Рассказы. Часть 3

Колония

Было как-то неловко.

Он провел свою предвыборную кампанию на платформе экономии, пообещав сократить расходы и персонал, и теперь, когда все сотрудники Белого дома собрались перед ним, он хотел оставаться невозмутимым, беспристрастным, независимым.

Но он не мог. Перед ним стояли реальные люди. Реальные люди с реальной работой и реальными счетами на оплату. В предвыборной кампании они были просто безликими статистиками, самодовольными теоретиками. Но теперь, когда Адам смотрел на лица этих служащих, многие из которых работали здесь дольше, чем он был жив, он чувствовал смущение и стыд. Он осознал, возможно, впервые, что его решения в течение следующих четырех лет будут иметь человеческие последствия, скажутся на жизни отдельных людей — не шокирующие результаты любыми путями, но те, которые он теперь понимал эмоционально, а также интеллектуально.

Однако он не собирался отступать от своих обещаний. Как бы тяжело это ни было, как бы больно это ни было, он собирался придерживаться специфики своей предвыборной платформы. Не будет никаких колебаний, нерешительности и полумер, от которых так страдали его предшественники.

Черт, это то, что он критиковал и против чего выступал в своей заявке на пост президента.

Именно поэтому он был избран.

Он собирался объявить о сокращениях здесь и сейчас, провести массовые увольнения и покончить с ними, но не смог. Вместо этого он улыбнулся своему внутреннему персоналу и произнес общую речь «Это-наше-общее-дело, давайте-отложим-наши-мелкие-разногласия-в-сторону-для-пользы-страны». Это хорошо сработало в Далласе и Тампе, поразило их более продолжительным вариантом на съезде кандидатов и после всеобщих выборов. Здесь, в более специфической, более интимной обстановке, было достаточно и этого.

Он улыбнулся и помахал аплодирующим служащим, отошел и повернулся к Тому Саймонсу, своему начальнику штаба, и они направились по коридору в Овальный Кабинет.

— Мне нужен список всех сотрудников, их должности и выслугу лет. Также дайте мне анализ сокращения расходов, который мы сделали.

— Понял.

— Я поговорю с группами индивидуально, в соответствии со списком должностей, объясню ситуацию.

Саймонс кивнул.

— Хочешь сделать это в Овальном кабинете?

— Да.

— Я сейчас же этим займусь.

Они расстались на середине коридора, и Адам в одиночестве направился в Овальный кабинет. Каждый раз, когда он входил в комнату, его поражало, насколько она мала. Все комнаты в Белом доме были меньше, чем он себе представлял. Конечно, здание было спроектировано и построено давным-давно, но он ожидал, что комнаты будут побольше, чем в его доме в Палм-Спрингс. Но этот факт не оставлял ощущения разочарования и легкого неудобства.

Он подошел к своему столу, сел, развернул стул и, оглянувшись, выглянул в окно. Он был наполнен странной летаргией, желанием просто сидеть здесь и ничего не делать. Впервые в жизни у него не было настоящего босса, никто не стоял над ним, и если бы он решил отключить телефон и провести день, глядя на лужайку, он мог бы это сделать.

Власть.

Конечно, и у него были свои обязанности. Обязанности и обязательства. Много давления, много ответственности. Но федеральное правительство, по большей части, прекрасно самоуправлялось. Ему не нужно было все контролировать. И если бы он захотел, то мог бы просто оставить все как есть.

Нет. Он должен был перестать так думать. Он взялся за эту работу не просто так. У него были идеи. У него был план действий. И он планировал войти в историю как эффективный активист, как грамотный администратор и дальновидный лидер, а не как первый бездельник-президент.

Некоторое время спустя Симонс привел первую группу сотрудников — дворецких и горничных. Адам встал, вежливо улыбаясь, желая казаться дружелюбным и располагающим, но не желая внушать ложное чувство безопасности.

— Уверен, мистер Саймонс рассказал вам, почему я пригласил вас в Овальный Кабинет.

Он кивнул в сторону начальника штаба.

— Я уверен, что вам хорошо известно, что в этом году мы столкнулись с довольно серьезным бюджетным кризисом, и я уверен, что вы также знаете, что я обещал американскому народу сократить государственные расходы на треть, и я не собираюсь отказываться от этого решения. Я буду в проигрыше со всеми вами и не получу никаких особых привилегий. Боюсь, это означает, что мы будем ликвидировать некоторые должности в Белом доме. Мы рассмотрели эту ситуацию со всех сторон — сначала планировали сокращение общего числа сотрудников путем отказа от определенных отделов, потом мы решили, что будет справедливее просто сократить каждый отдел на треть.

Лысеющий пожилой мужчина в форме дворецкого шагнул вперед.

— Прошу прощения, сэр?

Адам поднял руку.

— Не беспокойся. Увольнения будут по выслуге лет…

— Никаких увольнений не будет, сэр. Вы не можете сократить персонал.

Адам сочувственно улыбнулся.

— Мистер…?

— Кроутер, сэр.

— Мистер Кроутер, я понимаю ваше беспокойство, и, поверьте, сочувствую.

— Не думаю, что вы понимаете, сэр. Простите, но вы не можете уволить никого из нас.

— Не могу вас уволить?

— Мы подчиняемся непосредственно Букингемскому дворцу.

Адам посмотрел на Саймонса, который пожал плечами, в таком же замешательстве.

— Мы не подчиняемся вам. Мы работаем на вас, но вы нас не нанимаете. Сэр.

Адам покачал головой.

— Что вы имеете в виду.

— Мы отчитываемся перед Букингемским дворцом.

Он начал раздражаться.

— Какое отношение к этому имеет Букингемский дворец?

— А, — кивнул дворецкий. — Теперь я понимаю. Никто вам не говорил. Никто вам ничего не объяснял.

— Объяснял что?

— Вы не являетесь главой правительства Соединенных Штатов.

— Ну конечно я! Я… Я же президент!

— Ну, вы президент, но президентство — фикция, безвластная должность, созданная Дворцом. Президент — номинальный глава. Кто-то, кто произносит речи и выступает на телевидении, чтобы народ был счастлив.

— Президент — лидер свободного мира.

— Боюсь, сэр, такая честь принадлежит королеве Англии.

Кроутер был по-прежнему спокоен и невозмутим, и в этом было что-то нервирующее. Было понятно, что дворецкий попытается спасти свою работу или работу своих друзей, даже возможно, что он будет лгать, чтобы достичь этой цели, но это было так странно, слишком эксцентрично, что не имело никакого смысла. Если это была ложь, то чертовски креативная.

Если бы это была ложь?

Адам посмотрел дворецкому в глаза.

Да. Если.

Он облизнул губы, прокашлялся и попытался выразить уверенность, которую на самом деле не чувствовал.

— Мы сражались и выиграли войну за независимость более двухсот лет назад, — сказал он. — Декларация Независимости — наш основополагающий национальный документ.

— Независимость? — дворецкий рассмеялся. — У Америки нет независимости. Это был пиар-ход, чтобы успокоить туземцев.

Остальные наемные работники кивали в знак согласия.

Адаму стало холодно. Было не похоже, что это шутка. Несерьезная, почти равнодушная реакция, с которой дворецкие и горничные реагировали на всю эту ситуацию, придавал их словам импульс правдоподобия. Он взглянул на Саймонса, ища помощи, но начальник штаба тупо смотрел на него, явно потрясенный.

Неужели Саймонс в это поверил?

Да, подумал он. И он тоже. Он не понимал, почему, но знал, что Кроутер говорит правду, и, глядя на лица внутреннего персонала, он чувствовал себя самым глупым ребенком в классе, тем, кто воспринимал материал намного позже всех остальных.

Все его мировоззрение и взгляд на историю были мгновенно изменены встречей с группой слуг, которых он намеревался уволить.

Он сделал глубокий вдох. — Вы хотите сказать, что мы… по-прежнему являемся колонией?

— Совершенно верно, сэр.

— Но независимость — это основа нашего национального характера. Мы гордимся не только своей национальной независимостью, но и личной свободой. Наша индивидуальность делает нас американцами.

— И мы поощряем это. Именно поэтому Америка — наша самая продуктивная колония.

Колония.

