Рагу из любимого дядюшки

— Естественно. — Администратор изобразил лучезарную улыбку в мою сторону и грозный оскал в сторону продавщицы.

— Впрочем, я, пожалуй, заплачу наличными… Может быть, вы лично обслужите меня? — протянула я тоном скучающей миллионерши. — Я, пожалуй, возьму этот костюм, эти брюки и эти два топа, и еще мне нужно подобрать что-нибудь летнее, воздушное, желательно в бледно-салатной гамме…

— Я полностью в вашем распоряжении! — радостным голосом пропел администратор, а затем прошипел побледневшей продавщице: — С тобой, Аникеева, я поговорю после смены!

Прошла неделя. Я понемногу привыкала к своему положению богатой наследницы. Теперь у меня появилось множество дел и развлечений, о которых раньше я и не подозревала. Однако прежде всего нужно было подумать о своем собственном жилье.

Возможно, я повела себя глупо, но отчего-то мне не хотелось переезжать и оставлять Маргариту полной хозяйкой в маминой квартире. Я пыталась начать с отчимом переговоры об обмене, он встретил их в штыки. Для того чтобы он поверил, что я не собираюсь ущемить его интересы, нужно было в подробностях рассказать ему всю историю про алмазы, доставшиеся мне в наследство от прабабушки Софьи. Но Владимир Николаевич был последним человеком, с которым мне хотелось этим поделиться. Отношения наши, и раньше не блестящие, за эти две недели испортились окончательно.

Маргарита смотрела на меня с подозрением и завистью, обшаривая жадным взглядом новую одежду, и потихоньку зверела. Обстановка в квартире стала взрывоопасной, раньше я как-то могла ее выносить, теперь же сил уже не было. Я склонялась к мысли все бросить и купить новое жилье, но, прежде чем начать такое ответственное дело, следовало поправить мое сильно пошатнувшееся здоровье.

Иван Францевич советовал поехать куда-нибудь отдохнуть и сменить обстановку. Я была не против — пара недель у теплого моря совсем не помешает. Я заслужила и больше, но пока не могу себе этого позволить — дела…

Я посетила несколько турфирм и решила, что полечу на Тенерифе, в марте на Канарах все цветет и вообще замечательно. Оставался самый главный вопрос — куда девать на это время Багратиона? О том, чтобы оставить его дома на попечении Маргариты, не могло быть и речи. Даже если бы я пригрозила снять с нее скальп за один только волосок, который выпадет из кошачьей шкуры, Марго, я думаю, согласилась бы всю оставшуюся жизнь ходить в парике, только бы избавиться от кота.

Мадам Брошкина к Багратиону относилась неплохо, но одно дело — встречаясь на лестнице, сюсюкать и чесать его за ухом, а совсем другое — заботиться о животном целых две недели. К тому же она недавно растянула ногу, так что спускаться и подниматься по лестнице с тяжеленным котом в сумке ей было не под силу.

У меня остался единственный близкий человек, который обладал необходимым набором качеств — ответственностью, порядочностью, — того, чтобы я могла без опасений доверить ему самое дорогое, что осталось у меня от прабабушки Софьи. Разумеется, это был Иван Францевич.

Я позвонила ему по телефону и робко поинтересовалась, не сможет ли он мне помочь. Старик расшаркался и необдуманно пообещал, что готов для меня на все. Уж не знаю, чем я ему так нравлюсь, возможно, он делает это в память о моей прабабке.

При таком раскладе ему неудобно было мне отказывать, но, услышав, что я прошу всего лишь подержать две недели Софьиного кота, Иван Францевич призадумался.

— Я бы всей душой, но, сами понимаете, боюсь, что Шторм будет против. И Парфеныч, а я не могу с ними не считаться…

— Но что же мне делать? — в отчаянии воззвала я.

Старик купился на мой жалобный тон. Договорились, что Парфенычу пока говорить ничего не станем, я принесу кота, а там посмотрим, как отреагирует на него Шторм.

Я робко поздоровалась с Парфенычем и поставила сумку на пол. Уже по его шагам за дверью я угадала, что Иван Францевич раскололся раньше времени.

— Вам Иван Францевич сказал…

— Да сказал! — проворчал старик. — Я-то что, а вот как пес к твоему коту отнесется! Сама понимаешь, Шторм — собака серьезная, порвет кота, как нечего делать!

Шторм стоял возле хозяина в явной растерянности. Такого в его практике еще не случалось. Пса явно разрывали противоречивые чувства: взглянув на меня, он начинал неуверенно вилять хвостом; переведя глаза на сумку, обнажал желтые клыки и тихо, угрожающе рычал.

Пока я в сомнении раздумывала, что предпринять, Багратион внутри сумки зашевелился, требуя свободы.

