Ключевая из послереволюционных развилок — выбор политики по отношению к крестьянству, сделанный в 1928–1929 годах. К 1926 году новая экономическая политика, сутью которой было сочетание авторитарной власти Коммунистической партии, доминирование государственной собственности в промышленности и наличие относительно свободной торговли, устойчивой, подкрепленной золотом валюты, себя вполне оправдывала. После периода бурного восстановительного роста 1923–1924 годов Россия продолжала развиваться, хотя не столь динамично (рис. 1).
Рис. 1. Валовое промышленное производство России (объем в ценах 2000 г., млрд руб.)
Источник: Симчера В. М. Развитие экономики России за 100 лет. Исторические ряды, вековые тренды, институциональные циклы. М.: Наука, 2006. С. 325.
Важнейшим препятствием на пути дальнейшего ускорения экономического роста была политика. Коммунистический режим, взявший власть в крестьянской стране, идеология которого во многом была основана на опыте Великой Французской революции, опасался повторения истории Вандеи, развития событий по сценарию Франции после краха якобинской диктатуры в 1794 году. Отсюда настороженное отношение к обеспеченному крестьянству, к тем, кто вкладывал деньги в развитие своего хозяйства и кого тогда называли кулаками. Отсюда проведение по отношению к ним репрессивной политики, лишение их избирательных прав. Учтем, что в 1920-е годы сельские жители составляли большую часть населения России: в 1926 году — 82,1 %, в 1928–1929 годах — 80 %[1].
Когда вы объясняете работящему и неглупому человеку, что, если он будет развивать свое хозяйство, его ждут неприятности, предугадать реакцию нетрудно. Он будет ограничиваться прилично устроенным, стационарным, ориентированным на личное потребление хозяйством и не ввязываться в инвестиционные авантюры. Однако стране нужна была форсированная индустриализация. Мир уходил вперед. От того, в какие сроки пройдет индустриализация в Советском Союзе, зависела судьба страны и правящего в ней режима.
Суть той исторической развилки: отмена дискриминационных мер по отношению к наиболее продвинутой части крестьянства или принудительная его коллективизация?
Первый путь означал изменение политики по отношению к тем, кто был готов развивать производство, применять современные технологии, то есть к кулакам. Он предполагал сохранение денежной стабильности, рыночных институтов и обеспечение устойчивости авторитарной власти Коммунистической партии. Этот путь десятилетия спустя получил название «китайского». Решение о том, выбирать ли этот путь, принималось в Советском Союзе на уровне экономического развития, очень близкого тому, который был характерен для Китая во время начала реформ Ден Сяопина (рис. 2).
Рис. 2. Сопоставление СССР в 1930 году и Китая в 1980 году по ВВП на душу населения и доле городского населения
Наиболее откровенно такой сценарий развития событий был сформулирован главным идеологом ВКП(б) Н. Бухариным в его статье 1925 года «Обогащайтесь!». Впоследствии по политическим причинам Бухарин был вынужден отречься от собственных слов. Но в ходе дебатов 1928–1929 годов его позиция, как и позиция главы советского правительства Н. Рыкова, не изменилась.
Второй путь был предложен И. Сталиным. Суть его — решение проблемы ускорения экономического роста за счет изъятия хлеба из деревни по ценам ниже тех, за которые его готовы продавать крестьяне; принудительная коллективизация, то есть восстановление в новом виде крепостного права. При этом варианте развития событий крестьяне становились гражданами второго сорта с денежными доходами, многократно меньшими, чем в городе, лишенными социальных гарантий, таких как пенсионное обеспечение. Они получили сильный стимул любыми путями поменять свой статус, эмигрируя в город. Такие каналы были: армия и ударные стройки.
Для Бухарина важнейшим аргументом в выборе стратегии экономико-политического развития было то, что в крестьянской стране, где основа армии — крестьяне, заставить армию силой отбирать хлеб в деревне невозможно[2]. Но Сталин доказал, что можно. Цена выбранного решения по этой исторической развилке была велика — миллионы сосланных в Сибирь кулаков, миллионы крестьян, умерших от голода в 1932–1933 годах.
Еще одна развилка социалистического времени: выбор пути развития сельского хозяйства после смерти Сталина.
Этот вопрос советскому руководству пришлось решать в 1953–1957 годах. К 1953 году кризис сельского хозяйства, связанный с выбранной в 1928–1929 годах политикой закабаления крестьян, стал реальностью[3]. Но нет документов, подтверждающих намерения кого-то из руководителей партии и государства пойти по пути, по которому в 1979 году пошел Дэн Сяопин, то есть распустить колхозы.
Н. Хрущев предложил вернуться к идее, популярной в начале 1930-х годов, — освоению целинных и залежных земель. Его оппоненты предлагали вложить средства в повышение продуктивности сельского хозяйства в Центральной России[4]. Точка зрения Хрущева получила поддержку. В краткосрочной перспективе ее реализация дала неплохие результаты (рис. 3).
