Разбитое сердце Адрианы

10 Глава: Матео

Наконец-то наступил тот момент, когда я, сидя за своим ноутбуком в своей комнате, мог обсудить деловые вопросы с одним из акционеров компании.

— Господин Гутьеррес, — поприветствовал меня Фалицкий.

— Господин Фалицкий.

— Не думал, что доживу до такого момента, когда ты не явишься в офис.

— Все бывает в первый раз. Давай приступать к основному.

— Не вопрос.

Мы обсуждали последние финансовые результаты компании, планы по расширению и новые инвестиционные возможности. Я был увлечен разговором, чувствуя себя в своей тарелке, когда речь заходила о финансовых аспектах и стратегических решениях.

Несмотря на то, что обсуждение было серьезным, я все равно чувствовал радость и удовлетворение от того, что мог вернуться к тому, что меня удовлетворяет.

По завершении разговора я пометил необходимые нюансы.

Чувствую, как боль начинает овладевать моим телом, заливая каждую клетку острым, пронзающим ощущением. Я знаю, что это неизбежно, что мое тело не сможет выдержать эту мучительную агонию. Я уже три дня его не снимал.

— Черт. Надо было снять в эту ночь, — с трудом поднимаюсь из кровати и с тяжелым сердцем иду в ванную комнату.

Следующие мгновения становятся нестерпимыми, когда я начинаю снимать протез с моей ноги. Каждое движение вызывает леденящую боль, которая заставляет меня сжимать зубы и пригибаться под тяжестью страданий. Но мне нужно освободиться от этого металлического обременения, чтобы облегчить свои муки.

— Кайф, — наконец, протез оказывается на полу, и я ощущаю, как облегчение наполняет мое тело. Но боль не уходит, она лишь немного уменьшается, давая мне хоть какое-то дыхание. Я стою в ванной, склонившись над раковиной, сглатывая слезы и молча проклиная свою судьбу.

Включив воду и дождавшись пока ванна наполниться. Я собрал последние остатки воли, и начал медленно опускаюсь в ванну, чувствуя, как теплая вода обволакивает мое тело и немного смягчает мои страдания.

И я знаю, что с каждой секундой я становлюсь сильнее, что эта боль не победит меня. Я закрываю глаза и предаюсь этому моменту отчаяния, зная, что в конце концов я снова встану и буду идти вперед, несмотря ни на что.

Выбравшись из ванны, я присел на бортик и начал вытираться.

Вдруг дверь открывается и в комнату входит Адриана, от которой я скрывал свое истинное состояние.

Мое сердце забилось быстрее, понимая, что она увидит меня без протеза. Она обращает внимание на стул, на котором лежал мой протез, и взгляд ее останавливается на моих ногах. Я чувствую себя неуверенно и уязвимо, словно разоблаченный.

Девушка, не произнеся ни слова, подходит к протезу и начинает его разглядывать. Я молча смотрю на нее, пытаясь понять, что происходит. Она оборачивается ко мне и спрашивает.

— Почему ты мне об этом не сказал?

— Выйди отсюда, — рявкаю я.

Развернувшись, она покидает комнату.

Оставшись один, я осознаю, что это был момент истинной слабости и уязвимости. Я не хочу, чтобы кто-то видел меня без протеза, я не хочу, чтобы меня жалели или сочувствовали. Я принимаю себя таким, какой я есть, но все же боюсь быть обнаруженным.

— Блять, блять, блять, блять, — начинаю лупить кулаком по бортику ванны.

Поднимаясь с бортика, я начал надевать свой протез на левую ногу. Я робко вставал на ноги, стараясь не сорвать баланс. Затем я открыл шкафчик и выпил огромную дозу обезболивающих таблеток, чтобы снять острую боль.

Пройдя через комнату, я вышел в гостиную, где Адриана сидела, встревоженно оглядывая меня.

— Тебе лучше его снять и дать время на отдых, хуже ведь будет, — прошептала она.