Как будто весь воздух вышел из легких. Пытаясь собрать слюну, он облизнул губы. Никогда в жизни он не был так напуган. Не во время его первого срока на посту сенатора, когда он был уволен и прочитал в газете, что сотрудник, с которым у него был роман собирается подать многомиллионный иск за сексуальное домогательство против него, не тогда, когда он был в комитете по делам вооруженных сил и псих, принадлежащий к правому крылу, появился после работы в его доме и угрожал его жизни. Ему было страшно и он не знал почему. В Овальном кабинете вдруг стало жарко, душно. Пять минут назад он собирался выполнить одно из своих незначительных предвыборных обещаний и уволить некоторых сотрудников Белого дома, а теперь он съежился перед группой слуг, напуганный их неестественным спокойствием, их правильным британским акцентом. Он чувствовал себя беспомощным, бессильным, выхолощенным, но заставил себя сохранить внешний вид и поддерживать доброжелательные манеры лидера.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Но я вам не верю.

— Все в порядке, сэр. Никсону и Картеру тоже было трудно в это поверить.

Кроутер улыбнулся. — Форд и Рейган приняли это мгновенно.

Он не смог сдержаться. — Клинтон? Буши?

— Они все привыкли к этому, сэр. Как и вы привыкнете.

— Так вы говорите, что Соединенными Штатами правит…?

— Королева.

— Но королева также номинальная глава. В Британии парламентская демократия…

Дворецкий усмехнулся.

— Парламентская демократия? Ничего подобного. Опять же, это держит электорат счастливыми, заставляет их думать, что они что-то решают. Правда в том, что премьер-министр похож на тебя. Фасад. Это королева управляет всем. Всегда так было и будет.

— Ты лжешь.

— Я не лгу.

— Я не согласен с этим. Я был избран большинством граждан Соединенных Штатов, чтобы быть их лидером, и не буду подчиняться приказам от кого-то другого.

— О да, вы будете, сэр. Вы будете выполнять приказы королевы.

Адам повернулся к дворецкому.

— И я чертовски уверен, что не приму никаких приказов от монарха-дешевки с бульварной газетенки…

— Заткнитесь, сэр.

Теперь в позе дворецкого появилось что-то угрожающее, в его голосе зазвучала угроза.

— Вы преклонитесь перед королевой и покоритесь ее власти.

— А если я этого не сделаю?

— Мы застрелили Кеннеди, мы можем организовать кое-что и для вас.

В Овальном кабинете воцарилась тишина. Он стоял перед Кроутером, стараясь не показывать свою нервозность.

— Королева приказала…?

— Королева не имеет к этому никакого отношения, сэр. Это было решение оперативников в этой стране, основанное на ее собственных наилучших интересах. Ей никогда не рассказывали, — он сделал паузу. — Есть много вещей, которые мы не рассказываем королеве.

— Значит, вы предатели.

— Позвольте не согласиться, сэр. Иногда королева не понимает, где лежат ее собственные интересы. Мы обязаны определить, что для нее лучше, что лучше для Родины, и в меру своих возможностей применять соответствующие действия.

Дворецкий переводил взгляд с Адама на Саймонса.

— Я уверен, что вы двое хотели бы побыть некоторое время наедине, чтобы вы могли… принять все это, а мы пока оставим вас в покое.

Он кивнул головой, и горничная, ближайшая к двери, открыла ее. Слуги начали расходиться.

— Когда бы вы хотели встретиться снова, сэр?

— Никогда.

Кроутер усмехнулся.

— Очень хорошо. Дайте мне знать.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь с такой напыщенностью, над которой можно было только посмеяться.

Адам повернулся к начальнику штаба. — Ну и что ты об этом думаешь?

Саймон покачал головой, все еще не в состоянии говорить.

— Ты думаешь, это правда?

Саймонс кивнул.

— Выглядит именно так.

— Так что же нам делать?

— А что мы можем сделать?

— Прежде чем мы сможем что-либо сделать, мне нужно знать порядок подчинения. Будем ли мы просто следовать приказам или нам дадут определенный уровень автономии?

Симонс криво улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что королева — микроменеджер?[9]

Адам фыркнул.

— Королева. Ты можешь поверить в это дерьмо? Ты когда-нибудь, в своих самых диких долбаных мечтах, думал, что что-то подобное может случиться?

