Рассказ о брате

Рассказ третий ДОРОГА ЧЕРЕЗ СОКОЛЬНИКИ

Перед самой первой мировой войной 1914 года семья Гастелло переехала с Пресненской заставы в Сокольники. Здесь прошли детские годы брата, здесь проходило становление его характера. Вместе с рабочими, будучи десятилетним мальчиком, Коля с радостью встретил Великий Октябрь.

Первым его наставником, главным учителем был отец. Он по-прежнему работал мастером литейного цеха, был уважаемым человеком в коллективе рабочих. Из цеха он уходил последним и иначе не мог. И дома, и на работе он любил приводить в пример слова Владимира Ильича Ленина о том, что каждый рабочий трудится теперь на себя и свою молодую республику, а потому трудиться следует в полную силу.

Как-то под Первомайский праздник отец пришел домой поздно вечером и, улыбаясь, сказал:

— Встречайте почетного вагранщика, героя труда! — и положил на стол огромный сверток. — Бери, мать, пролетарский подарок! Встретим Первомай, как подобает рабочей семье.

Трудными были для молодой Республики Советов первые ее годы. Разруха, голод… Рабочие жили на скромных пайках. Но и в этих условиях Советская власть находила возможность оказать помощь передовым рабочим, многодетным семьям, сиротам.

Вечером, когда за обеденным столом собралась вся семья, отец рассказал, как торжественно прошло предпраздничное собрание в мастерских, как руководство и партийная организация поздравили собравшихся с наступающим праздником Первого мая и вручили передовикам подарки. В числе лучших рабочих назвали и Франца Павловича Гастелло. Нашему отцу присвоили звание ударника труда и вручили награду: новый суконный костюм, а на семью выдали пуд пшеничной муки и четверть подсолнечного масла.

— Праздник мы встретим вкусными пирогами, — сказал отец. А за столом рассказывал о том, что стране сейчас нужен металл, нужны вагоны и паровозы. — Значит, нашему брату-литейщику придется постараться поработать на славу…

Николай не отрывал от отца глаз, старался не пропустить ни одного его слова, он гордился отцом, хотел быть похожим на него. Как торопил он время, чтобы быстрее подрасти и стать отцу помощником.

Радостным был тот памятный Первомай в нашем доме. Было много гостей. Весенний праздник совпадал с днем рождения отца, поэтому радость и веселье удвоились. В новом костюме, с алым бантом на лацкане пиджака, отец по праву был в центре торжества.

«Чем не жених, разве дашь ему сорок семь?!» — смеялись товарищи по цеху, тиская в объятиях именинника. Но Франц Павлович ловко увел разговор от собственной персоны, и в доме дружно зазвучали любимые в семье песни, частушки. Допоздна затянулось в тот день веселье. У нас, малышей, слипались глаза, но мы еще долго кружили хороводы и громко пели: «Как на папины именины испекли мы каравай». А Коля за весь вечер так и не отошел от отца, внимательно слушал его разговор с рабочими, звонко подпевал революционные песни.

Мы очень любили такие праздники. Еще накануне всей семьей шли встречать отца с работы. Знали, что каждого из нас ждут гостинцы, подарки. Гордые и счастливые возвращались домой, дружно помогали маме накрывать на стол и весь вечер составляли «программу» праздника.

Особенно любили в нашем доме Новый год. Вместе мастерили елочные игрушки, разучивали стихи и песни, убирали квартиру. Дня за три до праздника отец вместе с Николаем отправлялись за елкой. Выбирали, как правило, высокую и пушистую, и от вокзала шли с ней пешком. А вечером 31 декабря она красовалась в углу, сверкая самодельными игрушками и свечами. В доме пахло пирогами и елкой. Мы были неимоверно счастливы. А утром, в первый день Нового года, к нам снова съезжались гости — дети товарищей отца по мастерским. Побывать на елке у Гастелло стало для многих из них традицией. Родители с улыбками наблюдали за нашим весельем: на елке хватало и песен, и игр, и танцев. Когда расходились по домам, каждый держал в руках какой-нибудь подарок, чаще это были игрушки, которые так искусно умел мастерить наш отец.

Родители наши были людьми добрыми, часто нас баловали своим вниманием и заботой. Но они умели и требовать. Их просьба, совет или просто напутствие были для нас законом. В семье стало правилом — во всем помогать друг другу. И как-то само собой прививались к нам терпение, самообладание, уважение к старшим, стремление к хорошему и светлому.

В детстве отец наш с большим трудом окончил начальную сельскую школу. Тяжело жилось тогда. Летом-то бегал в лыковых лаптях да в обносках старших братьев, а зимой… Зимой неделями приходилось сидеть дома: валенок — одна пара на четверых. Но огромное желание учиться все-таки помогло отцу получить начальное образование. Он всю жизнь вспоминал школу с благодарностью — ведь там он научился читать и писать. Школа привила ему любовь к книгам, с которыми он не расставался до конца своей жизни. Книги открыли ему мир, особенно он любил читать о природе. О прочитанном охотно рассказывал детям, дополняя рассказ своими воспоминаниями и наблюдениями.

Трогательно и внимательно заботился отец о наших школьных делах, стремился во всем помогать нам, хотя порой это давалось ему нелегко. Чтобы быть достойным наставником подрастающим детям, он терпеливо совершенствовал свои знания в русском языке. Неоценимую помощь в этом ему оказывали стихи Пушкина, Некрасова, Никитина.

