Место действия: пригород Парижа. Возраст рассказчика: 30 лет.
– Какую же из своих прошлых жизней вы бы хотели прожить снова? – совершенно серьезно спросил мужчина, не глядя на меня.
Увешанные японскими гравюрами стены просторной комнаты были обиты серой тканью. Странную атмосферу этого места дополняли курившиеся ароматические палочки. Большую часть комнаты занимали огромные кресла и черный бархатный диван. На полу лежал восточный ковер, расшитый шелком.
– Какую из прошлых жизней? Ту, где мне довелось испытать самую большую любовь, – ответил я. Затем добавил гораздо тише: – Если можно...
Мужчина обернулся. У него было круглое лицо и волосы, собранные в хвост. Судя по всему, Стефан Кавалан некогда имел определенный успех в закрытом для непосвященных мире рок-н-ролла. Теперь он обратился к эзотерике.
– Конечно, можно. Вы в этом сомневаетесь? Тогда зачем же вы сюда пришли?
Я продолжил рассматривать комнату. Резные статуэтки – изображения трех знаменитых обезьянок из китайской легенды. Одна обезьяна закрывает глаза, другая – уши, а третья – рот.
Не видеть. Не слышать. Не говорить.
– Ложитесь на диван, пожалуйста.
Я повиновался.
– Разуйтесь, вытяните ноги, расстегните ремень. Вы принесли кассету, как я просил?
Я отдал ему кассету, снял очки и положил их на край восточного комода. Растянулся на диване.
– Вы готовы к великому путешествию? Быть может, к величайшему из всех, совершенных вами за время вашего существования! Тогда закройте глаза, мы отправляемся.
Я услышал шум включившегося магнитофона. Голос Стефана Кавалана приказал мне дышать сначала все глубже и глубже, а затем – все медленнее и медленнее.
– Теперь вы чувствуете, как ваше тело становится легким, оно встает с дивана, поднимается выше...
Я прошел сквозь потолок и взлетел высоко над землей. Одной лишь силой сознания, представляя себя прозрачной оболочкой, состоящей из воздуха, я проходил сквозь материальные преграды и стремительно мчался сквозь небеса.
Я летел над облаками к ближайшему морскому берегу. На моем мысленном киноэкране тут же возникло изображение отвесных скал, над которыми тянулось хмурое небо, окрашенное в серые, фиолетовые, багровые тона с длинными желтыми полосами солнца. Это зрелище показалось мне удивительным.
Стефан Кавалан попросил в мельчайших подробностях описать место, где я находился, и мои ощущения.
У меня было такое чувство, будто я попал в пространство, заполненное кружащимися вихрями энергии. Я окунулся в резкие запахи йода, морских водорослей и соленой воды. Завывания ветра сменились оглушительным грохотом бури. Взбесившиеся волны вздымались как горные пики нефритового цвета с дымчато-радужными кружевами пены.
Стефан Кавалан находился возле «того меня, который оставался в Париже». Тихо, но настойчиво он попросил меня представить себе длинный мост из лиан, уходивший от крутого берега в сторону океана. Этот мост тут же появился перед моим взором. Противоположный его конец скрывался в густом тумане. Голос Стефана Кавалана предложил мне пойти вперед по этому воображаемому мосту.
И я увидел себя идущим по переплетенным лианам. Я шел до тех пор, пока не погрузился в туман. Голос гипнотизера звучал все тише, но продолжал направлять меня:
– На другом конце этого моста находится мир, в который вы решили вернуться. Вы обнаружите его и расскажете мне обо всем, что увидите там. В этом мире ваша душа познала свою самую большую любовь.
Я шагал по мосткам, чувствуя беспокойство и нетерпение. По мере продвижения вперед я различал слабое свечение вдалеке, за пеленой тумана.
Наконец туман стал рассеиваться, и я увидел море, солнце, а вскоре и берег. Пляж с одинокой фигурой, стоящей в воде.
– Что вы видите?
– Человека.
Стефан Кавалан попросил описать его.
– Он загорелый, почти совершенно лысый, с редкими седыми волосами на висках. На нем бежевая юбка с синим орнаментом и узорами из пришитых к ткани кусочков бирюзы.
– Кто этот человек?
– Э-э-э... Это я, – ответил я.
Я видел этого человека со стороны, но точно знал: видневшаяся вдалеке фигура – это я.
Теперь одновременно существовали три «я». Один находился в Париже и говорил, неподвижно лежа с закрытыми глазами. Другой прошел по мосту из лиан и, оставаясь невидимым, мог наблюдать за новым миром. А третий жил на острове и не догадывался о существовании своих двойников.
– Расскажите, что вас окружает.
– Пальмы, растительность, характерная для джунглей. Вдали виднеется очень высокая гора, она где-то очень далеко. Жарко. Вокруг парят чайки.
– Что делает человек на пляже?
– Бросает гальку так, чтобы камни отскакивали от поверхности воды.
– Какое у него настроение?
Ответ на каждый новый вопрос возникал мгновенно.
– Он совершенно спокоен. Расслаблен. Беззаботен до такой степени, что... кружится голова.
