Следующая развилка, которая широко обсуждалась в прессе, на наш взгляд, не была реальной. Она сводилась к вопросу, сочтет ли Б. Ельцин возможным и необходимым остаться президентом на третий срок. Мы были убеждены, что это невозможно. Это противоречило положениям Конституции, которую он одобрил, противоречило представлениям первого президента России о правах и свободах российских граждан.
После отставки правительства Примакова у Ельцина была свобода маневра в выборе кандидата в президенты. Почему он остановил свой выбор на В. Путине — вопрос, на который мог ответить лишь сам первый президент России. Однако то, что экономический рост в России, начавшийся в 1997 году, возобновился в середине 1999 года, когда премьерами были последовательно Е. Примаков и С. Степашин, — статистически доказанный факт.
Развилка, которая встала перед новым президентом, была предельно проста: реализовывать экономические реформы, выработанные для второго срока президента Ельцина и не воплощенные в жизнь из-за недостаточной поддержки Госдумой или отказаться от них?
Напомним фон, на котором приходилось делать выбор руководству страны: экономический рост в 1999 году лишь начал восстанавливаться после кризиса 1998 года (рис. 28). Это сегодня кажется, что устойчивость экономического роста, начавшегося в 1999 году, будет долгосрочной. В то время в этом мало кто был уверен[50].
Рис. 28. Золотовалютные резервы РФ в августе 1998 — декабре 1999 года, млрд долларов
Источник: ЦБ РФ.
После дефолта 1998 года доступ к валютным кредитам был ограниченным. Обязательства по обслуживанию внешнего долга, которые придется выполнить в ближайшие годы, были велики. В этих условиях отказ от реформ, позволявших заложить основу финансовой стабильности и устойчивого экономического роста, был опасен для стабильности политической элиты, которая в конце 1999 — начале 2000 года пришла к власти в России. Она выбрала иной вариант: опираясь на парламентское большинство, реализовать экономические реформы. Преимуществом было то, что контуры этих реформ уже были проработаны для второго срока президентства Б. Ельцина.
Это налоговая реформа, включающая введение плоского подоходного налога, снижение налога на прибыль при ограничении набора льгот; реформа налогообложения доходов, связанных с природной рентой, упорядочение взимания экспортных пошлин на природные ресурсы; реформа фискального федерализма. Все доходы от налога на добавленную стоимость стали направляться в федеральный бюджет, а доходы от налога на доходы физических лиц — в региональные бюджеты. Элементами реформ стало оформление прав частного оборота на землю, создание Стабилизационного фонда, позволяющего сгладить влияние колебаний цен на сырьевые товары на платежный баланс и бюджетную систему страны.
Всё это вместе с преобразованиями 1990-х годов заложило основу динамичного роста российской экономики в 2000–2008 годах, финансовой стабильности страны (рис. 29 и рис. 30).
Рис. 29. Баланс* федерального бюджета и бюджета расширенного правительства РФ в 1998–2010 годах, % ВВП
* «~» — дефицит, «+» — профицит бюджета.
Источник: Росказна.
Рис. 30. Золотовалютные резервы России в 1999–2010 годах (на конец года), млрд долларов
Источник: ЦБ РФ.
К 2003 году стало ясно, что кризисные процессы, связанные с крахом советской экономики, позади, экономика динамично растет, ее финансовое положение устойчиво (табл. 12).
Таблица 12
Кредитный рейтинг России по материалам Standard&Poor’s в 1999–2003 годах
Источник: Standard&Poor’s.
На этом фоне свобода маневра российских властей в экономической, внутренней и внешней политике расширилась. Тема проблемы 2003 года, о которой столько говорили в начале 2000 года, ушла в прошлое[51].
На первый план вышли два вопроса. Как выстраивать отношения с крупным бизнесом, с теми, кого в конце 1990-х годов называли олигархами? И что делать с политической системой?
В начале 2003 года олигархи были еще очень влиятельны. Они контролировали думское большинство, без их поддержки было трудно провести законы, которые власть считала необходимыми, в том числе важные для бюджетного процесса. Российские олигархи приглашали экспертов, имевших опыт лоббирования в Конгрессе США. Они знали, как включить выгодные для крупного бизнеса поправки именно в те законопроекты, на которые президент не может наложить вето. Для Вашингтона это — столетняя практика. Но Москва — не Вашингтон. Здесь нет устоявшейся демократии налогоплательщиков. Отсюда — конфликт между руководством ЮКОСа и властью. За ЮКОСом — поддержка нефтяного лобби, серьезное влияние в Госдуме, за президентом — исполнительная власть, возможность использовать государственное насилие, чтобы решить проблему.
Суть проблемы была проста: попытаться договориться, найти компромисс или пойти на конфронтацию.
Обе стороны выбрали конфронтацию[52]. Проблема была не в деньгах. И для власти, и для ЮКОСа деньги были второстепенным вопросом. Суть была в ином: кто главный в стране. По сути, это было повторением конфликта, который страна уже однажды прошла в 1997 году. Как было сказано выше, власть не должна отдавать свои законные полномочия бизнесу. Однако означает ли это, что в сложившемся противостоянии власть должна использовать методы селективного правосудия и сомнительного судопроизводства? Выбор властью именно такого способа борьбы вызвал резкий протест бизнес-сообщества, политических партий, общественности[53].
