Рагу из любимого дядюшки

— Выпей, а то простудишься!

Действительно, только в салоне, в тепле, я осознала, как замерзла. Во фляжке оказался коньяк. Я глотнула раз, другой и почувствовала, как дрожь, сотрясавшая меня изнутри, уходит.

— Тебя как зовут? — деловито поинтересовался хозяин машины.

— Соня..

— А меня Олег, — представился он. — А теперь вот что, Соня, — начал он очень серьезно, — хватит дурака валять насчет всяких маньяков и хулиганов. Вот смотри, что я у того типа нашел… — Он показал мне тонкий кожаный шнурок. — Это удавочка. Хитрый человек тут орудовал, хотел тебя убить без шума и без крови. Кто же тебя так сильно не любит, а?

И поскольку я молчала, в ужасе разглядывая удавку, Олег прикрикнул:

— Говори быстро, что возле того дома делала! Думаешь, я просто так в лесок забежал, по малой нужде?

— Кто тебя знает… — фыркнула я, — но вообще-то спасибо за спасение моей жизни.

— Служу Советскому Союзу! — буркнул он. — Только зубы-то ты мне не заговаривай, а лучше рассказывай, пока время есть.

— А что, ты куда-то торопишься? — не преминула я ехидно спросить.

Все-таки мне не нравился его тон, слишком командный, приказной какой-то. Конечно, он меня спас, но это не дает ему права распоряжаться. С другой стороны, что ему помешает выбросить меня из машины? И куда я денусь? Тот тип может бродить где-нибудь поблизости и снова напасть на меня. А мне, кроме того, что страшно, еще и некогда. Мне ведь нужно спасать Ленку, и времени на это совсем мало. Конечно, этот Олег не просто так тут ошивается, возможно, он тоже какой-нибудь криминальный тип. Но все же он меня спас. И в прошлый раз подвез нас с котом прямо до места. Кстати, он же видел Ленку, она ждала меня в тот день на улице!

— Ну ладно, — подумав, сказала я, — видно, придется признаться. Я следила за этим домом. — И показала на интересующий меня особняк.

— Так, — протянул Олег, глядя на меня с каким-то странным выражением, — а в прошлый раз ты тоже следила за ним?

— Нет, — терпеливо ответила я, — в прошлый раз я действительно стерегла другой дом, вон тот. Не веришь — спроси Полину Сергеевну, она там работает, а я ее заменяла.

— И зачем же ты следишь за этим особняком? — насмешливо спросил Олег.

— Затем, что туда недавно поехал Никита. Он муж моей подруги, а ее похитили. Кстати, ты ее видел, когда подвозил меня в прошлый раз.

Слово за слово я рассказала Олегу про Никиту и про наркотики, про то, что я боялась за Ленку и случайно подслушала о встрече в ангаре, о том, что там случилось и как Никите позвонили и сообщили, что его жена похищена, и так далее… Может быть, и глупо было откровенничать с незнакомым, в общем-то, человеком, но мне после всего, что я перенесла, просто необходимо было перед кем-то выговориться.

— Слышал я что-то краем уха про вчерашнюю заварушку в ангаре на Московском, — задумчиво произнес Олег, — куча трупов…

— Вот видишь, — обрадовалась я.

Я старалась отвести его мысли от самого важного и опасного — от денег, потому что про сумку с баксами я вовсе не собиралась ему рассказывать. И неважно, что он меня спас и производит приятное впечатление. Это, как говорилось в одном старом анекдоте, еще не повод для знакомства!

— А этот подлец, то есть Ленкин муж, вместо того чтобы спасать жену, стал спасать свою шкуру. Ох, какие же вы, мужики, сволочи! — с чувством добавила я.

— Полегче, — нахмурился Олег, — с оскорблениями-то…

— В общем, он собрал свое барахло и наркотики тоже прихватил и рванул на машине сюда. А я за ним на леваке, только у него шина лопнула, я пешком дошла, а потом на меня в лесочке кто-то напал.

— Это плохо, — озабоченно протянул Олег, — совсем плохо и непонятно. Если на тебя напал кто-то из бандитов, которые за Никитой следят, то какого черта убить пытался? Ну, оглушил бы, а то и просто прогнал. Ты ведь в дом не лезла, так, болталась рядом… А ну как люди пойдут и труп заметят? Еще милицию вызовут, а им это не нужно…

Снова в голове у меня всплыла мысль, что убить меня пытаются не первый раз и нет ли тут связи, но все заслонило беспокойство за Ленку. Ведь она, бедная, ни сном ни духом, она понятия не имеет, за что ее похитили… Эдак недолго и свихнуться от неизвестности!

— Можно я покурю прямо в машине? — робко спросила я. — Что-то мне нехорошо, а пить больше не хочу, не то совсем раскисну…

Олег дал мне сигарету и открыл окно с моей стороны.

— Не переживай так, все уже позади, я пришел вовремя, — сказал он.

Возможно, и не было в его тоне ни тени самодовольства, а простая констатация факта, но я тут же разъярилась.

— Что значит — позади? — заорала я чуть не в полный голос. — Что — позади? Ленку похитили и, возможно, уже убили! Это ты имеешь в виду?

Олег слегка смутился, но не отвел глаз.

— Не нужно так нервничать, — пробормотал он, — и орать не надо. Лучше скажи — на что ты рассчитывала, когда сюда притащилась за этим Никитой? Что ты сумеешь припереть его к стенке и он усовестится?

— Сама не знаю, — я сникла, — но не могу же я спокойно сидеть и ждать, пока они там… даже думать боюсь, что они там с Ленкой делают! А ведь она беременная!

— Да ну? — изумился Олег. — Должен тебе сказать, что этот Никита какая-то особенная сволочь! Впутать беременную жену в свои махинации!

— Он не знал, — неохотно ответила я, — Ленка ему не сказала. А то бы он ее тут же бросил, потому что ребеночек Никитушке совершенно ни к чему. Ему и Ленка-то не очень нужна, как я понимаю.

Тут я уловила в молчании Олега нечто очень неодобрительное. Отчего-то это меня задело.

— Ты не думай, — заторопилась я, — я в их жизнь не встревала. Мы с Ленкой давно не виделись, а тут встретились совершенно случайно, она мне помогла, теперь я ей должна помочь. Ты небось считаешь, есть, мол, такие подруги, у самих личной жизни никакой, так они норовят и другим ее испортить. У меня вообще-то своих собственных неприятностей навалом, но Ленку я просто обязана спасти, понимаешь?

Я замолчала, страшно рассердившись на себя. С чего это я стала рассказывать про свои неприятности? Не хватало еще выболтать ему про отчима, Маргариту и про бабкино наследство в виде кота Багратиона! Хотя про кота он и так знает.

— Ты не отчаивайся, — снова заговорил Олег, — возможно, и удастся тебе спасти подругу. Никогда не знаешь заранее, как жизнь обернется…

Тут я повернулась, поглядела на него очень внимательно и подумала, что пришло время поинтересоваться, что, собственно, он тут делает. И машина его стоит в этом тупичке, из окон дома ее не видно, а наблюдать за домом из нее очень удобно. Но я сразу же поняла, что ничего он мне не расскажет, отшутится или вообще рассердится и прогонит, поэтому решила пока ни о чем не расспрашивать, авось потом все само прояснится.

— Как же ты не побоялась в том ангаре подсматривать? — спросил Олег.

Прозвучало это так, как будто он хотел спросить: какого черта я полезла следить за Никитой, неужели не понимала, что это опасно? И правда, действия мои прошлой ночью были если не глупыми, то уж безрассудными, это точно. Опять-таки, я не рассказала ему, что подозревала Никиту в том, что он хочет Ленку убить. Тогда Олег посчитал бы меня сумасшедшей. Иногда я и сама думала, что потихоньку свихнулась от одиночества, сидя дома и пялясь в стенку. Теперь же людей и событий в моей жизни стало хоть отбавляй, но они меня не радовали.

— Я в том районе, где ангар, все знаю, — попыталась я хоть как-то объяснить Олегу свое неразумное поведение, — я там всю жизнь прожила, на Седьмой Красноармейской.

— В каком доме? — оживился он.

Я назвала номер дома. И оказалось, что Олег в детстве жил неподалеку и даже ходил в ту же школу. Но они переехали, когда ему исполнилось тринадцать лет. Я прикинула: на вид у нас с ним разница в возрасте лет пять-шесть, так что вполне понятно, почему я его не помню, — когда он перешел в седьмой класс, я как раз поступала в первый.

— В том дворе раньше кочегарка была! — возбужденно заговорил Олег. — Вечно куча углей валялась. Что мы только там не устраивали! Один раз сарай подожгли, за домом тогда дровяные старые сараи стояли…

— Они давно сгорели, — подхватила я, — сейчас там гаражи выстроили. А кочегарка давно не работает…

— Чего только не делали мальчишками, — улыбался Олег, — то по подвалам лазали, то по чердакам… В старых районах интересно…

— Теперь все заколочено, — вздохнула я, — только коты бездомные гуляют, даже бомжи в тот подвал не лезут.

Тут я сообразила, что разговор принял ненужную направленность. К чему это Олег заговорил про подвалы? А я подхватила. Ой, что-то меня явно не туда понесло! Еще немножко — и разболтала бы ему про деньги, спрятанные в люке.

Я оглянулась и тут увидела, что к воротам плавно подкатывает шикарная серебристая машина. Да это же Надька Ведерникова на своей ласточке! Прилетела проведать хахаля. Что же он ей такого наговорил, что она так забеспокоилась?

— Это еще кто? — неприятно удивился Олег. — Кого принесло?

— Сказать? — спросила я, задумчиво наблюдая, как иномарка въехала во двор.

— Скажи, раз ты такая информированная, — согласился Олег.

— Это подельница Никитушкина, Надька Ведерникова. Теперь я знаю, почему он тут скрывается! Мне Ленка говорила, что у Надежды раньше был богатый спонсор, это его дом. Потом он слинял за границу, и особняк стоял пустой. Но, видно, ключи у Надьки были, вот Никитушка и прибежал сюда прятаться, другого места не нашел!

— Это уж точно, — пробормотал Олег, — ты верно заметила.

Я покосилась на него и продолжала:

— Притащилась боевая подруга, мигом прилетела!

— Ты и с ней знакома? — удивился он.

— Представь себе! Мы с ней в школе вместе учились! И с Ленкой тоже. Это Ленка небось их с Никитой свела, сама того не желая. Ну, Надюша свое дело знает туго. Сначала в постель Никитушку уложила, а потом он стал плясать под ее дудку.

— Надо же, после такого человека связаться с каким-то барахлом! — вздохнул Олег.

Тогда я не совсем поняла, какой смысл он вложил в эти слова, все открылось гораздо позже.

— Ну не скажи, — засмеялась я, — в отличие от нас с Ленкой Надька сразу небось определила, какое же Никитушка дерьмо, и просто решила его использовать. Ей нужен был мальчик на побегушках, а если Никита думал, что он что-то для нее значит, то очень ошибался! И я знаю, для чего она приехала — чтобы наркотики забрать. На то, что Ленку похитили, ей плевать, на Никиту в общем-то тоже, а вот товар ей нужен. Где-то же она его раздобыла, вряд ли на свои карманные деньги приобрела, стало быть, те люди либо прибыль, либо товар назад требуют. Сейчас у них там драка за этот клятый наркотик начнется. Вот бы послушать!

— Послушай! — И тут я увидела у Олега в руках небольшой такой чемоданчик.

Он открыл его, покрутил что-то, послышатся звук, как при настройке радиоприемника, потом вдруг совсем близко я услышала Надькин голос:

— Ну и натворил ты дел, Никитушка!

И тотчас срывающийся, совершенно искаженный голос Никиты закричал:

— Уж ты бы помалкивала! Это ты подсунула мне этих козлов! Меня вообще могли убить, как ребят!

— Однако ты выжил, — не повышая голоса, ответила Надежда, — ты уцелел и даже сумел унести оттуда товар в целости и сохранности. Это хорошо, потому что Костыль требует вернуть либо деньги, либо товар. Денег у нас нет, так что нужно отдать ему назад наркоту.

— Хрен тебе! — заорал Никита. — Ты отдашь ему товар и будешь снова белая и пушистая, а что станет со мной? Они, эти сволочи, не оставят меня в покое!

Они звонили мне домой, значит, знают адрес. Наверняка вычислят и машину, так что ее нужно менять. У меня мало денег, куда я денусь?

— А мне какое дело? — заорала Надька в полный голос. — Сам заварил кашу, сам и расхлебывай! Ты что же думаешь — я последние бабки за наркоту выложу, чтобы твою поганую жизнь спасти? Да ты весь, с ботинками и галстуком, одной десятой этих денег не стоишь! Нет уж, дорогой, отдай-ка ты мне товар по-хорошему — и распрощаемся. Я убедилась, что с тобой каши не сваришь, ничего поручить тебе нельзя, так что прости-извини…

И Надька подчеркнуто тяжело вздохнула.

— Значит, не будешь помогать? — осведомился Никита вроде спокойно.

— Да пошел ты! — крикнула Надька. — Отдай наркоту и вали отсюда!

— Ах ты стерва! — послышалась какая-то возня и женский крик, очевидно, он дал ей по морде.

Я поймала себя на том, что ерзаю на месте от злости, да что там, я просто закипала. Пока они выясняют отношения, Ленку, может, уже пытают! И ведь этот подлец ни словом не упомянул о том, что его жену похитили. Он просто забыл про нее!

Я скрипела зубами и ненавидела всех мужчин. Олег молча слушал, но вдруг напрягся и схватил меня за плечо.

— Что еще за фамильярность! — фыркнула я, вырвавшись. — Если мы с тобой в детстве съезжали с одной горки, это еще не дает тебе права…

— Тихо ты! — шикнул он на меня. — Смотри! Гости прибывают в подозрительном количестве! — И он выключил приборы.

Я посмотрела туда, куда он показывал. В дальнем конце улицы, метрах в трехстах от дома, за которым мы следили, остановился большой черный джип. Его дверцы распахнулись, выпустив несколько мужских фигур.

— Почему ты думаешь, что они тоже сюда? — спросила я, невольно понизив голос.

— Внутренний голос, — ответил Олег, — смотри, смотри!

Его внутренний голос оказался совершенно прав. Компания из джипа бодро двинулась в нашу сторону.

— Пригнись! — прошептал Олег. — Они не должны нас заметить!

Я послушно скорчилась на сиденье, но краем глаза наблюдала за происходящим.

Пятеро мужчин молча прошли мимо нашей машины и рассыпались вдоль ограды. Один из них отдал несколько коротких команд, потом достал из мешка моток веревки с металлическим крюком на конце и забросил его на стену. Крюк, словно корабельный якорь, зацепился за кованую решетку. Один из парней ловко вскарабкался на ограду и спрыгнул во двор. Через несколько секунд открылась калитка, и незваные гости проскользнули внутрь, скрывшись из нашего поля зрения.

— Зачем богатые люди тратят огромные деньги на заборы и сигнализации, — прошептала я, — если бандиты могут так легко забраться в любой самый крутой особняк?

— Думаю, что муж твоей подруги сам отключил периферийную сигнализацию, чтобы войти в дом, — ответил Олег, — а заново врубить забыл или поленился. В общем, сам виноват и сейчас за это расплатится по полной программе…

Он снова включил динамик, и мы услышали происходящее в доме.

Сначала раздались звуки безмолвной борьбы, глухие удары, короткие выкрики, шум падающего тела. Потом мужской голос коротко, злобно выругался. Микрофон сильно искажал тембр, но я все же узнала Никиту. Ответил ему властный хрипловатый голос — тот самый, который по телефону требовал у него деньги и товар в обмен на Ленку.

— Я тебя, кажется, предупреждал, что заставлю заплатить за моих людей. Но ты оказался еще глупее, чем я думал… Я давал тебе один день сроку, чтобы собрать бабки, а ты вообразил, что можешь от меня спрятаться. Ну не идиот ли ты после этого?

— Белый сам начал стрелять… — подал реплику Никита.

— Ты меня утомил! — злобно ответил его собеседник. — Что за детский сад! «Он меня первый стукнул! Он отобрал у меня куклу!» — Это прозвучало издевательски. — Я ведь тебе, кажется, ясно сказал, что ты должен вернуть товар и деньги, а ты не захотел меня понять… Ну что же, тебе же хуже. Теперь мы будем играть по моим правилам. Должен признать, что я тоже сглупил, подумал, что для тебя жена что-то значит и ты постараешься ее спасти. Как вижу, это была серьезная ошибка. У тебя совсем другие интересы, и ты даже здесь не скучал в одиночестве…

— Не вмешивайте меня! — послышался женский голос, в котором я без труда узнала Надьку Ведерникову. — Я совершенно ни при чем!

— Стерва! — закричал Никита. — Как это ни при чем? Ты втянула меня в эту историю, а теперь хочешь соскочить с подножки? Нет, дорогая, не выйдет! Мы с тобой в одной упряжке!

— Ну что, голубки, — насмешливо проговорил хриплый голос, — вижу, у вас просто редкостное единение душ! Как приятно видеть в наше прозаическое время такое большое и чистое чувство! Мне, может, выйти, чтобы вы всласть наговорились?

— Не верь ей! — истерично выкрикнул Никита. — Она в этом деле увязла по самые уши! Она разработала план всей операции!

— А мне на это ровным счетом наплевать, — спокойно ответил хриплый, — мне совершенно без разницы, кто в вашем дружном коллективе за главного. Мне одно важно: чтобы вы вернули деньги. В качестве компенсации за моих погибших пацанов… Товар, к счастью, теперь у меня, — он щелкнул замками, видимо, открыв тот самый кейс с наркотиками, — но бабок я здесь не нашел, значит, мы с вами еще не в расчете…

— Я не брал никаких денег! — взвизгнул Никита. — Я убежал из ангара со своим товаром, там оставался человек Белого… Он стрелял в нас с антресолей, я еле успел выскочить…

— Все мои люди погибли! — оборвал его Хриплый. — Никто не уцелел, и никаких денег на месте перестрелки не было! И мне до смерти надоело выслушивать твою истерику! Короче, или я получаю башли, или вас обоих нашинкуют в капусту.

— Послушай, — снова подала голос Надька, — с этим лопухом ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, он это заслужил, и с ним самим, и с его идиоткой-женой, но меня тебе лучше отпустить.

— Это почему же? — с интересом осведомился Хриплый.

— Ты просто не знаешь, кто я такая. У тебя будут из-за меня большие неприятности.

— Да что ты говоришь? Я просто дрожу от страха!

— Зря ты так. Тебе такая фамилия — Горловой — знакома?

— Допустим, — осторожно ответил бандит, — а при чем здесь ты?

— Очень даже при чем! Ты знаешь, что это его дом?

Ответом на ее слова было молчание — видимо, ее сообщение прозвучало для бандита полной неожиданностью. Пользуясь инициативой, Надежда продолжила:

— Так что сам делай выводы… Каким бы крутым ты себя ни считал, ссориться с Вадимом ты вряд ли захочешь…

Но ее собеседник уже переварил новую информацию и заговорил с прежней злобной уверенностью:

— Горло, конечно, человек серьезный, но он сейчас за бугром, так что вряд ли примчится к тебе на помощь… И ты сама не захочешь посвящать его в свои делишки. Не думаю, что ему понравятся твои шашни с этим козлом. А если вы со мной не расплатитесь и мне придется применить крайние меры, тогда ты вообще ничего не сможешь ему рассказать… Так что сама делай выводы.

Я взглянула на Олега. Он весь превратился в слух, напрягся, как струна, и боялся пропустить хоть одно слово. Чувствовалось, что теперь тема разговора остро его интересует. Я сложила в уме имеющиеся у меня факты. Он следил за этим домом, начинил его всякой шпионской аппаратурой…

Голоса в динамике затихли. Олег неожиданно встрепенулся и повернулся ко мне:

— Я отлучусь ненадолго, хочу подобраться поближе и проверить одну вещь. Никуда не уходи, я ненадолго!

Не дожидаясь моего ответа, он выхватил у меня чемоданчик с чудо-техникой, выскользнул из машины, крадучись двинулся к особняку и неожиданно исчез, слившись со стеной.

Кто же он все-таки такой? Явно не простой техник, специалист по сигнализациям и миниатюрным микрофонам. Как ловко он справился с убийцей, который пытался меня задушить, и вообще, как гибко и легко он двигается! Чувствуется незаурядная физическая подготовка…

Вдруг за моей спиной раздался негромкий насмешливый голос:

— Кто это здесь у нас появился? Отдыхаем или природой любуемся?

Обернувшись, я увидела невысокого коренастого парня в натянутой до глаз вязаной шапочке. Чтобы лишить меня всяких надежд и сомнений, он держал в руке пистолет.

— Вылезай, приехали! — приказал он, чуть заметно поведя пистолетным стволом.

Я вынуждена была подчиниться.

Дуло уперлось мне в лопатку, голос за спиной приказал идти к воротам. Они были не заперты, мы вошли в них, пересекли просторный двор и поднялись по каменным ступеням на крыльцо. В другом состоянии я, может быть, разглядывала бы роскошный особняк, но сейчас мне было не до того. Подталкиваемая пистолетом, я миновала огромный холл, выложенный мраморными плитами, поднялась по широкой лестнице и оказалась в большой, роскошно обставленной комнате.

Прямо против двери в кожаном кресле сидел Никита, связанный по рукам и ногам, как рулет скумбрии горячего копчения. Рядом с ним в таком же кресле — моя школьная подруга Надька Ведерникова. Несмотря на собственное неутешительное положение, должна сказать, что я с невольным злорадством увидела крутую, самоуверенную Надьку в жалком и беспомощном виде — бежевая шикарная куртка разорвана, руки связаны за спиной, макияж на лице размазан, а самое приятное — под левым глазом красовался свежий синяк, его, очевидно, Никита успел поставить еще раньше, до прихода бандитов.

Я представила себе, как фингал на следующий день станет ярко-лиловым, а потом — ослепительно желтым, и не удержалась от улыбки.

— Вот, привел. Сидела возле самого дома в машине, — доложил своему шефу мой конвоир.

Только сейчас я заметила его начальника.

Худой сутулый мужчина лет тридцати, с темными прилизанными волосами и узким подвижным лицом стоял сбоку от двери и с насмешливым интересом разглядывал меня.

— Интересно! — произнес он хорошо знакомым мне хрипловатым голосом — Первый раз вижу, чтобы женщины в таком положении улыбались! Анекдот, что ли, вспомнила? Поделись, я тоже хочу повеселиться!

Как ни странно, при виде Надькиного синяка я пришла в такое хорошее настроение, что мне море стало по колено.

— Старых друзей увидела, — почти спокойно ответила я, — вот и улыбаюсь.

— Дура! — подал голос Никита. — Только тебя здесь не хватало! Следила за мной, что ли?

— Так вы знакомы? — насмешливо осведомился бандит. — Как тесен мир, я просто поражаюсь! А у нас здесь скоро станет тесно! Публика валит валом, как на модную премьеру или роскошную презентацию! Только вот фуршета я вам не обещаю…

Надька Ведерникова, которая молча вглядывалась в мое лицо, вдруг воскликнула:

— Да это никак Золотая Ручка! Сколько лет, сколько зим!

— Ну наконец-то! Узнала, подруга! Я уж боялась, что не вспомнишь! Ты ведь у нас теперь такая крутая, подступиться страшно! Правда, чужими мужьями пользоваться не брезгуешь…

— Тебе-то что? — фыркнула Надька. — У тебя собственного мужа, судя по всему, нет и не было…

— У нас сегодня просто настоящий вечер встреч! — подал реплику Хриплый. — Только, боюсь, мне придется прервать ваше милое общение и вернуться к своим низменным заботам. Если вы не забыли, я хочу получить свои деньги. Такие, знаете, красивые хрустящие бумажки…

— А вот с этим — ко мне! — выпалила я неожиданно для себя самой.

В комнате на несколько секунд воцарилось молчание. Все взгляды приковались ко мне, как финские снайперы к скалам, причем выражение лиц у всех присутствующих было очень разное.

Надька смотрела на меня так, будто неожиданно заговорила не то что валаамова ослица, а фаянсовая раковина или прикроватная тумбочка. Никита вылупился в полном отупении — он совершенно ничего не понимал. А вот сутулый бандит заметно оживился, в его взгляде читался практический интерес.

— Ты-то здесь при чем? — презрительно поинтересовалась Ведерникова.

— Во, блин! — в один голос с ней глубокомысленно изрек Никита.

— Ну-ка, ну-ка! — в ту же секунду произнес Хриплый. — Послушаем начальника транспортного цеха!

Я глубоко вздохнула и начала, стараясь, чтобы голос мой звучал по возможности твердо.

— Ты его жену, — я указала на Никиту, — для чего . похитил? Чтобы он за ее жизнь испугался и деньги отдал, так? Сам только что говорил…

— Так, — согласился главный бандит, — да, видно, зря я все это затеял. Я-то, грешным делом, думал, что ему жена дорога, а у него вокруг столько девок ошивается, что уж и не знаю, которую за жабры брать. Может, тебя нужно было вместо жены похитить, больше пользы было бы, а?

Он посмотрел на меня очень пристально, я поежилась и никак не могла отделаться от ощущения, что бандит видит меня насквозь, что нарочно ерничает и притворяется этаким рубахой-парнем, на самом же деле он очень хитрый и прекрасно разбирается в человеческой натуре.

— Я знаю, где деньги, — сообщила я, — и отдам их. Но в обмен на его жену. Она — моя подруга, на этого, — я снова кивнула на Никиту, — мне свысока наплевать, делайте с ним что хотите, но пока я не увижу Ленку — причем живую, — ничего не скажу.

— Вот как? — Бандит подошел ко мне. — А не врешь ли ты? Может, ты все придумала прямо сейчас, чтобы от смерти спастись?

— Ага, и сюда в эту деревню притащилась, потому что за Никитой следила из ревности! — фыркнула я. — К ней вот, к этой шалаве, ревновала…

— Сама ты кошка драная! — завизжала Надька.

— С тобой бы я разобралась один на один, — мечтательно протянула я и сделала шаг по направлению к ней, — уж я бы тебе объяснила популярно, как чужих мужей соблазнять, навсегда бы ты у меня это делать зареклась!

— Да кто его соблазнял-то! — заорала Надька. — Он сам готов был сразу в постель прыгнуть! Да кому он нужен-то — соблазнять его…

— Это верно. — Я снова поглядела на Никиту. Пускай бог когда-нибудь потом меня накажет за такие мысли, но я не испытывала к Никите ни капли сочувствия, хотя и догадывалась, что живым он отсюда, из этого дома, скорее всего, не выйдет.

— Э, девочки! — напомнил о себе бандит. — Что-то мы от темы отвлеклись, нам туфту разводить некогда. Давай-ка по существу. Ты вообще откуда про деньги знаешь?

— От верблюда! — огрызнулась я. — Я с ними, с Ленкой и Никитой, в одной квартире живу, комнату там снимаю. Вчера он притащился ночью чуть живой, от страха трясется весь. Я в коридор вышла и своими глазами видела, что он кейс притащил и сумку.

— Врет она! — завопил Никита. — Не было у меня никакой сумки!

— Сумка спортивная, серая, — спокойно сказала я, — застегивается на «молнии», на боку надпись: «Adidas».

— Точно, — угрожающе протянул бандит.

— У меня давно подозрения были, — продолжала я, — что Никита — подлец, а тут он от страха стал сам не свой. Начал этой Надьке звонить, я разговор подслушала — там стенка тонкая — и поняла, что дело у них тут не любовное. Он напился и заснул, тогда я в комнату тихонько влезла, открыла сумку и увидела деньги. Считать не считала, но набита она была банковскими упаковками, а в них — доллары.

— Врет она все, врет! — надрывался Никита. — Не было у меня никакой сумки! Она сама ее украла!

Бандит сделал еле уловимое движение бровями, тотчас же к Никите подошел самый огромный из его бойцов и, не примериваясь, двинул его по лбу. Никитушка булькнул, как засорившаяся раковина, и заткнулся на полуслове.

— Вот так-то лучше, — произнес Хриплый, — а то орет тут, как младенец с грыжей, поговорить спокойно не дает. Ну, и что дальше, было?

— Дальше я сумку унесла и перепрятала, — спокойно ответила я, — хотела доказательство иметь, чтобы потом Никиту к стенке припереть. Как чувствовала, что вы его в покое не оставите после той перестрелки в ангаре.

— А откуда ты узнала, что в ангаре перестрелка была? — вкрадчиво спросил бандит, и глаза у него стали узкие, как бритвы.

— А это утром по телевизору в криминальных новостях сообщили, — не моргнув глазом соврала я, — у нас бабуля в квартире глухая совсем, у нее телевизор вечно орет, всем соседям слышно.