– То есть?
– Психические травмы ему неведомы. Он никогда не сталкивался с неприятностями. Его ничто не раздражает. Его ничто не раздражало. Он не испытывает ни страха, ни страстей, ни сожалений, ни надежд. Он прекрасно чувствует себя здесь и сейчас. Он свободен от неврозов. Это поистине здоровый дух в здоровом теле.
– Вы можете выражаться точнее? Что вы о нем знаете?
– Его жизнь текла спокойно. Родители любили его. Его воспитали люди, которые делали все для того, чтобы он мог лучше познать мир и получить новые знания. Этого человека всегда окружали доброжелательные, положительные личности, которые ценили его. Ему неведомы злость, разочарование, жажда мести. Он полностью расслаблен. Даже крайняя степень этого термина не передает в полной мере его состояние.
– Как его зовут?
Я попытался найти ответ:
– Не знаю. Когда этот человек думает о себе, он не называет имени. Вот почему я не могу ответить. Зато мне удалось получить другие сведения о нем. Ему очень много лет. Гораздо больше, чем можно было бы дать на вид. На первый взгляд он выглядит самое большее на шестьдесят, но на самом деле ему далеко за сто лет, ему что-то около... – Я остановился, пораженный новым открытием, а затем сказал, сам удивляясь собственным словам: – Ему больше двухсот лет...
Стефан Кавалан, по-прежнему бесстрастный, попросил меня продолжать.
– Он в полном рассвете сил. Крепок, строен, гибок, ловок. Никакого жира. В его теле нет ни одного изъяна.
В то же самое время я осознавал контраст с жизнью в двадцать первом веке, когда в моем организме постоянно обнаруживаются какие-то неполадки: ревматизм, испорченный кариесом зуб, начинающийся насморк, аллергия, язвочка во рту, резь в желудке, конъюнктивит или боли в области барабанных перепонок.
Меня поразило полное отсутствие у него стрессов. Я даже не представлял, что можно быть настолько спокойным. Я не мог вообразить, что некогда существовал человек, который чувствовал себя до такой степени хорошо. Это было совершенно невероятное ощущение.
– Он прекратил бросать гальку, полюбовался на солнце, заходящее за горизонт, и двинулся по направлению к тому, что мне кажется городом. Его походка тоже поразила меня.
– А что такого с его походкой?
– Она величественна. Этот человек держится исключительно прямо, от его осанки веет силой и уверенностью, как будто он ничего не боится. Не знаю, какому человеку доступно подобное состояние души. Это поразительно.
Стефан Кавалан дал мне насладиться зрелищем и спросил:
– Имени по-прежнему нет?
– Нет.
– Попытайтесь узнать больше об этом месте и времени.
– Я понимаю, вернее, чувствую: когда человек стоял на пляже и смотрел на море, он знал, что по ту сторону океана находится континент, на котором сейчас... Мексика.
– Это происходит в Мексике?
– Нет, мы напротив Мексики. Я думаю, что это какой-то остров, которого больше не существует. Большой остров напротив Мексики, между Мексикой и Африкой.
– Как он называется?
Это как с моим именем: мне же не приходит в голову произносить название страны, где я живу, или разглядывать географическую карту, на которой было бы написано «вы находитесь здесь», или брать календарь, где написана дата. Только фильмы и романы начинаются с указания места и времени действия, чтобы поместить рассказанную историю в соответствующий контекст. В той реальности, на которую смотрел мой персонаж, не было плаката «вас зовут Х или Y». И глядя по утрам в зеркало, он не говорил себе «Привет», называя себя по имени и фамилии. Когда он думал о себе, то обходился простым «я».
– Не знаю. Я не знаю, что это за место. И не знаю, в каком времени нахожусь.
– Постарайтесь выяснить. Там должны быть какие-нибудь признаки.
Я сосредоточился и в конце концов произнес:
– Полагаю, эта земля и остров гораздо позже получат название Атлантида. Когда он думает о своем острове, то называет его Галь. Нет-нет, остров называется Ха-Мем-Пта, Галь – это город, в котором он живет.
Я радовался, что узнал сразу два названия.
– Что это за время? Вы можете понять, в какую эпоху это происходит?
Я снова начал искать и сказал:
– Двенадцать тысяч лет до нашей эры. Я чувствую, что нахожусь в Атлантиде за двенадцать тысяч лет до нашей эры, напротив земля, которая позже станет Мексикой. Мне двести восемьдесят восемь лет. И я абсолютно спокоен.
– Вы узнали все это, но по-прежнему не знаете, как вас зовут?
Гипнотизер начал раздражать меня. Мне надоела его настойчивость. Я ждал следующего вопроса.
– Чем занимается ваш атлант? Кто он?
Мысленно я проследил за тем, как этот человек идет к лесу, и почувствовал, что знаю ответ:
– Он врач. Но врач особенный. В то время они были совсем другими. Они не пользовались лекарствами.
– Как же тогда он лечит?
– Руками. Диагностирует заболевание, переходя в режим «приема сигнала». А затем лечит в режиме «передачи сигнала».
Когда я произносил эти слова, в мое сознание буквально хлынули «его» воспоминания. Я увидел его глазами человека, распростертого на столе. Он-я водил руками над телом пациента и, закрыв глаза, мысленным взором видел какие-то линии, похожие на белые и красные нити под кожей.
И не только нити. Еще были тоненькие трубочки, по которым циркулировали белые и красные точки. Как огоньки фар на ночной автомагистрали.
Я видел и воспринимал эту сеть из нитей и точек в глубине тела моего пациента.
– Как меридианы в иглоукалывании?[79] – поинтересовался Стефан Кавалан.
– Белых и красных нитей гораздо больше, чем меридианов в иглоукалывании, насколько я помню известные мне схемы. Это целые сети, представляющие разветвленные сложные системы.
– Вены?
– Они не так переплетены друг с другом, как вены, скорее это совокупность тонких параллельных линий.
– И как же вы лечите?
– Он, вернее... я концентрирую энергию в ладонях, возникает тепло, которое я могу направить в определенные точки тела пациента, чтобы растопить тромбы, образующиеся на белых или красных линиях. Как правило, я начинаю лечить прежде, чем болезнь проявит себя. Упорядочивая циркуляцию энергии в этих красных и белых нитях. Именно это я и готовлюсь проделать с очередным пациентом.
– Кто он такой?
– Он меньше ростом и плотнее его, то есть меня. Это не только пациент, это... друг.
Я говорил так, как будто описывал сон, однако мне казалось, будто вся сцена разворачивалась прямо у меня на глазах.
– Я разговариваю с клиентом, – произнес я.
– Что вы ему говорите?
– Я объясняю ему, что его проблема состоит не только в необходимости добиться гармоничного распределения энергетических потоков. Его проблема заключается в том, что у него... запоры. Он спрашивает, могу ли я его вылечить. Я отвечаю, что, по моему мнению, лучший способ прочистить большие трубки пищеварительной системы – это пить много воды. Я объясняю ему, что пища – это тоже вид энергии, которая циркулирует в теле, и что с помощью воды эта «пищевая энергия» будет лучше перемещаться по его кишкам. По его словам, он думал, что не следует пить во время еды, так как от этого раздувается живот и растворяются пищеварительные соки. Я отвечаю, что он должен пить с момента пробуждения. Он должен начинать пить воду, как только встает с ложа. По меньшей мере по два литра в день. Я говорю ему, что это также поможет вывести токсины из организма вместе с мочой.
– Это совет человека, весьма сведущего в медицине.
– Совет, продиктованный здравым смыслом. Мой способ лечения состоит в том, чтобы чувствовать состояние человека, слушать его и... быть логичным. Ему следует пить воду. В тот момент, когда я ему это говорю, мне в голову приходит идея. Или, по крайней мере, ему-мне приходит идея про «свою жизнь».
– Продолжайте.
– Я говорю пациенту, что, быть может, это выход и для нашего города. Мы страдаем от проблемы с экскрементами. Они выводятся из города через канавы, которые проложены по центру улиц. Отходы жизнедеятельности людей уничтожают животные-сапрофиты. Но стоит жаре немного увеличиться, как вода в канавах испаряется и экскременты выводятся гораздо хуже. Они тут же начинают скапливаться и гнить, производя тошнотворное зловоние. Я сказал ему, что стоило бы вырыть «кишки» под улицами и пустить по этим трубам воду, которая уносила бы прочь все фекалии. Вода не будет испаряться и станет циркулировать более активно, чем по открытым канавам в центре улиц.
Стефан Кавалан выглядел заинтересованным:
– Этот ваш медик-энергетик только что изобрел канализацию.
– Мой пациент и друг увлекся идеей о том, что город может действовать как человеческое тело, а воду можно использовать для очищения как кишечника человека, так и кишечника города. Мой друг говорит, что это замечательная мысль и он предложит ее Совету мудрецов, в состав которого входит.
– Он – политик в Атлантиде?
– В этом мире не существует политических должностей. Это республика хороших идей. Любой может предложить все что угодно. Если у меня появилась удачная мысль о том, как вылечить город, мне не нужно быть политиком, чтобы ее предложить. Мудрецы лишь голосуют, а затем осуществляют общий надзор, чтобы воплотить идею в жизнь.
Произнося эти слова, я почувствовал восхищение системой, которую только что описал и которая выглядела совершенно экзотичной в сравнении со всеми политическими структурами, известными мне из истории человечества. Несмотря на многочисленные заявления о своих благих намерениях, ни одна современная страна, насколько мне было известно, не осмелилась сделать что-то подобное и поставить себе на службу творческие способности каждого гражданина.
– В Атлантиде нет правительства?
– Мудрецы нужны лишь для того, чтобы принимать коллективные решения, но они не являются руководителями. Нет ни полиции, ни армии, ни хозяев, ни рабов, слуг или работников – все мы действительно равны.
– Тогда кто же правит?
– Понятие общего блага. Мы всегда чувствуем, что пойдет на пользу коллективу, а что – нет, это как облако, висящее над нами. Знающий объясняет тому, кто не знает. Тот, кто может, помогает тому, кто в этом нуждается.
