Глава 20

Дверь была такой узкой, что кринолин застрял. Жоржетта и не подумала поправить его — наоборот, она гневно рванула подол в надежде, что тот порвется и тем самым одно из дорогих платьев, купленных на деньги мужа, будет испорчено. Увы, ткань выдержала.

В каюте она первым делом с раздражением начала расстегивать пуговки на спине. Ее мысли при этом тоже были резкими и гневными.

И она еще переживала, что этот человек не желает обращаться с ней, как с женой, как с матерью своего ребенка — то есть с должным уважением! Он не желает принимать в расчет чувства других, иначе совесть не позволила бы ему наживаться на их слабостях!

Изгибаясь, чтобы добраться до недоступных пуговок, Жоржетта ненароком глянула на полку — и тотчас уловила аромат еды. В простой миске было тушеное мясо с овощами, рядом лежал ломоть хлеба и стоял стакан холодного молока. Только теперь Жоржетта поняла, что проголодалась, до этого она и не думала о еде.

Зато Пирс подумал.

Ну как тут сердиться и дальше? Ведь в конечном счете он всегда предугадывал ее желания еще до того, как они были высказаны. Правда, не все. Например, он не желал ее прощать. Он жалел ее, но не понимал. И уж точно не любил. Если бы любил, то охотно согласился бы продолжать поиски ее отца.

Жоржетта вздохнула, подошла к столу и взяла ломоть хлеба. В этот момент дверь с треском распахнулась. Она выронила хлеб и в страхе повернулась.

Это был не один из старательской братии, это был Пирс. Но глаза его так яростно сверкали, что Жоржетта испугалась еще больше.

— Я пришел выяснить наши отношения раз и навсегда! — заявил он, громко захлопнул дверь и начал приближаться. — С меня довольно этой мешанины из лжи и оскорблений!

Вид его вблизи был страшен, и девушка непроизвольно отшатнулась, прижавшись к стене. В два шага он подошел вплотную и угрожающе навис над ней:

— Ты никогда не видела меня за картами, так какого черта ты постоянно пытаешься выставить меня шулером?

Что ж, это был хороший вопрос. В глубине души Жоржетта знала, что не права, но врожденное упрямство не позволило признаться в этом.

— Вывод напрашивается сам собой! — с вызовом ответила она. — Если бы ты играл честно, то проигрывал бы хоть иногда. Или ты продал душу дьяволу за удачу?

— Проигрывает тот, кто плохо играет, — отрезал Пирс, — а я отличный игрок! Что до того, что я продал душу, будь это так, все было бы при мне — и лошадь, и такая Ласточка, какую я выдумал.

— Значит, ты не продавал душу? В таком случае ты должен был бы проиграться хоть раз. Я что-то о таком не слыхала!

Жоржетта пренебрежительно повела плечами, и почти расстегнутое платье едва не соскользнуло. Она успела вовремя подхватить его. Это было сделано ненамеренно, но удачно отвлекло внимание Пирса. Когда он заговорил снова, тон его был гораздо спокойнее:

— Ты наверняка шарила в моих вещах раз десять. Видела ты среди них крапленые карты или что-нибудь подобное? Или, по-твоему, я повсюду хожу с полными рукавами карт, просто на всякий случай?

— Не знаю, как именно, но ты жульничаешь!

— Это мне ни к чему. Я играю всю сознательную жизнь и просто успел набить руку. Когда я играю, я помню все сделанные ходы и могу предугадать те, что будут сделаны. К тому же другие обычно пьют за игрой, а я никогда.

— В таком случае ты пользуешься слабостями других! Поощряешь их к выпивке, чтобы потом с легкостью обобрать. Короче говоря, я больше не чувствую себя виноватой перед тобой. Мы одного поля ягоды, и хватит попрекать меня маскарадом!

Жоржетта наклонилась подобрать с пола хлеб, а когда выпрямилась, встретила ироничный взгляд Пирса.

— Значит, до сих пор ты стыдилась? Верится с трудом. У дочери Луи Пакуина не может быть совести.