— Что меня поражает, так это масштаб. Они исказили нашу историю от самого простого до самого сложного уровня, от основ гражданственности средней школы до государственной политики высших учебных заведений. Каждый человек, не имеющий прямого отношения к этой… пародии, верит в ту же ложь. За все мои годы в политике, за все годы общественной жизни у меня даже не было никаких подозрений, что что-то подобное возможно.

— Я был сенатором двенадцать лет, — сказал Адам. — Как вы думаете, что я чувствую, зная, что все мои усилия и тяжелая работа были просто ненужной смазкой для машины по связям с общественностью?

Он пнул вращающееся кресло за своим столом. — Черт!

— Что мы будем делать? — спросил Саймонс.

— Я не знаю.

— Что бы ты хотел сделать?

Адам задумался, посмотрел на него.

— Я хочу, — тихо сказал он, — обеспечить независимость нашей страны.

Они встретились в тот же вечер, его предвыборная команда, в кафе Денни. Дерек, его «дэти трикстер»,[10] провел сканирование на наличие жучков или других подслушивающих устройства. Только после того, как он проверил стол и окружающие пластиковые растения и установил маленький черный квадрат, чтобы засечь волны микрофона дальнего действия, они начали говорить.

— Первое, что нам нужно сделать, — сказал Саймонс, — это вывести отсюда первую леди. Мы должны отправить ее в путешествие доброй воли в Японию или что-то вроде того. Увести ее как можно дальше от британского влияния. Кто знает, как низко они опустятся?

Адам кивнул. — Согласен.

Пол Фредериксон откашлялся. Госсекретарь был с ним со времен его первой сенаторской кампании, и, после Саймонса, Адам доверял его мнению больше, чем кому-либо другому.

— Продолжай, Пол.

— Я думаю, что сначала нам нужно выяснить степень внедрения. Этот Кроутер сказал вам, что все предыдущие президенты изменили свои убеждения. Означает ли это, что они преобразились, что они действительно верили, что это лучшая форма правления для Соединенных Штатов, или это означает, что они приняли то, как все было, но им это не нравилось?

— Я бы заподозрил последнее, — сказал Тед Фитцсиммонс.

— Нам нужно поговорить с ними, выяснить, что они знают. Они, вероятно, могут рассказать заинтересованным лицам вполне достаточно, чтобы составить аналитический отчет, которым мы сможем воспользоваться.

— Хорошая идея, — сказал Адам.

— Нам нужно также знать и о различных ветвях власти. Судебная власть? Знают ли об этом члены Верховного Суда? Законодательная власть? Сенаторы? Нам известно, что не все из них в курсе, но, возможно, некоторые из них что-то знают. ФБР? ЦРУ? Военные формирования? Прежде чем разрабатывать план действий, мы должны оценить свои сильные и слабые стороны.

Они проговорили всю ночь, до самого утра. К тому времени, как они вышли из ресторана и расстались, Адам едва мог держать глаза открытыми. Однако он чувствовал себя хорошо. Задания были распределены, и, по крайней мере, приблизительное представление о том, куда им двигаться, было выработано. Он уже не чувствовал себя таким безнадежным и отчаявшимся из-за этой ситуации, как тогда, когда созывал собрание.

Он попрощался с Саймонсом на тротуаре, затем сел в президентский лимузин.

— Белый дом, — сказал он водителю.

— Да, сэр.

Мужчина завел машину, посмотрел на него в зеркало заднего вида, улыбнулся. — Боже, храни королеву.

Адам заставил себя улыбнуться в ответ. — Боже, храни королеву.

Военные были все за него.

Это была лучшая новость за всю неделю. Единственная власть, которую британцы имели над вооруженными силами, это главная ложь — знание того, что каждый человек в форме верил, что Соединенные Штаты являются суверенной нацией и что они должны поддерживать Конституцию США, план демократии.

Но он все еще был главнокомандующим.

