Рассказы

СЕСТРА

Они были двойняшками. Но она родилась на полчаса раньше, чем он, и потому всю жизнь считалась старшей сестрой.

В школе они сидели за одной партой. И когда однажды, в шестом классе, он чуть было не остался на второй год, она решила, что тоже останется — сама, добровольно, чтобы не разлучаться. И работали они всегда вместе — в музее, экскурсоводами. И жили в одном доме, в одной квартире…

Когда-то давно он был мужем и отцом, а ее называли «тетей Валей». Но поезд, в котором ехали его жена и сын, был сброшен бомбежкой с рельсов под откос. И в большой квартире старого дома остались только брат и сестра…

У них были одинаковые привычки, одно и то же их радовало и волновало. И одна и та же была мечта: никогда не расставаться и (если возможно такое чудо!) уйти из жизни так же, как и пришли в нее: в один день, словно бы не покидая друг друга.

Валентина Ивановна не любила шума и суеты. «Вот бы уехать в деревню!» — мечтала она после веселого и грустного вечера, посвященного их совместному уходу на пенсию. «Вот поселиться бы в деревенской тиши!» — вслед за сестрой повторил он. Но это были слова, только слова: они не могли уехать из города, где был их музей, в который они продолжали ходить, как ходят в дом к взрослым, недавно уехавшим детям: придирчиво все оглядывая, ревниво подмечая малейшие неполадки и стремясь тут же, немедленно их исправить.

Вопрос о переезде все же возник — но не в деревню, а в другую квартиру, поскольку дом, в котором они прожили всю свою жизнь, подлежал сносу.

— Лишь бы это было в спокойном районе, — сказала Валентина Ивановна.

— Остальное не имеет значения, — согласился Сергей Иванович.

Долгие годы они провели в музейной тиши. Им казалось, что благоговейная обстановка, которая царит в жилище шедевров мирового искусства, должна быть повсюду: дома, на улице… И оба очень радовались, узнав, что их будущая квартира выходит окнами не на улицу, а во двор.

Правда, новая квартира ждала их довольно долго; как капитаны гибнущих кораблей, они последними покинули свой старый дом…

Переехали они в полдень, а вечером услышали под самым своим балконом свисток и стук мяча. Они выглянули и увидели, что молодые жильцы их дома бегали по площадке, разделенной пополам волейбольной сеткой, пасовали, прыгали и «гасили»…

Жизнерадостная девушка в синем тренировочном костюме, который показался сестре и брату вызывающе щеголеватым, держала во рту свисток. Она была судьей. Но не очень строгим, потому что то и дело смеялась. У себя в музее брат и сестра всегда вздрагивали от громкого голоса или смеха, как вздрагивают от нечаянного кашля в замершем зале консерватории.

Содрогнулись они и сейчас… Еще раз переглянулись — и решили, что все кончено.

На следующий день утром девушка в щеголеватом костюме затеяла беготню вокруг дома. Некоторые из вчерашних волейболистов послушно трусили за ней. А она время от времени восклицала:

— Ну как? Хорошо?!

Кивнув в сторону бегунов, Валентина Ивановна медленно развела руки в стороны. Этот жест сказал брату: «Ты их видишь? Ну, чего от них ждать?!»

Вечером девушка в синем костюме опять привела на площадку, под самый балкон, две команды волейболистов. Это, вероятно, было традицией.

А часа через полтора жизнерадостная девушка во дворе… запела.

— Ну, чего от них ждать? — уже вслух, с полной безнадежностью в голосе произнесла Валентина Ивановна. — Легкомыслие! Одно легкомыслие…

Молодые жильцы хорошо знали репертуар певицы в тренировочном костюме: они стали называть песни, которые им хотелось бы послушать в ее исполнении.

Валентина Ивановна не выдержала. Она решительно выпрямилась и пружинистым шагом, который нельзя было остановить, направилась на балкон.

— Тише! — бросила она сверху вниз. И, словно бы испугавшись своей решительности, добавила: — Пожалуйста…

Девушка, которая пела негромко, вполголоса оборвала песню на полуслове и с удивлением взглянула наверх. Она не знала, как высоко брат и сестра ценили свое одиночество, как настойчиво оберегали его. Не знала, что они с чуткостью дирижеров улавливали малейшие посторонние звуки. А в музейной тиши, которую они так любили, абсолютно все звуки принято было считать посторонними…

— Только не волнуйся! — попросил Валентину Ивановну брат, уводя ее в комнату. — Тебе нельзя… — И поспешил на кухню за лекарством.

Каждый из них очень точно знал, чего другому нельзя. Каждый хотел принять на себя удары, которые грозили другому. И оба думали: «Кто первый из нас заболеет по-стариковски всерьез, обстоятельно и надолго? Уж лучше бы я!»

Первым заболел Сергей Иванович. Страшная боль пришла к нему поздно вечером: она любит подкрадываться к людям во тьме. Увидев сестру, которая побелевшими губами шептала: «Не волнуйся, Сереженька!», он улыбнулся и пообещал ей: «Я не умру…»

Телефона в доме еще не было. Валентина Ивановна выбежала на улицу. Заметалась… Автомата поблизости тоже не оказалось.