— Вот и к делу подошли, — заявил бандит и придвинулся ко мне вплотную, — верю, что деньги у тебя. Так где они-?

— Ты что — глухой, как наша бабка? — Я отшатнулась. — Сказано было: деньги против Ленки. Не бойся, отдам, мне чужого не надо, тем более ваших криминальных денег! Предъяви мне подругу — и поедем за долларами.

— Ты, девочка, не понимаешь… — завел он снова, — если я сейчас отдам тебя своим ребяткам… — он окинул меня взглядом с ног до головы, — ну, думаю, минут на двадцать пять тебя хватит. А после ты уж сама все отдашь, только не обессудь — ребята на полдороге не остановятся. Они как в раж войдут, их никак не угомонить…

Неизвестно, какие цели преследовал бандит, говоря мне все это, хотя, конечно, известно — он просто хотел меня запугать. Но никакого испуга он во мне не вызвал, потому что, во-первых, я и так ужасно боялась, и его слова страха не прибавили, а во-вторых, как раз после них я очень и очень разозлилась. Передо мной возникло видение, как эти сволочи мучают Ленку, я поглядела бандиту прямо в глаза, и он даже слегка изменился в лице.

— Ага, как я посмотрю, это ты простых вещей не понимаешь, . — процедила я, — я же предлагаю тебе соглашение, все честно. Ты же предпочитаешь идти более сложным путем — своих отморозков на меня собираешься натравить. Влезли, как хозяева, в чужой дом, а он, между прочим, солидному человеку принадлежит. Вряд ли ему понравится, если вы тут трупы оставите. Ты ведь сам говорил, что ребяток твоих не остановить потом будет. Или просто пугал?

По лицу бандита пробежала тень, видно, он и впрямь чувствовал себя здесь не слишком уютно. Ему, конечно, нужно разобраться с нами по-быстрому и уносить отсюда ноги, но он почему-то тянул время.

И тут я поняла почему. И сразу стало так плохо, что я присела на диван, потому что ноги не держали. Эти сволочи потому и тянут, что они уже убили Ленку и предъявить теперь могут только ее труп! А может, и его нету… Они вовсе не собирались возвращать ее Никите, хотели только, чтобы он отдал деньги, а сами, конечно, убили бы потом и его. Да и черт с ним совсем! Но вот Ленка…

Увидев, что я обмякла, главный бандит оживился, подумал, очевидно, что я потеряла силы от страха.

— Ну-ка-, Баран, — проскрипел он, — пощекочи-ка ее ножичком, а то она думает, что мы тут все шутим.

Вперед выступил невысокий, довольно щуплый типчик, глаза у него были навыкате, и волосы вились, так что и вправду он слегка напоминал барана. Он облизнул губы и направился ко мне маленькими шажками, слегка пританцовывая. Нож он держал в руке.

Я встала с дивана, чтобы встретить его лицом к лицу. Ненависть клокотала во мне и переливалась через край, требовала выхода. Хотелось броситься на них на всех и убить хоть одного, пока они не успели убить меня.

«Стой! — сказал голос у меня внутри. — Стой и молчи!»

И я промолчала и вспомнила вдруг свою прабабку Софью, но не такой, какой я ее видела — умирающей, а такой, какой ее запомнили соседи, — очень худая старуха стоит, высокомерно выпрямившись, и глядит на своих недругов горящими черными глазами.

Баран приближался ко мне, я не шелохнулась, только смотрела ему в глаза. Вдруг он выронил нож, схватился за виски, зашатался и с криком рухнул на пол, после чего стал кататься по полу и орать. Руки и ноги у него тряслись, головой он бился о пол.

— Что это с ним? — удивился главный бандит.

— Да он вообще-то припадочный, — неуверенно сообщил парень, лицом похожий на крысу — острая морда, и носом все время шевелит.

Главный бандит с подозрением поглядел на меня, я сделала шаг вперед и подобрала валявшийся на полу нож.

— Это тебе не поможет! — усмехнулся он.

— Как знать! — усмехнулась в ответ я.

— Ну ладно. — Он вздохнул и обратился к тому самому могучему парню, который так быстро утихомирил оравшего Никиту: — Колян, нужно привезти ту девку, да побыстрее…

— А чего ее возить, — удивился Колян, — она тут, у Крысы в багажнике лежит. Мы ее с собой прихватили, оставить не с кем было…

— И ты молчал, дубина? — заорал бандит. — Что же ты раньше не сказал, что она здесь?

— А меня спрашивали? — насупился Колян. — Я в чужие дела не лезу…

Ленка жива! Пока мы тут препирались, она лежала связанная в багажнике, да еще на морозе! Я остро пожалела, что не умею метать нож, тогда главный бандит мог бы проститься со своей поганой жизнью, уж я бы не промахнулась.

— Идиоты! — заорала я.. — Кретины недоделанные! Если с Ленкой что случилось…

Колян не спеша потопал по лестнице. Время, которое он затратил на то, чтобы спуститься во двор и вернуться, показалось мне вечностью. Вот он снова появился в дверях, держа на руках какой-то тюк. Он бросил его на диван, и я увидела, что у Ленки связаны ноги с руками, очевидно, чтобы легче поместилась в багажник. Я оттолкнула Крысу и с ножом наперевес бросилась к дивану. Разрезала веревки и принялась растирать Ленке конечности. Лицо ее было зеленого цвета, но, кажется, она дышала.

— Господи, — бормотала я, — господи… Воды дайте, уроды!

— Ага, — прошипел Крыса, — и ванну, и кофе, и какаву с чаем!

Я поискала под рукой нож, но он уже куда-то исчез. А жаль!

Колян, повинуясь приказу главного бандита, принес воды — им нужно было привести в порядок припадочного Барана. Ковшик с остатками воды я просто вырвала из рук Коляна и побрызгала ею Ленке в лицо.

Она открыла глаза и застонала. И тут я заметила кровь, все джинсы пропитались спереди и сзади.

— Что вы с ней сделали?

Очевидно, вид мой был страшен, потому что Колян возмущенно ответил:

— Да ни фига мы с ней не делали! Даже не стукнул я ее ни разу! Она как услышала, что мы ее из-за денег держим, так сразу и сомлела! Ну, Крыса, конечно, порассказал ей в подробностях, как и что…

Я еще раз убедилась, что бандиты и не собирались отпускать Ленку — иначе Крыса не стал бы трепаться, не полный же он дурак.

Ленка снова застонала, теперь глаза ее смотрели вполне осмысленно.

— Лена, ты меня узнаешь? — Я наклонилась близко-близко.

— Сонька, — прошептала она, — где это мы?

— Больно тебе? — Я почувствовала, как глаза заволокло слезами совсем некстати — сейчас не время рыдать.

— Болит… все болит… — шептала Ленка, — и кровь…

— Это ничего, бывает… — бормотала я, — сейчас мы поедем в больницу, там помогут…

— Куда это вы собрались? — в разговор вступил главный бандит. — Тебе, коза, не в больницу, а за деньгами надо.

— Она же кровью истечет! — заорала я. — Вы что, не понимаете — у нее выкидыш!

— А за это пускай не нас благодарит, а муженька своего гребаного! — заорал бандит. — И кончен разговор! Не можешь ехать — скажи, где деньги, как найдем — убирайтесь со своей подружкой куда хотите, хоть в больницу, хоть прямиком на кладбище!

— Насмешил! — процедила я. — Думаешь, я поверю, что вы нас отсюда живыми выпустите? Это ты бабушке своей рассказывай!

— Тогда не тяни время!

— Без Ленки с места не двинусь! — твердо заявила я.

— Ох, надоела она мне! — заметил Колян, неодобрительно слушавший наши пререкания. — Нужно бы ее…

— Отойди от меня, дубина! — закричала я. — Ты как стукнешь — я сразу память потеряю, забуду, где деньги лежат!

— А я легонько. — Колян сделал шаг ко мне.

— Да отвяжись ты! — Я попятилась назад. — Ну, скажу я вам, что деньги лежат в подвале возле кочегарки, а дальше что? Весь город обрыскаете? Сколько у нас подвалов?

Зачем я это говорила? А вот зачем. Внезапно я вспомнила про Олега с его прибором подслушивания. Надо думать, бандиты Олега не поймали, иначе они притащили бы его сюда. Прибор при нем остался, так что я смело могу надеяться, что он слушает эту содержательную беседу. И неужели Олег мне не поможет? Ведь это бандиты ничего не поняли, а он прекрасно знает, какое место я имею в виду, не зря в детстве мы жили с ним рядом, и он знает ту котельную и подвал.

— Ладно, — согласился Хриплый, — Колян, езжайте вы с Крысой, ее возьмите и ту девку тоже.

Я прекрасно видела, как они переглянулись, но делать было нечего.

— Лена, — я взяла ее за руку, — нужно идти. Ты можешь встать?

Она приподнялась на диване, но тут же упала обратно.

— Голова очень кружится… — прошептала виновато.

«Это от потери крови!» — подумала я и впала в панику.

— Помогите ее вниз спустить! — попросила я, впрочем, без всякой надежды на успех.

— Ага, сейчас! — огрызнулся Крыса. — Вот мы все бросим и понесем ее, спешу и падаю!

Колян молчал, и тогда я внезапно снова ощутила себя своей прабабкой Софьей и посмотрела на него ее глазами. Но Коляну мои взгляды были что слону дробина.

Ленка села на диване, потом с моей помощью приподнялась и пошла к лестнице. На Никиту и Надьку, привязанных к креслам, она даже не взглянула. У меня же было желание пнуть на прощание обоих, но я поддерживала Ленку, так что не сделала этого.

Спустились вниз мы довольно благополучно. На улице Ленку начала бить крупная дрожь, потому что на ней не было теплой одежды — только тоненький свитерок. Мы погрузились в черный «Ниссан», Ко: лян понял, что с нами на заднем сиденье ему не поместиться по причине своих габаритов, и сел впереди.

Я прикрыла подругу своей дубленкой, но дрожь не проходила, вообще ее вид очень меня беспокоил.

— Что вы там возитесь? — Колян недовольно повернулся к нам, когда машина тронулась с места.

— Плохо ей, не видишь, что ли? — сказала я.

— Ничего, не помрет! — буркнул он в ответ.

— Слушай, у вас совсем, что ли, совести нет? — не выдержала я. — Женщина, беременная, ничем перед вами не виноватая, ни сном ни духом, как говорится, а вы ее в багажник…

— При чем тут совесть? — Колян пожал огромными плечами и засопел. — Это работа…

— А ребенка тоже можешь убить, если это для дела понадобится? — полюбопытствовала я.

Он ничего не ответил.

— Хорошая у тебя работа, Колян, — сказала я, — душевная очень…

При въезде в поселок навстречу нашей машине попался джип «Лендкрузер» с затемненными стеклами. Мы разминулись, но Крыса встревоженно хмыкнул и поглядел на Коляна. Тот безмолвствовал.

«Лендкрузер» разминулся на узкой дороге с черной «Ниссан» и свернул к дому Горлового.

— Притормози! — приказал шоферу сидевший рядом с ним сорокалетний мужчина с кривым шрамом через все лицо. — Тут, похоже, гости.

Он достал сотовый телефон, отщелкнул крышку и коротко, по-военному сообщил:

— Босс, в вашем доме посторонние люди.

— Разберись!

Джип остановился у обочины, четверо бойцов выскочили из него и, пригибаясь, бросились к ограде особняка. Один из них наклонился, пристегнул к ботинкам крючья странной формы и взбежал по стене, как огромное насекомое. На секунду замерев на гребне ограды, он беззвучно соскользнул во двор.

Выждав полминуты, человек со шрамом вразвалку, неторопливой, уверенной походкой подошел к калитке, достал из кармана прямоугольную коробочку пульта и набрал код. Калитка послушно распахнулась. Навстречу гостю бросился оставленный предыдущими посетителями часовой, на ходу вскидывая короткий десантный автомат.

— Ты кто? — крикнул часовой, направляя автомат на вошедшего.

— Конь в пальто, — неоригинально ответил тот, — плохо службу несешь!

В ту же секунду часовой коротко вскрикнул и повалился на снег как подкошенный. Из шеи у него торчал нож, брошенный бойцом, перебравшимся через стену.

В калитку вошли остальные бойцы и по сигналу своего командира побежали к окнам первого этажа.

Человек со шрамом по-прежнему неторопливо и уверенно подошел к дому и поднялся на крыльцо. Уверенно распахнув дверь, поднялся по широкой мраморной лестнице и вошел в богато обставленную комнату.

— Что за хрень? — обернулся к нему худой мужчина с прилизанными темными волосами и узким подвижным лицом.

— Хозяева вернулись, — насмешливо сообщил человек со шрамом, — а у нас, я смотрю, гости? Ну, раз уж пришли, не стесняйтесь, будьте как дома!

Худой прилизанный бандит неуверенно оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что происходит, а кудрявый боец с бараньими глазами поднял на вошедшего короткое тяжелое ружье.

В эту секунду два окна с хрустальным звоном рассыпались, и в комнату влетели двое бойцов. В руке одного из них беззвучно полыхнул огнем черный пистолет, кудрявый парень отлетел к стене и затих, уставившись в потолок мертвыми круглыми глазами.

— Все довольны? — осведомился человек со шрамом, оглядываясь. — Надеюсь, мы не очень помешали вашей вечеринке?

— Матвей, как хорошо, что ты вовремя подоспел! — слабым голосом произнесла связанная женщина, полулежавшая в кожаном кресле. — Эти бандиты ворвались в дом, связали меня… Не знаю, чего они хотели — наверное, похитить меня и потребовать у Вадима выкуп…

— Надежда Михайловна? — удивленно спросил человек со шрамом. — А вы что тут делали?

— Во-во, — осклабился узколицый, которого в этот момент обыскивал один из бойцов, — попроси, пусть расскажет, что они со своим дружком тут делали. — Он насмешливо кивнул на второе кресло, в котором съежился бледный от страха парень. — И еще попроси, чтобы поведала, как она крутую изображала, как наркотой торговать вздумала и кинуть нас попыталась… Нет, пацаны, реально, мы не знали, что это Горла дом, хотели с этой бабой разобраться, а она здесь со своим хахалем…

В это время один из бойцов разрезал веревки на руках Надежды, она вскочила, схватила ружье, которое уронил мертвый Баран, и выстрелила в своего недавнего мучителя. Узколицый захрипел, глаза его удивленно округлились, и он тяжело рухнул на пол.

— Надежда Михайловна! — укоризненно сказал человек со шрамом. — Зря вы так… Я с ним еще поговорить хотел!

