Ракетная рапсодия

7

Спустя примерно сорок часов после этих событий Сергей с Сергачевым стояли под электронным табло в зале вылета аэропорта Шереметьево, где заканчивалась регистрация рейса на Минск. Сергачев присоединился к Сергею всего за несколько минут до этого: занятый оформлением бумаги с разрешением на вывоз импульсного пробойника, он провел все утро у высокого начальства, и в аэропорт Сергея отвез один из его сотрудников. Бумага, сильно напоминавшая по содержанию документ, когда-то выданный миледи кардиналом Ришелье — «Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему повелению и для блага государства», с устрашающими печатями и в специальном пластиковом чехле, уже покоилась в багаже у Сергея. Сергачев, оставивший машину далеко от здания — парковка непосредственно у аэропорта запрещалась — и преодолевший последний километр бегом, нервно озирался вокруг, пытаясь отдышаться. Сергей, изучивший за последние полтора дня четыре альбома принципиальных схем и раздолбивший с помощью импульсного пробойника полтора десятка броневых листов из сплавов различного состава, придя вследствие этого в окончательно философское настроение, скептически наблюдал за толпой. До конца регистрации оставалось пятнадцать минут. Кажется, наконец отдышавшись и вытерев вспотевший лоб, Сергачев испытующе-тревожно оглядел Сергея.

— Ну вот, вроде наконец начинаем. Как говорится, чем никогда, так лучше поздно. Ладно, как-нибудь. Хорошо, я хоть бумагу вовремя привез. Генерала сегодня с утра к начальству вызвали, я уж думал, ну все. В последнюю минуту подписать удалось. Пока сюда гнал, наверно, все правила дорожного движения нарушил, слава богу, ГАИ не зацепило. Вы-то как, нормально доехали?

Сергей задумался.

— Хвоста вроде не было.

— Хвоста… — Сергачев, морщась, махнул рукой. — В этом ли дело… Оборудование тебе утром без проблем вручили?

— Да, вручили без проблем.

— Ну и то хорошо.

Успокоено кивнув, Сергачев оглядел громоздившуюся у ног Сергея раздутую черную сумку на ремне.

— Так это, стало быть, весь багаж твой?

Сергей сдержанно кивнул.

— Он самый. Как говорили раньше в социально-разоблачительных очерках — «нехитрый скарб».

— Тяжелый?

— Килограмм под тридцать.

— Ну, это еще туда-сюда. — Сергачев пытливо взглянул на Сергея. — Импульсный пробойник-то освоил?

Сергей поморщился.

— Это он меня освоил. В глазах до сих пор искры стоят.

— Стержней много запорол?

— С полсотни, наверно.

— А с собой сколько дали?

Сергей задумался.

— Да примерно столько же. Не считал. Вязанка большая, с запасом. Ваши говорят, и на баллистическую ракету хватит.

— Типун тебе на язык. Ну ладно. Как вообще настроение? К работе готовым себя чувствуешь?

Сергей сурово взглянул на Сергачева:

— Вчера завел будильник на шесть утра. Будильник не зазвонил, но я все равно проснулся вовремя. Мы, коммунисты, сделаны из особого материала.

— Ну добро. Значит, настроение боевое. Ну ладно, дай бог, все получится, дай бог. Технически ты вроде экипирован. Как считаешь?

Сергей пожал плечами.

— Технически да, а вот идеологически… Вообще, легкомысленно вы как-то меня снаряжаете. Все-таки за границу еду, в неведомую страну. Как там будет да что. Вы б мне хоть русско-белорусский разговорник купили.

— Зачем тебе разговорник? Ты что там, с кем-то разговаривать собираешься?

Сергей стоически кивнул.

— Понятное дело, ежели что случится, то первым делом молчать придется, но все-таки…

— Незачем тебе разговорник. Ты, главное, со мной поговори. Как позвоню, так сразу за дело берись. А больше разговаривать нечего.

— Как скажете. Как, кстати, разговаривать-то будем, когда позвоните? Не открытым же текстом. Или у нас какая-нибудь условная фраза будет? Ну там, типа, «высылай устав»?

— А чего условного-то. Деньги перечислены и все ясно.

Сергей вздохнул.

— Как-то это все прозаично. Впрочем, как говорил д’Артаньян, такая проза мне нравится. Ладно, Петр Николаевич, бог даст, справимся.

— Надо справиться. Ты не думай, я тут без тебя сложа руки сидеть не буду. Как уедешь, сразу буду генерала настропалять, чтоб, не дожидаясь министра, платежи продавливал. Авось получится что-нибудь.

— Ну, это-то понятно.

— Это нам с тобой обоим надо понимать. — Сергачев проникновенно заглянул в глаза Сергею. — Нет у нас с тобой, Сергей, права на ошибку. Дело о судьбах многих людей идет. Понимаешь?

— Понимаю, Петр Николаевич.

— Многое и очень важное решится, если вы с Вадимом все как надо успеете. — Он тревожно взглянул на Сергея. — Успеете, как думаешь?

Побронзовев, Сергей сурово-отрешенно посмотрел в пространство.

— Должны успеть.

Сергачев оглянулся на табло.

— Регистрация твоя кончается. Пойдем.

Они остановились у багажных столов. Сергачев вновь обернулся к Сергею.

— Насчет денег не волнуйся. Может, все это и затянется на пару дней, но не больше, деньги будут, это точно. Андрей все как надо сделает, ну и я за всем прослежу, осечки не будет. Это ты твердо должен понимать.

Сергей улыбнулся.

— Как говорил Мао Цзэдун Хуа Го Фэну, если дело в твоих руках, я спокоен.

Сергачев отрывисто махнул рукой.

— Им там легко спокойными быть. Они ж, е… твою, китайцы. По тыще лет живут, им все до фонаря. Только гондоны вовремя надевать, а так жизнь — лафа. То ли дело у нас. — Распрямившись, он решительно взглянул на Сергея. — Ну что ж, Сергей. Высоких слов говорить не хочу, но сейчас все от тебя зависит. Не подведешь?

Сергей посмотрел ему в глаза.

— Верь мне.

Они обнялись. Сергей приподнял сумку и, закинув ремень на плечо, направился к регистрационным барьерам. Получив посадочный талон, он прошел в следующий зал на досмотр. Народу перед рентгеновским аппаратом было уже немного. Вытащив из сумки полиэтиленовую папку с разрешительной бумагой и сунув ее в скрученном виде во внутренний карман куртки, Сергей, когда подошла его очередь, приземлил сумку на транспортную ленту, медленно потащившую его багаж внутрь. Ожидая неизбежных расспросов, он остановился по ту сторону транспортера. Таможенник за столом у монитора о чем-то беседовал с привалившимися к его столу двумя девушками в форме. Бросив взгляд на экран, он на секунду нахмурился.

— Что это у вас?

Сергей секунду смотрел на него.

— Графический акселератор для Windows.

Еще раз взглянув на экран, словно проверяя сходство, таможенник нажал на кнопку. Лента поехала, вывалив в объятия остолбеневшему Сергею сумку с двумя газовыми баллонами и пятнадцатикилограммовым устройством, с помощью которого можно было взрезать обшивку любого летательного аппарата, включая ИЛ-86 и многоразовый корабль «Буран», если его только не разрезали раньше согласно договору о сокращении чего-нибудь. Подхватив сумку и вновь набросив ремень на плечо, Сергей отправился дальше в накопитель, размышляя о перспективах международного терроризма, особенностях российской государственности и о многом другом. Быстро подъехавший автобус, громыхая, довез его и еще нескольких опоздавших пассажиров до самолета и, так же громыхая, потащился назад. Поднявшись по трапу и пробравшись на свое место, Сергей почти сразу увидел из окна, как трап отъехал, стюардессы прочитали свою никому не нужную лекцию о спасательных жилетах, двигатель завелся, и самолет стал выруливать на взлет. Без особых сложностей он взлетел, за окном наклонилась земля с белой россыпью спальных микрорайонов, потом все погрузилось в облака, и Сергей отвернулся от иллюминатора. Поправив громоздившуюся у его ног сумку, которую он с трудом впихнул между рядами, — соседей, к счастью, у него не было, — он опустил спинку сиденья и, насколько позволял угол обзора, посмотрел кругом. Пассажиров в салоне было немного, половина кресел пустовала. Полет обещал быть скучным. Еще раз посмотрев в окно, по-прежнему залепленное туманом, он откинулся к спинке кресла. После суматошного утра, проведенного в ведомстве Сергачева за получением спецтехники, а затем в аэропорту, в ожидании самого Сергачева, он впервые остался один. Неожиданно он поймал себя на том, что ощущение, которое он сейчас испытывал, было ощущением какой-то странной высвобожденности, почти свободы. В размеренном течении жизни наступил то ли перерыв, то ли затишье, во всяком случае происходило что-то новое. Впрочем, это была иллюзия. Понимая ее истоки, под ровный шум двигателя он задумался, вспоминая, были ли в его жизни за последние годы какие-то изменения. Ничего особенного не вспоминалось. Пожалуй, единственным исключением были те два раза за последние восемь лет, когда ему удалось взять отпуск. Оба раза жена уговорила его поехать вместе с ней и дочкой за границу. Глядя в окно, он вспомнил Шарм-эль-Шейх и Анталию. Пожалуй, эти поездки пропали даром. Они были полезны для жены и дочки, которым надо было отдохнуть и укрепить здоровье, сам же он, наверно, просто не умел отдыхать. В сущности, все для него свелось к многочасовому сидению у бассейна, чтению второго тома Дельбрюка и терпеливо-покорному вниманию, с которым он по инициативе жены вынужден был осматривать какие-то бессмысленные местные достопримечательности. Что-то похожее, судя по всему, было и сейчас. Изменением это не было, еще один эпизод все в той же жизни, остановка в пути, причудливое переключение режимов в системе. Отметив изменившийся шум двигателя, он повернул голову. Самолет поднялся выше, туман сдернуло с окон. Внизу сахарно круглились искрящиеся волны облаков. Долгий полет. Не зная, чем занять себя, он стал вспоминать детали принципиальной схемы бортового процессора, которую он изучал вчера вечером. К собственному удовлетворению, он обнаружил, что в основном все помнит. Впрочем, внутренний просмотр принципиальной и монтажной схем быстро возымел и иное, незапланированное действие. Незаметно для самого себя Сергей заснул.

Самолет ударил колесами о бетон полосы, и Сергей открыл глаза. За иллюминатором вяло поблескивало под неярким солнцем бетонное иоле аэродрома. Пассажиры, как всегда не обращая внимания на предостерегающие надписи, засуетились, протаскивая вещи через проходы. Помаявшись в томительной толпе у выхода, Сергей спустился по грану и в грохочущем автобусе, похожем на московский, в общей массе доехал до аэропорта. День был неяркий, но теплый, низкие синевато-серые облака прижимали тепло к земле. Найдя в зале аэропорта обменный пункт и поменяв российские рубли на белорусские, Сергей вновь закинул свой багаж на плечо и вышел на площадь. Взять такси оказалось несложно — видимо, для большинства прибывших это было слишком дорогим удовольствием. Назвав шоферу гостиницу, где Андрей с помощью старых знакомых из белорусской службы эксплуатации должен был заказать ему номер, Сергей откинулся в кресле.

Отремонтированное шоссе, бегущее за окном, и два десятка кварталов традиционной советской архитектуры. Площади, сухие фонтаны, длинные белесые прямоугольные здания. Вытащив сумку из багажника и войдя в холл гостиницы, Сергей абсолютно без всяких проблем оформил проживание. Поднявшись в свой номер, он бросил сумку в шкаф и, присев на кровать, задумался.

Особых дел у него не было. Идти в местное министерство, куда бы он попал не раньше четырех часов, не имело смысла, ничего другого в программе не значилось. Уик-энд на необитаемом острове. Помня о полученной в Москве рекомендации не включать мобильный, пока он находится в Белоруссии, он узнал у дежурной номер своего гостиничного телефона и, позвонив Андрею, продиктовал его для передачи Сергачеву, как у них заранее было оговорено. Узнав заодно, что никаких изменений с момента его вылета не произошло, он перебросился с Андреем несколькими вяло-философскими фразами и повесил трубку. В коридоре было тихо, гостиница, по-видимому, по большей части пустовала. Ничегонеделание давило непривычным грузом, времени впереди было еще много. Поднявшись и немного постояв у окна, он запер номер и, спустившись, вышел на улицу.

День был безветренный и тихий. Идти можно было в любую сторону, в Минске Сергей раньше никогда не был. Наугад он прошелся вокруг гостиницы. Больше чистоты, больше советской прямоугольности, больше беременных женщин на улицах. Вероятно, у города существовал исторический центр, но гостиница была в центре советском, парадном. Бесцельно побродив еще полчаса, Сергей вернулся в гостиницу. Зайдя в ресторан, он что-то съел и снова поднялся к себе в номер. С ощущением остановившегося времени следовало, наверно, примириться. Пройдясь по комнате, Сергей включил телевизор. Все местные программы показывали что-то похожее на «Сельский час», а может быть, это была одна и та же программа на нескольких частотных каналах. На содержании российских программ Сергей предпочел не задерживаться. Пауза. Выключив телевизор, он достал из сумки Дельбрюка и сел с ним в кресло. Проведя в таком положении остаток дня, он дождался темноты и лег спать.

Следующее утро было ясным, солнце било в окно. Побрившись и приведя себя к виду, пригодному для официального общения, Сергей сел за телефон и стал названивать тем людям из службы эксплуатации, с которыми собирался встретиться сегодня. Не сразу преуспев в этом, поскольку в министерстве шла утренняя планерка, он наконец поговорил с обоими, условился о времени и заказал себе пропуск. Больше его в гостинице ничто не задерживало. Чувствуя себя немного непривычно без папки или кейса в руках, он, спустившись вниз, вышел на улицу. Утренняя свежесть, простор улиц, проносящиеся мимо машины, шум и движение. Ожидавшие его сегодня встречи особых перспектив не сулили. Иллюзий на этот счет строить не стоило. В принципе при иных обстоятельствах производимое ими с Андреем оборудование могло быть закуплено белорусской стороной, но у местного министерства не было денег, оба они об этом знали, говорить же о закупках на следующий год во втором квартале текущего было по меньшей мере преждевременно. Скорее всего, все должно было свестись к технически-светской беседе. Наверно, и сам Андрей это понимал. Вспомнив разговор с ним, Сергей усмехнулся. Он понимал, что практическому и осторожному Андрею где-то в глубине души была чужда предложенная Сергачевым авантюра, и, видимо, неосознанно не доверяя ей, несмотря на связанные с ней головокружительные перспективы, он из инстинктивного стремления к порядку попросил Сергея совершить эти в сущности бессмысленные визиты, чтобы хоть чем-то практическим оправдать в собственных глазах эту поездку. Прав ли он был в своем инстинктивном скепсисе, могло показать лишь будущее.

Сергей спустился в метро. Все как в Москве. Обтекавшая его со всех сторон толпа давила все прочие звуки и вытесняла мысли. Один. Один в этом незнакомом и вместе с тем таком привычном городе, перед странной цепью поступков, которые ему предстояло совершить и в ожидании которых ему предстояло провести один или несколько дней, Сергей шел в толпе. Несколько дней в незнакомом мире, а затем возвращение в привычный аквариум. Проехав несколько остановок, Сергей вышел на пересадку. Предстоящая встреча, при всей своей бессмысленности, показалась ему сейчас необходимой и уместной, она помогала на что-то потратить время, без нее ему трудно было бы переждать сегодняшний день, как, наверно, трудно ему будет, скорее всего, переждать следующие дни. Думая о том, что сегодняшней встрече надо будет придумать какое-то продолжение или придумать себе какое-то иное занятие на случай, если его пребывание в этом городе затянется, Сергей шел в негустой, схлынувшей сейчас толпе по плитам станции, глаза его машинально искали указатель перехода.

И в этот момент что-то случилось. Навстречу ему шла девушка. Высокая, но не худая, скорее пропорциональная для своего роста, она шла, не глядя ни на кого, по-утреннему опустив глаза, почти кивая головой в такт шагам, кажется, досыпая на ходу. При росте явно выше метр восьмидесяти и тем не менее в туфлях на высоком каблуке, в короткой юбке, открывавшей высокие крупные ноги, она шла с животно-упругой, чуть утяжеленной грацией, и в движении, походке ее была какая-то бездумная утренняя приторможенность.

Замедлив шаги, Сергей мгновение смотрел на нее. Ощущая, что отчего-то не может пройти мимо, с неясным уколом в сердце, ни секунды не раздумывая, он повернулся и пошел за ней. Пройдя половину платформы, он вошел вслед за ней в подошедший поезд. Вагон был не густо заполнен, она сразу села на единственное свободное место, поставив сумку на круглые колени и уронив голову. Груди под ее свитером тяжело провисали. Они проехали остановку, потом другую. Стоя над ней, держась за поручень, Сергей напряженно ждал, пока девушка поднимется. На четвертой остановке она, нехотя подняв голову, озабоченно встала. Сергей вышел из вагона вслед за ней. Выбравшись из толпы, они пошли по переходу. Она шла, все так же ни на кого не глядя, и, ощущая, как уходит время, Сергей почувствовал, что уже не может не заговорить с ней. Прибавив шагу, он поравнялся с ней и тронул ее за плечо.

— Простите, можно вас на минутку?

Не замедляя шага и, кажется, ничему не удивившись, она повернула голову в его сторону.

— Да?

Не думая о том, как он сейчас выглядит, Сергей секунду смотрел ей в глаза.

— Извините, пожалуйста. Место неподходящее, но мог бы я еще раз вас увидеть?

Глядя как будто сквозь него, она на секунду замешкалась. Сергей напряженно двигался рядом с ней.

— Вам как-нибудь можно позвонить?

Словно наконец поняв вопрос, она словно с вежливым сожалением повела плечами.

— А звонить некуда. Я живу на Профсоюзной, у нас на всю Профсоюзную один телефон, так что вряд ли.

Поняв по интонации, что Профсоюзная — это какой-то пригород Минска, Сергей неотрывно смотрел на нее:

— Мне очень хотелось бы вас увидеть. Можно мне с вами пройти?

Она все так же терпеливо-непонимающе смотрела на него.

— Пожалуйста. Только я тороплюсь на работу.

Больше всего боясь, что разговор сейчас оборвется, он пошел рядом с ней. Они вышли на следующую платформу; войдя в поезд, они встали друг против друга. Словно спеша выговориться, он заглянул ей в лицо.

— Я инженер-радиоэлектронщик, разработчик радиоэлектронной аппаратуры. Модемы, кодеки, мультиплексоры — это все мы делаем. В общем, все для передачи цифровых потоков. — Чувствуя, что его несет куда-то не туда, Сергей крутанул головой. — Ну и торгуем всем этим, я директор, у меня своя фирма. В общем, зарабатываем неплохо, жить можно.

Она слушала не перебивая. Глядя на нее, Сергей не мог понять, какое впечатление производят его слова. Кажется, она просто спала на ходу.

— А вы кто?

Она как-то затуманено посмотрела на него.

— Я? Я художник-аниматор. — Она помешкала. — Точнее, фазовщик.

— Что это?

Она секунду помедлила, словно пытаясь выразить что-то:

— Ну, мультфильмы из картинок состоят. Я их перерисовываю. Картинку за картинкой. И так все время.

— Весь рабочий день?

Она, словно избегая его взгляда, кивнула.

— Весь день. Иногда на дом беру. Чаще на дом. Вот так рисую.

— На бумаге?

Она серьезно покачала головой.

— На кальке. — Она снова помедлила. — Штифты специальные для фиксации, на кальках дырки. Ну и вперед, по двести картинок в день. — Она выжидающе смотрела на него, словно не понимая, зачем ему все это.

Он, больше чувствуя, чем понимая произнесенное, слушал се.

— Много платят?

Словно что-то угадывая в его взгляде, она с сожалением покачала головой.

— Не-а.

— А работы много?

Она покачала головой снова.

— Сейчас мало. Мультфильмов мало делают. Почти не делают. Правда, еще клипы. Иногда Москва заказывает. Но тоже мало. Редко удается работу взять.

Слыша и не слыша, одновременно что-то улавливая помимо слов, Сергей смотрел на нее.

— А на Профсоюзной у вас легко работу найти? Есть работа? — Он сам не понимал, почему спросил это.

Она, быстро взглянув на него, с какой-то затаенной улыбкой опустила глаза.

— Нет.

— Нет?

— Нет.

Двери открылись, они вышли из вагона. Остановившись у колонны, она снова терпеливо-ожидающе повернулась к нему.

— Вы извините, мне на работу пора.

— Вы не могли бы мне позвонить?

Секунду помедлив, она пожала плечами.

— Наверно.

— Пожалуйста, запишите мой телефон. Я буду ждать. Мне очень хотелось бы вас увидеть.

Секунду поколебавшись, она расстегнула висевшую у нее на плече большую сумку. Ревниво заглядывая ей через плечо, Сергей, торопясь, проговорил свое имя и гостиничный номер, сам удивляясь, как помнит его.

Вытащив и раскрыв огромный блокнот, она спокойно-послушно записала все им сказанное затейливо-крупным кругловатым почерком с наклоном влево.

— Пожалуйста, позвоните сегодня. Хорошо?

Она кивнула.

— Хорошо.

Сергей, словно не веря, смотрел на нее, ловя ее взгляд.

— Только пожалуйста, обязательно, я буду ждать.

Она бесстрастно кивнула еще раз.

— Хорошо.

Кажется, чувствуя его сожаление, она серьезно, как бы успокаивая его, посмотрела на него с прежним выражением спокойного терпения.

— Сегодня я вам позвоню.

— Мне можно после шести.

— Хорошо, после шести. — Спрятав блокнот, она выжидающе посмотрела на него снова. — Извините, мне пора.

— До свидания. Я буду ждать.

— До свидания.

Повернувшись, она неторопливо пошла к эскалатору. Стоя у колонны, Сергей завороженно смотрел, как она удаляется, чуть раскачиваясь на длинных, гладконалитых ногах. Она смешалась с толпой и скрылась из виду. Сергей еще секунду постоял у колонны. Отлепившись от нее, он механически пошел назад. Еще не вполне сознавая, что произошло, он поискал глазами вывеску, пытаясь понять, где он сейчас находится. Судя по всему, он находился в противоположном от нужного ему конце города. Вновь войдя в вагон, Сергей прислонился к закрывшейся двери. Вспоминая, что он только что сказал девушке, он с тревогой подумал, сумеет ли он в самом деле вернуться в гостиницу к шести, как обещал ей. Чувствами он еще находился внутри разговора с ней, как бы без слов продолжая его и думая о реальном продолжении. Ощущая возбуждение и встревоженность в душе, он почему-то ни секунды не сомневался, что она ему позвонит. Выйдя из вагона, он вновь пошел по переходу. Все произошло слишком быстро. Вновь мысленно проживая разговор с ней, он вдруг понял, что даже не спросил, как ее зовут. Впрочем, голос ее по телефону он узнал бы мгновенно. Выйдя на платформу и взглянув на электронные часы, он успокоено подумал, что, как бы ни затянулись его переговоры в министерстве, вернуться в гостиницу к шести он успеет обязательно. В приподнято-бездумном настроении дождавшись поезда и войдя в вагон, он в следующие полчаса без приключений добрался до министерства. В министерстве все развернулось по неожиданному сценарию. Первым же документом, который подал ему после обычных вступительных фраз начальник службы эксплуатации, было техническое предложение о реконструкции местной сети, где в качестве базового аппаратурного решения значились модемы их конкурентов, фирмы из Питера. Невольно забыв обо всем, в том числе о только что случившейся встрече, Сергей ошеломленно запросил у собеседника объяснений. В ответ он был послан в технический отдел, где нашелся один из ведущих специалистов, с чьей подачи оборудование их конкурентов попало в план. Пяти минут разговора с этим человеком хватило, чтобы понять, что случившееся не было результатом полученной им взятки или какой-либо иной личной заинтересованности, а произошло чисто случайно, когда этот специалист, вполне бесхитростный человек и дельный инженер, был в командировке в Петербурге и на одной из линий случайно увидел аппаратуру их конкурентов. Искусственная оторванность белорусской стороны от российской уже сказывалась здесь: в Минске достаточно смутно представляли, что и кем производится в России, не зная, в частности, что продукция питерцев хотя и незначительно, но все же уступает изделиям их компании. Следующие три часа ушли на чтение лекции об их оборудовании, проведение ликбеза по технической ситуации в России, звонки в Москву Андрею и срочное сбрасывание им по электронной почте технических описаний, копий российских сертификатов и дополнительную обработку, которую всполошившийся Андрей проводил с местными специалистами по телефону. Колотеж был оправдан, речь шла о крупном контракте. В итоге всех переговоров им удалось убедить местные службы убрать из документа упоминание о конкретной аппаратурной версии и дать примечание, что вопрос будет решен позднее. Отправившись к руководству отдела и еще на полчаса задержавшись там, Сергей договорился о командировании все того же сотрудника в Москву в следующем месяце для знакомства с их аппаратурой на месте. Отзвонив после всего этого еще раз Андрею и успокоив его, что нежелательный ход событий блокирован, он вернулся в службу эксплуатации и еще час провел там, утрясая другие попутные вопросы. Было уже около трех, когда он вышел из здания министерства с чувством выполненного долга и сознания того, что ему неожиданно удалось предотвратить события, о которых при иных обстоятельствах они с Андреем могли бы даже не узнать. Оглядевшись по сторонам и в ту же секунду снова вспомнив об утренней встрече, он спустился по широким ступеням. До метро идти было недолго. Направляясь туда, он поймал себя на том, что путь обратно на метро уже заранее представляется ему невыносимо длинным, и всерьез подумал, не взять ли ему такси, чтобы быстрее добраться до гостиницы на тот случай, если она позвонит ему раньше шести. Умом понимая, что все это глупо, он, выдержав характер, не стал делать этого, спустившись в метро и войдя в вагон. Вновь прислонившись к двери, за которой неслась чернота, он, снова целиком рухнув в воспоминания об утренней встрече, стал думать о ней. Вспоминая ее, он вдруг почувствовал, что не может точно восстановить в памяти ее лица. Было лишь общее впечатление проступающих из серебряной дымки густых, до плеч, волос, высокого лба, непонимающе глядящих и одновременно с этим что-то угадывающих глаз. Впечатление лица и тела. Лицо и тело были как бы одним, но больше он чувствовал, почти кожей ощущал ее тело, оно было высоким, крупным; в разговоре был момент, когда он стоял совсем близко от нее и скорее не увидел, а почувствовал, что на каблуках она почти одного роста с ним. Молочно-белая кожа ее шеи. Он снова попытался представить себе ее лицо. Полные, чуть вывороченные губы, вздернутый нос. Ее можно было бы назвать белой негритянкой, если бы лицо ее не было таким веснушчато-русским. Во весь свой рост она стояла перед ним, он почти физически ощущал ее присутствие. Чувствуя тепло от этого видения и тревожась о том, что сегодня произойдет, он дотерпел подземный путь до конца и, поднявшись наверх, невидяще пошел к гостинице. На автопилоте принимая решения, он зашел в ресторан и снова съел там что-то, чтобы ненужное чувство голода вечером не отвлекало его. После этого он поднялся в номер и стал ждать. Часов у него не было; зайдя в комнатку дежурной и перебросившись с ней несколькими приветливыми фразами, он одолжил у нее будильник и, вернувшись в номер, поставил его перед собой на стол. Сев в кресло и раскрыв Дельбрюка, он попробовал перечитать описание битвы при Тагинэ, сам удивившись, когда ему удалось это сделать. Сидя в кресле, иногда читая, иногда вновь вспоминая, иногда резко поднимаясь из кресла, прохаживаясь из угла в угол по комнате и бессмысленно выглядывая в окно, он провел следующие полтора часа, дождавшись, когда стрелка почти вплотную подошла к шести. Отложив книгу, он стал смотреть на часы. Умом понимая глупость подобных надежд, он вместе с тем неосознанно надеялся и втайне ждал, что звонок раздастся, когда стрелки покажут ровно шесть. Звонка не было ни в шесть, ни в четверть седьмого. Подойдя к телефону, он снял трубку, проверяя, есть ли гудок. Телефон был исправен. Оставалось ждать. В течение следующих трех часов, уже ни о чем не думая и ни о чем не вспоминая, он просто бессмысленно ждал, расхаживая из угла в угол по комнате, пока за окном постепенно сгущалась тьма. Когда стало совсем темно, он включил в комнате свет и присел на кровать. Было уже девять часов. Вспомнив то, что она говорила ему, что у них на всю Профсоюзную один телефон, он понял, что если она дома, то уже не имеет возможности позвонить ему, и если бы она хотела сделать это, то позвонила бы ему с работы или из автомата вскоре после окончания рабочего дня. Сергей подпер кулаком щеку. Возбуждение ожидания спало, ему стало ясно, что она не позвонит. Не зная, что думать, он, сцепив руки за головой, опустошенно откинулся на кровать. И в этот момент прозвенел звонок. Бросившись к телефону, Сергей, еще боясь верить, сдернул трубку. Это был Андрей. Уже добравшись домой, он хотел знать, чем окончательно завершились переговоры. Сделав над собой усилие, Сергей рассказал ему то немногое, что произошло после их предыдущего разговора. Узнав заодно, что министр еще не приехал, а Сергачев во время дневного разговора с Андреем лишь уточнял технические вопросы, касающиеся договора, и не сообщил ничего нового, Сергей выслушал ободряющие напутствия Андрея и повесил трубку. Не находя, куда деть себя, он лег на кровать. Девушка не позвонила, и, если она не позвонила сегодня, это, скорее всего, означало, что она не позвонит ни завтра, ни вообще никогда. Вместо этого в ближайшее время, а может быть, уже завтра мог позвонить Сергачев со своей стартовой фразой, и, если предположить, что девушка позвонила бы в один из ближайших дней, это был бы уже звонок в никуда. Поднявшись с кровати, Сергей подошел к черному оконному стеклу. Иллюзия рассеялась, и надо было решать, как с этим жить дальше. В стекле не было ничего, кроме его собственного отражения. Отвернувшись, он некоторое время, сосредотачиваясь, смотрел в пространство комнаты. Да, забыть ее будет нелегко. Он вдруг понял, что произнес это вслух. В каком-то опустошении он вновь рассеянно прошелся по комнате. Профсоюзная. Вероятно, пригород или город-спутник. Если так, она не могла приехать оттуда на метро, она должна была приехать на автобусе или электричке. Сергей попробовал вспомнить, в какое точно время он встретил ее на станции. Он вышел из гостиницы в начале десятого, спустя двадцать минут он увидел ее на платформе, еще примерно через пятнадцать минут она в его сопровождении доехала до своей станции. К десяти. Это значит, что она ездит на работу к десяти, если она действительно ездит на работу и ездит каждый день. Все это не очевидно, она говорила, что иногда берет работу на дом. Сергей, ускоряясь, прошелся по комнате. На станции, где она вышла, было два выхода в город, это он помнил точно, но к какому из них она пошла, он не знал, так как они расстались у колонн. Можно было бы попытаться перехватить ее прямо на платформе, там, где он ее встретил утром, но с приходом поезда толпа заполняет станцию, место широкое, отследить ее в толпе будет трудно, даже при его росте у него не будет достаточного обзора. Значит, лучше у перехода. Сергей задумался, вспоминая. Переход уже платформы, но лестница перехода разделена стеной на две части, по одной из них народ по идее должен подниматься, по другой спускаться, но в момент прилива толпа поднимается по обеим, если он встанет внизу, то будет видеть лишь спины, вверху же его, как раз в силу узкости, может просто снести людским потоком. Выбирать, впрочем, не приходится. Впрочем, все эти рассуждения преждевременны: не зная всей ее трассы, он не может выбрать оптимальную точку перехвата. Раздумывая, Сергей вышел в коридор. Комнатка дежурной была уже заперта. Вернувшись и заперев номер, Сергей спустился вниз в холл и спросил у скучавшей регистраторши, что такое Профсоюзная. Получив исчерпывающие объяснения, он вернулся к себе в номер. Городок, железнодорожная станция в нескольких километрах от Минска. Значит, она ездит на электричке, вокзал известен. Отнюдь не факт, что на железнодорожной платформе перехватить ее будет легче, чем в метро, но проверить надо обязательно. Чтобы спокойно все осмотреть и быть готовым к предположительному времени ее приезда, выехать надо сильно заранее. Поставив будильник на половину седьмого, Сергей погасил свет, быстро разобрал постель и лег. Боясь думать о завтрашнем дне, он закрыл глаза. В эти минуты он избегал даже думать о ней. Вспомнив накануне испытанный метод, он стал вспоминать подробности принципиальных схем и, незаметно завязнув в них, неожиданно быстро уснул.

Утром, проснувшись много раньше звона будильника и быстро собравшись, он вышел в бодрящую свежесть улицы. До вокзала метро шло напрямую. Протрясясь в относительно пустом вагоне, он поднялся наверх и, пропетляв в запутанном лабиринте переходов, вышел в здание вокзала. Расписание пригородных электричек находилось в боковом зале, там же висела и схема. Судя по ним, через Профсоюзную в интересовавший его интервал времени шла каждая вторая электричка. Выйдя из здания, Сергей осмотрел пути. Платформ пригородных поездов было четыре. Судя по сменным жестяным табличкам, поезд со стороны Профсоюзной мог прийти на каждую из них. В расписании номера платформ указаны не были. Поняв, что какую-то подсказку он может получить только от местного персонала, Сергей вернулся в здание вокзала. Увидев шедшую через зал немолодую озабоченную женщину в форменной железнодорожной рубашке, он подошел к ней и задал свой вопрос, без подробностей объяснив ситуацию. Явно куда-то торопившаяся, она остановилась и так, словно речь шла о чем-то неотложно-серьезном и важном для нее самой, перечислила ему платформы прибытия всех приходящих поездов в интервале тех двух часов, которые его интересовали. На секунду засомневавшись относительно какой-то электрички, она подошла к висевшему на стене бездисковому телефону служебной связи и, что-то уточнив, вернулась к нему. Сергей делал быстрые пометки, благодарно глядя на нее. Во всем ее поведении и облике, в том, как она терпеливо ждала, склонив голову набок, пока он запишет все ей сказанное в записную книжку, было столько ненавязчивого участия и озабоченной доброжелательности, что, пораженный, он почти любовался ей. Благодарно глядя ей вслед, он вспомнил слова Николая, в советские времена много поездившего по стране, который выразил свои впечатления краткой формулой: «Чем дальше от Москвы, тем люди лучше». Вновь подойдя к расписанию, чтобы проверить ей сказанное, и ругая себя за такое недоверие, он увидел, что она перечислила ему все электрички до единой. Теперь он мог встречать нужные ему поезда один за другим, не носясь в поисках их между платформами, рискуя пропустить тот момент, когда из очередной электрички начнет валить поток пассажиров. Вырвав из записной книжки листок с расписанием, он сунул его в карман. Вновь выйдя из здания, он прошелся вдоль платформ, осматривая место предстоящего барражирования. Все платформы имели стандартную ширину пять-шесть метров; стоя у рельсового тупика, можно было отчетливо видеть людей, идущих мимо, глубина толпы была небольшой. Оглянувшись, Сергей посмотрел на часы на фронтоне здания вокзала. Было уже половина восьмого, теоретически уже недалек был тот момент, когда уже что-то могло произойти. Отгоняя всколыхнувшееся чувство надежды, он прошелся вдоль платформ. Надежда ничего не значила, точно так же он вчера надеялся, что она ему позвонит. Вздрогнув от чувства пустоты при мысли, что он может никогда не увидеть ее, если все его поиски не дадут результата, он отогнал и это видение. Мысли его дернулись в будущее, на мгновение он всерьез попытался прикинуть, сможет ли он после выполнения задания взять отпуск хотя бы на месяц, чтобы приехать сюда и разыскать ее. Возможно, для этого ему придется не караулить ее здесь, а поехать на Профсоюзную. Сколько времени нужно, чтобы разыскать человека в маленьком городке, — неделя, месяц, два? Возможно ли вообще разыскать девушку, зная ее только в лицо, не зная даже имени? Как можно ее разыскать — просто ходить по улицам, посещать людные места, рестораны, бары? Был и другой способ — она сказала, что работает аниматором, можно было получить сведения обо всех предприятиях в Минске, занимающихся такой деятельностью, и обойти их одно за другим, наверняка их должно быть не очень много. Но действительность богаче любых справочных данных, на секунду он до иллюзорности увидел, как он обходит все эти студии и усилия его встречают лишь пустоту. В сущности, и сегодняшнее его дежурство было ничем не обеспеченной попыткой. Она могла заболеть, могла остаться работать дома или, наоборот, вчера вечером заночевать где-нибудь в Минске, — на то, чтобы не оказаться сегодня здесь, на этом месте, у нее могла быть тысяча различных причин. В сущности, вовсе не фактом было и то, что она действительно живет на Профсоюзной. На Профсоюзной могла жить какая-нибудь ее подруга, а она могла сказать это, просто чтобы иметь повод отцепиться от него и не давать ему телефон. Понимая, что все это вполне реально, он взглянул в свой листок, отмечая путь, куда должна была прийти ближайшая электричка. Подойдя туда, он встал на наблюдательную точку, ожидая, когда поезд появится в дальнем конце пути. Поезд подошел через несколько минут, в хлынувшей мимо него не очень густой толпе не было, разумеется, никого, даже отдаленно похожего на нее. Следующие полтора часа он переходил от платформы к платформе, напряженно, стараясь ни на секунду не ослаблять внимания, просеивая взглядом спешившую мимо него все более густеющую массу людей. Один или два раза ему казалось, что он видит вдали какую-то женщину, похожую на нее, внутренне вздрагивая и уже зная, что ошибся, он вглядывался в нее, стараясь удостоверить непохожесть, как бы для очистки совести убедиться, что это точно была не она. Электрички шли одна за другой; каждый раз, ожидая, когда автоматические двери раздвинутся и вывалившаяся из них масса двинется ему навстречу, он ощущал остро-томящее чувство надежды; когда толпа проходила, это чувство спадало, чтобы с новой электричкой прихлынуть вновь. Время шло, стрелки на фронтоне миновали девять, наступал тот промежуток, когда она действительно могла прийти. Это был решающий момент, но, зная это, он, напротив, чем дальше, тем больше чувствовал какое-то охлаждение, понимая, что в силу законов самой жизни шансы встретить ее сегодня были исчезающе малы. С каждой минутой он все яснее чувствовал это; стоя у платформы и уже почти по обязанности отслеживая идущих мимо него людей, он настраивал себя не надеяться зря; внутренне готовясь к тому, что сегодня ничего не случится, в глубине души убежденный, что рано или поздно он все равно найдет ее, он настраивал себя на длительный путь и длительные поиски, по опыту жизни зная, что нужна неустанная работа, чтобы вынудить обстоятельства сдаться, и никакие серьезные удачи не даются легко. Время перевалило за половину десятого. И тут, уже без прежней напряженной сосредоточенности наблюдая очередную толпу, он вдруг, не веря своим глазам, увидел ее. Это была она. Как-то иначе выглядящая, не похожая на ту, какой он запомнил ее по первой встрече, это была она, без всякого сомнения. Одетая в какое-то простенькое, скорее даже бедное платье на пуговицах, поверх которого была накинута выцветшая мохеровая кофта неопределенного цвета, в стоптанных остроносых туфлях, на этот раз на низком каблуке, которые делали ее как будто ниже и приземленней в движениях, она шла, все так же невидяще-сонно глядя перед собой, не интересуясь ничем вокруг, через плечо у нее висела все та же огромная черная сумка. В первую секунду рванувшись к ней, но тут же сдержав себя, он встал на ее пути, ожидая, когда она сама заметит его. Когда она была совсем близко, он сделал шаг вперед, чтобы наверняка попасть в поле ее зрения. Что-то почувствовав и подняв голову, она в самом деле увидела его. На секунду на ее лице отразилось что-то вроде непонимания. С мягко-сдержанной улыбкой, стараясь ничем не выдать своего волнения, он подошел к ней.

— Здравствуйте.

Остановившись, она без удивления, скорее с некоторым недоумением посмотрела на него.

— Здравствуйте.

— Едете на работу?

Она, опустив глаза, кивнула.

— Да.

Чувствуя, что не должен обнаруживать перед ней своего ожидания, он, поспешно оглянувшись на стоявшую электричку, словно извиняясь, улыбнулся ей снова.

— Я тут ждал, встречал товарища, должен был подвезти мне документы. Но он, видно, уже не приедет. Можно мне пройти с вами?

— Пожалуйста.

Они пошли рядом. Она шла, не глядя на него. Лихорадочно нащупывая ниточку разговора, он ищуще взглянул на нее.

— Интересно, мы дважды подряд встретились.

Секунду помедлив, казалось раздумывая, она искоса бросила на него спокойно-сомневающийся взгляд.

— Да, дважды встретить одного и того же человека в городе…

— Я очень рад, что встретил вас.

Она, глядя себе под ноги, не ответила.

Молча пройдя несколько шагов и тревожась от ее молчания, Сергей, понимая, что должен это сказать, быстро взглянул не нее.

— Если вам неприятно мое общество, пожалуйста, скажите, я тут же уйду, я не буду вам навязываться.

Она как-то бездумно пожала плечами.

— Нет-нет, пожалуйста.

Они вошли в метро и, пройдя турникет, встали на эскалатор. Встав на ступеньку ниже, он смотрел на псе снизу вверх. Не зная, что сказать, он сказал то, что думал.

— Вы очень красивая.

Она чуть заметно улыбнулась, не поднимая глаз.

Не зная, как преодолеть ее молчание, он снова напряженно посмотрел на нее.

— Может быть, я вас все-таки утомляю? Скажите слово, я уйду.

— Нет-нет, все нормально.

Она произнесла это как будто даже поспешно. Глядя на него, она, казалось, о чем-то раздумывала. Еще мгновение помолчав и словно выйдя из своего подполья, она, кажется, еще секунду поколебавшись, как-то по-новому взглянула на него.

— Лучше придумайте, как мне кота назвать.

Почувствовав эту перемену, он с готовностью сделал движение к ней.

— У вас есть кот?

Она кивнула:

— Котенок. Вчера купила на рынке за пять рублей. Только имени еще нет.

Никогда не имевший кошек, он, всерьез восприняв все это, на секунду напрягся, в самом деле пытаясь придумать имя.

— Жорик.

Она затаенно смотрела мимо него, никак не реагируя на его предложение.

— Я думаю назвать его Филя. Прежний кот сбежал. Как-то вернулся весь драный, я его, как смогла, залечила, а потом пропал. Наверно, уже не придет.

— А как вас зовут?

— Наташа.

— Я Сергей.

Она кивнула. Они снова замолчали. Словно чему-то по-прежнему удивляясь, она вновь выжидающе посмотрела на него.

— Вы так на работу не опоздаете? Каждый раз со мной ездите.

— Я сам себе хозяин. Все это не важно. Мне важно было встретить вас.

Чувствуя ненужность притворства и как будто предчувствуя в ней понимание, он мельком взглянул на нее.

— Я, конечно, никого не ждал там, на платформе. Я хотел вас увидеть.

Она ничего не ответила, как будто не обратив внимания на эту фразу.

Они сошли с эскалатора и пошли по платформе.

— Можно мне проводить вас?

— Можно.

Войдя в вагон, они снова встали друг против друга. Чувствуя невозможность не сказать главное, он, снова не зная, куда деваться, секунду напряженно смотрел на нее.

— А у меня жена. И дочка десяти лет.

— Серьезно? — Она произнесла это как-то обыденно, не поднимая глаз.

— А вы замужем?

Она, не поднимая глаз, покрутила головой:

— Нет.

— И не были?

— Нет.

— А предлагали?

Она, на мгновение взглянув на него, кивнула:

— Предлагали.

— А почему не вышли?

Она, словно на секунду вспомнив что-то, с затаенной улыбкой спрятала глаза.

— Дура была.

— Сколько вам лет?

— Двадцать пять.

Они снова секунду помолчали.

Чувствуя, что все, что бы он ни сказал, будет не важно, и вместе с тем понимая, что надо говорить о чем-то, он ищуще взглянул на нее.

— Тот телефон, что я вам дал, там я один живу. Есть еще другая квартира, где с женой. Раньше жили с матерью, но я ей два года назад еще одну квартиру купил, двухкомнатную, так что теперь отдельно. Хотя и там приходится бывать. — Что-то заметив в ее лице, он беспокойно взглянул не нее. — Вам это неинтересно…

Она, чуть заметно вздохнув чему-то своему, с досадливо-комичной улыбкой отвела глаза.

— Лучше не рассказывайте мне про ваши квартиры.

— Я там редко бываю. Все время на работе, домой только переночевать прихожу. Отдыхать редко удается. Разве что за границей, у моря. — Он помедлил, соображая, почувствовав, что нащупал какую-то тему. — Но там тоже не очень получается. Время даром уходит. В основном две недели отсыпаюсь у бассейна.

Она, до того молча слушавшая, непонимающе посмотрела на него.

— Зачем же у бассейна, если море?

Он смешался, не зная, как ответить на этот вопрос.

Двери раздвинулись, выйдя из поезда, они прошли по переходу и снова вошли в вагон. Снова испытав то странное ощущение, когда ему одинаково были не важны и его слова, и ее ответы, он жадно вгляделся в нее.

— А какой мультфильм вы сейчас делаете?

Она, на мгновение взглянув на него и отведя глаза, покачала головой:

— Сейчас никакой. Нет заказов.

— Но зарплату платят?

Она, секунду как-то странно поколебавшись, кивнула.

— Платят.

— А раньше какие мультфильмы делали?

Словно с неохотой напрягаясь и пытаясь что-то вспомнить, она безразлично пожала плечом.

— Разные. Москва заказывала. Мультфильмы, клипы. Но больше клипы. Нам обычно просто раскадровки присылали, мы даже не знали для кого.

С трудом дослушав ее и кивнув, зная, что сейчас будет ее остановка, он напряженно посмотрел на нее.

— Я хотел вас попросить. Пожалуйста, не исчезайте. Мне обязательно нужно вас видеть. Я понимаю, телефона нет, но дайте хоть какую-нибудь зацепку, как вас найти.

Словно о чем-то предупреждая, она неуверенно взглянула на него:

— Мне можно позвонить только на работу.

— Ну прекрасно. — Обрадовавшись, что все может разрешиться так просто, он живо взглянул на нее. — И хорошо.

Снова как-то задумчиво-недоверчиво взглянув на него, она повернулась к раскрывшимся дверям. Выйдя на платформу и поднявшись по короткому эскалатору, они вышли на улицу. Пройдя несколько шагов и остановившись, она обернулась к нему.

— Только дальше меня не провожайте, ладно?

Инстинктивно чувствуя, что сейчас не надо задавать вопросов, он достал записную книжку. Прочертив первые буквы ее имени, его ручка отказала.

— Черт, не пишет.

Деловито раскрыв свою большую сумку, она протянула ему свою. Ее стеклянной, очень тонко пишущей ручкой он записал продиктованный ей номер.

— Вы все время на работе?

Словно удивляясь вопросу, она безразлично пожала плечами.

— Ну да. Но в общем там всегда кто-то есть, меня позовут. — Она, поморщившись, подумала. — Только лучше звоните в перерыве, с полпервого до пол второго. Нам трудно дозвониться.

Он машинально взглянул на номер.

— Это студия?

Секунду помедлив, она снова спрятала глаза.

— Это мебельный склад.

— Мебельный?

— Да, я там работаю. Фирма «Геликс».

Она, обернувшись, посмотрела куда-то в сторону автобусной остановки.

— Извините, я пойду. Меня уже наши ждут.

Чувствуя, как уходят секунды, еще не веря, что получил ниточку к ней, он, инстинктивно тревожась, взглянул на нее.

— А еще какой-нибудь телефон есть?

— Нет. — Словно удивляясь его неверию, она непонимающе взглянула на него. — Ну чего вы? Нормальный телефон.

— Я позвоню вам.

— До свидания.

Закинув сумку на плечо, она торопливо почти побежала к остановке, где маячила стайка оживленно переговаривающихся и смеющихся девушек и мужчин. Почти тут же все они сели в подошедший автобус. Стоя посреди бетонной площадки перед входом в метро, Сергей машинально проводил их взглядом. Набрав скорость, автобус скрылся в потоке машин. Словно очнувшись и заново оглядев место, где он находился, Сергей увидел спешащих мимо него людей и торговые киоски. Секунду он постоял, словно собирая себя заново. Дело было сделано, и вместе с этим вместо напряжения он ощущал лишь пустоту. Идти ему было некуда и незачем. Невероятное свершилось. Он нашел ее. Еще мгновение постояв, собираясь с мыслями и зачем-то обойдя киоски и ничего не купив, он пошел обратно к метро. В вагоне он задался вопросом, куда он, собственно, едет, хотя понятно, что ехать он мог только в гостиницу. Достав записную книжку, он снова посмотрел ее телефон, на секунду похолодев от мысли, что она могла дать ему неправильный или неработающий номер, понимая, что такое крайне маловероятно, он вместе с тем почувствовал жгучее желание немедленно проверить этот номер и узнать, где находится склад. С трудом он подавил в себе порыв немедленно выйти из метро на поверхность и позвонить из автомата. Лучше было это сделать из гостиничного номера. Теперь он, по крайней мере, знал, зачем возвращается в гостиницу. Вновь вытерпев весь путь и добравшись до нее, он, войдя в номер, посмотрел на часы. Она сказала ему позвонить в полпервого, сейчас же не было даже половины одиннадцатого. Секунду он колебался. Понимая, что все равно не утерпит, он набрал номер.

— Фирма «Геликс».

Голос был не ее.

— Вы торгуете мебелью?

— Да. Что вы хотели?

— Кухонную стенку.

— Кухонный гарнитур?

— Да-да, гарнитур. И еще что-нибудь для прихожей. Вешалку какую-нибудь… И шкаф для обуви.

— У нас большой выбор.

— К вам можно подъехать?

— Да, разумеется.

— Где вы находитесь?

Рядом с ее телефоном он записал адрес вместе с подробными объяснениями.

— Когда у вас перерыв?

— С полпервого до полвторого.

— Спасибо.

Успокоенный, он положил трубку. Закинув руки за голову, он опрокинулся на кровать. На секунду приподняв голову, он посмотрел на часы. Было пол-одиннадцатого, до предполагаемого звонка оставалось два часа. Несколько секунд пролежав без движения, бездумно глядя в потолок, он снова сел на кровати. Встретиться с ней надо было сегодня. Медлить было нечего, да он и так понимал, что все равно не сможет ждать. И к встрече этой надо было как следует подготовиться. Встав с кровати, он прошелся по комнате, раздумывая. От этой встречи и предстоящего разговора с ней зависело слишком многое, и, значит, проходить они должны были в таком месте, где было бы комфортно говорить ему и где понравилось бы ей. Секунду постояв посреди комнаты и не понимая, чего он, собственно, ждет, он снова вышел и запер номер. Спустившись вниз, он спросил регистраторшу, не знает ли она в городе какого-либо места, где можно было бы посидеть и поговорить в интимной обстановке. С любопытством взглянув на него, она назвала ему три или четыре примерных адреса. Выйдя из гостиницы и поймав такси, он повторил их шоферу, спросив, нет ли среди них такого, который располагался бы примерно посередине между гостиницей и станцией метро, где она выходила. Кивнув, тот отвез его на одну из улиц в старом центре города. Оглядевшись, он прошелся по ней. Заведений такого рода здесь было несколько, одно из них, со стойкой и маленьким зальчиком на семь-восемь столиков, понравилось ему больше других. Посмотрев меню и получив подтверждение от бармена, что вечером здесь наверняка не будет слишком людно, он вышел на улицу. Тревожась от мысли, что в этом ресторанчике ей может по какой-то причине не понравиться, он обошел все остальные заведения, задав всюду все тот же вопрос о вечерней загруженности. Получив всюду обнадеживающие ответы, он вновь вернулся в начало улицы. Он шел медленно, ее образ, уже какой-то другой, чуть-чуть изменившийся под действием происшедшей встречи, снова стоял у него перед глазами. Он вспомнил ее стоптанные туфли. Метро было здесь же, неподалеку, это значило, что ей будет удобно сюда добираться. Он вдруг вспомнил, как она шла в то утро, когда он увидел ее: с покорным усилием, в туфлях на высоком каблуке, се напружиненные, круглые икры, как живое существо пожалев ее ноги, которым приходилось нести эту статную, плавную тяжесть. Каким-то прозрением сердца он вдруг понял, что при ее явно большом размере ноги ей трудно купить себе туфли, особенно туфли на высоком каблуке, и, покупая меньший размер, она наверняка вынуждена подолгу разнашивать его, натирая себе ноги, и, наверно, поэтому ей попеременно приходится носить старые, сношенные туфли, давая ногам отдохнуть. Выйдя с улицы на какую-то площадь, он пошел куда глаза глядят, решив скоротать оставшийся час на улице, взяв такси, когда подойдет время, чтобы не томиться в ожидании звонка в гостиничном номере. Волнение его утихло. Теперь, когда он подготовил все, что мог, он мог просто думать о ней, и волнение улеглось, как будто всосалось в его воспоминания о ней, воспоминания о том, какой она была в первую и вторую их встречу. Пройдя изрядное расстояние, он спросил у прохожего время и, остановив машину, снова вернулся в гостиницу. Зная, что имеет несколько минут в запасе, он немного постоял у входа, думая о том, что скажет ей. Волнения и переживания сейчас неуместны, надо просто серьезно и уважительно поговорить с ней, именно от этого все должно решиться. Он постоял у подъезда еще немного. Поднявшись к себе, он еще минуту посидел перед будильником, ожидая, пока стрелки покажут ровно половину первого. Дождавшись, когда это случилось, он снял трубку и набрал номер.

— Фирма «Геликс».

— Попросите, пожалуйста, Наташу.

— Минутку.

Минуту он слушал голоса и отдаленные шумы.

— Алло?

— Наташа, здравствуйте, это Сергей. Мы с вами говорили сегодня утром. Помните меня?

— Да, конечно.

— Простите, я вас отвлеку на минуту. Скажите, вы сегодня вечером ничем не заняты?

— Нет.

— Я хотел бы вас увидеть. Как бы вы отнеслись к тому, чтобы посидеть сегодня вечером где-нибудь в ресторане или в кафе? — Он секунду помедлил, подбирая слова. — Нам надо встретиться и поговорить.

Она секунду молчала.

— Да, хорошо.

— У вас есть какое-нибудь любимое место в городе? Где вам бы самой было приятно? Может быть, там?

— Любимое? — Она, казалось, задумалась. — Не знаю… Вообще много есть нормальных мест.

— Я нашел один неплохой бар в старой части города. Это недалеко и от вас, и от меня. Мы могли бы встретиться там.

— Где это?

Он назвал адрес.

— Да, нормально. Я это место знаю. Там нормально.

— Там вообще таких мест несколько. Может быть, вы бы сами выбрали, какое вам больше понравится.

— Там есть один бар, нормальный. Я покажу.

— Хорошо. Вы во сколько заканчиваете?

— Я? В семь. Но в принципе я могу уйти и в полседьмого.

— Тогда давайте в семь я буду ждать вас в начале улицы, у стелы. Знаете, где это?

— Знаю.

— Значит, в семь. Я буду ждать. — Он помедлил, ощутив накопившееся неудобство. — Простите, можно мне говорить вам «ты»?

— Да. Так, наверно, будет лучше.

— Спасибо. Значит в семь. Я буду ждать. До встречи.

— Пока.

Еще не веря, что все получилось так просто, он положил трубку. Секунду просидев на кровати, глядя на башни и шпили на крышах старых имперских зданий в отдалении напротив, он резко поднялся и подошел к окну. Мгновение он смотрел вниз, на ничем не примечательную улицу. Вернувшись, он вновь опустился на кровать. Внутренне еще разогнанный разговором с ней, он некоторое время сидел, пытаясь сосредоточиться. Чувствами наконец догнав случившееся и повалившись на локоть, он снова посмотрел на часы. Без двадцати час, до только что назначенного свидания оставалось полдня, и заполнить это огромное зияющее пространство было нечем. Немыслимо было и пытаться высидеть хотя бы часть этого времени в гостинице. Еще не зная, что он будет делать на улице, он, глубоко вздохнув, поднялся с кровати. В который раз заперев номер, он спустился вниз. Вновь пройдя утренним путем по дороге к метро, он свернул на проспект, где чередой, один за другим тянулись магазины. Понимая, что не покроет даже половины оставшегося времени даже в том случае, если надолго задержится в каждом из них, он, влекомый привычным притяжением, зашел в магазин, оказавшийся первым. Просторный, почти без людей зал женской одежды. Проходя мимо вешалок и поворотных кругов с платьями, он ощутил, что с самого начала рассматривает их, ощущая ее незримое присутствие; еще сам не сознавая этого, он смотрел на них, примеряя одно к другому, мысленно пробуя сопоставить их и ее. Подтянув к себе и пощупав пальцами несколько вещей, которые чем-то привлекли его внимание, он отпустил их, почувствовав, что что-то не так. Он ощущал какую-то непривычную неуверенность, странное отсутствие отклика. Вещи ничего не говорили, не давали никакого знака ему; он понял, что еще не понимает ее стиля, не чувствует, что могло бы подойти ей, а что нет. Осознав это, он все равно, выйдя из магазина, завернул в следующий, так же рассматривая вещи там, все-таки пытаясь нащупать какое-то понимание. Так, мысленно связывая с ней все вещи, которые видел, он прошел несколько магазинов. Увидев книжный, по выработанной годами привычке, почти инстинктивно он заглянул туда. Проходя мимо полок и глядя на разноцветные книги, он, только пройдя почти их все, вдруг ощутил, что все происходит как-то слишком быстро и вообще все это должно происходить как-то не так. Вернувшись, он попытался привычно всмотреться, установить контакт между собой и книгами и ничего не смог. Книги не отвечали, надписи на обложках потеряли смысл; взяв наугад какую-то книгу с полки, он подержал ее в руках; раскрыв, он попытался что-то прочитать и, ничего не поняв, поставил назад. Книги молчали. Мир печатных слов не принимал его. Выйдя из магазина, он еще некоторое время шел по проспекту, никуда не сворачивая, ища, за что бы зацепиться взглядом, и ничего не находя. Не удержавшись и спросив у прохожего время, он узнал, что убил все же почти три часа. Пройдя еще какое-то расстояние, он почувствовал что-то похожее на голод; чтобы отделаться от этого мешающего ощущения, он поискал глазами киоск, где можно было бы купить пару «сникерсов», но его не было; увидев на пути ресторан, он завернул туда. Тяжелые бархатные портьеры, люминесцентный свет днем, авангардного дизайна витражи и металлические колонны. Сидя за столом перед пирамидой свернутых салфеток, он смотрел в полумрак, на гранитные напольные вазы и литые бра, думая, сколько все это может занять времени и сможет ли он убить хотя бы еще полчаса, если его будут не спешить обслуживать. Примерно через сорок минут, расплатившись и выйдя, он, подумав, возвращаться ли ему или идти дальше, двинулся вперед. Следующие три часа, точно так же как раньше, он ходил по улицам и проспектам, стараясь никуда не сворачивать, пока на электронном табло над входом в какое-то учреждение не увидел цифры восемнадцать тридцать. В очередной раз остановив машину, он за двадцать минут доехал до места свидания. Купив на углу букет роз, он стал у стелы, на площади перед кинотеатром, сразу инстинктивно найдя глазами часы на другой стороне перекрестка, — до встречи с ней оставалось десять минут. Машины надолго застревали у перекрестка, давая место поперечному потоку, и затем двигались вновь. На той стороне проспекта женщина в белом фартуке торговала с лотка мороженым, в двери продуктового магазина напротив входили и выходили люди.