— Не смей так говорить о папе! — крикнула девушка, размахивая ломтем хлеба перед его лицом. — Не тебе судить его! И вот что я тебе скажу, Пирс Кингстон: я собираюсь вернуться…

— Забудь об этом! Я не позволю тебе, беременной моим ребенком, вернуться в этот Богом проклятый штат!

— Богом проклятый штат? Это ты о Луизиане? Значит, ты не гонишься за Блэквеллом, а бежишь от чего-то, что мешает тебе вернуться в Новый Орлеан? Ага! Я по глазам вижу, что угадала!

— Ты всегда видишь по моим глазам то, что можно использовать против меня. Да что с тобой говорить! Мы никогда не поймем друг друга, для этого я недостаточный лгун и интриган.

Он вдруг отвернулся, уселся на двойную койку — единственную койку в каюте — и начал разуваться.

— Что это ты делаешь? Собираешься раздеться? У меня на глазах?

— Как будто такого не случалось, — насмешливо произнес Пирс и добавил с сарказмом: — Жорж, мой мальчик!

— Я всегда отворачивалась!

Жесткая линия его рта смягчилась, потом губы сложились в усмешку.

— Ну, разумеется!

Он сбросил один ботинок и взялся за другой. Жоржетта поспешно застегнула верхнюю пуговку на спине и сделала шаг к двери.

— Ты куда?

— Подожду у двери. И надо сказать кому-нибудь, чтобы принесли тюфяк — я буду спать на полу.

— Из каюты ты не выйдешь.

— Мы уже обсуждали сегодня, каковы будут границы моей свободы, и я дала слово, что не сбегу, если ты пообещаешь не досаждать мне своим надзором!

— Да уж, если ты обещала, значит, так оно и будет! — Пирс расхохотался, потом вернулся к ботинку. — Неужели ты не понимаешь, глупышка, что этот пароход полон мужчин, плывущих туда, где женщин почти нет? Только представь себе, что может случиться. Лучше поужинай и ложись. День был долгим и утомительным.

— Значит… значит, ты не вернешься к игре? — воскликнула девушка в ужасе.

— Карточная игра — для меня работа. На сегодня я поработал достаточно и нуждаюсь в отдыхе.

— Ты снизойдешь до того, чтобы разделить постель с лживым отродьем Луи Пакуина?

Пирс стянул второй ботинок и несколько мгновений покачивал его на руке, словно собираясь запустить в нее. Глаза его были холодны, губы снова крепко сжаты. Наконец ботинок со стуком упал на пол.

— Закончим этот разговор. Просто не пытайся выйти за эту дверь, и все будет в порядке.

Жоржетта страстно желала отдалиться от Пирса как можно дальше, но в небольшом помещении это было невозможно. Честно говоря, способ был: никто, кроме них, не взял каюту — значит, остальные пустовали. Нужно было просто есть помедленнее, выиграть время, пока муж уснет, а потом перебраться в соседнюю. Жоржетта решила, что долго ждать не придется, раз уж прошлую ночь Пирс провел на стуле с жесткой спинкой. Ночью она несколько раз просыпалась и видела, как он меняет позу, тщетно пытаясь устроиться поудобнее. Тогда ей было даже жаль его — и напрасно.

— Заложи щеколду!

Занятая своими мыслями, она вздрогнула от неожиданности. Ей удалось подавить искушение ответить что-нибудь вроде «сам заложи!», но выполнять этот бесцеремонный приказ она не собиралась, так как в жизни еще не видела щеколды, которая двигалась бы в своем пазу бесшумно. Обычно они издавали пронзительный скрип в самое неподходящее время. Жоржетта неопределенно повела плечами и бросила косой взгляд на Пирса, снимавшего брюки. Не хватало еще, чтобы он пошел закладывать эту дурацкую щеколду нагишом!

— Дай хоть поесть, — уклончиво ответила она и принялась за тушеные овощи с мясом, набирая в ложку как можно меньше.

— Я сказал, заложи щеколду! — повторил Пирс резче. — Если не заложишь, я привяжу наши руки друг к другу.

