На Дальнем Востоке хозяином тайги зовут тигра.
Этот рыжий полосатый зверь с длинным хвостом — хозяин злобный и сильный: нет сильнее его зверя у нас в стране! Медведю с ним и не стоит тягаться, и там, где тигр охотится, медведь всегда уступает ему свои владения.
Ходит тигр мягко, неслышно, как кошка; крадётся к добыче ловко и просто сваливается ей на голову: прыгает он удивительно легко и далеко — шагов на десять — пятнадцать.
Ловит он быстроногих оленей, маралов, нападает даже на старых кабанов, у которых большие клыки-бивни, острые, как бритва; режет скот на пастбищах, бросается и на людей.
Был такой случай: пришлось и мне полежать под тигром, и на всю жизнь остался у меня заметный шрам на ноге…
Со своим приятелем доктором Расторгуевым пошёл я однажды поохотиться на фазанов.
Охота была хорошая, и мы возвращались в село, обвешанные длиннохвостыми золотистыми птицами.
Возле сухого озерка, сплошь заросшего камышами, собаки пошли по следу, и доктор приготовился сделать ещё раз выстрел по фазану.
Но собаки вдруг ощетинились, как-то сжались и бросились нам под ноги.
— Не рысь ли тут? — спросил доктор.
— Возможно, даже и тигр, — ответил я.
Мы вовсе не были подготовлены для встречи с таким зверем, и доктор сказал:
— Надо уходить… Как бы он собак не задрал.
Я нагнулся, чтобы взять своего пса за ошейник. В камыше послышался шум, и огромный зверь одним прыжком очутился у меня на спине.
Почти одновременно прогремел выстрел: доктор не растерялся и в упор выстрелил тигру в ухо.
Зверь был убит. Но он успел сбить меня на землю и, когда судорожно дёрнулся задними ногами, разорвал кожу с мясом на моей левой голени. Едва не потеряв сознание от острой боли, я остался под зверем.
Доктор Расторгуев стащил с меня тигра, сделал мне перевязку и ушёл на ближайшую пасеку за лошадью.
Когда часа через два меня положили на телегу, в камышах кто-то завозился и запищал.
Уже спустились сумерки, и я сказал, чтобы доктор и возница не лезли в камыши. Но опасения наши оказались напрасными: в зарослях возились два тигрёнка, мать которых была недавно убита. Тигрят поймали, посадили возле меня и тигрицы на подводу и привезли на пасеку.
И эти тигрята достались мне в награду за то, что их свирепая мамаша хотела поужинать старым звероловом…
Бывали всякие тяжёлые случаи и у других охотников, когда тигр заставал их врасплох.
Но я никогда не выходил на ловлю тигров один. А с хорошими, верными друзьями да с опытными охотниками поймать тигра можно. И хотя дело это нелёгкое и всегда есть какой-то риск, жизнь моя почти ни разу не подвергалась смертельной опасности.
Конечно, старого и очень сильного зверя поймать тяжело, очень тяжело. Но иной раз и нужды в этом нет — только скрутишь его, а он уже мёртв. Такой страшный зверь этот тигр, а часто умирает от разрыва сердца и живым в руки не даётся.
Видел я это сам, об этом же рассказывали мне знающие охотники. Старые тигроловы обычно объясняли это полушутя:
— Не хочет зверь нам сдаваться, умирает от злости, от досады. Я, мол, такой могучий и вольный, и вдруг связали меня эти людишки!
Старого тигра захватил я живьём всего лишь один раз, а больше ловил маленьких тигрят, которые ходят в тайге с тигрицей.
Выводок не живёт подолгу на одном месте, а кочует, ищет, где можно поживиться мясом: поймать козу, оленя, кабана или хотя бы зайца.
Я не сидел в тайге и не ждал, когда придёт ко мне тигрица с малышами. У меня повсюду были верные товарищи, и они давали мне знать, как только видели на снегу свежий след тигриной стаи — тигрицы и двух тигрят.
Я приглашал с собой охотников — человек пять. Мы брали всё необходимое для ловли — продукты, ружья, собак, сети, рогатины — и уходили в тайгу не на один день.
Как только обнаруживали след, мы устремлялись по нему обычно на лыжах, а собак пока держали на сворках. Пытались как можно ближе подойти к выводку и отделить тигрицу от детёнышей. Конечно, если детёныши уже выросли — например, с хорошую овчарку, — сделать это было гораздо труднее.
Когда подходили к зверям близко, старались не шуметь, чтобы тигрица нас не обнаружила, иначе она пойдёт на хитрость: оставит детёнышей где-либо в кустах, а сама сделает круг, зайдёт к нам сзади и бросится, чтобы загрызть ловца или его собаку.
В последние дни, когда до зверей уже оставалось недалеко, мы шли охотничьим строем, соблюдая осторожность: двое с собаками впереди — они двигались по следу; двое — по бокам, метрах в десяти, а один — сзади; он прикрывал группу с тыла.
