Разрешение на штурм

14. Управление по борьбе с терроризмом ФСБ России, Москва

11 мая – понедельник 18.25

После совещания из кабинета Егорова, Ватутин и Чигорин вышли вместе.

– Может, по пиву?

– Неплохо бы. Только куда я в таком виде? – остановившись, Ватутин провел рукой по своему камуфляжному комбезу.

– Верно, – усмехнулся Чигорин и тут же предложил. – Тогда приглашаю ко мне. Не пива, так хотя бы кофе выпьем за знакомство.

– Пойдем.

Они прошли до самого конца коридора. Кабинет Чигорина располагался почти напротив мужского туалета.

– Зато за водой близко ходить, – усмехнулся Вадим, подходя к двери своего кабинета. Он толкнул входную дверь, но она оказалась заперта. Это, однако, Вадима нисколько не смутило. Он вынул из кармана джинсов собственный ключ и, вставив его в замочную скважину, пояснил: – Напарник уже смотался. Он вообще дольше положенного задерживаться не любит. Но это и к лучшему. Никто не помешает, – добавил он, открывая дверь. – Заходи. Чувствуй себя как дома, – посторонившись, он пропустил Ватутина вперед. – А я пока чайник поставлю.

Кабинет выглядел вполне стандартно. Два письменных стола, поставленных лоб в лоб друг к другу. В дальних углах, возле окна, одинаковые стальные сейфы. У одной из стен платяной шкаф, напротив – два свободных стула. На одном из столов стоял компьютер.

– Твой? – спросил Ватутин, указав взглядом на компьютер.

– Напарника, – ответил ему Вадим, остановившийся возле платяного шкафа. – Моя вот эта техника, – обернувшись, он с усмешкой махнул рукой на наклеенный на стену красочный календарь с изображением байкерского мотоцикла, на руль которого облокотилась длинноногая красавица в обрезанных джинсовых шортах и узкой короткой маечке, из которой буквально рвались наружу пышные груди.

Взглянув на мотоцикл и постерную красотку, Ватутин откровенно рассмеялся. Вадим тем временем достал с полки платяного шкафа электрический чайник и, обернувшись к своему новому товарищу, скомандовал:

– Кофе, сахар и чашки в столе, в нижнем ящике. Давай, организуй все. А я за водой сгоняю.

Отдав распоряжение, он вышел за дверь. Александр подошел к столу, но тут его внимание привлекли разложенные на столе, под оргстеклом, любительские фотографии. Их было три. На одной из них группа из шести человек в полевой камуфляжной форме была запечатлена на фоне десантно-транспортного вертолета. Снимок получился не резким, тем не менее Ватутин узнал стоящего в центре полковника Егорова и своего нового коллегу Вадима Чигорина, расположившегося с краю. На втором снимке был запечатлен горный пейзаж с узкими долинами, снятый с вертолета, – в кадр попал внешний пилон с подвесным топливным баком. Ватутин лишь мельком взглянул на него. За свою службу он повидал множество покрытых «зеленкой», снегом и затянутых туманом гор, долин и ущелий Северного Кавказа, мирных, а чаще перечеркнутых трассерами автоматных и пулеметных очередей и дымными следами гранатометных выстрелов. Куда больше его заинтересовал третий снимок, где Чигорин в полевой форме в компании отделения автоматчиков, спустившихся с БТРа, был сфотографирован, на этот раз уже в центре, на фоне полуразрушенного городского квартала.

За изучением этого снимка его и застал вернувшийся Вадим.

– Так у тебя еще ничего не готово? – обиженно спросил он, поставив чайник на электрическую подставку и воткнув шнур в розетку.

– Давно из Грозного? – спросил у него Ватутин, ткнув пальцем в последний снимок.