Прослышав однажды о белорусском поэте Янке Купале, отец стал с радостью читать его стихи, собирать книги и журналы, где они печатались в русском переводе.

Вскоре в нашей небольшой семейной библиотеке появилась книга стихов знаменитого земляка отца. Затем рядом со сборником стихов Янки Купалы на книжной полке «получил прописку» журнал «Современный мир» со стихами поэта «А кто там идет» в переводе Максима Горького. Это было любимое стихотворение нашего отца. К журналу «Современный мир» присоединились и другие издания с переводами стихов Янки Купалы, а также со стихами поэтов Брюсова, Нечаева, Белоусова.

Каждое из этих стихотворений отец знал наизусть, многие из которых с его слов выучили и мы.

Как-то отец занемог. Навестить больного пришли товарищи по работе. Друзья застали его лежащим в постели с томиком стихов Янки Купалы. И как-то сам собой зашел разговор о любимом поэте отца.

— А верно, что Купала не настоящая его фамилия? — спросил молодой рабочий, подручный вагранщика, Федор Сизов.

— Верно, так он подписывал свои стихи, — ответил отец, — а настоящая его фамилия, его полное имя — Иван Доминикович Луцевич. Он родился под праздник Ивана Купалы. Праздник этот в Белоруссии отмечали особенно торжественно. Молодежь собирается ночью в лесу, водит хороводы, поет песни, прыгает через костры… Была примета — если найдешь в лесу цветок папоротника, то сбудутся все твои самые заветные мечтания. У будущего поэта была такая мечта — сделать трудовой народ счастливым. Сам он вырос в бедной крестьянской семье, испытал на себе все тяготы и лишения батрацкой жизни, а затем мальчишкой стал работать на заводе. Мечтал о счастливой доле, ей и посвятил свои первые стихи. Так родился поэт Янка Купала…

Внимательно слушали рассказ своего товарища по работе литейщики. И казалось им, что Франц Павлович рассказывает им о своей нелегкой судьбе: так совпадали биографии земляков. Разве что стихов не писал старший Гастелло. Зато нашел он свой цветок папоротника, нашел свое счастье, о котором прежде мог только мечтать, и это счастье принесла Советская власть.

Отец с первых шагов нашей жизни учил нас дорожить этим счастьем. Его неторопливые рассказы о горьком своем прошлом, о мужественной борьбе рабочих за свои права и лучшую долю навсегда оставались в нашем сознании. Особенно заметно сказывалось влияние отца на старшего из нас, Николая. Он, как губка, впитывал в себя все доброе и хорошее. Радовал отца успехами в учебе. И мы как-то не заметили, что очень скоро стал он отцу первым помощником, что между ними завязалась настоящая мужская дружба, когда старший понимает младшего, а младший видит крепкую опору в старшем.

В Москве, на Девятой Сокольнической улице, стоит здание школы, при входе в которую есть мемориальная доска с надписью:

«В этой школе с 1915 по 1921 год учился Герой Советского Союза Николай Францевич Гастелло, героически погибший в бою за Родину 26 июня 1941 года».

В нашем семейном архиве хранится письмо любимой учительницы Коли — Евгении Сергеевны Таланниковой, написанное вскоре после героического подвига брата. Вот это письмо.

«Прошло уже много лет, но мне хорошо помнится ученик Коля Гастелло. Вот он в классе, блестят его темные глазенки. С большим интересом он слушал мои объяснения. Школу он очень любил и к выполнению заданий всегда относился аккуратно. Живой, веселый был мальчик Коля. Хорошим был он товарищем, всегда делился с ребятами своими знаниями, помогал слабым. С детства проявлял твердость характера, если что задумает— доведет до конца. С первого класса стал проявлять интерес к самолетам, делал летающие „птички“ из бумаги, а позже научился делать и летающие модели самолетов. Иногда приходилось удивляться, откуда у мальчика такая целеустремленность? С детства выковывался склад его души. Невозмутимый, спокойный характер, настойчивость в достижении поставленной цели, деловитость вырастили в нем верного сына Родины, отдавшего свою жизнь на благо великого советского народа, сыном которого он был».

Школьные годы Николая приходятся на трудную пору становления Советского государства, на горячие и тревожные дни гражданской войны, когда остро встал вопрос: быть или не быть молодой Республике Советов. Память сверстников Николая и поныне отчетливо хранит трехгранные сверкающие штыки красноармейцев, перепоясанные ремнями куртки комиссаров, острые пики кавалеристов, стремительные тачанки, грозные бронепоезда…

Все это Николай видел своими глазами. Как и тысячи его сверстников, он мечтал промчаться на коне в краснозвездной буденовке, построчить из «максима», спасти от беляков простреленное в бою полковое Красное знамя…

Коле шел четырнадцатый год. В то время трудно было не только на фронтах гражданской войны. Трудно было и первым советским школьникам. Учились с большими перерывами: голод, разруха сказывались и на работе школ. Все это вынудило городские власти принять решение о временной эвакуации школ из Москвы в отдаленные сельские районы и другие города, где жизнь была хоть чуточку поспокойнее и посытнее. Школа имени А. С. Пушкина, в которой учился Коля, выезжала в город Уфу. На Казанском вокзале в день отъезда школьников собрались провожающие. Настроение родителей было и радостным и грустным. Ведь детей провожали в далекий путь. Хотя все знали — о детях позаботятся. Сдерживая слезы, мама наказывала Коле быть послушным, помогать людям. Она верила, что и далеко от дома он останется исполнительным и примерным, но считала, что родительское напутствие помехой не будет. Мать поцеловала сына и обронила слезу. К материнскому наказу отец добавил всего несколько слов: «Береги себя, — сказал он, — слушайся старших и почаще пиши письма…»

Впервые Коля отправлялся в такой далекий путь. Волновался очень, но виду не показывал. Разве что мама смогла разглядеть в его взгляде тревогу и взволнованность предстоящей разлукой. Хотя Коля и старался улыбаться, на душе было пасмурно — не хотелось уезжать от отца, оставлять в тревоге маму.