Он подошел к женщине и осторожно отобрал у нее оружие.

— Ну, куда ехать-то? — спросил Крыса, когда мы были уже в городе.

Я назвала адрес. Ленка перестала дрожать, но впала в забытье.

Машина заехала в нужный двор и остановилась.

Начинало смеркаться, и некоторые окна загорались уютными желтыми прямоугольниками. Я с завистью смотрела на них: там люди жили спокойной обыденной жизнью, разговаривали, смеялись, обедали, может, даже ссорились, но эти ссоры были такими пустяковыми, такими домашними, непохожими на то, что происходило последнее время вокруг меня, — на все эти перестрелки, бандитские разборки, убийства, чемоданы с деньгами и наркотиками…

— Ну, чего ждешь? — прервал Колян мои печальные раздумья. — Куда теперь?

— Приехали! — отозвалась я с тяжелым вздохом и повернулась к Ленке.

Подруга полулежала на сиденье. Вид у нее был такой, что краше в фоб кладут. Лицо землисто-зеленоватое, под глазами темные круги, дышит неровно и тяжело, словно долго бежала в гору…

— Ленка, — сказала я как можно увереннее, — потерпи еще чуть-чуть, скоро я вернусь и отвезу тебя в больницу…

Она ничего не ответила, и я не знала, расслышала ли мои слова. Зато Колян, взглянув на меня, так цинично усмехнулся, что я отчетливо поняла: он вовсе не собирается нас отпускать, получив деньги. У него совершенно другие планы…

Поздно это до меня дошло, но лучше поздно, чем никогда. Хотя, чем лучше, не знаю, пользы от моей догадки не было никакой.

— Ну, чего застряла? — рявкнул Колян. — Давай двигай! Мы тут не собираемся до ночи сидеть!

Ему изменило его всегдашнее спокойствие, очевидно, все же мои речи насчет его работы как-то проникли через дубленую кожу.

Я выбралась из машины и огляделась. Мы находились возле котельной. Помню, как в детстве я заглядывала в маленькое закопченное окошко, за которым виднелись широкая, лоснящаяся от пота спина кочегара Трофима и выбивающиеся из топки языки багрового пламени. Это было интереснее любого телевизора.

Теперь кочегарка не работала — окрестные дома давно уже перевели на центральное отопление, и детей возле нее не наблюдалось. И вообще во дворе не было ни души, только бежала вдоль гаражей бездомная собака.

— Ну, что встала? — прикрикнул на меня Колян. — Двигай копытами! И чтобы без фокусов!

Он приподнял наброшенную на руку куртку, показав мне пистолет, и выразительно повел черным стволом снизу вверх, как бы выбирая, какое место мне прострелить.

Я покосилась на полуживое Ленкино лицо за стеклом машины и двинулась к тому дому, где спрятала злополучную сумку.

Подойдя к подвальному окошку, показала на висячий замок:

— Открой, нам сюда.

Колян посмотрел на меня с сомнением, но спорить не стал. Он в секунду сковырнул замок и посторонился:

— Полезай!

— Мог бы и первым залезть, — поморщилась я, — подал бы женщине руку!

— Перебьешься!

Я тяжело вздохнула и пролезла в узкое окошко. Спрыгнула, приземлившись на кучу опилок, и отскочила в сторону, чтобы здоровенный Колян, с пыхтением протискивавшийся следом, не свалился на меня и не сломал мне шею.

Он все-таки просочился в окно, как верблюд через игольное ушко, и с грохотом приземлился рядом со мной.

В подвале было почти совсем темно, свет, проникавший сквозь маленькие грязные окошки, едва освещал пространство на метр, от силы на полтора от наружной стены, дальше все пряталось в густой тени. Я отпрыгнула в самый темный угол, и Колян тут же рявкнул:

— А ну, кошка драная, стой на месте, а то пристрелю!

— Ага, — отозвалась я из угла, — а как же ты потом деньги найдешь!

В ответ он разразился порцией отборного мата.

Я не собиралась убегать: перед моими глазами стояло бледное, измученное Ленкино лицо, и не хотелось даже думать, что с ней будет, если я скроюсь. Поэтому, выйдя ближе к слабому свету, я произнесла:

— Пошли, нам вон туда, налево.

Колян довольно крякнул и вперевалку двинулся за мной, угрожающе выставив перед собой пистолет. Пройдя метров двадцать, мы оказались в том самом помещении, которым Багратион пользовался для своих естественных нужд. Кое-что здесь изменилось за время моего отсутствия: видно, лопнула какая-то труба, и на полу образовалась основательная лужа. Правда, огромная куча песка, под которой я устроила тайник, была расположена чуть выше, и вода до нее пока не добралась.

— Рой здесь, — приказала я Коляну, показав на песок.

— Еще чего! — огрызнулся он. — Хочешь, чтобы я убрал пистолет и встал к тебе спиной? Нашла лоха! Сама рой! Может, там и нет ничего, ты мне просто мозги пудришь?

Я тяжело вздохнула, взяла фанерку и принялась за работу.

За прошедшее время песок еще больше слежался, и копать его было очень тяжело, кроме того, становилось все темнее и темнее. Я распрямилась, чтобы немного передохнуть, и покосилась на Коляна. Он стоял, широко расставив ноги, и смотрел на меня, злобно набычившись.

— Работай! — прикрикнул, увидев, что я остановилась. — Или ты нас обманула и здесь нет никаких бабок?

— Есть, — отозвалась я, — подожди, дай отдышаться!

— Некогда! — Он поднял ствол пистолета. — Шевелись, зараза, а то я тебе ногу прострелю!

Я посмотрела на него с ненавистью. Здоровенный мужик, рослый и накачанный, издевается над слабой женщиной… и это он считает работой! Впрочем, относительно моей слабости это мы еще посмотрим — кто кого!

Злость разрасталась во мне, как снежный ком, хотя, казалось бы, куда уж больше. В последнее время я только и делаю, что злюсь. Злилась на Маргариту из-за кота, злилась на Никиту, потом на бандитов. Теперь объектом моей ненависти был Колян. Я мысленно сосредоточилась на нем, но все же понимала, что никакими ведьмиными штучками с ним не справиться. Если даже прабабка Софья и присматривает за мной сверху, в случае с Коляном она должна умыть руки. Его на испуг не возьмешь — уж больно здоров. Нет, тут должно быть что-то более материальное…

Он стоял в стороне от меня, на залитом водой полу. Я перевела взгляд чуть вправо и увидела валяющийся в луже оголенный провод. Проследив этот провод, увидела на стене, совсем рядом со мной, рубильник. Колян, очевидно, ничего не заметил, он наблюдал только за мной, да еще в подвале было темновато.

Под потолком висела голая электрическая лампочка, но она не светила, поскольку рубильник был выключен. В голове у меня мелькнула неожиданная мысль. Дикая, конечно, совершенно сумасшедшая мысль, но в моем теперешнем положении это было лучше, чем ничего.

Я сделала шаг.

— Эй, ты чего? — подал голос Колян.

— Темно, не вижу, где копать! — отозвалась я и изо всех сил дернула рубильник.

Раздался сильный треск, и из лужи забил фонтан синеватых искр.

Колян С жутким криком грохнулся на пол, задергался в судорогах, как припадочный Баран, и через несколько секунд замолчал.

Я вернула переключатель в прежнее положение. В подвале воцарилась мертвая тишина. После сверкавших только что ослепительных электрических разрядов стало еще темнее.

— Извини, Колян, — вслух сказала я, — это, конечно, не моя работа. Не могу сказать, что я сделала это с удовольствием, но и угрызений совести особенных испытывать не буду.

Бандит лежал на полу, не подавая признаков жизни.

Мне не хотелось приближаться к нему и выяснять, жив он или умер, хотя второй вариант казался гораздо более вероятным. Главное, что в ближайшее время опасности он не представляет и мне нужно этим воспользоваться и попытаться спасти Ленку. Хотя я совсем не представляла, как справлюсь с Крысой…

Можно, конечно, взять пистолет Коляна, но я абсолютно не умею обращаться с оружием и еще не настолько озверела, чтобы убить человека собственными руками…

«А как же Колян? — подумала, покосившись на неподвижное тело. — Его-то я, судя по всему, убила!»

«Ну, это другое дело, — ответила я самой себе, — я просто включила рубильник, не зная точно, что из этого получится…»

«Ну-ну!»

Разговоры с самой собой очень напоминали веселенькую сценку в сумасшедшем доме, и я решила это немедленно прекратить. Поспешно закидала песком свой тайник, чтобы все выглядело как прежде, и отправилась в обратный путь.

Перед окном, через которое мы пролезли в подвал, валялся большой ящик. Вскарабкавшись на него, я дотянулась до окна и выбралась наружу.

За время моего отсутствия сумерки еще больше сгустились. Стоя в тени возле самой стены, я была почти невидима.

Машина, на которой мы приехали, находилась метрах в пятидесяти от меня и была довольно хорошо освещена. Возле нее стоял Крыса — я узнала его щуплую сутулую фигуру, острую крысиную морду, отвратительные ужимки мелкого, но опасного хищника. Он всматривался в ту сторону, куда ушли мы с Коля-ном, и заметно нервничал.

Я не знала, как поступить, и испуганно жалась к стене.

Вдруг из-за машины выскользнул еще один гибкий силуэт. Неизвестный стремительно подскочил сзади к Крысе и коротко, сильно ударил его в основание шеи.

Бандит, не издав ни звука, как подкошенный рухнул на землю.

Незнакомец оттащил его к стене дома, в глухую тень, вернулся к машине и оказался на свету.

Я узнала Олега.

Выходит, он понял мое сообщение и примчался на помощь… Однако на помощь ли? Может, у него своя собственная игра, в которой я не больше чем пешка?

Олег приблизился к тому месту, где я притаилась. Мне ничего не оставалось, как окликнуть его.

Узнав меня, он деловито осведомился:

— Где второй?

— Кажется, я его… того… насмерть…

Он удивленно посмотрел на меня и присвистнул:

— А производишь впечатление беззащитной и безобидной особы, с виду — мухи не обидишь…

— А разве не ты залил пол в подвале водой и бросил оголенный провод? — с подозрением спросила я.

— Признаюсь, — он подошел ближе, — но не думал, что ты сумеешь. Пойдем посмотрим, что там?

— Некогда, — отмахнулась я, — Ленку надо срочно в больницу везти, она совсем плоха!

Моя подруга действительно выглядела ужасно и, кажется, уже не понимала, где находится и что с ней происходит. Олег потрогал ее лоб, сосчитал пульс и покачал головой:

— Правда, надо скорее в больницу!

Он осторожно поднял Ленку и перенес из бандитской машины в свою, уже знакомую мне, — она стояла совсем рядом, перед въездом во двор.

Мы очень быстро домчались до какой-то клиники — не помню даже ее названия, она оказалась ближе всего. Олег подхватил Ленку на руки, внес в приемный покой.

Что уж там он сказал дежурному врачу, я не расслышала, только вокруг моей Ленки забегали, засуетились, положили ее на носилки и увезли в операционную.

Мы с Олегом стояли в коридоре, а вокруг слонялись выздоравливающие в казенных полосатых пижамах и убогих байковых халатах. Пробежали две симпатичные молоденькие медсестры, обдав нас запахом духов, я расслышала обрывки разговора:

— Пименов с хирургии будет и Генка Соколов, а Валька обещала бутылку мартини принести…

Всюду жизнь!

Мне казалось, что мы простояли так вечность, хотя по часам прошло минут двадцать. Из операционной вышел плотный смуглый врач и спросил Олега, стягивая перчатки:

— Вы муж?

— Нет, вообще-то… — начал тот, но врач досадливо отмахнулся:

— Ну, неважно. Муж, жених, любовник — меня это не касается. Она вне опасности, но ребенка потеряла. Ей придется несколько дней полежать у нас, в отделении гинекологии.

Выйдя на улицу, Олег спросил:

— Тебя куда отвезти?

— На Кирочную.

После всего происшедшего мне казалось смешно и бесполезно скрывать от него, где я сейчас живу, к тому же я вспомнила, что Багратион запер! в комнате и с самого утра некормленый.

Мы сели в машину, Олег включил зажигание и выехал на Московский проспект. Влившись в сплошной поток машин, он покосился на меня и одобрительно сказал:

— Ты, вообще-то, молодец.

Доброе слово и кошке приятно, я чуть заметно порозовела и смущенно поинтересовалась:

— Это ты о чем?

— Ты ведь про деньги придумала, чтобы вырваться от бандитов и подругу вытащить?

Я кивнула: как бы я ни относилась к нему, рассказывать всю правду мне совершенно не хотелось. Придумала так придумала. Известно ведь, что большие деньги портят людей.

— Вот я и говорю — молодец! Мало кто смог бы так здорово сориентироваться и с ходу выдать такую классную легенду!

— Я эту сумку видела в ангаре, вот и описала ее, иначе бы они, конечно, не поверили.

— И мне ты сумела очень грамотно сообщить, куда вы поедете.

Лесть сильно действует на людей, но на женщин меньше, чем на мужчин, и, несмотря на его похвалы, я не расслабилась и задала Олегу давно мучивший меня вопрос:

— Скажи, а что ты-то делал там, возле дома в Листвянке? Только не говори, пожалуйста, что проверял работу сигнализации!

Олег усмехнулся и ответил вполголоса:

— Я так надеялся, что ты не станешь задавать этот вопрос!

Я молчала, ожидая продолжения.

— Понимаешь… — начал он наконец, — хозяин дома Вадим Горловой — очень крупный криминальный деятель… Настолько крупный, что уже не поймешь ли он бандит, то ли олигарх… Впрочем, это почти синонимы. Короче, им интересуются разные хитрые государственные службы. Официально Горловой сейчас находится в Испании, но из достоверного источника стало известно, что в ближайшие дни он должен появиться в России, чтобы встретиться здесь с кем-то из своих деловых партнеров. Конечно, маловероятно, что он заявится в собственный загородный дом, но Вадим Горловой тем и известен, что совершает иногда самые неожиданные, непредсказуемые и на первый взгляд глупые поступки… Вот я и присматриваю за этим домом, чтобы вовремя узнать, если он все же там появится.

— Если я правильно тебя поняла, — проговорила я, когда Олег замолчал, — ты работаешь в какой-то секретной конторе? Я понимаю, что ответить утвердительно ты не можешь, но само твое молчание…

— Да, в техническом отделе, — нехотя согласился он, — моя специализация — электронная аппаратура.

