Рассказы о юных героях

Надежда Надеждина Лара Михеенко

Всё, что написано в этой книжке, правда. Жила в городе Ленинграде, в рабочем районе на Выборгской стороне, пионерка Лара Михеенко. О ней и будет рассказ.

Она любила одуванчики — самые простые цветы городского пустыря. Тяжело болея скарлатиной, Лара сказала матери:

— Мама, чего ты плачешь? Боишься, что я умру? А я стану пуховочкой одуванчика и буду летать по всему свету, к тебе прилечу, и ты вспомнишь меня.

Она любила и лепестки одуванчиков, яркие, как солнце. В ней самой было солнце. Казалось, что золотистые искры вспыхивают в её карих глазах, в кудрявых каштановых волосах.

Чуткая, отзывчивая, она всегда была готова прийти на помощь. Одно время семья Михеенко жила за городом в Лахте. Как-то зимой мать Лары, Татьяна Андреевна, должна была поздно вернуться, а встретить её было некому, отец уехал в дом отдыха. Мама пожаловалась, что боится, и четырёхлетняя Лара запомнила её слова.

Малышка пристала к бабушке:

— Покажи, где будут стрелки часиков, когда вернётся мама?

Бабушка показала на цифру 12. Пришло время ложиться спать: бабушка уснула, но девочка не закрывала глаз. Когда стрелки приблизились к двенадцати, она встала, напялила на себя шубку, обмоталась бабушкиным платком и, петляя между сугробами, пошла ночью на станцию встречать маму.

— Мама! Ты сказала, что боишься, а я не боюсь!

Ко всему живому она относилась по-доброму. Ставила возле крыльца для беспризорных кошек блюдечко с молоком.

Однажды она пришла домой, покусанная неизвестной собакой.

— Придётся делать прививки! — заволновалась мама. — Как это случилось? До сих пор ни одна собака не трогала тебя.

— Но это была больная собака, — ответила малышка. — Я хотела отвести её в аптеку, чтоб ей перевязали раненый хвост.

Лара была озорная, весёлая, быстрая. Как рыба, плавала в море, как белка, лазила по деревьям, бегала с мальчишками наперегонки. Вместе с подружкой Лидой Тёткиной записалась в балетный кружок. Хотела стать балериной и ещё историком. Книги читала запоем.

После того как Лара записалась в три библиотеки, маме пришлось писать библиотекарям записки:

«Прошу вас больше не выдавать книг моей дочери, ученице 106-й школы Ларисе Михеенко. Ей дня мало, читает по ночам».

Иногда мать или отец брали её с собой в кино. Однажды они смотрели фильм из времён Гражданской войны. В избушку к леснику врываются белогвардейцы и требуют, чтоб он стал их проводником. А он, бросая гранату, взрывает врагов и себя. Когда полотно экрана застлал дым взрыва, на весь зал раздался голос Лары:

— Правильно! Я бы тоже сделала так!

В своём пионерском отряде она была звеньевой. Ребята сдружились, даже в школу ходили все вместе, гурьбой. Чуть ли не каждый день в комнате у Михеенко слышались детские голоса — то Лара занимается с кем-нибудь из троечников, то учит подружек танцевать и играть на гитаре, то советуется с мальчишками, как лучше провести военную игру.

К лету всё затихало. Бабушка с Ларой уезжали отдыхать.

Только один раз они разлучились: военное училище, в столовой которого работала мама, уехало в лагерь под Лугу. Мама взяла Лару с собой, и без бабушки девочка заскучала: и ест плохо, и спит плохо, и гулять ей не хочется.

В одно прекрасное утро Лара исчезла, оставив маме на подушке записку:

Лара особенно нежно любила свою бабушку, любила слушать её рассказы про старину, любила ходить с ней в лес и на луг. Бабушка лечилась сама целебными травами и каждую травку знала по имени.

— Гляди, лапушка, это коровяк. Он — от кашля, череда — от золотухи, сушеница — от заморочения головы. А вот зверобой от девяноста болезней спасает, всем травам он царь!

Летом 1941 года бабушка с внучкой поехали к родным в деревню Печенево. Тогда это была Калининская, а теперь Псковская область, Пустошкинский район. Здесь, в Печеневе, их и застала война.

В самом начале войны в Ленинград ещё успело дойти письмо:

Больше писем от Лары не было. В это же лето Пустошкинский район заняли гитлеровские войска.

И потянулись один за другим годы неволи, нищеты и горя. Нет горя горше, чем горе народа, горе миллионов людей.

Девочка видела, как по просёлочным дорогам брели, точно тени, беженцы из сожжённых немцами деревень.

У девочки сжималось сердце, но она ничем не могла им помочь — у неё самой лицо было прозрачным от голода.

Девочка слышала плач деревенских девушек, которых разлучали с родными, увозили в рабство на чужбину.

