9

Обычно мы ходили "на дело" раз в несколько дней. Грабили магазины, ларьки, обменные конторы, ломбарды. Всегда — после предварительной разведки; всегда наши действия были чётко и жёстко спланированы — Кот оказался прекрасным организатором. Видимо, поэтому у нас никогда не возникало проблем. Накладки случались: например, однажды в обменнике оказалась резервная система сигнализации, о которой мы не знали, и её успели задействовать. Лейтенант сразу же скомандовал отход; мы ушли без копейки денег, но ушли чисто, посмеиваясь над затихающей вдали перепалкой сирен.

— В другой раз своё возьмём, — прокомментировал Кот. — Все ништяк, ребята.

Лика была права — за большой прибылью он не гнался.

Иногда мы работали возле казино. Внутри у Кота был наводчик — он давал нам знак, когда выходил клиент с приличным выигрышем; мы вели такого клиента (это было несложно, благо весь центр города представлял собой пешеходную зону), выбирали подходящее местечко, окружали его (или их, наличие у объекта одного-двух спутников либо спутниц нас не останавливало), очень быстро освобождали от лишнего груза и исчезали. Несмотря на то, что изрядную долю Кот отстёгивал наводчику, это зачастую бывали наши самые прибыльные "дела".

Так что мысли о количестве денег, прокручивающихся в казино за один вечер, закономерно будоражили моё воображение.

Как-то я поделился этими мыслями с Ликой.

— Казино — это одна большая наличка, — кивнула она. — Заманчиво. Но поди придумай, как их взять.

Я думал. Идею ворваться и грабануть кассу я всерьёз рассматривать не стал: много риска, много шума, а по-настоящему крупная сумма там вряд ли лежит. Где она лежит — узнать трудно, добраться ещё труднее; не то. В само казино вообще лучше не соваться. Но ведь как-то этот нал вывозят?

Я пас казино, как радивая нянька — неразумное дитя, пользуясь для этого каждой возможностью. Стоял "в смене" и на шухере. Напрашивался в прикрытие Коту, когда он шёл на контакт с наводчиком. Подсчитывал и уже узнавал "в лицо" тихоходные слоукары доставки, подъезжавшие к чёрному ходу. А потом обратил взор к небу.

И понял, как вывозят деньги.

Каждое утро ровно в пять часов с крыши казино стартовал небольшой флайкар. Я видел его и раньше, но меня сбили с толку размеры; я как-то сразу решил, что это личная машина кого-нибудь из администрации, и перестал о нем думать. И только когда одна за другой стали отпадать другие версии, я пригляделся к леталке повнимательней.

Оно того стоило.

Маленький и кургузый флайкар был на редкость тяжёл. Но надо было знать о леталках столько, сколько знал о них я, чтобы понять это. Потому что движок, стоявший на флайкаре, вообще не полагался этому классу техники. Скорее всего, это был какой-то армейский бифлайный вариант, приспособленный к чистому атмосфернику. Суперштучка, замаскированная под рядовой неуклюжик.

Однако.

Бифлайный движок жрёт дорогущую мононуклеарную горючку, зато он маленький, на порядок меньше обычного атмосферного, и топливные баки не нужны — эта горючка расходуется молекулами, а не литрами. Так что в такой переоборудованной машинке места должно быть достаточно. Гораздо больше, чем можно предположить, глядя снаружи.

И бронирован аппарат соответственно, судя по весу. Такой если и перехватишь как-то, без армейских же плазменных резаков не вскроешь.

М-да.

Итак. Я их разгадал. Прекрасно. И что мне это даёт?

А ничего. Не по зубам орешек-то.

Грустно.

Мысли потекли вяло, привычно соскальзывая на накатанную дорожку — от апгрейженного флайкара к леталкам вообще, к пространству, нейродрайву…

Вот этим флайкаром управляет не нейродрайвер. Это видно. Это проявляется в мелочах: крошечная неуверенность манёвра, малозаметная неточность, какая-то угловатость… Вроде бы, ничего определённого. Но это примерно как на конкурсе бальных танцев: даже неопытный глаз сразу разделяет пары на профессионалов и любителей, хотя вроде бы все выполняют одни и те же заученные движения.

Вот если бы…

Нереально.

Хм.

А почему?

Я вдруг подумал, что может быть, рано сложил кверху лапки.