Это была лазейка, хотя и не особенно практичная. Что он мог сделать? Устроить переворот и вторгнуться в Британию? Это будет похоже на войну. Люди подумают, что он опасный псих, безрассудно нападающий на давнего союзника, и его тут же подвергнут импичменту. Ему нужно было вести закулисную битву, закулисную войну. Ему нужно было освободить Америку от Британии, не вынося это на суд общественности. Ему нужно было воплотить миф в реальность.

Но как?

Война, по крайней мере, была возможной. Он был главнокомандующим, и военные были единственной вещью, которую он действительно контролировал. Это было грязно, но, в крайнем случае, ему, возможно, придется это сделать.

Раздался стук в дверь Овального кабинета, и Саймонс вошел, неся манильскую папку, набитую бумагами.

— Что вы выяснили?

Начальник штаба сел в кресло с противоположной стороны стола и, наклонившись вперед, прошептал:

— Секретная служба принадлежит им. Технически, ФБР тоже под их юрисдикцией, но, похоже, большинство все-таки за нас. Директор заверил меня, что в нашем распоряжении столько оперативников, сколько нам нужно.

— Ты ему веришь?

— А у нас есть выбор?

— Что насчет…

— Другие президенты? Они не хотят разговаривать. Я не знаю, были ли они куплены или им угрожали, но мы не можем добиться от них ни слова.

— Не могу в это поверить.

— Может, они добрались до них раньше нас, — он сделал паузу. — Буши казались испуганными.

— ЦРУ?

— Их.

Адам на мгновение задумался.

— Директор может дать нам оперативников?

Саймонс кивнул.

— Кроутер. Дворецкий, — сказал он. — Я хочу от него избавиться.

— Думаешь, это хорошая идея?

— Считай это первым выстрелом. По их реакции мы определим, как они отреагируют на… другие инциденты.

Впервые с тех пор, как все это началось, Том Саймонс улыбнулся.

Утром ему не приготовили завтрак, не подготовили одежду. Когда он вернулся в спальню, простыни не поменяли.

— Ты за это заплатишь, — прошипела ему в коридоре одна из горничных.

Он улыбнулся и наклонился к ней.

— Ты следующая, — прошептал он, с удовлетворением увидев выражение страха на ее лице. — А теперь заправь мою гребаную кровать.

Он пошел дальше по коридору, чувствуя себя хорошо. Саймонс позвонил первым делом с новостями: о Кроутере позаботились. Почему-то, просто зная это, он почувствовал себя лучше. Вся атмосфера Белого дома, казалось, изменилась с одним только этим смелым ходом. Он прятался в течение последних двух недель, уверенный, что персонал видит в нем еще одну безвольную марионетку, которую заставили подчиниться, но теперь он смело шел по коридорам, с удовольствием отмечая, что все внутренние служащие боятся его.

Может, им удастся осуществить задуманное.

Остальные ждали его в зале заседаний. Дерек уже проверил место на предмет жучков и поставил детектор подслушивающих устройств на стол, две пары агентов ФБР стояли у дверей.

— Так каков наш следующий шаг? — спросил Адам.

Пол Фредериксон посмотрел на него.

— Никсон.

— Никсон?

Государственный секретарь кивнул.

— Я думал об этом всю прошлую неделю. Если президент — всего лишь номинальное лицо, то вся эта шумиха о так называемом имперском президентстве Никсона должна быть британской дезинформацией. Неужели Никсон мог попытаться обойти Конституцию и захватить дополнительные полномочия для себя, когда он никогда не имел власти, приписанной ему в первую очередь?

Адам улыбнулся. — Да! Он начал сопротивляться. Он пытался делать то, для чего его избрали.

— И они раздавили его. Они должны стоять за его позором.

— Найдите мне кого угодно из кабинета Никсона и его сотрудников, людей, кто может знать что-либо об этом.

— Сделал, — сказал Фредериксон. — Холдеман уже в пути.

— Холдеман? — Адам нахмурился. — Я думал, он умер.

— Сообщения о его смерти сильно преувеличены. Он скрывается.

— Хорошо, — сказал Адам. — Теперь у нас кое-что есть.

Заговорил Саймонс. — Кроутер сказал, что Картер тоже на это не купился. Ты думаешь…?

— Картер с нами не разговаривал, но мы могли бы пощупать его подчиненных, посмотреть, что получится.

Адам кивнул. — Сделайте это.

