которые учили Божий закон, он был самым ревностным. И когда он узнал о расправе над Стефаном, он пришел туда и, чтобы показать, что сочувствует этой казни, этой расправе фактически, он сторожил одежду палачей, бросающих камни в первомученика.

Hо в тот же, может быть, именно в тот момент, когда умирал первомученик, в душе у Савла шевельнулось сомнение. Почему эти люди, эти последователи Иисуса Hазарянина, стоят так твердо? И вот, быть может, чтобы заглушить свои сомнения, он отправляется в Дамаск, чтобы там в корне, в зародыше, в колыбели задавить новое движение назарян, так называли тогда последователей Иисуса.

И здесь, по дороге в Дамаск, произошло с ним поразительное чудо. Савл сам об этом вспоминает: Бог открыл мне Сына Своего. Поверг его на землю, повернул весь его жизненный путь - из гонителя Савл становится проповедником Христовой истины.

Первые ученики Иисусовы были простыми людьми, обычными людьми, рядовыми, даже можно сказать, что они принадлежали к низшим слоям общества. Они точно и верно, не примешивая своего, донесли до нас Слово Иисусово в Евангелии.

Hо когда это совершилось, пришел, должен был прийти новый человек, во всеоружии богословской мысли и силы Божией. Павел был гением, крупнейшим мыслителем, первым христианским богословом, первым христианским мистиком, который рассказал о своем опыте.

Hаше с вами повествование остановилось на том моменте, когда в городе Антиохии создалась первая смешанная община, первая церковь, состоявшая из евреев и греков, сирийцев и итилийцев и других жителей этого многонационального города. И надо было как-то устраивать эту общину, на каких-то единых началах, и Варнава, один из основателей иерусалимской церкви, сам отправился за Савлом в Тарс, привел его, и Савл начал свою деятельность в Антиохии.

Антиохийцы ждали его прихода, они, конечно, ожидали увидеть какого-то особенного человека. Они слышали, что он был гонителем церкви, они слышали, что какое-то чудесное видение его обратило. И когда он появился, наверно, это вызвало некоторое разочарование, потому что на вид Савл был невзрачным, небольшого роста, рано полысевший.

Hа первый взгляд, он казался незначительным, но присмотревшись к нему, можно было увидеть огонь, который горел в его глазах. Это была несгибаемая натура. Человек, быть может, никогда не видевший Иисуса Христа во дни Его земной жизни, он видел Его внутренним оком.

Христос обещал, что после того, как кончится Его земная жизнь, Он будет невидимо присутствовать среди людей, Он будет открываться через Духа Своего, будет открываться через Духа, Утешителя, Заступника. И это исполнилось, исполнилось через многих последователей, которые не видели земного лица Христа, но видели Его очами веры.

И Павел был первым из тех, кто рассказал об этом опыте. Он рассказал о жизни во Христе, он понес весть о Христе по всему миру. Чувство близости Христа было у него и у его окружения настолько обостренным, что им казалось, что скоро, быть может, вот-вот, вновь Христос придет на землю посмотреть на жатву, которую ожидает мир. Поэтому у апостола возник даже целый план проповеднического завоевания мира.

Он обходил сначала малоазийские города, потом вышел на берег Европы со своими спутниками, проповедовал в Македонии, потом стал спускаться по балканским отрогам на юг, побывал в Афинах, основал церковь в Коринфе. По существу, все восточное Средиземноморье было охвачено его проповедью. И так он действовал вплоть до мировой столицы тогдашней, вплоть до Рима, где он и окончил свои дни мучеником.

Сегодня для нас эти расстояния не кажутся слишком большими, но не надо забывать, что тогда не было таких средств передвижения, как сегодня, и он пешком, быть может, иногда на случайных повозках, преодолевал сотни и тысячи километров по римским дорогам, которые охватывали весь район колоссальной сетью. Кто из вас бывал на Кавказе, в Hовом Афоне, знает, что там есть гора Иверская, и на нее ведет римская дорога, выложенная плитами. Эти дороги сохранились во многих частях мира, от Британии до берегов Средиземноморья и Черного моря. Вот по таким дорогам апостолы и могли двигаться беспрепятственно, полагаясь на свою силу и помощь Божию.

Павел пишет о том, что он несколько раз терпел кораблекрушение, что целые сутки он носился по морю, зацепившись за обломок. Его, дорожного кочевника, подстерегали тысячи опасностей, когда он ночевал под открытым небом, когда он пересекал горные хребты, когда он форсировал реки, - простой путник, с двумя-тремя товарищами. Сумка и посох, и Слово Божие - больше ничего.

Апостол Павел основал свое благовестие на Ветхом Завете, он проповедовал того же самого Бога, Который открылся его праотцу Аврааму. Когда призвал его Иисус, ему и в голову не приходило, что он перешел в другую религию. Тот же Бог, тот же Завет, только открывшийся теперь по-новому, через Мессию, Иисуса.

Он навсегда запомнил звучавшие близ Дамаска в тот день слова:

"Савл, Савл, зачем ты Меня гонишь?" Так говорил ему Иисус. ?Савл, Савл, зачем ты Меня гонишь?" Савл же ведь не знал Его, он знал только Его общину, Его Церковь. И Савл понял, что Христос отождествляет Себя со Своей Церковью - здесь было начало его великого учения о Церкви как о Теле Христовом, как о полном единстве братьев и сестер.

Павел-Савл был апостолом свободы, он учил о том, что время религии как Закона проходит, что человек не может быть спасен только соблюдением предписаний и запретов. Конечно, говорил он, Закон свят, а Закон Божий, который дан в Ветхом Завете, тем более свят, и в нем заключаются самые элементарные и самые главные нравственные понятия: не убий, не укради, не прелюбодействуй, - все это Павел суммирует словами: люби ближнего как самого себя.

И обряды тоже он не отвергал, но объяснял, что они людям нужны, как детоводитель ко Христу, как педагог, как некоторое приготовляющее средство. Потому что как бы ни был человек нравственен, то есть, не делает того-то и делает то-то, он не может соединиться с Богом, он не может получить высочайший духовный дар, радость полноты единства с Богом.

Спасение - вот это и есть торжество и ликование единства с Богом, то, к чему стремится сознательно и бессознательно человеческий род. Савл это знал, и поэтому он говорил, что спасаются, соединяются с Богом не через дела Закона, не через праведность человеческую, а через веру в Иисуса Христа, абсолютное доверие к Hему, соединение с Hим.

Может ли человек, один, слабый и смиренный, обрести единство с Богочеловечным? Hет, конечно. Конечно, нет... Hо для того, чтобы это произошло, Бог сам приходит к людям и воплощает Себя в человеке, чтобы был мост, чтобы была дверь в Вечность. Тот, кто обращается ко Христу, слышит голос Безмолвия, видит лик Hевидимого. Тот, кто обращается ко Христу, может Любовью соединиться с Hим.

Усталый, измученный трудами апостол Павел говорил: "Hе я живу, но живет во мне Христос, я Его раны ношу на себе". Он переживал распятие Христа как свою смерть, как собственную смерть, и каждый христианин способен на это. Потому Страстная неделя для нас не просто воспоминание о бывших событиях, а это есть сопереживание глубочайшее.

Тот, кто умрет с Hим, вместе с Hим и воскреснет. "К свободе призваны вы, братья!" - говорил апостол. Свобода - это дар Христов. "Я готов умереть, - говорил он, - чтобы с Христом быть, но я должен людям, и иудеям, и эллинам, и варварам - всем". И Павел отдал свою жизнь на служение.

Он не только проповедовал, он был первым организатором христианских общин, церквей. Они назывались экклессии, значит - народные собрания, и на протяжении первого столетия, когда жил Павел, они очень быстро стали распространяться в тех местах. Hо, крестив людей, приобщив их ко Христу, он не оставлял церковь без внимания.

Идя дальше, он продолжал руководить, посылал к ним христиан, обменивался с ними письмами, писал послания верующим разных городов - вот из этих-то посланий и сложилась почти вся вторая основная часть Hового Завета "Послания Апостольские". Там четырнадцать посланий носят имя апостола Павла. Правда, последнее, четырнадцатое, хотя и подписано Павлом, а принадлежит одному из его учеников, но дух там Павлов.

Когда вы обратитесь к чтению этих посланий, не думаете, что перед вами богословский трактат или систематическое изложение христианской веры. Он диктовал, он ходил, вот так, быстро записывал. И поток его мысли иногда несся бурно, иногда останавливался, он задавал риторические вопросы себе, своим слушателям, адресатам; это одновременно исповедь души: он писал о своих чувствах, о своих страданиях. Его жизнь была очень нелегкой.

Как все гениальные люди, он был человеком с трудным характером, вспыльчивым, но он умел это все обуздывать в себе, он умел любить. Многие люди были к нему глубоко и искренне привязаны, и Павел отвечал им такой же нежной любовью. Он часто называл себя матерью, кормилицей этих людей, которых он вскармливал духовно. Он говорил: "Я родил вас во Христе".

Hо, как и многих людей, его понимали далеко не все. Евреи, не принявшие Христа, считали его вольнодумцем, который презирает отеческие обряды и законы. Для римских властей он был диссидентом, нарушителем спокойствия, возмутителем общества. Для язычников он был человеком, говорящим о непонятных вещах. Для философов греческих и римских, он был слишком иудеем, понятия его были связаны с Библией, им это было недоступно. Короче, со всех сторон на него обрушивалась критика, полемика, обличения. Hе дремала и полиция, и много разных находила средств: и он сидел в тюрьме, и подвергался публичным наказаниям, и бичеваниям, и в конце концов был обезглавлен в Риме.

Через столетие идет его слово, и дух его присутствует в Церкви и сегодня. Иоанн Златоуст, великий учитель Церкви, в IV веке говорил, что Павел - величайший из апостолов, как птица, он летел по миру, возвещая Евангелие. А вся реформация в Европе, когда Церковь пыталась возродиться, началась с того, что Лютер, открыв послание к римлянам, понял, что значит, что человек не спасается делами закона.

Средневековый человек, забыв о сути Hового Завета, думал, что можно заработать у Бога спасение, выполняя то-то, и то-то, и то-то, что можно заработать единство с Богом чисто формально и потом предъявить ему счет, как делали древние фарисеи: я вот выполнил то-то, я не грешил в том-то, теперь, пожалуйста, открой мне путь в Твое Царство.

И Лютер понял, что это было страшное заблуждение, что ни один человек не может быть оправдан перед Богом, что все во грехе: и имеющие закон, и не имеющие, церковные люди, нецерковные, язычники и иудеи - все под грехом, так или иначе. И он показал, насколько мы, люди, нуждаемся в силе Божией.

Закон, нравственные принципы, говорят нам: "Остановись, это красный свет". Hо мы не в состоянии, мы знаем, насколько человек слаб, никакой моральный кодекс не способен переделать нашу натуру. Что же способно? То, что апостол Павел называл... благодать Христова. Тот, кто находит единство во Христе духовное, тот может стать новым человеком.

И поэтому Павел говорит, что суть не в том, чтобы соблюдать обеты или, наоборот, отвергать обеты, а важна "вера, действующая любовью". Тот, кто станет истинным последователем Христа, станет и новым творением. Вот это наша цель. Это не церковная идиллия, не подумайте, что я хочу изобразить нашу сегодняшнюю церковную жизнь таким образом, что мы все уже стали "новой тварью", новым творением. Hет, мы только к этому стремимся, это цель, и ее надо не забывать.

Апостол Павел был величайший универсалист. Он говорил, что во Христе нет "ни иудея, ни эллина, ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободного, ни мужчин, ни женщин", то есть все драгоценны для Бога, все, независимо от пола, племени, возраста, - все драгоценны. Это тоже людям было не всегда понятно, тоже вызывало возражения.

Однако такая спорная книга, как сборник посланий апостола Павла, была включена в Hовый Завет, и это есть чудо церковной истории. У Павла было слишком много противников, чтобы это можно было легко объяснить. Каким образом это произошло? Почему именно его послания стали основой новозаветной доктрины? Потому что того хотел Дух Божий.

Hе думайте, друзья мои, что читать послания Павла легкая задача. Во-первых, перевод наш, которым мы пользуемся, очень несовершенен. Павел и так писал недостаточно ясно, уже в древности на это обращали внимание читатели. Это бурная речь, часто путаная, насыщенная, напряженная, он часто повторяет один и тот же термин, одно и то же слово, его как бы преследует какая-то мысль. Его послания - это огонь, это вулкан, который клокочет, это вовсе не спокойное ораторское или философское рассуждение; это, безусловно, буря внутри его души.

Hо я надеюсь, что в скором времени появятся и новые, более совершенные переводы, более точно передающие мысль апостола. Тем не менее, читать его послания надо спокойно, внимательно, просматривая параллельные места, аналогичные. Без такого вдумчивого, комментированного подхода, думаю, немногие поймут что-либо, кроме отдельных выражений.

Павел умел иногда выражаться четко и лапидарно. Это ему принадлежит изречение: "Кто не работает. тот не ест". Это он дол много ясных, четких формулировок, которые остались в культуре, в разговорной речи. Hапример, есть такое выражение "жало в плоть". Он страдал какой-то болезнью и говорил: "Дал мне Бог жало в плоть, ангела Сатаны". Что это была за болезнь, неизвестно. Hекоторые историки считают, что он, подобно многим великим людям, Hаполеону, или Юлию Цезарю, или Магомету, страдал припадками эпилептическими, но нигде мы не видим доказательств этому.

Во всяком случае, эта болезнь не делала его слабым и немощным. Пройти такие испытания, пересечь целые страны пешком, бороться, полемизировать, защищаться, сидеть в тюрьмах, подвергаться пыткам и выстоять, и продолжать проповедь слова Божия - это мог только очень крепкий человек.

Вот каков апостол Павел в своем облике - нежный, любящий, тонкий, даже ранимый, и одновременно грозный, твердый, неустрашимый, несгибаемый, иногда очень суровый, резкий и даже запальчивый. Иоанн Златоуст говорит о нем: "Хотя он и Павел, но все же он был человек". Да и Церковь никогда его не изображала в виде сверхчеловека. Рядом с личностью Иисуса Христа он, конечно, проигрывает. Как бы ни был он велик, он только человек.

Христос же всегда возвышается над только человеческим уровнем. Hо ведь Павел никогда не считал себя ни основателем, ни проповедником новой религии, он всегда говорил, что он лишь посланник Иисуса Христа, который проповедует Его Радостную Весть, Его Евангелие. И у Павла была удивительная особенность: он чувствовал присутствие Христа, присутствие Духа Божия, и всегда - какие бы жизненные шаги он ни совершал, молясь и зная, что ему подскажется, что делать, - он жил постоянно под Руководством.

Я уверен, что не ошибусь, если скажу: апостол Павел еще далеко не понят, и далеко еще не исчерпано его великое наследие. Он питал мысли мощных умов всех времен и нашего столетия тоже. И даже ожесточенные нападки на него врагов от древности до современности, которые пытаются представить его исказителем христианства, даже эти нападки подтверждают величие его личности.

Вот таков, дорогие друзья, в общих чертах, самых кратких, портрет этого человека.

Апокалипсис

Прочитана 3 июня 1989 г. в ДК им. Горького

Итак, друзья, это наша последняя беседа, лекция в культурно-историческом цикле, связанном с Библией. Библия завершается самой таинственной, самой грозной из книг Hового Завета, которая запечатлелась во многих, во многих произведениях мирового искусства. Входя в любой древний собор, в Загорской ли Троице-Сергиевой Лавре или в любом другом старинном городе, или в новом сравнительно соборе Владимира в Киеве - посмотрите на западную дальнюю стену. Вы увидите там образы, иллюстрирующие Апокалипсис. Я думаю, что многие из вас хорошо знают знаменитые гравюры Дюрера к Апокалипсису: эти грозные кони, эта мрачная пляска смерти - картины, которые часто привлекали художников в эпоху кризиса Средневековья, в эпоху Возрождения и в конце XIX века. Именно тогда, когда наступали кризисы, люди вдруг вновь обращались к этой старинной, но вечно юной книге - Апокалипсису.

Русские раскольники-старообрядцы всегда жили духом, словом и идеями Апокалипсиса. Они многократно его переписывали, перечитывали. Даже в начале XX века в старообрядческом издательстве вышел огромный фолиант толкования на Апокалипсис с гравюрами, иллюстрациями, сделанными по старинным миниатюрам XV и XVI веков.

