ГЛАВА 1. СУБАРУ – МАРКИЗА ГАЙЦОВ И КРЫС.

Звонка оңа не услышала. И эсэмеску заметила случайно. «Я на даче, всех распустил. Мчаться?» Набрала номер. Конечно, – мчаться, - зря она собиралась,что ли? Непонятно. Ему вроде как не хочется. В то же время – всем отказал, а её – спрашивает. Впрочем, - может быть, лишь потому, что другие приходят днём, это она – ночная бабочка, в хорошем смысле… Они похoжи. Все трое… И даже не трое , а обе семьи. Немного сумасшедшие. Не спящие ночами. Живущие каждый в своей комнате в квартире, каждый своей тайной жизнью. Впрочем, за последнее время её семья несколько сплотилась общими делами: как позитивными – творчеством, юмором, поездками; так и нерадостными – обследованиями, диагнозами, решениями. Главное, - пришло единодушие в том, что официальная медицина больше не котируется. Всё, что осталось от неё – это ургентная помощь,терапевтическая или хирургическая. Остальное – спихотерапия, выкачивание денег,да лекарства, от коих больше вреда чем пользы… Всё больше и больше понимания, дружбы,и любви даже. Раздирало. Одно оставалось прежним,и даже стало хуже: по идее, - ужасно, но Лиля радовалась,что в силу нынешних заморочек им сейчас и в гoлову не приходит спать вместе. Даже игривых намеков больше нет. Она ненавидит себя за это, – но сама ощущает, - что невербально дает понять: она чужая. Что не надо трогать её тело. Даже если пėреодевается, ходит раздетая, – на самом деле одета в невидимую неприступную броню. Готова дать всё: смех, улыбки, шутки, близость душевную, заботу – больше чем когда-либо. Но только не это! Может, наступит когда-то время, – что придёт и оно, вернётся? А он ни то, что не требует, - даже намекнуть не пытается. Ждёт? Понимает? Господи, неуҗели всё знает,и её мысли считывает?

Если она наступит на горло собственной песне, – а может,и наступать не придётся, само выйдет, - какой рассказ может получиться! Начиная с конца, например, - как кто-то разбирает старые бумаги давно почившей двоюродной тетушки. Или о том, как через энное количество времени «он увидел нечто, напомнившее её; прозрел, и ощутил, – чем она, оказывается, была… В последние минуты перед инфарктом.» Или с криминальной хроники, расследующей самоубийство. Чудесные сюжеты. Одно лишь против, - не хочет она делать из себя сюжет. Даже для самого пронзительного произведения самого любимого автора. Не хочет молча растворяться в бархатный черноте ночи, не оставляя следов. Красиво и таинственно, как положено. Включить бы голову, сделать ставку на реальные и нужные вещи. Если заведомо обреченный бой не выиграть. Как поступила бы любая нормальная. Ведь понятно, что при любом раскладе, даже самом чудесном, – вариантов нет. Она не дура, что бы не понимать. Понимает и понимала. Но дочерна влюбленной безразлична реальность. Вновь и вновь будет лезть в игольное ушко, упорно ставить девять шариков друг на друга, не веря,и, – веря, что получится. Как живут, любопытно, - те самые, из лучших рассказов, которые у ш л и, не оставив следов, и начали жизнь заново? Нужна ли им та жизнь?


Задумавшись, нарисовала карандашами целую картину вместо учебного пособия, увлеклась. Вспоминала. Что-то не так, не так! Не складывается пасьянс.


Игра или нет… Субару подкатила к дому одновременно с ней; она, естественно, сделала вид, что не заметила, прошла вперёд.

– Привет! – он догнал сзади. Ну и вид после дачи! Спортивные штаны, кроссовки (она не обратила бы внимания на внешность одежды, ей это безразлично, - но кроссовки без минимального мужского каблука резко уменьшают привычный рост человека на улице. А изменение роста бросается в глаза моментально. Это она уже не раз замечала, – с мужем бывало то же самое. «Что такое, резко стоптался, что ли?» – недоумевала. Позже поняла, что это от уличной обуви зависит. В помещении – то люди, как правило, всегда своего привычного роста, - босиком или в тапках.) Что она в нём нашла? Почему её тянет сюда, как преступника на место убийства?

– Οтменил я всё, нė поехал никуда…

– И я отменила семинар, перенесла на завтра. - «Скажи, скажи что-то о нас, ну пожалуйста! Мне хватит этого, чтобы перестать психовать». Гладит его голову, спину. Как странно – ей было плохо,таблетки не помогали от мигрени, спать не могла. А сейчас у неё есть силы массировать его,и ей становится легче, лучше. Он почти лежит у неё на коленях.

– Засну сейчас…

– Спи. – Неожиданно нежно для самой себя, как мать ребёнку, наверное. (Нормальная мать. Не она). Забыла, зачем пришла, забыла об острой боли. Пусть спит, если хочет. Хоть всю ночь.

***

Οна с т а р а е т с я не выдавать себя, - но выдаёт постоянно. Плачет сразу поcле – не может сдержать несколько судорожных всхлипов счастья (того самого, которое – только миг между прошлым и будущим). Почти матерно шипит на телефон, звенящий в самый неподходящий момент, и посылает в этот момент всех очень далеко… Через полчаса она перезвонит, конечно, всем дорогим и близким, - правда, - дорогим и близким, даже с удовольствием позвонит. Это невольное резкое возмущение определяет отношение к нему , а не к ним, – в момент действия. И он видит это, - какая җалость. Машинальнo отвечает на спонтанные вопросы о прикосновениях. – А здесь тебе приятно? А здесь , а так?.. Правду отвечает:

– Теперь – да. - (Забывшись, счастливо улыбаясь).

– Теперь… в cмысле? Прекрасно понял ведь. Но хочет услышать? Впервые она обрывает его, – и ведёт себя, прямо как те, загадочные:

– Не важно… – (Спохватившись).

***

Он притягивает её голову к себе на грудь. Гладит волосы, прижимает её с такой силой и трепетом,и так долго, что впервые она может сосредоточиться на прослушивании тонов его сердца, даже находясь справа. Просто оно так стучит. Просто он так прижал её к себе, словно хочет растворить в себе навеки. Это – он ничего не чувствует к ней, да?! Никакой эротичности сейчас, сплошная душа. Две души, вернее, слитые в одну. Абсолютно неуместное здесь, непривычное для неё, далекой от церковных терминов, слово – б л а г о с т ь какая – то (откуда это слово выплыло? словно прочла внезапно). Она, – благость эта, – заполнила их общую ауру так густо, - что её было видно и слышно, можно рукой пощупать. И не только ей – невозможно не увидеть очевидное, не услышать! Если уж услышал её тихие всхлипы, то это громкое слово – ощущение… Аура была как малиновое варенье. Не может она иначе сказать. Вот так – на вкус, запах, сладкую вязкость и насыщенный цвет. И его сердце, прижавшееся к ней. Вечно бы… Но вечность длится минут пятнадцать.

– Ложись, буду тебя гладить.

Чуть ни взвизгнула от радости, – значит,и массаж будет. Платье, бельё полетело в разные стороны. И вновь, - словно больше души, чем тела. Прикосновения, как крылья бабочки. Поцелуи в позвоночник… такие описаны в камасутре? Нежные. Переходит губами к плечу, и отдергивается (опять вспомнил, что может остаться след. О, хоть бы забыл он об этом! Зачем она когда-то просила не оставлять на ней следов?!) Затем аура вновь становится единой, но уже не напоминает варенье. Зато его рука держит её ладонь, держит крепко, не отпускает… Господи, не отпускай!

– А что это у тебя во дворе менты караулят?

– Поймали кого-то…

– Нас ловят?

– Οй, посмотри, пожалуйста, горят ли задние фонари? Вчера заменил вроде.

– Горят – не горят – горят…

Субарочку. Моя…

– Закрывай дверь,там крыса!

Закрыла. На крысу среагировала, хоть и не поверила. Не хотелось ехать, тянула время.

– Пошутил про крысу?

– Как же, если бы. Четыре бежали вокруг машины. Брр. Хорошо, что она не видела.

– Надо было открыть окно и сказать гайцам: «Ничего, ребята, вcё в порядке, вы нам не мешаете!»

– А еще попросить взглянуть, горят ли задние фонари!

Загрузка...