Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ)

Глава 50. Гордей

Пятнадцать лет назад

— Почему ты не сможешь приехать, Гордей? Ты же обещал…

Прикрываю глаза, кручу в свободной ладони бокал с коньяком, на блюдце рядом лежит одинокая долька лимона, а рядом уже корки от остальных поглощены мною долек. В груди нестерпимо ноет, а внутренности скручивает в тугой узел.

В другой руке со всей силы сжимаю трубку, слушая голос любимой женщины, в котором сейчас море недовольства, претензий и обид. Страшно представить, что этот барьер мы никогда не переступим. Потому что он только сильнее накатывает, становясь гигантских размеров.

— Я знаю, родная. Но не получается. Мне сказали, что я должен присутствовать на корпорате, без меня никак. Марта, я сам бы все бросил и приехал, но ты же знаешь, что на кону моя карьера.

— Зарудный, как же я устала от твоих вечных оправданий. Сколько можно? У тебя то корпорат, то важные встречи, то командировки. Все, что угодно, только не семья. Ева еще маленькая, она как никогда нуждается в отце. И где ее отец, а?

— Марта, прошу тебя, не нагнетай. Мне жаль, правда. На меня со всех сторон давят, мне нужна поддержка любимой женщины, а ты еще больше накаляешь. Прошу…

Я опрокидываю очередную порцию коньяка в себя, янтарная жидкость тут же обжигает пищевод, а после горячей лавой спускается вниз, попадая в желудок. Опрокидываю голову назад, укладывая ее на подголовник кожаного кресла.

— Ты только о себе думаешь, Гордей! А каково мне, ты не спрашиваешь… Я одна с двумя детьми, тоже, между прочим, работаю. У меня семинары, повышение квалификации, но я все успеваю. И детям времени достаточно уделяю. Ева скоро забудет как ты выглядишь, а Кирилл даже не звонит тебе сам. Это я его прошу набрать отца. Ты так себе представляешь семью, да? Тогда у нас разное видение семейных ценностей.

— Марта! — я не выдерживаю и ударяю по столу ладонью, — Прекрати! У нас с тобой разные ситуации. Ты знаешь сколько людей метят на мое место? Если я хоть раз позволю себе дать слабину… Мне быстро найдут замену. И не будет у нас квартиры в Москве, не будет у Кирилла элитного лицея, а у Евы садика с уклоном английского языка. Не будет отпуска четыре раза в год. Ничего, Марта, не будет…

Я говорю с ней на повышенных тонах, почти кричу. Мне кажется, это впервые за весь наш брак. Чтобы мы оба перешли черту… Она тоже кричит. И плачет. Мне не нужно ее видеть, я слышу каждую слезинку на ее лице.

— Что-то у нас ничего не получается, Гордей…

Она сдается. И ее слова отчаяния резко меня отрезвляют. Я даже сажусь прямо, выравнивая спину. Весь в напряжении.

— Просто дай немного времени, маленькая. Чуть-чуть совсем. Скоро каникулы, вы приедете ко мне в Питер. Мы будем гулять, будем фильмы смотреть. Я ночами тебя из своих рук выпускать не буду. Потерпи, хорошо?

Она молчит. И ее молчание — страшнее оружия. Пуля еще не вылетела, а у меня уже все внутри опустело и охладело.

— Думаю, нам нужна пауза, Гордей. Я пока не понимаю, что делать со всем этим. Но точно понимаю, что это не та семья, о которой я мечтала. Прости, я правда стараюсь, но у меня не получается.

— Какая еще пауза, Марта? Что ты такое говоришь? Я умру без тебя…

— А я с тобой умираю…

И все. Она делает этот выстрел. Прощается, обещает прислать фотографии с утренника Евы. А меня, как раненого зверя, мотает из стороны в сторону. И сил совсем нет… Сдохнуть охота.

Я сам не осознаю, что начинаю плакать. Да, а что? Мужикам нельзя? Пока меня никто не видит, я роняю крупные уродливые слезы на свой рабочий стол, запивая горе пятилетним армянским.

Хреново так, что дышать не получается.

Я ее люблю сильно. С первого взгляда люблю. И обещал ей, что сделаю счастливой. Не получается. Моя женщина со мной несчастна.

Это ад. Нестерпимый ад.

Не знаю, сколько еще сижу, жалея себя. Но иногда это полезно. Только наедине с самим собой. Нас же, мужиков, учили свои чувства держать на замке, а я не такой. С детства эмпатичным был, всех животных со двора собирал. И, если честно, лет до десяти был тем самым сопливым мальчишкой, которого обижали во дворе старшаки.

Это потом я пошел боксом заниматься, плавать стал… Высшку получил, благо умом никогда не был обделен. Карьера как-то почти сразу в гору пошла после универа.

Девушку самую красивую встретил. Детей сделали.

И все катится в пропасть.

Я выхожу из кабинета, еле бреду до выхода из здания, которое уже стал ненавидеть. А разве мало нас тех, кто ненавидит свою работу? Каждый второй хочет нахрен все послать… И мало кто может. Есть обязательства, ответственность, договоренности. Много чего.

— Гордей Михайлович, — незнакомый голос откуда-то сбоку, — Вы надеюсь за руль не собираетесь в таком состоянии?

Поворачиваю голову и вижу девицу. Не знаю, кто это. Но она откуда знает мое имя. Хотя… Я тут не последний человек.

— Ты кто?

— Секретарь Бориса Наумовича. Давайте я вам такси вызову?

— Звать как?

Опираясь на стену, а самого уже ноги не держат.

— Оля. Так что насчет такси?

— Ну вызывай, Оля.

Усмехаюсь, наблюдая, как девушка начинает мельтешить.

Она приносит мне стакан воды, предлагает присесть на стул, пока такси не приехало. Но я от всего этого отказываюсь.

— Как тебе работается с Наумычем?

Она пожимает плечами, опуская голову вниз. Прячет глаза свои…

А я ведь не просто так спрашиваю, от него уже четвертая секретарша сбегает за эти полгода. Он любитель… Пощупать женские прелести. Все всё знают, но как обычно, молчат. И я… Молчу. Хотя мне тошно, потому что женщины никогда не были для меня мясом. Может это потому что Марта научила с уважением относится ко всем людям. Неважно какой пол, возраст и национальность.

По долгому молчанию девушки догадываюсь, что и в ее сторону были попытки. Жалко становится. Тут же представляю, как не дай бог кто-то также трогает мою Марту или дочь. Я бы сразу убил.

Эта еще совсем молоденькая, глаза наивные, а движения неуверенные.

— Ваше такси приехало. Я вас провожу.

Она надевает пальто, идет впереди, а я плетусь за ней, еле переставляя ноги.

— Ты это, — останавливаюсь уже в в дверях, — Если будет руки распускать, скажи мне. Переговорю с ним.

— Гордей Михайлович, — наконец находит в себе смелость поднять на меня глаза, — Все хорошо, не переживайте.

И так искренне говорит, что верю ей. Может и не трогал еще ее.

— И никому не говори, что я тут… Бухой был.

— Не скажу. Обещаю.

— Сама то чего допоздна торчишь в пятницу? Все уже ушли.

— Я пока осваиваюсь, медленно все делаю. Боюсь работу потерять, приходится оставаться допоздна. Но ничего, я быстро учусь.

Она улыбается, а киваю ей в ответ.

— Спасибо, добрая Оля. И давай тоже… Аккуратней будь.

Она остается стоять у входа в здание, а я плюхаюсь на заднее сидение такси, почти тут же вырубаясь.