Была не была!

Я расстегнула «молнию».

Парфеныч крепко прихватил Шторма за ошейник.

Багратион плавным прыжком выскочил на пол, уселся в самой небрежной позе и принялся вылизывать лапу, делая вид, что до собаки ему нет никакого дела.

Шторм страшно зарычал и рванулся вперед с такой силой, что могучий Парфеныч едва устоял на ногах.

Багратион изогнулся, сгорбил спину и взглянул на кавказца с таким выражением на морде, как будто только сейчас заметил его.

«Это еще что за шавка? — говорил его взгляд. — Она о себе слишком много вообразила! Конечно, если собака будет знать свое место, я ее, так и быть, не трону!»

Несколько бесконечно долгих секунд звери играли в гляделки, и вдруг Шторм потупился и смущенно спрятал морду между лапами. Багратион удовлетворенно мурлыкнул, принял прежнюю расслабленную позу и продолжил прерванное умывание.

— Да… это… однако… — растерянно проговорил Парфеныч и наконец махнул рукой: — Испортили мне собаку… а ведь настоящий охранный пес был, натуральный зверь…

Я поняла, что могу быть спокойна за свое сокровище, никто его не тронет. Сердечно распрощавшись со всеми, я расцеловала кота в обе щеки и удалилась.

Я шла по улице и предвкушала, как послезавтра окунусь в теплое море и буду лежать под ласковым солнышком…

Вдруг ко мне подбежала смуглая женщина в яркой цветастой юбке и красном платке. Схватив меня за руку, она умоляющим голосом воскликнула:

— Дэвушка, красавица, помоги, котик разбился, помирает! Нэ знаю, что дэлать, совсем помирает!

Раньше я никогда не разговаривала с цыганками, опасаясь мошенничества. Впрочем, и они прежде не проявляли ко мне интереса, видимо, понимая, что с меня нечего взять.

Но на этот раз я не смогла остаться равнодушной. У нее умирает кот… Я представила, как переживала бы, если бы что-то случилось с Багратионом, и послушно пошла за ней.

Может, я просто была под гипнозом, во всяком случае, мне даже не пришло в голову усомниться в ее словах. .

Она быстрым шагом вошла в проход между двумя домами, миновала ряд металлических гаражей и свернула в темный угол двора, повторяя:

— Скорее, скорее, красавица! Совсем, совсем помирает!

Оказавшись в глухом и темном закутке, я наконец почувствовала беспокойство и вырвала у нее руку, воскликнув:

— Ну, где же он?

— Вот, — ответила цыганка и добавила, обращаясь уже не ко мне: — Вот, привела!

От кирпичной стены отделилась массивная мужская фигура, в которой я не сразу узнала своего американского дядюшку.

Он протянул цыганке купюру, и ее точно ветром сдуло.

— Что это такое?! — крикнула я в праведном возмущении. — Что вы себе позволяете?!

При этом я попыталась ускользнуть из темного тупика, но американец с неожиданной для его возраста и комплекции ловкостью заступил мне дорогу, и в его руке сверкнул хорошо знакомый мне складной нож с длинным узким лезвием.

— Ты отдавайт мне даймондс… отдавайт мне камни, и я тебя отпускайт! — завел он свою старую песню.

Надо сказать, мне она осточертела еще в Парголове.

— Приличный с виду человек, — попыталась я воззвать к его совести, — гражданин Соединенных Штатов… Ох, как же ты мне надоел!

Я понимала, что мои слова звучат на редкость глупо, не хватало только прибавить: «А еще шляпу надел», но я готова была говорить все, что угодно, лишь бы выиграть время. Хотя что мне это даст — я и сама не знала. В глухом закутке ожидать помощи было неоткуда.

Тем не менее мои слова неожиданно задели его за живое.

— Да, я гражданин Соединенные Штаты! — истерично взвизгнул мой родственничек. — Я законоподслушный налогоплательтчик! Я соблюдайт американский законы! Я гордиться свой страна!

— Ты, «законоподслушный»! — У меня потемнело в глазах от злости. — У себя в Америке ты, значит, соблюдаешь законы, а здесь можешь делать все, что угодно, размахивать ножом, угрожать убийством…

Он никак не отреагировал на мои слова и завел прежнюю песню:

— Отдавайт мне даймондс! Мой бизнес в Соединенные Штаты нуждаться в финансовый вливание! Я как законоподслушный налогоплательтчик обязан заботиться о свой бизнес, и меня ничто не остановить! Это мой неотъемлемый право и мой долг перед страна!

Похоже, этого озверевшего налогоплательщика действительно ничто не могло остановить. Он надвигался на меня неотвратимо, как айсберг на «Титаник», и размахивал своим ножом перед самым моим лицом…

И вдруг мимо пронеслось что-то огромное, косматое, страшное.