Но вот загудел паровозный гудок. Коля высоко поднял руки. Ребята пропели: «Смело мы в бой пойдем». Все провожающие заулыбались. Вот уже скрылись последние вагоны, а матери все смотрели вслед эшелону, утирая украдкой слезы.

На перроне за проводами детей наблюдали мастеровые-железнодорожники. Старший из них, пожилой рабочий в форменной фуражке, успокоил женщин:

— Не горюйте, ребятам на селе будет неплохо, спокойнее и сытнее. Вернутся домой целыми и невредимыми: вырастут, поправятся. В деревне знают, как трудно сейчас в городе, а потому всегда придут на помощь…

От этих добрых слов потеплело на душе у матерей.

Прав оказался железнодорожник. В первом же своем письме Коля сообщал, что доехали хорошо, поселились в доме очень доброй хозяйки. Быстро освоили незнакомое крестьянское дело и теперь имеют представление, как трудно вырастить хлеб. Правда, работу им пока доверяют самую несложную: за скотиной присмотреть, в огороде покопаться, воды принести, дров наколоть…

Когда школа вернулась в Москву, учительница Коли, Евгения Сергеевна Таланникова, выезжавшая вместе с ребятами в эвакуацию, рассказывала родителям, как жилось им далеко от дома:

— Обосновались школьники близ Уфы, в небольшом поселке. Местные жители встретили их хорошо, а женщины проявляли к ним особую теплоту. Поселили ребят в частных домах, по два человека в каждом. Дома крестьянские, с надворными постройками, с фруктовыми садами и большими огородами. В каждом дворе домашний скот. Для ребят все это было новым, интересным.

Коля Гастелло жил вместе с товарищем в доме железнодорожника. Дядя Андрей — так звали хозяина, машиниста паровоза — сам присмотрел шустрых мальчишек и попросил поселить их к себе на жительство. Хозяйка дома, тетя Лиза, любезно приняла ребят, познакомила их со своим сыном, школьником Сережей, и с маленькой дочкой, дошкольницей, сероглазой Машей. Ребята быстро подружились, и москвичи почувствовали себя как дома. У тети Лизы дел по хозяйству было и так немало, а с приездом московских школьников их прибавилось. Но ребята оказались хорошими помощниками, и хозяйка была ими довольна.

Стояли первые дни лета. Земля хорошо прогрелась. Ребята вместе с хозяйкой целыми днями трудились на огороде, сажали картофель, лук…

В редкие свободные от работы часы дядя Андрей с ребятами не вылезал из любимого сада. От него Коля впервые узнал о различных сортах яблонь, научился ухаживать за кустами малины, крыжовника, смородины. Работа в саду была для ребят самой желанной. Особенно старался Коля. Если он вдруг замечал, что кто-то из ребят устал или расшалился — тут же пристыдит и заставит работу сделать так, как требовал дядя Андрей. Серьезное отношение Коли к делу приметил хозяин дома и, обращаясь к жене, сказал однажды:

— Смотри, мать, какой Гастелло отличный парень растет, рядом с ним и нашего Сережку не узнать!

В доме четко соблюдали режим: вместе работать, вместе есть. Обедали, например, всегда в одно и то же время. Собирались за большим деревенским столом.

С аппетитом съедали все. Трудности с продуктами, правда, ощущались и здесь, в деревне, но они чувствовались все же не так, как в Москве: свое хозяйство выручало. Очень тяжело в то время было с сахаром. В большом чугуне в русской печи тетя Лиза парила свеклу, и ребята с наслаждением лакомились этим сладким блюдом. Не было и соли. Дядя Андрей обменивал ее у приезжих горожан на продукты из своего хозяйства. А когда в доме появлялся чай — был настоящий праздник. Обычно же заваркой служила сушеная морковь, заготовленная впрок. Самая большая радость обычно ждала ребят рано утром, когда тетя Лиза наливала им по кружке парного молока.

Спали мальчишки в сарае на сеновале. Сено было душистым, а подстилкой служила дорожка, сделанная из разноцветных лоскутов. Одевались в овчинные шубы. Сеновал был любимым местом ребят, убегали отсюда, лишь когда приближалась гроза, гремел гром. Здесь можно было поговорить о многом, поспорить о самых различных ребячьих делах.

Как-то под вечер дядя Андрей вернулся с работы и угостил ребят воблой. Лакомясь ей, завели разговор о том, какие рыбы где водятся, какими навыками должен владеть рыболов, чтобы ему всегда сопутствовала удача.

По этой части Сережа оказался более осведомленным. Он часто бегал с местными ребятами на озеро, где ловили удочками карасей. Приходилось бывать ему на рыбалке и вместе с отцом. Тогда попадалась более крупная рыба. Сережа рассказал про зубастую щуку, которую он чуть не поймал. Она гоняла в озере рыбешек, била хвостом по воде и делала большие круги.