Было всего пять минут восьмого, когда, в очередной раз взглянув в привычном направлении, он на той стороне перекрестка увидел ее. Его глаз мгновенно выхватил из толпы ее неспешно двигавшуюся фигуру. Она была все в том же простеньком платье и надетой поверх него темно-бурой клочковатой кофте, на ногах ее были все те же похожие на тапочки туфли на низком каблуке. Икры ее, потеряв от этого идеальную натянутую округлость, казались чуть более широкими. Что-то неуловимо изменилось в ней. Она была такой же, как утром, и не такой. С восхищенным удивлением он отметил эту перемену. Что-то как будто встало на свои места, сейчас она, казалось, была в гармонии с собой и с окружающим миром. Сама походка ее излучала негу и миролюбие. Впервые видя ее такой, он завороженно следил за ее приближением. Она приближалась как-то обстоятельно, не спеша, в отличие от своего утреннего вида, с любопытством поглядывая по сторонам, неторопливо и с достоинством неся свое тело. Дисциплинированно подождав, пока проедут машины, она как-то рассудительно перешла улицу. Ступив на тротуар, она заметила его. Увидев этот момент, он двинулся ей навстречу. Преодолев два десятка шагов, отделявших их друг от друга, они остановились как-то неожиданно близко друг от друга, на расстоянии дыхания; будучи почти одного роста с ним, она спокойно смотрела на него, кажется, ее это не смущало. Взяв у него цветы, она со спокойным любопытством, но миролюбиво, без утренней отчужденности взглянула на него.

— Давно ждешь?

Он коротко покачал головой.

— Нет, недавно.

— Хорошо.

Обстоятельно, с удовольствием понюхав цветы, она еще раз взглянула на них.

— Красивые.

Не дожидаясь ее вопросов, он кивнул в сторону уходящей в глубь квартала улицы.

— Здесь в двух шагах неплохой бар, маленький. Если тебе там не понравится, то дальше по улице есть ресторан. А если и там не понравится, то дальше еще один.

Она спокойно кивнула.

— Ладно, нормально. — Заглянув в сумку, она огляделась. — Только надо сигареты купить.

Сигаретный киоск был рядом, у кинотеатра. Подойдя к нему, желая опередить ее, чтобы ей не пришлось платить, он быстро взглянул на нее.

— Какие?

— «Мальборо».

Пачек «Мальборо» разных сортов на витрине было несколько; быстро пробежав по ним взглядом, он купил те, что были дороже всего. Взяв из его рук пачку, она непонимающе посмотрела на него.

— Зачем такие дорогие?

— Я думал, чем дороже, тем лучше. А какие надо?

Она поспешно махнула рукой.

— Ладно, нормально.

Он вопросительно взглянул на нее.

— Идем?

Она снова спокойно кивнула. Пройдя шагов пятьдесят, они дошли до дверей бара. В маленьком зальчике было по-весеннему светло, почти все столики пустовали, лишь за одним из них женщина задумчиво курила, глядя в окно, а мужчина, оперевшись локтями о стол, говорил по мобильному телефону. Сергей кивком указал на столик у окна.

— Сюда?

Она кивнула. Подойдя к столику, они уселись, она спиной к окну, а он боком. На стул рядом с собой она положила цветы. Мгновенно появившийся из-за стойки официант бесшумно опустил на стол меню и исчез. Склонившись над столом и раскрыв меню, она с впервые блеснувшими искорками любопытства в глазах с неожиданной хитроватой улыбкой заглянула в него.

— И что же здесь есть?

Он проследил за ее взглядом. Быстро пролистав меню, она задумчиво вернулась к началу. Он вопросительно взглянул на нее.

— Может, котлеты по-киевски?

Она, чуть поколебавшись, кивнула.

— Давай.

Вновь пролистав меню, она заинтересованно взглянула на последнюю страницу.

— Вот что бы выпить взять.

Он улыбнулся.

— На твое усмотрение.

— На мое? — Хитро блеснув глазами, она, посерьезнев, снова перечитала список, после этого ответственно задумавшись. — Ну, давай пока мартини…

Подозвав официанта, он сделал заказ.

Сияв кофту и аккуратно положив ее рядом с цветами, она закурила.

Оторвавшись взглядом от ее холеных молочно-белых рук, он коротко взглянул на нее.

— С работы тебе без проблем удалось уйти?

— Мне? — Как-то бездумно взглянув на него, она на секунду остановилась взглядом, словно принуждая себя вспомнить что-то. Затянувшись и выдохнув, она деловито стряхнула пепел. — А сегодня фура пришла. Все разгружать пошли и сейчас еще разгружают, всю ночь, наверно, будут разгружать. Так что я не нужна. Завтра только учитывать будем.

— А ты кто на складе?

— Я? — Она, словно заставляя себя что-то вспоминать, задумалась.

— Учетчица, с применением ЭВМ.

— Применяешь?

Она серьезно кивнула.

— Применяю. У нас специальная программа, специально для нас написали, по учету мебели, на русском языке.

— Ну ты ее освоила?

Она снова кивнула.

— Освоила. Только не всегда работает, что-то там не доделали. На всякий случай приходится в тетрадке документацию вести.

Им принесли котлеты и мартини. Потянув из трубочки мартини, она взялась за котлету. Попробовав, он мельком взглянул на нее.

— По-моему, нормально.

Она со знанием дела серьезно кивнула.

— Да, классные.

Быстро доев, не умея есть медленно, он, заметив, что ее стакан уже пуст, вопросительно взглянул на нее.

— Заказать еще?

Она кивнула.

— Лучше уж закажи сразу пару.

— А не много?

Она пожала плечом.

— А что тут мартини-то. Пятьдесят грамм.

Подозвав официанта, он повторил заказ.

Доев котлету, она снова потягивала мартини через трубочку, чуть раскрасневшаяся, поблескивающими глазами глядя вокруг.

— Так, значит, ты учетчица?

— Угу.

— И давно ты на этом складе работаешь?

— Уже год.

— А про анимацию зачем рассказывала?

Она, блеснув глазами, легкомысленно дернула плечом.

— Ну надо ж было что-то напи…ть.

Матерное слово сорвалось с ее уст с какой-то задорной легкостью, весело и совершенно не вульгарно.

— А раньше где работала?

Она кивнула.

— А раньше — в анимации. Что, ты думаешь, я тебе рассказывала? Все правда.

— А что ты кончала?

— Я? Станкостроительный техникум. Отделение промышленных роботов. Год на заводе проработала, технологом. — Она, поблескивая глазами, улыбнулась, вспоминая. — А потом уже на курсы аниматоров поступила, здесь, в Минске.

— А ты хорошо рисуешь?

— Как тебе сказать… — Она, разом посерьезнев, как-то увлеченно, с неожиданной доверительностью посмотрела на него. — Если вазу поставить, или гипсовую фигуру, я ее не нарисую, а вот картинки какие-нибудь прикольные, — это я могу нарисовать, это я в школе еще рисовала. — Она тряхнула волосами, озарившись улыбкой при воспоминании. — На этот экзамен, на курсы аниматоров, человек двести пришло. Некоторые вообще уже после художественных школ, с мольбертами, с красками. Ну и дали нам задание — нарисовать Красную Шапочку. Ну и стали все рисовать — красками, на ватмане, все правильно так, красиво. — Она хихикнула. — Ну а я нарисовала такую проститутку в мини-юбке и драных колготках. Ну меня и приняли. Двадцать человек из двухсот приняли всего.

— А потом?

— А потом обучалась год на отделении фазовщиков, ну, картинки перерисовывать, потом стала работать. С Профсоюзной неудобно было на работу ездить, я в Минске устроилась дворником, мне квартиру в коммуналке дали. С утра листья метлой разбросаешь или, там, лед ломиком в ватничке сколешь — и на работу. Сразу на четырех студиях — днем по студиям побегаешь, потусуешься, а вечером дома все доделываешь, перерисовываешь, и так четыре года.

— А потом?

— Ну а потом все кончилось, развалились студии, денег не стало, пришлось работу искать. И главное, дом, где у меня комната была, сносить стали, пришлось обратно на Профсоюзную переселиться. Ну и на склад идти работать. Жить-то надо.

— А на студню эту уже никак нельзя вернуться? Или там уже никто не работает?

— Работают, но только совсем уже школьники, девчонки, мальчишки. На чистом энтузиазме, им там совсем гроши платят. На это нельзя прожить.

— А если б ты школьницей сейчас была, пошла бы?

— Конечно.

— Понятно. — Он, осознавая услышанное, крутанул головой.

— Да, обидно.

— Что делать, кому легко.

Она смотрела на него с каким-то благодушно-самоуверенным, беззлобным лукавством. Взяв в руки длинный узкий стакан с мартини, в котором на этот раз почему-то не было трубочки, она как-то по-бедовому, подначивающе-весело взглянула на него.

— Ну что, накатим?

Машинально он сделал глоток. Поставив на стол стакан, он, собираясь с мыслями, взглянул на нее. Она сидела напротив него, большая и разнеженная, обратив к нему веснушчато-довольное курносое лицо. С какой-то всезнающей улыбкой она смотрела на него, словно наперед что-то угадывая и чего-то ожидая от него. Лицо ее казалось ему светящимся, и вся она как будто светилась добротой и любовью, какой-то всеобъемлющей, непутево-безадресной, бездумно, без разбора раздающей тепло во все стороны. Остановившиеся на нем глаза ее, мягко, затаенно сияя, согревали его. Шевельнувшись, она подвинулась на стуле, закинув ногу на ногу. Белое широкое колено ее, взошедшее из-за края стола, словно погрузило его в еще одно облако тепла и сияния. Встретившись с ней взглядом, он, внутренне приподнимаясь, словно всеми чувствами надвинулся на нее:

— Наташа, я хочу поговорить с тобой.

Она, прямо глядя на него, ждуще улыбнулась.

— Угу.

Секунду он медлил, словно пропуская через себя то тягучее, томяще-созревшее, что хотел передать ей. Переполненный этим чувством и в то же время понимая, что должен сейчас перебороть это и говорить очень просто и ясно, подняв глаза, он чуть подался к ней.

— Наташа, я тебе передать не могу, насколько мне приятно твое общество. Я в третий раз тебя вижу и все еще поверить не могу. Я поверить не могу, что такое совершенство возможно, что такая женщина вообще может существовать. — Остановившись, чувствуя, что говорит не совсем то, что хотел, что надо быть более прямым и внятным, он вновь поднял на нее глаза.