Мы преследовали выводок дней пять, как говорят — «висели у зверей на хвосте», не давали им заняться охотой, брали их измором. Конечно, очень уставали и сами, потому что бежали по следу весь день — с рассвета до темноты, ели ночью, костра не разводили, тревожно спали на снегу часа три в сутки.
Голодные тигрята так уставали в конце концов, что бежать уже не могли: постепенно они замедляли свой шаг, а потом уже и вовсе ползли на брюхе вслед за матерью.
Как только тигрята начинали ползти, мы пускали на них собак, а сами начинали шуметь. Тайга вдруг оживала: рычали, визжали и лаяли собаки, мы кричали и стреляли.
Тигрица отбегала от выводка, и за ней мы посылали одного опытного охотника. Он бежал по её следу на лыжах и всё время стрелял. Напуганная выстрелами и ослабевшая от голода, тигрица убегала далеко в тайгу и уже не могла помешать нам ловить её тигрят.
Тигрята редко бывали рядом, вместе. Обычно тот, кто посильней, уходил дальше, и мы сначала нападали на более слабого, который находился ближе к нам.
Собаки окружали зверёныша и начинали громко лаять на него. Он ложился на спину и начинал отбиваться от них сильными, большими лапами.
Мы подбегали и брали его в кольцо. У нас были рогатины, и этими орудиями мы старались прижать голову тигрёнка к земле. И когда это удавалось, один охотник держал рогатину, остальные наваливались на зверя, надевали намордник, связывали лапы, и тигрёнок был наш.
Со связанным тигрёнком оставался один охотник и зорко глядел по сторонам, держа ружьё на изготовку. А мы пускали собак по следу второго тигрёнка, настигали его и таким же манером ловили.
Связанных тигрят клали на лыжи и везли в охотничью избушку, где для зверей уже была приготовлена клетка. Запирали туда пленников и везли их на ближайшую железнодорожную станцию. А уж оттуда — во Владивосток, на базу живых пушных зверей.
И пойманные нами тигрята скоро попадали в зоосад или в цирковую труппу к хорошему дрессировщику и через два — три года показывали всякие интересные номера на ярко освещённой арене…
Старого тигра я отправился как-то ловить в ноябре: из Москвы пришло тогда задание взять живым такого зверя.
Зима была в тот год снежная.
Мы снарядились в дорогу, ранним утром вышли из дому и направились в тайгу, где недавно видели свежий след зверя, крупный, как большое блюдце.
Впереди я шёл со своим Байкалом — умным и сильным псом, который понимал меня с полуслова и безотказно выполнял все мои приказания.
В неподвижном воздухе скоро начали кружиться пушистые хлопья снега. И прежде чем мы добрались до того места, где прошёл тигр, снег завалил все следы в тайге. Так мы понапрасну потеряли первый день.
На другое утро нам посчастливилось: Байкал прихватил след. Он обнюхал его и стал лаять. Я тихо свистнул и заставил собаку замолчать.
Судя по следу, тигр был большой, и шёл он по тайге спокойно.
Километра через два увидали мы остатки его обеда — голову и ноги косули — и пошли дальше тише, осторожнее. Сытый зверь не мог уйти далеко, надо было готовиться ко встрече с ним. О такой близкой встрече говорило нам и поведение собак: мы спустили их со сворок и послали в поиск, но они не рвались вперёд, а робко жались к нам.
Мы осмотрели, проверили оружие и специальные палки, окованные железом, которые применяются при ловле больших тигров. Обсудили, что делать, и двинулись дальше.
Шли мы котлом, полукругом, и скоро правофланговый подал сигнал: он увидел логово спящего тигра.
Я навёл Байкала на зверя, он бросился на него; все собаки помчались вслед.
Раздался оглушающий рёв в пещере; зверь развернулся, как стальная пружина. В воздухе мелькнуло длинное полосатое тело: тигр упал на собак.
— Не возьмём такое страшилище! Буду стрелять! — сказал я товарищу, который стоял ближе других.
— Погоди! Попытаем счастья! — ответил он.
Байкал кинулся брать зверя за гачи. Тигр молниеносно вскинул лапу и так ударил ею по собаке, что она упала к моим ногам мёртвая. Я бросился к тигру с пикой. Зверь чуть не выбил её у меня из рук, и она разлетелась на куски. В какое-то мгновение, которое могло стоить жизни, я успел сунуть в пасть ему ствол винтовки. Борьба была слишком неравная, и винтовка упала на землю. Я остался без оружия.
Но товарищи не сплоховали: пока тигр отнимал у меня винтовку, они забежали сзади и прыгнули ему на спину. Кто-то успел сунуть ему палку в раскрытую пасть, я накинул на толстую, круглую голову большой стальной намордник. Остальные товарищи схватили лапы ремёнными петлями. Наконец-то зверь был связан и укрощён!
Но ловля этого тигра обошлась нам дорого. Один наш товарищ обливался кровью: тигр оборвал у него на правой руке три пальца. Собаки зализывали раны, Байкал умер.
Мы перевязали рану товарищу, отдохнули, сделали из лыж сани и четыре дня везли по снегу своего пленника до города Имана.
А там он попал в большую железную клетку и поехал в ней в Москву, в Зоопарк…
Не часто вырастают из медвежат такие послушные, добрые звери, как мой Кузя, который играл с детьми и крутил для них карусель.
Ещё реже становятся ручными и добрыми взрослые, старые тигры.
Маленькие тигрята привыкают к человеку: они игривы и ласковы, как кошка. Но какой бы ласковой ни казалась эта большая полосатая кошка, она не всегда платит человеку добром за добро. И когда ей начинает идти второй год, с ней надо держать ухо востро.
Помню я один такой случай.
Мои друзья поймали однажды маленького тигрёнка и подарили его директору владивостокского зверинца Горбунову.
Горбунов назвал тигрёнка Амуром, потому что поймали его недалеко от могучей и красивой реки Амур.
Тигрёнок жил в квартире у директора, был игрив и так привязался к хозяину, что даже спал с ним в одной постели.
На улицах Владивостока часто видели представительного мужчину, лет сорока, за которым бежал по пятам ловкий и шустрый тигрёнок. Целый год он бегал свободно, не на привязи, а потом Горбунов стал водить его на цепочке.
Чудесные, ясные дни долго стоят осенью на Дальнем Востоке. И вот в один из таких дней Горбунов прогуливался со своим Амуром по главной улице города. Прохожие с интересом смотрели на гуляющего тигра, но из предосторожности уступали ему дорогу.
Возле городского сада Горбунову встретилась женщина с большим и сытым английским догом.
Амур ещё ни разу не видел таких крупных собак. Он внезапно припал к тротуару, гибкое и сильное тело его вдруг оторвалось от земли и полетело к догу. Горбунов не смог сдержать тигра. Зверь дико зарычал, собака взвизгнула, женщина упала в обморок. Горбунов бросился поднимать дерущихся, но было уже поздно: тигр задушил дога мёртвой хваткой за шею.
С этого дня проснулся в Амуре таёжный хищник, который почувствовал свою силу, и гулять с ним по городу стало опасно.
Горбунов поместил своего питомца в зверинец и начал дрессировать его с группой других тигров, которые тоже выросли в неволе. Амур поддавался дрессировке лучше других зверей.
Когда курс обучения молодых тигров был закончен, Горбунов захотел показать выступления зверей на арене цирка.
На последнюю репетицию он пригласил своих знакомых, в том числе и меня.
Заключительным номером большой программы была пирамида.
В клетку к тиграм вкатили две большие бочки и положили их набок, невдалеке друг от друга. Горбунов, пощёлкивая кнутом, загнал двух тигров на бочки, и они образовали между ними живой мост. Двух других тигров он заставил прыгнуть к ним на спины, и они расположились там поперёк, словно это была живая поленница дров. На вторую пару тигров взгромоздился Амур, и получилась красивая, хотя и очень шаткая пирамида из зверей. А сам Горбунов приставил к ней лестницу, осторожно поднялся по ней и сел на Амура верхом.
Мы с замиранием сердца смотрели на этот трудный номер и от души, громко аплодировали товарищу, который так хорошо обучил своих тигров.
Горбунов спустился, щёлкнул кнутом, и пирамида рассыпалась.
Мы поздравили его с успехом и сказали, что всё идёт блестяще, но он захотел повторить свой номер ещё раз. И сколько мы его ни отговаривали, он настоял на своём.
Горбунов снова забрался к Амуру на спину, снял шляпу и поклонился нам. Но пирамида качнулась, он не удержался и упал на опилки. Тигры вздрогнули, бочки раскатились, пирамида рухнула.
Горбунов оказался на спине. Амур упал прямо на него, прижал его передними лапами и угрожающе зарычал. Хотел ли зверь поиграть с хозяином или расправиться с ним, неизвестно. Но Горбунов упёрся тигру руками в шею и, потихоньку отталкивая его, успокаивающе приговаривал:
— Амур! Амурчик! Ну, пусти меня!
В публике началось смятение, да и я изрядно перетрусил за жизнь товарища. Мы бросились за брандспойтом, чтобы сильной струёй воды из пожарной кишки разогнать тигров, сбить с места Амура.
Но, на беду, у одного из зрителей оказался в кармане пистолет. И, никому не говоря ни слова, он выхватил оружие и стрельнул в воздух.
Амур вздрогнул. Что творилось в его башке, мы не знали. Но он схватил Горбунова за шею и потащил его к противоположной стенке железной клетки.
Там он бережно положил хозяина, а сам бросился в ту сторону, откуда раздался выстрел. Он встал на задние лапы, передними упёрся в решётку и угрожающе рычал, размахивая хвостом.
Когда мы выгнали тигров с арены и подошли к Горбунову, он лежал без движения. К счастью, это был лишь глубокий обморок.
Амур оказал своему хозяину печальную услугу: он спасал его от воображаемой опасности и едва не задушил.