Вслед за этим после активных действий правоохранительной системы, включая аресты, из страны выехали Березовский, Гусинский и другие крупные предприниматели. Однако до настоящего времени именно арест Ходорковского и последовавший за ним первый и второй судебные процессы вызывают активное неприятие российской и зарубежной общественности и ряда государств мира. Драматическими оказались не только долгосрочные политические, но и экономические последствия этих действий: в 2006–2007 годах произошла фактическая ренационализация значительной части нефтяной отрасли, после чего в стране добыча нефти, которая динамично росла после приватизации, стала снижаться (рис. 31).
Рис. 31. Добыча нефти в России в 1995–2010 годах, млн тонн
Источники: Госкомстат СССР, Росстат.
Для мировой экономики последних двух веков характерно сочетание беспрецедентного ускорения экономического роста и экономических циклов. В диапазоне примерно 5–10 лет экономический рост снижается, а иногда сменяется спадом в крупнейших экономиках мира. Этому предмету посвящено много литературы, но прогнозировать экономические кризисы эксперты пока не научились. Когда появилась сопоставимая макростатистика за сколько-нибудь продолжительный период, выяснилось, что периоды между более глубокими падениями производства существенно различаются и лишь в редких случаях равны 9–11 годам[54].
Для стран, платежный баланс, финансы которых зависят от колеблющихся в широком диапазоне цен на сырьевые товары, это создает риски. В случае замедления глобального экономического роста высока вероятность ухудшения состояния платежного баланса, возникновения бюджетного дефицита. Еще одна угроза — изменение направления потоков капитала. Краткосрочные инвестиции приходят на рынки стран, производящих сырье, цены на которое по историческим меркам высоки. Но происходит быстрый отток инвестиций, когда экономический рост замедляется и цены на сырьевые ресурсы падают. Отсюда стремление руководства стран, экономика которых зависит от конъюнктуры сырьевых рынков, застраховаться от рисков, связанных с колебаниями темпов глобального экономического роста, конъюнктуры рынков сырьевых товаров[55].
Падение мировых цен на нефть в 1985–1986 годах не было причиной краха советской экономики. Причины были более глубокими, связанными с выбранной на рубеже 1920–1930-х годов стратегией социалистической индустриализации. Но падение цен стало поводом, определившим острую фазу кризиса. Советский Союз никогда не формировал крупных валютных резервов. Об их создании в России в 1990-х годах говорить было трудно. Страна оправлялась от тяжелого кризиса, связанного с крахом советской экономики, вынуждена была обслуживать оставшийся в наследство от Советского Союза внешний долг. В 1997 году золотовалютные резервы постепенно возрастали, но после начала кризиса в Юго-Восточной Азии вновь стали сокращаться (рис. 32).
Рис. 32. Золотовалютные резервы России в 1997 году, млн долларов
Источник: ЦБ РФ.
Начало стабильного экономического роста в 1999 году, проведенная налоговая реформа, финансовая устойчивость поставили перед российской властью вопрос: создавать инструменты, позволяющие решать финансовые проблемы страны при неблагоприятной конъюнктуре на важнейшие экспортные сырьевые товары, или расходовать все бюджетные средства на текущие нужды?
Дискуссия по этому вопросу была острой[56]. Стабилизационный фонд РФ был создан на основании Закона «О внесении дополнений в Бюджетный кодекс РФ в части создания Стабилизационного фонда РФ» от 23 декабря 2003 года № 184-ФЗ, который вступил в силу 1 января 2004 года. Это произошло перед тем, как цены на важнейшие товары российского экспорта вышли на аномально высокий по историческим меркам уровень (рис. 33).
Рис. 33. Динамика цен на сырую нефть в 1970–2010 годах (в ценах 2000 года), доллары за баррель
Источники: IMF International financial Statistics; WTRG Economics. — http://wtrg.com
Аргументы в пользу создания Стабилизационного фонда, затем трансформированного в Резервный фонд и Фонд национального благосостояния (рис. 34), заключались в том, что страна не может зависеть от труднопрогнозируемых факторов, которые она не контролирует. Государство должно иметь финансовые резервы для управления экономической ситуацией в условиях кризиса сырьевых рынков.
Рис. 34. Размер Стабилизационного фонда в 2004–2007 годах и совокупный объем Резервного фонда и Фонда национального благосостояния c 2008 года, млрд долларов
Источники: Минфин, ЦБ РФ.
Вплоть до 2007 года руководство страны поддерживало консервативную политику, за которую выступали денежные и финансовые власти. Она заключалась в том, что темпы роста расходов госбюджета не должны превышать рост валового внутреннего продукта (рис. 35). Но проводить такую политику в условиях аномально высоких цен на экспортные товары непросто. Слишком много было охотников получить доступ к средствам Стабилизационного фонда. Когда финансовая стабилизация, профицит бюджета, динамичный экономический рост, быстрый рост золотовалютных резервов (рис. 36) в условиях аномально высоких цен на нефть стали реальностью, в 2006–2007 годах оформилась новая развилка.
Рис. 35. Темпы роста расходов расширенного правительства РФ и ВВП в 2006–2007 годах в реальном исчислении, % к предыдущему году
Источники: Росстат, Росказна.