Девушка нашла, что ей становится все легче и легче ненавидеть мужа. Она бросила ложку в миску, не обращая внимания на брызги, повернулась… и увидела, что на Пирсе остались только тонкие летние подштанники. Пришлось немедленно отвести взгляд и с преувеличенным возмущением промаршировать к двери. Как и следовало ожидать, щеколда закрылась с противным скрежетом.

— Доволен?

Ответа не последовало. Жоржетта уселась и снова принялась за еду. Прошло несколько минут. Со стороны койки не доносилось ни звука, и эта тишина ужасно нервировала. Наконец ей представилось, что муж подкрался сзади и теперь стоит за спиной, намереваясь… она не знала что, но ничего хорошего не ожидала. Жоржетта схватила стакан с молоком, думая: хоть какое-то оружие! Потом с улыбкой повернулась.

За спиной было пусто. Ее ненавистный супруг лежал на койке лицом к стене, укрывшись по плечи.

Он намеренно игнорировал ее!

Вот и хорошо, лучше и быть не может, подумала она, расслабляясь. Это куда лучше, чем если бы он пялился на нее, воображая себе… воображая то, чему не бывать… никогда больше не бывать… разве что… нет, ни в коем случае!

К неудовольствию Жоржетты, еда быстро закончилась, и она осталась сидеть перед пустой миской. В каюте не было никакой мебели, и если она не желала так и просидеть всю ночь, следовало что-то предпринять. Но что? Если попытаться ускользнуть, щеколда заскрипит и разбудит мужа.

Какое-то время она обдумывала положение дел. Судя по ровному дыханию, Пирс спал. Ему не мешал даже гул голосов, доносившийся из корабельного салуна палубой выше. А что тут странного? Он привык спать как убитый после своих сказочных выигрышей, и, должно быть, этот шум казался ему лучшей колыбельной!

В таком случае разбудить его не так-то просто.

Жоржетта на цыпочках прошла к двери и начала по миллиметру поднимать щеколду. Раздался скрежет, Пирс шевельнулся, и она отскочила, покрывшись ледяной испариной. Взгляд ее заметался по каюте, упал на кувшин с водой, и в голове мелькнула сумасшедшая мысль опустить этот кувшин на затылок Пирса, чтобы тот перестал просыпаться от каждого звука.

Осторожно подняв кувшин, она убедилась, что он полон до краев. Удар таким тяжелым предметом скорее всего навсегда лишил бы мужа возможности шевелиться. Уже наклоняя кувшин, чтобы отлить половину, Жоржетта осознала нелепость собственного поведения.

Допустим, она обезвредит Пирса на достаточно долгое время, чтобы покинуть пароход. А дальше? Куда она пойдет? Такой рискованный поступок имел смысл только в том случае, если бы рядом причалил пароход на Сан-Франциско. «Рано или поздно такой момент настанет, — подумала девушка, — а пока придется лечь рядом с этим негодяем».

Она налила воды в тазик, умылась, вымыла с мылом шею и плечи и собралась опустить сорочку до пояса, но тут сзади послышался шорох. Она обернулась так резко, что чуть было не свалила тазик.

Пирс лежал теперь на спине, но дышал так же ровно и выглядел крепко спящим. С минуту Жоржетта стояла в нерешительности с мылом в одной руке и мочалкой в другой, потом вздохнула и вернулась к прерванному занятию, предварительно потушив лампу.

На то, чтобы завершить туалет, отколоть шиньон и переодеться в новенькую ночную сорочку, потребовалось не так уж мало времени. Девушка постоянно прислушивалась, но никаких подозрительных звуков не услышала. Наконец все дела из тех, что делаются перед отходом ко сну, были переделаны. Убедившись, что тесемка сорочки стянута у самого горла, Жоржетта приблизилась к постели, на которую полосками падал лунный свет, проникавший через ставни. Откинув одеяло, она для начала на ощупь убедилась, что муж по-прежнему оставался на своей стороне, и укрепила свою решимость, в сотый раз мысленно повторив, что ничего не случится. До сих пор он не домогался ее, значит, опасаться нечего.

