Смерть, к которой он непричастен

К нему кто-то пришел. Ничком, ногами к двери, лежит человек. Мертвый.

Он не сразу осознал, что произошло. Страх нахлынул лишь через несколько секунд. И эти несколько секунд царил захватывающий дух покой, будто перед глазами — залитый электрическим светом лист белой бумаги.

Потом углы рта напряглись, зрачки так расширились, что глаза застлала белесая пелена, обоняние обострилось, и он уловил запах человеческой кожи. А., хозяин седьмой квартиры жилого дома М., точно его разбудил этот запах, вздрогнул и только тогда осознал, что случившееся — дело нешуточное. Незнакомец, даже не попросив разрешения, умер в его квартире. То, что он умер, — несомненно, достаточно посмотреть на неестественно вывернутую над головой руку.

А. осторожно повернулся к неплотно прикрытой двери. Шейные позвонки хрустнули, точно спичка переломилась. Ни живой души, видны лишь блестящие перила. Облегченно вздохнув, он поспешно захлопнул дверь и испытал даже внутренний протест оттого, что облегченно вздохнул. Окажись там кто-нибудь, он бы, конечно, сразу же попросил о помощи. Совершенно естественно, ведь ничего предосудительного он не совершал. И облегченно вздохнул скорее потому, что ничего подобного не совершал. Чтобы спокойно разобраться в случившемся, требовалось какое-то время, это точно, но все равно в его душевном движении было и нечто такое, с чем трудно было примириться.

Если бы он тогда сразу же обнаружил скрытое за этим противоречие, то, не исключено, все закончилось бы совсем иначе. Но стоило ему захлопнуть дверь, тут же пришлось сделать следующий неизбежный шаг — запереть ее изнутри. Самоанализ сдал свои позиции. Тем не менее, можно ли упрекать его за то, что он не придал должного значения своей нерешительности, считая, что это пустяк. Положение было весьма серьезным, даже трагическим.

Поспешно, будто его кто-то подгонял, он запер дверь на задвижку. Задвижка была самой обычной, из толстой латуни. Внутри скобы была резина, и задвижка входила в нее мягко и плотно. Задвигать ее большим пальцем было легко и приятно… но вдруг его обожгла мысль, от которой перехватило дыхание. Нет, все правильно… Он помнит, что повернул ключ в замке. Но ведь труп сам не мог запереть дверь — это очевидно, и тогда выходит, что человек кем-то убит, — эту мысль, возникшую в ту самую минуту, как он обнаружил труп, он старательно гнал от себя. Мало того, происшедшее говорило и о том, что все началось с незаконных действий, — начать хотя бы с того, что без разрешения была отперта дверь чужой квартиры… Неужели все было сделано по заранее разработанному плану? Неужели не только убитый, но и он тоже был с самого начала как необходимое звено включен в преступный план?.. При мысли, что случившееся — результат злого умысла, о котором он и не подозревал, по его телу забегали мурашки… И то, что он не стал сразу же звать на помощь, вероятно, явилось инстинктивным стремлением к самозащите, вызванным такой возможностью.

Трудно, конечно, утверждать, что ключ от его квартиры какой-то особенный. Вообще трудно утверждать, что замок, по внешнему виду похожий на цилиндрический, обязательно обладает качествами такого замка. Он уже давно потерял свой ключ, и привратник дал ему первый попавшийся, который вполне подошел к замку. Правда, вставлять его в прорезь и поворачивать нужно было осторожно. Значит, любой ключ нужных размеров мог сыграть роль специально подобранного. Тогда, не исключено, его квартира была выбрана не заранее, а совершенно случайно, просто она ближе остальных к лестнице, а что касается того, что он точно помнит, как поворачивал ключ и отпирал дверь, то это могло ему просто показаться, потому что ключ поворачивался и он мог подумать, что отпер дверь, а она вообще не была заперта… Но даже если и так, злой умысел, породивший случившееся, не сделался менее злым. Возможных вариантов можно найти сколько угодно, а вот что ему делать — неизвестно.

Он боязливо оглянулся на труп. Шейные позвонки снова хрустнули, будто спичка переломилась. Мертвец, казалось, был чем-то раздражен. Хотя на самом деле он, конечно, не шевелился, создавалось полное впечатление, что он движется, точно стрелка часов, медленно, но неуклонно. Так казалось, наверное, из-за позы, в которой он находился. Мертвец был неестественно изогнут, напоминая запечатленного моментальным снимком танцора, выделывающего какое-то невообразимое па. Левая рука вытянута вдоль тела, правая — вывернута так, будто в ней нет костей, тело — всю его тяжесть — поддерживал лоб, в той точке, где он касался пола. Поэтому нижняя часть тела была вытянута в прямую линию, точно ее отлили в форме. Все явно свидетельствовало о том, что после смерти труп перетаскивали.

На покойнике были темно-синие неглаженые брюки. Сильно помятые под коленками. На ногах — светло-коричневые ботинки на толстой подошве со стоптанными каблуками. На подошвах налипли крупные песчинки. За отворотами брюк тоже был песок. Брюки на внутренней стороне ляжек были покрыты темными пятнами. Видимо, его задушили. Помнится, кто-то сказал, что задушенный всегда обмачивается. Ярко-синий пиджак со шлицами сзади задрался, и виднелась рубашка. Ремень на брюках почему-то отсутствовал.