Вадим бросил взгляд на фотографию:

– Четыре года назад. Я тогда еще старлеем был. Моя первая командировка в Грозный и вообще на Кавказ. – Он горько усмехнулся и добавил: – Если бы не Егоров, я там бы и остался, на куче мусора. Андрей Геннадьевич мне тогда жизнь спас. И всем этим ребятам, – Вадим постучал пальцем по фотографии, – тоже.

– Как это? – Ватутин вскинул на него вопросительный взгляд.

– Он тебе не рассказывал?! – в свою очередь удивился Вадим. – Я понял: вы с ним давние друзья.

– Нет, – отрицательно покачал головой Ватутин.

– Тогда слушай. Занятная история. – Воодушевившись, Вадим принялся рассказывать. – Поступила к нам оперативная информация о том, что группа чеченских боевиков готовит теракт в Москве. А взрывчатка для теракта якобы спрятана где-то в Заводском районе Грозного. В общем, опуская детали, скажу, что мы все-таки выследили бандитов, которые пришли за взрывчаткой. Решили брать их, когда они выйдут к тайнику. Ночь, третий час. Егоров в комендатуре Заводского района по рации руководит операцией. Я с отделением спецназа слежу за бандитами. Те и привели нас на бывший завод резинотехнических изделий. От завода, правда, одни разрушенные корпуса остались. Бандиты по заводской территории порыскали и рванули к одному из цехов. Я по рации доложил Егорову об их перемещении и за ними. А цех интересный оказался: окон нет, входные ворота каким-то строительным мусором и железными конструкциями завалены. Боевики у ворот покрутились и по пожарной лестнице на крышу взобрались, чтобы оттуда внутрь пробраться. Я про себя думаю: там мы их и возьмем. Спецназовцы, что со мной были, тоже подобрались, готовятся к штурму. И в этот момент выходит на связь Егоров и приказывает нам всем немедленно покинуть территорию завода, организовав наблюдение по периметру. Я чуть не обалдел: вот же они, боевики, и тайник со взрывчаткой где-то в цехе. А Егоров одно – покинуть территорию завода – и точка. Пришлось подчиниться. Выбрались мы, рассредоточились вокруг, наблюдаем. Час проходит, другой, рассвело – бандитов нет. В десять утра на пожарной машине, в сопровождении двух БТРов, приезжает Егоров, а с ним четверо эмчээсников в костюмах радиационной защиты. Ощупали нас всех своими дозиметрами и к цеху. А когда с крыши, через проделанную «чехами» брешь, в цех заглянули, все ясно стало. Оказывается, в этом цехе еще с советских времен располагалась установка полимеризации каучука. А в ней радиоактивные стержни, тонкие, как карандаши, но невероятной мощности излучения. Их-то бандиты и собирались установить в Москве в местах скоплений людей, но только и успели вскрыть установку да пару стержней оттуда вытащить, как окочурились. И с нами бы то же самое случилось, если бы мы следом за ними в этот цех полезли. А мы бы точно полезли, если бы Егоров нам не запретил. Я давай допытывался: откуда он про ту установку узнал. А Андрей Геннадьевич только усмехнулся. Цех, говорит, мне тот по твоему описанию не понравился: без окон, без дверей. Решил выяснить, что там до войны было. Так и узнал. Вроде все просто, но парни из спецназа, которые в ту ночь со мной были, на Егорова потом смотрели, как на бога. – Вадим обернулся на шум закипевшего чайника. – Ладно, давай кофе пить.

Он сам достал из нижнего ящика жестяную банку растворимого кофе, стеклянную банку с сахаром и две керамические чашки. Сделав очередной глоток, Чигорин спросил:

– Кстати, а как ты узнал, что снимок из Грозного? Он же не подписан.

– Мне эта панорама, – Ватутин еще раз взглянул на фотографию, – по ночам целый месяц снилась.

– Расскажи, – попросил Вадим.