— У вас кто-нибудь заболел?

Валентина Ивановна остановилась… Рядом стояла «девушка в синем костюме». Только сейчас она была не в костюме, а в легком, пестром платье. Довольно коротком… Но Валентина Ивановна этого не заметила.

— У вас кто-нибудь заболел? — повторила девушка.

— Откуда вы знаете?

— Чувствую.

— Вы?!

— Ну конечно. Я же сестра.

— Не может быть! — воскликнула Валентина Ивановна.

И трудно было понять, во что она не может поверить: в то, что ей повезло, или в то, что недавняя физкультурница и певица была медсестрой.

В голосе девушки было то удивительное сочетание мягкости и твердости, которое помогает успокаивать людей, дарить им надежду. И, подчиняясь этому голосу, Валентина Ивановна проговорила:

— Сердце… у брата…

— Ничего страшного, — сказала девушка.

И хотя она еще не видела больного, Валентина Ивановна ей почему-то поверила.

— Меня зовут Аней. Сейчас я сделаю ему укол… А потом позову врача. И все будет нормально. Поверьте.

Девушка пошла к себе на первый этаж — за лекарством и шприцем. А Валентина Ивановна шла рядом и объясняла, что они с братом никогда в жизни не расставались, что, кроме него, у нее нет никого на свете…

После укола Сергею Ивановичу стало гораздо легче.

— Вот видите, — сказала Аня Валентине Ивановне. — Сейчас я вызову «неотложку». Лучше всего из моей больницы. Чтобы я потом могла присмотреть… Вам будет спокойнее.

— А может быть, не надо в больницу? — тихо попросила Валентина Ивановна.

— Как скажет врач. Но я бы советовала… В общем, пойду позвоню.

— Откуда?

— Из автомата.

— Здесь нет автомата…

— Есть один. Копилка всех наших тайн!

Валентина Ивановна заметила вдруг, что у нее высокая прическа и короткое платье… Она мысленно восхитилась всем этим.

Врач сказал, что надо в больницу… Аня и Валентина Ивановна тоже поехали.

— Значит, что-то серьезное? А?.. Что-то серьезное? — всю дорогу спрашивала Валентина Ивановна.

Аня взяла ее руку в свою. Это было ответом: «Не волнуйтесь. Все будет нормально!»

— Посидите здесь, в вестибюле, — сказала она Валентине Ивановне. — А я постараюсь устроить его в палату… получше.

Валентина Ивановна вновь повторила, что, кроме брата, у нее никого нет. И попросила объяснить это там, наверху, куда ее не пустили…

Она села на скамейку в вестибюле и стала ждать. Она вспоминала то, что было вчера, позавчера, неделю назад, и все, что в те дни выглядело неприятным и даже горестным, теперь, казалось, не играло в ее жизни абсолютно никакой роли. Она изумлялась тому, что еще недавно, еще вчера вечером, могла придавать какое-либо значение всем этим фактам. «Лишь бы Сережа… Лишь бы Сережа…» — про себя повторяла она. И вдруг услышала:

— Идите! Идите сюда… Только тихо. Я проведу вас…

Аня, в белом халате и белой косынке, перевесившись через перила, звала ее:

— Идемте! Вообще-то не полагается… Но раз он у вас один…

Она понимающе подмигнула, и Валентине Ивановне показалось, что она вот сейчас может свистнуть на всю больницу и крикнуть: «Ну как? Хорошо?!»

Вместо этого Аня взяла Валентину Ивановну за руку и повела наверх.

— Поздно… Лифт уже не работает, — извинилась она. — Так что не торопитесь! Передохните… Вообще-то от этих подъемов сердце закаляется. Молодеет! Как от спорта… или от хорошего настроения. Но надо привыкнуть. Теперь пойдем дальше!

Еще раз остановив Валентину Ивановну для отдыха, она сказала:

— Вообще-то я вас понимаю. Мы тоже живем вдвоем… С мамой. Не могу себе представить жизнь без нее!

— Вот и я… — тихо сказала Валентина Ивановна.

— И без людей! Не могу без людей. А вы?..

Вместо ответа, Валентина Ивановна тихо призналась:

— Вы знаете, в первый момент я не могла поверить, что вы сестра…

— Старшая! — с добродушной гордостью поправила Аня.

— Я тоже старшая, — сказала Валентина Ивановна. — Представляете, не могла поверить…

— Почему?

— Трудно объяснить. Вы всегда во дворе…

— Это был отгул за ночные дежурства. Теперь отгул кончился…

В палате возле окна спал в такой позе, будто полз по-пластунски, мужчина в пижаме. Сергей Иванович тоже спал.

— Сейчас для него это очень важно! — сказала Аня.

От волнения Валентина Ивановна задела стул, на котором лежали коробочки и пузырьки с лекарствами, радионаушники. Один пузырек упал и покатился под кровать.

— Тише!.. — шепнула Аня. И, словно бы извиняясь, добавила: — Пожалуйста…

— Я нечаянно, — стала шепотом оправдываться Валентина Ивановна.

— Ничего… Посидим немного. Слышите? Дышит нормально.

В этот миг Сергей Иванович зашевелился и позвал:

— Сестра…

Обе вскочили на ноги.

1972 г.