Рис. 36. Золотовалютные резервы России в 2004–2010 годах (на конец года), млрд долларов
Источник: ЦБ РФ.
Вот ее суть: следует ли продолжать политику накопления доходов от экспорта сырья, вкладывать их в ликвидные международные активы, ограничивать рост бюджетных расходов, или нужно отказаться от этой политики и начать наращивать вложения в национальную экономику темпами, превышающими рост ВВП?
Решение было сделано в пользу второго варианта[57]. Производственные мощности в стране ограничены. Их невозможно резко увеличить за несколько месяцев. Поэтому увеличение государственных расходов, произошедшее в 2007 году, привело лишь к ускорению инфляции (рис. 37). Один из каналов, связывающих темпы инфляции с перегревом экономики — рост дефицита квалифицированных трудовых кадров (рис. 38).
Рис. 37. Темпы инфляции в России в 2000–2007 годах, % к предыдущему году
Источник: Росстат.
Рис. 38. Доля промышленных предприятий, считавших недостаток рабочей силы помехой росту выпуска в 2000–2007 годах (среднегодовые данные), %
Источник: Конъюнктурные опросы ИЭПП. — www.iet.ru
Попытка ускорить экономический рост за пределы уровня, который может обеспечить национальная экономика, была предпринята не в самое удачное время. Мир приближался к глубокому кризису экономического развития. Сегодня с этим мало кто спорит. Время, причины, масштабы экономического кризиса экспертное сообщество пока прогнозировать не может. Но то, что рано или поздно замедление глобального экономического роста произойдет, предугадать было нетрудно.
Значительная часть российского экспертного сообщества не соглашалась с необходимостью учета рисков замедления мирового экономического роста для экономического развития России[58]. К сожалению, они оказались неправы. Кризис все-таки разразился и больно ударил по нашей стране. Национальное бюро экономических исследований США — наиболее авторитетная организация, определяющая, находится ли крупнейшая в мире американская экономика в состоянии рецессии, объявило осенью 2008 года, что американская экономика находится в состоянии рецессии с конца 2007 года (рис. 39–42).
Рис. 39. Темпы прироста ВВП США в реальном исчислении в IV квартале 2007 — IV квартале 2010 года, % к соответствующему периоду предыдущего года
Источник: US Bureau of Economic Analysis. — http://www.bea.gov
Рис. 40. Объем розничной торговли США* в IV квартале 2007 — IV квартале 2010 года, млн долларов
* Сезонно сглаженный
Источник: Federal Reserve Bank of St-Louis. — http://research.stlouisfed.org/fred2/series/RSFSXMV/downloaddata?cid=6
Рис. 41. Число жителей США*, обратившихся за пособием по безработице, в IV квартале 2007 — IV квартале 2010 года**, тыс. человек
* Скорректированное сезонно.
** Квартальные данные рассчитаны на основе опубликованных месячных данных.
Источник: Federal Reserve Bank of St-Louis. — http://research.stlouisfed.org/fred2/series/UNEMPLOY/downloaddata?cid=12
Рис. 42. Динамика цен на недвижимость в США* с января 2007 по декабрь 2010 года, %
* Индекс Кейса-Шиллера (январь 2000 года = 100).
Источник: Standard and Poors. — http://www2.standardandpoors.com/portal/site/sp/en/us/page.topic/indices_csmahp/2,3,4,0,0,0,0,0,0,0,0, 0,0,0,0,0.html
Предположение, что Индия и Китай способны обеспечить стабильность мировой экономики при замедлении или негативных темпах экономического роста США, Европы и Японии, практика не подтвердила (табл. 13).
Таблица 13
Прогнозы МВФ темпов мирового экономического роста на 2010 год, сделанные в 2008–2009 годах, оценка, выполненная в январе 2010 года, и факт 2010 года, % к 2009 году
Источник: МВФ, World Economic Outlook, выпуски с апреля 2008 по июль 2009 года. — www.imf.org
Падение темпов роста мировой экономики отразилось на сырьевых ценах, важных для России (рис. 43).
Рис. 43. Цена на нефть марки Brent в январе 2007 — декабре 2010 года, доллары за баррель
Источники: МВФ — IFS database (CD-ROM ed., June 2009); Primary Commodity Prices database (http://www.imf.org/external/np/res/commod/index.asp).
На изменение уровня сырьевых цен наложилось радикальное изменение направления потока капитала (рис. 44).
Рис. 44. Приток (+) / отток (—) капитала из России в 2007–2010 годах, млрд долларов
Источник: ЦБ РФ. — www.cbr.ru
Россия столкнулась с тремя взаимосвязанными вызовами: ухудшением состояния платежного баланса, сокращением бюджетных доходов и оттоком капитала. В отличие от Советского Союза российская экономика была лучше готова к этим вызовам. Сказались накопленные финансовые резервы и гибкость валютного курса.
Руководители государств, обладающих мировыми резервными валютами, вынуждены были прибегнуть к финансовой экспансии, наращиванию бюджетных расходов, связанных с поддержкой финансового сектора (рис. 45).
Рис. 45. Эффективная процентная ставка ФРС (по федеральным фондам) в октябре 2007 — декабре 2010 года, %
Источник: Federal Reserve, Federal Reserve Statistical Release. — http://www.federalreserve.gov/releases/h15/data.htm
В феврале 2008 года Конгресс США и администрация Дж. Буша приняли первый пакет государственных мер по стимулированию американской экономики в объеме 168 млрд долларов. В начале октября в связи с обострением глобального финансового кризиса Конгресс и Белый дом приняли пакет экстренных государственных мер по стабилизации финансовых рынков объемом в 700 млрд долларов[59]. В феврале 2009 года Сенат США одобрил компромиссный план по стимулированию национальной экономики, предложенный администрацией президента Барака Обамы, в размере 787 млрд долларов[60].
Власти Китая не легализовали рынок капитальных операций по национальной валюте, но начали обсуждать возможность такого шага. Они понимают, что в этом случае юань станет одной из ведущих мировых резервных валют. Китай пошел по пути стимулирования внутреннего спроса.
Российские власти оказались перед развилкой: проводить политику стимулирования спроса или сосредоточиться на сохранении финансовой стабильности, устойчивости банковской системы?
Их позиция была асимметричной, но разумной. Рубль не является ведущей мировой резервной валютой и в ближайшие годы ею не станет. Российские финансовые и денежные власти приняли решение, что с осени 2008 года важнейшим приоритетом будет сохранение финансовой стабильности, устойчивости банковской системы, адаптация экономики к изменившимся условиям, сохранение валютных резервов. Результатом такого выбора явилось снижение курса рубля по отношению к основным резервным валютам (рис. 46) и повышение базовой процентной ставки Центрального банка (рис. 47). Процентная политика Центробанка была изменена лишь в январе 2009 года, после того как золотовалютные резервы России перестали сокращаться (рис. 48).
Рис. 46. Обменный курс российского рубля по отношению к доллару (средний за период) в августе 2008 — декабре 2010 года, рублей за доллар
Источник: ЦБ РФ.
Рис. 47. Ставка рефинансирования ЦБ РФ в августе 2008 — январе 2011 года, %
Источник: ЦБ РФ.
Рис. 48. Золотовалютные резервы России в 2009–2010 годах, млрд долларов
Источник: ЦБ РФ.
Эти меры позволили стабилизировать валютный курс, переломить тенденцию к ускорению инфляции (рис. 49). Справочно: с 1 по 7 сентября 2009 года индекс потребительских цен, по оценке Росстата, составил 100,0 %, с начала месяца — 100,0, с начала года — 108,1 %; в 2008 году с начала месяца — 100,1 %, с начала года — 109,8, в целом за сентябрь — 100,8 %.
Рис. 49. Темпы инфляции в России в январе — декабре 2010 года, % к соответствующему периоду предыдущего года
Источник: Росстат.
Острого банковского кризиса удалось избежать. Но принятые решения были непростыми. Их первый результат — резкое изменение ситуации с производством, переход от режима динамичного экономического роста к его падению (рис. 50–52, табл. 14). Второй — радикальное ухудшение ситуации на рынке труда (рис. 53).
Рис. 50. Объем ВВП России в реальном выражении в I квартале 1998 — III квартале 2010 года, % к соответствующему периоду предыдущего года
Источники: Росстат, база данных ГУ — ВШЭ (http://stat.hse.ru/exes/tables/GDP_Q_I.htm).
Рис. 51. Индекс промышленного производства в I квартале 1998 — IV квартале 2009 года, % к соответствующему периоду предыдущего года
Источники: Росстат, база данных ГУ — ВШЭ (http://stat.hse.ru/exes/tables/IND_Q_I.htm).
Рис. 52. Динамика инвестиций в основной капитал в I квартале 1998 — IV квартале 2010 года*, % к соответствующему периоду предыдущего года
* Оценка.
Источники: Росстат; база данных ГУ — ВШЭ (http://stat.hse.ru/exes/tables/INVFC_Q_I.htm).
Таблица 14
Баланс бюджета расширенного правительства РФ в I квартале 2008 — IV квартале 2010 года, % ВВП
Источники: Росказна, Росстат, Экономическая экспертная группа (http://www.eeg.ru).
Рис. 53. Численность населения, получавшего пособие по безработице в марте 1998 — декабре 2010 года (на конец месяца), тыс. человек
* Данные за 1998 год: число лиц, имевших право на получение пособия по безработице.
Источники: Росстат, Обзор экономики России. Основные тенденции развития. 1998. III / Пер. с англ. М.: Российско-европейский центр экономической политики (RECEP), 1998. — http://www.budgetrf.ru/Publications/Magazines/recep/1998/4/rcpb199 840 000work/rcpb199 840 000work010.htm
Развилки нашего времени
Сейчас[61] перед российскими органами власти стоят три ключевые развилки. В отличие от всех, проанализированных ранее, они касаются не прошлого, а будущего России и их пока нельзя считать окончательно пройденными. Выбор по каждой из них окажет глубинное стратегическое влияние на судьбу нашей страны в следующие десятилетия.
Первая сводится к выбору: можем ли мы решить для себя, что худшее позади, и отказаться от консервативной бюджетной и денежной политики, сконцентрировать усилия на развитии реального сектора? Или мы должны сохранять прежнюю денежную и кредитную политику и избранные осенью 2008 года экономико-политические приоритеты?
