Рашель

Картина третья

Опять зал в замке д’Ювиль, Ночь. Много света. Кирасиры в нетерпении всматриваются в окна. А за окнами по-прежнему ненастье. Послышался стук подъехавшей повозки.

Гросслинг. Это они! Они!

Шейнаубург. Они, они! О, радость!

Кельвейнгштейн. Они! Они! (Подражает трубе.) Трам-та-та-там!

Входят Блондина, Памела, Аманда, Ева и Рашель.

Ну, наконец-то! Мы счастливы вас видеть, милые мои! Снимайте ваши грязные плащи.

Женщины снимают плащи.

Ну, вот, это иное дело! Ну, что ж теперь вы скажете нам, граф?

Фарльсберг. Гм… Да, черт возьми, они недурны!

Кельвейнгштейн. Они прелестны?

Шейнаубург (Гросслингу). Девчонки, правда, первый сорт!

Гросслинг. Да здравствует барон!

Шейнаубург целует Блондину.

Кельвейнгштейн. Нет, нет, не торопитесь! Все нужно делать по ранжиру. (Шутливо). Эй, по росту строиться прошу!

Женщины (шутливо). Слушаем, господин офицер!

Кельвейнгштейн (Памеле). Как звать тебя, очаровательная дама?

Памела. Меня зовут Памела.

Кельвейнгштейн. Памела, номер первый, командиру.

Фарльсберг. Я очень рад.

Памела. Ах, боже мой, какая борода!

Кельвейнгштейн. А ты, красоточка, ко мне сюда! Как имя?

Блондина. Я — Блондина.

Кельвейнгштейн. Целуй меня! А ты?

Аманда. Меня зовут Аманда.

Кельвейнгштейн. Аманда — лейтенанту Отто! Ты счастлива, прелестная вострушка! Уверен, что лейтенант понравится тебе!

Аманда. Он очень мил!

Кельвейнгштейн. Как звать тебя?

Ева. Я называюсь Евой.

Кельвейнгштейн (Шейнаубургу). Вам достается Ева! И наконец, последняя… Смугляночка, как имя?

Рашель. Рашель.

Кельвейнгштейн. Маркизу Эйрику Рашель! Его зовут мамзель Фифи. Всмотритесь, Рашель, в его глаза. Как небо ясное, они лазурны. Но все же ты остерегись его. Он тих на вид, но темперамент бурный!

Эйрик.

Иди, красоточка, ко мне!

Я расцелую алый ротик.

Утопим горе мы в вине,

Иди, не бойся, черный котик!

Целует Рашель, пускает ей в рот сигарный дым.

Рашель. Ах!.. Что вы… Я задыхаюсь, я дыму не переношу…

Эйрик. Ну, ну, не дуйся, это шутка!

Кельвейнгштейн. Там-там-там! К столу прошу! Нас ждет приятный ужин! (Вестовому). Ступай, ты больше нам не нужен.

Фарльсберг.

Да, ваша мысль, майор, блестяща!

Теперь я вижу это сам.

Да, это пир, пир настоящий!

Пью за здоровье наших дам!

Шейнаубург. За дам, за дам, за наших дам!

Кельвейнгштейн. Еще бокал, еще! Пей смело, моя крошка! Да, не промокли ль твои ножки?

Блондина. Ах, вы шалун! Прочь руки, прочь.

Кельвейнгштейн. Ну что ж, я буду терпелив, ведь впереди у нас вся ночь, ночь наслажденья с чудной девой!

Гросслинг. Я за Аманду пью!

Шейнаубург. А я за Еву!

Все вместе. Мы пьем за дам, за наших дам!

Фарльсберг. А ты бы спела нам что-нибудь, прекрасная Памела!

Памела. Я все забыла, я давно уже не пела. А вот Рашель у нас поет.

Аманда, Ева. Она поет прекрасно!

Эйрик. Ах, так скорей сюда! Сюда ее, на стол! (Гросслингу). Лейтенант, садитесь к фортепиано! Красотка, не стесняйся!

Рашель. Я не стесняюсь, я привыкла…

Призналась бабушка однажды,

Качая головой седой:

«Томилась я любовной жаждой,

Когда была я молодой!

Ах, промчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?»

«Бабуся, что вы говорите?

Вы, значит, не были святой?»

«Тсс… внучки, только вы молчите,

Чтоб не подслушал кто чужой!».

Ах, промчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?

Семнадцать лет мне ровно было,

Я миг тот помню до сих пор,

Когда на первое свиданье

Ко мне явился мой Линдор!

Шейнаубург, Гросслинг.

Ах, промчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?

Рашель.

Мне не забыть очей Линдора,

Мне не забыть его манер!

Но, детки, очень, очень скоро

Его сменил другой — Валер…

Все вместе.

Ах, умчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?

Рашель.

«Ах, бабушка, что ты сказала?

Ужель любила ты двоих?!»

«Эх, детки, то ль еще бывало!..

Эх, детки милые мои!..»

Все вместе.

Ах, умчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?

Рашель.

Но вот я деда повстречала,

Надела платьице к лицу.

Его недолго обольщала

И привела его к венцу…

Все вместе.

Ах, умчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?

Рашель.

«Но деду вы не изменяли?

Вы были скромною женой?»

«Конечно… Как же… выйдя замуж.

Ха-ха… я сделалась иной!..»

Все вместе.

Ах, умчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?

Рашель.

Эх, внучки, внучки дорогие,

Наивны вы, как погляжу…

О том, что было в нашем браке,

Я сатане не расскажу!..

Все вместе.

Ах, умчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?

Гросслинг, Шейнаубург. Браво, браво!

Эйрик. Да ты — артистка! Браво, браво!

Все вместе. Да у нее большой талант!

Эйрик. Иди ко мне, моя смуглянка, ты разбудила жар в крови! Иди ко мне скорее, жрица продажной легонькой любви! (Целует Рашель.)

Рашель. Отпусти меня, мне больно, ты груб, жесток, и я тебя боюсь!

Эйрик. Ну, пустяки, это невольно! Дай в губки алые вопьюсь!

Рашель. Что это, кровь? Я поцелуи продаю, но ты не смеешь меня мучить! Смотри, когда-нибудь тебе придется поплатиться!

Эйрик. Ну, что же, я охотно заплачу! (Высыпает из кошелька на голову Рашели золотые монеты.)

Блондина. Он мучает Рашель!

Кельвейнгштейн. Вздор! Он просто слишком страстен, как каждый храбрый офицер! За офицеров!

Аманда, Ева. За офицеров!

Гросслинг. Нет, громче тост! Полней бокалы! Да здравствует победа! Мы Францию разбили!

Эйрик. Долой французов! Они все трусы!

Рашель. Мне приходилось знать французов, при которых ты этих слов не произнес бы!

Эйрик. Ах, вот как! Вот с этим палашом в руках всю Францию прошел я, таких французов я не встретил.

Лишь только германские рати

Пришли от восточных границ,

Французы пред ними бежали

И в ужасе падали ниц.

Германец наносит смертельный удар.

Вспомни, красоточка, Мец и Седан!

Все наше теперь, и леса и поля,

Французские жирные пашни,

Все наше! Вода и земля

И островерхие башни!

С германцем в боях

Не уйти от судьбы!

Мы вами владеем,

Вы — наши рабы!

Рашель. Замолчи! Замолчи! Не смей над побежденною страною издеваться! Вы нас разбили, но наши братья защищались и за Седан своею кровью заплатили!

Эйрик. Нет, ты замолчи! Ты — рабыня моя! Все женщины Франции — рабыни!

Рашель. Несчастный! Ты лжешь! Никогда, никогда не будут рабынями женщины наши!

Эйрик. Не будут? Да это смешно! А как же ты здесь оказалась?

Рашель. Я?.. Я?.. Ты ошибаешься, мой кирасир, я не женщина, нет, я проститутка. Мое дело — за деньги любить, меня всякий на улице может купить. Но тебя хорошо я узнала теперь: бесплатно никто тебя не полюбит! Так пусть хоть продажная девка тебя приголубит, тупой, омерзительный зверь!

Эйрик. Что ты сказала? Ах, дрянь! (Ударяет Рашель по лицу.)

Памела, Блондина, Аманда, Ева. Граф, заступитесь! Он женщину бьет! За что же нас обижать, ведь мы беззащитны.

Фарльсберг. Маркиз!

Гросслинг, Шейнаубург. Она оскорбила его!

Рашель. Я вижу теперь, ты действительно храбр, непобедимый германец! Ну, что же, ударь еще раз… Ну, ударь!

Эйрик (замахиваясь). Вот тебе, тварь!

Рашель (ударяет Эйрика в горло десертным ножом). От женщин французских тебе мой привет!

Эйрик. А… (Ловит воздух руками, падает и затихает.)

И кирасиры и женщины застывают в оцепенении.

Рашель бросается к окну, выбивает стекло и выскакивает в завесу дождя.

Памела, Блондина. О боже! О, боже!

Кельвейнгштейн (стреляет из револьвера в окно). Часовой! По беглянке огонь! (За сценой ружейный выстрел.) В ружье, караул! Трубите тревогу! (Выбегает.)

Фарльсберг. Будь она проклята, эта затея! (Наклоняется к Эйрику.) Неужели?..

Гросслинг, Шейнаубург. Он мертв, он мертв…

Убить! Убить потаскушек поганых! Убить!

Смерь им, смерть! (Хватаются за палаши.)

Аманда, Ева. Милосердие к нам! Милосердие! О, пощадите нас, бедных девчонок! За что же нас убивать?

Блондина. Пощадите!

Памела. У меня есть ребенок!

Фарльсберг. Эй, лейтенанты, назад!.. Черти бы, черти бы взяли!..

Вбегает Кельвейнгштейн, с ним Ледевуар.

Схватили? Скажите, схватили?

Кельвейнгштейн. Нет, ускользнула во тьму!

Фарльсберг. Будите в казарме второй эскадрон! Облаву немедля, облаву! Взвод один на дорогу в Руан!.. Ведь видел же я, что он пьян!.. Награду тому, кто убийцу найдет! (Наклоняясь к Эйрику.) О, идиот!..

Кельвейнгштейн, Гросслинг, Шейнаубург, Ледевуар. Она не уйдет! Она не уйдет!

За сценой тревожно запели трубы.

Занавес

Москва, 26 января 1939 года.