— Щука — хитрая рыба, — говорил Сережа, — спрячется в водяной траве и ждет, когда приблизится карасик или другая рыбешка. И — цап!..

Потом посвящал в таинства, как рыбаки ловят щук. По нескольку штук сразу! Забросят бредень в озеро, вытащат его из воды, и на берегу забьется сразу несколько больших длинных рыбин.

Понравился ребятам Сережин рассказ, и порешили они на другой день рано утром пойти на озеро рыбачить: авось на завтрак будет уха.

Понравилась эта затея и Коле: ему очень захотелось по-настоящему половить рыбу.

Для рыбалки все было подготовлено с вечера. У Сережи нашлась настоящая бамбуковая удочка с леской и маленьким блестящим крючком. Нести ее договорились до озера по очереди. А пока заготовили червей, уложили их в металлическую коробочку, пересыпали землей.

С восходом солнца отправились на озеро, выбрали на берегу подходящее местечко. Над тихой водной гладью поднимался туман, такой густой, что за ним не было видно противоположного берега.

Сережа размотал длинную волосяную леску, насадил на крючок червя, поплевал на него и, ловко взмахнув удилищем, забросил в воду, подальше от берега. Долго и пристально следили мальчишки за поплавком из гусиного пера. Он наполовину погрузился в воду и не двигался. На воде изредка появлялись всплески, от которых расходились круги.

Сидели ребята молча, боясь напугать рыбу. Туман понемногу рассеивался, на противоположном берегу показалась фигура рыбака, он сидел без движений. Солнце поднималось все выше и выше. Становилось теплее. Молчаливое наблюдение за поплавком утомляло, ребята разговорились. Сначала тихо, полушепотом, а затем все громче и громче.

Светило солнце, весело пели птицы, стрекотали в траве кузнечики. И ребята совсем забыли о том, что надо следить за поплавком.

— Где же твои щуки? — весело спросил у Сережи Коля, и в этот момент поплавок дрогнул. Ребята притихли, все внимание сосредоточив на поплавке. Прошло немного времени, и поплавок снова вздрогнул, затем два раза нырнул в воду и вновь застыл. «Кажется, прозевал», — тихо сказал Сережа, но вспомнив, как действовал в этих случаях отец, опять насторожился и стал терпеливо ждать поклевки.

Московским ребятам впервые пришлось быть на настоящей рыбалке. Они пристально смотрели на поплавок, следили за Сережей и не знали, как ему помочь. В Сокольническом парке, куда ходили ловить рыбешку, все было проще: удочка — из орешника, леска — суровая нитка, поплавок — обычная пробка, на крючке — муха. Скрылся поплавок в воду — тяни быстрее, и выскочит из воды рыбешка. «А здесь куда сложнее», — думал Коля.

Сережа пристально следил за поплавком, ни на кого не обращая внимания, и был готов в любую минуту вытянуть леску из воды. Наконец поплавок снова вздрогнул, вынырнул из воды, повалился набок и некоторое время без движения лежал на поверхности. Затем неожиданно пошел в воду.

— Тяни! — не выдержав, закричал Коля.

Быстрым движением Сережа потянул удочку на себя, намереваясь вытащить попавшуюся рыбину. Удочка согнулась, натянутая леска ходила из стороны в сторону, но поплавок оставался погруженным в воду. Ребятам казалось, что вот-вот леска оборвется, и тогда прощай единственный крючок, а с ним и все надежды на утреннюю уху.

Не раздумывая, Коля бросился на выручку к Сереже. Они вдвоем стали тянуть за удочку, пытаясь спасти и крючок, и леску. Рывок, другой, и леска вырвалась из воды — на ее конце не было ни рыбы, ни крючка.

Некоторое время ребята стояли молча, не сразу сообразив, что произошло. Первым заговорил Сережа.

— Сорвалась вместе с крючком, оборвала леску… Видать, крупная рыбеха, не иначе как лещ, он всегда так начинает брать червя: сначала кладет поплавок набок, а потом быстро тянет его в глубину. Папа не упустил бы. Жалко, хороший крючок был, такого теперь не достанешь…

Сидевший на противоположном берегу рыбак поднялся во весь рост и негромко сказал:

— Что, ребята, рыба вас поймала, да? Ничего. Сегодня не повезло — завтра повезет!

С пустыми руками возвращались ребята домой. Когда проходили местечко, где на отлогом песчаном берегу днем обычно барахтались в воде, искупаться не решились. Кругом сидели рыбаки, они молча поглядывали вслед ребятам, словно сочувствуя их неудаче.

За завтраком маленькая Маша спросила:

— Где же ваша щука, за которой ходили ночью?

Ребята молчали. Дядя Андрей спросил, про какую щуку она говорит. Пришлось ребятам рассказать о своем неудачном походе на рыбалку, о том, как сорвалась большая рыба, и о самой большой потере — пропавшем навсегда крючке.

Дядя Андрей долго смеялся над горе-рыболовами, а затем сказал, что рыбачить по-настоящему тоже надо уметь. Он разъяснил, в чем были их ошибки, и пообещал в ближайшие дни взять с собой на рыбалку.

Долго ждать не пришлось. В следующее же воскресенье на восходе солнца отправились они к озеру. Каждый шел с удочкой, имея про запас еще один крючок. Об этом позаботился дядя Андрей.