Девочка видела, как повели на казнь учителя из деревни Тимонова Синицына Николая Максимовича и его дочку, тоже учительницу. Они не сдали немцам радиоприёмник и продолжали слушать Москву. Синицыных расстреляли на окраине Пустошки, где уже было расстреляно много советских людей.

«Разве можно это забыть? Разве можно это простить? Нет, нет и нет!» — так думала и Лара, и её печеневские подружки, Рая Михеенко и Фрося Кондруненко.

Весной 1943 года на деревенской сходке прочитали список, кому из девушек явиться в лагерь в Пустошку для отправки в Германию. Все три подружки были в списке. На сборы полагался один день.

Последний вечер Лара с бабушкой долго не ложились спать. Они сидели на дворе перед банькой, в которой жили, тесно прижавшись друг к другу. Бабушка крепко держала внучку за руку, словно боялась, что, если она выпустит Ларину руку, девочку тут же уведут. Лицо бабушки было мокро от слёз.

Лара не плакала, но её правый глаз стал чуть-чуть косить. Так бывало всегда, когда девочка волновалась.

— Дай погляжу на тебя в последний раз, лапушка!

— Не надо так говорить. Я не хочу, чтоб в последний раз. Ты знаешь, как я тебя люблю.

Когда совсем стемнело, они вернулись в свою избушку и там говорили друг другу ласковые и грустные слова. Наконец бабушка уснула. Девочка осторожно подошла к спящей и прошептала:

— Прощай, милая бабушка! Я не виновата, что тебя оставляю. Это враги разлучили нас. Они не угонят меня в Германию. Пионерка не будет служить фашистам! Я ухожу воевать.

В темноте смутно белел платок, которым бабушка повязывала на ночь голову. Девочка покивала этому платку и бесшумно вылезла в окно.

Так в одну весеннюю ночь из деревни Печенево исчезли три девочки. Они решили стать партизанами, как и Петя, Фросин брат.

На рассвете беглянки встретили в лесу приятеля Пети, знакомого парня, он стал их проводником. Озеро Язно как бы служило границей: по одну сторону озера — земля, захваченная фашистами, по другую сторону — партизанский край.

В запрятавшейся среди лесов деревне Кривицы стоял штаб 6-й Калининской бригады майора Рындина. Трёх девочек — двух беленьких и одну темноволосую — привели в штабную избу.

Как огорчилась Лара, услышав от командира бригады, что в четырнадцать лет в партизаны не берут.

Но он отказал и её подружкам, хотя Рае было шестнадцать, а Фросе пятнадцать лет. Он не верил, что девочки смогут работать разведчицами: возможно, что местность они знают, но силёнок не хватит, слишком тощие, а партизанский разведчик всё время находится в пути.

Тут в штабную избу вошли ещё двое мужчин, и девочки были забыты. Стоя в сторонке, они внимательно прислушивались к разговору, который вели между собой комбриг одного из отрядов Карпенко и начальник разведки Котляров.

Они говорили о деревне Орехово, куда немцы согнали крестьянский скот. Карпенко брался отбить у грабителей их добычу, но для этого ему нужно было знать, где в Орехове расположены немецкие орудия, где расставлены часовые. А послать в разведку, как доложил Котляров, было некого: все девушки-разведчицы на заданиях, а парню не пройти. В военное время каждый мужчина на счету. Чужого узнают сразу.

— Так у меня же есть тётя в Орехове!

Это сказала Рая. И все головы повернулись к ней.

— Одной не справиться, — сказал Котляров, — надо идти вдвоём. А если вас спросят, почему сейчас вы решили навестить свою тётю? Что вы на это ответите?

— Скажем, что за семенами, — быстро нашлась Лара. — Сейчас все на огородах садят, и мы хотим садить.

«Хоть ты всех моложе, а смышлёная!» — подумал Котляров. Он посмотрел на командира бригады, и тот кивнул головой.

Заходило солнце, когда начальник разведки на коне подъехал к озеру Язно. Переправу день и ночь охраняли часовые. На плот мог попасть только тот, кто знает пароль. Может, девочки забыли пароль? Может, девочек задержали? Почему их нет?

Котляров раздвинул ветки ивняка и увидел, что по озеру движется плот. Позади перевозчика, ёжась от ветра, стояли Рая и Лара. Разведчицы вернулись! Котляров встретил их у причала.

Они прошли по берегу несколько шагов и остановились. Рая высыпала из платка огромные семена: свёклу, бобы, горох… А Лара провела по песку прутиком длинную черту.

Котляров нахмурился: их в штабе ждут, а они играются…

Но рядом с первой чертой Лара провела вторую, получилась дорожка. Котляров понял: дорожка — это деревенская улица, а квадратики по обе её стороны — это дома.

