Распинатель

49

Остаток дня они провели, копаясь в жизни Майка Фарлоу. Его послужной список был длинным, но не насильственным. Его осуждали только за непристойное поведение, а не за сексуальное насилие. «Конечно, он был подонок, — подумал Роберт, — но не агрессивный». Отсиживая в тюрьме последний срок, он проникся религиозной верой и по освобождении стал ходить по улицам и проповедовать Евангелие тем, кто его слушал, и тем, кто не хотел слушать.

В медицинских данных Майка не нашлось ничего необычного. Несколько раз лечился от венерических болезней, переломов после уличного избиения, и на этом все. У него не было истории обращения к психологам, ни вообще чего-то нетипичного. Они пришли к выводу, что убийца не мог выбрать Майка, основываясь на медицинских или полицейских данных. Они решили пройтись по религиозным группам, в которых мог участвовать Майк, но к половине двенадцатого ночи так ничего и не нашли.

Карлос коротко посмотрел на часы, паркуя машину перед своим домом. «Опять за полночь».

В последние две недели Карлос ни разу не сумел прийти домой раньше полуночи. Он знал, что ничего не может с этим поделать. Этого требовала от него работа, и, безусловно, он готов был на это пойти. Но то же нельзя было сказать о его жене Анне.

Он немного посидел в темноте на парковке. Из машины он смотрел на окна своей квартиры на первом этаже. В гостиной еще горел свет. Анна не ложилась.

Карлос велел ей не беспокоиться, предупредил, что они работают над очень сложным делом и ему приходится много работать сверхурочно, но он знал, что все эти слова пролетали мимо ее ушей. Он понимал, что жена предпочла бы видеть его врачом или адвокатом, кем угодно, лишь бы не детективом, расследующим убийства в Лос-Анджелесе.

Карлос медленно прошел мимо припаркованных машин к дому, потом поднялся к своей квартире. Хотя он был уверен, что Анна не спит, он открыл дверь как можно тише. Анна лежала на голубом тканевом диване лицом к телевизору, установленному у восточной стены. На ней была тонкая белая ночная сорочка, волосы закрывали пол-лица. Она лежала с закрытыми глазами, но открыла их, когда Карлос сделал первые шаги по квартире.

— Привет, милая, — сказал он усталым голосом.

Она села, поджав под себя ноги. Муж казался ей каким-то другим. Каждую ночь он возвращался к ней и казался чуть старше, чуть более усталым. Он проработал в отделе меньше месяца, но в глазах Анны эти недели казались годами.

— Ты как? — спросила она тихо.

— Нормально… только устал.

— Есть хочешь? Ты ужинал? Там еда в холодильнике. Тебе надо поесть, — настаивала она.

Карлос не чувствовал голода. На самом деле у него пропал аппетит еще несколько недель назад, как только он вошел в тот деревянный дом, но ему не хотелось отказывать Анне.

— Да, пожалуй, я бы чего-нибудь поел.

Они оба пошли на кухню. Карлос сидел у маленького стола, пока Анна доставала тарелку из холодильника и ставила ее в микроволновую печь.

— Хочешь пива? — спросила она, снова подходя к холодильнику.

— Пожалуй, лучше бы стопку виски.

— Виски плохо с едой. Выпей пива, а если захочешь попозже…

Она передала ему открытую бутылку «Будвайзера» и села напротив. Тишину нарушила только печка, которая звонком объявила о том, что его поздний ужин готов.

Анна приготовила одно из любимых блюд Карлоса — рис с бразильскими бобами, курицей и овощами, но Карлос проглотил только три кусочка, а потом стал ковыряться в тарелке, не поднося вилку ко рту.

— Невкусно?

— Вкусно, милая. Ты же знаешь, я люблю, как ты готовишь. Я просто не так голоден, как мне казалось.

Ни с того ни с сего Анна закрыла лицо руками и расплакалась.

Карлос быстро подошел к ней и встал на колени перед ее стулом.

— Анна, что случилось? — Он попытался отнять руки от ее лица.

Ушло еще несколько секунд, прежде чем она наконец посмотрела на него глазами полными слез и грусти.

— Мне страшно.

— Страшно? Почему? — спросил он озабоченно.

— Потому что твоя новая работа что-то делает с тобой… с нами обоими.

— Что ты имеешь в виду?

— Посмотри на себя. Ты несколько недель не спал как следует. В тех редких случаях, когда ты засыпаешь, ты просыпаешься через несколько минут в холодном поту и чуть не кричишь… Ты не ешь. Ты так похудел, что кажешься больным, и мы… ты больше не смотришь на меня и даже не разговариваешь.

— Прости меня. Ты знаешь, я не могу разговаривать с тобой о тех делах, над которыми мы работаем.

Он попытался обнять ее, но она отстранилась.

— Мне не надо, чтобы ты рассказывал мне подробности твоего расследования, но ты превратился в призрак. Я тебя больше не вижу. Мы больше ничего не делаем вместе. Даже такие мелочи, как поужинать вместе, превратились в роскошь. Ты уходишь на рассвете, приходишь за полночь. Каждый день я смотрю, как ты открываешь дверь с таким видом, будто ты оставил там часть жизни. Мы становимся чужими людьми. Что случится через полгода или год, если это будет продолжаться? — спросила она, вытирая со щек слезы.

Огромное желание защитить ее охватило Карлоса. Ему захотелось обнять ее и успокоить, но правда была в том, что он тоже боялся. Не за себя, но за всех. Где-то ходит убийца, который получает удовольствие, причиняя жертве невыносимую боль. Убийца, который не делает различий между расами, религией, общественным положением и чем угодно другим. Любой мог оказаться следующей жертвой, любой, и Анна в том числе. Он чувствовал себя беспомощным.

— Не плачь, пожалуйста, все будет хорошо, — сказал он, нежно касаясь волос Анны. — Мы добились некоторого успеха в расследовании, и если нам немного повезет, то мы очень скоро закроем дело.

Карлосу самому не верилось, что он это говорит.

— Прости, — сказала она все еще в слезах. — Но ни одно другое дело, над которым ты работал, так не действовало на тебя.

Карлос не знал, что сказать.

— Я боюсь того, что эта работа может сделать с тобой. Я не хочу тебя потерять.

Ее глаза снова наполнились слезами.

— Ты меня не потеряешь. Я люблю тебя. — Он поцеловал ее в щеку и вытер слезы. — Обещаю тебе, все будет хорошо.

Анна хотела верить ему, но не видела убежденности в его взгляде.

— Давай ляжем спать, — сказал он, помогая ей подняться.

Они оба медленно встали. Она обняла его, и они поцеловались.

— Я пойду выключу свет в гостиной, — сказала она.

— Ладно, а я поставлю тарелки в посудомойку.

Карлос выбросил остатки еды и наскоро сполоснул тарелку под краном.

— Господи! — Крик Анны донесся из гостиной.

Карлос оставил тарелку на посудомоечной машине и бросился к ней из кухни.

— Что случилось? — сказал он, подходя к Анне, стоявшей у окна.

— Там кто-то смотрел на меня.

— Что? Где? — спросил Карлос, выглядывая в окно на пустую улицу и парковку.

— Вон там, между машинами, — показала она на два автомобиля, припаркованные вниз по улице.

Карлос снова выглянул в окно.

— Я никого не вижу, к тому же там совсем темно, ты уверена, что кого-то видела?

— Да. Я видела, что кто-то смотрит прямо на меня.

— Точно?

— Да. Он смотрел вверх, на меня.

— Он? Это был мужчина?

— Не знаю. Мне кажется, что мужчина.

— Может, это был кот или собака.

— Это был не кот, Карлос. Кто-то смотрел прямо в наши окна. — Голос Анны стал еще более беспокойным.

— В наши окна? Может быть, этот человек просто смотрел на дом.

— Он смотрел прямо на меня, я знаю, я чувствовала, он меня напугал.

— Может быть, это кто-то из соседских ребят. Знаешь, они вечно торчат на улице по вечерам.

— Соседские дети не доводят меня до такого состояния. — На ее глазах снова показались слезы.

— Ладно, хочешь, я спущусь и посмотрю, что там?

— Нет… пожалуйста, останься со мной.

Карлос обнял ее и почувствовал, как ее тело дрожит, прижатое к нему.

— Я здесь, милая. Ты просто устала, расстроилась. Я уверен, нет ничего страшного. Пойдем спать.

С парковки скрытый в тенях незнакомец наблюдал со злобной улыбкой, как они обнялись и отошли от окна.