***

Мне нужно было исчезнуть из банды почти на сутки, но отпрашиваться у Кота не хотелось: возникнет слишком много вопросов, на которые я ещё не готов отвечать. Поэтому я предупредил только Каланчу, и то мимоходом — заскочил в спортзал, где верзила с упорством, достойным лучшего применения, совершенствовал свой и без того внушительный рельеф мускулатуры, сообщил с видом глуповато-радостным, что меня не будет до завтра, и поторопился выйти. На брошенный вдогонку с некоторым опозданием вопрос: "Ты куда это намылился?" — отозвался уже из-за дверей, убегая: "Вернусь — расскажу!". И слинял.

Завтра придётся, конечно, держать ответ перед Котом за эту вольность. Но завтра, надеюсь, я уже буду готов к разговору.

В паре кварталов от казино, по другую сторону широкого, похожего больше на сквер бульвара, торчала вышка небоскрёба; на его крыше была оборудована смотровая площадка, открытая для посещений с девяти утра до десяти часов вечера. Туда я и поднялся на скоростном лифте, предварительно заплатив за вход. Я был в "городской" одежде (между прочим, своей собственной, той самой, в которой явился когда-то в Нору: я откопал её на складе, когда начал ходить на "дела"; никому в банде она так и не понадобилась). Вещи стали мне слегка маловаты, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза. Прилично одетый, я мог рассчитывать не привлекать избыточного внимания со стороны персонала или охраны — а ведь мне предстояло довольно долго проторчать на площадке. Ну, позволительно провинциальному парнишке из обеспеченной семьи, приехав в большой город, быть слегка неумеренным в любопытстве?

Расчёт оправдался — никто мной так и не заинтересовался. Оправдался и другой мой расчёт: в одну из укреплённых по периметру площадки подзорных труб на поворотных штативах очень неплохо просматривалась крыша казино.

Конечно, я не мог пялиться на неё все время. Да это и не было нужно; все равно самый интересный для меня период начнётся уже после закрытия площадки.

Так что я проводил время в своё удовольствие: покупал лимонад и чипсы или жареные орешки в буфете, отдыхал на симпатичных скамеечках, расставленных под экзотическими вечнозелёными растениями в огромных кадках, и периодически подходил по очереди ко всем подзорным трубам, проводя у каждой по несколько минут.

И ещё я присматривался. Выводные башенки вентиляционных шахт, застенчиво замаскированные все той же разлапистой экзотикой в кадках, меня не подвели. Боковые отдушины были забраны жёсткими жалюзи на поворотной раме и заперты примитивными замочками-защёлками. Улучив момент, я аккуратненько отжал язычок одной защёлки тонким кончиком перочинного ножа. Быстро заглянул внутрь и снова прикрыл раму.

Как я и предполагал, где-то глубоко внутри ровно гудели мощные вентиляторы, выгоняя наверх мягкий поток тепловатого воздуха, но сам колодец был перекрыт толстой крупноячеистой сеткой. Такая сетка меня выдержит.

Всё складывалось удачно.

Вскоре после восьми начало смеркаться; город вспыхивал тут и там безумными соцветьями, гроздьями огней, умывался россыпями красочных иллюминаций. Стемнело. На площадке сделалось многолюдно, шум достиг своего восторженного пика — и медленно пошёл на спад; вереницей потянулись к лифту, всасываясь в его ритмично разевающуюся пасть, весёлые подгулявшие компании, припозднившиеся семейки с довольными отпрысками, шальные парочки. Вот в этой-то суете и толкучке я и отошёл тихонько в сторонку, приоткрыл раму, подтянулся и неслышно скользнул внутрь шахты, ощутив под ногами упруго пружинящую сетку; потом прикрыл раму изнутри. Мой манёвр остался незамеченным.

Я даже вздремнул в этой шахте, лёжа на сетке и обдуваемый равномерным, ласковым тепловатым потоком. Но спал чутко, и когда осознал, что на крыше уже довольно давно стоит полная, ничем не нарушаемая тишина — выполз наружу и занял свой наблюдательный пост. Я не боялся быть застигнутым на площадке: гудение лифта предупредит меня, если кому-нибудь вздумается сюда подняться.

Прохладный ночной ветерок настырно ерошил мне волосы; иногда от долгого глядения в трубу начинали слезиться глаза, и тогда цветные огни плыли и танцевали замысловатый хоровод. Я порадовался, что запасся орешками; потом пожалел, что не оделся потеплей. Я видел рассвет над городом, и это было необыкновенное зрелище. А чуть позже, в сероватом свете нового дня я наконец увидел все, что мне было нужно.