— Эти скандалы с Клинтоном, должно быть, тоже не просто так разыгрались. Давление на него продолжалось даже после того, как он покинул свой пост.

— Проверьте это.

В южную дверь постучали, и один из агентов ФБР осторожно открыл ее. Он что-то сказал человеку снаружи, и дверь открылась шире. Вошел Ларри Герберт, помощник Фредриксона.

Затем Х. Р. Холдеман.

Он был старше, но все еще узнаваем. Стрижка вернулась, но ее строгость компенсировалась парой смягчающих бифокальных очков. Холдеман кивнул им.

— Джентльмены.

Фредриксон встал и посмотрел на своего помощника.

— Полагаю, по дороге вы его проинформировали?

Холдеман сел на свободное место.

— Да, он это сделал. И я должен сказать, что очень рад, что вы участвуете в борьбе.

Они говорили о днях Никсона, о записках из Букингемского дворца, о телефонных звонках королевы, о подготовленных речах, которые Никсон отказался произнести, о соучастии некоторых членов кабинета. Кроутер тоже здесь обсуждался, и Холдеман был потрясен, узнав, что Адам приказал убрать дворецкого.

— Так просто? — сказал он.

Адам почувствовал прилив гордости.

— Так просто.

Холдеман озабоченно покачал головой.

— Ты не знаешь, что тебя ждет. Будут последствия.

— Вот почему ты здесь. Чтобы мы могли воспользоваться твоими знаниями. Я сделал это преднамеренно, чтобы поднять ставки.

Холдеман вздохнул.

— Ты ничего не можешь нам рассказать?

— Мы годами готовили военизированные группы, планируя свергнуть англичан.

— Ополченцы?

Холдеман фыркнул и пренебрежительно махнул рукой.

— Параноидальные чудаки. И эти деревенщины слишком глупы, чтобы справиться с чем-то подобным. Нет, мы объединили городские банды. Мы основали «Крипов», «Бладов» и их братьев. Мы завербовали меньшинства для армии во Вьетнаме, и это прекрасно сработало, поэтому мы решили сделать то же самое с нашими революционными силами. Однако мы не могли позволить британцам узнать, что происходит, поэтому мы замаскировали их под независимые организации, соперничающие молодежные группы, борющиеся за наркотики и соседскую территорию. Мы объявили их преступниками, позаботились о том, чтобы они получили много рекламы, много эфирного времени в новостных программах, и теперь они считаются такой неотъемлемой частью современной американской жизни, что даже если один из них выбивается из их рядов, созданный миф в безопасности.

— Думаешь, это сработает?

— В итоге. Но мы занимаемся этим уже двадцать лет и, вероятно, не будем готовы еще лет десять-пятнадцать. У нас нет членов. Британия может вербовать из Австралии, Канады, всех своих колоний. Если мы нападем на них прямо сейчас, у нас не будет ни единого шанса. Кроме того, что-то вроде этого требует грамотного планирования.

— Нам нужны более срочные результаты.

— Извините. Тут я ничем не смогу вам помочь.

Они продолжали разговаривать, делиться секретами, сравнивать стратегии до полудня. Холдеману нужно было лететь обратно в Чикаго, и Адам проводил его до лимузина.

— Спасибо, что пришел, — сказал он, пожимая ему руку.

— Все что угодно для моей страны, — сказал Холдеман.

Адам улыбнулся. — Ты все еще считаешь это своей страной?

— Всегда.

Адам наблюдал, как лимузин катится по дороге через ворота Белого дома, и внезапно ему в голову пришла идея. Он поспешил обратно в Белый дом. Некоторые из его советников предлагали казнить весь внутренний персонал, чтобы спровоцировать британские войска в Вашингтоне, но после разговора с Холдеманом он понял, что это будет самоубийственный поступок. Однако, сама идея была неплохой.

И эта идея могла сработать.

Он столкнулся с Саймонсом в коридоре.

— Собери всех снова, — сказал он. — У меня есть план.

— Алло?

Даже усиленный громкоговорителем голос Королевы на горячей линии звучал приглушенно.

— Приветствую Вас, Ваше Величество.

Адам постарался, чтобы тон его голоса был подобострастным.