Жоржетта не желала признаваться себе, что втайне надеется на это. Она остро ощущала, до чего тонка ткань сорочки, и вспоминала, как выглядел Пирс, когда сидел на краю койки почти голым.

Осторожно опустившись на свою сторону постели, она медленно потянула на себя покрывало. А потом на всякий случай напряглась для отпора и стала ждать.

Ничего не происходило. Неужели негодяй вообще ее не замечает? Вот, значит, как? Теперь-то она знает наверняка! Знает, что ему на нее наплевать, что он ее просто не желает больше! Ну и черт с ним! Но уж теперь пусть пеняет на себя! Если раньше она вела себя кротко, то теперь, когда стало ясно, что она ему безразлична, он не долго останется ее тюремщиком.


Море разыгралось не на шутку. Длинный волнорез тянулся вдаль — туда, где бесновались волны. Жоржетта стояла в самом начале его, когда увидела вдали судно — клипер, отданный на волю стихии, но храбро боровшийся с ней. Девушка приподняла юбки и побежала по волнорезу. Он тянулся все вдаль и вдаль, и не было видно конца, с которого можно было бы подать судну знак.

Она бежала и бежала, а волнорез удлинялся с каждым шагом. Судно под полными парусами уходило прочь.

— Стойте! — закричала она, ускоряя бег. — Не уплывайте!

И вдруг волнорез закончился. Здесь волны бросались на сваи с такой яростью, что все сооружение ходило ходуном.

— Стойте!

Крик потерялся в вое ветра. Судно удалялось. Отчаяние и боль потери охватили Жоржетту. Моряки на судне не видели, как она махала им, не слышали ее криков. Она была брошена, покинута, она осталась совсем одна. Ей больше не увидеть семью и отца, который без нее погибнет.

И вдруг свершилось чудо: судно изменило курс и двинулось к ней. Оно летело, рассекая волны, высоко подняв форштевень, белея громадой парусов. Радость переполнила девушку. Спасена!

Высокая волна набежала и отхлынула, внезапно обнажив подводную скалу, скользкую от водорослей. Скала была прямо по курсу быстро идущего клипера.

— Осторожно! Риф!

Жоржетта лихорадочно замахала руками, но некому было заметить это — ни на носу, ни на мостике никого не было. Судно с размаху налетело на риф, послышался ужасающий треск ломающегося дерева. Сзади налетела волна, подхватила раненое судно и бросила его на скалу, разломив почти пополам.

Клипер начал быстро погружаться, с него донеслись слабые крики о помощи, и несколько человеческих фигурок полезли на мачты в поисках спасения. Приглядевшись, Жоржетта ахнула — среди них был Пирс! Это он спешил ей на помощь и вот теперь должен был погибнуть, если ничего не предпринять.

Девушка заметалась по широкому волнорезу, бросилась назад в поисках хоть чего-нибудь, пусть даже ялика. Но кругом были только взбаламученные штормом воды.

С возгласом отчаяния Жоржетта снова повернулась к тонущему судну, как раз в тот момент, когда один из матросов исчез в морской пучине. Верхняя часть мачты с треском обломилась, увлекая еще нескольких за собой в мешанине парусов и вантов. Бог знает каким чудом, она встретила взгляд Пирса, который еще держался. Он молча молил о помощи.

Тогда она побежала назад на берег. Там она увидела крытое пальмовыми листьями бунгало — местный салун — и вбежала туда, оборвав занавес из кусочков бамбука. Внутри было полно народу, все пили, орали, ссорились.

— Помогите! — крикнула Жоржетта, хватая за рукав ближайшего. — Мой муж тонет!

Мужчина, по виду матрос, повернулся к ней с озабоченным лицом, но это выражение быстро сменилось насмешкой.

— Эй, ребята! Это наш малыш Жорж! Здоров он сочинять! И глядите-ка, переоделся в женское! Сейчас он нам сыграет славную комедию!

Он подхватил девушку и забросил на высокий помост. Все, кто был в заведении, собрались вокруг, и когда она глянула вниз, там было море ухмыляющихся, насмешливых лиц.

— Мы любим нашего Жоржа! — сказал кто-то щербатый, гнусный на вид. — Наплети нам с три короба, Жорж!