Утром я повторил фокус с вентиляцией; осторожно подглядывая сквозь щёлочки жалюзи, дождался, пока на крыше станет достаточно многолюдно, покинул шахту — и без проблем смешался с толпой. Правда, уже в лифте вышел небольшой казус: дородная мать семейства пристально посмотрела на меня, на мою одежду и демонстративно сморщила носик. Я быстро обнаружил причину — одежда была вся в пыли. "Ох, где ж это я так? — забормотал я смущённо, торопливо отряхиваясь. — Они что же тут, не убирают совсем? Безобразие". Дама фыркнула и отвернулась; тем инцидент и был исчерпан.

***

По уже устоявшейся традиции Кот устраивал наши внутригрупповые разборки в спортзале. Кому-то не вовремя сунувшемуся в дверь грозно сказали "Кыш!", и лицо моментально испарилось.

— Ты что стал себе позволять, Птаха? — цедил сквозь зубы лейтенант, и я видел, что он взбешён по-настоящему. — Ты объясни мне, а то я вроде тут чего-то не понимаю. Ты теперь у нас тут, может, старший, а? А я и не знаю? Тебе, может, мандат выдали? Что ты сам себе голова? Что можешь исчезать, не спросясь? И не сказав, куда?

— Всыпать ему горячих, — предложил Студень.

Тут же встрял Каланча:

— Э-э, ты погоди торопиться. Тут ещё, глядишь, горячими не обойдётся. Вот мне, например, очень интересно было бы узнать, куда это он бегал?

— Ребята, я все расскажу.

— Да уж конечно, расскажешь, — хмыкнул многозначительно Танч.

— А это надо хорошо-о подумать, как расспросить. — продолжил раскачивать лодку Каланча. — Лапшу-то вешать парень, видать, горазд; мне давно в нем этакая незаметненькая гнильца мерещится; больно уж много за ним непоняток каких-то меленьких тянется хвостом…

Неприятный характер приобретал разговор. Я посмотрел на Кота.

Лейтенант, слегка прищурившись и прикусив губу, покачивался с пяток на носки, привычно зацепив пальцами карманы, и на бледном лице ещё горели пятна бешенства; но вот взгляд…

Странный у него был взгляд.

Словно говорящий, бессильно и устало: "Я ведь тебя, дурака, предупреждал…"

— Парни, есть дело, — взял я быка за рога. — Такое, что вам и не снилось. Большое дело, настоящее. Сотни тысяч, а может, и миллионы. И все железно. Только, — тут я снова взглянул на Кота, — помощь небольшая нужна… Достать кое-что…

— Об этом после, — мотнул головой лейтенант. — Что за дело?

— Да ты что, его слушать собрался, Кот? — возмутился Каланча. — Он же туфтень гонит; в Норе его сутки не было, точно, я, жаль, проследить вчера не успел, но он уходил, зуб даю; и к шлюхе своей не показывался, я проверял, а ведь она ждала его, причипурилась; так вот скажи, куда он линял, такой весь деловой? Подляну нам готовить?

— Да я это дело и ходил разведывать! — заорал я. — У меня план готовый! Я вам схемы нарисую! Все разведано, только прийти и взять! Миллион! Слабо потянуть?

— Подляна! — упёрся рогом Каланча. — Там и заметут! Миллион, ишь! Кто про такое слышал? Брехня, кому тут верить! Миллион! Почему не сто?

Кот молча наблюдал нашу перепалку, покусывая губу и покачивая головой, и я уже видел — вмешиваться ему не хочется, не хочется в это лезть; и ещё я понимал, что если устранится единственный человек в нашей группе, на разумность которого я могу рассчитывать — всё, мне хана; и оттого я заводился все больше, а Каланчу уже вовсе несло; ещё немного — и он наговорит такого, что мне придётся его убить — или убьют меня, и вероятней тут второе, потому что Каланчу прикончить мне не дадут…

И вдруг Кот резко и сильно саданул ногой по стойке тренажёра. Глухо громыхнуло железо; звук раскатился рокотом по спортзалу, и все стихло.

— Я хочу послушать про милионное дело, — спокойно объявил в наступившей тишине лейтенант. — Кто не может держать себя в руках — двери открыты.

И — мне, слегка презрительно:

— Только очень надеюсь, что это всё-таки дело, а не лажа.

— Казино, — кивнул я, переводя дух. — Вся суточная выручка.

Выждал немного, чтобы в их воображении прокрутились цифры со многими нулями. И стал рассказывать.