— Горошина будет часовой. — Лара положила горошину в конце дорожки. — И ещё здесь и здесь стоят часовые. Тыквенное семечко будет пушка. Она вот за этим лесом. А бобы — пулемёты. Видите, где я их кладу?

Начальник разведки вынул из полевой сумки карандаш и бумагу и стал перерисовывать план.

В этот весенний вечер решилась судьба Лары и её подружек. Партизаны приняли их в свою боевую семью.

С этого вечера домом для Лары стала изба разведчиков, где спали по-походному, не раздеваясь, чтоб вскочить сразу же, как только позовут.

В этом доме надо забыть детские капризные слова: «не хочу!», «не могу!», «не буду!». Здесь знают одно слово: «нужно». Нужно для Родины. Для победы над врагом.

Нужно разведать расположение орудий в деревне Могильное. Три девочки стучатся в дверь избы:

— Добрая тётенька! Пустите переночевать беженцев…

Вечером «беженки» носятся по деревне, играя в салки с хозяйскими детьми. Одна из «беженок», кудрявая, темноглазая, всё норовит прошмыгнуть мимо замаскированных орудий.

— Тю-тю! — прикрикивает на неё немецкий часовой.

— Тю-тю! — весело отвечает хитрая девочка.

И часовой отворачивается. Ну и дурочка! Решила, что он тоже хочет играть. А ведь девочка нарочно прикинулась дурочкой, чтоб оставить часового в дураках.

Нужно разведать, какие немецкие поезда и с каким грузом приходят на станцию Пустошка. За поездами из окошка своего дома наблюдает старик Гультяев, незаметно ведёт подсчёт.

Но Гультяеву не верится, что партизаны могли прислать к нему в качестве связного девочку. Старик молчит, угрюмо перебирая слесарный инструмент. И вдруг девочка, наклонившись, тоже начинает рыться в ящике.

— Это рашпиль, это сверло. А где у нас штангенциркуль?

— Да откуда ты это слово знаешь: «штанген»?

— От папы. Он был слесарем на заводе «Красная заря» в Ленинграде. Моего папу убили в финскую войну.

— Голубушка! Чего же ты сразу не сказала, что ты наша рабочая косточка, слесарева дочь?

Нужно разведать, какие немецкие машины движутся по большаку Идрица — Пустошка. И девочка нанимается в няньки в деревне Луги, поближе к большаку. Семья Антона Кравцова довольна нянькой: уж такая усердная, уж такая учёная! Песни поёт, сказки сказывает, не ленится гулять с малышом в поле. Говорит: «Там воздух чище, а ребёнку нужен кислород!»

Если бы видели Кравцовы, что делает в поле их учёная нянька! Лёжа в густой траве, она незаметно зарисовывает оленей и тигров — опознавательные знаки немецких машин.

Кем только не приходилось быть девочке: и беженкой, и нянькой, и пастушкой, и даже кукушкой, которая, сидя на дереве, подаёт партизанам сигнал. Если на дороге показался мотоциклист — «кукушка» кукует протяжно и медленно, если подвода — «кукушка» кукует отрывисто, скороговоркой. Сколько раз повторит своё «ку-ку!» партизанская кукушка, столько движется по дороге машин или подвод.

Очень часто девочке приходилось быть нищенкой. В то время много голодных ребят просило под окнами:

— Подайте хлебушка, добрые люди! Подайте сироте!

Эти же слова повторяла кареглазая нищенка в деревне Сельцы перед домом Ивана Сморыги. Для партизан это был свой человек. Чтоб добыть нужные партизанам сведения, он поддерживал знакомство с полицаями.

И сейчас два немецких изрядно выпивших солдата и два полицая сидели у него за столом. Пожилой полицай первым заметил нищенку.

— Иван! К тебе гостья. Да какая хорошенькая!

Сморыга быстро взглянул в окно.

— Ты что смеёшься надо мной? Это же нищенка, попрошайка. Надо поскорей её отправить, как бы не украла чего.

Сморыга вышел на крыльцо и бросил в Ларину сумку несколько хлебных корок. Нищенка поклонилась.

— Спасибо, дяденька! Дай бог тебе здоровья.

Глаза девочки блеснули. Она успела расслышать шёпот Сморыги:

«Приходи вечером, сейчас ко мне нельзя».

Вечером в дверь раздался условный стук. Маленькая нищенка проскользнула в избу и уселась у печки.

— Была в Чернецове? — спросил Сморыга.

— Была, дядя Ваня. Как немцы запоганили школу, устроили там казарму! Я всё высмотрела: где у них стоит пулемёт, на какую сторону выходят двери и окна. А вот когда сменяются часовые, я не смогла проследить.

— Часовые заступают на пост вечером в восемь часов, — сказал Сморыга, — и меняются через два часа. Немец проболтался спьяну.