Вернулись домой с хорошим уловом. К обеду была приготовлена вкусная уха. Когда ребята приехали в Москву, они долго еще вспоминали об этом чудесном утре на озере.

Вообще эвакуация оставила в сознании моего брата много незабываемых воспоминаний. Она как бы открыла ему окно в новый мир, о котором он много слышал из рассказов отца. Там на практике узнали они, что такое грабли, коса, серп, плуг, соха, борона, как растут в поле рожь, пшеница, овес, ячмень, просо.

Находясь в эвакуации, ребята некоторое время занимались в местной школе, которая была здесь же, в поселке. Школа деревянная, небольшая, всего несколько классов. С приездом москвичей занятия проходили в две смены. Но проводились они далеко не каждый день: время было летнее, многие местные ребята трудились вместе со взрослыми на полях, и москвичам приходилось помогать им в работах по хозяйству. Но учителя все же старались наверстать упущенное. Московским школьникам, несколько отставшим в учебе, пришлось с усердием догонять своих сверстников. Приехавшая с ребятами учительница Евгения Сергеевна охотно помогала им.

Коля учился хорошо. И учительница нередко ставила его в пример другим ребятам. Он всегда приходил на помощь каждому, у кого встречались трудности в учебе. Жили ребята дружно, все понимали, какое трудное время.

Около дома, в пригородном поселке близ Уфы, в котором жил Коля Гастелло, часто собирались мальчишки. Они любили слушать интересные рассказы дяди Андрея. Он объяснял им, как устроены паровозы, рассказывал о маршрутах, по которым приходится ему водить поезда, говорил и о том, как трудно сейчас приходится народу, особенно тем, кто живет в городах. В поездах он ежедневно встречается с сотнями людей, которых называют «мешочниками». В своих видавших виды узелках везут они городские пожитки, выменивают их на продукты. В обратный путь везут муку, хлеб… Словом, все, что сумеют раздобыть в дороге для пропитания. Трудно жилось тогда в городах, но рабочие делали все для того, чтобы Советская власть стала сильнее, чтобы скорее разбить белых на всей нашей земле.

Коля Гастелло любил слушать рассказы дяди Андрея, задавал ему много вопросов, порой и сам рассказывал о московской жизни, показывал ребятам, как делать модели самолетов и планеров, мастерить игрушки. А вечерами на поляне учил мальчишек правилам игры в футбол. Рассказал он и о том, как пушкинские школьники провели поход в парк Сокольники.

Колин рассказ так заинтересовал ребят, что они решили организовать по примеру москвичей свой поход в лес.

В подготовке к походу приняли участие учителя и родители школьников. Дядя Андрей помог Коле и его товарищам соорудить небольшую походную кухню, показал, как разводить костер, как ориентироваться в лесу и поле, как быстро построить из веток хвои шалаш на случай ненастья.

Наконец все было готово к походу. Рано утром школьники прибыли к месту сбора. Почти весь поселок вышел на улицу, чтобы проводить ребят. Ведь такое было здесь впервые — призывный зов горниста, громкие команды, звонкие песни, марширующие по улице отряды школьников и стук барабанов…

С весельем и разговорами дошли до первого привала. Остановились возле небольшой прозрачной речки, бегущей сквозь лесную чащу. Для отдыха облюбовали крутой песчаный берег.

Коля с друзьями и их наставник дядя Андрей приступили к организации кухонного очага и походной столовой. Разбились на группы и отправились собирать по лесу хворост. Вскоре развели костер. Директор школы объявил, что выбранное место для привала объявляется основной базой. Дальше школьники по группам отправятся по лесным маршрутам. Сбор к обеду по сигналу горна… Самым памятным событием этого похода стало для школьников путешествие в лес. Ребята из поселка и раньше ходили в лес за грибами, ягодами. Мальчишки ездили на подводах за дровами, случалось, что некоторых отцы брали и на охоту… Но такого похода, чтобы всей школой, никогда не было. Сколько лесных тайн поведали им учителя, рассказав о лесных птицах, лечебных растениях, цветах и ягодах… Ребятам казалось, что в лесу они впервые.

Время бежало так быстро, что не заметили, как подошел обед. По зову горна к месту привала подошли все группы одновременно. Здесь их ждала вкусная горячая еда. Расселись на лужайке, и перед каждым стояла миска с ароматной кашей и кружка с горячим чаем, настоянным на землянике. Обед получился, как говорится, пальчики оближешь — такого и дома не пробовали.

После обеда играли в игры, пели песни, танцевали под баян. Мальчишки померились силами в спортивных состязаниях, особенно интересно проходила встреча по футболу между москвичами и местными ребятами. В московской команде играл капитаном Коля Гастелло, он был душой команды. С небольшим перевесом победили москвичи. Команде-победительнице девочки подарили полевые цветы, но москвичи поделились букетами с соперниками, и радость была всеобщей.

Вечером, перед обратной дорогой, развели большой костер, у которого состоялся концерт художественной самодеятельности. Пели любимые песни, показывали фокусы, декламировали стихи. Школьница Зоя Смирнова, из местных девочек, прочитала стихотворение, которое больше других понравилось Коле. То было стихотворение поэта Сурикова.

В поселок вернулись затемно. Дома уже ждали родители и по сияющим лицам ребят поняли, что поход получился на славу.