— И когда мы встретились первый раз…

— Я как раз обследовал дом Горлового. Потом установил там подслушивающие устройства, понаблюдал немножко… а тут началась вся эта катавасия.

В этот момент у Олега зазвонил мобильник. Он послушал, затем отключился и сказал мне:

— Приехали хозяева. То есть не сам Горловой, а его люди. В результате переговоров все оставшиеся бандиты убиты. Женщину они увезли, а мужчина как-то незаметно сбежал.

Я невольно восхитилась Никитушкиным везением тут вывернулся, подлец!

— Так что тебе и твоей подруге, думаю, больше никто претензий не предъявит, — задумчиво произнес Олег.

Эта задумчивость в его голосе мне очень не понравилась, потому что я испугалась, как бы его мысли не обратились к пропавшим деньгам. Он подслушивал весь наш разговор с Хриплым, я подробно описала сумку, а ведь там, в ангаре торгового дома «Британия», ее не нашли… Но я тут же сообразила, что Олег, ожидая нашего с Коляном появления в подвале, не преминул все там тщательно обследовать. И денег не нашел, потому что, если бы нашел, он бы не так сейчас со мной разговаривал, да и я бы уж заметила, что кто-то перелопатил кучу песка. Очень хотелось думать, что Олег мне поверил насчет сумки.

Откровенно говоря, я и сама не знала, что собираюсь делать с этими долларами, во всяком случае, пользоваться бандитскими деньгами было бы крайне неосторожно. Ладно, об этом мы подумаем после, а сейчас нужно распрощаться с Олегом и заняться более насущным делом — выгуливанием и кормлением кота.

Однако выяснилось, что Олег вовсе не хочет прощаться. Он явно рассчитывал, что в благодарность за спасение я хотя бы напою его чаем. Нехорошо быть неблагодарной, но меня вдруг охватила дикая усталость, к тому же дома ждал голодный Багратион. Я сказала Олегу, что сейчас вернусь с котом, что он у меня, как собака, любит гулять на улице.

Багратион встретил меня недовольным ворчанием. Коту надоело сидеть взаперти, ему было скучно, и поэтому он разодрал все обои в комнате. Я ужаснулась и решила завтра же купить новые и отдать хозяевам с извинениями.

Олег восхитился размерами кота, Багратион было распушил усы при виде незнакомого мужчины, но потом сменил гнев на милость и даже позволил себя погладить. Пока он прогуливался, мы с Олегом сидели под грибочком на детской площадке и грызли яблоки, найденные мною в холодильнике у Ленки. В конце концов Олег сказал, что не собирается меня так просто оставлять, что хоть я и отчаянная и могу за себе постоять, но на меня там, в Листвянке, было совершено самое настоящее разбойное нападение, и я зря не придаю этому факту значения. Обязательно нужно выяснить, кто и по какой причине за мной охотится… Я успокоила его, сказав, что отношусь к покушению очень серьезно, на том мы и простились, обменявшись телефонами и условившись встретиться в ближайшие дни.

Дома я накормила Багратиона и улеглась, потому что так устала, что даже есть не хотелось. Перед глазами мелькали события сегодняшнего дня. Стало быть, Никите снова удалось улизнуть. Интересно, куда же он пойдет? Может ли он появиться здесь, в этой квартире? И нужно ли нам с Ленкой его опасаться? То есть Ленке-то точно не нужно, все зло, которое мог, муженек ей уже причинил, а вот со мной у него свои счеты. Потому что в отличие от Олега Никита наверняка догадался, » что я к пропавшим деньгам имею самое прямое отношение. Ведь он-то точно знает, что никакой сумки в эту квартиру не приносил, стало быть, я зачем-то соврала про нее. Я очень подробно описала сумку, ясно, что я ее видела. Ладно, если что, скажу ему, что отдала деньги Коляну и Крысе. Олег обещал мне, что с ними разберутся, то есть не с ними, а с тем, что от них осталось. Таким образом, у того подвала светиться никто не будет и я могу надеяться, что сумка полежит некоторое время спокойно в моем тайнике. И хватит об этом.

Наутро ни свет ни заря я помчалась к Ленке, прихватив зубную щетку, тапочки и смену белья.

Больница была старая, порядки в ней патриархальные, то есть на вахте сидела тетенька и ругалась, чтобы никто не проходил. Машины неотложной помощи заезжали прямо во двор. Я дождалась такой машины и проскочила в ворота. Старуха из будки орала что-то мне вслед, но, поскольку она не имела права покидать свой пост, я беспрепятственно нашла черную лестницу.

В отделении гинекологии я потрясла тапочками и сказала, что иду к тяжелой больной, а пропуск оставила на вахте.

Ленка лежала под капельницей. Лицо ее немного порозовело, во всяком случае, было уже не зеленого оттенка, так напугавшего меня вчера.

— Как ты? — только и могла спросить я.

— Нормально. — Она вздохнула.

— Все наладится, было бы здоровье, — фальшиво-бодрым голосом сказала я.

— Слушай, если я с этой штукой лежу, — она показала на капельницу, — вовсе не значит, что я на голову больная. Так что разговаривай со мной нормально, я не полная дура.

Очевидно, на лице моем явственно отразилось, что Ленка именно дура, раз вовремя не разглядела, какой мерзавец ее муженек, потому что она помрачнела и отвернулась.

— Ты в курсе всего? — осторожно спросила я.

— Да уж ввели, — криво усмехнулась она и объяснила, как похитили ее бандиты — просто запихнули в машину среди бела дня на Литейном проспекте, никто и не дернулся ее спасать.

Потом они привезли ее в какой-то заброшенный дом и там оставили, предварительно сообщив, чего от нее ждут, то есть не от нее, а от ее мужа. Ленка выглядела такой потрясенной, что Крыса не отказал себе в удовольствии подробно живописать ей все Никитушкины подвиги, а также все то, что с ней будет, если муж не отдаст деньги. Ленка слышала еще телефонный разговор, из которого явствовало, что Никита вовсе не собирается спасать свою жену, а вместо этого пустился в бега. Потом бандиты куда-то засобирались, а Ленку связали и затолкали в багажник.

Когда машину тряхнуло на повороте, она ощутила жуткую боль внизу живота и все остальные события помнила как в тумане.

Я вкратце пересказала ей все, что случилось.

— Ты мне не веришь?

— Конечно, верю, — спокойно ответила она, — я еще там, у бандитов, всему поверила. Знаешь, я стала сопоставлять некоторые вещи, и по всему выходило, что они не врут.

— Да уж! — вздохнула я.

— А ты про Надьку Ведерникову ведь еще раньше узнала? — спросила вдруг Ленка. — Когда ты про нее расспрашивала, да? Чего же мне не сказала про них с Никитой?

— Тебе скажи! — рассердилась я. — Куда бы ты меня послала?

Тут пришла дежурная сестра и стала меня гнать. Ленка попросила, чтобы я собрала все ее вещи и перевезла их к ее маме, потому что в коммуналку на Кирочной она ни за что не вернется и с Никитой не желает видеться. С комнатой они потом разберутся, когда она найдет в себе силы посмотреть ему в глаза.

Я трудилась, как пчелка, и за два часа собрала все, что можно. Сосед, у которого был выходной, любезно помог мне донести вещи до перекрестка и поймал машину. Ленка сказала мне, где у нее в комнате лежат деньги на хозяйство, велела их тоже забрать, и я решила подзанять у нее немножко до лучших времен. Когда они наступят, эти лучшие времена, я понятия не имела. О бандитских деньгах, спрятанных в подвале, я старалась не думать.

Ленкина мать при виде меня, обвешанной Ленкиными вещами, чуть не упала в обморок. Она подумала, что с дочкой случилось самое страшное. Так что, когда я рассказала ей, что Ленка в больнице, что у нее выкидыш и потом она вернется к матери, та восприняла это довольно спокойно. Повздыхала только, напоила меня чаем и заявила, что нет худа без добра. То есть ей, конечно, очень жалко свою дочь, но Никиту она всегда терпеть не могла и сейчас очень рада, что Ленка наконец-то разобралась в этом мерзавце и решила его бросить. Я от души с ней согласилась и удалилась, написав подробный адрес больницы.

Теперь настал момент разобраться со своими делами. Во-первых, я совершенно запустила кота, он целыми днями сидит один и скучает. Во-вторых, нужно как можно скорее устраиваться на работу, потому что денег совсем нет и скоро даже на кошачьи консервы не хватит. И в-третьих, нужно съезжать с квартиры на Кирочной, потому что Ленка, как уже говорилось, сюда не вернется, а встречаться с Никитой не входит в мои планы.

Я решила вернуться домой. После всего, что случилось со мной и с Ленкой, наши трения с Маргаритой отошли на второй план. То есть она, конечно, стерва, и я никогда не прощу ей того, что она хотела убить Багратиона, и уж будьте уверены, теперь буду за ней следить. Но после встречи с бандитами я не боюсь ни Маргариты, ни отчима. Если им охота со мной ссориться — что ж, пускай попробуют…

Итак, я быстренько собрала свои вещички, оставила хозяевам компенсацию за порванные обои и ушла.

Я ожидала, что в дверях нашей квартиры обнаружу новый замок, но ничего подобного не было. Когда я открыла дверь своим ключом, в прихожую выскочила Маргарита. Синяки у нее на физиономии зажили, но вид все же был какой-то помятый, словно с похмелья. Увидев меня, Марго повела себя очень странно. Вначале она бросилась ко мне с радостным криком: «Соня!» Не добежав трех шагов, она вдруг остановилась, будто наткнулась на невидимую преграду, и прижала руки к обширному бюсту, словно задыхаясь.

Я спокойно вошла в прихожую и поставила сумки под вешалку, потом разделась и повернулась к Маргарите. Она стояла столбом на том же месте, и в глазах у нее появилось опасливое выражение. Я сделала шаг в ее сторону, и Марго вдруг шарахнулась к стене.

— Здравствуй! — выдавила я из себя. — Что это ты скачешь, как горная серна? Лишний вес сгонять решила?

Не отвечая, но не спуская с меня глаз, Маргарита бочком продвигалась вдоль стены к входной двери, потом выскочила на лестницу и забарабанила в дверь соседей. Я пожала плечами — похоже, что Марго малость повредилась в уме. И непонятно, когда это произошло — то ли тогда, когда я основательно начистила ей морду, то ли только что, когда она меня увидела после разлуки.

— Ангелина Сергеевна! — орала Маргарита и била в дверь ногами.

Дверь открылась, и выглянула мадам Брошкина. Скажите пожалуйста, а я совсем забыла, что ее зовут Ангелина Сергеевна. Стало быть, Марго теперь с ней в дружбе и решила призвать ее в свидетели, а то небось в прошлый раз ей в милиции не поверили. Однако, как выяснилось тотчас же, я ошиблась в своих предположениях, потому что мадам Брошкина глянула на Маргариту очень неодобрительно (а кому, я спрашиваю, понравится, когда ногами колотят в твою дверь), зато, заметив меня, она просто просияла. Оттолкнув Марго, соседка бросилась ко мне с распростертыми объятиями:

— Сонечка, дорогая, где же ты пропадала? Похудела как, кожа да кости…

— Да вот, — я пожала плечами, — у подруги жила.

— Понятно, — зловеще протянула мадам Брошкина и посмотрела на Маргариту.

В глазах у той сразу же появилось затравленное выражение. Тем не менее она запинающимся голосом произнесла, что вот же я, живая и здоровая.

— Это мы еще проверим! — пообещала соседка. Я изумленно переводила глаза с одной на другую.

— Сонечка, — сладким голосом обратилась ко мне мадам Брошкина, — зайди ко мне на минуточку, поговорим…

Я смотрела на Маргариту. Она прижала руки к груди и закатила глаза к потолку, отчего сразу же стала похожа на кающуюся Марию-Магдалину.

Однако я в ее раскаяние не поверила и на всякий случай прихватила кота с собой.

У соседки на кухне кот вылез из сумки, и мадам Брошкина поразилась его размерам. Она налила Багратиону теплого молока в блюдечко, а мне предложила чаю. Слово за слово выяснилось, что же случилось с тех пор, как я ушла из дома и отчего Марго ведет себя так странно.

Оказывается, мадам Брошкина в тот день была дома, как, впрочем, почти всегда. Она слышала из нашей квартиры звуки скандала и драки, видела, как двое молодых мужчин сели в санитарный фургон и уехали. По слабости зрения она не разглядела надписи на фургоне и решила, что приезжала «Скорая помощь». Меня, выходившую из квартиры с сумками, мадам Брошкиной помешал увидеть телефонный звонок приятельницы, раздавшийся очень не вовремя. Таким образом, соседка была уверена, что мы с Марго крупно поскандалили, потом подрались, в результате чего меня увезли на «Скорой» в больницу.

Это только Владимир Николаевич думал, что раз он не поддерживает никаких отношений с соседями, то никому нет до него дела. Напротив, все прекрасно знали про смерть его жены, моей мамы, и не поленились отсчитать точное количество дней с ее смерти после того, как заметили, что в нашей квартире появилась его сожительница. Скажу сразу, я наших дел ни с кем из соседей не обсуждала, но бабушки на скамеечке и так всегда в курсе всего.

Маргарита, не будь дура, немного очухавшись от моей трепки, побежала в травмопункт, чтобы взять там справку о побоях. Как я уже говорила, отчим Владимир Николаевич находился в командировке, и Марго была предоставлена самой себе. В травмопункте, убедившись, что жизни и здоровью Маргариты ничто не угрожает, с ней иметь дело отказались, мотивируя это тем, что она не прописана в нашем районе. Ехать же по месту прописки с такой побитой рожей она не решилась. Синяк увеличивался на глазах и занимал уже всю левую половину лица.

Понятно, что у Марго этот день был очень неудачный, потому что, возвращаясь из травмопункта несолоно хлебавши, она встретила на лестнице мадам Брошкину. Углядев орлиным взором синяки и вообще побитый Маргаритин вид, та не преминула поинтересоваться, что же у нас в квартире произошло. Маргарита по дурости стала жаловаться, что я ее избила, соседка же уверилась в своих предположениях, что это меня избили, да так сильно, что увезли в больницу. Поскольку на прямой вопрос о моем местонахождении Маргарита ничего не ответила, а быстро удалилась, мадам Брошкина стала активно подготавливать общественное мнение.

Как-никак я прожила в этом доме с раннего детства, и многие знали меня и помнили маму. К тому же сработал стереотип — после смерти жены отчим привел в дом злодейку-мачеху, которая жаждет свести в могилу бедную сиротку… В общем, смотри детский фильм «Морозко» и читай сказку «Золушка».

К возвращению Владимира Николаевича из командировки мадам Брошкина настолько преуспела в своих действиях, что к нам домой явился участковый. Держался он вежливо, но настороженно. Меня он не знал, потому что человек был довольно новый, но это обстоятельство как раз говорило в мою пользу. Все соседи характеризовали меня как девушку положительную и серьезную, не имеющую никаких подозрительных знакомств и вредных привычек, что соответствовало действительности.

На вопрос участкового Маргарита бормотала нечто невразумительное, отчим же вообще ничего не сказал, чем вызвал легкое недовольство представителя органов власти.

Если бы мадам Брошкиной удалось найти хоть одного моего самого завалящего родственника, который заявил бы о том, что я исчезла, то милиция вцепилась бы в отчима с его шваброй мертвой хваткой. И так уже участковый наведывался два раза и глядел на них косо.

После ухода участкового Владимир Николаевич, надо думать, допросил Маргариту с пристрастием. Подозреваю, что он и так не очень-то поверил ее словам о том, что я ни с того ни с сего налетела на нее с кулаками, а потом убежала из дому, все-таки мы прожили с ним в одной квартире много лет, и он имел представление, чего от меня можно ждать. Под давлением Маргарита полностью раскололась, на свет выплыла история с котом и ветеринарной службой.

Ни минуты не сомневаюсь, что на кота отчиму было плевать, но он занимает в какой-то небольшой организации руководящий пост и страшно боится за свою репутацию, а раз в дело вмешалась милиция, то его вполне могут ожидать большие неприятности. Во всяком случае, любопытная мадам Брошкина, после ухода участкового прильнувшая к общей стенке, явственно слышала, как он орал на Маргариту, что она полная идиотка и подведет его под монастырь.

Время шло, я не появлялась, соседи перешептывались за спиной, и Марго совсем приуныла. Ее любимый Вова, кажется, всерьез подумывал, не послать ли ее подальше, пока они официально не женаты. И тут как раз явились мы с Багратионом. И Марго сразу же решила предъявить нас соседям, чтобы снять с себя необоснованные обвинения.

Все это со вкусом рассказала мне мадам Брошкина, пока мы пили чай с маковыми крендельками. Я не осталась в долгу и поведала ей, как все было на самом деле, как Маргарита решилась тайно извести моего кота, а он — единственное, что осталось у меня от любимой прабабушки. Тут я очень натурально пустила слезу. Мадам Брошкина тоже прослезилась и налила Багратиону еще молока. Она так поливала Маргариту, что я подумала, не перегнула ли палку. Редко у какой пенсионерки нет кота или собачки. Своим рассказом я, пожалуй, добьюсь того, что старухи будут плеваться Марго вслед. Впрочем, это ее проблемы.

Я оставила Багратиона у соседки, а сама смоталась в магазин за замком, и Василий Семенович с первого этажа быстренько мне его врезал. Пока мы возились с замком, Марго сидела у себя тихо, как мышка.

Вечером к нам с Багратионом явился Владимир Николаевич и, глядя в сторону, долго извинялся за поведение Маргариты и повторял, что такого больше никогда не повторится.

Я сказала, что посмотрим и что ссориться со мной я ему не советую, впрочем, он и сам это понял.

На следующий день я проснулась поздно с каким-то смутным дурным предчувствием. Я пыталась вспомнить, что мне снилось, но перед глазами всплывали только бессвязные картины, яркие цветные пятна, лица незнакомых людей. Однако я не сомневалась, что именно сон оставил после себя такое гнетущее настроение.

К счастью, ни отчима, ни Маргариты дома не было.

Я умылась, есть совершенно не хотелось. Отдала Багратиону остатки колбасы. Кот ее съел, вежливо мурлыкнул, но во взгляде его мне почудилось какое-то беспокойство.

Тем не менее я решила пойти в магазин и купить рекламную газету, оделась, заперла Багратиона и вышла из дома.

В дверях подъезда на секунду задержалась — мне попала в глаз соринка, я уголком носового платка вынула ее и уже шагнула на улицу, как вдруг передо мной с жутким грохотом обрушилась на тротуар огромная ледяная глыба. Она разлетелась на куски, осыпав меня мелкими льдинками. Я испуганно отшатнулась, вернулась в подъезд. Сердце бешено колотилось, и на меня накатила такая слабость, что пришлось даже опереться на перила.

Выйди я чуть раньше, на какую-то долю секунды — и льдина рухнула бы прямо мне на голову!

Что же это такое? Неужели сама судьба преследует меня?.. За что, в чем я провинилась?

С другой стороны, что-то остановило меня, задержало на ту самую спасительную долю секунды… Не прабабушка ли Софья с того света помогает мне, как обещала? Но, как говорится, на бога надейся, а сам не плошай. Если я всерьез стану рассчитывать на помощь с того света, то далеко не уеду. Следует срочно взять себя в руки — ну подумаешь, льдина упала. Скоро весна, снег на крыше тает, вот сосульки и падают на землю… Нужно внимательнее быть, не зевать по сторонам, не считать ворон и так далее…

Так я успокаивала себя, стоя в подъезде, но сердце колотилось, словно я пробежала километр.

Отдышавшись, стряхнула с одежды ледяные осколки и решительно шагнула к дверям — в конце концов, не стоять же здесь до вечера!

Вышла на улицу с опаской, но на этот раз ничего не случилось. Бомбы не падают два раза в одну и ту же воронку!

Отойдя подальше от дома, повернулась и внимательно посмотрела на крышу. Не такой уж там толстый слой снега и льда! Странно, откуда взялась такая огромная глыба?

Вернувшись домой, я напилась крепкого кофе и, прежде чем приступать к утомительным поискам работы, на всякий случай набрала телефон нотариуса Кулешова, к которому мне надлежало обратиться по поводу прабабушкиного завещания. В последнее время это вошло в привычку.

Девушка, ответившая мне, казалась очень расстроенной и чуть ли не плакала.

— Евгений Стратилатович выздоровел, — ответила она на мой вопрос, — только… — Но договорить ей не удалось, мне показалось, что она уронила трубку, а потом раздались сигналы отбоя.

Я пожала плечами, подумала, что секретарше попало от начальника, заставшего свой офис после отлучки в беспорядке, поэтому у нее не самое лучшее настроение. Однако Кулешов — человек на редкость болезненный, и раз уж он появился на работе, нужно этим воспользоваться, а то потом либо он заболеет, либо я устроюсь на работу и трудно будет отпроситься.

Я поехала на улицу Восстания, где располагалась контора Кулешова.

Войдя в офис, я увидела картину самого настоящего разгрома. На полу валялись разорванные папки, листы бумаги с гербовыми печатями, канцелярские принадлежности. Среди всего этого беспорядка ползала всхлипывающая девица в перепачканных известкой джинсах и собирала бумаги. Рядом с ней стоял маленький худенький старичок с венчиком седых волос вокруг блестящей круглой плешки и жалобно причитал, всплескивая маленькими ручками:

— Ну кому, кому это могло понадобиться? У нас нет ничего особенно важного! Никаких миллионных дел! Ну кто, какой варвар это устроил?

Увидев меня, девица распрямилась, вытерла лоб грязным носовым платком и, тяжело отдуваясь, проговорила:

— Это вы звонили? Я хотела сказать, что сегодня неудачный день, но уронила телефон и не договорила…

Действительно, аппарат валялся на полу среди архивных папок и степлеров и производил впечатление безнадежно испорченного.

— Что у вас случилось? — испуганно спросила я. — Взрыв? Землетрясение? Падение метеорита?

— Кто-то забрался ночью в офис и перевернул все вверх дном, — ответила девушка и снова начала всхлипывать, — так что, вы понимаете, сегодня не самый удачный день…

Я уже собралась развернуться и уйти, но старичок окликнул меня:

— Постойте! Может быть, у вас что-то важное? Из-за этих вандалов, — он опять всплеснул ручками, — я не смогу помочь человеку!

— Вы — Евгений… Евгений… — Я замялась, пытаясь выговорить сложное отчество нотариуса.

— Стратилатович, — пришел старичок мне на помощь.

— Наверное, мое дело не очень срочное. Я по поводу наследства, моя прабабушка, Софья Алексеевна Голубева…

— Софья Алексеевна! — нотариус засиял и тут же пригорюнился: — Значит, она скончалась?

Я кивнула, с удивлением наблюдая за его лицом: старичок был искренне расстроен, словно речь шла не о дряхлой старухе, одной из его клиенток, а о близком друге.

— Софья Алексеевна была очень необычная женщина, можно сказать — удивительная… — проговорил он наконец с грустью.

Я вспомнила старуху на больничной койке. Странно предположить, что кто-то мог видеть в ней «удивительную женщину». Хотя… эти пронзительные черные глаза… несомненно, в моей прабабке Софье было нечто удивительное.

Словно прочитав мои мысли, Евгений Стратилатович смущенно произнес:

— Мы с ней были знакомы достаточно давно… Больше двадцати лет.

По моим прикидкам, двадцать лет назад и моя прабабка, и престарелый законник были уже далеко не молоды, и вообще, на мой взгляд, дедуля был ровесником Русско-японской войны, но, как известно, все относительно и познается только в сравнении.

— Вы видите, . — нотариус засуетился, — у нас случилась такая неприятность. — Он обвел маленькой ручкой окружающий разгром. — Так что я не могу создать для нашей беседы подходящих условий…

— Так я зайду в другой раз…

— Ни в коем случае! — Он очень смешно поднял ручки, как будто пришел в ужас. — Вы должны рассказать мне о последних днях Софьи Алексеевны…

Старичок повернулся к ползающей по полу секретарше и попросил тоном доброго дедушки:

— Настенька, душенька, освободи нам с…

— Софьей, — подсказала я.

— Нам с Сонечкой немного места и приготовь кофе…

Евгений Стратилатович перевел на меня увлажнившийся взгляд и произнес:

— Надо же, вас назвали тем же именем… в честь прабабушки…

Я не стала разочаровывать старика и сообщать ему, что о существовании своей прабабки я услышала за день до ее смерти.

Секретарша с облегчением распрямилась, очистила от бумаг один из столов, два стула и занялась приготовлением кофе.

— Итак, — нетерпеливо начал нотариус, — я знаю, что у вашей бабушки была чрезвычайно трудная жизнь и она не поддерживала отношений с родственниками. Но под конец жизни она с вами связалась?

Я хотела было сказать ему, что еще неизвестно, у кого была трудная жизнь, но снова решила не огорчать старого человека и без лишних комментариев рассказала ему о своей короткой встрече с Софьей Алексеевной.

Старичок грустно покивал:

— Кончина ее оказалась такой же грустной и одинокой, как жизнь…

— Она оставила мне распоряжение связаться с вами, — перешла я к деловой части, опасаясь, что нотариус ударится в воспоминания.

— Да-да… у меня хранилось ее завещание, но вы видите, что творится с бумагами. Боюсь, не смогу сразу его найти.

— Я принесла второй экземпляр. — С этими словами я положила на стол перед нотариусом документ.

— Замечательно! — Он потер маленькие ручки. — Софья Алексеевна всегда была аккуратна и предусмотрительна! Теперь вам нужно будет оформить вступление в наследство. Для этого понадобится свидетельство о смерти и документ, удостоверяющий вашу личность.

Я немедленно положила перед ним свидетельство и собственный паспорт.

— Замечательно! — повторил нотариус, словно увидел еще одно подтверждение аккуратности и предусмотрительности моей покойной прабабки.

Он подал завещание секретарше, попросив сделать с него ксерокопию, поставил на документе большую квадратную печать и сообщил:

— Теперь придется дождаться, когда со дня кончины Софьи Алексеевны пройдет шесть месяцев. Только тогда можно будет оформить документы на ее дом в бюро регистрации…

Я вспомнила бабушкины хоромы, пьяного соседа Витьку и подумала, что вовсе не стремлюсь вступать во владение этой «недвижимостью». Интересовало меня другое.

— Скажите, а больше бабушка ничего мне не передавала? Никакого письма или сообщения?

— Да, действительно… — Евгений Стратилатович смущенно потер переносицу, как будто стимулируя этим жестом свою память. — Она оставляла письмо, но вы видите, что у нас творится…

— Евгений Стратилатович, — подала голос секретарша Настя, — вы случайно не это письмо ищете?

Она протянула шефу конверт. Старичок схватил его маленькой ручкой и уставился на него, прищурившись и отодвинув подальше от глаз, как это делают все дальнозоркие люди.

— Да, это оно, — кивнул он наконец, — она просила передать его вам после ее смерти…

Я взяла конверт из маленькой, детской ручки юриста. Он был самый обыкновенный, уже пожелтевший. На нем было напечатано изображение птицы и надпись по кругу: «Птицы Владимирской области. Иволга». Рядом крупным, неровным почерком было написано: «Моей правнучке Софье Голубевой».

— Письмо вскрыто, — сообщила я Евгению Стратилатовичу.

Он печально кивнул:

— Ну да, ну да! Вы же видите — кто-то влез в мою контору! Вскрыты почти все документы, все письма и папки… это ужасно, просто ужасно!

Однако, хотя конверт был вскрыт, в нем лежал листок разлинованной бумаги, наверняка вырванный из обычной ученической тетрадки, исписанный тем же крупным неровным почерком.

«Прости меня, девочка, за то, что не виделась с тобой прежде. Так сложилась моя судьба. Может быть, после смерти я помогу тебе больше, чем помогала при жизни. То, что я оставляю тебе, ты найдешь на могиле Аксиньи Прохоровны. Ничему не удивляйся. Иван Францевич поможет тебе разобраться с ними».

Прочитав про себя это странное послание, я удивленно взглянула на нотариуса:

— Кто такая Аксинья Прохоровна? Кто такой Иван Францевич? Я совершенно ничего не понимаю!

— Кто такая Аксинья Прохоровна — не знаю, — ответил старичок, — но уверяю вас, Софья Алексеевна была в твердой памяти, когда писала это. А вот Ивана Францевича я очень хорошо знаю…

Он достал из кармана растрепанную записную книжку в потертом кожаном переплете, с торчащими во все стороны и выпадающими листками.

— Память последнее время подводит, — пожаловался нотариус, — приходится все записывать. В молодости, помню, мог удержать в голове несколько сот фамилий и телефонных номеров, а теперь без записной книжки как без рук. Хорошо, что не оставил ее в конторе, если бы грабитель ее унес, не представляю, как бы я дальше жил.

Я хотела ему сказать, что хотя моложе его раза в четыре, но тоже не могу запомнить даже несколько телефонных номеров и все записываю в книжку, но Евгений Стратилатович уже нашел нужную страницу и произнес:

— Записывайте, Сонечка. Мюллер Иван Францевич… — Далее он продиктовал мне номер телефона и адрес, а затем пояснил: — Иван Францевич дружил с вашей бабушкой. По крайней мере, они давно знакомы. Он очень уважаемый человек, крупный ювелир, хотя еще довольно молод, ему чуть больше семидесяти…

«Совсем мальчик!» — хотела сказать я с сарказмом, но вовремя остановилась, сочувственно взглянув на своего собеседника. Как все относительно! Для него семидесятилетний человек «еще довольно молод». Кем же тогда он считает меня — грудным младенцем?

— А насчет Аксиньи Прохоровны, мне кажется, можно узнать в Парголове, где жила Софья Алексеевна, — задумчиво проговорил нотариус, — если она посещала ее могилу, вряд ли это было слишком далеко от дома. Все-таки последние годы ей трудно было ездить на большие расстояния.

Я поблагодарила Евгения Стратилатовича, забрала завещание и письмо и отправилась по своим делам, оставив их с секретаршей разбирать разгромленный архив.

На улице светило солнышко и пахло весной. Я вдохнула воздух полной грудью и вдруг ощутила, как безумно устала за последнее время. Сначала болела мама, потом последовал ужасный год после ее смерти. Потом начались эти заморочки с бандитами и Никитой. И что в результате? Да ничего. Я так же одинока, как раньше. Еще Ленка больна и ничем не может мне помочь, хорошо хоть я ее вытащила из передряги. Из друзей у меня один только кот, да еще бабушка Софья якобы присматривает сверху. Но это весьма проблематично… Однако нужно срочно прекратить распускать нюни, что я и сделала.

Остаток дня мы с Багратионом сидели на диване и занимались газетами. Сначала я внимательно прочитывала объявления о найме на работу и отмечала подходящее красным фломастером. Потом звонила по этим телефонам и получала почти везде отказ — либо место уже занято, либо голос мой работодателям не нравился, после чего газета поступала в полное распоряжение кота, который с видимым удовольствием раздирал ее на мелкие кусочки.

Наутро позвонила Ленкина мама и просила навестить ее дочь, потому что она сама простудилась, все тело ломит, и она боится принести в больницу грипп. Разумеется, я согласилась.

Ленка выглядела гораздо лучше. Она сказала, что ей здесь до смерти осточертело, что с трудом, но уговорила врача ее выписать, и попросила меня немного подождать в приемном покое, пока она заберет вещи и получит документы.

Я сидела в коридоре на обитой потертым дерматином скамеечке и перебирала в уме события последних дней. Мне казалось, что я упускаю из виду что-то очень важное, что какая-то очень существенная деталь все время ускользает от меня…

Народу в коридоре не было — больных сюда не выпускали, а врачи занимались своими делами. Неожиданно рядом со мной бесшумно приоткрылась дверь кабинета, оттуда выскользнула фигура в белом халате и марлевой маске, и, прежде чем я успела испугаться, на мою голову натянули плотный полиэтиленовый пакет.

Я попыталась сорвать его, но мои руки прижали к туловищу, а пакет перехватили на шее веревкой, полностью прекратив доступ воздуха. Я билась, как выброшенная на берег рыба, в глазах у меня потемнело. Кровь стучала в голове тяжелыми неровными ударами.

Моими действиями руководил не разум, а только жадное, животное желание жить, дышать… Это был какой-то первобытный инстинкт, унаследованный от далеких пещерных предков… Из последних сил извернувшись, я соскользнула со скамьи, упала на холодный каменный пол, при этом убийца на долю секунды утратил равновесие, покачнулся… я изо всех сил пнула его ногой, кажется, попала по колену. Он вскрикнул и ослабил хватку. Я высвободила руки и сорвала пакет с головы…

Никогда в жизни воздух не казался мне таким прекрасным, таким благоуханным! Я дышала и не могла надышаться.

И тут в моей памяти всплыла совсем недавняя сцена, когда я точно так же не могла надышаться после того, как чудом спаслась от удавки в том самом злополучном поселке Листвянка…

Вместе с этой мыслью ко мне вернулась способность соображать. Я повернула голову, пытаясь понять, куда исчез убийца и почему он не доводит до конца начатое дело, не пытается меня убить. Сейчас это было бы очень легко, я совершенно обессилела и не смогла бы оказать ему серьезного сопротивления.

Боковым зрением я заметила убегающего по коридору человека в белом халате, и в ту же секунду он скрылся за поворотом. Тут же я поняла, что его спугнуло: с другой стороны ко мне приближалась группа врачей, возглавляемая высоким дородным мужчиной лет пятидесяти. Судя по его важному, начальственному виду, это было какое-то местное медицинское светило — главный врач, или профессор, или заведующий отделением, в окружении своей свиты производивший обход подведомственной территории. Ослепительно белый, накрахмаленный до жестяного скрипа халат, надменное лицо с густыми темными бровями, белая шапочка, надетая так, словно это корона, — все вместе производило царственное, монументальное впечатление.

— Чтобы к завтрашнему дню все было сделано! — говорил профессор кому-то из своих спутников, и тот, кивая, быстро записывал распоряжения в блокнот, стараясь не сбиться с шага и не отстать от шефа.

Поравнявшись со мной, светило удивленно застыло на месте, густые брови поползли вверх.

— Это что? — спросил профессор у своих подчиненных, указывая на меня. — Почему у нас больные на полу?

Только сейчас я сообразила, что лежу на холодном и грязном линолеуме, куда упала во время борьбы с убийцей, и представляю собой чрезвычайно жалкое и неприличное зрелище.

— Я не больная, — отозвалась я, ухватившись за стенку и неловко поднимаясь на ноги.

— Тем более! — Голос светила набрал гневную мощь. — Почему у нас посторонние на полу?

— Разберемся! — раболепно отозвался от лица свиты человек с блокнотом, делая там очередную пометку. — Немедленно во всем разберемся и доложим, Георгий Вахтангович!

Я не стала дожидаться, пока со мной «разберутся и доложат», и торопливо зашагала по коридору, оглядываясь по сторонам. Впрочем, здесь почти все ходили в одинаковых белых халатах, и я не узнала бы своего неудачливого убийцу, даже если бы столкнулась с ним лицом к лицу.

Внизу, в вестибюле, оказалось полно народу, так что можно было не опасаться внезапного нападения. Я стояла, наблюдая за лестницей, чтобы не упустить Ленку, и думала. Последнее неудавшееся покушение, если можно так выразиться, очень благотворно повлияло на мои мыслительные способности. Такое впечатление, что голову продуло хорошим сквознячком. Потому что все события, случившиеся со мной, обрели смысл и выстроились в стройную систему. Кто-то хочет меня убить. В первый раз это случилось на даче, где чуть не взорвался газовый котел. Я-то думала, что убить хотели Ленку, но она тут абсолютно ни при чем, просто так все совпало. Охотились, несомненно, за мной, потому что Ленка никому не мешала, за муженьком своим не следила, о деньгах в сумке понятия не имела. Убивать ее не за что… А меня за что? Вот это вопрос! Я-то, конечно, тоже никому ничего плохого не сделала, но по всему получается, что кому-то сильно мешаю.

Я мысленно перебрала все случаи покушений: газовый котел на даче, потом возле дома, когда мы столкнулись с Ленкой и мне показалось, что на той стороне улицы на чердаке сидит снайпер. Вполне вероятно, что так и было, только убить хотели меня. Но я плюхнулась на асфальт и Ленку за собой потащила.

И когда я выслеживала Никиту, тот тип в Листвянке не случайно напал на меня. И если бы случайно не подвернулся Олег, то меня бы уже на свете не было. Потом льдина, свалившаяся на голову, и вот сегодня в больнице. Тут уж я сама не сплоховала либо прабабка Софья помогла…

Что же мне делать? Как выяснить, что нужно от меня тому типу? Из-за чего меня хотят убить? Олег… Олег, несомненно, может мне помочь. У него связи где-то там в спецслужбах, он взял мой телефон и сказал, что не хочет меня так просто отпустить, а самое главное — он присутствовал при покушении и знает, что я ничего не придумываю.

Но тут же перед моими глазами предстала картина: умирающая старуха шепчет с усилием: «Никому ничего не говори! Люди злы и завистливы… Сама проживешь…»

Возможно, она не права, но, прежде чем посвящать малознакомого человека в свои проблемы, неплохо бы самой в них разобраться.

Итак, с чего все началось? Пожалуй, с того дня, когда умерла прабабка Софья Алексеевна. Она оставила мне кота и завещание. Ну с котом все ясно, а вот с завещанием… Как там сказано — полдома и все остальное имущество… Как будто у нее было еще какое-то имущество… И это странное письмо, которое показал мне старичок-нотариус…

Тогда, в больнице, прабабка не успела рассказать что-то очень важное. И как знать, если бы она сообщила мне это важное, может, моя жизнь была бы совсем другой?

— Сонька, Сонька! — Это Ленка теребила меня за рукав. — Снова ты стоишь как в столбняке и никого вокруг не замечаешь!

По дороге к ее дому мы с ней обе молчали. Она едва боролась со слабостью, потому что от свежего воздуха кружилась голова, а я была занята своими мыслями.

Сдав подругу с рук на руки ее маме и оставив их выяснять отношения, я вышла на улицу и подумала, что старик-нотариус, скорее всего, прав: если я хочу разобраться с завещанием, нужно снова ехать в Парголово.

С одной стороны, я воспринимала все эти непонятные намеки в бабушкином письме с недоверием, но с другой стороны — нотариус упорно утверждал, что Софья Алексеевна была в здравом уме и твердой памяти. Кроме того, что меня мучило самое обыкновенное любопытство, нужно же в конце концов выяснить, о чем умолчала старушка и кто желает моей смерти. Иначе я так и буду шарахаться от каждой тени, и если и спасусь от убийцы, то закончу свои дни в психушке.

Маршрутка по моей просьбе остановилась недалеко от парголовской больницы, той самой, где умерла моя прабабка. Санитарка тетя Дуня никуда не делась и обрадовалась мне, как родной. Она даже расцеловала меня и прослезилась.

— Вспомнила все-таки нас, навестила! А у меня как раз смена заканчивается, пойдем ко мне, мать тебе тоже обрадуется. Софьины поминальные сорок дней скоро, как раз обсудить кое-что нужно, ты ведь за этим приехала?

— Извините, тетя Дуня, — я невольно отступила на шаг перед ее напором, — я вообще-то по другому делу. Вы не знаете такую Аксинью Прохоровну?

— Аксинью Прохоровну? — Санитарка глубоко задумалась. — Нет, такую не знаю. А это кто же будет?

— Это бабушки моей, Софьи Алексеевны, знакомая. Только она умерла, наверное, давно уже. Бабушка мне в завещании велела могилку ее навестить, — придумала я на ходу, — а где она, не написала.

— Да зачем тебе, — протянула санитарка, — чужие могилы навещать?..

Снова мне показалось, что в глазах тети Дуни мелькнуло подозрение. А может, просто тетка сильно интересуется чужими делами, своих-то интересов у нее, почитай, нету..:

Тут я вкратце рассказала про свое посещение нотариуса, не упоминая про царивший у него в конторе беспорядок.

— Уж не знаю зачем, а только надо, — твердо закончила я рассказ, — бабушка Софья в письме прощальном велела. И еще просила на сорок дней заказать поминальную службу.

— Это хорошо, это правильно! — оживилась тетя Дуня. — Это мы непременно сделаем по самому что ни на есть высшему разряду… Так умерла, говоришь, Аксинья Прохоровна… Так это, верно, баба Ксеня, она уж лет пять тому померла. Могилку, говоришь, навестить? Это дело хорошее, богоугодное, я тебя туда провожу…

В Парголове расположены два кладбища. Одно из них — огромное Северное, на котором хоронят горожан, жителей северных районов Санкт-Петербурга. К нему идут специальные маршрутки, к нему протоптана широкая народная тропа от автобусного кольца, туда ведет асфальтовая дорога от железнодорожной станции, и по этой дороге непрерывным потоком идут горожане на свидание со своими усопшими родственниками. Возле ворот всегда толчется народ, предприимчивые бабки торгуют цветами и еловыми ветками. На самом кладбище тянутся бесконечными рядами одинаковые могилы последнего времени.

Совсем иначе выглядит так называемое Старое кладбище, на котором хоронят только коренных жителей самого поселка. Оно маленькое, полузаброшенное, хотя к нему тоже тянутся время от времени одинокие старухи с букетиками полевых или садовых цветов.

Сюда и привела меня тетя Дуня.

Возле ржавых ворот, сразу за оградой, притулилась маленькая деревянная церковка, давно уже нуждающаяся в ремонте. Блекло-голубая краска, которой кладбищенская церковь когда-то была выкрашена, облезла от дождей и снегопадов, и стены храма казались почти белыми, как выцветшие от старости и невзгод глаза деревенской старухи. На покосившемся куполе сидела стая непременных галок, и какая-то сгорбленная бабка, стоявшая на паперти, закутанная до самых глаз черным платком, с интересом проводила нас взглядом.

— Тут должна быть ее могилка, бабы Ксени, — озабоченно проговорила тетя Дуня, оглядываясь по сторонам, — от церкви-то совсем близехонько… самую малость пройти… помню ведь, возле Вовки Карнаухова, который под трактор попал… как же я забыла-то… никак отсюда нужно повернуть налево…

Мы шли между ржавых, давно не крашенных оградок, которыми обнесены были заснеженные холмики могил с торчащими из них простыми крестами — где деревянными, где чугунными, где бетонными, с именами и выцветшими фотографиями усопших.

Тетя Дуня еще раз свернула налево и сказала:

— Ну вот, теперь уж точно пришли. Вот она, Вовкина-то могилка, а баба Ксеня — аккурат за ней… Да только что же это такое… батюшки-светы!

Было от чего прийти в изумление, потому что могила бабы Ксени была полностью разворочена. Простой металлический крест, покрашенный когда-то давно серебряной краской, валялся на земле. Сам могильный холм был разрыт, насколько это позволял замерзший грунт. Поодаль лежали старый ржавый лом, которым, надо полагать, действовали как рычагом, чтобы свалить крест, и рваная рабочая рукавица. Вывороченная земля была совсем свежая, не успела даже как следует промерзнуть. Тетя Дуня принялась охать и ахать и возмущаться поведением неизвестных злодеев.

— Ой, да что же это, да как же? Кому понадобилось такое сотворить?