— Понимаешь, ты мне настолько физически приятна, я даже не о сексе сейчас говорю, хоть я тебя хочу, но мне приятно просто быть рядом с тобой, сидеть рядом с тобой. От тебя теплое сияние исходит. Я понимаю, что ты совершенство, что это что-то невероятное, что другой такой нет. Если б это зависело от меня, я б хотел лечь с тобой в постель и больше вообще не вставать — и считал бы, что жизнь удалась. Говорят, желанием оскорбить нельзя — от всей души надеюсь, что это так, больше всего я боюсь, что ты поймешь это как неуважение к тебе. Ничего этого нет. Я ничего не скрываю, я хочу близости с тобой — физической, телесной, любой. Если ты удостоишь меня своим вниманием, это будет огромная честь для меня. Это все, чего я хочу. — Он помедлил, колеблясь, но все же поднял на нее глаза снова. — А если ты еще позволишь мне материально тебя поддержать, то это будет еще одна огромная честь для меня.

Остановившись, он ждуще посмотрел на нее.

Слушавшая его с какой-то блуждающе-лукавой улыбкой, она, сияюще-теплыми глазами открыто глядя на него, медленно помотала головой.

— Нет.

— Что нет?

— Не будет поддержки.

— Но почему?

— Потому что не будет. Не надо.

— Но мне же это так легко…

Она помотала головой еще раз.

— Нет.

— Ты уверена?

— Да.

— Хорошо. — Чувствуя, что наткнулся на что-то важное для нее, он кивнул. Не уловивший для себя, как понимать ее ответ, не уверенный, смог ли достучаться до нее, он словно вдогонку к сказанному с надеждой взглянул на нее.

— Я понимаю, что ты красавица, но не в этом дело. Я что-то другое почувствовал. Я впервые увидел женщину, с которой я мог бы жить, понимаешь?

Она, казалось, радовавшаяся вместе с ним и одновременно словно захваченная врасплох его напором, еще не затруднившая себя мыслями о том, как это все понимать, все с той же загадочной улыбкой глядя на него, кивнула.

— Угу.

Им, не дожидаясь заказа, принесли еще мартини.

Инстинктивно чувствуя, что не должен сейчас ни о чем спрашивать, он с каким-то летящим ощущением в душе, словно внутренне махнув на все рукой, ищуще взглянул на нее.

— А у меня чего только в жизни не было до того, как я встретил тебя. Я ведь радиоэлектронщик, наши объекты всегда где-нибудь у черта на рогах. Где я только не был. И на севере, и на юге, и в горах с парашютом прыгал — меня вместе с аппаратурой выбрасывали, и за границей пару раз был — помогали разным там борющимся народам. Как-нибудь потом, я надеюсь, я тебе расскажу, это все очень смешно. — Он махнул рукой. — Я человек в общем спокойный, особых приключений не искал, но все равно, так уж случилось, сам на все это напрашивался.

Она с веселым интересом в глазах, потягивая из трубочки мартини, посмотрела на него.

— А почему?

Он, усмехнувшись, махнул рукой.

— Ты не представляешь, какой затхлой была жизнь в восьмидесятые годы. Ничего не происходило, работа и телевизор. Школьные приятели, встречаясь, спрашивали друг друга: «Ты еще не женился?» — не потому, что интересовались личной жизнью друг друга, а потому, что это было последнее событие, которое еще могло в жизни произойти. Хотелось хоть как-то уйти от этого. Слава богу, у нас еще работа такая, от чего все отказывались, я на все соглашался.

— А потом?

— А потом времена изменились, все бросились деньги зарабатывать, ну и я тоже, хоть какое-то содержание в жизни появилось. Рентабельность у нас, правда, не самая высокая, но идти торговать, как все, очень уж не хотелось, не хотелось профессию менять. Я все-таки люблю свою работу.

Он любяще посмотрел на нее.

— Расскажи о себе.

— Обо мне? — Она как-то удивленно-озадаченно задумалась со стаканом в руке. — А чего обо мне рассказывать? Живу на Профсоюзной.

— С родителями?

— Нет. — Она помотала головой. — Родители разъехались.

— То есть как?

— Ну так, развелись и разъехались два года назад. — Она, поблескивая глазами, словно делясь любовью, открыто посмотрела на него. — Отец, он бульдозерист, на заработки уехал, у них бригада, по всей стране колесят, сейчас где-то на буровой, в России. А мать к своим родителям в Донецк уехала, на Украину. Хотела меня с собой забрать, но я тогда еще на студии работала, не хотела работу бросать. Сейчас опять замуж вышла.

— А еще?

— Еще? — Она как-то заговорщицки взглянула на него. — Еще сестра. — Она на секунду задумалась, как охарактеризовать ее. — Красавица.

Он кивнул.

— Ну, это понятно.

— В этом году школу кончает. Мать пишет, они с девчонками хотят, как школу кончат, всей компанией на юг ехать. Вот написать хочу, чтоб ни фига не пускала никуда.

— Почему?

— Почему? — Она как-то сквозь улыбку затуманено-растрогано посмотрела куда-то мимо него. — Потому что она сейчас будет такой же, какой я была в ее годы. Это значит мальчики без счета, пьянки-гулянки и все такое. Пока вместе жили, я ей хоть что-то могла подсказать, объяснить, вломить, если надо, а сейчас только переписываемся, а в письме что напишешь. А она такая же раздолбайка, как и я.

— Пишешь ей?

— Угу. Раз в неделю, чтоб ни случилось, сажусь и пишу. И она мне пишет — со стихами, с картинками, классные такие. Полгода уже ее не видела. Я по ней чуть ли не больше, чем по родителям, скучаю.

Она, скользнув взглядом по стойке, вазам на стене и портьерам, снова повернулась к нему.

— Ну что? Еще накатим?

Им принесли еще мартини.

— Значит, ты одна живешь?

— Угу. Ну, в квартире одна. Так-то у меня чуть не каждый день друзья бывают. Подруги — все ж знают, что у меня всегда квартира свободная. — Она, словно развеселившись при воспоминании, с каким-то странным выражением спрятала глаза. — У одной из них на следующей неделе на свадьбе гуляю. Она в следующие выходные замуж выходит — за моего бывшего мужчину.

— То есть как?

— Ну так. Пожениться решили.

— А как же ты?

— А что я? — Она, словно обидевшись за подругу, непонимающе посмотрела на него. — Может, у них от этого счастье будет на всю жизнь, что ж я, мешать буду? — Увлеченно вспоминая, она блеснула глазами, глядя куда-то мимо него. — Это еще зимой было. Мы с ним вечером у меня сидим, ну я и ее позвала, ей все равно вечером деваться некуда. Ну, там, музыка, свечи. Он сначала со мной танцует, а потом все с ней, с ней. Чего-то они там шепчутся. Ну, я ее потом на кухню поговорить вызвала — мол, как это вообще? Она — бе, ме. Ну чего, может это судьба у них, не мешать же им.

— Он что, псих? Как же это сравнивать можно — она и ты?

Она наставительно-умудренно посмотрела на него.

— А вот, видно, подходят друг к другу. Не ссориться же с ней из-за этого.

— Ты думаешь?

— А чего? — Она махнула рукой. — Все это фигня. — Она задорно вскинула голову. — Мужчины приходят и уходят, а подруги остаются.

Он крутанул головой.

— Ты, наверно, хорошая подруга для своих подруг.

— Угу. — Она, словно ожидая этого, кивнула. — Я везде, где работала, у меня везде друзья оставались. До сих пор звонят, приходят. — Она, растрогавшись при воспоминании, повернулась, глядя куда-то вдаль. — В той квартире, где я дворником была, там особенно классно было. Такая компания подобралась, по утрам все дворниками работали, а днем всякие там художники, кто-то еще там учился. У меня там все друзья перебывали. Та подруга, которая замуж выходит, тоже там жила, я ее туда с Профсоюзной перетащила. — Она, словно вспоминая что-то, пряча глаза, хихикнула.

— Я ее сегодня к восьми к себе звала, вчера еще договаривались, сейчас, небось, уже весь палец себе там отдавила, на звонок нажимая.

— А чего ж ты так?

— Чего… — Она с каким-то странным выражением посмотрела на него. — С тобой встречаться пошла. — Она, вновь перескочив на свои воспоминания, страстно помотала головой. — Когда дом ломать стали, до слез жалко было — так не хотелось уезжать. — Словно что-то мгновенно решив для себя, она как-то просто-утвердительно кивнула.

— Мы сегодня с тобой туда сходим. Я уж год там не была, хоть поглядеть, как там теперь и что.

Он с недоумением посмотрел на нее.

— А это разве недалеко?

— Угу. Десять минут отсюда. Я ведь в этом районе два года жила. И в этом баре мы с девчонками сколько раз бывали. Я прямо обалдела, как ты меня сегодня в этот бар позвал.

Она, сжимая стакан, с лучистой улыбкой, широко раскрытыми повлажневшими глазами посмотрела на него.

Секунду он смотрел в ее глаза. Вновь охваченный каким-то странным чувством, что все, что бы ни было сейчас сказано, не имеет никакого значения, бездумно-легко он качнулся вперед, глядя куда-то сквозь нее.

— Я никогда не работал в молодежной компании. Как в институт распределился, сразу в компанию таких зубров попал, всем лет по пятьдесят, отставные военные. Лаборатория закрытая, все сидят за своими столами, гробовая тишина, за весь день никто слова не проронит. Я человек не особо общительный, но иногда до того доходило, что подсаживался к своему начальнику обсудить какой-нибудь абсолютно ясный для меня вопрос, лишь бы человеческий голос услышать. Институт режимный, все двери на кодовых замках, за весь день не с кем словом перемолвиться. И так все годы.

Он вновь поймал ее взгляд.

— Представляешь?

Сияюще глядя на него, она радостно помотала головой.

— Не-а.

— Ну и слава богу. — Чувствуя, что она чего-то ждет, он с готовностью взглянул на нее. — Ну что, сейчас пойдем?

Она кивнула.

— Можно и сейчас. Но это не обязательно, ты не гони. Я просто давно уже туда хотела, но это без проблем, ты не торопись. Можно и еще немного здесь посидеть. — Она хитро посмотрела на него. — Если ты еще мартини закажешь.

Им принесли еще мартини.

Перескакивая с одного на другое, они проговорили еще несколько минут. Подозвав официанта, он расплатился, она взяла свои цветы и сумку, и они вышли на улицу. С поголубевшими от весеннего неба глазами, ожидая, пока проедут машины, она на секунду повернулась к нему.

— Тут недалеко, минут десять от силы. Вечер классный, в такую погоду лучше всего гулять. И район тут классный, сейчас увидишь, какие дома красивые.

Он кивнул.

— Мы будем целоваться в подъезде.

— А мы и идем почти в подъезд. — Бесстрастно кивнув на эту фразу, которую он, внутренне напрягшись, пустил как пробный шар, она вновь заблестевшими глазами посмотрела на него. — Тут улочки узкие, ребята, у кого машины были, их всегда здесь оставляли, там так узко, что двум машинам не разъехаться. Я этим путем каждый раз домой ходила.

Переждав наплыв машин, они перешли улицу. Пройдя несколькими переулками, зажатыми между старых, мрачно-затейливых зданий, они вышли к маленькому перекрестку, где на углу стоял обшарпанный остов трехэтажного, без украшений здания. Окна без рам и стекол зияли пустотой, внутренние переборки были разрушены, от дома остались лишь стены и крыша. Запрокинув голову, она несколько секунд стояла неподвижно, глядя на верхний этаж, сжимая пальцами натянутый ремешок висевшей на плече сумки. Словно вспомнив о его присутствии, она обернулась к нему.