— Почему вы связались с нами? Если мы захотим поговорить, мы начнем диалог сами.

— Я звоню, чтобы извиниться, Ваше Величество. Как вы, возможно, слышали, а возможно, и нет, между нами произошло некоторое недопонимание. Видимо, некоторые из ваших подданных считают, что я и мои люди каким-то образом причастны к исчезновению главы моего внутреннего персонала, Кроутера.

— До нас доходили слухи на этот счет.

Он старался, чтобы его голос звучал одновременно подобострастно по отношению к ней и снисходительно по отношению ко всем остальным.

— Я хотел бы пригласить вас в Белый дом, чтобы мы могли лично обсудить некоторые из этих вопросов. Боюсь, я весьма недоволен некоторыми из ваших представителей здесь, и полагаю, что вы тоже. У меня нет ничего, кроме глубочайшего уважения к вам и вашему положению, и я боюсь, что ваши подчиненные оказывают плохую услугу вам и Британии.

Тишина на другом конце провода.

Затаив дыхание, он ждал.

— Мы давно не были в Штатах, — призналась Королева. — И ваши обвинения, надо признать, несколько настораживают. Мы посетим колонии и сами все решим. Нужные люди будут на связи.

Связь резко оборвалась, и в громкоговорителе горячей линии воцарилась тишина. Адам некоторое время смотрел на красный телефон, затем на его лице появилась улыбка.

Он повернулся к Саймонсу и взмахнул кулаком.

— Да!

Она прибыла на «Конкорде» два дня спустя.

Все приготовления были сделаны. За пределами территории Белого дома все продолжалось как обычно, но внутри агенты ФБР окружили и задержали всех домашних сотрудников и всех известных или подозреваемых британских агентов. Внешние контакты и правительственные служащие, которые с подозрением отнеслись к внезапному отсутствию связи, были успокоены обещанием, что королева прибудет, чтобы все уладить — факт, который они могли перепроверить в Букингемском дворце.

Председатель Объединенного комитета начальников штабов заверил его, что Национальная гвардия готова к демонстрации силы и что другие подразделения Вооруженных сил могут оказать ей поддержку.

Все было готово.

Как только лимузин с королевой въехал на территорию Белого дома, и железные ворота закрылись за ним, войска Национальной гвардии перекрыли улицу и окружили территорию. Одновременно пресс-секретарь Белого дома сообщил, что королеве угрожают взрывом и что принимаются меры предосторожности, включая использование вооруженной охраны.

Адам ждал в Овальном кабинете, на столе лежал документ, составленный верховным судьей, рядом лежала ручка. Он нервничал, руки вспотели, но он был полон решимости довести план до конца. Если у них ничего не получится, его убьют — в этом он не сомневался, — но велика вероятность, что они не потерпят неудачу.

Он представлял себе свое место в истории, когда раздался стук в дверь. Он встал, взял себя в руки и откашлялся. — Да? — спросил он.

Дверь открылась, и в комнату вошла толпа британских сановников и членов американского кабинета, расступаясь, чтобы пропустить королеву.

Королева.

Она выглядела точно так же, как по телевизору и на журнальных фотографиях. Даже зная о масштабах ее власти, даже со всеми знаниями о ее высоком положении, которые стали известны совсем недавно, он не ощущал в ней никакой ауры преувеличенной важности, никакого устрашающего поведения, никаких диктаторских атрибутов, которых он ожидал. Но это была иллюзия. Он знал это. Когда она остановилась перед его столом, он отвесил ей экстравагантный поклон.

— Ваше величество.

Она едва заметно кивнула в ответ на его подобострастие и села на специально подготовленный стул напротив него.

— А теперь, — сказала она, — расскажите нам, что вы хотите сказать.

— Я бы предпочел сделать это один, — сказал он, указывая на собравшихся сановников.

— Все, что вы скажете мне, может быть сказано в их присутствии.

— Боюсь, у них могут быть корыстные интересы. Мы можем поговорить наедине?

Она кивнула, отпуская остальных легким взмахом руки. Все остальные, американцы и британцы, гуськом вышли из комнаты. Дверь за ними закрылась.