— То-то и оно! — послышался голос, это давешняя старуха-нищенка притащилась от церкви за нами в надежде на подаяние. — То-то и оно, что безобразие! — продолжала она. — Пришли ночью, могилку разрыли, до гроба, правда, не докопались, спугнул, видно, их кто-то. А может, лень стало землю-то мерзлую ковырять…

— Да зачем? — взвыла тетя Дуня. — Кому оно надо?

— Хулиганство! — припечатала старуха. — И никому дела нету.

— У Ксени-то никого не осталось, — вспомнила тетя Дуня, — был сын в городе, да, должно, спился… Сюда и при жизни ее глаз не казал…

— Давно это случилось? — спросила я нищенку. Очень мне не понравились такие совпадения: как только я собралась к нотариусу Кулешову — сразу же к нему в контору залезли неизвестные злоумышленники, ничего вроде бы не взяли, но перепортили все документы. Далее, как только я решила, руководствуясь бабушкиными указаниями из письма, отправиться на могилу Аксиньи Прохоровны, так сразу же неизвестные злоумышленники ее разоряют.

— Позапрошлой ночью это произошло, — сообщила нищенка.

Как раз после моего визита к нотариусу! И после разгрома в его конторе. Если предположить, что неизвестный злодей прочитал письмо и поверил, что в могиле может быть что-то спрятано… Однако это не очень подходило к моим представлениям о прабабке — прятать важную и ценную вещь в могиле постороннего человека. Прямо как в сказке получается — «зарыто наследство старушкино под камнем на площади Пушкина…».

Я постояла еще, поглядела на синее небо, на голые ветви деревьев. Ну, бабушка, где же твои подсказки? Обещала же за мной присмотреть!

Но Софья Алексеевна помалкивала, видно, своих дел у нее на том свете хватает. Ну и ладно. Стало быть, если злоумышленник вырыл отсюда то, что ему нужно, то меня должны оставить в покое. А вот что это такое и могло ли быть у бабули нечто ценное — я узнаю у Ивана Францевича Мюллера, как и велено в письме.

Мы с тетей Дуней вдвоем подняли крест и закопали его в землю. Надпись на нем была очень простая:

Коленкорова Аксинья Прохоровна 1912-1997

Тоже бабулька немало пожила на свете, ох и крепкая у них раньше была порода!

Проходя мимо дома бабушки Софьи, тетя Дуня остановилась.

— Зайдем? Проверим, что там и как… Заходить мне не хотелось, но отказ выглядел бы некрасиво.

Крыльцо обледенело, и вообще все казалось заброшенным, однако замок на двери висел, и сама дверь была неповрежденной.

— Это участковый Васильич на Витьку страху нагнал, — сообщила тетя Дуня, — тот теперь в сторону Софьиного полдома и глядеть боится.

— Присмирел, значит, — констатировала я.

— Чего нет, того нет, — вздохнула Дуня, — пьет и буйствует по-прежнему, только про Софьино наследство заикаться боится. Васильич-то прямо его обвинил, что это он в дом залез, и сказал, что, ежели такое повторится, он делу ход даст.

Витьки по дневному рабочему времени дома не было, выглянула только Зинаида, увидев нас, буркнула что-то нелюбезно, прикрикнула на собаку и исчезла.

Внутри было сыро и холодно, окошко на кухне Витька заколотил досками, так что там было еще и темно.

— Что будешь с домом делать? — прямо спросила тетя Дуня. — Потом, когда документы оформишь?

— Да ничего! — Я пожала плечами. — Жить здесь вряд ли мне предстоит, потому что я работаю в городе. Продать эти полдома не продашь, кому они нужны, кроме Витьки, а у него денег нету. Пускай пока так все останется, бабушка велела сразу не продавать…

— Это да, это конечно! — энергично закивала тетя Дуня. — Только перед тем, как окончательно запереть, порядок навести нужно, а то все сгниет и мыши попортят. Тут мышей страсть, поскольку кота-то теперь нету… Если крупы там какие остались, то мне отдай для кур. Хотя хулиганы так все разворотили, какие уж тут остатки, — вспомнила тетя Дуня. — Вещи, может, какие Софьины — для матери моей, все же столько лет они знакомы были…

Я вспомнила глуховатую старушку, ее мать, она много рассказывала о прабабушке и мне понравилась.

— Конечно, после сорока дней берите, что хотите, — согласилась я.

Тетя Дуня тут же прошлась по комнате, окидывая небогатое имущество хозяйским глазом.

— Ну, платье вот это ситцевое, пожалуй, возьму, скатерть у Софьи была камчатая, халат матери подойдет…

Мне стало противно, и я потихоньку теснила тетю Дуню к двери.

— Еще галоши новые почти, в огород ходить! — продолжала она радостно. — И вот эти занавески!

— Занавески-то вам зачем? — не выдержала я. — Они же старые совсем!

Действительно, занавески на окне в комнате были от старости сизого цвета и засижены мухами.

— А что ты думаешь? — возразила тетя Дуня. — Они хоть и старые, да крепкие. Откипятить если, то отбелятся, да еще подсинить слегка да подкрахмалить — отлично будут выглядеть. Это коленкор, теперь уж таких материалов нету!

— Как вы сказали? — вскинулась я.

— Коленкор, материал такой хлопчатобумажный. Он прочный. — Тетя Дуня слегка подергала занавеску.

Несмотря на то что я никогда в жизни не слыхала о таком материале, слово показалось мне знакомым. Ах да, это фамилия той самой Аксиньи Прохоровны — Коленкорова! Ну и что?

— Мне идти нужно, — напомнила я, — ехать далеко.

Тетя Дуня с видимым сожалением оторвалась от окна и позволила себя увести. На прощанье я оглянулась на дом и с грустью отметила, как пусто и голо будут смотреться окна без занавесок.

Дома я достала из конверта бабушкино письмо и еще раз перечитала его.

«…То, что я оставляю тебе, ты найдешь на могиле Аксиньи Прохоровны. Ничему не удивляйся. Иван Францевич поможет тебе разобраться с ними».

Одно можно сказать с уверенностью: если что-то и было спрятано на кладбище, теперь там больше ничего нет. Кто-то посетил могилу раньше меня… И наверняка это тот же самый человек, который устроил разгром в конторе Евгения Стратилатовича. Тот же человек или те же люди. Найдя в конторе бабушкино письмо, злоумышленники прямым ходом направились на погост и не остановились перед осквернением могилы. В этом чувствуется одна рука, один почерк: и в конторе нотариуса, и на кладбище действовали с какой-то бессмысленной злобой, круша и ломая все подряд, чтобы в грубой избыточности погрома скрыть его истинную причину.

Из этого можно сделать один вывод: тот, кто совершил это кощунство, верит в прабабкину историю, относится к ней всерьез и ни перед чем не остановится, чтобы заполучить… заполучить что?

Я еще раз перечитала концовку письма.

«…Иван Францевич поможет тебе разобраться с ними…»

Стало быть, этот ювелир ответит на мои многочисленные вопросы. Во всяком случае, его телефон и адрес у меня есть…

Я нашла листок, на котором записала координаты ювелира, и набрала телефонный номер.

— Слушаю, — раздался в трубке сухой стариковский голос.

Я вспомнила слова Евгения Стратилатовича: «Он очень уважаемый человек… хотя еще довольно молод». На моих губах невольно появилась улыбка.

— Иван Францевич? — начала я. — Меня зовут Софья Голубева.

— Как? — поспешно и даже испуганно переспросил собеседник. — Как? Я не ослышался? Что за шутки!

— Нет, вы не ослышались, и это не шутка. Я правнучка Софьи Алексеевны Голубевой, и меня зовут так же, как ее. Вы, кажется, были хорошо знакомы с моей прабабушкой?

— Да, когда-то я был с ней хорошо знаком, — ответил старик после продолжительного молчания, — хотя мы не виделись очень давно… Я правильно понимаю, что Софья Алексеевна скончалась?

— Да, она умерла примерно месяц назад. Я хотела бы поговорить с вами… она оставила мне письмо…

— Откуда у вас мой телефон? — спросил он с неожиданной подозрительностью. — С тех пор как мы с покойной последний раз встречались, мой номер изменился.

— Мне дач ваши адрес и телефон Евгений Стратилатович Кулешов.

— Хорошо, — ответил старик после новой паузы, — приезжайте.

Я повесила трубку и пожала плечами. Старик не выразил особой готовности со мной общаться. Ну да ведь и мне от него нужны только ответы на вопросы, на дружбу набиваться не собираюсь. Следует только одеться поприличнее и говорить с ним по-деловому.

Но когда я открыла шкаф, то сообразила, что моим намерениям одеться поприличнее не суждено осуществиться. Если говорить прямо, в моем гардеробе не было ну ни одной приличной дорогой вещи. Раньше меня это как-то не особенно волновало, а теперь вдруг больно резануло по сердцу. Ни одежды, ни косметики, ни денег, чтобы в салон красоты сходить. Квартиры собственной и той нету, за стенкой сидит Маргарита и злобствует. По утрам маячит отчим с кривой физиономией, как будто у него флюс. Внезапно я осознала, как они мне все надоели.

Меня потрогали мягкой лапой без когтей, это Багратион напомнил, что не худо бы прогуляться. Мы пошли по старому маршруту, все к той же куче песка в подвале. Я присела на ящик и подумала, что все мои проблемы могли бы решиться очень просто, вот же оно, решение, лежит под кучей песка в люке. Там на все хватит — купить дорогую и красивую одежду, привести в порядок свою внешность, а потом улететь к теплому морю. Уж там-то, надо думать, неизвестный убийца меня не найдет. Таким образом я уйду от проблем хотя бы на время.

Я посидела, подумала и поняла, что не могу взять эти деньги сейчас. Во-первых, я боюсь. Во-вторых, получается, что я как бы уподобляюсь Никите и остальным бандитам. Деньги эти криминальные, неизвестно, сколько на них крови. И наконец, в-третьих, не в моих правилах прятать голову в лесок, как страус, и бросать дело на полдороге, я имею в виду наследство прабабушки Софьи. Нужно все-таки внести в этот вопрос ясность.

Я нажала кнопку звонка. Некоторое время ничего не происходило, и я уже снова потянулась к звонку, но тут раздался лязг замков, и массивная металлическая дверь медленно отворилась.

На пороге стоял рослый, немного сутулый мужчина явно весьма преклонного возраста, однако я не решилась бы назвать его стариком — такой силой и энергией дышала вся его мощная, подтянутая фигура. Левой рукой он придерживал за ошейник огромного косматого пса — кавказскую овчарку. Густая шерсть кавказца угрожающе дыбилась на затылке, мощная грудь тяжело и ровно вздымалась.

— Вы — Иван Францевич? — удивленно спросила я.

Облик этого человека был вовсе не таким, как я ожидала.

— Нет. — Мужчина усмехнулся, будто я сморозила редкостную глупость.

Овчарка приоткрыла пасть, обнажив страшные желтоватые клыки, и осклабилась, словно тоже смеясь над моими словами.

— Спокойно, Шторм, спокойно, — велел мужчина, крепче прихватывая поводок.

— Кто там, Парфеныч? — раздался голос из глубины квартиры.

— Дамочка какая-то пришла! — крикнул Парфеныч через плечо. — Шторма боится, меня за вас приняла…

. — И ничего я не боюсь! — Я обиделась и протянула руку, собираясь погладить собаку. Однако Шторм так низко и грозно зарычал, что я невольно подалась назад и убрана руку за спину.

— То-то. — Парфеныч усмехнулся. — Шторм — собака серьезная, баловства не уважает.

— Я Софья Голубева, — наконец представилась я, окончательно смешавшись.

— Проходи, Софья Голубева, — огромный старик посторонился, освобождая проход и оттаскивая Шторма еще немного в «сторону, — Иван Францевич тебя поджидает.

Пройдя длинным полутемным коридором, я вошла в просторный, старомодно обставленный кабинет. Массивная темная мебель, пыльные бархатные портьеры, на стенах несколько портретов и старинных гравюр. За огромным письменным столом красного дерева сидел пожилой человек с редкими седыми волосами, аккуратно распределенными по желтоватому блестящему черепу. Глаза его, голубые и чрезвычайно острые, внимательно изучали мое лицо.

— Да, вы на нее похожи, — проговорил наконец хозяин кабинета, встал из-за стола и двинулся ко мне навстречу, — у вас ее глаза…

Таких старозаветных старичков я видела, пожалуй, только в кино. Он был облачен в домашнюю куртку из темно-бордового шелка, обшитую черным кантом, на шее повязан черный шелковый платок. Подойдя ко мне, слегка склонился, блеснув желтоватой лысиной, и поцеловал мне руку. Надо же! Ну просто как в каком-нибудь романе позапрошлого века!

— Парфеныч! — крикнул он в коридор. — Сообрази-ка нам чайку! Или вы будете кофе?

— Я буду то же, что и вы, — ответила я, проникаясь духом прошлого и решив состязаться с хозяином в вежливости.

— Я пью кофе только по утрам, а то заснуть не удается, а в вашем нежном возрасте можно многое себе позволять… Помню, чего я только не вытворял лет в тридцать-сорок! — И ювелир выразительно закатил глаза.

Он усадил меня в глубокое кожаное кресло перед низким инкрустированным столиком. Через минуту появился Парфеныч — на этот раз без собаки, и поставил перед нами чайник, чашки, вазочку с печеньем и другую — с конфетами.

— Позвольте старику за вами поухаживать, — произнес Иван Францевич, наливая красновато-золотой чай в темно-синюю красивую чашку. — Берите шоколад, очень хороший, швейцарский. Непременно нужно есть шоколад! Он очень полезен для мозга.

Я пригубила чай с нежным ароматом бергамота, поставила чашку и протянула ювелиру прабабкино письмо:

— Вот, вы видите, что она здесь пишет? «Иван Францевич поможет тебе разобраться с ними». Вы понимаете, что Софья Алексеевна имела в виду?

Старик внимательно прочел письмо и пожал плечами:

— Понятия не имею… Может быть, она что-то добавила на словах? Или вам не удалось поговорить с ней?

— Она что-то сказала об алмазах… Но я думаю, что к этому времени бабушка была уже в агонии и просто заговаривалась.

— Может быть, может быть, — задумчиво проговорил ювелир, — хотя она всегда была женщиной чрезвычайно здравомыслящей…

Он поставил на стол свою чашку, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Когда я подумала, что он попросту задремал, Иван Францевич неожиданно заговорил тихим, словно доносящимся издалека голосом: