Рассказы о сержанте Берковиче

Дело восьмое. УБИЙСТВО В ЖАРКИЙ ДЕНЬ

Жарко, — сказал сержант Беркович, войдя в кабинет. — Похоже, что скоро начнут плавиться стены зданий, и Тель-Авив потечет, как масло…

— Интересная картина, — хмыкнул инспектор Хутиэли. — У тебя образное мышление, Борис. Но мышление полицейского должно быть не образным, а точным. Нарисованная тобой картина плавящегося Тель-Авива не может соответствовать фактам и потому не свидетельствует о том, что ты сегодня в хорошей форме.

— О какой форме вы говорите, инспектор? — воскликнул Беркович. — Здесь, в кабинете, можно жить, но на улице — просто Хиросима после атомного взрыва!

— Ерунда, — отрезал Хугиэли. — Полицейский не должен быть столь эмоциональным. Полицейский по этому поводу должен сказать: «На улице температура плюс тридцать семь градусов, рубашка прилипает к спине, пить нужно каждые пять минут, и влажность достигает восьмидесяти процентов».

— Фу, — поморщился Беркович. — Все точно, как в показаниях, пригодных для использования в суде, но совершенно не интересно!

— Надеюсь, — сказал инспектор, — ты не станешь составлять отчет об осмотре места происшествия в таком возвышенном стиле?

— Нет, конечно, — сразу посерьезнел Беркович. — А что, есть место происшествия, которое нужно осмотреть?

Хугиэли покачал головой и склонился над бумагами.

— Нет, — пробормотал он. — И надеюсь, сегодня не будет.

Естественно, он ошибался и убедился в своей ошибке несколько минут спустя. Зазвонили сразу два телефона — у Берковича и инспектора. Сержант поднял трубку и услышал голос дежурного:

— Бери группу и выезжай, Борис! Улица Тосканини, девять-шестнадцать. Убийство. В это время Хутиэли объяснял кому-то:

— Да, конечно, это наш лучший следователь. Не беспокойтесь, он уже выехал.

— Кто выехал? — поинтересовался Беркович, положив трубку.

— Ты, конечно! Машина ждет внизу, убийство.

— Очень лестно слышать, — сказал Беркович, быстро собираясь на выход, — что тебя называют лучшим следователем.

— Если разберешься по горячим следам, — сказал Ху-тизли, — я это мнение передам начальству.

— В такую жару, — согласился сержант, — следы могут быть только горячими, это ясно…

На узкой улице Тосканини полицейские машины стояли на тротуаре, а дорогу перегородила машина скорой помощи. Беркович с экспертом и фотографом поднялись в лифте на шестой этаж и вошли в кабинет врача-дантиста Даниэля Зальцмана. Врач, мужчина средних лет, лысый, как Фантомас, сидел на медицинской кушетке в углу и выглядел не лучше, чем труп молодой женщины, лежавший в зубоврачебном кресле. Пуля попала женщине в затылок, смерть наступила мгновенно, крови было очень мало. Эксперт и фотограф занялись убитой, а Беркович подошел к дантисту, около которого стоял полицейский из патрульной бригады.

— Вы Даниэль Зальцман? — участливо спросил Беркович. — Это произошло на ваших глазах?

— Он мог убить меня! — вскричал врач, и лысина его покрылась каплями пота.

— Я стоял рядом с Эстер!

— Женщину звали Эстер…

— Эстер Михельсон, она моя постоянная пациентка. Пришла сегодня, как обычно, ей нужно было продолжить лечение второго коренного зуба слева, который…

— Неважно, — перебил Беркович. — Что произошло, когда госпожа Михельсон села в кресло?

— Что произошло! Я взял инструмент, но не успел еще подойти к Эстер, вдруг открылась дверь, появилась рука с пистолетом, прогремел выстрел, и Эстер… О Господи! Кошмар! Я чуть сознание не потерял! Пришел в себя через минуту или две, не помню…

— И бросились в погоню…

— В погоню? Я что — псих? Он бы и меня убил! Я позвонил, в полицию — вот что!

— А где ваша секретарша? В приемной никого нет.

— Рина? Она сегодня отпросилась, придет после обеда, у нее какие-то дела в Национальной службе страхования, она мать-одиночка и новая репатриантка к тому же…

— Понятно, — сказал Беркович. — В приемной было пусто, убийца вошел, выстрелил и спокойно вышел. Вы видели только его руку или лицо тоже?

— Я и руку толком не видел! Он выстрелил, а я…

— Да-да. Извините, я вас на время оставлю, не покидайте кабинета, пожалуйста.

Беркович подошел к эксперту, закончившему осмотр трупа.

— Стреляли скорее всего из «беретты», — заявил эксперт Фукс. — Извлечем пулю, скажу точно. Тело можно унести.

— Распорядись сам, — сказал Беркович, — я поговорю с соседями.

Сказать это было куда проще, чем осуществить. На шестом этаже, где размещался кабинет дантиста, было еще две квартиры, и обе оказались заперты, на долгие звонки никто не отвечал. Этажом ниже в одной из квартир шел ремонт, и румыны-рабочие утверждали на ломаном иврито-русском наречии, что мимо по лестнице никто не поднимался и не спускался по крайней мере вот уж два часа. Значит, убийца скорее всего поднялся на лифте и спустился тоже. Если он не полный идиот, то выбрал, конечно, время, когда в лифте никого не бьио — зачем ему лишние свидетели? Опрашивать жильцов смысла не имело — если рабочие утверждали, что никто по лестнице не поднимался, значит, и жильцы первых этажей не могаи никого видеть. Все же Беркович поручил Науму Пундаку из патрульной группы обойти все квартиры и задать жильцам несколько простых вопросов.

Сам же сержант спустился вниз и вошел в будочку сапожника, сидевшего в подъезде прямо за входной дверью. Будочка была совершенно открытой, жара здесь была, как на улице, сапожник сидел, сняв с себя почти всю одежду — на нем были только огромные яркие шорты.

— А! — воскликнул он, увидев подошедшего полицейского. — Сейчас вы спросите, видел ли я кого-нибудь, кто вошел в лифт в промежутке между десятью и половиной одиннадцатого!

— Спрашиваю, — улыбнулся Беркович, — видели ли вы, кто вошел в лифт в промежутке между десятью и половиной одиннадцатого?

— Отвечаю, — радостно сказал сапожник. — Никого не видел!

— Были заняты работой? — разочарованно спросил Беркович.

— В такую жару? Нет, я сидел вот тут и смотрел на улицу. День сегодня просто ужасный. Ни одного клиента. Да это ладно — в дом вообще никто не входил. И не выходил. Из чужих, я имею в виду.

— Вы уверены? — осторожно спросил Беркович.

— Хм… А моя фотография будет в газете, если я выступлю в суде?

— Обязательно, — пообещал сержант. — Анфас и в профиль, как пожелаете.

— Так я вам повторю для протокола: из чужих никто не входил и не выходил. А из своих в эти полчаса вышел только Эрик Виан с третьего этажа. Я, помню, его еще спросил: «Охота вам в такое пекло?» А он мне в ответ: «Надо, дела».

— В какой квартире он живет?

— Он здесь не живет. Виан снимает офис на третьем этаже, не знаю, чем он занимается, по-моему, просто жулик. Ну, из тех, что продают всякую ерунду.

— Коша вы его видели, Виан был спокоен?

— В такую жару? Нет, конечно. Посмотрел на меня, как на террориста и выбежал.

Поблагодарив сапожника за информацию, Беркович поднялся на третий этаж и здесь действительно обнаружил запертую дверь офиса с табличкой: «Аризль Виан. Покупки и продажи. Телефоны…»

— Очень удобно, — пробормотал Беркович, переписывая на листок оба номера, среди которых был и номер сотового телефона. Достав свой аппарат, он набрал девять цифр и полминуты спустя услышал бодрый голос:

— Виан. Слушаю вас.

— Полиция, — сказал Беркович. — Хотелось бы задать вам два-три вопроса.

— По какому поводу? — голос Виана сразу зазвучал в миноре.

— В доме, гае находится ваш офис, произошло преступление. Вы могли что-то видеть…

— Когда? — растерянно сказал Виан. — Я ушел еще утром, все там было тихо.

Где вы сейчас? — спросил Беркович. — Лучше, если вы на несколысо минут заедете в офис. Повторяю, я вас надолго не задержу.

— Ну хорошо, — вздохнул Виан. — Буду через четверть часа. «Знаем мы, что такое четверть часа для израильского дельца, — подумал Беркович. — Придет через час и даже не извинится».

Виан появился десять минут спустя — высокий мужчина лет сорока в рубахе навыпуск. Не отрывая подозрительного взгляда от сержанта, он последовал с Берковичем наверх, открыл дверь и ввел полицейского в свой кабинет, оказавшийся захламленной комнатой, давно требовавшей ремонта.

— Спрашивайте, — сказал Виан, показывая Берковичу на стул. — Что случилось, собственно? Что за преступление?

— Вы знаете врача по имени Даниэль Зальцман?

— Зальцман?.. Нет, впервые слышу. А что, его убили?

— Нет, убили его пациентку. Зальцман принимает на шестом этаже.

— Внизу нет его вывески, — нахмурился Виан.

— Верно, — кивнул Беркович. — Вывеска есть только на двери кабинета.

— Ну… Я никогда не поднимался на шестой этаж, — пожал плечами Виан. — Откуда же мне знать… Так он жив, этот врач?

— Он жив. Кто-то хотел, видимо, свести счеты с одной из его пациенток. Вошел, выстрелил и убежал. Зальцман перепугался и не сумел даже броситься в погоню. |

— Могу себе представить… Я бы на его месте тоже не сумел… — передернулся Виан.

— Вы уверены, что никогда не видели Зальцмана? — спросил Беркович.

— Уверен, — отрезал Виан. — Я вообще терпеть не могу дантистов. Если бы хоть раз увидел этого Зальцмана, то уж запомнил бы, не сомневайтесь.

— Да, я тоже так думаю, — согласился Беркович со странной интонацией в голосе. — Скажите, господин Виан, вас не очень затруднит поехать со мной в управление? Нужно официально зафиксировать ваши показания.

— Но я ничего не показал, — удивился Виан.

— Почему же, — неопределенно отозвался сержант. — Так вы…

— Хорошо, — пожал плечами Виан. — Никогда не был в полиции.

Перед концом рабочего дня Беркович вошел в кабинет и сел за свой стол напротив инспектора Хутиэли.

— Ну? — сказал инспектор. — Можно ли тебя считать лучшим следователем управления?

— По-моему, да, — потупился Беркович. — Убийца арестован.

— Вот как? — поднял брови Хутиэли. — Кто же это?

— Да один тип, у него контора на третьем этаже. Купля-продажа. Убитая была его любовницей одно время… Он видел, как женщина поднималась к врачу, взял свой пистолет, поднялся следом и выстрелил. Потом спустился к себе, спрятал пистолет и покинул здание… Я получил у прокурора разрешение на обыск, пистолет нашли, из него действительно недавно стреляли. Думаю, Фукс легко докажет, что женщину убили именно из этого оружия.

— Отлично, — кивнул Хутиэли. — Но как ты вышел на этого типа?

— Случайность, — сказал Беркович. — В разговоре с Вианом я упомянул лишь, что Зальцман — врач. А минуту спустя Виан — он ведь был до крайности взволнован и плохо себя контролировал — сказал, что терпеть не может дантистов, и с Зальцманом не был знаком. Откуда же он знал, что врач — дантист?

— Понятно, — протянул инспектор. — Но согласись, что, если бы ты не нашел пистолет, доказать вину этого типа ты бы не смог. Оговорка — не доказательство.

— Я же говорю — повезло, — согласился Беркович.