Американец отлетел от меня на несколько метров и рухнул спиной на грязную землю. При этом раздался такой грохот, словно рядом со мной обрушился буфет с посудой.

Мой американский родственник, истошно визжа, лежал на земле, а над ним стояла громадная кавказская овчарка и рычала так глухо и грозно, что даже у меня по коже поползли мурашки.

— Шторм… — сказала я наконец, переведя дыхание и справившись со своим голосом, — Шторм, дружочек, как же я тебе рада!

Мой косматый «дружочек» приветливо покосился на меня и даже слегка вильнул хвостом, но тут же повернулся к поверженному «налогоплательщику» и зарычал с новой силой.

— Уберите зверя! — взвыл американец, от страха даже утратив свой немыслимый акцент. — Я гражданин Америки! На меня нельзя рычать!

Шторм не разделял этого мнения и для усиления устрашающего эффекта клацнул огромными желтоватыми зубами перед самым лицом американца.

— Он не только рычать будет, — раздался рядом со мной скрипучий голос Парфеныча, — он сейчас тебе откусит что-нибудь лишнее!

— Что? — в ужасе спросил Эндрью.

— А это уж он сам выберет, — осклабился тот, — раз на раз не приходится. Помню, одному бандиту он… — Парфеныч покосился на меня и замолчал, плотоядно ухмыляясь.

— Парфеныч! — Я схватила могучего старика за руку и чуть не заплакала, почувствовав его сильное и уверенное пожатие. — Как я рада, что вы появились! Как вы меня нашли?

— Да вот вышли со Штормом погулять, а он все волнуется, все волнуется, будто что-то чувствует… А потом вырвался да как побежит сюда… Ну, я, понятное дело, за ним…

— Я вас прошу, — заныл американец, тяжело дыша и не сводя расширенных от страха глаз с грозной морды кавказца, — уберите своего зверя! У меня сегодня последний день… Я потому так торопился…

— Какой еще последний день? — сурово осведомился Парфеныч.

— У меня последний день виза… Я должен улетайт… Мой самолет через три часа…

Старик наклонился над американцем, залез во внутренний карман его пиджака и достал стопку документов.

Перелистав их, с сомнением взглянул на меня:

— Правда, виза у него заканчивается и билет на сегодня. Экономный, гад, пожалел билет с открытой датой купить… Ну что, Сонечка, отпустить поганца в его Америку, чтобы здесь и духу его не было, или разрешить Шторму немножко отвести душу?

— Ладно, пусть живет, если мы его больше не увидим…

— Мы со Штормом его проводим, — на губах Парфеныча появилась понимающая улыбка, — проводим и в самолет посадим! У нас не забалует!

«Вот и все, — думала я, — вот теперь действительно все кончилось. Впереди уже не будет ничего плохого. Сбылись бабушкины слова о том, что все наладится. Только я по-прежнему одинока… Может быть, это рок нашей семьи? Или расплата за наследство?»

Что-то не ко времени мне взгрустнулось… Я подняла голову и узнала знакомый дом, там располагалось издательство, в котором трудилась Ленка, вернее, там думали, что обложки рисует ее муж. Мыс ней не виделись больше недели… Стойте, а не она ли вышла из дверей издательства?

Понурая фигурка с опущенной головой уходила в сторону.

— Ленка! — не выдержала я. — Коломийцева, постой!

Она оглянулась, завертела головой, потом махнула рукой и пошла дальше. И тут до меня дошло, что она меня просто не узнала — с новой прической, в шикарном новом прикиде…

— Ленка! — Я догнала ее и развернула к себе.

— Ой, — она смешно наморщила нос, — Сонька, это ты?

Она окинула меня с ног до головы удивленным взглядом, поражаясь метаморфозе. Неделю назад она рассталась с нищей, задрипанной девчонкой, а сегодня ее приветствовала элегантная молодая дама, дорого и со вкусом одетая (возможно, я себе льщу, но только капельку).

— Что же с тобой случилось? — Ленка вытаращила глаза.

— Сначала скажи, что случилось с тобой.

Вид у нее был отнюдь не блестящий — вся какая-то поникшая, глаза на мокром месте.

— Пойдем! — Я потянула ее к ближайшему кафе. — Я так понимаю, ты никуда не торопишься…

— Теперь да, — скорбно сообщила она.

Я заказала кофе, сладкое, потому что оно снимает стресс, а также две рюмки коньяку.

— Ой, Сонька, — Ленка тяжело вздохнула, — у меня все плохо… Обстоятельства меня достали. Прикинь: Никитушка объявился!

— Неужели у него хватило наглости прийти к тебе?

— Нет, но звонит все время и говорит гадости… Мама уже боится к телефону подходить!

— В милицию заявила?..

Хотя что это я — в милиции придется все рассказывать в подробностях, и тогда возможны два варианта: либо Ленке не поверят, либо поверят и затаскают.

— С работой тоже все плохо, одна фирма разорилась, другая, для которой я рекламный ролик делала, помнишь?..

— Вроде… — с сомнением отвечала я.

— Ролик-то подошел, только в штат меня все равно не взяли… И еще в издательстве… Никита позвонил им и заявил, что больше работать с ними не будет. Это чтобы мне напакостить…

— Гад какой! А ты бы пошла и рассказала им, что это ты вместо него делала всю работу!

— Там такая девица… Кажется, у нее с Никитой что-то было… раньше… вот она теперь меня и третирует… — Ленка не удержалась и заплакала.

Я ее очень хорошо понимала, обидно ведь. Очевидно, и Никита отлично знал свою жену, знал, что ей стыдно рассказывать незнакомым людям, как подло с ней поступил муж. И, ничего не опасаясь, гадил ей где мог.

— Нет, ну до чего же отвратительный тип! — возмутилась я. — Жалко, что Олег тогда его не арестовал!

Ленка издала какой-то звук и быстро отвела глаза.

— Ну что еще? — недовольно спросила я. — Не хочешь Олегу жаловаться?

— Не говори мне о нем! — воскликнула она. — Слышать о нем не могу!

— Ну ты даешь! — изумилась я. — Этот-то чем тебе не угодил? Вроде хороший парень…

— Слишком! — страстно заговорила Ленка. — Он .. для меня слишком хорош! Он вбил себе в голову, что меня нужно опекать и охранять! Он считает меня абсолютно беспомощной и рвется обо мне заботиться, жаждет подставить свои широкие плечи и спрятать меня за свою широкую спину!

— А что тут плохого? — усмехнулась я. — Будешь за ним как за каменной стеной…

— Ну, знаешь! — вскипела Ленка, но тут же остыла, сообразив, что я подначиваю ее нарочно, и продолжала: — Мать на свою сторону перетянул, чай с ней уже три раза пил, кран в ванной починил, в поликлинику ее на машине свозил…

— Ужас какой! — вздохнула я.

— Она мне все уши прожужжала — дескать, парень золото, серьезный, солидный, не то что твой брандахлыст! Это она про Никитушку…

— Ну Олег, однако, дает — всего-то чуть больше недели прошло, как вы познакомились, а он уже столько успел!

— Сонька, я больше не могу! — пожаловалась Ленка. — Из-за всего этого и с работой ничего не выходит!

— Ну так выходи за Олега! — Я пожала плечами.

— Ты что — с ума сошла? — Ленка так заорала, что на нас стали оглядываться посетители кафе. — Я еще с этим-то не развелась, думаешь, я так сразу брошусь к другому? Считаешь, я и вправду такая беспомощная? Уж как-нибудь заработала бы, себя и маму прокормила бы, мне не привыкать!

— Ну так пошли его подальше!

— Боюсь, — призналась Ленка, — тогда мать совсем запилит, она и так из-за Никиты…

— Спокойно, — медленно сказала я, — из любого положения всегда есть выход, это не ты ли мне говорила не так давно? Значит, так. У тебя сейчас в работе перерыв?

— Вообще никакой работы нет, — пригорюнилась Ленка.

— Отлично! Значит, послезавтра летим с тобой на Тенерифе и отдыхаем там две недели! Вещей с собой много не бери, все, что надо, там купим. Ну, что смотришь? Я ведь у тебя деньги занимала? Ну так теперь натурой отдам!

— Сонька, да что с тобой случилось? — прошептала Ленка. — Ты разбогатела?

— Как видишь! Но это долго рассказывать, сейчас никак невозможно. Вот когда сядем в самолет, будет чем развлечься в пути…

— Сонька, я не могу, а что я им всем скажу?

— Ну, Коломийцева, я на тебя удивляюсь! — рассердилась я. — Маме скажешь как есть, что летишь со мной. А мужикам она пускай отвечает, что ты уехала и она понятия не имеет, где ты и когда вернешься. Они и отвяжутся, охота была им с мамой разговаривать!

— А мобильник?

— Мобильник можно отключить, хотя…

Мы быстро расплатились и выскочили из кафе. Перебежали дорогу и вошли в местный офис фирмы «Мегафон». Я отозвала в сторону симпатичного молодого человека, и мы очень плодотворно побеседовали. Расстались мы, обоюдно довольные друг другом. Я поймала машину и поехала к Ленке, чтобы объясниться с ее мамой. Дома Ленка набрала по телефону номер собственного мобильника. Мы приникли к трубке и услышали приятный женский голос:

— Абонент временно находится вне пределов Солнечной системы.