6

От появления никуда не денешься. Если не рассказать, что я вдруг появилась там, где меня ещё секунду назад не было, то ничего не получится. Нужно въехать на бричке в город N, нужно материализоваться на Патриарших, откуда-то взяться нужно, родиться где-то и приехать или прямо и жить-быть в нужное время и в нужном месте, как те старик со старухой.

Наверное, тысячу раз я читала или видела в кино, как герой выплывает из небытия и его мутный взгляд блуждает в тумане, где неясно темнеют непостижимые силуэты. Какое-то время спустя над героем проявляется незнакомое лицо, а он вслух или мысленно вопрошает "Где я?", или "Кто я?", или ещё что-нибудь подобное, что, якобы, должно прояснить ситуацию.

У меня ничего такого не было. Ниоткуда я не выплывала в окружении туманных силуэтов. Просто ноги у меня подкосились и мгновенно накатили такая тошнота и такой позыв по-большому, что пока я падала на землю, то успела и обблеваться и, уж извините, обкакаться. И вот я криво сижу на этих самых подкосившихся ногах, упираюсь руками в траву, а передо мной лужа рвоты, а подо мной… А подо мной сами понимаете что. При этом я совершенно голая, вокруг берёзы, неподалёку детская игровая площадка с двойной качелей, горкой и песочницей, а кругом щебечут птички. И знаете, чему я обрадовалась? Я луже обрадовалась. Справа от меня, буквально в трёх шагах, виднелась дорога в две разъезженных, но довольно глубоких колеи, наполненных грязной водой и вот этой дорожной луже я обрадовалась, потому что больше всего мне хотелось скорей обмыть бедро и ноги. Встав на четвереньки, а потом на ноги, я дошла до дороги, забрела в лужу и сделала то, что хотела. Пока я грязной водой обмывала ноги, то обратила внимание, что крестика на мне тоже нет.

Гадать, кто я, мне было не нужно. Я прекрасно соображала, никакой прострации у меня не было, просто сильно колотилось сердце, и во рту стоял ужасный кислый привкус. Жгло всё. Вода в луже была тёплая и вообще было тепло, и я понимала, что это, наверное, Тамп при замыкании цепи вилкой, что-то там сделал со своим темпорально-алформационным, прости господи, полем, а я туда угодила. После трёх лет тесного общения с киборгом из будущего такие вещи не удивляют и не ставят в недоумение, а наоборот, кажутся наиболее простыми и логичными. А что ещё-то со мной должно было произойти? Просто, теперь надо выяснить, когда и где я, найти Веру, а там будет видно, что делать дальше.

За детской площадкой виднелись дома. Туда я и пошла. На краю площадки стояла урна, с вставленным в неё мусорным пакетом синего цвета, в котором одиноко лежала пустая бутылка. Я вынула бутылку, потом вынула пакет, разорвала его и сделала себе некое подобие мини-юбочки, связав на поясе кончики узелком. Потом взяла бутылку и стала читать всё, что на ней написано. По-русски написано! – отметила я.

Напиток безалкогольный сильногазированный "Миранда". Состав меня не интересовал. Изготовитель: Россия, Алтайский край, село Бочкари. Отлично! Объем… Произведено по лицензии… Пейте охлаждённым… Дата где? Даты нигде не было, одни какие-то коды.

Я бросила бутылку в урну и пошла к ближайшему дому. Двухэтажный, вокруг фиолетовый забор из пластика или металла, в заборе калитка. Это задняя сторона участка. Улица и главный ход, видимо, с другой стороны и это опять хорошо. Я, как Вера, старалась всё анализировать. Калитка была не заперта, и я вошла на участок. К дому слева примыкала терраса, на террасе стол, несколько стульев, рядом диван-качалка, на диване плед – именно то, что мне сейчас надо.

Я поднялась на террасу, взяла плед и завернулась в него.

