Разгадка тайны Стоунхенджа

Глава 4
МЕТОД

Светает.

На равнине собралась огромная толпа — ведь занимается особый день, день принятия решения.

Небо на востоке розовеет…

До этого слышался смех, люди возились и толкались, чтобы согреться. Английские ночи бывают холодными даже в разгар лета. Но теперь толпа затихает. Все смотрят на горизонт, туда, где на фоне неба вырисовываются два одиноких дерева. Над этими деревьями веером, словно от единого фокуса, разбегаются многоцветные лучи утренней зари.

Говорит жрец:

— Люди! Глядите внимательно. Если бог восстанет в священном месте, это благой знак. Исполняется пророчество. Все знамения благоприятны. Тут воздвигнем мы храм, и бог будет доволен. Он охранит вас в жизни и будет оберегать дух каждого из вас после смерти.

Говорит вождь, широкоплечий и стройный, с высоким лбом, характерным для его племени:

— Это великая честь для нас, что сам бог избрал нашу землю, чтобы здесь был построен его священный храм. Это хорошо.

Люди отвечают гулом согласия.

(«Да, — думает жрец, — благодаря этому храму я буду знать, когда мне созывать людей на это место в этот самый день, чтобы они увидели, как бог входит в свое святилище. Благодаря этому храму я буду знать еще много разных вещей, очень много». «Да, — думает вождь, — этот храм будет залогом нашего союза с богом, мощной крепостью и свидетельством нашего могущества. Мы уже угодили богу, и он называет жрецу лучшее время для посева и для охоты, а этим храмом мы угодим ему еще больше — мы будем велики». «Да, — думают люди, — это большая работа, но она стоит того».)

Небо разгорается все сильнее.

Жрец вскидывает руки.

Рядом с ним вождь принимает молитвенную позу.

Секунда невыносимого блеска, мгновение вечности, магический миг рождения… вспышка… и как раз между двумя далекими деревьями, красно-золотой, огромный, встает бог…

…И на следующий день началась колоссальная, освященная свыше работа…

Вся эта картина, как на заре дня летнего солнцестояния собирались жители доисторического селения, разумеется, создана воображением, но воображением сугубо археологическим, натренированным на оценке прошлого, использующим материальные памятники, созданные этими людьми, которые сами исчезли, но оставили после себя свидетельства своего существования.

Мы можем с большой долей вероятности строить догадки об их внешности и характере. И равным образом, анализируя инструменты и следы работы этих инструментов, которыми изобилует Стоунхендж, мы можем воссоздать их рабочие приемы.

Первый этап строительства был, по-видимому, и самым простым, хотя далеко не легким. Он заключался в одновременном выкапывании рвов и насыпании валов.

Стоунхендж все еще буквально завален инструментами, оставшимися после этой массированной строительной операции. В нескольких лунках и во многих частях рва были найдены старые кирки и лопаты. Подполковник Холи в обследованном им участке рва выкопал восемьдесят кирок.

Кирки эти представляют собой рога обыкновенного оленя, а лопаты — бычьи лопатки. Возможно, строители пользовались и еще какими-то орудиями из кости — некоторые обломки костей напоминают современные грабли, — еще какими-то кремневыми орудиями, кроме осколков кремня, а также и деревянными орудиями, которые Давно уже сгнили. Вероятно, у них были какие-то корзины из древесного материала или из кожи, которые теперь тоже обратились в прах.

Следы на стенках рва и лунок показывают, что кирки не вгонялись туда просто руками. Мел для этого слишком тверд, и запас кирок истощился бы почти так же быстро, как и терпение строителей. Отростки на рогах, вероятно заострялись, кирка вгонялась в мел с помощью ударов чем-то тяжелым, а затем поворачивалась из стороны в сторону, чтобы выломать кусок.

Эти куски, без сомнения, складывались в корзину и доставлялись к насыпи либо теми же людьми, которые укладывали их в корзину, либо по цепочке.