Несколько секунд Ватутин сосредоточенно размышлял, потом кивнул головой:

– Ладно, дело прошлое. Можно и рассказать. Вскоре после того, как чеченское правительство вернулось из Гудермеса в освобожденный Грозный, в Заводском районе объявился бандитский снайпер и принялся обстреливать блокпост и районную комендатуру. Как раз отсюда и стрелял, – Ватутин еще раз бросил взгляд на фотографию.

– Так это ведь далеко! – удивился Чигорин. – От этих развалин до блокпоста метров пятьсот, а комендатура еще дальше!

– Шестьсот пятьдесят, – поправил его Ватутин. – Мастером оказался. Когда мою группу перебросили в Грозный из Ханкалы, эта сволочь уже успела трех наших солдат-вэвэшников застрелить, одного офицера комендатуры и двух чеченских милиционеров. Район заводских руин огромный, сам знаешь. Его целым батальоном неделю надо зачищать. А у меня в группе всего шесть человек. Тут тактика может быть только одна: в засаду и ждать. Тем более что было понятно: снайпер приходит на позицию ночью, в темноте, днем делает несколько выстрелов и тут же уходит. Мы определили здания, откуда он мог вести огонь, с наступлением темноты скрытно расположились вокруг, стали ждать. Но снайпер в ту ночь так и не появился. Мы пролежали в камнях до рассвета. Утром я увел бойцов на блокпост, а вечером мы снова выдвинулись на позиции. Трое суток мы выслеживали чеченского снайпера. По ночам выбирались в развалинах заводских цехов, а днем, по очереди сменяя друг друга, наблюдали за окрестностями с блокпоста. И вот на четвертый день...

Мысленно майор Ватутин вновь перенесся на три года назад в освобожденный Грозный, мирную жизнь которого то и дело нарушали жестокие и кровавые вылазки чеченских боевиков...

Рассвет наступил час назад. Но Ватутин все не давал команды своим бойцам возвращаться на блокпост, хотя сведенные ночным холодом мышцы вконец задубели. Ватутин не меньше своих бойцов мечтал о кружке горячего чая и шерстяном солдатском одеяле, в которое, придя на блокпост, можно будет завернуться и, согревшись под ним, поспать несколько часов до следующей бессонной ночи. Но какое-то необъяснимое чувство удерживало его на месте, за кучей кирпичных обломков, заставляя вновь и вновь вглядываться в пустые глазницы выбитых окон заводских цехов и административных зданий. Вокруг ничего не изменилось. Все было точно так же, как накануне, как и трое суток назад, когда десантно-штурмовая группа «Альфы», под его командованием прибыла на блокпост в Заводском районе Грозного. Ватутин взглянул на часы. Совсем скоро по дороге, на которой установлен блокпост, начнется интенсивное движение, и возвращающихся обратно «альфовцев» могут заметить военнослужащие с проезжающих машин и сами чеченцы. Засада будет расшифрована. А если эта информация дойдет до чеченского снайпера, он тут же сменит район и уже завтра может появиться где-нибудь в другом месте. Нет, надо уходить.

Ватутин приблизил пальцем ко рту микрофон своего радионаушника и тихо, но отчетливо прошептал:

– Парни, уходим.

Справа и слева от него, словно из-под земли, выросли шесть теней в маскировочных комбинезонах и быстро выстроились в колонну по одному, на расстоянии десяти метров друг от друга.

– Командир, мы готовы, – тут же раздался в наушнике голос заместителя.

Ватутин последний раз пробежал взглядом по фасадам полуразрушенных зданий и, поднявшись с земли, присоединился к колонне.

Через несколько минут группа из семи продрогших за ночь «альфовцев» добралась до блокпоста. В помещении бодрствующей смены, на столе, бойцов уже ждал неоднократно подогретый на электроплитке чайник.

– Что сегодня так долго? – обратился к Ватутину начальник блокпоста, дюжий налысо бритый капитан внутренних войск.

– Не знаю, – честно признался Ватутин. – Предчувствие какое-то нехорошее.