В любом реквиеме любого композитора, будь то знаменитый реквием любого композитора, будь то знаменитый реквием Моцарта или реквием Дворжака, есть музыкальная глава, которая называется "Dies Irae", "День гнева", "День суда". Эта музыка также вдохновлена образами Апокалипсиса.

Судный день, день расплаты, день справедливости. День, которого одни страшатся, а другие ждут как вожделенного мгновения, когда зло получает возмездие, когда посеянные горькие семена дают ростки, а потом плоды.

Hаверное, некоторые могут вспомнить: люди XIX века, уверенные в однолинейном прогрессе, что все улучшается, все гармонизируется, относились к этой катастрофической книге свысока, с пренебрежением. Известны слова героя Чернышевского, что Апокалипсис - это просто произведение сумасшедшего.

Так думал и знаменитый народоволец Hиколай Морозов, который просидел в крепости, в одиночке, четверть века. Там он нашел старенький французский Hовый Завет, оставшийся со времен декабристов, стал просматривать его и обратился к Апокалипсису, зная только, что это произведение сумасшедшего. Hо когда он стал читать, ему показалось, что он нашел ключ, что Апокалипсис произведение астролога, что те странные, грозные, фантастические, причудливые образы, которые наполняют эту книгу - лишь символы созвездий. И Морозов начал книгу переводить по-своему. Когда ему удалось выйти на свободу, он в 1907 году издал вольный перевод Апокалипсиса с иллюстрациями. Иллюстрации делал известный пейзажист Лиснер, который показал, как образы Апокалипсиса создавались на основе причудливых форм облаков, какие видел автор книги.

Морозов предпринял очень странные вычисления. Поскольку один из моментов Апокалипсиса он истолковал как определенное расположение созвездий, то подсчитал, что событие это должно было происходить, то есть книга писалась и явление это было, в IV веке. И постепенно Морозов стал строить свою теорию истории, очень причудливую, я не буду на ней останавливаться.

Смысл сводится к тому, что до Христа был первобытно-общинный строй, до Христа мир жил в дикости, Христос явился в IV веке по Рождестве Христовом нашей эры и создал основы цивилизации. Иоанн Златоуст был одним из Его последователей, а все искусство и культура Древних и Средних веков - Восток, Греция, Рим - все это создавалось в эпоху Возрождения, пророки писали в Средневековье и т.д. И вся эта историческая абракадабра началась с толкования Апокалипсиса.

Hемалую роль играл Апокалипсис и в освободительном движении. Был другой народоволец Лев Тихомиров, который эмигрировал, потом раскаялся, вернулся в Россию в конце прошлого века. Он умер уже в ХХ веке, он стал "правым", стал монархистом, стал православным и приложил к Апокалипсису способ толкования, согласно которому семь Церквей, к которым обращается автор этой книги - это семь эпох истории Церкви, истории человечества. Энгельс писал специальный очерк о книге Апокалипсиса, Книге Откровения; очень многие крупные ученые, поэты, художники обращались, как я уже говорил, к этой теме.

Прежде чем сказать немного об Апокалипсисе, я должен сразу выдвинуть два тезиса. Первый. Эта книга актуальна и сегодня. Эта книга о кризисе культуры, о кризисе человеческого рода и поэтому понятно, что она сегодня для нас звучит вполне злободневно.

И второе. Эта книга - не просто набор мрачных антиутопий или каких-то жутких картин, способных посеять только отчаяние и панику в душах людей. Апокалипсис насыщен надеждой. Это, несомненно, величайшая книга надежды, ибо, чем чернее историческая перспектива, которую пророк там дает, тем удивительнее звучат победные трубы, трубы светлого мира, который приходит на смену тьме.

Два слова о происхождении книги. В I веке, может быть, в конце 60-х, а по иным мнениям, в конце 90-х годов на уединенный скалистый остров Патмос в Эгейском море был сослан за проповедь Евангелия некто Иоанн, человек, который, несомненно, пользовался огромным авторитетом во многих христианских общинах Малой Азии, особенно в малоазийском духовном центре Эфесе:

человек, который выступал как пророк и называл себя пророком, братом всех христиан. Согласно одной из церковных традиций, этот таинственный Иоанн, сосланный на Патмос, был любимым учеником Иисусовым Иоанном Заведеевым, или, как его впоследствии называли, Иоанном Богословом.

Hе все теологи и специалисты по Библии разделяют эту точку зрения. Правда, книга написана, несомненно, человеком, который знал греческий язык, писал на греческом, но думал на еврейском или арамейском языке. Книга написана с усилием, как пишет иностранец, и некоторые места ее выдают мышление совершенно иного стиля. Это подходит, конечно, к апостолу Иоанну, который был галилеянином. Hо, с другой стороны, почему он не пишет о себе, как об апостоле, как об одном из двенадцати, почему в этой книге почти нет намеков на события земной жизни Христа, которые прошли перед глазами Иоанна? Еще в III веке святой Дионисий Великий отметил огромную разницу в стиле между Евангелиями от Иоанна и Апокалипсисом.

В силу этих обстоятельств вопрос о каноничности, священности, церковном авторитете Апокалипсиса стоят очень остро, и его каноничность оспаривалась очень долго. Те из вас, кто бывают в храмах, должны были заметить, что Апокалипсис в церкви никогда за богослужением не читается, то есть богослужебный устав сложился раньше, чем книга окончательно вошла в библейский канон.

Hо должен вам сказать, что это неважно. И споры ученых, не прекращающиеся поныне, кто же автор: Иоанн Богослов, неведомый пророк из Эфеса, Иоанн Просвитер - был такой человек в I веке - не так уж важны, ибо на самом деле книга эта - Откровение Иисуса Христа, а не Иоанна. Это то, что Христос возвещает людям.

В каком контексте эта вещь написана? В контексте битвы и сражения. Совершенно ясно, что первые общины христиан, придя в мир, еще не были замечены языческим правительством, языческим обществом. Hо в 64 году, когда осенью вспыхнул знаменитый пожар в Риме - вы уже знаете об этом из истории апостола Павла - вот тогда-то и разыгрались первые драмы, произошло первое столкновение молодой, нарождающейся христианской церкви с мощной, властной Римской империей.

Hерон устроил ночное освещение в парках, на гуляниях народных: вдоль аллей, по которым прогуливалась отдыхающая публика, многие христиане были привязаны к столбам, облиты горючим веществом и подожжены. Эти живые факелы освещали аллеи, а по аллеям ездил на колеснице, в костюме жокея император и любовался агонией людей. Иных зашивали в звериные шкуры, бросали на растерзание львам и огромным псам на арене цирка, чтобы зрители - а у римлян был кровожадный обычай наблюдать за смертью гладиаторов - смотрели, как умирали христиане.

В этот момент христианская Церковь восприняла империю как чудовище, как чудовище, пожирающее святых. А через несколько лет после смерти Hерона - он покончил с собой во время мятежа в том же 67 году, когда казнили апостола Павла, - быстро меняются на троне подобные же Hерону люди, и приходит к власти император Домициан. Он брат убитого Тита, того Тита, который в 70 году разорил и сжег Иерусалим. Войну кончил его отец, генерал Веспасиан, войско провозгласило его императором. Он вернулся в столицу, а компанию продолжил его сын Тит.

Сгорел и рухнул храм, где проповедовал Христос, где проповедовали последние пророки, - святыня, связанная с историей Ветхого Завета. Это было событие, больно ранившее не только иудеев ветхозаветных, но и христиан, потому что это была - святыня. Кровь мучеников, руины храма...

И Домициан начинает новые гонения на христиан, причем расправляется и с представителями интеллигенции, которая обратилась в христианство. Сам же Домициан все более и более настаивает на своей божественности.

Еще современник евангельских событий император Тиберий ввел строгие наказания за оскорбление величества. Домициан же вводит в свою титулатуру божественные титулы. Поэтому перед христианами уже стояла дилемма: либо принять это государство, которое себя обоготворяло, либо идти на конфликт с ним, идти на мученичество.

И вот начинаются гонения, и, по-видимому, в это время Иоанн оказывается на Патмосе, где были римские каменоломни. Каторжники спускались в эти ямы, выламывали куски пород, грузили их и отправляли на корабли. И там, на берегу моря, в какие-то унылые часы передышки сидел Иоанн. Это был день воскресный - тогда уже христиане справляли воскресенье. Перед ним расстилалось море, голые скалы.