Через два дня отряд Карпенко, проводником которого были Лара и дядя Ваня Сморыга, незаметно окружил чернецовскую школу. Застигнутый врасплох, немецкий гарнизон был уничтожен. Пятнадцать полицаев сдались и перешли на сторону партизан.

Пожилой полицай долго ещё потом вспоминал хорошенькую нищенку.

— Вот это девчонка! И смела, и хитра!

…И в Усть-Долыссах появилась кудрявая девочка-нищенка.

— Беги! — кричали мальчишки, увидев, что нищенку задержали два полицая. — Они тебя не догонят, беги!

Но она не убежала и покорно последовала за полицаями. Никто не видел, как в укромном месте полицаи передали нищенке пачку писем.

— Какие вы молодцы, Коля и Вася! — сказала девочка.

Ведь она знала, что Коля Шарковский и Вася Новак нарочно поступили в полицаи, чтоб помогать партизанам. Письма, которые они похитили из немецкой полевой почты, девочка спрятала на дно нищенской сумы под корками хлеба и доставила их в партизанский штаб.

Каждая воинская часть имеет свой номер полевой почты. По номерам на конвертах, которые принесла Лара, нашему командованию стало известно, что две венгерские дивизии переброшены с Карельского фронта в псковские леса…

Много длинных дорог прошла за свою партизанскую жизнь девочка, много опасных дорог. Где-то на перепутье кончилось её детство: пионерку Лару Михеенко приняли в комсомол.

И опять дороги, дороги, дороги… Опять шагают по дорожной пыли маленькие ноги, загрубевшие от долгой ходьбы босиком.

В конце лета Лару перевели в 21-ю бригаду.

Ей было поручено заминировать просёлочные дороги между Идрицей и Пустошкой.

Лара могла быть довольна: на расставленных ею минах подорвалось пять немецких автомашин.

В характеристике, данной командиром 21-й бригады капитаном Археменковым на разведчицу партизанского отряда № 3 Ларису Михеенко, говорится, что она участвовала в подрыве поездов на станции Железница, что за операцию по разведке и взрыву железнодорожного моста через реку Дрисса, так называемого Савкиного моста, Лариса была представлена к правительственной награде.

Осенним днём вместе с новой подругой Валей Лара пришла в деревню Игнатово. Здесь она знала дом, где можно было отдохнуть с дороги. Сюда же зашли два вооружённых автоматами партизана — Николай и Геннадий. Хозяйка всех пригласила за стол.

— Встретим наступающий праздник. Ведь сегодня четвёртое ноября.

Парни, улыбаясь, ответили, что надеются встретить праздник вместе с Советской армией на освобождённой от врагов земле.

— Наши войска уже близко, — сказал Геннадий. — Понятно, мы, мужчины, пойдём до Берлина, а вы, девчата, вернётесь домой.

— Домой! — как эхо, повторила Лара и, смутившись, отвернулась к окну.

Ещё раньше её хотели отправить на Большую землю на самолёте, но она не соглашалась; пока самолёт не улетел, пряталась в лесу. Но теперь, когда партизаны соединяются с Советской Армией, она согласна. Сперва в Печенево за бабушкой, а потом вместе с бабушкой в Ленинград!

Она увидит маму, друзей, увидит родной, бесконечно любимый город и скажет ему: «Ленинград, я тоже тебя защищала! А сейчас я вернулась домой!»

Она снова будет учиться. Как хорошо!

Но за окном на улице мелькнули солдатские каски.

— Немцы! — крикнула девочка. — Сюда идут немцы!

Загремели выстрелы. Во время перестрелки оба партизана были убиты. Лара взяла автомат и стреляла по фашистам из окна. А когда кончились патроны, она попросила Валю:

— У тебя есть граната. Дай её мне.

Едва Лара успела спрятать под куртку гранату, как немцы ворвались в избу. Хозяйка пыталась спасти девочек, говорила, что это её дочки, что они не виноваты: стреляли парни, которых она пустила в дом, потому что они ей самой угрожали оружием.

Но с немцами был один человек — предатель.

— Партизанка, — сказал он, показывая на Лару.

Её повели обыскивать в другую избу. Там никого не было, кроме лежавшей на печи старухи.

«Надо бросить гранату так, чтоб не убило бабушку, а только их и меня», — подумала Лара и отошла в угол к окну.

— Ну, показывай, что у тебя в карманах! — приказал девочке немецкий офицер.

— Гляди! — размахнувшись, девочка швырнула гранату.

Но граната не взорвалась.

Фашисты расстреляли партизанку Лару.

Сейчас на месте её расстрела, на окраине Пустошки, поставлен обелиск. А в городе на Неве в музее хранится орден Отечественной войны I степени, которым Советское правительство наградило посмертно Ларису Михеенко за мужество и отвагу. Её имя присвоено кораблю.

Сотни ребят хотят быть похожими на Лару.

Будь таким же и ты!