Капитан лишь пожал плечами и, ничего не ответив, вышел наружу. Ватутин приказал двум своим бойцам вести наблюдение, остальных после чая отправил спать, а сам с кружкой в руках подошел к смотровому окну. Снаружи, у перегораживающей проезжую часть дороги стальной трубы, раскрашенной красной и белой краской, прогуливался караульный дежурной смены в бронежилете и с автоматом на плече. Двое его напарников, расположившихся возле выставленного в стрелковую амбразуру станкового пулемета, о чем-то разговаривали между собой. Они не только не вели наблюдение, но даже не смотрели по сторонам. Ватутин поморщился. Не удивительно, что при таком несении службы чеченский снайпер застрелил на блокпосту уже трех человек и еще троих у здания комендатуры. Ватутин уже собирался выйти к пулеметчикам и, не дожидаясь начальника блокпоста, самостоятельно вбить в головы обоим раздолбаям, как следует вести наблюдение. Но в этот момент расхаживающий возле опущенного шлагбаума караульный внезапно споткнулся на ходу и, уронив свой автомат, опрокинулся на спину. Оба пулеметчика обернулись на звук загрохотавшего по асфальту автомата и теперь недоуменно таращились на своего лежащего ничком товарища. В отличие от них, Ватутин своим опережающим сознанием мгновенно разглядел вспоротый бронежилет на правой стороне груди караульного, куда угодила выпущенная снайпером пуля, и, бросив на пол недопитую кружку, рванулся к своему поставленному к стене автомату, одновременно выкрикивая на ходу:

– К бою!

– Ориентир номер три – кирпичное здание, четвертый этаж, второе окно от угла! – в ту же секунду донесся с крыши блокпоста предупредительный крик одного из наблюдателей.

Ватутин перевел дыхание: дозорные все-таки засекли огневую позицию чеченского снайпера. Правда, ориентир номер три почти в семистах метрах от блокпоста. И бежать придется на виду у вражеского стрелка. Вся надежда на своих снайперов. Он окинул взором выстроившихся перед ним в полном боевом снаряжении бойцов и громко, чтобы наблюдатели на крыше тоже услышали голос командира, скомандовал:

– Бронежилеты оставить! Снайперы на крышу! Остальные за мной!

Двое снайперов, подхватив с пола стоящие на сошках дальнобойные винтовки с мощной оптикой, бросились к ведущей на крышу железной лестнице. Двое других «альфовцев» с облегчением скинули тяжелые бронежилеты, которые, как оказалось, легко пробивались чеченским стрелком, и устремились вслед за командиром. Ватутин выбежал наружу первым. Следом за ним из дверей блокпоста вывалились двое его бойцов, а еще через несколько секунд к ним присоединились спрыгнувшие с крыши наблюдатели. Стремительно меняя направления, чтобы не дать чеченскому снайперу прицелиться, пятерка «альфовцев» устремилась к указанному наблюдателями зданию. Когда бойцы отбежали метров на пятьдесят, со стороны блокпоста по руинам заводского квартала ударил пулемет. Ватутин мысленно усмехнулся. Снайперы «Альфы» не стреляли, значит, и пулеметчики били не по вражескому стрелку, а просто вымещали таким образом собственную ярость и бессилие. Но сейчас они объективно действовали на пользу «альфовцам», давя чеченскому снайперу на психику и не позволяя ему изготовиться у окна для следующего выстрела.

Пулеметная очередь оборвалась, когда бойцы «Альфы» были на полпути к зданию, откуда выстрелил чеченский снайпер. Еще сто метров «альфовцы» пробежали в полной тишине. Ватутин, бежавший первым, даже предположил, что чеченский снайпер сбежал из здания. Но за сто пятьдесят метров до фасада в оконном проеме, но не четвертого, а третьего этажа, возникла темная человеческая фигура. В ту же секунду оконный проем осветился огненной вспышкой, и по бегущим спецназовцам хлестко ударила пулеметная очередь. Увидев в окне огненный проблеск, Ватутин отпрянул вбок и, упав за кучу строительного мусора, полоснул по окну из своего автомата. Но вражеский пулемет уже захлебнулся. Зато сзади раздались приглушенные стоны. Ватутин обернулся. Один из его бойцов лежал на боку и зажимал обеими руками простреленную ногу.