Адам знал, что снаружи агенты ФБР разоружают и усмиряют англичан, сгоняя их вниз вместе с соотечественниками. Струйка пота потекла из-под левой подмышки вниз по телу, скрытая пиджаком.

— Мне нужна гарантия, что не будет никаких последствий только потому, что я говорю вам правду.

— Мы даем вам слово, — сказала она.

— «Наше» слово? Как насчет вашего слова? Я не хочу показаться неуважительным, — сказал он, — но я хотел бы получить некоторые заверения, что вы лично гарантируете, что ваши подчиненные не будут добиваться репрессий.

Она посмотрела на него, как на жука, которого раздавила на полу. — Даю слово, — сказала она.

— И оно обладает юридической силой?

— Слово британского суверена имеет юридическую силу уже сотни лет. Это закон.

— Очень хорошо.

Он встал, подтолкнул к ней через стол документ и ручку.

— Я хочу, чтобы вы подписали это.

Королева моргнула. — Что вы сказали?

— Я хочу, чтобы вы подписали этот документ.

Она смотрела на него с выражением, что-то среднее между ужасом, отвращением и яростью.

— Вы смеете ставить нам условия?

Он встретился с ней взглядом.

— Да.

Он увидел нерешительность, то, что могло быть первыми слабыми признаками дурного предчувствия, и ему стало хорошо.

— Что это? — спросила она, указывая на документ.

— Настоящая декларация независимости. Договор, передающий Соединенные Штаты Америки своим гражданам и объявляющий, что вы и ваша нация отказываетесь от всех прав…

— Никогда!

— Никогда не говори никогда.

— Пемброк! — громко позвала она. — Льюис!

Последовала пауза.

Тишина.

— Они не придут, — сказал Адам. — Мы их захватили.

Он медленно обошел огромный стол.

— Теперь нам нужна только ваша подпись.

— Вы псих!

— Может, и так, но вы подпишете договор.

— Я определенно не буду этого делать!

Одним быстрым движением она вскочила со стула, пересекла комнату и почти уже добралась до двери, когда он бросился на нее. Она отскочила в сторону и ударила его костлявым кулаком. Почувствовав острую боль в боку, он врезался плечом в стену.

— Проклятье!

Он потянулся к ее руке, но она уже бежала в противоположный конец кабинета, зовя на помощь.

Он схватил королеву, и ее сумочка полетела через Овальный кабинет. Она была маленькой, но жилистой и вывернулась из его хватки, сильно ударив его в грудь туфлей на высоком каблуке. Она схватила свою сумочку и открыла ее, вытаскивая что-то, когда он приземлился на нее, заломил ей правую руку за спину, заставив закричать. Все еще держа ее, он с трудом поднялся на ноги и подтолкнул ее к столу.

Левой рукой он обхватил ее за шею, а правой ослабил хватку на ее руке. — Подпишите! — приказал он, прижимая ее руку к столу.

— Пошел ты! — закричала она и попыталась вырваться, но он был сильнее ее, и в ответ только более крепко стиснул ей шею.

— Возьми ручку! — приказал он.

— Нет!

— Я сломаю тебе руку, сморщенная старая сука.

Он усилил давление.

Гневно, но она взяла ручку.

Он прижал ее руку к бумаге.

— Подписывай ее.

Она колебалась.

— Сейчас же! — закричал он.

Она быстро нацарапала свою подпись. Он отодвинул ее к левому краю стола и сравнил написанное ею имя с примером ее подписи, который предоставил Саймонс.

Все было правильно.

Он отпустил ее.

Волна гордости захлестнула его, выражение чистого патриотизма, которого он не испытывал с тех пор… ну, никогда.

Королева тут же подбежала к двери и принялась растирать больное запястье, умоляя отпустить ее. Она плакала, и он с удовлетворением подумал, что, в конце концов, она не такая уж крутая старая девка.

Он взял документ, положил его в средний ящик стола и запер.

Соединенные Штаты официально стали суверенным государством.

Они были свободны.

Он посмотрел на королеву. Она больше не плакала, он не видел слез на ее слишком накрашенном лице, но все еще хмурилась и потирала запястье. Он улыбнулся ей, чувствуя себя хорошо.

— Благослови Господь Америку, — сказал он.