Были изготовлены копии этих первобытных орудий, а затем землекопам средней силы и ловкости поручили их испытать. Выяснилось, что человек может с их помощью выкопать кубометр мела при такой твердости, как у мела Солсберийской равнины, за девятичасовой рабочий день. Как ни удивительно, оказалось, что даже с лучшими современными кирками и лопатами землекоп неспособен намного превзойти этот результат; проверка показала, что с помощью современных инструментов кубометр мела удается выкопать за семь часов вместо девяти. Каждому землекопу, вероятно, требовалось два помощника, чтобы набирать мел в корзины и уносить его. Поскольку объем валов составляет почти 3500 кубометров, то 100 землекопов с помощью 200 подручных могли бы закончить эту работу за 35 дней. Накидывая «выходные дни», а также периоды дождей, когда мел становился слишком скользким, можно сделать вывод, что для постройки вала нескольким сотням рабочих, вероятно, потребовалось не больше одного летнего сезона.

Установка камней Стоунхенджа I, II и III потребовала гораздо больше несравненно более сложного труда, чем выкапывание мела и насыпание валов.

Обыкновенный турист, стоящий в тени этих огромных безмолвных камней, которые выглядят так, словно они были тут от начала времен, настолько поддается благоговейному ощущению таинственной древности, что даже не задает себе простого и ясного вопроса: «А как эти камни попали сюда?» Ведь не спрашивает же он, как росли секвойи Калифорнии или откуда взялся Ниагарский водопад. Ему почти достаточно средневековой веры в магическую силу Мерлина; кто станет гадать о том, как возникло такое первозданное творение, этот великий каменный храм?

Однако археологи, смело проникающие не только в могильники, но и в психологию людей далекого прошлого, задали себе такой вопрос. И ответили на него, вполне закономерно прибегая к помощи фантазии там, где самые тщательные исследования не принесли никакого материала. Они реконструировали то, что смогли, строили предположения, когда иного выхода не было, и по кусочкам создали очень правдоподобную и убедительную теорию о том, где были найдены эти камни (не в Ирландии!), как они обрабатывались, как перевозились и как устанавливались.

Картина получилась поразительная. Оказалось, что обитатели Британии каменного и бронзового веков были вовсе не традиционными первобытными дикарями, вся «культура» которых исчерпывалась умением красить свое тело в голубой цвет с помощью вайды, но хорошо организованными, искусными в ремеслах, умелыми и находчивыми людьми. Ответ на вопрос, как возник Стоунхендж, не менее интересен, чем ответы на вопросы «когда» и «зачем».

Начнем с голубых камней (следовало бы сказать — с так называемых голубых камней, ибо в Стоунхендже этим наименованием обозначаются пять разных пород, объединяемых только вулканическим происхождением и голубоватым отливом, который особенно заметен, если их облить водой).

Материал большинства голубых камней — это долерит, крупнозернистый зеленовато-голубой камень, но двенадцать камней, от которых остались только глубоко ушедшие в землю основания, очень интересны по составу: пять из них — это вулканическая лава темного серо-синего оттенка, так называемый риолит, четыре — довольно темный оливково-зеленый вулканический туф, два — сероголубой коушстонский песчаник и один — известковый туф. Разнообразие природы, размещение, степень выветривания этих разного типа камней дает геологам обильную пищу для размышлений, но неспециалисту в этих голубых камнях интересно следующее: все три главных типа — Долерит, риолит и вулканический туф — встречаются в близком соседстве друг с другом на очень небольшом участке (около 2,5 квадратных километров) в Уэльсе в горах Преселли, и только там. «Таким образом, теперь Уже нет сомнения, — отмечает Аткинсон, — что голубые камни были отобраны и вывезены в Стоунхендж именно из этого очень ограниченного района». Расстояние по прямой составляет почти 210 километров, но путь, по которому могли катиться катки, плыть плоты и вновь катиться катки, составляет более 380 километров (рис. 6). Если вспомнить, что эти восемьдесят голубых камней (а их могло быть и больше) весили до пяти тонн каждый, такой путь покажется очень длинным. Нигде больше в доисторической Европе никакой другой народ не совершал ничего похожего на эту удивительную доставку строительного материала. Сравнить с ней можно, пожалуй, только доставку в Стоунхендж других больших камней, сарсенов.