Ну, вот какого хуя она такая заботливая? Ведьма двуличная. Она не знает, какого мне сейчас стоят перед ней после того, что она улицезрела.

— Я сам решу, что мне лучше, — рявкнул я. — И убери свой убогих взгляд, не смей меня жалеть. Мне твоя жалость нахуй не нужна.

Она поднялась с дивана и посмотрела на меня таким взглядом, что в этот момент мне захотелось исчезнуть.

— Это ты захлопнись, ублюдок чёртов. Я тебе не жалею и никогда пожалею. Потому что ты ублюдок и вас таких много, а тратить на тебя свое время я не стану. Я выразила лишь чувство сострадания. Потому что прекрасно осведомлена, что протез нужно снимать и давать время на отдых. С этого момента не смей со мной говорить или что-то спрашивать в неподобающем тоне. Угрожать, оскорблять и унижать я не позволю. Этого дерьма мне хватало целых восемнадцать лет, где я была в заточения. Каждый день был исполнен страха, боли и унижений. Они оскорбляли меня, избивали, лишали еды и закрывали меня в темные чуланы, как будто я была каким-то ненужным мусором. Я не могу забыть те моменты, когда мои крики о помощи были игнорированы, когда мои слезы стекали по моим щекам беспомощно. Я была всегда одна, обделенная любовью и заботой, растущая в тени страха и большого гнетущего молчания. Но я выстояла. Мои раны затянулись, но они остались в моей душе, как глубокие шрамы, напоминающие мне о том, что я пережила. Я прекрасно вижу и знаю, что маленькая и не смогу дать тебе отпор. Но блять я не могу по другому. Мне морально больно, когда ты постоянно меня унижаешь и оскорбляешь, когда я тебе ничего не сделала. Это ты вырос с золотой ложкой, а не я. У тебя все было прекрасно, когда я выживала. Когда я каждый день не покладая рук работала за гроши, ты наслаждался жизнью. А теперь у меня амнезия и не помню. Не помню, ты это хоть понимаешь? А теперь я вижу, что никогда бы не стала твоей женой. Я не знаю, что ты задумал, но на это дерьмо я не поведусь. Рожать от тебя не стану. Найди другую дуру, что согласится отдать своего ребёнка монстру, что убивает людей и не ощущает ни капли сострадания, — закончив свой монолог, она утерла слезы и направилась на улицу.

Я слушал ее с открытым ртом, не веря своим ушам. Ее голос звучал дрожащим, а в глазах было отражено пережитое страшное время. Я не мог представить, как это возможно — оскорблять, унижать и лишать еды детей, которые так нуждаются в заботе и любви.

Мне хотелось обнять Адриану, сказать ей, что теперь все позади и она в безопасности. Но я знал, что слова не могут исцелить столь глубокие раны.

— Какова вероятность, что если пойду за ней усугублю ситуацию или дать время остыть?

Я понял, что нужно немного времени, чтобы все улеглось.

Пока она была занята своими мыслями, я сел за работу. Проверил документы, ответил на несколько писем, и убедился, что все дела в порядке. Это помогло мне отвлечься и немного расслабиться.

Позже, когда пришло время готовить ужин, я решил приготовить котлеты из мяса и гарнир из овощей. Включил плиту и разогрел сковороду с небольшим количеством растительного масла.

Пока сковорода разогревалась, начал готовить мясо. Размял фарш, добавил соль, перец и любимые специи, тщательно перемешал все ингредиенты. Затем взял небольшую порцию фарша и начал формировать котлеты, придавая им круглую форму.

Когда сковорода стала достаточно горячей, положил котлеты на нее и начал обжаривать их с обеих сторон до золотистой корочки. По ходу приготовления переворачивал их, чтобы котлеты равномерно прожарились.

Пока котлеты жарились, начал готовить гарнир. Нарезал морковь, лук и перец кубиками, добавил немного растительного масла в сковороду и начал обжаривать овощи до мягкости.

Когда все ингредиенты были готовы, выложил котлеты и гарнир на тарелку и подал к столу.

Все это время я наслаждался ароматом приготовленной еды и радовался тому, что сделал вкусный обед своей собственными руками.

Когда она вернулась, я почувствовал себя ребенком, смерив меня взглядом, она прошла в свою комнату.

— И как это понимать? Она типа выйдет или голодовку устроила? Почему с женщинами так сложно?

— Уже сам с собою разговариваешь? — произнесла она, заставив меня вздрогнуть.

— Ты как так бесшумно прошла?

— А ты тише размышляй, какие бабы дуры.

— Может, пообедаем? — предложил ей.

— Ты умеешь готовить? — с удивлением произносит она.

— Да.

Мы молча присели за стол и также молча наслаждались едой, и я почувствовал, что напряжение между нами начинает рассеиваться.

— Я не вырос с золотой ложкой, как выразилась ты, — начал я для того чтобы внести ясность.

Подняв на меня взгляд, она наклонила голову влево, давая этим понять, чтобы я продолжил.

— Альберт является моим биологическим отцом, а мать Жасмин…

— А Луиза? — прервала меня.

— Она мать Давида, а мне приходиться мачехой. Мне было шесть когда я переступил порог отцовского дома. А в те годы, что прожил с мамой, были тяжелыми. Я всегда был один, а мама постоянно на работе.

— Почему ты переехал к отцу?

— Мама умерла, и я остался один… Альберт забрал к себе и дал свою фамилию.

— Но этой информации нет. Я искала на тебя информацию и там сообщают, что ты законный наследник.

Усмехнувшись, я отодвинул тарелку и вздохнул. — Не стоит верить всему, что пишут в интернете. Альберт постарался над моей биографией. Создал меня нового и в графу мать записал Луизу. Все, что я имею на данный момент, заработал сам. А про наследство нет и речи, давно известно, что именно Давид возглавит компанию.

— У вас это наследственное переписывать жизни людей? — удрученно спросила она.

— Так получилось…

— Так получилось? — рявкнула она. — Да как ты смеешь. В данной ситуации вообще не удивлюсь, что именно ты меня на машине переехал.

Твою мать.

Опустив взгляд, я допустил ужасную ошибку. — Это был ты, — прошептала с ужасом.

В тот момент я почувствовал себя полным неудачником и несчастным человеком. Я понимал, что мои действия причинили ей огромную боль и страх, и я не мог оправдать себя перед ней.

— Адриана, я не хотел, так сложились обстоятельства. Я признаю, что сбил тебя, но я сразу доставил тебя в больницу…

— Мне от этого должно стать легче? Брак это фикция?

— Да.

— Зачем?

— Мне нужен был брак, ну и ребенок, — на этот раз мои слова казались шепотом.

— Какой же ты урод, — прошипела она. — Ты мне противен. Ты лишил меня моей жизни. Закрыл меня здесь как собачонку. Я ненавижу тебя, — поднявшись со стула, она отвела свой взгляд.

— Я настолько тебе отвратителен?

— Да, — следует её незамедлительный ответ, от которого внутри все обрывается.

Горько усмехнувшись, я поднялся с места. — Ты ничем не отличаешься от других, смотришь лишь на внешность.

Я понимал, что не каждая девушка сможет полюбить меня таким, какой я есть. Она всегда будет видеть только мои шрамы, мой протез, мою боль. Она никогда не сможет пройти мимо моего внешнего вида и увидеть настоящего меня, скрытого за всем этим.

Моя душа была уязвима, как мое тело. Я чувствовал, что никто не сможет понять и принять меня искренне. Эта мысль была как удар в грудь, разрывающий мое сердце на части.

Развернувшись ко мне, она произнесла. — Я не о твоих шрамах, мне на них плевать, я о твоей душе. Она у тебя отвратительная.