— Деньги вывозят раз в сутки, это я точно установил. В пять утра, через час после закрытия, на флайкаре с крыши. Между прочим, я полдня и всю ночь проторчал на смотровой площадке, знаете, там на высотке через бульвар, пас леталку. Стоит все время, пока работает казино, но там охрана — "стакан" на крыше, в нем два жлоба с лучеметами, плюс одна стационарка. От "стакана" до флайкара метров пятнадцать. Чуть сбоку, но со стороны "стакана" лифт; да бумага нужна, чем на пальцах объяснять, я бы вам все нарисовал. Происходит это так. Где-то за полчаса до взлёта появляется пилот; ну, он проверяет машину, гоняет тесты и все такое. Без пятнадцати пять поднимают деньги. Четыре человека охраны, двое выходят первыми, двое сзади, а старичок толкает тележку — такую, знаете, сетчатую, вроде как на вокзале багаж возят. В ней — стандартные инкассаторские мешки. Пилот открывает люк, двое охранников загружают деньги, двое стоят рядом. Старичок — видимо, счетовод какой-то, он каждый мешок чуть не носом провожает. Он же и садится в леталку первым, следом за ним — два охранника. Оставшиеся двое отходят к "стакану". Люк закрывается, флайкар взлетает.

Пока я говорил, Кот рассеянно огляделся, присел боком на снаряд, принялся легонько побалтывать в воздухе ногой. Следом и все потихоньку расселись — кто на корточки, кто на маты; чувствовалось, как понемногу рассасывается в компании напряжение — всем было интересно. И я решил не озадачивать их чрезмерно. Пусть пока пороняют слюнки.

— Теперь план. Мы угоняем где-то флайкар — где, я ещё не думал, но вряд ли это составит серьёзную проблему. Захотим — найдём. Лучше модель типа зет-четырехсотой: она высокая и длинная, это нам пригодится. Подлетаем к казино; нужно будет чётко подрассчитать время, чтобы свалиться им на головы, когда деньги уже погружены, но до того, как закроют люк. Теперь смотрите: врубаем аварийные огни, гуделку на полную — и валимся прямо на них, изо всех сил изображая терпящих бедствие. У нас правый люк уже открыт. Притираем свою леталку прямо к их флайкару, к их открытому люку, между ними и "стаканом". Внутрь сходу — слезоточивую гранатку. От тех, кто в стакане и рядом, мы прикрыты леталкой — из лучеметов они её не прошибут. Прыгаем в их флайкар, выкидываем лишних и на нём улетаем. Как только мы в их машинке — все, нам сам черт не страшен, она бронированная, как летающая крепость.

Я обвёл глазами притихших и внимательных слушателей.

— Ребята, — сказал я хрипловато. — Вы когда-нибудь видели багажную тележку, доверху набитую деньгами?

Несколько секунд никто не нарушал молчание.

— А ведь красиво, а? — наконец мечтательно выговорил Полоз.

— Заманчиво, — кивнул Студень. — И просто. Про такое дело легенды рассказывать будут.

— Слишком просто, — недовольно пробурчал Каланча. — Либо ловушка, либо вовсе туфта.

— Очко играет, а, Каланча? — вкрадчиво спросил я.

— Цыц! — Кот звонко хлопнул ладонью по колену.

— Значит, так, — объявил он, обводя взглядом смолкнувших парней. — Никаких пока обсуждений. План сырой. Сам думать буду.

Н-да, лейтенанта я вряд ли смог обмануть.

— То, что ценной инфы притащил вагон — оно неплохо. Но тут ещё мозговать и мозговать. И — проверять.

— Получше проверять, — вставил Каланча.

Кот смерил его взглядом.

— Когда мне понадобится совет, парень, я его спрошу. Я когда-нибудь водил вас на непроверенные дела? Я хоть раз кого подставил?

Вокруг зашумели.

— То-то, — заключил лейтенант.

— Кот, но ведь вагон денег! — закатывая глаза, простонал Танч.

— Я, что ли, отказываюсь? — Кот помолчал, покусал губу. — Решаю так. Инфу копать будем. Пощупаем, покрутим, там поглядим. А пока — об этом всё. Всё, я сказал! Теперь с тобой, Птаха. Самовольство твоё у меня вот тут уже. Десятка два "горячих" ты, парень, заработал законно. И на будущее. Только выкини мне ещё что-нибудь. Только дай повод. Урою на месте.