Об этом походе прежде всего и рассказал Коля, когда вернулся на родную Вторую Сокольническую улицу. Рассказал сначала дома родным, а потом и товарищам по школе, в которой осенью возобновились занятия. Дома часто после этого Коля читал наизусть стихотворение, которое впервые услышал у походного костра. Оказывается, школьница Зоя переписала полюбившееся стихотворение в его тетрадку.

Именно это стихотворение Сурикова пробудило в нем желание самому попробовать сочинять стихи. У школьной учительницы Евгении Сергеевны сохранился классный журнал для самостоятельных работ учеников, в котором есть Колино стихотворение, написанное для первомайской стенгазеты.

В то время рабочие московских предприятий к большим праздникам посылали школьникам подарки. Дети Пушкинской школы в канун 1 Мая получили подарки от рабочих соседнего завода. Утром к зданию школы подъехал автомобиль, посыльный поздравил ребят с праздником и передал пакеты с конфетами и пряниками. В связи с этим событием и появилось в школьной газете стихотворение Коли Гастелло. Начиналось оно так:

Увлекался Коля и рисованием. Особенно хорошо получались у него акварельные рисунки. Любил он рисовать пейзажи. Копировал картины известных художников или рисовал по памяти. Многие Колины зарисовки были связаны с местами далекой эвакуации. На выставке школьных рисунков его работы «Осень» и «Зимний вечер» были отмечены призами. Неплохо получались у него и портреты, которые он чаще всего перерисовывал с литографий.

В классе Коля был главным оформителем стенных газет, хорошо писал лозунги и умело украшал школьный зал к праздникам. Из ребят, умеющих рисовать, он организовал группу «художников-оформителей». Без их помощи не проходил ни один праздник.

Бывало до новогоднего вечера остаются считанные дни. Кто оформит зал, нарядит елку, подготовит сцену, подберет костюмы для участников концерта? Конечно, школьные художники.

— Коля Гастелло и его «передвижники» не подведут, — с улыбкой хвалила ребят учительница Евгения Сергеевна.

Но самым любимым увлечением Коли в школьные годы был спорт. Он хорошо катался на коньках, лучше всех в классе ходил на лыжах. На Второй Сокольнической улице он был бессменным капитаном футбольной команды. Хорошая скорость, умение владеть мячом, точный и сильный удар снискали ему славу лучшего футболиста дворовой команды. Сила воли и веселый добрый характер сделали его самым авторитетным футбольным капитаном в Сокольниках.

Отец наш не очень одобрял Колино увлечение футболом.

— Что толку в этой беготне за мячиком, — говорил он, — то ли дело в свободную минуту на гармонике поиграть или почитать книгу.

Послушав совет отца, Коля очень быстро освоил игру на двухрядной гармошке, хотя дома и не было музыкального инструмента. Оказывается, Коля часто бывал у соседа, гармониста дяди Яши, слушал его музыку, внимательно присматривался, как тот перебирает клавиши, как быстро бегают пальцы по кнопкам на гармошке. Случалось, что Коля брал в руки гармонь и пытался повторить то же самое. Сосед заметил, что есть у парня слух, и стал ему показывать, как перебирать клавиши и растягивать меха. Прошло некоторое время, и Коля стал понемногу наигрывать простые мелодии популярных песенок. В нотах он не разбирался и учился играть на слух так, как играл и сам дядя Яша.

Каково же было изумление отца, когда он впервые услышал игру сына. Решил тогда Франц Павлович купить ему гармонь. В первую же получку пришел он домой с необычной покупкой. В новеньком черном футляре лежала… гармошка. Двухрядка блестела отделкой, бронзовой нитью и белизной круглых костяных клавишей. Надолго запомнился тот день, когда в нашей квартире впервые зазвучали певучие голоса гармоники. Послушать гармонь пришли соседи. Некоторые, вспомнив молодость, пустились в пляс. Две соседские женщины вышли на середину комнаты и, выхаживая по кругу, запели частушки.

— А ну, Колька, давай нашу рязанскую, — сказала полная тетя Феня и звонко заголосила:

Отныне редкий праздник проходил в нашей семье без Колиной гармошки. Под его музыку часто танцевала молодежь теплыми летними вечерами возле дома. Колю стали приглашать как заправского музыканта в местный клуб, где под его аккомпанемент пела заводская агитбригада «Синяя блуза». Здесь, в заводском клубе, Коля впервые услышал, как звучит баян: в одном из концертов выступил профессиональный баянист. Виртуозная игра музыканта на большом многорядном инструменте захватила Колю, и мечта освоить игру на баяне не оставляла его многие годы. Уже будучи помощником отца по литейному цеху брат с каждой получки стал откладывать деньги. Отец заметил это и поинтересовался, не собирается ли сын купить себе новый костюм к празднику.

— Нет, папа, — ответил он, — мечтаю купить баян. Инструмент этот стоит дорого, вот я и…

— Долго же тебе придется собирать одному, — ответил отец, — бери и меня в свой пай. Вместе-то быстрее соберем… Виктор на гитаре, ты на баяне, а я… на ложках. Вот и будет в нашем доме семейный оркестр, — рассмеялся он.

В доме Гастелло было еще одно непроходящее увлечение — выпиливать забавные игрушки из дерева, лепить фигурки из глины, вырезать узоры из фанеры. Детская комната — ребята ее называли гордо мастерской — была уставлена аккуратными полками-стеллажами, на которых в образцовом порядке хранился инструмент: пилочки и молоточки, ножи и напильники, дрель и сверла, фанера и картон, металлические пластины и всевозможный подсобный материал.

В увлечении поделками, как и в любой другой семейной «болезни», верховодил Коля.

Интересными были фигурки, сделанные из глины. «Снегурочка», «Паровоз» и другие занимали видное место на школьных выставках и заслуженно украшали уголок пионерского творчества в школе. Скульптурки из глины «Красноармеец», «Рабочий» привлекали внимание посетителей заводского клуба, где на выставке были представлены работы школьников. Многие деревянные поделки Коли Гастелло — рамочки, подставка под цветы, модель комода и другие — сегодня хранятся в Музее революции и в школьном музее в поселке Хлебниково под Москвой и в городе Муроме.

Январь 1924 года. Вся страна в трауре: скончался Владимир Ильич Ленин. В нашей семье тяжело переживали эту невосполнимую утрату. Коля подолгу смотрел на красные флаги, обшитые по краям черными лентами. Ходил задумчивый, как-то посерьезнел, повзрослел. Вместе с ребятами, товарищами по Сокольнической улице, он пошел на Красную площадь, был в Колонном зале Дома Союзов, где был установлен гроб с телом великого вождя.

Под впечатлением этих траурных январских дней Коля задумал вылепить из глины бюст Владимира Ильича. Сначала нарисовал несколько портретов Ленина на бумаге. Но приступить к лепке бюста не решался. Подолгу всматривался в портрет Ильича и однажды вдруг решительно взялся за работу. Но у него ничего не получалось, он нервничал. Однако работу не бросал. Все свое свободное время он проводил у бюста. Прошла неделя кропотливого труда, но сдвига не было. Дома стали поговаривать — взялся, мол, ты за непосильную работу. Но Колю эти разговоры не остановили на полпути, он продолжал трудиться упорно и настойчиво.

Однажды к нему зашли товарищи, с которыми он работал в столярной мастерской. Они вошли молча, стараясь не помешать ему в работе. И первое, что заметили — руки у Коли по локоть в гипсе, глаза воспалены, лицо осунулось. Коля встретил их усталой улыбкой, но от дела не оторвался. По взглядам ребят он понял, что работа удается. Это придало ему новые силы.

И вот пришел долгожданный день, когда на его лице появилась счастливая улыбка: «Кажется, получается!»

Многим вскоре довелось увидеть бюст В. И. Ленина. Он был сначала в школе, затем в заводском клубе, представлен он был и на городской выставке детских работ.

Бюст В. И. Ленина, выполненный Колей, долго хранился в нашем доме. Мама дорожила им больше, чем каким-либо другим памятным предметом. Она часто смотрела на него, вспоминая сына. Охотно рассказывала посетителям нашей квартиры о том, с какой любовью работал тогда Коля. Сегодня бюст Владимира Ильича хранится в Музее революции.

Много у Коли было увлечений, но самым близким сердцу было одно — авиация. С малых лет он как-то по-особому был увлечен самолетами. Бывало, только увидит в воздухе самолет и тут же безошибочно назовет его тип. Мы только удивлялись, когда он успел научиться различать их по внешнему виду и звуку мотора.

Еще в школе начал он делать бумажные змеи, запускал их и наблюдал, как парят они в небе. А то соберет семена липы, бросит с высоты и внимательно смотрит за их вращающимся падением.

В школе, когда учился в старших классах, стал делать модели самолетов. Начал с конструирования планеров и вскоре добился того, что одна из моделей продержалась несколько минут в воздухе на большой высоте.

В своей домашней мастерской, где все было под руками, он смастерил свою первую модель самолета. Принес ее в школу, показал ребятам. Однако как ни старался запустить ее в небо, ничего не получалось: модель кружилась на земле, но не взлетала.

Юный конструктор долго искал причину неудачи и все же докопался до нее. Провозился целую ночь, а утром модель поднялась в свой первый полет. Радости собравшихся во дворе ребят не было конца. Радовался вместе с ними и Коля. Но больше всего он был доволен не столько полетом, сколько победой над собой, тому, что заставил модель взлететь в небо.

Каждая новая модель у Коли получалась лучше прежней. Он все время искал новые варианты, без конца совершенствовал схему.

Тратить время напрасно Коля не любил, и за что бы ни брался, дело всегда доводил до конца. Дома в конструкторских делах у него был помощник — младший брат Виктор. Много интересного они сделали вместе. Были случаи, когда младшему брату казалось, что новая затея им не под силу. И тогда старший старался воодушевить его, помочь увериться в успехе. Как правило, эти совместные усилия заканчивались хорошими результатами.

Трудностей в то время было много, и ребятам часто приходилось самим проявлять заботу о себе. Мальчишки бегали, гоняли мяч, изнашивали обувь, а купить новую не всегда представлялось возможным. Сноровка нередко выручала и в таких делах. Коля стал сам чинить обувь, научился подбивать набойки, подметки, подшивать валенки. Чинил обувь не только себе, но и домашним. Выручал и товарищей, с которыми вместе гонял футбольный мяч. До наших дней сохранился памятный в семье сапожный инструмент, которым ловко пользовался Николай.

Наша мама — Анастасия Семеновна — любила смотреть футбольные соревнования, подолгу засиживалась у футбольной площадки, где с азартом гоняли мяч мальчишки.