Как показано на карте, путь скорее всего начинался у месторождения голубых камней в горах Преселли, вел на юго-запад, достигая моря у Милфорд-Хейвена, тянулся вдоль побережья до Эйвонмута, затем вверх по бристольскому Эйвону и Фрому, по суше до реки Уайли, вниз по ее течению до солсберийского Эйвона и вверх по этой реке до Эймсбери и Аллеи Стоунхенджа. Общее расстояние, проходившееся по суше, — около 40 километров. Общее расстояние, проходившееся по воде, — около 350 километров. Этот путь представляется наиболее вероятным, так как позволяет в максимальной степени использовать безопасные водные пути. Кроме того, имеется и косвенное подтверждение этой гипотезы: вблизи Милфорд-Хейвена встречаются те две разновидности голубых камней, которых нет в горах Преселли — коушстонский песчаник и известковый туф. Можно предположить, что строители Стоунхенджа подобрали эти камни по дороге. Кроме того, в одном из длинных могильников близ того участка реки Уайли, по которому, согласно этой гипотезе, перевозились камни, был найден кусок долерита…

Вероятно, строители старались придерживаться речных путей, потому что везти камни по воде значительно легче. На суше они, наверное, пользовались не самым трудным способом — вряд ли они волокли камни прямо по земле без всяких приспособлений. Конечно, они пустили в ход все свои знания и уменье и везли глыбы на салазках, которые катились по бесконечной ленте катков из бревен. Тянули такие салазки упряжки мужчин, пользуясь веревками из скрученных кожаных ремней.

Такой метод кажется невероятно трудоемким. Но он, несомненно, был достаточно эффективен. Строители Стоунхенджа, по-видимому, не знали колеса, но даже если оно было им известно, это вряд ли что-либо изменило бы. Египтяне знали колесо за много веков до того, как был построен Стоунхендж, и тем не менее они тоже использовали салазки и катки для перевозки каменных глыб еще в 500 г. до н. э.

В 1954 г. Британская радиовещательная корпорация показала телевизионную программу, демонстрировавшую перевозку камней в Стоунхендж так, как это представлялось археологам. Бригады из мужчин и подростков проделали все необходимые операции.

Они привязали изготовленные из бетона модели голубых камней к простейшим деревянным салазкам. И начали тянуть. Оказалось, что 32 крепких молодых человека только-только способны тащить груз весом в полторы тонны вверх по наклонной плоскости с уклоном 4°. Когда Под салазки стали подкладывать катки по тому же методу, который используется при передвижении домов, то есть непрерывно перенося вперед остающиеся сзади катки, количество людей, необходимых для передвижения такого груза, сократилось до 24. Отсюда экспериментаторы сделали вывод, что примерно 16 человек на тонну достаточно для того, чтобы перетаскивать таким способом камни на километр — полтора в день.

Чтобы воссоздать возможный способ транспортировки по воде, экспериментаторы изготовили три деревянных челна, соединили их четырьмя поперечинами и погрузили на полученный в результате плот бетонную модель голубого камня. Плот осел сантиметров на 20, и команда из четырех человек без труда повела его, отталкиваясь шестами от дна. Собственно говоря, на спокойной воде с таким плотом вполне управился бы и один мальчик. Что произошло бы, если бы плот вышел на глубокую воду, где шесты не доставали бы дна, в телевизионной передаче показано не было, но считается, что примитивных парусов и весел было бы вполне достаточно, чтобы управлять им и продвигаться вперед.

Не исключена возможность, что некоторые из голубых камней — но не долериты — были привезены в окрестности Стоунхенджа за несколько столетий до начала его постройки и использованы в каком-то сооружении примерно в миле к северо-западу от него.

Более крупные сарсеновые камни, по-видимому, попали в Стоунхендж из мест, расположенных к нему гораздо ближе Уэльса. Можно почти с полной уверенностью считать, что эти 80 огромных глыб были доставлены туда с Марлборо-Даунс, лежащего всего километрах в 30 к северу. В те времена такие глыбы можно было найти там прямо на поверхности, а потому трудности, связанные с их добычей, отпадали сами собой. Как писал в 1747 г. Джон Вуд, «Марлборо-Даунс, а вернее Дунс или Дьюнс, усыпан камнями, точно такими же, как светлые столпы Стоунхенджа… Они разбросаны по поверхности… и в просторечии именуются Серыми Баранами».