А. поспешно осмотрел квартиру. Вроде бы все как было. Ванная… кран, из которого постоянно капает вода… комната в шесть дзё[6], поверх татами лежат тонкие циновки… фанерный потолок, на стыках обитый крест-накрест рейками… стол, стулья, книжная полка… огромный, в полстены, фонарь, залитый оранжевым блеском заходящего солнца… над ним висит горшок, в котором какое-то растение с опавшими листьями, а рядом — застиранное полотенце…

Что делается на кровати, стоящей у стены, обращенной к северу, не видно — ее скрывает занавеска. Дешевая, цвета вялой зелени занавеска с изображением рыб. Пытаясь уловить, не происходит ли за ней что-то, он старательно прислушивается, но напрасно — мешает шум с улицы. Раньше он и не замечал, как все вокруг наполнено звуками. Отчетливо, будто это происходит совсем рядом, слышится даже скрип рессор едущего где-то вдали трехколесного грузовичка. Не умолкая, лают собаки. Визгливо смеются прохожие. Кто-то скребет сковородку. Доносится шум электрички, раздается отраженный затянутым тучами небом гудок парохода.

Занавеска колеблется. Присмотревшись, он видит, что она колеблется беспрерывно. Но его это почему-то не обеспокоило. Может быть, он неосознанно понимал, что опасность, если она и появится, придет не оттуда. Он снимает ботинки и, стараясь не смотреть на труп, приближается к кровати — чтобы заглянуть за занавеску. Разумеется, на кровати никого нет. Постель сбита, как он оставил ее утром. Почему-то она выглядит жалкой и беззащитной. Он решается заглянуть под кровать. Там белой эмалью сверкнул ночной горшок.

Точно устыдившись, он задергивает занавеску и снова поворачивается к мертвецу. Теперь хорошо видна верхняя часть туловища. Модная короткая стрижка… неестественно торчащий воротник рубашки… от его белизны кажущаяся грязноватой морщинистая шея… бледные, без кровинки, уши… словно припорошенные мукой иссиня-белые пальцы… фиолетовые ногти…

Лицо видно плохо, но он уверен, что никогда не встречал этого человека. А. решил найти рану, нанесенную покойнику. Он стал ходить вокруг него, заглядывать в промежуток между ним и полом. Самым важным сейчас ему казалось установить, не запачкан ли кровью пол. Все его действия, скорее всего, не имели никакого смысла, но зато спасали от охватившего его отчаяния. Беглый осмотр показал, что крови нигде не было. А. выпрямился и взглянул на подбородок покойника. На нем торчал невыбритый волосок.

Вдруг в его голове, беспрерывно сменяя одна другую, зароились идеи. Вернее, не идеи, а побуждения, которые он еще не мог сформулировать. Они напоминали сонмище живых существ, охваченных одним стремлением — бежать. Но в поисках спасения они действуют слишком хаотично. Так мечутся животные, которым преградили путь. Неужели и впрямь выхода нет? Почему нет — выход вот он. Достаточно обернуться — он это прекрасно понимал. Правда, чтобы обернуться, потребуется мужество. Ведь именно выход больше всего пугает его. Если бы он попытался выразить одним словом то, что его пугает, каковы его побуждения, он бы сказал: «Обернуться».

Он, разумеется, не имел никакого отношения к убийству. Это безусловный, неопровержимый факт. Он действительно невиновен, но поверить этому мог лишь тот, кто сам оказался бы в его положении. Иначе факт о случившемся будет погребен в человеке, на долю которого выпало это испытание. Если хочешь, чтобы факт признал кто-то еще, его нужно доказать. А его теперешнее положение, несомненно, требует таких доказательств. Именно они смогут гарантировать ему свободный выход. Правда, он еще не совсем ясно осознавал, насколько трудно представить необходимые доказательства. Очевидность факта никак не связана с мерой трудности. Например, аксиома, что параллельные линии не пересекаются, несмотря на свою очевидность, абсолютно недоказуема, и, наоборот, гораздо легче доказать теорему, что две непараллельные линии рано или поздно пересекутся. Пока конкретно не изучишь проблему, сделать верный вывод невозможно.

Все-таки почему бы не попытаться уйти? Ведь выход прямо перед ним. Действительно, что заставляет его проявлять подобную нерешительность? Разумеется, коль скоро такое случилось, рано или поздно ему все равно придется представлять доказательства своей невиновности. Но сделать это никогда не поздно, поэтому лучше подождать, что предпримет привратник. Разве не естественнее вести себя так, чтобы всем было ясно, что любые обвинения против него беспочвенны? На отсутствие документов привратник, скорее всего, посмотрит сквозь пальцы, а если повезет, он может даже проявить любезность и помочь в сборе доказательств… Но произойдет ли это на самом деле?.. Действительно ли это самое заурядное событие, о котором можно судить, исходя из множества примеров? Неужели случаи, когда труп совершенно незнакомого человека нежданно-негаданно оказывается в твоей квартире, происходят столь часто, что по этому поводу можно обращаться к властям с официальной жалобой? Нет, такое немыслимо. Случившееся с ним настолько неординарно, что какую бы большую осторожность он ни проявлял, она ни в коем случае не окажется чрезмерной. В данном случае рассуждения о трудности или легкости доказательств неуместны. Сам факт необходимости гарантии свободного выхода говорит о том, в сколь опасную западню он попал.

За дверью послышалось тихое покашливание. А. напрягся. Замер, прислушиваясь. Вибрирующие обручи поползли от ног вверх, стягивая кожу, все глубже впиваясь в тело. Теперь из-за двери никакие звуки уже не доносились. Значит, покашливание то же самое, что происходило неоднократно. Видимо, из-за каких-то конструктивных особенностей дома звуки, возникавшие в соседних квартирах, слышались так, будто они проникали сквозь входную дверь. Причем, не любые звуки, а только такие, которые обычно трудно уловить: шелест разрываемой бумаги, вздохи… Сейчас, наверное, то же самое.

Он немного успокоился и, запрокинув голову и приоткрыв рот, глубоко вздохнул, но тут же поспешно сжал губы и отвернулся от покойника. Ему показалось, что он вдыхает нечто осязаемое, исходящее от мертвого тела. Его вдруг охватил страх: а вдруг труп начал разлагаться? Хотя явных признаков как будто нет. Но рано или поздно он начнет разлагаться. Это лишь вопрос времени. Ему еще никогда не приходилось вдыхать трупный запах, но представить его себе он все же мог. Запах, несомненно, тошнотворен, омерзителен. Продолжаться так до бесконечности не может. Опасность, притаившаяся, возможно, за дверью, совсем не обязательно ограничится бесплотным покашливанием, да и покойник совсем не обязательно надолго останется таким паинькой. Не исключено, что неожиданно может зайти кто-нибудь из сослуживцев… может случиться и что-нибудь похуже… может, наконец, и сам покойник заявить о себе, разнеся вонь по всему дому. Поджать хвост в предвидении опасности, таящейся за дверью, значит отказаться от спасения вообще. Это все равно что загнать себя в порочный круг — превратиться в змею, зажавшую в пасти свой собственный хвост. Змею нужно в каком-то месте разрубить. Но справиться со змеей — порочным кругом не так-то просто. На первый взгляд может показаться: где ни разруби ее, там она и будет разрублена, но нет, совсем не все равно, где разрубить змею. Вот и приходится ходить вокруг нее, вооружившись своим решением, а время безвозвратно утекает. Кольцо змеи сжимается все туже.

Его начало знобить. В квартире становится все холоднее. Пылавшее за окном заходящее солнце неожиданно погасло. Интересно, который час? Заход солнца всегда стремителен. Может быть, прошло совсем немного времени. Но ему кажется, что все это длится бесконечно. Как будто вспомнив, что у него есть часы, он смотрит на них. Десять минут шестого. Почему он сразу же не посмотрел на часы? Запоздалое сожаление. Да, когда случается такое, на сообразительность особенно рассчитывать не приходится.

Скоро, наверное, совсем стемнеет. И тогда придется зажечь свет. Перед его мысленным взором всплыло светящееся окно. В затылке прокатился горячий комочек. Вдруг кто-то обратит внимание на светящееся окно? Тогда его алиби рухнет. Мертвец загонит его в ловушку.

Но сидеть без света — в этом тоже нет ничего хорошего. Начать с того, что в темноте ничем невозможно заниматься. И даже если удастся что-то придумать, чтобы выйти из создавшегося положения, темнота помешает осуществить это. Кроме того, весьма сомнительно, что именно темнота может обеспечить безопасность. В этом доме едва слышные звуки — например, то самое тихое покашливание — разносятся на немыслимо большое расстояние. И всегда найдутся жильцы, которые по таким звукам, как шарканье ботинок, поворот ключа, дерганье ручки, скрип дверных петель, давно поняли, что он вернулся, и сохранят это в памяти. К тому же, не исключено, были и случайные свидетели его возвращения. Им покажется странным, что его окно не освещено, и потом, соединив все эти факты и труп, они смогут построить в своем воображении любую картину…

В общем, положение довольно скверное. Если сделать попытку освободиться от трупа, то возможны лишь два пути — либо представить дело так, будто он еще не возвращался домой, либо уничтожить труп. А что предпринять, если оба эти пути окажутся неприемлемыми? Может быть, заявить в полицию?..

Ни в коем случае. Это будет только на руку преступнику. Ведь неизвестно, какую ловушку он подстроил. Полицейский же, скорее всего, иронически улыбнувшись, спросит: «Совершенно незнакомый? В самом деле?» Ответ может быть каким угодно, поскольку доказать ничего невозможно, ведь доказательств у него действительно нет. Добиться, чтобы ему поверили, не удастся: когда речь идет о знакомом человеке, доказать свою невиновность сравнительно легко, когда же речь идет о незнакомце, сделать это бесконечно трудно.

Вокруг его тела снова кольцами обвилась змея.

В углах комнаты начала сгущаться тьма. Труп тоже стал почти черным. Неожиданно он вспомнил, что так и не удосужился как следует рассмотреть лицо покойника. Именно сейчас нужно убедиться, что это незнакомый ему человек. Вообще-то, в этом он был абсолютно уверен, но, возможно, покойник и живой человек выглядят по-разному.

До чего же противно дотрагиваться до трупа. Ему хотелось сделать всё одним движением. Нужно, взявшись за волосы, приподнять голову. И одновременно потянуть ее влево… Тогда все получится как надо — повернется только голова. Он попробовал проделать это со своей головой. Как будто получается, но все-таки не совсем так, как хотелось бы. Видимо, нужно будет одной рукой поднять голову, а другой повернуть ее. Это, наверное, будет нелегко, и придется приложить некоторые усилия. Прикасаться к трупу было противно, поэтому А. снял висевшее у окна полотенце и обернул им правую руку. Потом выброшу, решил он. Встав на колено у трупа, он устроился поудобнее. Нужно проделать всё разом, не отнимая рук.

Шея совсем окаменела. Повернуть ее, правда, удалось, но сделать всё разом, как он предполагал, не получилось. Начать с того, что он не рассчитал своих сил и по инерции чуть не свалился на труп. Труп был точно каменный. Может быть, уже наступило обычное после смерти окоченение.

Какой тяжеленный, — преодолевая сопротивление мертвого тела, он стал медленно, чуть ли не со скрипом поворачивать его. Волосы холодные и липкие. Наконец он увидел лицо. У покойника был брезгливо скривлен рот. За полуприкрытыми веками виднелись темные глаза. Выдающиеся скулы, но лицо скорее удлиненное. У носа залегли насмешливые морщины. Доброе мертвое лицо, на котором застыло выражение, будто ему стыдно, что он так долго спал.

А. с беззвучным криком отпрянул назад. И замер — ноги и руки не слушались. Он расправил полотенце и прикрыл им лицо мертвеца. Не очень аккуратно, но все же лица стало не видно.

