Рассказы Старого Матроса

Жертва лексической неоднозначности

В бесчисленных произведениях о море и моряках основной упор делается на романтику дальних странствий, а очень многие прозаические и даже болезненные аспекты остаются за кадром — этих вопросов касаться как-то не принято. И сексуальное голодание в течение долгих месяцев тоже относится к этой стыдливо не упоминаемой стороне жизни на судах дальнего плавания. А между тем именно на этой почве возникало множество острых ситуаций — когда комических, а когда и трагических.

В шестидесятые годы прошлого столетия флот ныне покойного Балтийского Морского Пароходства бороздил все моря и океаны планеты. Рейсы продолжались по шесть и более месяцев, а после короткой стоянки в родном порту суда снова отправлялись в море с теми же командами. Неудивительно, что раздражение и усталость (в том числе, конечно, и половая) накапливались и прорывались в самых разных формах.

На одном из теплоходов, работавших на линии Ленинград — Южная Америка весь экипаж (двадцать два человека) состоял исключительно из мужчин. На грузовых судах женщина вообще явление редкое (повар, буфетчица), а на этом теплоходе их и вовсе не было. На камбузе работали двое: кок — крепкий мужчина восточных кровей в расцвете сил и всех мужских способностей — и делавший первый рейс после окончания ПТУ мальчишка-поварёнок, мелкий и тощий, как черенок от половника. И вот где-то на четвёртом месяце рейса, в тропических водах у побережья Латинской Америки, матёрый джигит в приступе острого сперматоксикоза прижал своего юного подчинённого в камбузной кладовке и совершил по отношению к нему сексуальные действия вполне определённого характера. Ошеломлённая жертва насилия попыталась было что-то вякать, но шеф-кок показал бедолаге увесистый волосатый кулак и заявил: «Будэшь болтат — за борт кыну и скажу — смыло! Понял, да?». Тон голоса полового террориста не вызывал сомнений в искренности его намерений, и парнишка благоразумно держал язык за зубами.

А виртуозу кастрюль и сковородок подобное положение вещей пришлось весьма по вкусу, и он взял за правило периодически (и частенько!) потрахивать своего безответного помощника — прямо на рабочем месте. Поварёнку было стыдно и противно, и, в конце концов, его терпение лопнуло: он набрался мужества и направился к старшему помощнику капитана — начальнику всей палубной команды (включая камбузный персонал).

Надо сказать, что случилось это вскорости после того, как судно завершило виток по портам Южной Америки и легло уже на обратный курс — к дому. В последнем порту захода старпом с несколькими штурманами и механиками позволил себе расслабиться посредством принятия внутрь изрядного объёма горячительных напитков туземного разлива (благо алкогольное зелье в Южной Америке стоит дешевле бензина). Поэтому старший штурман чувствовал себя разбитым, свои служебные обязанности выполнял на пределе сил и меньше всего был расположен выслушивать какие-то там жалобы и душевные излияния.

Робко постучавшись и войдя в каюту грозного чифа, — старпом действительно держал палубную братию в кулаке, — поварёнок переминался с ноги на ногу, не зная, с чего начать.

— Ну, — очень неласково спросил старпом, мечтавший лишь об одном: чтобы этот недомерок поскорее удалился и оставил его в покое. — Что у тебя?

И поварёнок, собрав всю храбрость, выпалил:

— Станислав Иванович… Меня повар… имеет!

Понятное дело, употреблён был другой глагол из ненормативной лексики, обозначающий именно половой процесс. Однако известно, что в великом и могучем русском языке этот же глагол применяется и в другом смысле: учинять разнос, раздалбывать, ругать на все корки — чинить расправу, короче говоря. Размягчённые остаточными явлениями алкогольной травмы мозги старпома не восприняли упомянутый глагол в его первом и основном значении, и чиф громыхнул кулаком по столу:

— Будешь так работать — и я тебя …иметь… буду!

Ошарашенный поварёнок попятился и тихо покинул каюту свирепого начальника.

Перед приходом в Ленинград в тесном кругу матросов и мотористов состоялся небольшой банкет по поводу окончания рейса, и под влиянием винных паров доведённый до отчаянья пацан поплакался о своей беде боцману, которого весь экипаж именовал «Батя». Тот всё понял правильно, и посоветовал сразу же по прибытии в родной порт подать соответствующую заяву в милицию — благо водный отдел находился неподалёку от главных ворот порта. Поварёнок совет принял, и как только прошёл таможенный досмотр, а на борт судна поднялись встречающие родственники, понесся в милицию. Там тоже шутить не стали, отнеслись к заявлению с пониманием и отправились вместе с заявителем на судно — состав преступления налицо, и статья таковая имеется.

Злодей-повар, увидев свою «наложницу» в сопровождении милиции, тут же всё понял. Он ничего отрицать не стал и покорно пошёл по трапу к милицейской машине, бросая на поварёнка злобные взгляды и бормоча под нос невнятные проклятья на родном языке. А поварёнок вдруг тронул за рукав собравшегося уже уходить старшего из милиционеров и добавил:

— Подождите, меня ещё и старпом собирался, того-этого… тоже…

У старшего помощника капитана в это время в каюте находились жена и двое детей, заждавшиеся мужа и отца и радостно его встречавшие. Детишки радовались подаркам, а супруги обдумывали, под каким бы благовидным предлогом отправит чад погулять на палубу с тем, чтобы самим запереться на ключ и уединиться в спальне. Поэтому появление милиции, явившейся задержать кормильца по дикому обвинению, произвело эффект разорвавшейся фугасной авиабомбы крупного калибра.

Понятное дело, что в этой трагикомической ситуации в конце концов разобрались, и под суд любитель солёной лексики не попал. Но история эта пополнила фонд морского и милицейского фольклора, а вот старпом с тех пор стал крайне осторожен в выражениях, чем немало удивлял бывалых моряков, знавших его не первый год.