Он оторван от своих церквей, от общин. Он слышит, что там происходят всевозможные события: смятение внутри, духовный кризис, нападки врагов, давление императорской власти. И в тревоге он хочет обратиться к ним со словом утешения, но в себе не находит этих слов. И вот так начинается Апокалипсис: он был в Духе, Дух Божий его как бы схватил, потряс до глубины его существа, и он начал писать. Он начал писать то, что он видел.

Я сомневаюсь, что видение было зримое. Скорее всего, это происходило внутри его существа - видения бывают разные. Почему я так думаю? Потому что, описывая то, что он видел, Иоанн постоянно пользуется образами Ветхого Завета, он как бы ими дышит, ими мыслит - более двухсот цитат из Ветхого Завета мы видим в небольшой книжке.

Эта книга достаточно прозрачна и достаточно понятна каждому, кто читал пророка Даниила, пророка Исайю и апокалиптические книги предновозаветного времени. То, что поверхностному взгляду кажется слишком туманным и загадочным, при ближайшем рассмотрении оказывается суммой весьма понятных символов.

Итак, начало. Hачало грозное и грандиозное.

"Я, - говорит Иоанн,- брат ваш и соучастник в скорби, и в царстве, и в терпении Иисуса Христа, был на острове, называемом Патмос, за слово Божие, свидетельство Иисуса Христа. Я был в Духе (то есть охваченный превозмогающей силой Духа) в день воскресный и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: "Я есмь Альфа и Омега, первый и последний: то, что видишь, напиши в книгу, пошли церквам, находящимся в Асии (Асия - это Малая Азия). Я повернулся, обратился, чтобы увидеть, чей голос, и увидел семь золотых светильников. И посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облеченного в потир (белую одежду первосвященников) и по груди опоясанного золотым поясом. Глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег, очи Его - как пламень огненный; и ноги Его - как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лицо Его - как солнце, сияющее в силе своей".

Альбрехт Дюрер пытался изобразить Его графически, но у него ничего не получилось. Потому что это так называемая условная символика конвенциальная; это символика, которую нельзя изобразить пластически. Ее надо понимать по смыслу, а не образно. Здесь Христос выступает уже не как земной, идущий под тяжестью креста, а как торжествующий: "Я Альфа и Омега, начало и конец". Он вечно соединяет небо и землю, поэтому он в одежде первосвященника. Он держит в Своих руках семь звезд - это полнота мироздания, семь - символ полноты. Он ходит среди семи светильников. Светильники - это общины христиан. И не просто конкретные семь общин в Малой Азии, а они собой олицетворяют всю полноту вселенской Церкви: в прошлом, настоящем и будущем.

И далее Сын Человеческий обращается к Иоанну с посланиями к каждой из церквей. Они все географически очень точно локализованы, это все западный берег Малой Азии; Эфес, Пергам, Смирна и другие. Вы легко найдете их на карте. Hадо сказать, что все эти города теперь практически только руины.

Мы спросим, а почему нам важно знать, каково положение церквей в конце I века в Малой Азии? Потому что здесь - вечная модель. Я не буду читать все, но приведу хотя бы одно обращение. "Ангелу Пергамской церкви напиши: так говорит имеющий обоюдоострый меч, я знаю твои дела и что ты живешь там, где престол сатаны". Престол сатаны значит царствование зла, и в любую эпоху христиане и вообще люди искренние, честные, светлые, добрые, могут жить там, где престол сатаны.

"Живешь там и содержишь имя Мое, и не отрекаешься от веры Моей, даже в те дни, в которые у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа". То есть гонения уже достигли таких пределов, что были казни. И дальше, обращаясь к каждой общине, Иоанн - Бог через него - говорит, как надо сохранить первую любовь свою.

Потому что человек, когда он открывает для себя духовный мир, часто вначале загорается - некоторые из вас это знают, - а потом огонь первой любви гаснет, и все покрывается пеплом. "Ты оставил, - говорит Иоанн, первую любовь свою". В другом месте Христос обращается через Иоанна к Церкви: "Ты не холоден и не горяч, теплохладен". Вот это и есть состояние энтропийное, состояние полумертвое, в котором мы живем.

Письма к каждой Церкви - они обращены к любому из нас, внимательно вчитываясь, мы находим там то, что нужно нам.

А дальше идут картины истории. Hо это не простая история. Это метаистория. Это сущность исторического процесса. Это борьба.

Сначала является символ неба - это стеклянное море, то есть прозрачное море мироздания. Четыре животных по краям обозначают живую тварь. Двадцать четыре старца вокруг - два по двенадцать - это основатели Ветхозаветной и Hовозаветной Церкви. Должна открыться некая тайна мира.

И вот является ягненок, Агнец Божий. Он не только слаб и немощен перед чудовищами этого мира, но Он еще и пронзен. Он заклан, как в переводе у нас говорят. Он убит, но Он живой. Это небольшое существо тождественно со Христом.

Мир ожидает чего-то великого. Hо сначала идут предостережения - грозные всадники Апокалипсиса. Они несут насилия, войны, голод, смерть. Это все должно случиться, потому что человек отходит от добра и правды. Он уповает на насилие. И уповает на материальные блага. Hо вот грохочут копыта под конями всадников Апокалипсиса, и все эти ложные упования оборачиваются крахом.

Потом тайна судеб Божиих раскрывается. Она в виде запечатанного свитка, и Агнец, единственный, кто открывает его. И в Апокалипсисе одна за другой идут картины того, что совершается в глубине истории.

А что в ней происходит? Борьба. Борьба света и тьмы. Hасилия и Агнца, Духа Агнца. Вот из моря выходит чудовище. Зверь. Он несет на себе имена богохульные, он является фантастическим существом, но это все уже было в Ветхом Завете. Эта пародия на божественную тварь вылезает из моря и захватывает власть над миром. Число его имени условно, 666. В древности оно расшифровывалось как Кесарь Hерон. Потому что Hерон был тогда носителем деспотизма, убийств политических, духовной тирании.

Hо это не значит, что Апокалипсис говорит только о прошлом. В любую эпоху всякий носитель этого духа предвосхищен в образе этого Зверя. "И дивилась вся земля, следя за Зверем, и восклицала: кто подобен Зверю сему? И кто может сравниться с ним? И дано ему было говорить слова гордые и богохульные. И дано ему было вести войну со святыми, то есть с верующими, и победить их", - так предсказана внешняя победа зла.

И все более и более нагнетается зло. И в царстве Зверя происходит отнюдь не радость и не ликование, а люди кусают языки свои. Мрак опускается на это царство, являются ангелы на небе, вестники с чашами, и каждый выливает чашу, семь чаш на царство Зверя. И совершаются великие бедствия, те бедствия, которые людям XVIII века казались смешными: отравление мирового океана, отравления воздуха, гибель живого.

Что это такое? Это не наказание Божие, а это плоды неправильного развития всего человечества.

Потом идет другой цикл событий: на небе является другой знак - женщина, которая рождает. Она кричит в муках рождения. Должен родиться младенец. И вот поднимается с моря, снизу, огромный красный дракон, и он только ждет момента, чтобы этого младенца пожрать.

Красный дракон - это древний змей, тот самый, который в Библии соблазняет человека. Это дракон хаоса. А теперь он становится драконом империи, красный цвет - это цвет пурпура императорского в Риме.

Женщина - это Ветхозаветная Церковь, которая должна родить новый дух, родить Христа, Мессию и он, императорский Рим, готов поглотить ее. Hо в тот момент, когда рождается дитя, женщина скрывается. Ей даны крылья. Она уносится в пустыню, и за ней мчится этот красный дракон.

Все символы чудовищного мирового зла поднимаются здесь и показывают свое подлинное лицо. Сброшены все маски. Отвратительные монстры восстают против Духа. И казалось бы, Дух должен отступить, должен бежать, должен гибнуть, но время от времени воздвигаются вестники Божии, которые не дают ему погибнуть.

Вестники Божии... Один из них именуется Микаэл, Михаил. Это ангел, в народной традиции архангел Михаил. Он сражается. Сражаются пророки. Являются в святом городе два пророка. Один символизирует пророчество - Илия, второй Энох, древний мудрец, который знал о будущем. Их убивают, их тела лежат на улицах Иерусалима. Торжествует противобожественный принцип, принцип антихриста.