Он испугался, но вовсе не потому, что увидел нечто неожиданное для себя. Лицо, разумеется, не было ему знакомо.

Просто он не ожидал, что у мертвеца может быть такое индивидуальное выражение лица — он был наказан за недостаток воображения. А. застонал. Волоча ноги, обошел труп, пересек комнату и ничком упал на стол. Опершись на него локтями, он стал большими пальцами тереть виски.

Он тер их долго. Потом внезапно выпрямился. Видимо, то, что пришло ему на ум, было не менее внезапным. Да, труп нужно куда-то унести… То, что он лежит в его квартире, знают лишь два человека: преступник, который приволок его сюда, и он сам… если знает еще кто-то, то не молчал бы до сих пор, моментально примчался бы сюда и здесь поднялся бы страшный переполох… Стоит лишь унести труп, и можно не опасаться, что подозрения падут на него; преступник же, разумеется, будет молчать.

Как бы то ни было, змею где-то надо разрубить. Мысль унести труп не просто означала, что он нашел решение, она избавляла его от страха, заставлявшего колебаться, выйти наружу или нет. Казалось, лопнула туго натянутая пружина и теперь исчезнут и противоречия выхода, и следы случившегося. Во всяком случае, так ему представлялось. О чем он все это время размышлял? Пытаясь что-нибудь придумать, он, можно сказать, ни о чем не думал… Но сейчас всё иначе. Вполне обоснованные рассуждения, реалистические выкладки стройной чередой выстраивались в его мозгу. План унести труп нельзя было назвать глупой аферой, продиктованной отчаянием, нет, он вполне обоснован и реалистичен.

Возможно, это результат того, что он попытался поставить себя на место другого человека. Иными словами, решив унести труп, он, тем самым, сделал попытку поставить себя на место преступника. И сам факт, что обнаружен труп совершенно незнакомого человека, — факт, казалось бы, очевидный, но, вместе с тем, необъяснимый — неожиданно может рассказать о многом, если посмотреть на него глазами преступника. Начать с того, что преступник, скорее всего, жилец этого дома. Труп, несомненно, был принесен в его квартиру днем. И произошло это примерно за десять часов, пока его не было дома. Но средь бела дня вряд ли стали бы тащить по улице такой груз. Гораздо логичнее предположить, что труп переносили в этом же доме.

Ему еще не известно, наметил ли преступник его квартиру заранее или выбрал случайно, когда тащил труп. Во всяком случае, многие жильцы знают, что днем его почти никогда не бывает дома, что замок плохой и его ничего не стоит открыть любым ключом. Однако все это относилось не только к его квартире. Из пятнадцати квартир над ним и под ним можно найти сколько угодно таких же. Если преступник живет под ним, то, когда он поднялся по лестнице, ближайшая к ней квартира была, разумеется, для него самой удобной. Но не слишком ли рискованным было это предприятие?..

С полной определенностью можно лишь утверждать, что, поскольку жертва не имеет к нему никакого отношения, преступник тоже не имеет к нему никакого отношения. Не исключено также, что труп — не более чем средство, а цель — нанести ему вред, но среди знакомых, сколько он ни перебирал их в памяти, не смог найти ни одного, кто был бы способен на такую ужасную подлость. К тому же, совесть его чиста — он не сделал ничего, что могло бы вызвать к нему подобную ненависть. Впрочем, не исключено, преступнику было достаточно того, что это квартира незнакомого ему человека. В этом случае не имеющий к жертве никакого отношения подходил ему больше всего. И все же, именно его квартира была выбрана не только поэтому.

Ничто не могло помешать плану унести труп. Или, лучше сказать, «видимо, не могло». «Видимо», если преступник не умышленно сделал так, чтобы связать его с трупом. Об этом, конечно, он не мог не подумать. Будь он преступником, несомненно, учел бы это в своем плане. Возможно несколько вариантов. Например, внушить привратнику, что в квартире А. вчера кто-то ночевал. После этого откуда-нибудь позвонить ему и попросить к телефону А. Когда же привратник ответит, что его нет дома, сказать раздраженно: «Так и знал, что его „нет дома“, стакнулись, наверное», а потом завопить как настоящий якудза[7]: «Договорились с ним, а он на попятную». Привратник сразу же поймет, что А. — приятель этого человека. Если бы А. в самом деле был преступником, он бы, скорее всего, прибег к такому трюку. Этим можно произвести сильное впечатление, а самому остаться в тени.

Однако, в его квартире труп, и подобные уловки обернулись бы в первую очередь против него самого. Не будь трупа, все эти рассуждения были бы ни к чему. Если рассмотреть в этом доме квартиру за квартирой, окажется, что нет ни одного человека, на которого не могло бы пасть подозрение. У кого найдут труп — тот и погиб. Сколько он ни будет твердить, что к убийству непричастен, от факта, что труп найден в его квартире, никуда не уйти. От него или от нее потребуют доказательств непричастности к убийству. Доказательств того, что его или ее не было дома в момент убийства, поскольку улики налицо… Да, надежней и проще способа, чем избавиться от трупа, не придумаешь. Это гораздо проще, чем закапывать его.

Но возникает конкретный вопрос: в какую квартиру его унести? Встав спиной к окну, А. впился глазами в дверь, у которой лежал труп. Ему казалось, что взгляд его проник сквозь дверь и блуждает по дому. Там было гораздо оживленнее, чем он предполагал. Без пяти шесть… В доме жили либо холостяки, либо супружеские пары, которые целый день были на работе и по дому ходили мало, — так что сейчас время, видимо, неподходящее. С другой стороны, не исключено, что это оживление ему как раз на руку. Оживление не означало, что по лестнице взад и вперед без конца сновали люди, просто время от времени слышался шум шагов, потом он исчезал, через некоторое время появлялся снова — приноровившись к этому ритму, можно беспрепятственно унести труп. Во всяком случае, никто даже не заметит, как открылась и закрылась дверь.