Путь сарсенов начинался в Эйвбери или где-то рядом с ним, и, возможно, они подвергались важной церемонии освящения, когда их тащили через глубоко почитаемые круги этого памятника по пути к их окончательному ритуальному использованию в Стоунхендже; так пилигримы заходят получить благословение в приходской церкви по дороге к собору. Возможно, некоторые из камней перед тем, как их перевезли на юг, были частью сооружения Эйвбери.

В среднем сарсены весят около 30 тонн, а вес самых больших — вертикальных камней трилитов — превышает эту цифру еще тонн на 20. Если считать по 16 человек на тонну, то, чтобы тащить такие камни, потребовалось бы человек 800 и, возможно, еще 200 человек, чтобы перетаскивать катки, рубить кустарник, направлять салазки и т. д. Чтобы перевезти сарсены из Эйвбери в Стоунхендж, тысяче человек пришлось бы заниматься этим полных семь лет.

В 1961 г. Патрик Хилл, геолог из Карлтонского университета в Оттаве, предложил другой маршрут, отличающийся от общепринятого. Согласно его теории, сарсены брались там, где горные породы выходят на поверхность к югу от реки Кеннет (рис. 7) и доставлялись на юг к реке Эйвон. Сейчас это ручей глубиной всего в полметра, но в те дни климат был иным и река могла быть глубже. Или же, по мнению Хилла, на ней могли построить плотину вблизи Эймсбери, чтобы поднять уровень воды. В любом случае, даже если камни не прямо сплавлялись по реке, их могли частично поддерживать поплавками, пока тащили по руслу потока или волокли на салазках по берегу. Из Эймсбери их могли тащить к Стоунхенджу по Аллее.

Интересны в теории Хилла еще и следующие его предположения: А) камни сбрасывались с 50-метрового обрыва холмистой гряды, окаймляющей с севера долину Пьюзи; Б) их могли везти на салазках по льду или по слежавшемуся снегу, так как зимы тогда могли быть холоднее; В) их могли собирать на перевалочных пунктах и перетаскивать разные команды через большие промежутки времени.

Обсуждая пункт А, он высказывает предположение, что спускать большие глыбы по крутому склону можно было бы следующим способом: наверху их снимали с салазок и пускали скользить по скату, сооруженному из обтесанных бревен, уложенных торцами встык по направлению движения. Такое скольжение, считает он, могло оставить следы на камне, и он приводит в качестве возможного примера длинные борозды на сарсене № 16.

Что касается пункта Б, то Хилл говорит, что у нас нет возможности установить, насколько отличались английские зимы бронзового века от современных, но если они все-таки были холоднее, лед и снег значительно облегчили бы перетаскивание камней. Он утверждает, что по гладкому льду вниз по небольшому уклону, который имеется на 27 из 34 километров этого пути, тащить на салазках 50-тонный камень свободно могли бы 25 человек, а то и меньше.

Что касается пункта В, то, по его мнению, «транспортники» бронзового века, вероятнее всего, максимально использовали климатические условия и перетаскивали камни только зимой, когда земледельческие работы почти прекращаются, а снег и лед облегчают перетаскивание. Кроме того, они могли заниматься этим по ночам, когда хозяйственные заботы остаются позади, а температура становится гораздо ниже. Может быть, полагает он, они даже растягивали перетаскивание некоторых камней на несколько зим.

Однако, как мы увидим, есть данные, указывающие, что в Англии тогда был период температурного максимума, а это делает гипотезу ледяных дорог весьма сомнительной.

Какие бы пути ни были выбраны для сарсенов и голубых камней и какие бы методы ни применялись, доставка огромных глыб с Марлборо-Даунс и из Уэльса в Стоунхендж была, бесспорно, колоссальным предприятием и требовала усилий значительной части населения юга Англии.

Но вот камни доставлены на место строительства; каким образом их там оббивали, обтесывали, шлифовали и устанавливали?

