Глава 14 Яна

На следующий день ко мне приезжает Оля. В деловом костюме и идеальным макияжем на холодном лице.

Не знаю… Зачем?!

Старшая сестра никогда не была мне близкой. Слишком разные. Моё замужество с неподходящим для семьи человеком увеличило эту разность до огромной, зияющей пропасти.

— Как ты? — спрашивает Оля, размещая на столе объемный бумажный пакет из дорогого супермаркета. — Выбрала тебе фрукты и ягоды. Специально заезжала в торговый центр. Там ни припарковаться, ни выехать. Все как с цепи сорвались с этим первым сентября. Неужели ничего нельзя делать заранее?! Я Кирюхе форму еще в мае швее заказала. С хорошими тканями-то сейчас беда, ждать два месяца. Рюкзак финский через байера тогда же выписала. Ведь это так просто, делать все заранее? Я…

— Может, у людей денег не было, Оль?! — перебиваю равнодушно. — Получили зарплату и поехали покупать.

— Не было денег на рюкзак? — морщится сестра. — Зачем тогда детей рожали?

Мутит от её снобизма.

Я настолько опустошена, что мне даже лицо держать не хочется. И быть гостеприимной тоже. Поэтому безучастно отворачиваюсь к стенке и прикрываю глаза.

Неужели непонятно, что я…

Просто. Хочу. Остаться. Одна.

Человек, который был бы мне нужен, всё равно не придёт.

И в этом я сама виновата. Я кругом, куда ни плюнь, виновата.

Вина словно бетонная плита давит на грудь, сжимая ребрами сердце.

— Могла бы и спасибо сказать, — шипит сестра за спиной, усаживаясь.

— Спасибо, — отвечаю ровно.

В палате тихо. Слышно только, как Оля поигрывает золотым браслетом на запястье.

Раздражает.

— Янка, — зовет она слабо.

— Что?

— Ты это… — держит паузу. — Эту ситуацию… не принимай близко к сердцу.

Резко разлепляю веки. Вдалеке, где-то внутри, за закрытой наглухо металлической дверью, чувствую отголоски эмоций. Они слабые. Словно смазанные, но есть…

Значит, не всё потеряно?

Слышу, как Оля поднимается со стула, оглушительно забирает сумку со стола и идет к двери.

— Оля, — окликаю громко.

— Что?

— Откуда ты знаешь… какова глубина моего сердца? И где для него близко? — спрашиваю со злостью.

Это максимально не похоже на мою сестру.

Удивительно.

Но она молча выходит из палаты и тихонько захлопывает дверь. В коридоре слышатся знакомые голоса, которые непременно хочется заткнуть.

Он не пришел. Не придет.

Я настолько плохая жена. Наверное, даже настолько плохой человек, что у Богдана нет ни капли сострадания…

Через несколько минут дверь снова отворяется. Я в буквальном смысле чувствую дуновение свежего ветерка.

— Привет, мать, — слышу веселый голос Веры и разворачиваюсь настолько резко, что голова кружится. — У тебя тут как в морге. Холодно, тихо. Осталось бирку на палец опустить. Кстати, знаю я одного симпатичного патологоанатома…

Сажусь на кровати и мрачно произношу:

— Вера, ну какой патологоанатом?

Она внимательно изучает мое лицо, белую хлопчатобумажную майку и сжатые в замок руки, а потом прыскает от смеха: — Говорил, что самый лучший. Мне вот интересно, кто это сказал? Его пациенты сплошь мертвяки, отзыв на сайте точно не напишут.

— Вера, блин, — машу рукой и натянуто улыбаюсь.

С ней всегда так.

Заболтает, что не заметишь, как уже смеешься.

— Это что за изобильные дары? — кивает на пакет.

— Оля принесла.

Вера смешно морщит лицо. Поправляет без того идеально сидящий черный, легкий комбинезон из шелка.

— Твоя сестра не меняется. За три минуты в коридоре всю свою жизнь мне рассказала и ни слова о тебе. Эгоизм в максимальной стадии, — говорит Вера и по-хозяйски открывает шкаф. — Ладно, отдашь продукты медсестрам. Тебя выписывают, собирайся.

— Выписывают? — пораженно округляю глаза.

— Да, — ее голос приглушается, потому что она пытается достать небольшой чемодан с полки наверху. Скидывает его на пол, раскрывает и начинает укладывать туда вещи из шкафа.

— Как у тебя это получилось?

— Поговорила с твоим отцом. И с лечащим врачом. Олег Александрович такой милашка. На свидание позвал.

— Я только помоюсь, — говорю быстро.