Перенести труп можно известным ему способом. Он увидел его в кино, где кто-то тащил мертвеца, делая вид, что ведет пьяного. Правда, он не любил ходить под руку даже с живым человеком. А тут придется обнимать мертвеца — сомнительное удовольствие, но выбора у него не было. Если же он будет волочить труп, завернув его в одеяло, то сразу же привлечет к себе внимание. Нужно сделать всё, чтобы не создалось впечатление, будто он что-то скрывает. Ему следует действовать так же, как действовал преступник, преспокойно притащивший труп в квартиру совершенно незнакомого ему человека. То, что скрываешь, всегда обнаруживается. И если есть опасность, что обнаружат, к этому нужно быть готовым заранее.

Разумеется, в такое время тащить труп вниз по лестнице было бы слишком рискованно. К каким бы уловкам, чтобы усыпить бдительность соседей, он ни прибегал, добиться, чтобы никто не обратил на него внимания, все равно не удастся. К тому же, двигаться он должен от лестничной площадки в сторону квартир. Короче, нужно создать впечатление, будто он возвращается домой. Любое другое поведение может показаться странным и вызвать нездоровое любопытство: куда, мол, направляется этот человек. Так что речь может идти только о квартирах на втором этаже, где жил он сам.

Наиболее подходящие — три самые дальние от лестницы. Удачно, что днем в них часто никого не бывает. Как сегодня, правда, неизвестно. Но судя по тому, что он не помнит, чтобы слышал направляющиеся туда шаги, наверное, никто еще не вернулся. Рядом с ним тоже живет холостяк — круглолицый верзила с густой бородой, имеющий привычку так громко прищелкивать языком, что даже через стену слышно. Он ведает сбытом в фирме, производящей сварочное оборудование, и когда возвращается домой пьяным, пропорционально степени опьянения возрастает количество пощелкиваний языком. Он с ним никогда и словом не перемолвился, за исключением двух-трех раз в бане. Напротив живет длинноволосый сутулый мужчина, чем занимается — неизвестно, но всякий раз, когда он проходит мимо его квартиры, слышен противный голос, каким он напевает модные песенки. Уходит и приходит в неопределенное время. Бывает, много раз покидает дом и возвращается, а иногда по нескольку дней носу не кажет. Случается, словно обезумев, поднимает невообразимый шум, включив на полную мощность радиоприемник, и тогда кто-нибудь из соседей, не в состоянии выносить это, идет к нему, чтобы высказать возмущение, после чего из квартиры уже не доносится ни звука, будто в ней никого и не было.

В третьей, самой дальней от лестницы, квартире живут муж с женой. К сожалению, о них ему ровным счетом ничего не известно. Правда, для того, что он собирается сделать, знать о них что-нибудь, в общем-то, совсем не обязательно. Вполне достаточно того, что он с ними незнаком. Даже наоборот — чем меньше о них знаешь, тем лучше.

Но стоило ему представить себе их смятение, когда они обнаружат труп, как его охватила щемящая жалость к этим людям. Поскольку они муж и жена, то должны разделять волнения и горести друг друга, а значит, их паника удвоится, удвоятся и страдания. Они с ужасом представят себе строгий допрос, который ждет их за дверью, и постараются сразу же бежать — тут-то они и попадут в ловушку… Однако это уже не его вина… он попал в такой же переплет, но, к счастью, нашел прекрасный выход… каждый человек должен искать его сам… есть ведь еще множество дверей. Может быть, и тот, кто притащил к нему труп, тоже получил его еще от кого-то. Возможно, вот так он и кочует по дому. Сквозь сжатые зубы вырвался смешок. Нет, слишком уж терзаться не стоит. Он сделает лишь то, что делают все. Этими рассуждениями он притупил стыд, который испытывал оттого, что собирался всучить труп кому-то из соседей.

А. предполагал проделать операцию в таком порядке. Сначала убедиться, что в намеченной квартире никого нет. Затем заранее отпереть в ней дверь. Судя по замку в его собственной квартире, сделать это будет, видимо, нетрудно. Уж одну-то из трех наверняка удастся открыть. Но пробовать придется все подряд. Ключи ведь подбирались в определенном порядке. После этого нужно быстро вернуться к себе и посмотреть из окна, что делается на улице. Сколько времени потребуется человеку с того момента, как он попадет в его поле зрения, чтобы войти в дом и, миновав вестибюль, дойти до лестницы? Мысленно проделав этот путь, он подсчитал: самое меньшее — секунд тридцать пять. Следовательно, если, посмотрев в окно, он никого не увидит, тридцать пять секунд можно чувствовать себя в полной безопасности. Обняв труп, он выходит на лестничную площадку. Дверь своей квартиры оставляет распахнутой. Не только для того, чтобы не тратить понапрасну время, но и с целью маскировки — дверь не позволит увидеть, как он тащит труп. В этом и состоит преимущество того, что он избрал для своего плана самую дальнюю от лестницы квартиру. Он мысленно прорепетировал все действия, которые ему придется проделать, начиная с перетаскивания трупа в намеченную квартиру и запирания замка и кончая возвращением назад, — все это занимало двадцать четыре секунды. В запасе более десяти секунд. Даже если по дороге у трупа свалится ботинок, вполне хватит времени, чтобы снова надеть его.

Труп перестал внушать ему омерзительный страх. Но неприятное чувство не уходило. Какое-то нелепое подобие человека, смотреть на него тошно. Доставляющая людям массу хлопот обуза, от которой стараются избавиться, перетаскивая от одного к другому. Но теперь еще чуточку терпения — и всё. Труп уже был едва различим и, казалось, сделался невесомым.