— Но это правда! Я и в самом деле женщина! Я замужем, и мой муж тонет! Вы должны, должны мне поверить!

Раздались многоголосый хохот и улюлюканье.

— Давай, давай, Жорж! Хорошо начал! Расскажи, как ты прикидываешься Ласточкой!

— Ле-ди Лас-точ-ка! Ле-ди Лас-точ-ка! — скандировали они.

Кто-то в такт стучал кулаком по столу, кто-то топал ногами, кто-то свистел.

— Верьте мне, верьте! — тщетно взывала она.

— Ласточка! Ласточка! Мы хотим слышать про Ласточку!

— Послушайте же!

— Ласточка!

— Помогите! Помогите-е!!!


— Ласточка, Ласточка! Проснись!

— Что это было?!

— Просто страшный сон, — прошептал кто-то, поглаживая ее по плечу.

Пирс! Жоржетта с облегчением обняла его и крепко прижала к себе.

— С тобой ничего не случилось? Ты в порядке?

— Ну конечно, успокойся. Господи, как же бьется у тебя сердце!

Его руки были такими сильными, такими надежными. Жоржетта уткнулась в грудь Пирса, с жадностью и наслаждением вдыхая запах желанного мужчины. Она все еще не могла до конца понять, где она и что с ней. — Все хорошо?

Она протянула руку к его лицу — и замерла, когда кончики ее пальцев осторожно втянули в рот. Потом губы раскрылись, отпуская их. Жоржетта прижалась теснее:

— Мне было так страшно…

— Знаю. — Губы коснулись лба, потом щеки. — Но ты со мной, и тебе нечего бояться. Я скорее умру, чем позволю кому-то причинить тебе вред.

— Правда?

Она отстранилась, стараясь разглядеть в темноте лицо мужа.

— Честное слово, — заверил он, подвигаясь ближе.

Он сказал, что готов умереть за нее! Это было все равно что признаться в любви, и Жоржетта забыла о сомнениях, которыми непрестанно мучилась, с готовностью поверив, что любима. Слезы почему-то всегда были наготове в последнее время — вот и теперь они покатились по щекам, падая на подушку. В неосознанной потребности выказать доверие к услышанному, она потянулась губами к его губам.


Сначала Пирс просто отдался неожиданной ласке, наслаждаясь нежностью губ и округлостью тесно прижавшихся грудей. Он ощущал, как часто бьется сердце Ласточки.

Поцелуй стал более страстным. На одно мгновение Пирс засомневался: «Что ты делаешь? Час назад ты решил, что у вас нет будущего, что вы совсем разные!»

Ласточка тихо застонала и выгнулась, прижимаясь теснее. Больше Пирс не прислушивался к голосу рассудка, он слышал только свое желание, свою давнюю потребность в этой девушке, а потому набросился на ее губы, словно утолял жажду.

Когда он проник между податливых губ в горячую глубину рта и ощутил ответные движения языка, сладостное стеснение в паху усилилось настолько, что он не в силах был больше выносить это.

— Постой… — с трудом выдохнул он, отрываясь от Ласточки.

— Почему? — растерянно спросила она.

— Потому что я хочу, чтобы лампа горела, хочу видеть тебя.

Он ожидал протеста, но она неожиданно уступила без единого слова, разомкнув кольцо рук у него на шее.

Пирс на ощупь отыскал спички, зажег лампу и подкрутил фитиль так, чтобы от него исходило лишь едва заметное свечение. Повернувшись, он встретил разнеженный, томный взгляд Ласточки, взял ее за руку и мягко принудил подняться.

Чувственность в ее глазах сменилась смущением, взгляд скользнул в сторону. Теперь лицо казалось совсем невинным, полудетским, но когда Пирс посмотрел ниже, перед его взглядом предстали полные, женственные груди, хорошо заметные сквозь тончайший батист сорочки. Напряженные соски приподнимали ткань, словно приглашая коснуться.