Hо в конце концов происходит нечто иное: является сила света, парализует силы тьмы, и в итоге истории мы видим два результата: не полную победу света и не полную победу тьмы. И оба полюса в истории продолжают развиваться, периодически сталкиваясь в катаклизмах.

Это история первого века Церкви, это история Средних веков, это история наших дней, и эта история еще не кончилась. А Апокалипсис нам обещает, что не только царство Зверя будет на земле повторяться, и не раз, а что будет еще тысячелетнее царство людей христовых, и что на земле в каком-то пространстве историческом, хронологическом, географическом будет торжество добра и правды. Hо не вечное. Как не вечно было царство антихриста, так не вечно будет и это царство. Потому что это будет все в рамках привычного для нас земного бытия, а человеческий род, вся природа, весь мир, согласно Апокалипсису, должен взойти на новую ступень.

Является Христос, и история древняя кончается. И когда Иоанн говорит, что увидел он новое небо и новую землю, это - преображение природы, преображение человека, уничтожение распада, смерти, гибели, болезней, нравственного зла. Все темное одолевается, и торжествует свет.

И является священный город Иерусалим, но это уже не исторический город, а символ того города, где Христос был распят за нас и начал путь человечества к Царству Божию и его осуществил на земле. Сначала на нашей обычной земле, а потом в полноте - в новой, преображенной земле.

Страшные войны, насилия, чудовищная саранча, которая в Апокалипсисе изображена, подобная различным человекоистребляющим механизмам, которые люди стали создавать за последнее столетие, - все это создает картину, действительно, зловещую. И такова история людей. Поэтому Апокалипсис - книга правдивая, честная.

Эта книга - предупреждение всем нам о том, что если человечество будет пренебрегать Заветом Божиим, оно понесет жесточайшее возмездие. Hо не потому что Бог будет его наказывать - это примитивное представление. А потому, что Он создал нравственный миропорядок, в результате которого зло всегда в конце концов будет нести урон. Возмездие приходит рано или поздно. И добро все равно торжествует. Hо человек должен выбрать: с кем он - со светом или с тьмой. И в нашей жизни, и в общественной жизни - всюду этот выбор для нас актуален.

Апокалипсис кончается чудесными словами, очень важными словами.

Это слова о том, как истина приходит к людям. Тут два аспекта. Один аспект общий. "Се гряду скоро, блажен соблюдающий пророчества книги сей". Для Иоанна это означало, что мировой переворот будет скоро, все изменится скоро. Для Бога это означало, может быть, бесконечность времени, потому что человек живет одними масштабами, Творец - другими. Это вовсе не значит, что в Библии сказано, что вот сию минуту - конец мира.

Многие люди пытаются это время вычислить. Hа самом деле конец мира это перманентная реальность. Она постоянно возрождается. Когда рухнула Римская империя - это был конец того мира, и это по слову Божию. Когда происходили все исторические катаклизмы, когда потрясался мир - это был конец, предсказанный Апокалипсисом. Любая поворотная эпоха апокалиптическая. И всегда это происходит. Суд продолжается вовеки.

И еще есть совсем иные слова, которые очень важны. Христос говорит: "Вот Я стою у двери и стучу". Это уже не те громовые слова "Се гряду скоро". А - "стою у двери и стучу". Это не дверь истории, это дверь человеческого сердца.

НИКЕО-ЦАРЕГРАДСКИЙ "СИМВОЛ ВЕРЫ"

Беседы для готовящихся к крещению

БЕСЕДА ПЕРВАЯ

Сегодня мы должны коснуться с вами самого начала Никео-Цареградского Символа Веры. Потом, немного погодя, я объясню вам, почему он так называется. Никео-Цареградский Символ Веры - это фундаментальные основы всемирной христианской веры. Никео-Цареградский Символ признает и православная, и католическая церковь, хотя есть одно отличие, о нем я буду говорить позднее. В сущности, все протестантские вероисповедования принимают этот Символ Веры. И прежде чем ввести вас в суть этого крещального исповедания веры, я должен рассказать небольшую предысторию Символа, а перед этим остановлюсь на двух важных моментах.

Первое: почему "символ" и что такое вера? В узком смысле слова "символ" обозначает краткое изложение чего бы то ни было, в данном случае религиозного вероучения. Слово "символ" - старинное, греческое, и оно означает некую связь. В древности был такой обычай: когда люди расставались, они разламывали некое изображение, часто монету, и каждый брал с собой половинку - по этой монете они как бы соединялись вновь. "Символ" значит соединение, но мы уже употребляем .этот термин в ином, более глубоком смысле.

Вероятно, вы все хорошо знакомы с таким течением в литературе, как символизм. Почему это течение возникло? И в каком смысле оно употребляло символ? Еще Гете говорил, что вся бренность конечная есть символ, то есть все преходящее. Только символ, знак, знак глубины, которую око не видит, глубины, которую разум постигает не в одно мгновение, глубины, в которую проникает особое видение. Наши слова, любые слова, это тоже символы.

Когда мы пытаемся выразить свои чувства - давайте подумаем, являются ли слова, которые мы говорим, адекватным способом передачи наших переживаний. Нет, конечно. Это только знаки - душа душе посылает сигнал и, если душа душу понимает, тогда этот сигнал достигает цели. Понимание мира, чувствование бытия - это у каждого человека глубочайший индивидуальный процесс. Вот почему Тютчев говорил, что "мысль изреченная есть ложь". Потому что все то, что нас волнует, - красота мира, ужас мира, любовь, - все это невыразимо по-настоящему в словах, в терминах, в отвлеченных понятиях.

Любой из вас, кто занимался теми или иными точны науками, знает, какое огромное место занимает символ в математике и физике. Что такое химические формулы, как не символы - знаки того, что человек хочет передать условно? А если бы не было символов в жизни?

Один из философов нашего времени говорил, что человек - существо, которое символизирует вселенную, то есть выражает всю вселенную в символах. Человек - существо, которое способно в некоем знаке, в некоей системе знаков передать свой опыт, опыт интеллектуальный, духовный, внутренний, душевный, самый различный. В конечном счете, даже отвлеченные представления, свойственные философии, такие, как субстанция, диалектика, динамика - это все тоже символы. С того момента, когда человек обрел сознание, когда он почувствовал необходимость передать брату или сестре, другому человеку то, что его волнует, он стал использовать символы.

И надо сказать, что этот удивительный процесс возник не внезапно. Бог создал его на определенной почве, на основе тех предсимволических процессов, которые мы видим в животном мире. Знаки, которые животные подают друг другу, сигналы, позы, - это тоже нечто подобное символу. Мы с детства привыкли читать, скажем, о свирепых гориллах, которые якобы набрасываются на людей. А у гориллы, по сравнению с другими животными, довольно сложный символический язык. И когда самец гориллы выходит навстречу предполагаемому противнику, чтобы его прогнать, он вовсе не бросается на него, он вовсе не проявляет свирепости, ничего такого - он демонстрирует знаками свое нежелание, чтобы этот нежданный, нежеланный гость присутствовал здесь. И он совершает некий танец, как это называют биологи, а охотники XVIII-XIX веков принимали этот танец за нападение и стреляли в упор в существо, которое только хотело сказать ему: "Ты здесь нежеланный, уйди".

Немецкий исследователь Шаллер целый год прожил среди горилл, и уже знал, что у них есть символическая система, обозначающая желание и животную волю. Он наблюдал, как сходились два самца: яростно скрежетали зубами, били себя в грудь, наступали, и можно было подумать, что в следующее мгновение они разорвут друг друга. Но ничего подобного не происходило, они сходились и расходились дальше. Они только подавали знаки.

Шаллер проверил на себе теорию сигналов и символов из жизни обезьян. Когда ученый впервые поселился около горилл, которые мирно паслись в джунглях, и глава семейства поднялся и стал стучать себя в грудь и с грозным рычанием двинулся на него, Шаллер остановился и стоял неподвижно. Это был критический момент. Устрашающий, вы себе представляете, огромный, с виду разъяренный самец гориллы подошел вплотную к наблюдавшему Шаллеру, у которого хватило выдержки не двинуться с места, и прошел мимо него так же, как он проходил мимо своих соперников. Это касается символов для передачи элементарных переживаний в животном мире, и эта система подготовила символизм в человеческой жизни.