Он вынул из кармана ключ и стал подбрасывать его, ловить, тереть в ладонях. Еще десять минут… пройдет еще десять минут, и станет так темно, что газету невозможно будет читать. Даже самый отъявленный лентяй и тот уже зажег бы свет. Если из-под двери не будет проникать свет, он сразу же поймет, что квартира пуста, и тут же начнет действовать…

А. зажимает в зубах сигарету. Ищет спички.

Однако, если вдуматься, не странно ли все это? Ведь сам факт, что он теперь связан с мертвецом, не исчезнет даже после того, как он унесет его. Закон осудит его не столько за то, что он имеет к нему отношение, сколько за оплошность — за то, что поставил себя в положение, когда должен доказывать свою непричастность. В худшем случае к нему отнесутся формально, в лучшем — с пониманием, и все закончится благополучно. В общем, если человек не натворит глупостей, он, как правило, остается на свободе.

Разумеется, никто не гарантирован от опасности натворить глупости, но выражать по этому поводу недовольство, по меньшей мере, странно. Представим себе, например, такую комическую ситуацию: тот, к кому он собирается перетащить труп, оказывается тем самым преступником, который приволок труп в его квартиру. Может быть, это как раз следует назвать справедливостью закона?.. Но эти успокоительные рассуждения почему-то не улучшили его настроения. На душе было так тяжело…

Его рука шарит по столу… в груде старых журналов… под подносом с посудой… спичек нет. Он хорошо помнит, что где-то здесь клал их. Может быть, стащил покойник и положил в карман?

Неожиданно он услышал треск, будто в голове что-то лопнуло. Дикая идея, что спички мог спрятать покойник, и предположение, что труп он перенесет к виновнику преступления, столкнулись в его голове, мгновенно превратившись в страшное по своей достоверности предостережение. Да, спички вполне могут послужить вещественным доказательством. Почему он сразу не подумал о таком простом трюке? Маленькая хитрость, и преступник тут же воздвиг преграду, не позволяющую возникнуть порочному кругу.

Преступник берет со стола спички и кладет покойнику в карман. Спички из кафе «Три кошки», которое он часто посещает. На коробке аккуратно выполненный рисунок: на золотом фоне прутик, на который, точно иваси, нанизаны три котенка в черную и зеленую полоски. Не исключено даже, что на коробке его рукой сделаны какие-нибудь заметки. Но если и не сделаны, скрыть, что спичечный коробок его, невозможно. Да, нужно быть предельно осмотрительным. Трудность доказательства не выходит за рамки общих рассуждений. Спички — лишь один пример. Преступник мог использовать его визитную карточку, фотографию, мог бы, например, обмотать пальцы покойника его волосами. Для улики ему подойдет любая вещь из тех, что разбросаны по квартире.

Изо рта выпала сигарета. Он дал ей упасть. Впервые почувствовал, что сигарета тоже имеет вес. А. вопрошающе поворачивается к окну. Вожделенный свет оттуда в комнату не проникает. Чуть поблескивают лишь углы мебели. Чтобы уничтожить на мертвеце лжеследы того, что он имеет к нему отношение, необходимо зажечь свет. Но как только он это сделает, сразу же появится неопровержимое доказательство его пребывания в квартире…

Раньше, чем включить свет, он должен принять окончательное решение, что делать с трупом. Разумеется, он не отказывается от плана унести его. Он обязательно осуществит это, но сначала как следует осмотрит труп. Однако, даже если он уничтожит все вещественные лжедоказательства, главная задача — убедить окружающих в своей непричастности к убийству — остается неизменной. Только если ему удастся беспрепятственно перенести труп, можно будет спокойно зажигать свет. Более того, в этом случае даже желательно, чтобы горел свет, как свидетельство его невиновности. Однако непременное условие успешного осуществления плана — тщательный осмотр трупа, и тут без света не обойтись, поэтому выход один — решиться и включить свет в надежде, что все кончится благополучно. Прочь колебания, вызванные опасением, что труп перенести не удастся, а в квартире его будет гореть свет…

Все эти страхи оттого, что расшатались нервы. От яркого света он почувствовал такое потрясение, что весь покрылся испариной. Ожившее пространство сразу же обступило его, требуя восстановления с ним отношений. В нем горделиво утверждал свое существование мертвец. Не только родные стены и мебель, но и мертвец беспардонно требовали установления отношений. Итак, свет он зажег. Подгоняемый временем, водоворотом, вращавшимся вокруг застывшего трупа, — неподвижные камни всегда подчеркивают стремительность потока, — он опасливо приблизился к мертвому телу.

Карманы пиджака оказались под ним. До карманов брюк тоже не добраться, если оставить его в том же положении. Придется повернуть на спину. А. попытался рассчитать, какое необходимо приложить усилие, какое положение занять, с какой стороны подойти, чтобы удобнее было осматривать неподдающееся тело. И при этом как можно меньше к нему прикасаться. Может, подсунуть под него ручку половой щетки и, пользуясь ею как рычагом, перевернуть труп? Или перевернуть, ухватившись за одежду? Не выйдет. Судя по тому, какая у него твердая шея — он уже в этом убедился, — торчащая правая рука тоже, конечно, окостенела. Правда, взявшись за нее, легко повернуть тело в противоположную сторону. Но как выразительно запястье. На нем еще отчетливее, чем на липе, запечатлена смерть — такое впечатление, будто, коснувшись его, тут же заразишься смертью. Прикрыв запястье развернутым еженедельником, он взялся за него рукой и потянул к себе. Вопреки ожиданиям, суставы легко согнулись. И не только в запястье, но и в локте. Он с самого начала заметил, что рука вывернута неестественно… Возможно, она сломана. От вида искалеченного трупа мутит больше, чем от ран живого человека. Неужели сломанные суставы не окостеневают? Или, может быть, здесь какие-то другие обстоятельства?

В общем, в этой вызывающей рвотный рефлекс обстановке нужно поскорее всё закончить. Ботинки стояли у порога. Надев правый, он поддел труп и не слишком деликатно пнул его, чтобы перевернуть. Продолжая толкать труп и переместив усилия с верхней его части на нижнюю, А., в конце концов, добился того, что труп с грохотом перевернулся на спину. Проделал он это довольно легко, но на спине покойника остались следы от ботинка. Он вздрогнул. Поспешно взял платяную щетку и почистил пиджак. К счастью, подошва ботинка была сухой и грязь быстро очистилась. Во всяком случае, если не присматриваться, трудно заметить, что была грязь.

В общем, след от ботинка доставил не так уж много хлопот. Но то, что он обнаружил потом, оказалось намного страшнее тех опасностей, которые он предвидел. Сначала краешком глаза он увидел небольшое бурое пятно. Оно выглядывало из-под ворота пиджака. И напоминало обрывок темно-коричневой оберточной бумаги. Приподняв ворот, А. заглянул внутрь — рубашка была разорвана и завернулась. В этом месте она была цвета запекшейся крови.

Он инстинктивно перевел взгляд вниз. На то место, где находилась грудь покойника, когда он лежал ничком. Как и следовало ожидать, там оказались ржавые пятна величиной с одноиеновую монетку. Это были глянцевые неправильной формы пятна, напоминавшие струпья, и в середине каждого блестела прозрачная красная точка. Видимо, это были застывшие капли крови, сбежавшие по лоскуту разорванной рубашки.

Но все это не явилось таким уж страшным потрясением, как можно было предположить. Он испытал скорее чувство полной беспомощности, точно его парализовало. Подняв полотенце, соскользнувшее с лица покойника, когда он его переворачивал, он стал машинально оттирать пятна крови. Плевал на полотенце и тер, тер без конца. Удалось оттереть почти все, но с кровью, попавшей в переплетения циновки, ничего сделать не удалось. А. пошел в ванную, чтобы намочить полотенце. Идя туда, он бросил взгляд на лицо покойника. Оно было все в синяках. Это была левая сторона лица, которая оказалась сейчас наверху, а раньше была внизу. Но ему кажется, что когда он впервые увидел эти пятна, они в основном были у носа и под подбородком… Значит, это не просто синяки, а уже появившиеся трупные пятна… Но могут ли трупные пятна все время менять форму, перемещаться под воздействием силы тяжести? Возможно, труп та же морская губка, пропитанная подкрашенной водой?

Только сейчас он понял, как трудно стирать мокрым полотенцем пятна с циновки. Был бы у него бензин для зажигалки, спирт или хотя бы пятновыводитель! Может быть, попробовать мылом? Ведь смывают же мылом кровь с порезов во время бритья, и получается прекрасно. Лучше всего попробовать. Он тщательно потер мылом пятна, потом намоченным полотенцем взбил пену. Отжал полотенце и вытер досуха. Повторив эту операцию дважды, он добился того, что, не присматриваясь, заметить следы крови стало невозможно. Плохо только то, что и циновка в этом месте отмылась добела.

Обмануть никого не удастся. Невооруженным взглядом можно увидеть следы подтирки. А если возникнет хотя бы малейшее подозрение, он пропал. Кроме того, существуют научные методы судебной экспертизы: на исследуемое место насыпают специальный порошок, и, если там есть хотя бы малейшие следы крови, моментально возникает голубоватое свечение.

Видимо, покойник, воспользовавшись крохотными капельками крови, собирается поселиться у него навсегда. И план унести его может с треском провалиться. Где бы труп ни был, рано или поздно его обнаружат. И сразу же начнется расследование. Полицейские будут осматривать одну квартиру за другой, в том числе и те, которые не вызывают у них никаких подозрений. Вот тогда-то, обнаружив следы недавней чистки, они просто запляшут от радости. Поставить на том месте, где сейчас лежит труп, какую-нибудь мебель невозможно — здесь самый проход.

Как много разболтают обнаруженные специалистами пятна! Они начнут свое повествование с рассказа о группе крови. Потом, возможно, поведают о времени своего появления. Действительно, для установления времени кровь имеет решающее значение. Можно будет назвать время, когда рана покойника еще кровоточила… другими словами, установить тот факт, что труп находился в его квартире в момент убийства или же сразу после него. Как это в дальнейшем скажется на нем, как повлияет на его судьбу? Так или иначе, он будет связан по рукам и ногам, и ему уж не выпутаться.

Без конца оттирая кровь, он не мог не вытирать одновременно и свои грязные, липкие руки. Прежде всего его пугал вид крови, а кроме того, руки его должны были приступить к обследованию карманов покойного. Каким бы безнадежным ни представлялось его положение, отступать перед вещественными лжесвидетельствами не следовало. Ни визитной карточки, ни коробка спичек с тремя котятами, ни даже обломка спички он не обнаружил. Более того, у покойного не только не было ничего, что бы указывало на их связь, не было вообще ни одной вещи, которые обычно лежат в карманах — мелочь, носовой платок, бумажки с номерами телефонов. Покойник был так вычищен и вывернут наизнанку, что можно было подумать, будто его только что принесли из прачечной или почистили пылесосом. То, что это было сделано преднамеренно, можно было заключить хотя бы из того, что с пиджака был спорот фирменный знак. Не осталось ничего, что указывало бы на личность покойного. Кроме крупных песчинок, налипших на подошвы и набившихся за отвороты брюк, все на нем было самым обычным и непримечательным.

Нельзя сказать, что положение А. улучшилось, но, во всяком случае, и не ухудшилось. В общем, все вернулось к исходной точке. В некотором смысле на такой результат он и рассчитывал. Для преступника подобный образ действий намного логичнее, чем пытаться неуклюже подбрасывать лжеулики. Не будь этих пустячных пятен, все было бы прекрасно… Кстати, преступнику они тоже ни к чему…

По лестнице кто-то осторожно поднимается. Этот кто-то в туфлях на высоких неустойчивых каблуках. Неужели она?.. Но ведь сегодня среда… почему же в среду?.. Быстро — такой стремительности он не ожидал от себя — А. заталкивает труп под кровать. Ночной горшок, оказавшись между трупом и стеной, жалобно звякнул. Шаги миновали его дверь. Послышался звук отпираемого замка дальней квартиры.

Тяжело дыша, он облизывает губы. Но ему кажется, что они все равно остаются сухими. Хотя они не сухие, их, наверное, просто свело. Ясно одно: коль скоро хозяйка дальней квартиры вернулась, задача его усложняется. Но пока отчаиваться нет оснований. Выход всегда найдется. Она действительно может помешать, поэтому на время, пока он будет переносить труп, нужно выманить ее из дому. Вызвать ее, позвонив из автомата на углу. Раз уж свет зажжен, опасаться посторонних глаз нечего. Убедившись, что привратник позвал ее к телефону, он, не опустив трубку на рычаг, быстро вернется домой. И пока женщина в комнате привратника будет ждать разговора с несуществующим абонентом, он успеет освободиться от трупа. Немыслимо, чтобы женщина меньше чем за двадцать четыре секунды отказалась от надежды поговорить с позвонившим ей человеком. Здорово придумал — голова у него работает.

Плохо, правда, что в две квартиры уже вернулись хозяева и осталась всего одна. Не то что теперь не удастся перетащить труп — просто это становится более опасным. Осуществить свой план он сможет только незамедлительно. Но браться за него без надежды на успех тоже бессмысленно. Слишком уж тщательная подготовка способна лишь все испортить. Неужели из-за этих несчастных пятен крови он не сможет спастись?..

Место, откуда он только что убрал труп, казалось неправдоподобно огромным. И на нем сразу же бросался в глаза своей белизной след от замытой крови на циновке. Его вдруг охватило искушение разлить эту белизну по всей циновке. Сначала это была не сформулированная мысль, а нечто близкое к физиологической потребности, но, как только он осознал ее, она наполнилась глубоким содержанием. Да, чтобы уничтожить белое пятно, нужно распространить его на всю циновку…

Мысль его пошла дальше. А что, если вообще освободиться от циновки? Разумеется, просто выбросить ее на улицу нельзя. Тогда сразу же нападут на след. Нужно сделать другое — разрезать на мелкие кусочки и сжечь, хотя бы в пепельнице. Его огромная пепельница, которую он купил, чтобы реже выбрасывать окурки, вполне подойдет для этого. Пепел можно будет потом выбросить в уборную.

Так все разрешится. А покончить с трупом и после этого будет не поздно. Если не удастся сегодня вечером, можно будет сделать это и завтра.

Циновка горела хорошо. Подбрасывать в огонь соломинку за соломинкой было приятно. Каждая новая порция приближала его к свободе. Только вот дым ужасный. Он без конца кашлял и вытирал слезы. Один дым еще бы ничего. Запах гари — вот настоящая проблема. Как сделать, чтобы его не унюхал привратник, чувствительный к запахам в доме, даже самым слабым? Подняв голову, он увидел, что комната полна дыма. Даже лампочка затуманена. А еще не сгорела и первая горсть соломы — видимо, из идеи сжечь циновку ничего не выйдет. Он вылил в пепельницу воду из чайника, который приготовил заранее. Поднялся столб пара, пепельница треснула.

Хочешь не хочешь, придется мыть циновку. Он налил в таз воды, подвернул брюки, засучил рукава и стал разводить в воде моющее средство. Да, трудно быть невиновным.


Неожиданно он понял, что идет нелепым кружным путем. Возможно, пятна крови, на уничтожение которых он направил все свои усилия, как раз и доказывали его невиновность, были главным свидетельством, дававшим возможность спастись… Все верно. Стоит повнимательнее осмотреть труп, и по степени окоченения и трупным пятнам сразу же удастся установить, сколько времени прошло после смерти. А зная это, несомненно, определят, в котором часу в его квартиру принесли труп. Пятна крови как раз должны послужить вещественным доказательством! Если только на это время у него окажется алиби… а поскольку до самого ухода из фирмы он действительно ни разу никуда не отлучался, его алиби непоколебимо и, следовательно, его невиновность будет сразу же доказана.

Однако, когда эта мысль пришла ему в голову, все циновки были уже вымыты добела. Новейшее моющее средство оказалось весьма эффективным. А. застыл, глядя на сверкающую белизну циновок. Как он объяснит посторонним людям эту дурацкую белизну? Он неразумно привлек внимание к циновкам, и у них теперь могут возникнуть серьезные подозрения. А ведь как раз пятна крови могли спасти его…

Еще хуже то, что, обнаружив труп, он, до сих пор не заявив о нем, прятал его в своей квартире. Дать этому разумное объяснение не удастся. Теперь у него исчезла всякая возможность доказать свою невиновность. Его положение будет только ухудшаться. Поэтому нужно отбросить все колебания и явиться с повинной. Чем скорее он решится на это, тем лучше…

А тут еще эти нелепые белые циновки… и с этим теперь уже ничего не поделаешь… а может быть, перестать хныкать и продолжить борьбу с трупом? В любом случае необходимо мужество. Изберет ли он явку с повинной или борьбу с трупом, в любом случае потребуется большое мужество — только оно позволит принять правильное решение…

Рассвет близок, но он слишком устал, чтобы определить, в чем заключается мужество.

Перевод: В. Гривнин

Загрузка...