– Продолжайте рассказывать о враче-атланте. Ведь мы здесь для того, чтобы узнать историю его большой любви.
– Он вошел в город.
– В Галь?
– Он идет по его центральной улице. Он по-прежнему поражает меня своей величественной осанкой. Он-я чувствует себя хорошо. Это похоже на ощущение свежести, спокойствия и полноты жизни.
– Что вы видите?
– Дома в два этажа, не выше. Бежевые стены, окна округлой формы, без стекол. Как будто это песчаные замки на пляже. Я слышу музыку, звуки арфы. Разговоры людей. Несколько прохожих узнают меня, улыбаются и здороваются.
– Как одеты атланты?
– Так же, как и я, – по-летнему легко. Одежда бежевых тонов с нашитой на нее бирюзой. У каждого – свой, особый покрой. Одежда отличается не цветом, а украшениями. У женщин очень сложные прически из кос, в которые вплетены драгоценные камни.
– Продолжайте. Опишите мне все. Как выглядит Галь?
– Тротуаров нет. Двери деревянные, без замков. Какие-то зеленые растения свисают из окон, они чем-то напоминают плющ. Я чувствую совершенно новые, незнакомые запахи, которые даже не могу описать. Это похоже на ароматы пряностей. Садящееся солнце окрашивает стены в розовый цвет, постепенно переходящий в фиолетовый. Закат... Не знаю почему, но это вызывает мое восхищение. Я останавливаюсь и долго любуюсь закатом. Меняющиеся краски неба доставляют мне огромное наслаждение. Я чувствую себя счастливым от того, что живу, что нахожусь там.
Голос Стефана Кавалана стал более настойчивым:
– Заставьте время идти быстрее. Пора бы уже перейти к истории любви.
– Я не могу ускорить этот фильм. Его крутят со своей скоростью. Я не контролирую эти грезы, – напомнил я.
– В таком случае... раз уж нам приходится ждать, пока вы не достигнете цели, хм... Вы сказали, что хотите встретить свою любовь. Можете сказать, например, были ли вы уже женаты, прежде чем познакомились с ней?
– В Ха-Мем-Пта не существует брака.
– Есть ли у вас нечто вроде официальной жены? От которой у вас могли бы быть дети. Учитывая ваш весьма почтенный возраст...
– Мой возраст и вправду исключительно важен для понимания характера моих отношений с женщинами. Я никогда не был женат, но к двумстам восьмиста восьмидесяти годам у меня было много подруг.
– Любовниц?
– Это понятие нам также неизвестно. Никто никому не принадлежит, даже временно. Мы все свободны. Инстинктивно возникающие чувства сближают нас друг с другом или, наоборот, отталкивают, а больше нас ничто не удерживает. Следовательно, не существует ни чувства собственности, ни ревности. Я помню, как я узнал, что такое любовь, как делил ее со многими женщинами и восхищался ею, вот и все.
– Тогда как же складывается семейная жизнь в Атлантиде?
Множество ответов мгновенно всплыли в моем сознании, но я постарался быть максимально краток:
– Оба партнера живут вместе до тех пор, пока их это устраивает, и расходятся, когда у них возникает такое желание. У нас говорят: «Мы будем вместе до тех пор, пока отсутствие любви не разлучит нас». Нет необходимости устраивать сцены или изменять друг другу: когда одному из пары приедается совместная жизнь, пара просто распадается, причем никому не нужно объяснять свои действия или оправдываться.
– Все настолько просто?
– Конечно. Двое объединяются, чтобы получить удовольствие и достичь счастья. Когда совместная жизнь больше не приносит ни удовольствия, ни счастья хотя бы одному из них, мужчина и женщина расстаются.
– А дети?
– У меня пятеро детей. У жителей Ха-Мем-Пта мало детей, потому что люди здесь живут долго. Возраст большинства моих сыновей и дочерей перевалил за сотню лет... Младшей уже семьдесят. Когда-то мы жили вместе, но теперь дома меня никто не ждет. У моих детей своя жизнь. Некоторых воспитал я, других вырастили их матери. В мои же обязанности входило только кормить их и, если требовалось, предоставлять жилье. Я научил их быть самостоятельными. Теперь они все сами по себе.
– Но ведь это ваши дети!
– Ну и что? Никто никому не принадлежит. Я потратил свои сперматозоиды, но это не значит, что у меня есть какое-то особенное право на моих детей. Точно так же у меня нет никаких прав на их матерей по той причине, что я ввел свой половой орган в их половые органы. Впрочем, и у них нет прав на меня. – Похоже, последние слова возмутили гипнотизера. – Знаете, за двести восемьдесят восемь лет можно поставить немало экспериментов. Если бы вы могли прожить до двухсот восьмидесяти восьми лет, то бы сказали то же самое. Сейчас люди умирают слишком молодыми, не дожив до ста лет, потому у них нет времени прийти к тому же выводу на собственном опыте.
Стефан Кавалан поспешил перевести разговор на другую тему:
– Хорошо. Куда же добрался ваш безымянный атлант, который возвращается в город?
– Я стою напротив таверны. Она ярко освещена, изнутри доносятся голоса. Вход закрыт жемчужным занавесом. Я вхожу. Внутри много посетителей.
– Что вы делаете?
– Сажусь за столик. Все вокруг что-то обсуждают. Некоторые приветствуют меня, и я отвечаю им. Служанка приносит мне кружку пива. Я делаю глоток. Напиток похож на мед. Что-то вроде безалкогольной медовухи.
– Когда же начнется ваша любовная история? – нетерпеливо спросил Стефан Кавалан.
– В зале что-то происходит. Свет только что погас, но сцена освещена. Все затихают. Я тоже умолкаю.
– Что происходит?
– Это она.
– Она?
– ОНА. Она наконец появилась. Только что. Сначала я увидел ее со спины. Потом она повернулась, и я смог взглянуть ей в лицо.
– Какая она? Что она делает?
– Это танцовщица. Она на сцене. Ее... На ее платье нашито множество бежевых лоскутов. Она начинает танцевать. Это очень чувственный танец. Она как будто находится в трансе, одержима наслаждением, которое испытывает от танца. Танец окончен. Все хлопают, она кланяется. Я тоже громко хлопаю в ладоши.
– Какая она?
– Чудесная.
– Поточнее. Брюнетка, блондинка, рыжая? Высокого, среднего или маленького роста? Глаза голубые или карие?
Я зачарованно смотрел на сцену:
– Она потрясающая. Волшебная. Она вся светится изнутри. Аплодисменты не стихают. Я очарован ею.
– Брюнетка, блондинка?
– Невысокого роста, темноволосая, порывистая. Она лучится жизненной энергией, как будто вместо сердца у нее яркий светильник.
– Что происходит в таверне?
– Когда все зрители встают, она замечает меня и пристально смотрит мне в лицо. Ее взгляд – как луч чистого теплого света. Она ослепительно хороша. В зале вновь вспыхивают огни. Люди садятся на свои места и начинают пить. Она спускается со сцены и подходит ко мне. Я молчу, дрожа от волнения. Я затаил дыхание.
– Что же дальше? – настаивал Стефан Кавалан.
– Она разговаривает со мной. Утверждает, что знает меня. Говорит, что она учится и хотела бы, чтобы я научил ее своему «искусству врачевания».
– Красивое выражение.
– Она хотела бы развить свои способности диагностировать болезни руками. Я отвечаю, что улучшить этот навык можно только на практике, но я могу помочь ей понять, что она уже может делать. Она спрашивает, как у меня получается так быстро ставить диагноз. Я отвечаю, что дело здесь только в интуиции. Это знание доступно людям с рождения, но они потеряли привычку прислушиваться к тому, что на самом деле чувствуют. Нужно заставить разум замолчать, чтобы услышать голос интуиции. Как я объяснил ей, что, чтобы понять чужое тело, нужно прислушиваться к своему собственному? У нее есть...
– Что?
– Нет, ничего. Мы шагаем вместе в ночи. Улицы Галя в этот час пустынны. Нам светит луна, я слышу, как вдалеке поют цикады. Я упиваюсь ароматом ее тела. Она так изящна от природы, так полна жизненной энергии, что я чувствую прилив сил. Неожиданно она берет меня за руку. Я чувствую себя неловко.
– Неловко? Почему?
– Из-за разницы в возрасте. Ей двадцать пять лет. Мне – двести восемьдесят восемь. Она поняла причину моего смущения и делает все, чтобы оно прошло. Она крепче сжимает мою руку. Затем останавливается и прижимает меня к стене. Пристально смотрит в лицо, закрывает ладонью мои глаза и дарит поцелуй. Я едва приоткрываю губы. Она хочет более пылкого поцелуя. Ее свет пронизывает меня. Затапливает, освещает меня изнутри.
Я хочу сказать ей, что все происходит слишком быстро, но не решаюсь. И отдаюсь на волю ее желанию и энергии. Она убирает ладонь с моих глаз. Я смотрю на нее и нахожу ее сказочно прекрасной: когда она улыбается, на ее щеках появляются ямочки.
– Что дальше? – прошептал Стефан Кавалан. Он был явно взволнован.
– Она настаивает, чтобы я привел ее к себе домой, и мы...
– Что?
– ...мы занимаемся любовью.
В череде коротких вспышек я видел ее сидящей на мне сверху. Я лежал на спине, и мой член был для нее шестом, вокруг которого она танцевала. Так же, как совсем недавно в таверне. Она подарила мне целое представление, но теперь сценой был я сам.
То, что я переживал в этот момент, вызвало всплеск эндорфинов в моем теле.
– И что происходит дальше? Что она делает? – спрашивал гипнотизер.
– Она смеется.
– Смеется? Во время полового акта?
– Да. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так бурно радовался во время любовных игр. Я ощущаю запах ее пота: песок и корица. Или скорее сандал. Удивительный аромат. Ее звонкий смех и запах ее пота вызывают несравненные, божественные ощущения. Все наши белые энергетические нити входят в резонанс. Мы образуем единое существо с двумя головами, четырьмя руками и четырьмя ногами, слияние абсолютное, и смешение ее света с моим порождает сияние, значительно превосходящее по яркости простую сумму обоих свечений. Мы очищаемся от всего материального. Это мгновение экстаза, который сегодня не может испытать ни один человек.