В каждой игре тон задавал ее сын, Колька-капитан — так звали его на Сокольнической улице. Без него не решалось ни одного футбольного дела в Сокольниках. И Анастасия Семеновна гордилась сыном: ловким, сильным и смелым. Но ее присутствие на матчах было вызвано не только футбольным увлечением. Мальчишки не раз обращались к ней как к лучшей портнихе улицы с просьбой сшить им футбольную форму: одинаковые трусы и майки с номерами. В клубе за кулисами сцены разыскали они поблекший большой транспарант, выпросили его у заведующего клубом. Узнав, что материя пойдет на форму для футбольной команды, он сразу же отдал ее. Транспарант ребята выстирали в одном из прудов Сокольнического парка и принесли маме. Просили так дружно, что отказать им было невозможно. Целый день ушел у Анастасии Семеновны на шитье. И вот на очередную игру футбольная команда Второй Сокольнической улицы вышла в новой красивой форме. Радовалась команда, радовалась Анастасия Семеновна, радовались многочисленные болельщики. И победа над командой соседней улицы стала хорошим подарком тете Насте за труд.

Первый подарок отца матери — швейная машинка была в нашей семье самой дорогой реликвией. Мама обшивала не только нас, но и помогала близким и знакомым. Передавала свой богатый опыт многим женщинам, которые обзавелись семьей и приобрели швейные машинки.

Коля часто присматривался к тому, как ловко и умело кроила и примеряла мама куски материи, как весело строчила и брюки, и юбки, и пиджаки, и платья…

Чего только не шили ее золотые руки мастерицы. Тайком от мамы, раздобыв лоскутки материи, Коля пытался повторить затейливые операции на швейной машинке. К нашему всеобщему удивлению, и здесь у него многое получалось. Мама застала его однажды за таким занятием: Коля изо всех сил гонял ножную швейную машинку и ловко сшивал два полотнища.

— Когда это ты научился портняжничать? — спросила она сына, — Не боишься, девчонки увидят — засмеют.

— Чтобы смеяться, большого ума не нужно, — ответил Коля, — а хорошо смеется тот, кто смеется последним… Вот сестренка тоже смеется, но от радости. Смотри, мама, какое я ей платьице сшил.

Платье, сшитое старшим братом, я носила до тех пор, пока не выросла из него. Красивое и удобное, оно нравилось мне больше других моих нарядов. Вскоре и второй мой брат Виктор вышел на улицу в модном, спортивного покроя костюме.

Все смотрели и удивлялись, спрашивали маму:

— Настя, когда ты успеваешь и за хозяйством смотреть, и ребят в такие обновки рядить?

— Есть у меня теперь помощник, Коленька. Это все его работа.

Так в доме узнали, что Коля Гастелло освоил швейное дело и ловко шьет на машинке. Не мужское это вроде дело, а он освоил. Да еще как шьет. Забегая вперед, стоило бы сказать о том, что, уже будучи пилотом, он нет-нет да и порадует своих друзей какой-нибудь обновкой собственного пошива. Когда он служил в авиаполку в Ростове-на-Дону, его жена Анна Петровна была на вечере в Доме Советской Армии в новом нарядном платье. Каково же было удивление авиаторов, когда выяснилось, что сшил его летчик Николай Гастелло.

Сам же Николай на успехи в портняжном деле смотрел, как на веселое «недоразумение», игру, рожденную избытком фантазии. Он давно мечтал о настоящем деле, о работе серьезной, как у отца!

Ведь каждый день он радовался возвращению отца с работы, по-мальчишески завидовал его бодрости и какой-то крепкой гордости за свое рабочее звание. Коля мог часами слушать его рассказы о делах в литейном цехе, заочно знал всех его товарищей, был наслышан о их трудолюбии и умении. Он спал и видел себя в литейном цехе, помощником отца, настоящим рабочим…

Франц Павлович догадывался о желаниях сына, понимал, что пришла пора и его Николаю выбрать себе дело по душе. Только найти в те годы работу было не просто. В стране наблюдалась безработица, производство только ступало на ноги, и полностью использовать рабочую силу пока еще не представлялось возможным. Подростку, да еще без специальности и производственного опыта, устроиться на работу было трудно.

— Для начала придется встать на учет на Бирже труда, — посоветовал отец, — придет время, и там удовлетворят твое желание поступить в наши мастерские.

Вскоре Биржа труда направила Николая на работу — учеником столяра в учебные мастерские Московского дома подростков. Первое время новичкам поручали самую простую работу: сбивать ящики, строгать доски, тесать бревна топором… Но Коля радовался и этому простому делу. Главное — отныне он в доме настоящий помощник родителям.

Коля быстро освоил квалификацию «мастера по изготовлению тары». Вскоре он принес матери свою первую в жизни получку и нехитрые подарки по случаю вступления в ряды рабочего класса.

В подсобном цехе по изготовлению ящиков Коля не задержался. Его сноровку и умение приметили и перевели в мастерскую по изготовлению мебели. Столярное дело увлекло юношу, он быстро овладел инструментом и вскоре стал хорошим специалистом.

— Главное, не зазнавайся, — с улыбкой напутствовали Николая друзья отца по ремонтным мастерским, пришедшие как-то навестить Франца Павловича. — И помни, что ты отныне член огромной рабочей семьи. С честью неси высокое звание рабочего!

Когда Николаю Гастелло исполнилось семнадцать, он уже многое умел, о многом знал. И самое главное — всем сердцем воспринял завет отца — с юных лет беречь честь рабочего человека, упорно воспитывать в себе стойкость и мужество борца за коммунизм.