Ощущение, что в кровь впрыснули ускоритель и мне уже не хочется перемещаться по палате как черепаха.

Сегодня я увижу своих детей!

— Да, кстати, — вскидывает Вера идеально уложенные волосы. — Пойдем-ка.

Хватает за руку и тянет в санузел.

— Раздевайся, — указывает, когда мы заходим внутрь.

Неуверенно смотрю на неё и обнимаю себя за плечи.

— Раздевайся, говорю. Что я там не видела?! Мы с пятого класса в бассейн вместе ходили.

После недолгих раздумий снимаю майку и скидываю спортивные штаны.

— Давай-давай, — приговаривает, разместив руки на груди, и давит смешок. — У тебя же нет Светкиной жопы, че тебе стесняться.

— Вера, блин, — одергиваю её, стыдливо закатывая глаза.

Заторможенно избавляюсь от белья.

— Пздц, подруга, — шипит Вера, увидев расчесанные в кровь бедра и следы на груди. — Че ты там трешь, объясни мне?

— Не знаю, — опускаю голову, разглядывая этот ужас. — Все время желание помыться. Будто песка сверху присыпали.

Она обхватывает мои плечи и разворачивает к зеркалу, в которое я боялась посмотреть все эти дни.

Поднимаю глаза.

Боже. Это кто вообще?

На кого я похожа?!

По сравнению с сияющей красотой Веры я напоминаю унылый серый гриб. Тусклая кожа и такие же бесцветные волосы, по-быстрому забранные в шишку на макушке. Ямочки на ключицах стали еще отчетливее.

— Он… трогал тебя? — прямо спрашивает, глядя в глаза через отражение.

Вздрагиваю от неожиданности вопроса.

— Только через платье, — нервно отвечаю.

Подруга кивает и еще раз окидывает взглядом безобразные ссадины.

— Где сейчас это платье?

— В пакете. В чемодане, кажется.

— Посмотри на себя, — кивает на мое тело. — Нет никакого песка. Ты чистая, Яна.

Крепко-накрепко обнимает сзади и размещает подбородок на моем плече.

— Чистенькая моя девочка, — произносит так нежно, что тело начинает содрогаться в конвульсиях, из глаз выходят первые долгожданные слезы, а изо рта булькают нечленораздельные звуки.

Мне так нужно было, чтобы хоть кто-то это сказал!

Просто поддержал, а не смотрел, словно я хрустальная ваза.

Истерические рыдания длятся какое-то время, а позже превращаются в редкие всхлипы.

— Всё такая же, — продолжает Вера, когда я более-менее успокаиваюсь. — Чистая. Красивая. Завтра же запишемся в салон. Мы всё забудем, Ян. Всё переживём, моя хорошая. Так ведь?

Лихорадочно киваю, обдувая раскрасневшееся лицо. Я должна забыть. Пережить как-то кошмар той ночи.

— Пошли отсюда скорее, — подруга тянет меня за собой. Подхватывает вещи с пола.

В палате помогает одеться в чистую одежду, скидывает оставшиеся вещи из тумбочки в чемодан и выводит за руку в коридор.

На стойке у администратора подписываю все необходимые документы, и мы наконец-то выбираемся на улицу.

Господи, здесь хорошо!

Как следует затягиваюсь вкусным, свежим воздухом. Щурюсь от палящего солнца и поднимаю глаза к небу. Оно синее, практически чистое, с легкими невесомыми облаками и белой длинной полосой, по всей видимости, от самолета.

— Пойдем на парковку, — тянет Вера за руку. — Заедем еще в одно место.

— Куда?

— Стойте, — звучит взволнованный женский голос сзади.

Резко разворачиваюсь и вижу, что к нам бежит девушка лет двадцати пяти. У нее яркие красные волосы, черная одежда и большая цветастая сумка в стиле бохо.

— Вы ведь Яна Альбертовна Соболева? — спрашивает, разглядывая моё испуганное лицо.

Вера тут же ступает вперед, словно заслоняя и грубо узнаёт:

— В чем дело?

— Мне срочно нужно с вами поговорить, — отвечает девушка нервно.

— О чем? — спрашиваю непонимающе. — Я вас не знаю.

Девушка озирается и указывает на лавочку.

— Давайте присядем.

— Нам некогда, — осекает Вера.

— Пожалуйста, — улыбается та. — Меня зовут Каролина Никифорова. Я блогер и фем-активистка, плотно занимаюсь проблемами насилия и сексуализированных действий по отношению к женщинам.

— Фем-активистка, — Вера медленно произносит. — В смысле, феминистка, что ли?

— Да.

— Обожаю феминизм и все, что с ним связано, — произносит подруга, а я чуть улыбаюсь.

Вера такая Вера.

Прямая как палка. Все, что думает — тут же говорит.

— Как вы обо мне узнали? — немного переживаю.

— У меня есть связи в Следственном комитете, там выяснила, как вас зовут. А как адрес клиники нашла… не спрашивайте. Я обещала молчать. Мне очень нужна ваша помощь, Яна.

— Какая?

— Я провожу расследование о нападении на женщин, в частности, в такси. Знаю, что человека, который на вас напал, так и не нашли. Это правда?!

— Если у вас есть связи в СК, вы должны быть в курсе, — подозрительно произносит Вера, я же просто киваю. Когда папа до меня добрался, машины этого урода уже и след простыл.

— Яна, я молю вас о помощи. У меня небольшой кризисный центр для женщин, а также я записываю подкаст на одном из городских порталов. Он называется «Сама виновата». Многие обращаются именно с вашей проблемой. Расскажите, пожалуйста, как всё было? Быть может, ваша ситуация поможет кому-то избежать более страшной трагедии.

— Я… не знаю, — задумываюсь.

Еще раз всё это пройти?

— Яна, — продолжает уговаривать девушка. — Вы знаете, по какой причине женщина в наше время вызывает такси?!

— Чтобы доехать до места назначения, наверное, — пожимаю плечами.

Странный вопрос.

— Не только. Мы вызываем такси, чтобы довезти тяжелые сумки или когда не работает метро. Когда находимся не в состоянии самостоятельно передвигаться, и на дворе темное время суток. Когда не совсем трезвы после корпоратива или дня рождения подруги. Такое тоже бывает. А почему мы это делаем?! Чтобы получить комфорт и безопасность, — Каролина активно жестикулирует. — Безопасность, понимаете?!

Киваю.

— Вместо этого всё чаще происходят такие случаи, как с вами. Вы сильная девушка, справились с нападавшим, но все реагируют на стресс по-разному. Одна из моих подопечных не смогла даже пикнуть, просто молча терпела домогательства.

— Я в любом случае сейчас не готова разговаривать об этом, — возражаю.

— Конечно-конечно, — кивает девушка и ныряет в свою огромную смешную сумку. — Я оставлю вам визитку. Позвоните, пожалуйста, как только будете готовы.

— Хорошо.

Вера выхватывает визитку, и мы прощаемся с Каролиной.

Усаживаемся в Опель подруги, выезжаем с парковки.

После встречи как-то обе затихаем.

Наверное, каждая думает о своем…

— Куда мы едем? — спрашиваю озираясь.

— В одно место. Потерпи, — загадочно отвечает Вера.

Голову немного ведет после двухнедельного заточения. Возможно, из-за свежего воздуха. Или вообще оттого, насколько чудовищно за последний месяц моя жизнь трансформировалась.

Отмечая десятилетие свадьбы, я даже представить не могла, какой крутой поворот меня ждет впереди. А что будет дальше?!

Глаза снова жжет от непролитых слез.

— Как ты смогла его отпустить? — тихо спрашиваю, когда мы останавливаемся на светофоре.

Вера резко поворачивается и в ее глазах всего на секунду я вижу отражение себя. Боль и отчаяние.

— Кого?

Хитрит. Она прекрасно знает.

— Адриана.

— Он ведь сам улетел, — хрипло произносит. — Сложно не отпустить того, кто от тебя убегает.

— Он отправил тебе билет на самолёт, — напоминаю.

Вера опускает глаза и еще больше грустнеет.

— Прости, что бережу старые раны, Вер. Просто… мне надо осознать, как справиться со всем этим, — развожу руками.

— Ты про Богдана?

Отворачиваюсь к окну.

— Я пыталась с ним связаться, — признается Вера. — Но он не поднимает трубку. Тебе не звонил?!

— Нет. Телефон я, скорее всего, потеряла. Ничего не помню вообще. Даже как оказалась в клинике в ту ночь… Олег Александрович рекомендовал убрать все контакты с внешним миром. С детьми я разговаривала два раза, с телефона отца.

— Ясно. Возможно, Соболев решает что-то со своими заправками…

— Что именно? — настораживаюсь.

Вера неопределенно пожимает плечами.

— Я не знаю ничего конкретного, Ян. Мне кажется, тебе лучше спросить у отца.

Округляю глаза.

Нет, папа, конечно, в ту ночь сильно разозлился на Богдана, хотя фактически я не жаловалась. Видит Бог, не жаловалась. Просто, потому что не привыкла посвящать родных в нюансы своей семейной жизни.

— Любовь не зависит от времени, Ян.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда он… — откашливается, — …Адриан… уехал, мне было больно даже дышать. Сейчас, спустя год и восемь месяцев… я дышу. Но через раз.

Прикрываю глаза от накатывающей тоски.

Я не хочу через раз…

Не хочу всю жизнь жить мыслями о Богдане. Страдать по нему и как Вера бояться произнести даже имя.

— Прости, пожалуйста, — глажу подругу по руке. — Я не думала… Боже, Вера, я ведь настолько занята собственной жизнью, что даже не замечала…

— Забей, — произносит она мягко и широко улыбается. — Я тебе всегда говорю, что в глобальном смысле жизнь другого не имеет для человека никакого практического интереса. Поэтому искренне не понимаю, почему ты пытаешься все время угодить своим родным?

— Я не знаю, Вер. У меня нет ответа на твой вопрос, но в последнее время я все чаще об этом задумываюсь.

За разговорами совершенно не замечаю, как мы сворачиваем с главной дороги и движемся в сторону выезда из города.

— Ого, куда ты меня везешь?!

— В свое любимое место. Круче всякого кабинета психолога.

Около пятнадцати минут движемся по скоростной трассе и на кольце уходим вправо. Местность сменяется, становится более открытой. Перемещаемся по извилистой дороге, пока машина не упирается в железный забор.

— Пошли, — подмигивает Вера.

Сбоку от забора небольшая щель, в которую мы с легкостью по очереди протискиваемся.

— Хорошо, что с нами нет Светки, — шутит подруга, а я хихикаю в ответ.

Пройдя по тропинке метров сто, попадаем к обрыву. Вокруг ни души. Только огромная, раскинувшаяся на несколько километров глубокая пропасть.

— Что это? — спрашиваю пораженно.

— Карьер.

— Зачем мы здесь?

— Прыгать будем, — прыскает от смеха.

Еще раз окидываю взглядом местность. Внизу чего только нет: какая-то заброшенная ржавая техника, свалка, кое-где растут низкие кустарники и трава.

— Будем избавляться от негатива, — сообщает Вера и скидывает обувь.

— Но как?

— Во-ооо-от та-а-а-к, — орет она, что есть сил.

Эхо от ее слов разносится по окрестности и оседает на глубину. А я ёжусь от страха.

— Попробуй, — говорит мне. — Не бойся, Шацкая.

— Я не смогу, — неуверенно мотаю головой.

— Давай.

— Нет.

— Ори, Яна, — закатывает глаза раздраженно.

— А-а, — пробую кричать, но ничего не получается. Голос срывается на хрип.

— Еще. Еще.

— А-а-а, — чуть громче, но все равно трусливо, будто больна ангиной.

— Отпусти себя, — берёт меня за руку. — Здесь никого нет. Видишь? Только мы, воздух, который примет всю твою боль и яма, в которую мы похороним все твои страхи.

— А-а-а-а, — ору громче, чем в прошлый раз.

Зажмуриваю глаза от ошеломляющего восторга.

Но эхо звучит такое же, как я сама. Трусливое и робкое.

Горло неожиданно расслабляется, а внутри просыпается дикий азарт. Предвкушение чего-то классного, неизведанного.

— А-а-а, — закрыв уши, рву голосовые связки.

Убираю руки и слушаю эхо.

Уже лучше. В этом что-то определенно есть.

— Пошли все к ч-е-е-е-рту, — кричу на разрыв.

— Молодец.

Злость поднимается откуда-то изнутри. Она словно была усыплена под действием транквилизаторов, но в данный момент ощущается такой живой и мощной.

Я зла.

Вдруг снова вспоминаю ужасную ночь. Страх, который сковал тело. И усатого урода, лапающего в темноте. Запах этот ментоловый тошнотворный.

— Пошел ты к че-е-е-ерту, уро-о-д! — горланю на всю окрестность.

— У-у-умничка, — с восторгом вопит Вера.

И мужа, который сбрасывал мои звонки, тоже вспоминаю. Долгое время в клинике я всячески его оправдывала. Винила себя.

Сейчас же чудовищность поступка самого близкого человека накрывает с головой.

— Богда-а-ан, пошел ты к че-е-ерту! — набираюсь смелости.

Господи, какой кайф!

Как здорово, что я осталась жива!

Я здорова! Красива! Я молода!

К черту всех!

Дальше мы с Верой горланим по очереди, иногда перекрикивая друг друга, и хохочем до коликов животе.

А уже через полчаса я сажусь в машину совершенно другим человеком.

Загрузка...