Тут в распоряжении археологов есть больше фактов, помогающих реконструировать эти процессы. В своих Догадках они могут опираться на следующие материальные свидетельства: небольшое количество каменных осколков, порядочное число инструментов и сведения о приемах, которыми пользовались мастера той эпохи в Других частях тогдашнего мира, где отсутствие письменности вовсе не исключало обмена информацией.

Несомненно, некоторой первичной обработке камни подвергались еще на месте добычи: голубые камни — в Уэльсе, сарсены — на Марлборо-Даунс. Глыбы, величина которых была больше требуемой, почти наверное обкалывались примерно до нужных размеров, и только потом их начинали перетаскивать. Обкалывание могло производиться путем загонки клиньев в трещины; затем клинья намачивались, отчего они разбухали, или же по ним просто били чем-то тяжелым.

Возможно, для раскалывания камней применялась относительно высокая техника, использовавшая высокую и низкую температуру и удары. При этом методе после того, как намечается желаемая линия раскола, на камне точно по этой линии разводится огонь, а затем на раскаленную поверхность льется холодная вода. Пока этот участок находится под воздействием жара и холода, по нему бьют молотками или тяжелыми камнями, в результате чего может отвалиться большой кусок или же вдоль намеченной линии пройдет глубокая трещина.

Когда необработанные или первично обработанные глыбы прибывали в Стоунхендж, начиналась более тонкая обработка и шлифовка. Это делалось несколькими способами, из которых ни один не был ни быстрым, ни легким.

Вероятно, обработка камней в основном производилась с помощью больших молотов, весивших до 30 килограммов. Молотами служили камни подходящей формы, которых вокруг валялось сколько угодно. Поскольку сарсены очень тверды, для молотов брался тот же материал.

Удары молотов воздействовали на поверхность верно, но очень медленно. Современные эксперименты показали, что сильный мужчина, бьющий по сарсену молотом, способен сколоть около 100 кубических сантиметров за час. Аткинсон считает, что с сарсенов Стоунхенджа было отбито по меньшей мере 50 кубометров камня. Эта работа должна была потребовать почти 1 000 000 человеко-часов.

После того как с помощью грубой отбивки камню весьма приблизительно придавалась желаемая форма, начиналась более тонкая обработка.

Искусно направленными ударами молотов в сарсенах выбивали длинные мелкие желобки глубиной 5–8 сантиметров и шириной 20–25 сантиметров. Они обычно тянулись во всю длину камня. Затем молотами сшибали гребни между желобками. Такие боковые удары самыми тяжелыми молотами отбивали осколки — это были единственные осколки, которые получались во время обработки камней.

За этой черновой обработкой иногда следовала более тонкая и точная. На камне выбивались небольшие борозды, не длиннее 22 сантиметров, шириной 5 сантиметров и глубиной полсантиметра. Иногда выбивалось несколько коротких глубоких борозд — возможно, чтобы убрать некрасивый выступ.

Порой — отнюдь не всегда — вся исчерченная бороздами поверхность выравнивалась с помощью все того же приема отбивки.

И в заключение поверхность, выровненную таким способом, иногда делали еще глаже с помощью шлифовки. По ней взад и вперед протаскивали тяжелые сарсеновые камни, причем, возможно, в качестве абразива под них сыпали толченый кремень, смоченный водой.

С помощью одного или нескольких из этих способов камню придавали нужную форму и очень высокую степень гладкости. Даже шипы и гнезда можно было подогнать друг к другу весьма аккуратно.

«Резьба» Стоунхенджа, открытая в 1953 г., без сомнения, создавалась методами, сходными с методами более грубой обработки. Сарсеновый камень нельзя резать кремнем, и даже бронзе он поддается с трудом, а потому, вероятнее всего, изображения топоров и кинжалов были выбиты «слабыми» ударами и выцарапыванием. (Украшение древних камней современными инициалами «в поисках, — как выражаются археологи, — поганейшего бессмертия» производилось современными методами резьбы по камню. Наиболее любопытны из этих современных надписей вопросительный знак с буквами LV в его изгибе, вырезанный на камне № 156 лет 130 назад, и весьма ясно видное ΙΟΗ: LVD: DΣFΣRRΣ на камне № 53. Из-за греческих Σ эту надпись возводили к античным временам, на самом же деле ее выбили в XVII веке для субъекта, звавшегося Иоганнес Людовикус (Джон Льюис) Деферре, или он сам ее выбил.