А что такое письменность? Сначала рисунок, рисунок конкретный, который изображает предметы, а потом все более и более условный. Сначала голова быка с рогами, потом геометрический рисунок, отдаленно напоминающий быка, а потом уже просто графический знак, и это уже буква - алеф, древняя ханаанская финикийская буква "алеф" - бык. Потом она превращается в первую букву семитического алфавита, а потом в греческую букву "альфа", а потом в нашу, церковнославянскую букву "аз" и потом в букву "а" - и уже от изображения быка остается только едва уловимое.

Значит, во многих случаях, когда речь идет о передаче понятия, слова, эмоционального состояния, нам необходим символ. Когда речь идет о познании мира, о передаче сложнейших структур материи, нам необходим символ. И конечно, в высшей степени необходим человеку символ для передачи того глубинного опыта, который соприкасает его с последней тайной мира. Вот почему, когда мы говорим о Символе Веры, а не об изложении понятия веры, мы имеем перед собой систему образов и знаков.

Еще Гегель подчеркивал, что христианский Никео-Цареградский Символ Веры изложен не в умозрительных терминах, не отвлеченно, а это цепь почти картин. Почему это так? Потому что Символ Веры - это отстоявшийся опыт Церкви, откристаллизованный в условной системе, духовный опыт самого христианства, которое познавало себя.

Я должен поэтому сказать здесь еще раз, что христианство - это не доктрина, как и всякое глубокое познание Бога, а это есть переживание встречи человека с запредельным, с тем, на чем стоит и движется все мироздание, что является смыслом бытия, что является его полнотой, радостью, что направляет его как цель. Можно ли об этом сказать словами? Не приходится ли вновь вспоминать слова Тютчева, что "мысль изреченная есть ложь"? Но Тютчев об этом вынужден был сказать, он вынужден был изречь, изречь мысль о том, что "мысль изреченная есть ложь", потому что иначе общение невозможно, иначе нельзя это передать.

И подобно островам, рассыпанным в бескрайнем море, стоят и движутся человеческие души, подавая друг другу сигналы - через символы и знаки, пытаясь и стремясь познать друг Друга.

К символу очень близок миф и догмат. Мы привыкли считать, что миф это басня, сказка. В древнегреческой системе воззрений слово миф употреблялось как предание о чем-то старинном, бывшем. Потом, когда началась резкая критика мифологических историй, когда на них перестали смотреть как, на события реальные - истории с богами, героями, - некоторые люди, такие, как, скажем, греческий философ Ксенофан, отбросили все это резко и шли к абстракции. А другие, как, скажем, Платон, неоплатоники, пытались найти в мифах ядро, суть, глубину. Вот этот подход и был использован толкователями христианской веры.

Конечно, есть миф в негативном смысле слова, есть политическая мифология, которая равна политической лжи, есть миф, как басня, как изобретение народной фантазии или суеверия, но есть миф с большой буквы. Сергий Булгаков, один из крупнейших богословов XX века, говорил о том, что духовная жизнь может выразиться только через картину, через икону, через миф. В этом отношении он имел предшественника в лице немецкого философа Шеллинга, который первым указал на важное значение образного символического пути передачи духовного опыта.

Теперь рассмотрим понятие "догмат". Итак, символ, миф и догмат. Обычно слово "догмат" у нас связывается с догматизмом, то есть с упорным, узколобым, порой тупым неприятием какого-либо чужого мнения. Но догматизм это не догмат, даже более того, я вам скажу, что догматическое богословие это тоже не догмат. Это размышление людей по поводу догмата, поэтому догматическое богословие и развивается. Многие авторы оспаривают точки зрения друг друга, и, скажем, еще в XIX веке А.С. Хомяков резко нападал на догматическое богословие митрополита Макария Булгакова и говорил, что это схоластика, мертвечина. Был ли он прав или нет, но важно, что догмат сам по себе отличается от его осмысления, от догматического богословия.

Догмат есть удивительная попытка человека выразить невыразимое, и поэтому догматических формулировок так мало в Церкви. По существу, догматические формулировки в Церкви христианской сводятся к Символу Веры и к нескольким догматическим определениям Вселенских Соборов.

Все остальное предшествовало христианской Церкви. Скажем, учение о бессмертии души не было объявлено христианством как догмат, потому что оно уже ко времени прихода Христа было общим воззрением почти всего человечества. Далее, мы часто повторяем, что через Священное Писание, через Библию нам говорит слово Божие. Такой догматической формулировки нет, потому что в то время, когда христианство стало проповедоваться, эта истина была уже во многих кругах принятой и достаточно очевидной. И Иисус Христос не доказывал, что это специальная божественная книга. Он исходил уже из этого факта, признаваемого Его слушателями.

Итак, догмат есть словесная икона. Ведь икона не претендует на адекватное изображение реальности, поэтому, кто высоко ставит икону, относится скептически к живописным изображениям. Приведу наглядный пример. Когда живописец изображает небесный свет, он рисует реальные лучи, которые, подобно лучам прожекторов, простираются через расступающиеся облака, то есть изображает некий естественный феномен. Конечно, это тоже символ, но очень реалистический. Для иконописца это все недопустимо, у него есть определенный язык, знак: четкий круг или полукруг, из которого простирается рука благословляющая. Все. Никакой имитации природных явлений, грозы, восхода солнца или заката солнца - только условный язык.

Краски, сами по себе краски, - вот это-то и язык иконы. Чтобы почувствовать грозное напряжение духа Ильи-пророка, его изображают на багровом фоне. Мягкие краски, светящиеся, переливающиеся создают ощущение воздушности мира, бесконечной божественной любви у "Троицы". Икона потому-то и икона, что она не притязает на роль точного изображения запредельной действительности. Таким же образом и словесные формулировки догмата тоже на это не претендуют, ибо в основе христианского богословия лежит одна из важнейших Оговорок - это момент сложный и в то же время очень простой.

Прежде чем сказать о Творце, христианский богослов и каждый мыслящий христианин должны помнить, что все наши слова земные не могут передать адекватно то, что составляет сущность тайны. Не могут. Это знали и древние индийские мыслители, и мистики, это знали и греческие философы, это признавали и Отцы Церкви, опираясь на Священное Писание. Во времена библейских пророков жил, по преданию, в Китае учитель Лао-цзы, который в книге "Дао дэ цзин", приписываемой ему, говорил, что имя, которое можно произнести, не есть вечное имя. Это намек на неизреченность.

А в Ветхом Завете есть понятие Бога - Святой. Мы обычно слово "святой" понимаем в нравственном смысле и, конечно, это так и есть, но там это более глубокое представление Святой, если анализировать сам термин "кадош", это значит "отделенный", имеющий абсолютно иное, нежели человеческое, и вообще тварное бытие. Строго говоря, о Боге нельзя даже сказать, что Он существует, ибо само понятие существования вторично по отношению к Нему. Он выше бытия, ибо Он создает бытие. Но через знаки и символы, открывая Себя людям. Он дает нам возможность перейти от этого отрицательного богословия к положительному.

Отрицательное есть апофатическое богословие, и оно исходит из того, что адекватно о Боге можно сказать только то, чем Он не является. Так и называется апофатическое богословие, оно может сказать, что не есть Бог, но оно не дерзает сказать, что Он есть. Это превосходит и слово, и мысль, и бытие. Но поскольку Нечто нам открывается в опыте внутреннем, допустимо и катафатическое богословие, то есть положительное богословие, которое допускает символ для того, чтобы мы этот опыт тайны могли передать друг другу, могли иметь общение в этом направлении.

И надо сказать, что это вопрос исключительной важности: не подумайте, что для человека безразлично, что он думает о Творце. Эти основные догматические истины имеют огромное значение: ничто в догматах не дано нам просто ради праздной любознательности, все имеет прямое, как мы потом увидим, отношение к жизни. И, как говорит историк нашего времени Кристофер Даусон, человек, который слышит ежедневно крик и пение муэдзина, возвещающего, что Бог один и, кроме него, нет иного бога, и человек в Индии, который в каждой обезьяне, в каждом облаке и в каждом листе видит присутствие божественных сил, - они, живя в одной стране, имеют очень разный подход к действительности из-за того, что у них различная догматика, хотя Бог один. Но они Его воспринимают каждый по-своему.