Тут дверь из дома на террасу открылась и в проёме показался робот-тележка. Низ, как тумбочка на колёсах, середина, как столик, над столиком стойка, над стойкой голова в виде монитора, по бокам руки-манипуляторы, на столике множество разных ванночек-ниш, тумбочка залеплена наклейками и кое-где разрисована фломастерами. Наверняка, дети рисовали.

– Здравствуйте, – сказал робот мужским голосом. – Вы находитесь на частной территории без согласия владельца. Могу ли я чем-то вам помочь?

– Тебя как зовут? – спросил я.

– Я Пырзик, а как ваше имя?

– Я Таня.

– Очень приятно, Таня, – сказал Пырзик. – Могу ли я быть чем-то вам полезен?

– Пырзик, принеси мне попить воды, – сказала я.

Он развернулся и исчез в дверях. Я села на стул. Все-таки я очень устала и сейчас почувствовала это.

Через минутку Пырзик опять появился на пороге. Очень ловко съехал с него, и я поняла, что по ровному он ездит на колёсиках, а когда надо переступить, подняться или спуститься, у него снизу срабатывают специальные манипуляторы и он проходит перепады на них и снова становится на колёсики. Его стол-площадка при этом плавно опускается или поднимается. В специальной круглом углублении на столе у Пырзика стоял стакан с водой для меня.

– Пожалуйста, ваша вода, Таня, – сказал он, остановившись передо мной.

Я с удовольствием попила.

– Спасибо, дорогой, – сказала я. – Дома кто-нибудь есть?

– Дима и Аня на работе, – сказал Пырзик. – Витя и Маша в школе.

"Эх, Пырзик, – подумала я. – Ты правда такой наивный или уже кому надо на меня настучал и сейчас приедут?"

– А где работает Аня? – спросила я.

– Она преподаёт в университете теоретическую механику, – сказал Пырзик. – По расписанию у неё сегодня лекции до шестнадцати часов двадцати минут.

– Напомни мне, сейчас сколько времени? – спросила я.

– Сейчас десять часов восемнадцать минут, – сказал Пырзик. – У вас не включён двойник.

"Очень хорошо, – подумала я. – У меня нет какого-то двойника".

– Не нужно ли вызвать экстренную службу? – спросил Пырзик.

– Нет, не нужно, – сказала я. – Вызови Аню. Я ведь могу с ней поговорить?

– Да, конечно. Вызываю.

Через несколько секунд я услышала:

– Да, Пырзик, я слушаю, – потом, судя по всему, она увидела меня. – Вы кто?

Я на экране Пырзика тоже её увидела. Женщина лет тридцати, в деловом костюме, шла по коридору, где было много молодёжи. Я не могла не узнать по виду типичный университетский коридор – сама провожу много времени в аналогичном.

– Здравствуйте, Аня, – сказала я. – Меня зовут Татьяна. Я нахожусь у вас дома на террасе. Пырзик, покажи панораму, – попросила я. – Со мной, видимо, что-то произошло, но что, я не знаю. Пырзик говорит, что у меня отключён двойник. Как видите, я вся в грязи и без одежды, – я немного распахнула плед. – Вы не могли бы мне как-нибудь помочь привести себя в порядок. А то ведь даже если вызвать экстренную службу, как предлагает Пырзик, то я всё равно не знаю, что им сказать, и что они решат со мной сделать, увидев в таком виде, тоже не знаю.

"Если она преподаёт теоретическую механику, то должна предпочесть логику, а не эмоции", – подумала я и не ошиблась, т.к., несколько секунд помолчав, Аня сказала:

– Ждите меня, я скоро приеду, – и отключилась.

– Что я для вас могу сделать? – снова спросил Пырзик, когда на экране Аню сменила анимированная рожица-смайлик.

– Спасибо, Пырзик. Скажи, какой сегодня день и год, и где мы находимся?

– Сегодня восьмое августа 2098-го года. Мы находимся в посёлке Утиный Брод города Омска, на улице Прямая в доме номер 23.