Наше мнение, что отказ от консервативной бюджетной и денежной политики был бы для России безответственным и опасным.
Сегодня трудно прогнозировать, как будет развиваться глобальный кризис, как он повлияет на Россию. Принятые властями Соединенных Штатов, ведущих стран Евросоюза, Японии, Китая меры могут на несколько месяцев смягчить его воздействие на глобальную экономику. Но насколько эти усилия позволят дать устойчивые результаты, сказать трудно. Неясны масштабы проблем в банковской системе ведущих европейских стран. Непросто понять, как в первом полугодии 2010 года будут решаться проблемы с погашением корпоративных облигаций. Мало кто знает, насколько вероятен кризис по образцу «мыльного пузыря» в Китае. Если не знаешь, как будет развиваться кризис, надо исходить из худшего сценария. России, имеющей опыт валютной катастрофы, которая привела к краху Советского Союза, надо быть особенно осторожной.
Вторая развилка: сможем ли мы построить инновационную экономику и встать в ряд конкурентоспособных высокоразвитых государств или Россия постепенно окажется в группе слаборазвитых стран?
По сути, эта развилка стоит сегодня перед нашей страной в резко очерченной форме: инновации или деградация?
На каком историческом фоне она возникла?
При всей неэффективности советской экономики в ней были реализованы уникальные технологические проекты — атомный и космический. Каждый из них без преувеличения можно отнести к числу величайших научно-технических достижений человечества в XX веке. Однако ни тогда, ни позже советская экономика оказалась не в состоянии создать качественные высокотехнологичные изделия, нужные для граждан страны. Советские автомобили, телевизоры, радиоприемники, бытовая техника и т. д. практически всегда отставали по своим качественным параметрам от зарубежных аналогов.
И успехи, и провалы советских инноваций глубоко детерминированы базовыми свойствами советской экономики. Будучи тотально огосударствленной, она умела создавать спрос лишь там и тогда, где и когда у государства возникала в этом острая потребность. Почти всегда это было связано с глобальным геополитическим противостоянием и соответствующими проектами в оборонной сфере. В то же время исходящий от населения денежный спрос не мог быть значимым сигналом в советской экономике, он по своей природе не мог быть воспринят централизованной плановой экономикой. В этом смысле по мере развития мирового научно-технического прогресса отставание советской экономики становилось все более заметным.
С начала 1970-х годов советская наука вошла в период замедления развития, а затем и застоя. Несмотря на отдельные сохранявшиеся перспективные результаты, советские НИИ все больше превращались в символ неэффективного использования интеллектуального потенциала страны.
Не случайно первая инициатива М. Горбачева после избрания его генеральным секретарем ЦК КПСС формулировалась как концепция ускорения научно-технического прогресса, а в ЦК КПСС в июне 1985 года по этому вопросу прошло большое совещание, на котором с основным докладом выступил сам генеральный секретарь[62]. Партийная элита ощущала, что советская экономика не воспринимает инновации, и необходимо что-то предпринимать. Разрабатывались различные программы, однако все попытки решить эту задачу оказались безуспешными.
В последующие 20 лет в условиях рыночных преобразований и открытой экономики некоторые отрасли деградировали, сократив объемы выпуска транспортных средств, станков, текстильного оборудования, швейных изделий и др. Однако успешно развивались такие отрасли, как производство электрооборудования, металлургия, химия, нефтехимия, телекоммуникации, высотное домостроение. Агрегированный индекс промышленного производства России в 2008 году находился на уровне начала 1990-х годов (рис. 54).
Рис. 54. Темпы роста промышленного производства по отраслям
Источник: Росстат, www.rusnano.com
Производительность труда в России по паритету покупательной способности по сравнению с США практически не изменилась за 1990–2007 годы и составляет около 30 %.
В этот период происходила структурная перестройка экономики, позволившая стране сохранить уровень общего экономического развития, но также не давшая толчка для инновационного развития. По расчетам ГУ — Высшая школа экономики, доля предприятий, внедряющих инновации, в России не превышает 10–11 %, в то время как в развитых странах ЕС этот показатель достигает 70 %, а в менее развитых странах ЕС — 20–25 %[63].
По данным Мирового экономического форума 2008–2009 годов, в рейтинге глобальной конкурентоспособности Россия находится на 51-м месте из 134 стран мира, при этом по рейтингу инновационной активности — только на 48-м месте[64]. Таким образом, серьезное отставание нашей страны в этой сфере от мировых лидеров, наметившееся еще в середине 1970-х годов, так и не удалось наверстать вплоть до настоящего времени.
Сам феномен успешных страновых инновационных моделей в мире укоренился и стал распространяться в последние двадцать лет, когда Россия решала историческую задачу построения рыночной экономики и запуска экономического роста. В числе первых к созданию инновационной модели развития экономики в начале 1960-х годов приступили США и справились с задачей к 1980-м годам. Тайваню, одному из лидеров в инновационном мире, на это потребовалось 25 лет, Израилю и Южной Корее — по 20 лет. В начале 1990-х годов финская экономика оказалась в катастрофическом положении из-за распада СССР и утраты роли советского «окна» в Европу. Однако сегодня Финляндия, раньше практически не обладавшая высокотехнологичными отраслями, в любом межстрановом сравнении признается одним из лидеров инновационной экономики.
В 2000-х годах экономический рост в России основывался на сырьевом драйвере, с хорошо известными ограничениями. Способна ли экономика такого типа перейти к новому качеству экономического роста в наших экономических, социальных, политических реалиях?
Важное условие для становления инновационной экономики — состояние науки и образования. Не ставя перед собой в данной работе задачу серьезного анализа, отметим, что ряд стран разворачивали работу по строительству инновационной экономики, имея существенно менее высокий уровень развития этих сфер, чем современная Россия (например, Южная Корея или Тайвань в начале 1990-х). Следует отметить и то, что в последние 5–7 лет эти отрасли в России получили значимую государственную поддержку. Многие вузы, в том числе в провинции, имеют исследовательское оборудование мирового уровня. Несмотря на сохраняющиеся нерешенные проблемы, они получили серьезный дополнительный импульс и для образовательного процесса, и для проведения исследований. В действующих в России обрабатывающих отраслях и в отраслях «новой экономики», в том числе в атомной промышленности, авиакосмической промышленности, энергомашиностроении, телекоммуникациях, программировании и ряде других существует высокий уровень технологической и инженерной культуры, работает высококвалифицированный персонал. Таким образом, в этой области стартовые условия нашей страны для инновационного разворота не хуже, чем у многих стран, такой поворот совершивших.
Серьезные дискуссии разворачиваются в последнее время вокруг проблемы соотношения роли государства и частного бизнеса в построении инновационной экономики. Нам представляется, что в ответе на этот вопрос, было бы ошибочным уходить в крайние позиции. Вырабатывая российский баланс в данной дилемме, следует внимательно присмотреться и к мировому опыту, и к реальному состоянию этих институтов в нашей стране.
Вряд ли сегодня необходимо всерьез доказывать, что движение к инновационной экономике надо строить на рыночных ценностях, таких как частная собственность, конкуренция, общепринятые правила игры, долгосрочная макроэкономическая стабильность, низкая инфляция. Не существует ни одной успешной инновационной страновой модели в мире, доказавшей обратное.
Вместе с тем, роль государства в содействии инновационному процессу крайне важна. В Израиле по государственной программе Yozma была создана венчурная индустрия. Вклад государства — более 100 млн долларов. Там функционирует институт Главного ученого Министерства промышленности с ежегодным бюджетом порядка 500 млн долларов. В Южной Корее расходы государственного бюджета на поддержку инноваций в частном бизнесе составляют 1 млрд долларов. В Финляндии только по программам TEKES и SITRA выделяется 582 млн евро в год. В США по программе поддержки малого инновационного бизнеса SBIR государство расходует по 2 млрд долларов в год.
В каждой стране формируется своя инновационная модель. В Израиле большая часть инновационной экономики заканчивается на фиксации и последующей продаже прав на новую интеллектуальную собственность, там почти нет крупных фирм, нацеленных на производство высокотехнологичного продукта. В Японии и Южной Корее, напротив, не очень много малых инновационных бизнесов. В некоторых странах крайне слабы фундаментальные исследования, но есть инновационная экономика, ориентированная на новые технологии. Выбирая цели и приоритеты инновационной политики, государство должно идти от реальности, в том числе от имеющегося задела и формируемого отечественного и мирового спроса. России предстоит найти свою модель, но очевидно, что одной из важнейших ее составляющих станет баланс вклада бизнеса и власти в инновационное развитие страны.
Ожидать серьезного вклада бизнеса в инновационное развитие невозможно без формирования необходимого для такого поведения правового поля. В России началось преобразование законодательства для стимулирования инновационной экономики, сделаны первые шаги. Однако масштаб задач в этой сфере потребует нескольких лет последовательной работы. Перечислим только наиболее важные сферы законодательства, нуждающиеся в изменениях, а то и в серьезной переработке.
Действующее корпоративное законодательство не адекватно потребностям развития инновационной экономики. В нем отсутствуют современные организационно-правовые формы для осуществления самой инновационной деятельности. Ни общества с ограниченной ответственностью, ни акционерные общества, ни товарищества не позволяют гибко маневрировать уставным капиталом, создавать соглашения, юридически обязывающие не только акционеров, но и менеджмент, а иногда и потенциальных потребителей разворачивающегося нового бизнеса. Без такой гибкости запуск многих старт-апов просто невозможен. Отсутствуют и адекватные формы для формирования привычных мировому инновационному сообществу венчурных фондов. Предлагаемая нашим законодательством форма закрытых ПИФов неповоротлива, слишком зарегулирована, поскольку создавалась не для этой цели, а являлась лишь попыткой приспособить инструмент, созданный для привлечения средств мелких инвесторов, к инновационным потребностям.
Требуется изменить и налоговое законодательство. В предшествующие годы главным было перекрыть каналы уклонения от уплаты налогов при почти полном отсутствии механизмов стимулирования. Сегодня нужны гораздо более сложные конструкции для стимулирования инновационной деятельности и экспорта высокотехнологичной продукции. Принятые в конце 2010 года поправки, отменяющие налогообложение с прироста стоимости капитала (capital gain) — правильное, но лишь одно из первых решений в этой сфере.
Нуждается в пересмотре и таможенное законодательство. Для таможни нередко экспорт 1 млн тонн зерна или биочипа с образцом органического материала — одно и то же. При такой регламентации пересечения границы невозможно взаимодействовать с миром инноваций.
Назрели радикальные перемены и в техническом регулировании. Надо признать, что действующий закон о техническом регулировании не работает. В России есть остатки советской системы техрегламентов, перемежающиеся новыми регламентами на молоко и еще пятью другими, принятыми в последнее время. Так можно жить, если экономический рост страны завязан на экспорт нефти. Но так нельзя работать, если стоит цель построить инновационную экономику.
Сегодня права на результаты исследований и разработок, проведенных при софинансировании из госбюджета, зачастую принадлежат государству. Глава 4 Гражданского кодекса разрешила передавать их гражданам — создателям новых технологий и продуктов, но бюрократическая реальность практически исключает такую возможность. Полагаем, что здесь нужно не разрешение, а принуждение государства к передаче такой собственности. Фактически эта интеллектуальная собственность продолжает оставаться государственной, то есть ничьей. Допускается лишь признание прав на нее юридического лица — исполнителя по государственному контракту. Чаще всего — это государственные бюджетные организации. Но стимулы, мотивы и предпринимательская активность таких неэффективных собственников хорошо известны. Для повышения результативности использования научных и инженерных разработок, по сути, нужна приватизация интеллектуальной собственности или «интеллектуальная амнистия».
Нужны поправки в миграционное законодательство. Первые шаги по его либерализации, принятые в 2010 году, позитивны. Однако необходимы более глубокие решения, переосмысливающие его концептуальную направленность: если в низкоквалифицированной трудовой иммиграции нам нужны ограничения, то в высококвалифицированной — стимулы. Не изменив этот порядок, нельзя модернизировать экономику.
Требует существенного пересмотра работа по созданию инфраструктуры инновационной экономики. Это касается как финансовой инфраструктуры (гранты, посевные, допосевные, венчурные фонды), так и нефинансовой (технопарки, бизнес-инкубаторы, центры трансферта технологий, технико-внедренческие зоны). Создание инфраструктуры немыслимо без участия государства. По статистике в России тысячи технопарков, бизнес-инкубаторов, центров трансферта технологий, они есть в отчетах. Но их крайне мало в реальной жизни, часто они — просто не то, за что их выдают. Условия, в которых действуют эти организации, неадекватны поставленным целям. Значит, непригодны нормативная база и система контроля. Но построить инновационную экономику без соответствующей ей инфраструктуры невозможно.
Применительно к крупным, особенно монопольным, государственным компаниям считаем обоснованным принуждение их к инновациям. Государство дозрело до того, чтобы потребовать от них активности в этой сфере. Разумна идея принятия инновационных программ, аналогичных инвестиционным. У инвестиционных программ за 5–10 лет сложились методическая культура, организационные процедуры, соответствующие структурные подразделения. Осталось сделать шаг от инвестиций к инновациям, от роста — к изменению качества роста. В крупных государственных компаниях должны быть оформлены инновационные программы с ясными целями, бюджетом, сроками. Например, у нефтяников — повышение коэффициента извлечения нефти из пласта, у энергетиков — рост КПД генерации или снижение потерь в сетях. Под эти цели необходимо формировать целостные программы, пригодные для контроля.
С частным бизнесом такой подход не работает. Если частная компания делает что-то крупное в инновационной сфере, она вправе рассчитывать на поддержку государства. В последние годы едва ли не каждая крупная частная компания обращалась за помощью к государству, поэтому эту помощь обязательно следует обуславливать инновационными разработками. Такая логика бизнесу будет понятна.
Особое значение имеет региональная инновационная политика. Условия для инноваций возможны далеко не везде, возникновение целостной инновационной экосистемы — очень тонкий и трудноуправляемый процесс, в котором финансовые и организационные условия не менее важны, чем среда и атмосфера, которые всегда регионализированы. В США половина всей высокотехнологичной инновационной экономики приходится всего на два штата: Калифорнию и Массачусетс. В России Томск и Казань уже сделали заявку на лидерство в инновационной экономике. Там работают десятки высококлассных инновационных компаний с объемами продаж на сотни миллионов долларов. Их опыт надо изучать и продвигать.
Потребуются серьезные преобразования в структуре и функциях федеральных органов исполнительной власти. В нашем понимании, необходимо одно министерство, концентрирующее у себя функции штаба инновационной политики. Наиболее естественным было бы не создавать для этого новый орган, а дополнить полномочия Министерства экономического развития, преобразовав его, скажем, в Министерство экономики и инновационной политики. В дополнение к этому практически в каждом министерстве должен появиться заместитель с соответствующими подчиненными структурными подразделениями, ведущий инновационную тематику. Эту организационно-управленческую задачу государство обязано решить.
Таким образом, для инновационного разворота потребуется комплекс усилий государства и бизнеса в самых разных областях. Его придется совершать в условиях, когда развитию инновационной экономики в России препятствует плохая укорененность частной собственности, ее слабая защита. Налицо высочайший уровень коррупции, неэффективная судебная система, слабая конкуренция в большинстве отраслей и отсутствие конкуренции в политической системе, подконтрольность ведущих электронных СМИ государству. Но это не значит, что нельзя и не надо переводить страну на рельсы инновационного развития.