– Помоги ему! – крикнул Ватутин бойцу, оказавшемуся ближе всех к раненому товарищу, а сам с двумя другими бойцами устремился к зданию.

Преодолев последнюю сотню метров, они наконец добежали до фасада и через выбитые и сорванные с петель двери ворвались внутрь. Не тратя времени на зачистку нижних этажей, Ватутин сразу бросился по лестнице на третий этаж. Прикрывая сзади своего командира, бойцы бежали следом за ним. Он хорошо запомнил окно, откуда стрелял пулеметчик, поэтому сразу нашел нужное помещение. Ударом ноги с ходу выбил чудом сохранившуюся дверь и, выпустив в дверной проем длинную очередь, ворвался внутрь. В пустом, поклеванном пулями помещении, бывшем до войны чьим-то кабинетом, лежал у окна чеченский боевик в камуфляже и с зеленой повязкой на лбу. По его позе Ватутин сразу определил, что он мертв, а подойдя ближе, увидел на груди боевика две сочащихся кровью огнестрельные раны, оставленные крупнокалиберными пулями снайперов «Альфы». Пулемет боевика – такой же, – как на блокпосту «ПК» с ленточным питанием, только не на станке, а на сошках, – валялся рядом с телом. А вот снайперской винтовки поблизости не оказалось. Ватутин понял, что пулеметчик был всего лишь огневым прикрытием снайпера. Он жестом подозвал к себе бойцов и, указав пальцем вверх, выразительно посмотрел на потолочное перекрытие между этажами.

По его команде бойцы бросились обратно по коридору к центральной лестнице. Сам же Ватутин, сбросив тяжелые спецназовские ботинки и оставшись в одних носках, бесшумно проскользнул к запасной лестнице пожарного выхода и быстро взбежал по ней на четвертый этаж. Коридор был пуст. Каждую секунду ожидая выстрелов, Ватутин заглянул в ближайшее к лестнице помещение – никого. Зато из противоположного конца коридора донесся топот приближающихся шагов. Не опуская автомата, Ватутин резко развернулся на шум – к нему навстречу спешили поднявшиеся по центральной лестнице бойцы. Жестами приказав товарищам обследовать выходящие в коридор помещения, Ватутин нырнул в комнату, откуда, по словам дозорных, стрелял чеченский снайпер. Наблюдатели не ошиблись – на полу тускло отблескивала свежая винтовочная гильза. Но куда тогда делся стрелок? Ушел, оставив пулеметчика прикрывать его отход? Вряд ли. Обычно снайперы не расстаются со своим боевым охранением. Разве только после того, как сняли пулеметчика. Но как он смог выбраться, ведь обе лестницы были блокированы? Немыслимо!

Ватутин вызвал по рации снайперов своей группы:

– «Грачи», доложите обстановку.

– Все тихо, командир, – последовал немедленный ответ.

– Движение в здании?

– Только вы трое. Больше никого.

В комнату заглянули осматривавшие соседние помещения бойцы:

– Чисто, командир. Проверили весь этаж – никого. Как сквозь землю, гад, провалился.

Ватутин не ответил. Его взгляд уперся в шахту вентиляционного короба, в которой на высоте человеческого роста зияла полуметровая дыра. Подойдя к шахте, он запустил в дыру руку и вытащил наружу привязанный к стальной арматуре пятнадцатиметровый капроновый трос.

– Вот и ответ, – повернувшись к бойцам, он показал им конец вытащенного из шахты троса.

– Как же он туда пролез? – удивился один из «альфовцев», разглядывая пробитую в вентиляционной шахте дыру. – Тут и без оружия-то не втиснуться, а уж со снайперской винтовкой...