Рис. 3. Среднегодовое производство и заготовки зерна в СССР в 1953–1958 годах, млн тонн
Источник: Народное хозяйство СССР в 1959 году. Стат. ежегодник. М.: Госстатиздат ЦСУ СССР, 1960. С. 314–315, 322–323.
Однако в более долгосрочной перспективе она оказалась опасной: увеличилась зависимость поставок зерна от погодных условий, влиявших на урожайность на землях, которые раньше относились к категории целинных и залежных. Между тем кризис в сельском хозяйстве Центральной России продолжал углубляться.
Другая развилка, вставшая перед властью в 1953–1957 годах: в какой степени надо было либерализовать политический режим, уйти от массовых репрессий.
Арест и расстрел Л. Берии, тональность дискуссии на Пленуме ЦК КПСС 22–29 июня 1957 года показали, что борьба по этому вопросу была жесткой. Суть альтернативы понять нетрудно: сохранять репрессивный режим, жертвами которого могут стать и люди, причастные к власти, либо его в той или иной мере либерализовать, чтобы гарантировать жизнь и свободу, по меньшей мере, руководству страны. Большая часть правящей элиты поддержала Н. Хрущева в выборе второго варианта. Это ярко проявилось в ходе Пленума ЦК КПСС 1957 года, когда военные во главе с маршалом Жуковым не допустили отстранения Хрущева от власти.
Либерализация режима имела серьезные экономические последствия. Ведь нерыночная огосударствленная экономика могла результативно работать только в условиях тотального страха перед репрессиями. Но невозможно гарантировать неприкосновенность жизни и свободы начальства, не ослабив репрессии против обычных граждан. И когда страх ушел, в экономике возникли новые проблемы[5].
К 1965 году стало очевидно, что в советском народном хозяйстве не всё в порядке. Симптомом был переход от положения крупного нетто-экспортера зерна, которым долгие десятилетия была Россия, к положению нетто-импортера. Замедлились и темпы промышленного роста, измеряемые как по советской, так и по экспертной западной статистике (рис. 4).
Рис. 4. Темпы роста промышленного производства в России в 1951–1964 годах, % к предыдущему году
Источники: Народное хозяйство СССР. Стат. сборник. М.: Статистика. Разные годы; Mitchell B. R. International Historical Statistics. Europe 1750–1993, 4th edition. P. 424; Moorsteen R. and Powell R.P. The Soviet Capital Stock, 1928–1962 (Homewood, III, 1966).
Было очевидно, что с системой управления советской экономикой надо что-то делать. Отсюда в 1965–1968 годах возникла новая историческая развилка, которая свелась к выбору стратегии и арсенала реформ.
Суть реформ, предложенных председателем правительства А. Косыгиным, была в наборе осторожных мер по увеличению роли рыночных механизмов в экономике. При всей ограниченности этих реформ результаты оказались впечатляющими. Пятилетка 1966–1970 годов была одной из самых успешных в позднесоветский период (рис. 5).
Рис. 5. Среднегодовые темпы прироста национального дохода и промышленного производства в СССР в 1961–1985 годах, %
Источник: Народное хозяйство СССР. Стат. сборник. М.: Статистика. Разные годы.
Даже ограниченные меры по усилению связи прибыли с возможностями предприятий увеличивать инвестиции, по расширению права стимулировать работников при успешных результатах деятельности дали результаты.
На эту развилку наложилась другая: что делать с Восточной Европой?
Этот регион, господство над которым Советского Союза стало результатом Второй мировой войны, был тесно интегрирован в европейскую цивилизацию. Он был более развит в экономическом отношении, чем СССР. Однако после событий в Восточной Германии 1953 года и Венгрии 1956 года стало ясно, что СССР готов применить силу, чтобы сохранить свой контроль над восточноевропейскими странами. Но признаки либерализации режима в Советском Союзе дали гражданам этих стран надежду, что и у них возможны либерализация политического режима и даже рыночные реформы.
В Венгрии либерализация режима произошла после событий 1956 года, а в 1967 году уже обсуждалась программа ограниченных рыночных реформ. Поэтому было вполне естественно, что в соседней Чехословакии новые власти попытались сочетать рыночные реформы и политическую либерализацию. Однако советское руководство видело за этим сценарий развития событий, при котором НАТО станет контролировать Чехословакию и получит возможность нарушить взаимодействие советских войск в Венгрии, Польше и Восточной Германии. Принять такую перспективу оно не могло. К тому же режим в социалистической стране, выбравшей альтернативный путь развития, сочетающий демократию и рыночную экономику, для советского руководства был неприемлем. Как итог — решение о вводе советских войск в Чехословакию.
Внешняя и внутренняя политики взаимосвязаны. Ввод войск в Чехословакию оказал влияние на происходившее в самом СССР. Партийное руководство укрепилось в убеждении, что все эксперименты с либерализацией режима, рыночными реформами опасны, могут привести к утрате власти. Экономические реформы, начатые в середине 1960-х годов, были свернуты. В то же время открытие крупных нефтяных месторождений в Западной Сибири позволяло компенсировать потери, связанные с неэффективностью сельского хозяйства и вынужденным массовым импортом продовольствия.