Он бездумно взялся за кончики ленты, завязанной у самого горла. Ласточка вздрогнула и схватила его за руки, с мольбой заглянув в глаза. Казалось, она находится на распутье, все еще решая, позволить ли чему-то случиться или все пресечь. Пирс мог понять ее и не собирался торопить. Он выпустил ленту и поднес руки девушки раскрытыми ладонями к губам. С минуту он просто прикасался к ним языком — медленными круговыми движениями, и по мере этого дыхание Ласточки все учащалось. Взгляд ее снова обрел ленивую томность.

— Я уже говорил тебе, что ты прекрасна?

Он осторожно выпустил ее руки и погрузил пальцы в короткие своевольные завитки медно-рыжих волос.

— Твои волосы нравились мне длинными, но знаешь, есть что-то особенное… что-то волнующее в том, как они выглядят сейчас. Ты похожа на эльфа.

— А мне нравятся твои глаза, — в тон ему произнесла Ласточка, беря его лицо в ладони. — Против таких не устоит никто.

Тем временем Пирс снова взялся за ленту и развязал ее. На этот раз Ласточка позволила ему это. Она даже уронила руки, чтобы можно было стянуть тонкий батист с плеч. Когда сорочка скользнула вниз, обнажив ее до талии, Пирс снова поразился бесстыдной женственности ее грудей. Они были так полны и высоки, словно сами собой тянулись к нему.

С трудом оторвавшись от этого зрелища, Пирс снял с нее рубашку. Он хотел видеть Ласточку полностью обнаженной, насладиться видом ее тонкой талии, едва заметной округлости ее живота, где в этот момент развивался плод страсти, которую они разделили. Сознание этого переполнило Пирса, вызвало в нем чувство сродни благоговению.

Прикосновения Пирса были до того бережны, что Жоржетта затаила дыхание, боясь его спугнуть. Она опасалась, что не вынесет переполнивших ее эмоций, что ноги откажутся ее держать. Она инстинктивно вцепилась Пирсу в плечи, чтобы не упасть. Как она любила этого мужчину!

Когда их взгляды встретились, девушка прочла в его глазах обожание, о котором мечтала с первой встречи.

— Ты — подарок судьбы… — произнес Пирс так тихо, что она не знала, в самом ли деле слышала эти слова или ей почудилось.

А потом Пирс склонился к ее губам. Это был нежный, нетребовательный поцелуй, и все же он воспламенил кровь, подстегнул желание. Жоржетта качнулась вперед, и их полуобнаженные тела прижались друг к другу. Она страстно ответила на поцелуй, желая большего.

Пирс со стоном стиснул ее в объятиях, и не могло быть тисков более желанных, чем его сильные руки. Жоржетта ощущала его напряженную плоть, как та прижимается к ее животу, подталкивает ее, словно умоляя освободить. Сама того не замечая, девушка отвечала движениями бедер. Наконец, не в силах больше терпеть эту сладкую пытку, она нащупала тесемку на поясе Пирса и рванула за нее.

Неистовость ее страсти возбуждала еще сильнее, заставляла терять голову. Прежде Пирсу не приходилось встречать женщин, настолько пылких, — может быть, потому, что приличия подавляли в них естественные порывы. Но это дитя рек и морей, этот полевой цветок был естественным, как дыхание!

— Постой, я сам сделаю!

— Тогда скорее, — низким грудным голосом произнесла Ласточка, подняв на него затуманенный взгляд.

Она повернулась, показала ему восхитительные округлости ягодиц и скользнула в постель с кошачьей грацией.

— Скорее… — повторила она, глядя на него с высокой подушки.

В полумраке Пирс видел контуры ее бедер, линию сомкнутых ног и развилку между ними, где островок медно-рыжих волос скрывал самый соблазнительный ее секрет.

— Что с тобой?

Пирс сообразил, что стоит в полной неподвижности, наслаждаясь открывшейся его взгляду красотой. Он поспешил избавиться от одежды. Вид его тела заставил Ласточку ахнуть, потом она засмеялась.

— Что смешного?

— Извини, — сказала она. — Понимаешь, я никогда не видела… я не думала, что всего этого так много!