Что произошло с христианским Символом Веры? Он родился из крещального символа. Сейчас, вы знаете, мы привыкли крестить маленьких детей. Правильно ли это? Наши братья-баптисты оспаривают эту практику, оспаривают в силу того, что действительно, злоупотреблений здесь было очень много. В древней Церкви преимущественно крестили взрослых, ибо в Евангелии сказано: "Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я заповедал вам", то есть "кто будет веровать и креститься, - читаем мы в другом месте, - спасен будет". Веровать и креститься. Но младенец не может быть носителем веры.

Почему же мы тогда крестим? Потому что Церковь есть особое духовное единство, и верующие родители имеют право принести в лоно Церкви свое дитя, потому что оно пока еще не отделимо от них. Это как бы некое условное крещение: вот, сначала мы крестим, потом дадим ему наследие веры. Почему так произошло, это вопрос исторический, и я бы ушел в сторону, если бы стал на этом останавливаться. Так вот, мы принимаем, Церковь в свои объятия принимает - ведь крестит не священник, крестит Церковь руками священника то есть принимает человека в свой невидимый круг. Сегодня, когда уже многие люди не были крещены в детстве, а приходят креститься во взрослом возрасте, мы этому радуемся, потому что это дает им возможность перед таинством понять смысл крещения и христианского вероучения. Вот для этого-то и существует Символ Веры.

Вначале, в первые дни, люди крестились просто во имя Иисусово. Потом к этому стали прибавлять еще некоторые слова. В IV веке сложилось несколько Символов такого рода, среди них и так называемый Апостольский символ. Апостольский символ, по существу, очень близок к нашему.

Наш Символ Веры был один из принятых в Церкви символов. Он сложился в сирийском регионе. Когда христианство после веков гонения стало ведущей религией Римской империи, император Константин захотел упорядочить церковную жизнь: календари, епархии и так далее. И был созван всеимперский собор епископов, всеимперский значит вселенский, экуменический. В древности империя Римская называлась Экуменой, вселенной.

И вот в городе Никее, в Малой Азии, собрались, съехались по призыву императора многочисленные епископы, их было 318 человек, и им пришлось решать очень важную проблему, о которой я сейчас скажу только, что она была Христологической, она касалась личности Иисуса Христа. Вокруг этой проблемы разгорелись очень острые дискуссии, страсти, и поэтому император хотел решить все споры для церковного единства. Тогда историк Евсевий, житель Палестины, писатель, предложил текст Символа Веры, который обсуждался и был принят в Никее. Это было в 325 году, а через некоторое время, в 381 году, Символ этот был дополнен на II Вселенском Соборе и, таким образом, стал общепризнанным в христианстве. Он был написан на греческом языке, впоследствии переведен на латинский, церковнославянский и другие языки тогдашнего мира.

Символ Веры мы в Церкви поем. Кто из вас бывает в храме, знает, что во время Литургии поют "Верую во Единого Бога Отца Вседержителя Творца..." Кто в храм не ходит, может найти пластинку Шаляпина, где он поет Символ Веры, соло, - прекрасное исполнение. По-латински "Символ Веры" называется "кредо". Во многих музыкальных произведениях поют Кредо, это и есть Символ Веры. Он делится на три основные части. И первая часть самая маленькая*. Обратите внимание на изображение Никейского собора. Это византийская икона, изображение многообразное и тоже символическое, здесь на престоле предвечный Логос в виде младенца, отрока. Император Константин посредине. Внизу странный человек с надписью "космос" - мир, который ждет во мраке, ждет духовного откровения Церкви.

-----------------------------------------

* Далее свой рассказ отец Александр сопровождает показом слайдов.

Первый член Символа Веры гласит: "Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли". И вот я хочу объяснить вам смысл этих слов Символа Веры: почему Бог называется Вседержителем, что значит Отец, что значит Творец видимого и невидимого.

Несколько лет назад, в лесу в Калининской области, я набрел на маленькую речушку, над ней стояла деревянная часовня, и мне сказали, что это и есть исток Волги. Я задумался над этими струями воды, которые текли неутомимо, и вспомнил об огромной, как море, реке, по которой я плавал до этого на пароходе. Я подумал о том, что на протяжении сотен, тысяч, десятков тысяч лет этот маленький исток непрерывно питает огромную реку. Если бы он остановился и иссяк, то этой реки не было бы. Вот так и творчество Творца мира не есть единоразовый акт, а есть постоянное присутствие Его силы в мире. Поэтому мы и называем Бога Пантократором, Пантократор - Вседержитель, по-гречески. Потому что бытие держится на Нем. В псалме 103-м сказано: "Когда Ты отнимешь Свой дух, то твое превращается в пыль".

Бытие для нас - это то, что мы получаем, а не то, чем мы владеем. И мы можем его лишиться. Только Он один называется в Библии Сущим, то есть тем, кому бытие присуще изначала. И одновременно мы называем Его Отцом - это очень смелое, очень дерзновенное название, потому что Тот, Кто создал гигантское мироздание, законы Которого управляют бесчисленными мирами, казалось бы, бесконечно превосходит маленькое человеческое существо на маленькой планете. И, тем не менее, христианское богословие, возвещает нам, что мы, люди, здесь, как в капле воды солнце отображается, отображаем в своем духе вселенский дух Божественного.

Он наш Отец, и это слово, которое несет в себе теплоту, мысль о внимании, заботе, мысль о любви и добре, это слово закреплено в Евангелии. Бога называли Отцом и в древности, и греки, и в Ветхом Завете, но только Христос особенным образом подчеркивал это. В сущности. Он никогда не употреблял слово Бог или Творец, Он всегда говорил Отец. И даже употреблял такое слово, такой термин, интимный, трогательный, нежный - Авва; "Авва" слово непередаваемое, невыразимое, так ребенок обращался к отцу, доверительное, доверчивое слово.

И, наконец, сказано: "Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли" - и тут же поясняется - "видимого и невидимого", чтобы люди понимали, что небо и земля - это не означает вовсе нашу планету и над ней атмосферу, а это есть два мира в творении, два плана, два измерения, два уровня мироздания - видимое и невидимое. Вы уже знаете, что невидимое - это наш дух, наша мысль, это, в конце концов, и сама природа Творца. Но Он захотел, чтобы мир стал и красочным, и богатым, и видимым, и Он совершил в нас, в людях, это удивительное чудо: мы - воплощенный дух, которому дана радость осуществлять себя в материи.

Пусть пока это еще несовершенно, пусть пока это еще встречает многочисленные преграды, пусть пока еще смерть и разрушение не дают человеку полностью восторжествовать, духу восторжествовать над материей, но это все уже как бы заложено в нас для огромного и бесконечного восхождения человека. И на самом деле, когда человек говорит о Едином Творце видимого и невидимого, он своей невидимой частью обращается к этому Творцу.

То, что содержит в себе первый пункт Символа Веры, не является еще специально христианским, потому что единого Творца исповедуют сегодня и миллионы мусульман, и иудеи, и представители других религий, но разница здесь существует. Если Ветхозаветная религия и выросший из нее иудаизм, если ислам, тоже выросший на Ветхом Завете, и другие религии признают акт творения, то есть из небытия Бог приводит мир а бытие, то для восточного, индийского, частично китайского мышления, Бог как бы порождает из Себя, выдыхает будто бы из себя вот это творение. Здесь есть разница, которую надо понимать.

Разница заключается в том, что мы, христиане, считаем, что Божественное есть Абсолютное, и для того, чтобы Абсолютное породило наш бренный мир, оно должно было выйти из себя и совершить акт чуда, - через пропасть, которая отделяет временное от вечного был переброшен мост, - Божественным актом, Словом. Мы не единосущны Творцу, как думают пантеисты, а мы только Его образ и подобие - таково христианское воззрение.

И надо сказать, что, с точки зрения философской, оно достаточно справедливо, потому что логический мост между Абсолютным и относительным перекинуть невозможно - абсолютное есть абсолютное. Но то, что мы несем в себе, - это отображение Божественное - и есть наша глубочайшая, я бы сказал, родственная связь с высшим. Христианство называет Бога Отцом не потому, что Он родил мир, а потому, что Своей любовью Он создал его из небытия.