Парадокс в том, что и при таких условиях во многих регионах инновационная экономика есть. Возникшие с нуля в последние 10–15 лет компании «Данафлекс» из Казани, «Микран» из Томска, «Монокристалл» из Ставрополя, «Новомет» из Перми и многие другие сегодня работают на мировом инновационном уровне. У многих — значительная доля экспорта, объем продаж, уже превышающий 100 млн долларов, и темпы роста по 20–40 % в год. Они возникли тогда, когда государство не ставило целью развитие инновационной экономики, а ставило ей барьеры. Но эти компании добились успеха.
Следует понимать, что инновации нужны прежде всего нам самим. Производители из других стран готовы продавать России всё. Новые Airbus и Boeing уже поставляются, Bombardier — на подходе, так что наш «Сухой» необходим нам самим для развития России.
Как бы ни были значимы задачи инновационной политики, стоящие перед государством, надо отдавать себе отчет в том, что основным драйвером инновационного развития в России может быть только частный бизнес. Государство может и должно формировать цели и приоритеты инновационной политики, создавать условия, стимулировать, продвигать, но само создание коммерческого инновационного продукта всегда останется прежде всего прерогативой частного бизнеса. В России он очень молод. Всего два десятилетия назад частнопредпринимательская деятельность каралась лишением свободы сроком от 3 до 8 лет. С тех пор российский бизнес из палаток переместился в современные, оборудованные по последнему слову техники сетевые торговые оптово-розничные компании. Он освоил средние, крупные и крупнейшие промышленные производства. В ряде отраслей наши бизнесмены конкурируют с глобальными компаниями. Российский бизнес на наших глазах прошел путь от «бабушек с носочками» по Указу Президента РФ «О свободе торговли» в 1992 году до крупных частных транснациональных компаний в современной обрабатывающей промышленности. Создание нового качества — инновационной экономики — и есть главный вызов, стоящий сегодня перед российским частным бизнесом.
Все это не означает, что не следует заниматься модернизацией политической системы. Ошибочно лишь искусственное противопоставление политической и экономической модернизации, и уж совсем неприемлемы логические конструкции по типу — «пусть сначала нам сделают демократическую политическую систему, а потом мы начнем создавать инновационную экономику». Если бы страна развивалась в этой логике, у нее и сегодня не было бы ни частной собственности, ни рыночной экономики.
Таким образом, для построения инновационной экономики в России необходимо существенно улучшить качество государственного управления и одновременно получить мощный позитивный импульс от частного бизнеса. Оба этих важнейших института должны взять на себя решение новой исторической задачи, заново выстроить взаимодействие между собой. По сложности такая реформа сопоставима с преобразованиями, через которые наша страна прошла за последние 20 лет. Вместе с тем, она вряд ли их превосходит. При всех имеющихся проблемах, ни в политической, ни в экономической системе современной России нет блокирующего механизма, делающего невозможным позитивный ответ на этот вызов.
Развилку «деградация или инновации» предстоит пройти и решить задачу построения полноценной инновационной экономики мирового класса в обозримые сроки, отведенные нам историей, — примерно за 15–20 лет.
Третья развилка, стоящая сейчас перед российскими властями, имеет экономическую основу, но решение о выборе пути носит политический характер. Правящая элита России пришла к власти на фоне начавшегося восстановительного роста, когда базовые институты рыночной экономики были сформированы, общество с трудом, но адаптировалось к новым реалиям. За этим последовали 10 лет динамичного роста валового внутреннего продукта, роста реальных доходов населения. С 2004 года экономический рост был подкреплен расширением возможности бюджетного маневра, связанным с повышением цен на нефть (рис. 55).
Рис. 55. Цена на нефть марки Brent в реальном исчислении* в январе 2003 — декабре 2010 года, индекс
* 2005 год = 100.
Источник: МВФ.
На этом фоне сохранять стабильность политического режима нетрудно. Надо сильно постараться, чтобы, когда реальные доходы населения 10 лет растут примерно на 10 % в год, руководство государства не было бы популярно. Но нынешняя ситуация, когда реальная заработная плата перестала расти и начала снижаться (рис. 56), в корне иная.
Рис. 56. Реальная заработная плата в I квартале 2008 — IV квартале 2010 года, % к соответствующему периоду предыдущего года
* Предварительные данные.
Источник: Росстат. — http://www.gks.ru/bgd/regl/B09_02/Main.htm
Для тех, кто руководит страной, бюджетные доходы которой зависят от сырьевых рынков, это новая и трудная развилка: или ужесточение политического контроля, репрессий против несогласных, контроль за малотиражными СМИ, или постепенная демократизация режима, восстановление системы сдержек и противовесов во власти, свобода прессы, реальный федерализм.
Первый путь в этой развилке ведет к новой революции. Двух революций, которые наша страна пережила в XX веке, на наш взгляд, ей хватит. Мы не первая страна, которой предстоит сделать такой выбор. С того времени, когда Западная Европа постепенно выбрала именно второй путь, началось беспрецедентное ускорение экономического роста. Надеемся, что, столкнувшись с этой развилкой, российские власти сделают правильный выбор.