– Я лягу, – сказала я, вдруг почувствовав непреодолимую усталость.

Я пересела со стула на диван-качалку и положила голову на боковой валик. Грязные ноги на диван я поднимать не стала, оставив их свисать, и в этой неудобной позе тут же уснула. Видимо, напряжение бессонной ночи и события, которые и каждое по отдельности может вывести человека из равновесия, всё же сказались.

Я проснулась от того, что Аня потрясла меня за плечо.

– Просыпайтесь, – услышала я. – Вы уже больше трёх часов спите. Скоро здесь будет невыносимо жарко, сюда солнце придёт, а потолок прозрачный.

Я села. Плед сполз с меня, и я его поправила.

– Что с вами случилось? – спросила Аня, когда я на неё посмотрела. Лицо у неё было строгое и даже сердитое.

– Я не знаю, – хрипло сказала я и прокашлялась. – Я очнулась на детской площадке за вашим домом совершенно голая, в блевоте и, извините, в дерьме. Как и почему это случилось, я не знаю.

– Вы сказали, вас Татьяна зовут?

– Да.

– Значит, имя своё помните?

– Да, имя и фамилию. Татьяна Смирнова. И что я из Новосибирска, помню. Мне надо туда уехать и я там всё вспомню и сориентируюсь. Там мне всё знакомо. Пожалуйста, помогите мне туда добраться. Я не знаю, к кому обратиться ещё.

– Может, всё же обратится в экстренную службу? – сказала Аня. – Они помогут установить, что произошло и помогут попасть в Новосибирск.

– Мне совсем нечего им сказать, – жалостливо проговорила я. – Они же будут спрашивать. Это затянется, а я хочу уехать как можно быстрей. Невыносимое состояние, когда ты вроде бы всё знаешь, но никак не можешь ухватиться хоть за что-то, понимаете.

– Ладно, не хочешь, не говори. Пырзик, баня готова? – приоткрыв дверь прокричала она своему роботу в дом.

– Готова, – услышала я ответ Пырзика. – Одежду я тоже приготовил.

Аня вошла в дом и тут же вышла обратно со стопкой одежды в руках.

– Идём, – мотнула она мне головой.

Она привела меня в баню, стоящую во дворе за домом. В предбаннике она положила одежду на лавку.

– Плед сюда на пол брось, потом постираю. Господи, а это что?

– Это я пакетом из мусорки прикрылась.

– Тоже сюда бросай. Ты до пояса в грязи…

– Это я в луже мылась…

– Вот здесь холодная вода, здесь горячая. Вот ковш, мыло, шампунь, мочалка, мойся. Я сейчас тапочки тебе принесу. Одежда моя, чистая, по росту вроде должна подойти, а вот по ширине. Будет свободно, но ничего.

– Спасибо.

Она ушла. Я принялась мыться. Мне очень хотелось, наконец, смыть всю грязь и почувствовать себя вновь человеком.

– Тапочки! – услышала я из предбанника, когда Аня принесла обувь. – Потом приходи в дом.

– Спасибо! – прокричала я в ответ.

Помывшись, я вытерлась полотенцем и надела трусики, майку, рубашку, лёгкие брючки на резиночке и носки. Обув тапочки, я пошла на террасу и вошла в дом.

– С лёгким паром, – приветствовала меня Аня. – Вон там в ванной можешь оставить полотенце, –показала она. – На зеркале расчёски, щётки, фен, резинки, заколки. Только не долго, ладно, а то я на лекцию опоздаю.

Я кивнула и прошла в ванну, где быстро подсушила волосы феном и стянула резинкой в хвост.

– Садись, – сказала Аня, когда я вышла из ванной. – Чай, бутерброд. Поешь, а я пока тебе обувь подберу. У тебя какой размер ноги?

– Тридцать пять с половиной.

– У меня побольше, так что давить не будут.