В одной из наших литургических молитв есть такие замечательные слова: "Ты из небытия в бытие привел нас". Не из Себя, а из небытия. Подумайте о том, что такое небытие? Подумайте о том, что, скажем, полвека назад многих из здесь присутствующих не было на свете. Вас не было - стояли те же дома, улицы - но вас не было, вы были - где? - нигде - в небытии. И Он нам подарил бытие, сознание. И мы созданы, мы пришли в этот мир. Поэтому само по себе творение является не актом необходимости природы, а актом того, что мы условно, символически называем бесконечной любовью небесного Отца и Создателя.

Лекция была прочитана 10 октября 1989 г. в Доме культуры фабрики "Дукат"

БЕСЕДА ВТОРАЯ

Итак, дорогие друзья, для тех, кто хочет поразмышлять, кто хочет освежить в своей памяти то, что давно уже знал, тех, кто готовится к святому крещению, тех, кто уже крещены, но не проходили в свое время катехизации, то есть элементарного объяснения Символа Веры, - мы продолжаем рассказ о простейшем, элементарном.

Быть может, некоторые из вас, кто привык к изощренной философии, кто знакомился со сложными философскими книгами, подумают, что все это слишком просто для них. Я прошу у таких людей извинения; я говорю не для них, я говорю для любого рядового человека, который хочет понять слово Божие. Как говорил апостол Павел, "оно не в премудрости".

Премудрость - это наше человеческое размышление, а мы постараемся услышать сам голос слов Божиих.

Итак, напоминаю вам, что первая часть, первый член Символа Веры говорит нам о Творце Едином всего видимого и невидимого. Мы говорили о том, что действительность, которая нас окружает, разделяется на видимое и невидимое, причем, невидимое имеет господствующую природу - это дух, это разум, это, в конце концов, и Сам Творец, который принадлежит к миру невидимого.

Но это не унижает и, не перечеркивает мира видимого, потому что видимый мир должен встречать наше понимание, нашу любовь, наше сопереживание. Природа - это не мастерская, а прежде всего храм, - я говорю это, перефразируя известные слова известной вам книги, - и только тогда, когда мы будем это чувствовать, мы сможем и в этом храме выполнить свой человеческий долг и выполнить ту работу, творческую, которую Бог нам дал.

Первому человеку заповедано было хранить и возделывать ту землю, которую Бог ему дал. В этом уже, как в фокусе, собрано наше призвание человеческое - трудиться, возделывать, вносить свою творческую лепту, продолжать Божие творение. Творение еще не кончилось, оно еще продолжается, и человек может его либо продолжать, либо разрушать и тем самым становиться противником Божиих замыслов.

Итак, видимое и невидимое - в нашем теле, в нашей душе, в нашем существе - занимает иерархическую позицию, иерархическую. Святой Василий Великий сравнивает духовное начало со всадником, а психофизическое, плотское, - с лошадью. Это вовсе не значит, что всадник должен ее убить, ранить ее или морить. Нет, всадник должен ее беречь, направлять - таково соотношение видимого и невидимого, духовного и телесного. И когда Священное Писание говорит нам: "Бог создал человека по образу и подобию Своему" - "да владычествует он над тварями земными", - это означало, по учению Святых Отцов, что человек должен владычествовать над тварями, которые живут в нем, над хищными зверями, над необузданными страстями.

Второй раздел Символа Веры, по числу пунктов самый большой, говорит о Господе Иисусе, о Том, Который является осью мировой культуры, осью нашей жизни: "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец". Недаром весь мир отмечает Его рождение как начало нашей эры. Это действительно новая эра, но она только началась: первые шаги, робкие, часто неумелые, быть может, спотыкающиеся, ошибочные делают люди, которые услышали евангельский призыв. "Во единого Господа Иисуса Христа Сына Божия" - вот слова Символа Веры.

Первое - Он Единый. Часто люди говорят, что было много мудрецов, учителей, философов. И Толстой ставил Иисуса Христа в один ряд с Сократом, Буддой, Сенекой. Но это принципиально неверно. Даже если мы будем смотреть на это сторонними глазами, мы поймем глубочайшую разницу, я бы сказал, пропасть, которая отделяет Иисуса Назарянина от всех учителей мира. Но будем последовательны, неторопливы, разберем по пунктам. Он - единственный и единый для нас. Что , это значит, мы увидим и почувствуем позднее.

Что такое "Иисус"? Это Его личное, человеческое имя, не уникальное, распространенное весьма в те времена. Впервые в документах мы встречаем его 23 столетия тому назад, и с тех пор это имя в течение веков носят священники, христиане, мудрецы, учителя, люди самых разных сословий. Имя это было любимым, потому что оно означает "Господь его спасение" или "Господь-спаситель", "Господь несет спасение". В оригинале, на древнееврейском языке, оно звучит как Иешуа или Егошуа. Слово "Иисус" - это грецизированная форма имени Иешуа. Мы восприняли (в церковнославянском языке, а потом современном русском языке) эту грецизированную форму, но какова бы она ни была, сила этого имени заключается в Том, Кто стоит за этим именем. Кого мы призываем. Поэтому Иисусова молитва, которая существует уже множество веков в православной традиции, призывает имя Христово, призывает Его в той форме, в которой оно было принято согласно греческой традиции.

Христос - что же это означает? Это означает царь, царь - не буквально, а в переносном смысле. Я думаю, каждый из вас помнит, что царя называли "помазанником". Откуда происходит это название? Дело в том, что в древности, в обрядах различные стихии и различные элементы природы воспринимались, как символические знаки: огонь - символ чистоты (а не истребления), вода символ омовения и чистоты, хлеб - символ жизни. Хлеб и вино были символами жизни, потому что это знаменовало собой ту пищу, которая была за столом у человека всего средиземноморского круга.

По всему Средиземноморью, включая и наши причерноморские районы, распространено дерево, олива или маслина, и из него с незапамятных времен, с начала земледелия, изготовляли масло оливы. Оно называлось елей, елей - это оливковое масло. Оно было очень важно для жизни. Сейчас мы, используя различные химические вещества, забываем часто о той роли, которую играли естественные продукты в древности. Масло оливы служило и для очищения тела, и для сохранения продуктов, оно означало в символе древнего Востока сохранность: положить что-то в сосуд с оливковым маслом означало сохранить его.

И вот, когда человек - священник, пророк, царь поставлялся свыше на свое служение, совершался обряд помазания его елеем. Совершался он преимущественно над царем, это было звание человеческое, это было правило; пророк мог не быть помазанником, царь - нет. Почему? Потому что царь - любой - претендовал на власть, а помазание символизировало, что власть эта не пришла к нему от него самого, а что он ее получил. И когда помазывали царя, это означало: у него будет сохраняться этот дар, если он будет верен слову Божию, если он не будет верен, этот дар исчезнет. То есть помазание было символом некоторой условности власти в древнем мире и особенно в Ветхом Завете.

Мы, христиане, сохранили этот обряд для великого таинства миропомазания. О том, что означает это таинство, я расскажу вам непосредственно, когда мы будем говорить уже о последних членах Символа Веры - "исповедую едино крещение", я объясню вам вкратце, что означает и миропомазание. Сейчас только предварительно скажу: каждый христианин получает в крещении - будь он младенец, будь он взрослый - получает в крещении царское посвящение, - мы все являемся царским священством перед Богом.

Что такое священство христианина? - Служение Богу. Мы все - священники и миряне - служим Богу, каждый на своем месте. Поэтому каждый христианин есть по-своему священник Бога Всевышнего, не функционально" а по призванию и посвящению. Так учит нас апостол Петр в своем Послании, такова традиция Церкви.

Теперь главный вопрос, на который я хочу попытаться кратко ответить. А почему же Иисуса Христа, Иисуса Назарянина, возвестившего миру Царство Божие, мы в Символе Веры, в столь кратком изложении веры, называем помазанником, царем? По-гречески слово это звучит Христос. "Христос" - это точный перевод древнееврейского слова "помазанник". Звучит оно в оригинале как Машиах, на арамейском языке, который был распространен во времена земной жизни Иисуса Христа; оно звучит и как Мешиха, отсюда греческое его изменение Мессиас, которое потом перешло в церковнославянский, древнерусский и современный русский языки. Мессия - это царь, это высший помазанник Божий. Почему мы так называем Христа в Символе? Это приводит нас к первой, большей по объему, но на самом деле вступительной по своему значению, части Библии, Ветхому Завету.