Из голубых камней Стоунхенджа шлифовке подверглись лишь немногие, но все сарсены Стоунхенджа III несут на себе следы шлифовки. И в большинстве случаев, когда шлифованная поверхность оказывалась неровной или незавершенной, камни устанавливались наиболее гладкой стороной внутрь, к тем, кто находился в пределах священного круга.

Сейчас многие сарсены выглядят такими неровными, испещрены такими впадинами, что кажется, будто их никогда не подвергали обработке. Но это — результат воздействия времени, долгих тысячелетий выветривания. Выветривание же шло неравномерно. Сарсен неоднороден, и ветер с водой высверлили в нем глубокие дыры.

Ни в каком другом мегалитическом памятнике Европы не насчитывается столько шлифованных камней, как в Стоунхендже. Ближайшими его соперниками в этом отношении являются гробницы в Нью-Грейндже в Ирландии и Мэс-Хью на Оркнейских островах — там, откуда к Круглому Столу короля Артура приехал чародей Гавейн с братьями Аггравейном, Гаретом и Гахерисом.

Для того чтобы установить камни, строители сначала выкапывали лунки — их глубина соответствовала длине той части камня, которую предполагалось закопать в землю, а длина и ширина были сантиметров на 90 больше, чем камень. Три стенки лунки делались отвесными, но четвертой придавался наклон примерно 45°, что превращало ее в приемный пандус. Когда камень был готов для установки, стенку лунки напротив пандуса одевали толстыми деревянными кольями, чтобы конец соскальзывающего в лунку камня не воткнулся в нее. Камень подкатывали к лунке, сталкивали на пандус, и его конец сползал по кольям, не осыпая земли. Затем с помощью веревок, сплетенных из полосок кожи либо из растительного материала, и каких-нибудь примитивных талей, которые тогдашние люди были способны придумать и сделать, человек двести могли поставить 30-тонный камень вертикально. Едва он принимал вертикальное положение, все пустое пространство у его подножия заполнялось с вполне понятной отчаянной быстротой. Строители кидали в яму все, что только попадалось под руку, лишь бы не дать камню завалиться: молоты и другие орудия, камни, кости, мусор, дерн — в дело шло все. Затем начиналась утрамбовка. После этого, вероятно, чудовищную глыбу оставляли в покое на многие месяцы, чтобы земля вокруг подножия уплотнилась и всякая осадка прекратилась. Разумеется, с эстетической точки зрения было очень важно, чтобы вершины сарсеновых трилитов и вертикальных камней кольца находились на одном уровне, а это означало дополнительные измерения, обколку и придачу нужной формы уже после установки.

Важно заметить, что нижние концы вертикальных камней были тщательно оббиты в тупой конус, так, чтобы после спуска в лунку их можно было установить поточнее, слегка поворачивая.

Каким образом производилась заключительная и наиболее поразительная из операций — укладка перекладин, мы можем только гадать. Нет никаких материальных или иных свидетельств, которые могли бы нам в этом помочь.

Если мы признаем за строителями изобретательность, на которую указывают остальные этапы работы, а также доказанное умение изготавливать орудия и высокую организованность людей того времени, то нам представится вероятным, что перекладины поднимались методом перекидывания с помощью наращиваемых штабелей из бревен. Делалось это так: перекладину располагали на земле у подножия ее будущих двух опор, а затем перпендикулярно к ней укладывали слой положенных на землю бревен. Потом ее переваливали на бревна, а на том месте, где она перед этим лежала, настилали еще бревна, но уже в два слоя — параллельно ей и перпендикулярно. Затем камень переваливали на этот более высокий помост, а на бревна с другой стороны накладывали еще два слоя и переваливали перекладину туда. Так продолжалось до тех пор, пока деревянная башня не поднималась до верха вертикальных камней. Последней задачей было перевалить перекладину так, чтобы ее гнезда легли на шипы вертикальных камней.

