Рецензии на произведения Марины Цветаевой

П. Пильский Бор<ис> Зайцев и Марина Цветаева о себе и о других <Отрывки>^{183}

<…> Вспоминаем, вспоминаем!.. Когда нет настоящего, уносишься в прошлое, — Марина Цветаева рассказывает о Мих. Кузмине, Есенине, о самой себе.

Петербург. Вьюга. Залитый огнями зал. Пред ней стоял Кузмин. Поражали его глаза. Казалось, кроме них ничего не было. Когда-то 15-летнюю Марину Цветаеву очаровала строчка кузминских стихов: «Зарыта шпагой — не лопатой — Манон Леско!»[583] Стих так заворожил юную поэтессу, что она даже отказала своему жениху: у него была борода лопатой, а воображение и сердце требовали шпаги.[584] О Кузмине говорили двумя словами: «жеманный» и еще «мазаный».[585] Но жеманности не было — было природное изящество: аристократическая традиция, пережиток далеких времен, — «сэврская чашка», француз с Мартиники XVIII века.

Внешность Кузмина была, действительно, не совсем обычной, и, кроме глаз, обращали на себя внимание «два кольца». Это очень хорошо и верно: «именно два кольца». Не думайте, что это — перстни: с гладкой небольшой головы, от уха к виску, пролегали два волосяных начеса.

М.Цветаеву спросили: «Как вам нравится Кузмин?» — «Лучше нельзя: проще нельзя». — «Ну, это для Кузмина — редкий комплимент».

Мелькая, проходит в этих воспоминаниях и Сергей Есенин — кудрявый, с васильковыми глазами, в голубой рубашке, его молодые частушки под гармонику: