От автора

Предлагаемая любезному читателю книга, посвященная избранным моментам жизни и творчества Алексея Федоровича Лосева (1893 – 1988), содержит шесть разделов или частей. Большинство из тех работ, что составили здесь 24 главы в первых трех частях, на протяжении последнего десятка (чуть более) лет были опубликованы в различных коллективных сборниках и периодике, включались как послесловия в издаваемые тома сочинений А.Ф. Лосева, а также читались на научных конференциях. Для настоящего издания они подвергнуты небольшой стилистической правке. Унифицированы сноски и ссылки на цитируемую литературу, отчасти сглажены (но не устранены полностью – такая задача не ставилась) имевшие место повторы и пересечения, неизбежные при автономном и разновременном появлении работ. В этих текстах автору представлялось более важным сохранить первичные следы поиска, постепенного развития и наращивания определенных сквозных тем, нежели ликвидировать или прятать приметы (и возможные огрехи) собственного роста.

Материалы первой части призваны, сколь оказалось по силам, выдвинуть или нащупать определенного рода интегральные характеристики творчества А.Ф. Лосева. Основной мотив, всякий раз выверяемый и, будем надеяться, подтверждаемый, – это громадное наследие не принадлежит только архиву, только свершившемуся, но оно еще и необычайно современно и своевременно, чревато новым, вооружает для встречи с будущим.

Во второй части больше описываются и отчасти реконструируются те или иные эпизоды (подчас чрезвычайно драматичные и загадочные) многотрудной жизни философа, листаются также некоторые избранные страницы коллективной «лосевианы», как прошлой, так и современной. Материалы данной части носят преимущественно репортажный или публицистический характер, а выраженные в них эмоции и оценочные суждения подчас не вполне остыли. Но так ли уж это странно, если палимпсест истории XX века (а Лосев – ровня веку и по возрасту, и по судьбе) до сих пор еще пишется, дописывается и переписывается.

Содержание третьей части сосредоточено вокруг одной из генеральных лосевских тем о Числе, тогда как две другие необходимые темы, об Имени и Мифе, остались затронутыми только попутно. Это предпочтение объясняется как добровольно взятыми на себя ограничениями в силу постепенно и стихийно сложившейся специализации среди исследователей творчества А.Ф. Лосева и «его времени», так и большей ориентацией пишущего эти строки в сфере точных наук, нежели наук гуманитарного цикла, – но и те, и другие в равной мере необходимы (предупредим или напомним) для полноценного понимания или хотя бы прояснения избранного нами предмета. Еще об одном базовом в учении Лосева представлении – о Чуде, которое равно относится и к «точному», и к «неточному» в нашем миросозерцании, говорится как в первой части нашего повествования, так и в третьей.

Ряд намеченных в третьей части тем – проблема информации, типология бесконечностей, «несводимость» чисел, периодическая система начал, да и чудо как научная категория, – полагались нами в порядке посильного развития некоторых глубоких идей А.Ф. Лосева.

Буквально само собой вырисовалось довольно жесткое структурное оформление книги. На уровне нехитрой «аритмологической» символики такую структуру можно истолковать следующим образом. Количество разделов (частей) ровно три, что в аспекте «творчество А.Ф. Лосева», означенном названием нашей книги, отсылает к излюбленному для автора диалектическому методу и производной от метода триадологии. В каждом разделе ровно по восемь глав, что уже в аспекте «жизнь А.Ф. Лосева» напоминает о том творческом пути, который был промыслительно начат знаменитым «восьмикнижием», завершен восемью томами «Истории античной эстетики» и вновь продолжен восемью фолиантами «серой серии» посмертно вышедшего в издательстве «Мысль» (1993 – 1999 гг.) Собрания сочинений.

В наш сборник включены публикации некоторых документов из архива А.Ф. Лосева. Это подборка писем под условным названием «Вопросы философии», короткая, но очень емкая и эмоциональная переписка А.Ф. Лосева и А.А. Мейера (1930-е годы), а также две работы А.Ф. Лосева «О форме бесконечности» (1932) и «О мировоззрении» (1986), представляющие читателю Лосева «раннего» и Лосева «позднего». Нельзя не подчеркнуть, что для последних прилагательных употребление кавычек обязательно. Уже названные два произведения, будучи разделены более чем полувековым отрезком времени, неопровержимо свидетельствуют: творчество Лосева было не только длительным и непрерывным, но и цельным. Архивные публикации данного сборника (все они принадлежат А.А. Тахо-Годи) вместе с небольшими текстологическими примечаниями и комментариями составили четвертую часть книги. Комментарии, надо признать, не только в известной мере субъективны, т.е. вполне отражают пристрастия имярек, но и не претендуют на исчерпывающую общую обрисовку, тем паче – исчерпание большинства затронутых проблем. Занимавшие лосевскую мысль предметы столь глубоки и первоосновны, смысловая плотность лосевских текстов столь высока, что каждый заинтересованный читатель обязательно отыщет в них что-то свое, лично для него важное, дорогое, поучительное. Впрочем, несколько утешает то обстоятельство, что избранные здесь примеры из наследия философа – а специально отбирались лапидарно написанные работы ярко выраженного концептуального и резюмирующего характера, причем пока мало известные, – они могут и сами за себя постоять, являясь крепкой основой для объективного представления «всего Лосева».

В конце книги читатель найдет краткие библиографические сведения о текстах из предыдущих частей. Здесь же приводятся, в случае необходимости, те уточнения и добавления, которых еще нельзя было или не удалось сделать к моменту первого появления данных текстов. С принятым способом подачи материала, как представляется, мы избежали естественного соблазна переписать всё в едином и заметнее отстраненном ключе. В итоге хотелось сохранить облик публикаций ex novo, по определению более непосредственный в выражении чувств и не слишком обремененный комментаторским всеведением.

Кроме того, издание снабжено именным указателем.

Конечно, к Лосеву можно подступаться иными, нежели у нас, путями. Другие и многие стороны этого феномена читатель может найти в освещении таких современных исследователей, как С.С. Аверинцев, Г.М. Адельшин, Н.В. Бекетова, В.В. Бибихин, П.Е. Бойко, С.Н. Бройтман, В.В. Бычков, Г.К. Вагнер, Д.Ю. Васильев, П.П. Гайденко, С.В. Гальперин, М.М. Гамаюнов, Г.Д. Гачев, Л.В. Голованов, А.В. Гулыга, Н.В. Демин, С.Б. Джимбинов, Д.В. Джохадзе, А.Л. Доброхотов, А.Г. Дунаев, В.В. Ерофеев, В.П. Завьялова, К.В. Зенкин, А.Т. Казарян, А.М. Камчатнов, Ю.Д. Кашкаров, К.А. Кедров, В.И. Ковалев, С.Л. Кравец, В.Б. Кудрин, В.Я. Лазарев, И.Н. Лосева, Д.М. Магомедова, Н.К. Малинаускене, Т.Г. Мальчукова, Вл. Марченков, А.Е. Махов, А.В. Михайлов, В.И. Моисеев, И.М. Нахов, Ю.Ф. Панасенко, С.А. Полковникова, Т.В. Проселкова, В.И. Постовалова, А.И. Резниченко, Ю.М. Романенко, Ю.А. Ростовцев, О.М. Савельева, В.В. Соколов, А.Г. Спиркин, Ю.С. Степанов, Л.Н. Столович, М.А. Таривердиева, М.С. Уваров, С.А. Филатов, П.В. Флоренский, Ю.Н. Холопов, С.С. Хоружий, Д.О. Чехович, С.К. Шаумян, О.С. Широков, А.М. Штерн, В.Н. Щелкачев, С.В. Яковлев. Из зарубежных авторов тут же следует указать такие имена, как Р. Берд (США), М. Денн (Франция), А. Джубара (Германия), Э. Димитров (Болгария), Лин Цзияо (Китай), Ф. Осука (Япония), М. Узелац (Сербия и Черногория), А. Хаардт (Германия), Е. Чаплеевич (Польша). Разумеется, этот список неполон и пополним. Есть уже книги, специально написанные о нашем герое: Тахо-Годи А.А. Лосев (М., 1997 в серии «Жизнь замечательных людей»); Тахо-Годи Е.А. А.Ф. Лосев. От писем к прозе. От Пушкина до Пастернака (М., 1999); Тахо-Годи А.А., Тахо-Годи Е.А., Троицкий В.П. А.Ф. Лосев – философ и писатель (М., 2003); Данцев А.А. А.Ф. Лосев (М., Ростов-на-Дону, 2005 в серии «Философы XX века»). Среди материалов довольно многочисленных энциклопедических изданий следует особо, на наш взгляд, выделить обобщающие результаты исследовательской деятельности Л.А. Гоготишвили – обширную работу «Лосев А.Ф.» и примыкающие статьи «Абсолютная мифология» и «Двойной символ» в энциклопедическом словаре «Русская философия» (М., 1995).