Такая башня из продольных и поперечных слоев потребовала бы полутора километров шестиметровых бревен диаметром 15 сантиметров с заранее вырубленными пазами, как у бревен, из которых строят хижины.

Перекладину можно было бы поднять на нужную высоту и другим способом — по земляной насыпи, как поднимались камни пирамид. Это предположил С. Уоллис в 1730 г., и еще в 1924 г. Эдвард Стоун в своей безапелляционной книге «Камни Стоунхенджа» выдвинул ту же теорию, указывая, что перекладины можно было бы втаскивать по насыпям крутизной даже 40°. Но сооружение и уборка подобной насыпи для каждой из 35 перекладин Стоунхенджа потребовали бы колоссальной работы, намного превосходившей тот труд, который был затрачен на сооружение рва и валов Стоунхенджа I, и поскольку последние исследования участков у основания вертикальных камней не выявили ни малейших следов земляных насыпей, теперь считается, что этот метод использован не был.

Можно было также строить из бревен пандусы, но они потребовали бы больше бревен, чем башни, и были бы гораздо менее надежны.

Для любознательного читателя, возможно, будет интересно сравнение уникального каменного памятника Европы с другим поразительным каменным сооружением древности— египетской пирамидой Хеопса. Эта великая пирамида сложена из 2 300 000 каменных блоков со средним весом 2 ½ тонны; наиболее крупные блоки весили 15 тонн. Ее высота составляла 146,7 метра, а площадь основания — 15 гектаров. Подобно подавляющему большинству из восьмидесяти с лишним больших пирамид, ее построили на западном берегу Нила, или на «берегу смерти». Она ориентирована точно по странам света с максимальной ошибкой (на восточной стороне) в 0,1°. Ее воздвигли всего за несколько лет десятки тысяч, если не сотни тысяч рабочих, скорее рабов, чем свободных.

Стоунхендж, менее массивный, но столь же искусно сооруженный, строился свыше трех веков сотнями или, самое большее, тысячами рабочих. Социальное положение этих рабочих нам неизвестно. Но у нас есть много оснований полагать, что их отношение к своей задаче было совсем иным, чем у египетских тружеников. Великая пирамида, вне всяких сомнений, была гробницей одного человека — Стоунхендж, вероятно, принадлежал всем[10].

На протяжении жизни многих поколений работа на Солсберийской равнине должна была поглощать значительную часть энергии — физической, умственной и духовной — и большую часть материальных ресурсов целого народа.

Общая оценка работы, потребовавшейся для создания Стоунхенджа I, II и III, дала следующие результаты:

К этому колоссальному итогу в полтора миллиона человеко-дней физического труда следует прибавить не поддающуюся исчислению, но безусловно огромную умственную работу. Организация, руководство, снабжение, необходимые для осуществления столь грандиозных общественных работ, несомненно, были крайне сложны и трудны. Каждого рабочего надо было во время работ кормить и одевать, и требовались люди, чтобы обеспечивать их всем необходимым. Планирование же и инженерное руководство были, как мы увидим, проведены с необыкновенной тщательностью и со всей степенью совершенства, которая вообще была доступна для тогдашней Британии. Вся эта «кабинетная» работа должна была требовать непрерывных усилий многих людей, наиболее талантливых и умных в стране, на протяжении нескольких поколений.

С каким современным проектом можем мы сравнить строительство Стоунхенджа? С программой космических исследований США? Относительные масштабы этих двух программ могут оказаться вполне сопоставимыми.

Космическая программа в настоящее время прямо или косвенно требует всей энергии одного человека на каждую тысячу человек самодеятельного населения США. Стоунхендж, бесспорно, поглощал по меньшей мере такую же часть национальной энергии — все население Англии того времени, по-видимому, составляло не более 300 000 человек, из которых не меньше 1000 работали на строительстве.

Космическая программа поглощает около 1 % всего национального продукта США. Стоунхендж, несомненно, поглощал не меньше. Его строительство, бесспорно, требовало от тогдашних жителей Англии гораздо больших усилий, чем космическая программа от американцев, и, вероятно, значило для них гораздо больше.