Голос гипнотизера прозвучал как-то странно:
– Да? Даже так?
– Для меня это очень непривычно, ново. Откуда мне было знать, что такое возможно? Что возможна настолько совершенная любовь? Затем все прекращается. Я вновь чувствую некоторую неловкость из-за своего возраста, я не могу так быстро расслабиться. Но вот и я начинаю хохотать. Я смеюсь над собой. Я чувствую себя ребенком. Она заставила меня родиться заново. Это одно из ее умений: она излучает такую жизненную энергию, испускает такой свет, что способна омолодить меня.
– Как ее зовут?
Я попытался понять это, я мысленно смотрел на ее лицо, вдыхал ее запах, слышал ее немного резкий голос, ее смех, но имя... Это было так же, как и со мной: в моем сознании я – это «я», а она – это «она». Я никак ее не называл, поэтому не знал ее имени.
– Когда мы занимались любовью, я видел ее с разных сторон. Она – источник жизни. Она – лекарство. Она – танец. Она – произведение искусства. Она... озарила меня своим светом насквозь.
– Хорошо, а потом? – с легким раздражением произнес гипнотизер.
Я услышал зависть в его голосе.
– Через несколько дней она настояла, чтобы я познакомился с ее родителями. Я встретился с ними и почувствовал, что они не в восторге от наших отношений. После званого ужина я сказал ей об этом, а она ответила, что сама выбрала меня и если родители станут чинить препятствия нашей совместной жизни, то она перестанет с ними общаться.
– Решительное заявление.
– Никто никому не принадлежит. Она действительно покидает их и поселяется у меня. К моему огромному удивлению, она очень практична и прекрасно ведет домашнее хозяйство. У нее чутье на то, как расположить различные предметы, чтобы они не нарушили гармонии в комнатах. Она очень вкусно готовит. Все время смеется и поет. У нее такой счастливый вид.
– Однако ваш атлант знал многих женщин до нее.
– Да, но никогда раньше и ни к кому я не чувствовал такого сильного влечения. Мы с ней образуем одно целое. Это какое-то волшебство. Вместе мы способны сотворить нечто необычайное, занимая этим все свои вечера... Путешествие в астрал. Мы вместе покидаем наши тела. Прозрачные оболочки наших душ парят рядом. Мы способны проходить сквозь стены и потолки, путешествовать по всей планете. Мы можем даже... О! Это невероятно!
– Что?
– Мы поднялись выше облаков – до границы между атмосферой и вакуумом. Стоит пересечь эту черту, как время начинает идти с иным ритмом. Как будто прошлое, настоящее и будущее накладываются друг на друга тремя слоями, составляя единое целое.
Я почувствовал, что гипнотизер, несмотря на причастность ко многим эзотерическим тайнам, потерял нить рассказа. Он ничего не понимал.
– А... затем?
– Что ж, в Гале была построена система канализации. Зловонные канавы исчезли с улиц. Расположенная вдалеке гора начала куриться. Это вулкан. У нас родились двое сыновей. Старший был очень независимым, с сильным характером. Он стал мореплавателем и решил исследовать земли варваров, которые находятся за пределами Ха-Мем-Пта.
– Это хорошо.
– Не очень. Это даже причинило мне беспокойство. Надо сказать, что в Совете мудрецов возник жаркий спор, поскольку большинство наших исследователей, высаживаясь на мексиканском или африканском берегу, встречали плохой прием со стороны местного населения. Их зверски убивали.
– Ваши мореплаватели не защищались?
– У них не было оружия. Многие наши суда возвращались назад, привозя трупы. Мудрецы задались вопросом: «Стоит ли и дальше отправлять наших детей на смерть?» Одни думают, что не стоит. Другие полагают, что их надо вооружить. Третьи говорят, что когда-нибудь варвары устанут уничтожать наших посланцев.
– А что думает об этом ваш старший сын?
– Он утверждает, что продолжать путешествия в варварские земли необходимо, несмотря ни на какие препятствия. Нужно постараться помочь варварам. Даже против их собственной воли.
– А вы?
– Я конечно же за то, чтобы больше не посылать наших людей на верную смерть. Впрочем, я уже ссорился со старшим сыном по этому поводу.
– А ваша жена – каково ее мнение?
– Она говорит, что следует доверять новому поколению. Говорит, что наш старший сын знает, что делает.
– А что другой – младший?
– Он тоже стал мореплавателем, но рискует меньше. И меньше говорит. Старший обычно отправляется на восток – к Африке. Младший – на запад, к Мексике. Оба хотят построить там пирамиды. Это их навязчивая идея.
– Пирамиды? Для чего?
– Чтобы легче общаться на расстоянии.
– В Атлантиде есть пирамиды?
– Конечно! А, да, я забыл вам о них рассказать. Огромная пирамида, расположенная к востоку от города, позволяет отправлять и получать волны.
– Радиоволны?