Лейтенант легко поднялся; задержавшись уже в дверях, бросил мне через плечо:

— Освободишься — сразу ко мне. Будешь схемы рисовать.

И вышел.

Каланча, с усердием исполнявший приговор, сделал вид, что сбился со счета, и добавил несколько штук от себя. Но это можно было пережить.

***

Отлежаться мне не светило. Кот встретил уже у лестницы — с пачкой бумаги и карандашом; кивнул: "Пошли" — и снова повёл наверх, правда, уже не в спортзал, а в один из "скворечников".

Мы уселись на каких-то ящиках — вернее, уселся Кот, а я пристроился кое-как на корточках. Лейтенант разложил передо мной бумагу и карандаш.

Он внимательно смотрел, как я набрасываю схему крыши, рисую расположение флайкара, открытого люка, "стакана", лифта, но не задал ни одного вопроса. Я уже закончил, а лейтенант все молчал.

А потом вдруг сдёрнул с ящика мою схему, все так же молча, с каким-то остервенением, тщательно разодрал её на мельчайшие клочки. Швырнул обрывки в угол. И зло спросил:

— Ну как, нормально?

— Что? — не понял я.

— Нормально, говорю? — Кот раздражённо передёрнул плечами. — Взбаламутил всех и рад, а? На белом коне, несмотря на битую задницу? Ты мне скажи, Птаха, мне интересно просто. Ты вообще-то сам понимаешь, что твой план — полное фуфло?

— Понимаю, — ответил я тихо.

— А-а, это ещё интересней. Может, изложишь, почему?

— Изложу.

— Ну?

— У пилота должны быть инструкции — при любых непонятках первым делом закрыть и заблокировать люк. Если он не полный идиот, он так и сделает. Он-то в кабине, наверняка изолированной, его сразу не выкуришь. И тогда мы можем танцевать вокруг этого флайкара до опупения. Внутрь уже не попадём.

— Разумно мыслишь! — восхитился лейтенант. — А ты понимаешь, умник, по какому краешку сегодня походил?

— Да.

— Ух ты. Так может, ты думаешь, что наплетя с три короба, уже выскочил?

— Нет.

— Ну-ну, — изумился Кот. — Ну-ну. А теперь попробуй так же разумно объяснить, зачем ты нам всем тут мозги компостировал.

Я опустил голову.

— Есть ещё одно, о чем ты не знаешь.

— Ну?

— Этот флайкар… Он переоборудован. У него бифлайный движок. Обычный водитель с ним не справится. Нужен летун.

— Совсем весело, — протянул Кот, неожиданно посерьезнев.

Помолчал.

Спросил:

— Так ты нынче просто шкуру свою спасал?

— Нет, — сказал я тихо, но уверенно.

— Послушай, Птаха. Признайся — не ребятам, мне одному признайся, что наплёл про план, спасая шкуру. Между нами, по-честному. Ну, нет никакого плана. Не удалась разведка. Бывает. Поклянись, что больше ни-ни — никакой самодеятельности, ни шага лишнего, ни слова. И я тебя вытащу из этой истории, обещаю. Спущу все на тормозах потихоньку. Ты мне веришь?

Я поднял глаза.

— Я тебе верю, но дело не в этом, Кот. Мне очень нужны деньги, и у меня действительно есть план. Только он чуть сложнее. Совсем ненамного. Нужно просто достать симбионта.

Кот потёр рукой лоб, глубоко и обречённо вздохнул.

— У меня уже температура от тебя, Птаха. Сам не понимаю, что мне мешает отдать тебя парням.

— Это реально, Кот.

— Ну, допустим. И?

— В слияние можно войти не только изнутри, но и снаружи. Можно отключить пульт, открыть люк и кабину. Симбионта не заблокируешь.

Брови лейтенанта медленно ползли вверх.

— О нейродрайве как средстве угона я как-то не думал.

— И никто не думал, и правильно. Зачем нейродрайверу угон?

— Ну… м-м-м. Да. Ладно. Допустим.

После паузы Кот сказал, вздохнув:

— Ну договаривай уже. Так где мы возьмём нейродрайвера, которому нужен угон?

— Я сам пойду, — выговорил наконец я, отведя глаза.

Взгляд лейтенанта я чувствовал кожей, казалось, сейчас он просверлит меня насквозь.

— Ты хочешь сказать, что сможешь?

— Смогу.

— Почему ты так думаешь? Ты пробовал?

— Пробовал. Давно, правда. Но я уверен, что смогу.