Но каждому из здесь названных, как и автору этих строк, до сих пор удавалось размышлять только на частную тему «Мой Лосев», и лишь наши совокупные усилия могут дать и своим чередом, будем надеяться, дадут цельный образ искомого. А философское учение Лосева о части и целом пусть исподволь сообщает всякому ищущему свою толику оптимизма (ибо на любой части почиет печать целого) и одновременно оберегает от гордыни (ибо целое всегда превыше своих частей).

В разговоре о творчестве Лосева вовсе не обязателен только строго научный, академически выверенный подход, тем паче что Лосев сам не упускал случая приземлять свои теории до уровня обыденного (извините – обывательского) словоупотребления и нередко совершал «несерьезные» экскурсы в область бытия, скажем, предметов домашнего обихода или самого что ни есть конкретного дерева, произрастающего под окном философа. Нельзя исключать также, что некоторые, может быть самые заветные, мысли он точнее и полнее сумел (или успел) выразить не в философских трактатах, а на страницах художественной прозы. Тогда и о нем самом тоже не помешало бы хотя бы иногда говорить иным, ненаучным языком. Повествовательные вкрапления, тяготеющие именно к такому языку (и бывшие нередко преследуемыми – теперь уж не слишком, правда, рьяно, – редакторами тех или иных изданий), читатель без труда отыщет в наших текстах. Глядишь, какая-нибудь шуточная «формула Лосева» и сгодится-таки в дело.

Насколько помнится, в 1986 году для поздравления Алексея Федоровича с очередным днем рождения (потом Бог дал еще только один такой день) автор этих строк рискнул на следующую лирико-философскую формулировку творческого облика арбатского мудреца:

Восходящий с предгорий Детали на вершину Общего

или

Гость с планеты Певучей Незнаемости

или

Алеф с индексом не ноль

или

Русский диалектик

или

Фило –

или

Каждую строчку этого шуточного «определения» можно оснастить немалым комментарием, причем вполне серьезным, с опорой на всяческие высказывания и публикации. Например, упоминание об алефе с индексом, отличным от нуля, отправляет к одной из излюбленных тем Лосева, теме бесконечного (вряд ли мы заметно почерпали ее в той же третьей части нашей книги), но вместе с тем затрагивает и лосевскую антропологию или, вернее будет сказать, антроподицею, основанную на диалектике интеллигенции, того самосознающего бытия, которое живет бесконечными энергиями Творца…

Но мы чуть задержимся, однако, на самой короткой части этой «формулы Лосева» – на полуслове «фило» и тире, к нему примыкающем (и из него вытекающем во все и всяческие стороны). Они замкнули, как видим, конструкцию в ее развитии, выступили ее итогом. Нетрудно догадаться, что вкладывалось в эту часть «формулы»: наше «фило», непосредственно указывая на две основных специальности Лосева, философию и филологию, прежде всего напоминало о том терминологическом стержне, на котором держатся не только собственно названия наук о мудрости и о языке, но и сами эти науки. Это «фило» (пред)определяет то преимущественное чувство, что связывает мыслителя с предметом мысли, чувство любви-филии. И вот, насколько приближалась такого рода «образность» к образу самого Лосева, можно было убедиться в ту пору, когда широкий читатель впервые познакомился с философской прозой А.Ф. Лосева. В повести «Жизнь» имеются следующие строки

«Познание не есть отвлеченность. Познание не есть разрыв или раскол, не есть объединение расколотого. Познание есть брак познающего с познаваемым. Познание есть любовь познающего к познаваемому, и любовь эта – взаимная…»

И еще прочтем вот эти, итоговые по характеру, слова:

«Главное, что есть опора против бессмыслицы жизни, есть твердыня, превысшая судьбы, и есть внутренняя и несокрушимая цитадель презрения к смерти, есть любовь и жертва, есть подвиг и счастье самоотречения, есть в самоотречении для других и для Родины самое сокровенное и уже действительно несокрушимое самоутверждение».

Жизнь и творчество А.Ф. Лосева – это школа любви и жертвы.

Загрузка...