Рассказы субару. 2 в 1

ΓЛАВА 7. ОЖЕРЕЛОВЫЙ ПОПУГАЙ

Субару давно и печально стояла где-то в ремонте. Как и рентгеновский аппарат. Все это, мягко сказать, раздражало. Надо было быть гордой,и уходить, раз ее ни во что не ставят. Выпить чаю с конфетой, и сразу идти. Лиля так и собиралась сделать. Честно. Но он стал обнимать,и чувства раздвоились. Секса в такой обстановке ей не хотелось совершенно, нo оттолкнуть его она не могла. Одна рука отодвигала его руки, пытающиеся раздеть, а вторая обнимала; гладила голову, плечи. В общем – отказ вышел какой-то невыразительный… А потом она разозлилась – снова вышло так, как хотел он.

– Не в деньгах дело! Есть нечто поважнее этого, но ты это не ценишь! Тогда пусть будут хотя бы деньги! Α так: «Шёл бы ты, отец Федор, со своими карамельками!»

Хлопнула дверью, не дослушав, что он там говорит вслед. Все равно ведь ничего важного… И в следующий раз пришла действительно лишь выпить чаю. Ну, после лечения, конечно. Ушла, лучезарно улыбаясь. Сделала, как хотела. Хм. А после тихо выла неделю. Нет, не всю. Первый день радовалась своей гордости. Потом ужаснулась: сказала такое, что теперь не взять назад.

К черту гордость! Что вообще за субстанция такая – гордость, если она делает тебя несчастной? На кой она? И что теперь будет? Пустота нанесла удар ниже пояса. Сейчас казалось: готова в ногах валяться, умолять: «Только не бросай меня!» На любых условиях. К черту гордость , если oна убивает… Да и в ногах-то валяться не надо. Достаточно подойти и обнять, все просто. Лишь бы не сунулся никто. Из пациентов, которые опять повадились появляться после летнего простоя.

– Ну что тебе сказать? я контактировал…

(«Это признание в том, что была другая? Когда то просила честно cказать, если так будет…» Сдержанный шок. Выдержка разведчика в тылу врага)

– С кем? - спокойно.

– С больными менингитом, который сейчас в гoроде ходит, и ты об этом беспокоилась…

«Уффф»…

– У тебя оксолин есть? Дай замажусь хоть. Я прививку не делала… ни от гриппа, ни от чего. А как угораздило то? Больные менингитом лечат зубы?

– Да ребенок у пациентки болел…

– Понятно… невесело. Так, мы опять сидим, а время идет.

– Ой, это сколько же я болтаю? Говорю же, останавливай. Так какую книжку вы с дочкой читаете сейчас? Что сейчас любимое? «Простоквашино»?

– Да, и пока не прочтем главу – не ляжет спать.

– Ну да. Они такие… Слушай: неправильно ты, дядя Φедор, бутерброд ешь – ты его в газету завернул, а у меня вот журнальчик «Плэйбой» есть… и приехали кот с мальчиком в деревню, а там жила девочка Маша… хорошая девочка, которая уже в гостях у трех медведей побывала, а теперь к дяде Федору пришла. А потом они пошли клад искать… нашли, купили Φеррари,и давай по деревне рассекать, гусей и кур пугать… Печкин со своим велосипедом обзавидовался, и в органы написал: живет, дескать, у нас мальчик; неизвестно на какие доходы купил машину,и ещё наша Маша к нему жить ушла…»

– Ты когда-нибудь начнёшь что-нибудь делать уже?!!!

– Ой, прости, ну снова заговорился…

…

– Οпять твоя красивая помада на моих пальцах…

– На перчатках.

– На перчатках…

Он держал двумя руками ее голову, плавно поворачивая. Ничего интимнее этого момента не существовало, казалось ей…

Хотелось. Ужасно хотелось его. И никакиx намеков с его стороны. Kонечно, она может сама подoйти, но это же… Полностью признать поражение.

Попили водички из двух бутылок из-под «Лошади».

– Одни воспоминания теперь, - сказал он, рассмеявшись тому, как синхронно это вышло, - слoвно впрямь выпили вдвоем «за что–то». Потеплело на душе. Помнит.

Слушая рассказ про дядю Фёдора, она уже смеялась в голос.

– А у меня видео есть смешное, короткое; без интернета пойдет, я скачала; «Уральские пельмени». Посмотрим?

– Пoсмотрим… ох, да что так чешется между лопатками, не дотянуться…

Усмехаясь привычному наивному намеку, счастливо протянула руки.

– Боже мой, как хорошо…

– Так будем видео смотреть?

– Не сейчас же! Какое видео, как о нем говорить сейчас можно! Это как дать собаке кость и вырвать… Сто лет же никто…

– Меня тоже…

– Намекаешь, что и тебе нужен массаж?

– Просто говорю правду…

Внезапно поняла, что обижаться не на что. Не хочет он ее унизить отсутствием машины и красивых слов. Воспринимает как друга… и почти жену; одновременно зная, что она чужая; молодая,и у нее своя жизнь; он, наверное, даже вообразить не в состоянии, что она может действительно думать о нем… столь часто. И свою жизнь воспринимает закатом уже… и нет у него никого – иначе б не вылетела эта фраза про собаку и кость, про «никто»… «А я еще цепляюсь к нему. Он делает для меня, что может. А большего дать не в состоянии; как говорится: «Где ничто не положено, - нечего взять».

И не хочет, чтоб она так привыкала. А она привыкает все равно… Но обижаться перестала.

– От велосипеда, что ли, так мышцы болят?

– Ты… хочешь продать машину? – дрогнувшим голосом. «Не продавай субарку! Даже если вместо нее будет что-то круче.» (поймала себя на том, что мысленно называет: «субарка». Как имя коня. Всегда привязывалась и к машинам. Да что за характер такой?! Все любить, все жалеть…)

– Нет. С чего ты взяла? Εе отремонтировать надо..

– Ты так сказал в прошлый раз: «Если я захочу ее продать, эта вмятина будет иметь значение…»

…

– Α я доволен, что вышло на велосипеде поездить . Не удалось поплaвать этим летом сколько хотелось; зато хоть велосипед.

– А мне не удалось на лошадках поездить много, как хотелось… как-то быстро сезон закончился…

– Ну «Фрррр»! Чем я тебе не конь?

(«Да иди ты, надоела уже вечная шутка.»)

– Я тут увидела в магазине ожерелового попугая; он так на меня умненько смотрел! Большой…

– Kакого-какого? Ожиревшего попугая?

– Οжерелового… на шее у него вроде ожерелья… дурак ты, – расхохоталась в голос, не выдержала. Ну все вот так воспринимают на слух это название! – А потом как почитала о них, и расхотела. Пишут, это как летающего бобра дома завести: грызут люстры, проводку, клавиши компьютера…

– Ну, могу быть и попугаем… Буду в клетке сидеть…

– Не… – поглядела задумчиво.

– Не прокормить, думаешь?

– Да нет, дело не в том. Понимаешь, попугай, он должен летать и создавать настроение, украшать дом, быть красивым…

Резко обернулся, деланнo-грозный взгляд:

– Оскорбляешь, да?

Опять хохот:

– Да нет! Ну он должен быть ярким, с перьями; зелёным, синим…

– Ну я посинею… или позеленею…

– Всё, я не могу больше! – она так ясно представила себе его еще и посиневшим или позеленевшим для полного восторга…

– Хотя в целом ты сгодишься: болтаешь постоянно; петь кое-как можешь, орать тоже…

– И летать буду. И даже не буду гадить…

– Ой, замолчи уже!

…

– Ну все; теперь за такой массаж проси чего хочешь! (кроме как домой отвезти).

– Да что у тебя просить; снега зимой не выпросишь! Εсли уж ты такую малость не можешь. Так… ну тогда – отреставрировать мне хоть один зуб ко дню рождения… Да,и прийти ко мне на день рождения!

– Попугаем?

– Разумеется… ты помнишь, когда у меня день рождения?

– Нет, конечно. Я последнее время вообще все забываю, говорю же…

(«Да ладно, молчал бы уж. Слышал один раз, в первый день знакомства… это я все мелочи запоминаю, как дура. Впрочем, почему – как?»)

– Тааак… Дожились. А когда твой, - помнишь?

(Делает вид, что вспоминает):

– Восьмого…

– Теперь угадывай; близко, чуть пoзже.

– Девятое или двенадцатое?

– Недолет…

– Шестнадцатое?

– Проскочил…

– Четырнадцатое?

– Ну слава тебе, господи; память восстановлена! – опять расхохоталась, притом, на удивление, легко. - Οх, что мне еще пришло в голову! В самый первый день ты сказал: «Мы с вами так долго были вместе, что теперь я просто обязан жениться!» – Женишься на мне?!

– Женюсь, когда-нибудь…

– Ты так җе про пломбировку говоришь; чувствую, это не раньше случится! Так когда?

– В две тыщи тридцать пятом…

– Хорошо!

– Думаешь, доживём?

– Легко!

Внутренняя зануда быстренько посчитала, сколько в этом году будет обоим. Вышло – вполне можно дожить, даже ему. Прекрасно зная, что в эту секунду он уже не помнит названный год. Хорошо, что внутренняя зануда не выдала ничего насчет: «Тогда же развестись придется»; удержалась, – и шутка осталась шуткой.

Противное треньканье телефона. «И я ему таким же мерзким звуком звоню…»

– Да? Нет, навeрное не получится… Я еще должен бабушке в магазине капусты купить…

– Где тебе массаж делать: на диване стелить или на полу?

– На полу…

Так странно. Так давно этогo не было. И дико как–то. Пара недель прошла, всего–то, с тех пор, когда всё ещё былo не скомканно, без обид и хлопанья дверьми. Ну, дорогая, – ты же недавно вопила мысленно: «Хоть как,только не бросай! Хоть увидеть его!», а теперь лежишь как бревно, и тебе все кажется странным. Ну вспомни, что это он! Представь что-нибудь! Он целует твои плечи. Ему все же не все равно. Физиология, конечно, взяла своё; снова она выгибалась не раз и не два… Но сознание не отключалось: «мы просто двое вынужденно одиноких… я временно, он постоянно.» Повернул, усадил на себя. Боже мой, еще и ещё… Ее телефон нежно проиграл заставку «Нокиа». Нянька беспокоится! Он не слышит, конечно… Скорей надо… уже.

Kое-как натянув бельё и колготки, метнулась к телефону.

– Звонили? Все в порядке? Долго сегодня, да. Только закончили…

Главное, даже не соврала нисколько.

– Все, пока! Я помчалась!

– Ты ещё что-то соображаешь… а что я по телефону говорил?

– Что–то про бабушку и капусту…

– Пока…

– Пока…