Вместо ответа Ватутин снова опустил глаза в пол. Он уже знал, что там увидит, и вскоре, обнаружив то, что искал, подозвал к себе своих бойцов.

– Вот это да, – присвистнул один из них.

– Сучка, – резко выдохнул другой, разглядывая оставшийся на штукатурке отпечаток подошвы женской кроссовки тридцать шестого размера.

– Стой! Ты кто?! – внезапно раздался снаружи требовательный окрик.

– Не стреляйте, дядя! – прозвучал в ответ тонкий, совсем еще детский голос.

Оттолкнув в сторону оказавшихся на пути бойцов, Ватутин бросился к окну и, увидев возле здания чеченскую девушку, а напротив нее одного из своих бойцов, истошно крикнул:

– Держи ее, это снайпер!

Но было уже поздно. Чеченка распрямилась подобно пружине, швырнув в спецназовца прижатую к животу гранату. В ту же секунду грянул взрыв. Бойца «Альфы» отбросило в сторону. Чеченка с завидной прытью рванулась вперед. Но Ватутин уже поймал ее на мушку своего автомата и в следующее мгновение нажал на спуск. Автоматная очередь хлестнула ее по спине. Хрупкая женская фигурка переломилась и, рухнув на землю, осталась лежать неподвижно.

Ругая себя последними словами за нерасторопность, Ватутин бросился по лестнице вниз. Командира «альфовцев» захлестнула ярость. Подбежав к застреленной им чеченке, Ватутин резко перевернул ее на спину. На него уставилось совсем еще молодое девичье лицо с остекленевшими холодными глазами.

Стиснув зубы, Ватутин застонал:

– Тебе бы детей рожать, а ты что наделала?

Разорвав ворот платья чеченки, он оголил девушке правое плечо. И тут же новая волна ненависти захлестнула его с головой. Все правое плечо чеченки и верхнюю часть ее по-детски маленькой груди покрывал сплошной желто-лиловый синяк, набитый прикладом снайперской винтовки. Ватутин поднялся в полный рост и с презрением плюнул на лежащий у его ног труп:

– Тварь.

Ненависть к снайперу-убийце вытравила в нем на мгновение вспыхнувшую жалость. И не, глядя больше на застреленную им террористку, Ватутин зашагал к своему погибшему товарищу...

– Собаке собачья смерть, – произнес в заключение Чигорин, выслушав его рассказ. – Знаешь что, Сашка. Давай выпьем за парней настоящих, которые жизни свои положили, чтобы остальные люди жили, любили, детей рожали. И за то, чтобы сволочи всякой на свете меньше стало!

– Хороший тост, – кивнул головой Ватутин. – Только за это кофе как-то не пьют.

– А кто говорит про кофе?

Чигорин сноровисто отпер сейф, нагнулся и вытащил с нижней полки из-под стопки бумаг непочатую бутылку водки, а из ящика письменного стола – пару вставленных друг в друга пластиковых стаканчиков. Вскрыв бутылку, он до половины наполнил стаканчики и протянул один из них Ватутину:

– Давай.

Они молча выпили, и Чигорин, завинтив бутылку, спрятал ее обратно в сейф. Затем, отхлебнув из чашки изрядно остывший кофе, он обратился к Ватутину:

– Слушай, а ты нашего шефа давно знаешь?

– С 98-го года, – не задумываясь, ответил Ватутин.

– Давно, – покачал головой Вадим. – Мы с ним только в 2000-м познакомились. – И тут же снова вскинул взгляд на Ватутина. – А вы где познакомились?

– Здесь, в Москве. На одной операции.

– Расскажи, – не унимался Чигорин.

Но Ватутин отрицательно покачал головой:

– В другой раз.

Воспоминания о погибшем в Грозном товарище, в смерти которого Александр чувствовал свою вину, вновь вскрыли так и не зажившую рану в его душе.