— Вот как.

Кот покусывал губы и глядел так, будто увидел меня в первый раз.

— И ты возьмёшься?

— Да.

— Ты ведь даже не тренирован. Эти их специальные штучки…

— Да.

— Птаха. Ты Весёлого Джо помнишь?

— У меня брат такой же, — поднял я глаза на Кота. — Давно. Хочешь меня отговорить?

Помолчав, лейтенант спросил:

— Почему не сказал тогда?

Я не ответил, и он не стал переспрашивать.

Кот встал, прошёлся взад-вперёд по комнате, остановился у окна, приподнимаясь на носках и легонько покачиваясь — вверх-вниз.

— Неужели тебе не хочется взять большой куш? — сказал я ему в спину. — Настоящий, такой, что раз в жизни? Легендарный? Что же ты за бандит, Кот, если тебе не мерещится большой куш?

Лейтенант резко обернулся, изломом вскинул бровь.

Хмыкнул.

Покачал головой.

— Я узнаю насчёт симбионта, — наконец пообещал он. — Правда, тебе ещё придётся доказать, что ты это можешь.

***

Вечером я забрёл к Лике — наудачу, в общем-то, не надеясь её застать; тем не менее, она оказалась дома.

— Бедный и бледный, — прокомментировала она, окинув меня взглядом. — Зато живой. Досталось?

— Я думал, ты сегодня работаешь, — пробормотал я, неловко усаживаясь на жестковатый стул.

— Ты бы уж сразу на диван укладывался, герой, — грустновато рассмеялась Лика, правильно оценив моё ёрзанье. — На животик. Легко отделался, я тебе скажу. Каланча вчера прилетел просто бешеный. Рвал и метал.

Лика помолчала и добавила тихо:

— Я так перепугалась, Птаха. Я… из-за тебя сегодня на работу не пошла. Не смогла просто. Боялась… хотела сразу узнать, если что.

И она почти неслышно всхлипнула.

— Лика, — сказал я строго. — Ну ты что, в самом деле? Думаешь, я не соображаю, что делаю? Ну-ка прекрати. Милая… Слушай, можно я, правда, на диван лягу?

— Угу…

— Я ведь не просто так исчезал, Лика. Я план принёс. Реальный. Ребята до сих пор гудят, как пчелы.

— Угу… То-то тебя эти пчелы покусали… Сидеть не можешь…

— Ну, так нечестно, — смутился и слегка обиделся я. — Во-первых, я могу.

— Лежи, лежи, герой, видела уже…

— Во-вторых, это издержки и вообще мелочь. Ты ведь сама советовала действовать, а не выжидать. Так вот, у меня получилось! У меня есть реальный план, понимаешь, Лика? Настоящий большой куш! Возможность решить все проблемы! Эти… недоразумения по сравнению с главным не стоят выеденного яйца.

— Угу…

Лика вздохнула, улыбнулась мягко и немного печально.

— Птаха… Ты такой смешной и глупый малыш. Советовала… Конечно, я советовала, и даже всё правильно, наверное, говорила. Советовать мы все, бабы, горазды.

Она присела на диван рядом со мной, легко и нежно провела рукой по спине.

— А вы, мужики, горазды прожекты строить. Кого не послушаешь — воз идей и планов, и так уж всё расписано, и как что произойдёт, и как замечательно всё потом станет… И так привыкаешь уже участвовать в этой игре, и делаешь вид, будто всё всерьёз, сама уже веришь… Всерьёз слушаешь, всерьёз советуешь.

Мягкая рука взъерошила мои волосы.

— Только… Чтобы, как в омут головой, от слов сразу к делу… Этого уже и не ждёшь. Забываешь, что бывает и так…

— Так ты мне не поверила.

— Нет, Птаха, ты так не думай, пожалуйста, — серьёзно попросила Лика. — Я верю. Я не помню, чтобы кому-то удавалось вырваться отсюда… Но тебе удастся, точно. Кому же, если не тебе. Ты… Ты просто будь осторожней, ладно? Глупостей не наделай, малыш.

— Я не малыш, Лика. Не зови меня так.

— Ты смешной колючий ёжик. Покажи попку-то, полечу.

— Не надо.

— Какой сердитый. Тогда я и спрашивать не буду.

— Не надо!

— Надо, надо. Легче же станет. Не смей меня стесняться, дурачок.

— Лика…

— Ладно тебе, не буду, не буду… Птаха… Миленький мой…

Загрузка...