– Нет космоволны. Наша великая пирамида – это антенна, настроенная на прием и передачу. Я не могу объяснить это другими словами. Она получает и передает драгоценные для нас волны. Эти волны помогают нам совершать астральные путешествия, но объяснить их устройство довольно сложно, скажем, что...
– К сожалению, мы беседуем уже довольно давно. Кассета подходит к концу. Вы можете поторопить события? Что произошло после того, как вы пережили счастливые мгновения любви и у вас появилось два сына-мореплавателя?
– Великая Катастрофа.
– Катастрофа. Какая катастрофа?
– Когда пришло известие о том, что приближается гигантская волна, стало ясно: нашей цивилизации настал конец.
– Это был потоп?
Перед моим мысленном взором вновь побежала череда образов.
– Одни метались в панике, другие пытались спастись на кораблях. К счастью, оба наших сына давно ушли в открытое море. Целую неделю я предлагал жене покинуть остров, но она ответила, что хочет остаться со мной. Ей в то время было сорок шесть лет, но она нисколько не изменилась. Мою жизнь по-прежнему украшали ее изящность, нежность, бесконечное понимание. И могущественный внутренний свет. Она стала очень хорошим врачом. Черты ее лица не изменились, она по-прежнему напоминала ту юную девушку, которая танцевала в таверне, да и мои чувства к ней остались такими же, как раньше. Я был влюблен в нее и любил все сильнее. Гораздо сильнее, чем в день нашей первой встречи.
– Не отвлекайтесь. Расскажите о Великой Катастрофе.
– Мы идем на берег. Вокруг все суетятся, я слышу крики, мольбы о помощи, некоторые пытаются забраться на корабли, затаскивают туда мешки с провизией. У нас с ней нет с собой никаких вещей. Мы садимся лицом к морю. Держимся за руки. Мы знаем, что это последние минуты нашей жизни. Странно ожидать смерти вместе с человеком, которого ты любишь больше всего на свете. И вот мы видим ее вдалеке. Она идет.
– Что? Кто идет?
– Волна. Поднимается сильнейший ветер. На самом деле это не ветер, а мощный поток ледяного воздуха, который гонит перед собой приближающаяся волна. По поверхности моря скользит гигантский зеленый вал. Над ним... парят чайки. Птицы выхватывают рыбу, которую мощный водоворот оглушил и вышвырнул на белый гребень, нависший над стеной воды. Затем приходит шум. Гул, который отражается от земли, дрожащей у нас под ногами.
– Вам страшно?
– Я принял этот конец. Страшно бывает тому, кто не покорился. Я же смирился. Я умираю вместе с моим народом, вместе с человеком, которого любил больше всего на свете. Рано или поздно я должен был умереть. Ведь мне больше трехсот лет...
– Итак, волна приближается, – повторил Стефан Кавалан.
– Она растет все выше и выше и затмевает небо. Мы с женой по-прежнему держимся за руки. Солнца больше не видно. Волна достигает титанических размеров. Меня удивляет, как медленно она движется. Воздух становится холодным и солоноватым. Когда волна оказывается в нескольких сотнях метров, мы начинаем стучать зубами от холода, небо и земля сотрясаются от ужасающего гула.
– И...
Каждая секунда тянется целую минуту. Время будто застыло. Но как объяснить это нетерпеливому гипнотизеру? Я бы хотел описать ему ту энергию, биение которой я чувствовал в руке моей жены, радость при мысли о том, что наши дети в безопасности, далеко отсюда, где-то в другом месте. Я бы рассказал ему, как дрожала земля. Как мы задыхались от песчаного смерча. Как люди вокруг кричали от ужаса. Я взглянул на жену – она на мгновение опустила веки, что означало: «Все хорошо, мы сделали то, что следовало, и пусть теперь все идет своим чередом».
– Волна накатывает. Я крепче сжимаю руку жены... Слышу ее последние слова: «Мы еще встретимся».
Это выражение показалось гипнотизеру настолько нелепым, что он едва не рассмеялся:
– «Мы еще встретимся»?
– Да, именно это она сказала напоследок.
– Что дальше? Волна?
– Волна. Она хватает нас, как будто у нее есть руки. Нас засасывает и швыряет о жидкую стену, которую мы пробиваем насквозь. Вода кажется ледяной. Меня вертит как в стиральной машине, обо что-то бьет, рвет на части. Но я не выпускаю руки женщины, которую люблю. Я закрываю глаза. Когда я их вновь открываю, все вокруг постепенно успокаивается. Должно быть, мы далеко от поверхности океана. Наверху лишь слабый отблеск – это солнце. Я вижу свою жену, и мне кажется, что она тоже смотрит на меня. Мое тело бьется в приступе удушья. Легкие, заполненные соленой водой, все еще отказываются сдаться и перестать работать. Но мне хорошо. Я принял и это последнее переживание, которым завершилась моя жизнь. В тот миг, когда я потерял сознание, моя рука все еще сжимала ее руку.
Я замолчал.
Я ждал от Стефана Кавалана какой-нибудь реакции, но он молчал.
Пленка в кассете закончилась, и она остановилась с сухим щелчком.