Это было откровение из числа тех, которые она время от времени высказывала, изумляя и забавляя его. К замешательству прибавилось чувство гордости оттого, что Ласточка нашла его мужские достоинства внушительными. Впервые в своей жизни Пирс решил, что смех естественно подходит к интимному моменту, и засмеялся тоже.

Оказавшись в постели рядом с Ласточкой, он коснулся кончиком пальца ее смеющихся губ, провел вниз по шее, потом по груди до соска. Взгляд девушки, только что искрившийся весельем, снова затуманился. Пирс обвел твердую вершинку по кругу, слегка сжал и, не в силах противиться искушению, втянул в рот.

Жоржетте показалось, что сладостная молния пронзила все ее тело.

— Как хорошо… — прошептала она.

Пирс отстранился. Ласточка спросила себя, знает ли он, что с легкостью может довести ее до безумия. Взгляды их встретились, и она поняла, что знает. Уж не потому ли, что на лице у нее написана откровенная страсть, бесстыдное желание? Жоржетта знала, что поздно задаваться этим вопросом, что ни за что на свете она уже не сможет вести себя благоразумно.

Она ощутила прикосновение между ног, и они раскрылись сами собой. Ласка была невыразимо интимной — казалось, что Пирс узнает ее снаружи и изнутри, и это ищущее движение несло с собой несказанное наслаждение. Потребность в ответной ласке заставила Жоржетту сомкнуть руку на той странной части его тела, в которой сосредотачивалось желание. Когда пальцы ее сжались, Пирс замер, и даже дыхание его пресеклось. А потом он начал ритмично двигаться, скользя в кольце ее пальцев.

Его мужская плоть пульсировала и с каждой секундой твердела все больше, и тело Жоржетты отвечало таким же ритмичным движением, словно эта взаимная ласка была своего рода слиянием. Когда возбуждение достигло вершины, она повернулась и сжала горячую плоть между ног. Еще несколько мгновений они продолжали двигаться навстречу друг другу, исступленно сплетаясь языками, потом она ощутила проникающий толчок и снова откинулась, раздвинув ноги.

Она была заполнена до отказа, и это было невыразимо прекрасно. Жоржетта обвилась вокруг горячего тела, оплетая его руками и ногами, прижимаясь грудью. Наслаждение нарастало, путая мысли, погружая все кругом в горячий туман. В тот же миг Пирс содрогнулся внутри ее тела, излившись с протяжным стоном. Жоржетта вскрикнула, позволив наслаждению унести ее в небеса…

— Моя прекрасная Ласточка…

Жоржетта почувствовала, что Пирс отодвинулся в сторону, ощутила на влажной коже движение прохладного воздуха из окна. Медленно и не без усилия она приподняла тяжелые веки. Он смотрел на нее, опершись на локоть, и его взгляд был полон любви, как она и желала. Ей хотелось поблагодарить его за то, что случилось между ними несколько минут назад, но она не нашла слов, просто коснулась его щеки. Пирс в ответ привлек ее к себе, поглаживая по плечам и спине и касаясь губами ее лица.

Довольно долгое время они просто лежали в объятиях друг друга, иногда мимолетно лаская, иногда целуя и постепенно погружаясь в легкую дремоту. Было уютно в кольце рук Пирса, Жоржетта полностью расслабилась и наконец сладко зевнула.

— Спокойной ночи, любовь моя, — произнесла она тихо.

К ее удивлению, на лице Пирса появилось суровое выражение, он сдвинул брови и повернулся на спину, потянув на себя покрывало. Что-то случилось, но Жоржетта была слишком сонной и удовлетворенной, чтобы размышлять над этим. Возможно, ей просто почудилось, решила девушка. Так или иначе, он укрыл их обоих и снова притянул ее к себе.

— Спокойной ночи, милая. До завтра.

Засыпая, Жоржетта подумала о том, как же это все-таки хорошо — быть замужем за любимым человеком. Как хорошо, когда и он любит. Любить… что может быть прекраснее?

Ей показалось, что она слышит что-то. Что? «Люблю тебя»?

Она уснула в полной уверенности, что слышала именно эти слова.

Загрузка...