— Вон мои окна. — В глазах ее на секунду блеснули слезы. Отвернувшись, она пошла по переулку в сторону скверика. Он двинулся за ней. Остановившись у детской песочницы с грибком, она расстегнула сумку, шаря в поисках сигарет, и, не найдя их и закрыв сумку, потерянно-ясными глазами посмотрела на него. — Я здесь два года жила. — Сказав это и словно забыв о нем, она, повернувшись, посмотрела куда-то в сторону.

Шагнув к ней и притянув за плечи, он стал целовать ее. Не противясь ему и даже слегка касаясь его руками, словно безучастно позволяя ему делать это, она смотрела куда-то вверх, не отталкивая его, но переживая что-то свое, чувствами не присоединяясь к нему. Подождав, пока он отстранился от нее, она снова раскрыла сумку, шаря в ней и перебирая ее беспорядочное содержимое.

— Сигареты на столе забыла. — Он с готовностью посмотрел на нее.

— Пойдем купим?

Она махнула рукой.

— Не надо.

Повернувшись, она пошла через детскую площадку, ничего не сказав ему, не жестом, скорее мягким поворотом тела соглашаясь, чтобы он следовал за ней. Невольно отстав на секунду, глядя на ее широкие круглые икры, он догнал ее. Подняв голову, она словно с обидой оглядела скверик.

— Моей любимой собаки нет.

— Собаки?

— Ну да. Вернее, я у нее была любимая. — Она влажно блестящими глазами посмотрела вверх. — У меня шуба была, старая, енотовая, рыжая. А у комендантши собака была, тоже рыжая. Она была как моя шуба. Когда я в шубе подметать выходила, она от меня балдела, всюду за мной как привязанная ходила. Когда я как-то раз домой поехала, всю дорогу до вокзала со мной пробежала, хотела со мной на Профсоюзную ехать. Я ей в вокзальном буфете две палки колбасы скормила, она от нее забалдела, тогда только согласилась остаться. Вот я пришла, а ее нет.

Он кивнул.

— Она, наверно, воспринимала тебя как вожака стаи.

— Ни фига она меня не воспринимала. То есть воспринимала, пока я была в шубе, а летом и облаять могла. — Она покрутила головой. — Ладно, все это фигня.

Выйдя из скверика, они прошли между старинными домами. Впереди, в просвете переулка показалась улица с несущимися машинами. Посветлевшими глазами, уже улыбаясь, она с комической обидой посмотрела перед собой.

— А шубу эту я как-то Патрикеевой поносить дала, это моя подруга, на один день одолжила всего. Так эта собака сразу за ней увязалась. Вот проститутка.

Переживая вместе с ней, желая ее посмешить, он непонимающе посмотрел на нее.

— Кто, Патрикеева?

— Да нет, эта Жулька. — Она с затаенно-озорной улыбкой спрятала глаза. — Патрикеева-то само собой. Подожди. — На секунду остановившись, запрыгав на одной ноге, поправляя подогнувшийся задник туфли, она схватила его за плечо. Распрямившись, она взяла его под руку. Они снова пошли вместе. Внутренне вздрогнув за ту секунду, пока он видел ее подогнутую полную ногу, он, скосив глаза, посмотрел на ее безмятежно-курносый, с припухлыми губами профиль. Пройдя переулком, они вышли на проспект. Высвобождено оглянувшись под наплывом ветра, шевельнувшего ее волосы, она вскинула голову, просветленно глядя на горящие заходящим солнцем окна и крыши домов.

— Сколько здесь жила, до сих пор к этой красоте привыкнуть не могу. Просто сердце вздрагивает, так красиво. Я но этому проспекту больше всего гулять любила. — Она перевела на него взгляд. Секунду они смотрели друг другу в глаза. Словно что-то видя, угадывая в нем, радостно выводя его из погруженного в нее состояния, она пощелкала пальцами перед его лицом. — Ку-ку. Мне сигареты купить надо.

Повернувшись, она пошла к киоску. Вновь на секунду отстав, глядя на ее сильные холеные ноги, и затем догнав ее у киоска и сунув в окошечко деньги, он передал ей пачку. Секунду, словно не зная, что делать дальше, они стояли друг напротив друга. Снова чуть запрокинув лицо, так, что в белках ее глаз вновь засинело небо, она летящим взглядом посмотрела вверх.

— Вечер классный. — Она перевела на него лучистый взгляд. Секунду они вновь смотрели друг на друга. Вздрогнув, он сделал движение к ней.

— Поехали ко мне.

Словно не удивившись, ожидая этого, она, отведя глаза, со сдерживаемой улыбкой помотала головой.

— Нет.

— Почему?

Она помотала головой снова.

— Я не могу.

— Но почему?

Одновременно затаенно улыбаясь и избегая смотреть на него, в какой-то внутренней борьбе, которая, как ему показалось, была смешной для нее самой, она, словно не зная, что ей делать, капризно и одновременно словно жалуясь, подняла на него глаза.

— Ну правда я не могу. Не обижайся.

Он заглянул ей в лицо.

— Ты не можешь поехать ко мне, потому что всего в третий раз меня видишь?

Ничего не сказав и все так же улыбаясь, она, повернувшись, пошла по улице.

Он горячо взял ее за руку.

— Я не обижаюсь. Я понимаю, ты не можешь пойти домой к человеку, с которым только что познакомилась. Какие обиды, ты такая девушка, с которой я горжусь, что могу просто пройти вместе по улице, я не обижаюсь, правда. — Он с надеждой заглянул ей в глаза. — Может, все-таки поедем?

В каком-то томящем ее раздвоении, словно сама огорченная, она с досадой отвела глаза.

— Ну как ты не понимаешь. Ну не могу я.

— Но не обязательно же сразу… Может, просто посидим, поговорим…

Словно задумавшись на секунду, она как-то потерянно посмотрела мимо него.

— А тогда зачем ехать…

Не найдя, что ответить на это, он пошел рядом с ней. Подняв голову, смеющимися глазами, словно избегая смотреть на него, она скользнула взглядом по ненужным вывескам и витринам.

— Узнай время, сейчас, наверно, уже полдевятого, а то и больше.

Он встревожено посмотрел на нее.

— Ты куда-то торопишься?

Опустив глаза, она кивнула.

— На электричку. В восемь пятьдесят пять последняя, которая на Профсоюзной останавливается, потом два часа ни одна останавливаться не будет. Не хочу затемно домой возвращаться.

Он с готовностью повернулся к ней.

— Я провожу тебя.

Снова опустив глаза, она, чему-то улыбаясь, помотала головой.

— Не надо. Лучше время узнай.

Оглянувшись и не увидев часов, он остановил прохожего, на циферблате у того было восемь тридцать три. Пытаясь сообразить, где они находятся, уже всецело захваченный тем, чтобы помочь ей, он, словно ища ее одобрения, обернулся к ней.

— Возьмем такси?

Она, тоже смотревшая в сторону, просто кивнула.

— Только перейти надо.

Перейдя с ней улицу и подняв руку, он остановил «жигули»; быстро договорившись с шофером, он открыл перед ней заднюю дверцу. На секунду замешкавшись, словно забавляясь чем-то, она, без смущения улыбаясь, отступила, пропуская его.

— Садись первым.

Поняв, что при ее росте ей неудобно забираться в такую маленькую машину, он первым пробрался на сиденье, она села рядом с ним. Хлопнула дверца, мимо окон понеслись витрины и деревья. Ее приподнятые круглые колени светились у него перед глазами, короткая юбка, завернувшись, приоткрыла чуть разведенные бедра, на молочно-белой поверхности одного из них он, при свете солнечного блика, вдруг, увидел чуть различимую синюю речушку вены. Автомобиль резко затормозил у здания вокзала, отдав деньги шоферу, он вылез вслед за ней. Ведя его за собой, она обогнула здание вокзала, они спустились в подземные галереи и, пройдя ими и поднявшись, оказались в самой середине нужной платформы. Электричка с открытыми дверьми уже была на месте; немного пройдя, они остановились у открытых дверей вагона. Часы на здании вокзала показывали восемь сорок. Чувствуя недостаток времени, он, остановившись напротив нее, напряженно поймал ее взгляд.

— Когда тебе можно позвонить?

Словно удивившись вопросу, она, солнечно глядя на него, пожала плечом.

— Когда хочешь.

Он поспешно заглянул ей в глаза.

— Я позвоню завтра.

Она, бездумно блестя глазами, бесхитростно-деловито кивнула.

— Только лучше с полпервого до полвторого. Нам трудно дозвониться.

Он невольно улыбнулся.

— Я знаю.

Мгновение они стояли друг против друга. Дернув еще открытыми дверями, поезд с шумом стравил сжатый воздух. Оглянувшись, она подняла на него улыбчиво-блестящие глаза.

— Я пойду.

— Хорошо.

Внутренне вздрогнув, он, обхватив ее за плечи, безотчетным движением придвинулся к ней. Секунду он смотрел на нее:

— Я тебе не противен?

— Нет.

— Будешь со мной?

Глядя куда-то вверх, она, словно летя чувствами где-то далеко, просто посмотрела на него.

— Наверно, буду.

Мягко освободившись из его объятий, она с цветами в руках вошла в вагон. Двери с шумом закрылись. Поезд тронулся. Провожая его взглядом, он неподвижно стоял на платформе, пока мимо него не пронесся последний вагон электрички. Постояв еще немного, пока впереди на путях не стал виден изгиб головных вагонов, он, словно почувствовав себя в пустоте, заторможено повернулся и пошел назад. Спустившись в галерею, он бездумно пошел по ней, машинально поворачивая по стрелкам на указателях, пока не оказался в здании вокзала, снова повернув куда-то, он пошел дальше. Движимый каким-то бессмысленным возбуждением, словно торопясь к чему-то, чего не было, он не прошел, а скорее пробежал еще какое-то расстояние и лишь несколько минут спустя, вдруг словно очнувшись и увидев вокруг себя черные окна с несущимися за ними проводами, электрический свет и пустые кожаные сиденья, понял, что на автопилоте вошел в метро и сейчас едет обратным путем к своей гостинице. Выйдя из метро, он так же бездумно пошел по улице, пытаясь что-то обдумать, на ходу что-то осмыслить, оценить, но не в силах это сделать, зацепиться хотя бы за одно из бесчисленных впечатлений этого часа, невидяще-стремительно идя по улице, он ощущал лишь шевеление листьев, ветра и людей вокруг себя. Поднявшись к себе и открыв номер, он вдруг ощутил бешеный, ликующий подъем чувств; как подброшенный им, он, встав с кровати, на которую было присел, зашагал кругами из угла в угол по комнате. Промотавшись так несколько минут и ощутив затем какое-то опустошение, он снова присел на кровать. Воспоминаний было так много, что они не умещались в его сознании; попробовав что-то вспомнить, он, словно ослепленный, отшатнулся назад. Поняв, что нужна пауза, он снова прошелся по комнате. Подойдя к телевизору, он нажал на кнопку, так и не зафиксировав в сознании, зажегся ли экран, пройдя комнату, он открыл шкаф, чтобы проверить, на месте ли оборудование, но так и не уловил, чем это закончилось. Выйдя из номера и спустившись вниз, он некоторое время бездумно, но с каким-то облегчением слонялся у парадного подъезда гостиницы, вернувшись, он пересек фойе, забрел в бар и в ресторан и, ничего не купив, так же машинально вернулся к себе. Пройдясь еще раз по комнате, взяв в руки Дельбрюка и положив его, он ощутил какой-то внезапный упадок чувств и, опустившись на кровать, повернулся на бок, подбив под голову скрученную подушку. Проснувшись через какое-то время, он обнаружил себя лежащим в одежде на кровати в темной комнате с ночным небом за окном и мерцающим электронной мошкарой экраном телевизора. Раздевшись и выключив телевизор, он раскрыл постель и, успев на секунду о чем-то подумать, мгновенно уснул опять.