– Теперь, – наконец произнес гипнотизер, – вам нужно вернуться назад по мосту из лиан.
Момент, когда он-я вновь стал мной-им, а затем просто им, был ужасен.
Вдалеке виднелось его тело с вывернутыми конечностями. Оно качалось на волнах рядом с другим телом. Как символ инь – ян. Как две рыбы, преследующие друг друга в океане.
Точка, с которой я наблюдал за происходящим, постоянно отодвигалась до тех пор, пока не достигла поверхности океана и не поднялась в небо. С высоты птичьего полета я видел, как бушующее море пожирает остров Ха-Мем-Пта и заливает дымящийся вулкан, изрыгающий лаву. Наконец, волна поглотила его и затушила, как свечку. Лишь забурлила оранжево-желтая вода и в воздух поднялись огромные облака пара.
Победив трагическое очарование последних мгновений этого мира, я сумел отвернуться и двинуться назад к мосту из лиан.
– Подойдите к обрыву, откуда начинался ваш путь, – предложил мне Стефан Кавалан.
Я шел по зыбкому мосту, не сводя глаз с горизонта. На мгновение мне захотелось вернуться назад, но я знал, что там меня уже ничего не ждет, кроме воды и плавающих в ней трупов.
Продвигаясь шаг за шагом по мосту, я снова думал о двух последних моих сыновьях – детях нашей любви.
Они выжили. И попытаются распространить знание о Ха-Мем-Пта в Мексике и Африке. Быть может, старшему все-таки удастся построить пирамиду.
Появились прибрежные скалы.
Небо изменилось, оно стало черным и синим. Следуя указаниям гипнотизера, я шагнул вверх с гранитной скалы, поднялся к темным облакам и полетел к реальному миру.
Я парил в воздухе, приближаясь к Парижу. Вскоре я увидел Эйфелеву башню. Храм Сакре-Кер на Монмартрском холме.
– Когда я досчитаю до нуля, вы откроете глаза. Но не раньше. Внимание: начинаю обратный отсчет. Десять, девять, восемь. Вы начинаете двигать пальцами. Семь, шесть, пять. Вы шевелите ногами. Четыре, три, два, один и ноль. Вы открываете глаза.
Я медленно поднял веки.
– Итак?
– Итак – что?
– Как это было?
– Я хочу вернуться туда.
– Нет. На сегодня достаточно.
Передо мной стояли три обезьянки.
Не говорить. Не слушать. Не видеть.
Что сказать после того, как пережил нечто подобное?
– Это было потрясающе. Спасибо.
– И правда славная любовная история.
«Славная любовная история»?! Как могут слова так исказить смысл того, что они обозначают! Я познал Великую Любовь. С самой чудесной женщиной во Вселенной. И вся наша Любовь была чистым восторгом – до последней секунды моей прошлой жизни.
– С вами все в порядке? – спросил гипнотизер, посматривая на меня.
– Все нормально. Просто я чувствую некоторую... Как сказать? Печаль... Здесь мне никогда не познать умиротворения и счастья, которые я испытал в той жизни. Но теперь я знаю, что все это могло существовать. И еще... я понял, почему еще подростком так боялся воды.
Стефан Кавалан улыбнулся и по-дружески хлопнул меня по плечу, как будто я спасся после кораблекрушения.
– Хм... с вас пятьсот франков, – объявил он.
– Я могу выписать чек?
– Нет, я беру только наличные.
Он налил мне чашку горячего зеленого чая, чтобы «восстановить силы после переживаний, которые вызвало кармическое путешествие».
Домой я шел пешком. На берегу Сены я увидел мальчика лет десяти, который кидал в реку камешки так, чтобы они отскакивали от воды. Он пытался научить этому маленькую девочку и серьезно объяснял ей, как нужно держать камешек.
Я подумал, что никогда не узнаю, была ли история жизни в Ха-Мем-Пта плодом моего воображения или воспоминаниями о реальных событиях, сохранившихся в глубинах моего подсознания. Бесспорным было только одно: во время сеанса мне удалось узнать множество сведений и подробностей, и это было очень странно. Работа писателя-романиста связана с большой нагрузкой на воображение, мне приходится придумывать ситуации, лица, одежду, цвета, слова. Однако здесь все это пришло ко мне разом, в одну секунду.
Я посмотрел на кассету, которую держал в руке.
Я взглянул на маленького мальчика, который учил девочку пускать «блинчики» по воде.
Я рассказал Стефану Кавалану не все, потому что он был слишком нетерпелив, но я мог бы описать каждое блюдо на каждой тарелке в той таверне, каждое лицо, каждый предмет одежды, каждую улицу и каждый дом. Как можно запомнить столько мелких подробностей, если мир совершенно тебе незнаком?
Девочке наконец удалось бросить камешек так, что он трижды отскочил от поверхности воды. Мальчик похвалил ее. Они выглядели счастливыми.
Мне же оставалось самое трудное: вновь отыскать душу той удивительной женщины, тело которой погибло четырнадцать тысяч лет назад, когда наступил конец света на исчезнувшем острове, затопленном гигантской волной.