Я быстро съела тёплый бутерброд не знаю с чем, с чем-то мясным, покрытым сверху расплавленным сыром, и выпила кружку чая с сахаром. Аня принесла лёгкие текстильные балетки.

– Вот, эти попробуй.

Я надела.

– Ну, как?

– Очень хорошо, – сказала я. – Спасибо, Аня! Вы мне очень помогли.

Она махнула рукой:

– Всякое в жизни бывает. Сейчас довезу тебя до университета, там недалеко вокзал. Держи карточку – это Машкина, дочки моей. Я на неё сбросила тебе на дорогу. Билет ты без двойника или без документа не возьмёшь, но у вокзала можно машину снять – есть любители. Цену назовёт, сбрось половину и от неё торгуйся. Карточкой рассчитаешься. Как всё у тебя утрясётся, карточку мне отправишь. Адрес я прямо на ней написала. Когда получу, буду знать, что у тебя всё в порядке. Поехали. Пырзик, мы ушли. Наведи порядок здесь и в бане.

– Могла бы и не говорить, – ответил Пырзик.

В Тампе ко мне относились трепетно – по-другому я это даже назвать не могу. Единственный неприятный момент был – это тот самый момент появления, момент алформационного перехода. Физический дискомфорт от нахлынувшей непереносимой тошноты и эстетический дискомфорт от непроизвольной дефекации, когда, что называется, изо всех дыр.

Карточку Ане я отправила при первой же возможности с полным восстановлением израсходованных средств и звонила ей потом несколько раз. Никаких подробностей о своём происшествии я ей так и не поведала, хотя особо и не протестовала, когда она сама выдумала для себя какую-то историю, связанную с несчастной любовью. Может, это меня чья-то ревнивая жена застукала со своим мужем. Наверное, у Ани что-то похожее когда-то в жизни было, потому она мне и помогла, ничего не выясняя.

В кураторы мне определили Андрея Эдуардовича – старшего научного сотрудника 39-ти лет. Высокий, стройный, симпатичный брюнет с добрыми глазами и ласковым голосом. С одной стороны, не налюбуешься, а с другой такое впечатление, что я из него верёвки вить могу, но это только впечатление. Он как Хома в старом Тампе, только с виду мягкий и пушистый, а так-то и бульдозером с места не сдвинешь. Ну и, само-собой, я не могла не кокетничать. Где вы видели молодую женщину, которая хоть разок не пококетничала бы при наличии рядом с ней молодого, красивого, умного и доброжелательного мужчины. Я нигде.

Разумеется, меня никто не ждал. Я имею в виду, именно меня. Да никого они не ждали. И про Веру они ни сном, ни духом – караульный патруль тогда, в 2067-ом, в составе трёх бойцов и старшего лейтенанта-киборга погиб при инциденте, даже пепла не осталось. Там от всего шахтного верха ничего не осталось и просто удивительно, что жертв было так мало. Это мне Андрей поведал. Они расследовали задним числом. Когда случайно обнаружили упоминание об алформации на старом сайте АфтерШок, тогда и хватились. Подняли все старые данные той поры, когда случился инцидент и только тогда про Ритку и узнали.

Веру тоже не ждали и наше с ней сходство в первый момент моего обнаружения внесло дополнительное смятение в их стройные научные ряды. В силу каких-то технических причин, это не мог быть киборг Катерина Стеблова. Они успокоились, лишь когда киборг оказался Таней Смирновой – человеком.

Ещё никогда в жизни меня так подробно до самых мелочей ни о чём не расспрашивали и я теперь представляю, каково было Вере. По крайней мере, меня хоть не исследовали, как лягушку – парочка вполне невинных медосмотров и что-то там подлечили. А вот рассказывать мне почти ничего не рассказывали. Да и что было рассказывать, если я ни о чём не спрашивала? А так-то, никто от меня ничего не скрывал. Где только с Андреем я ни побывала. "У нас времени, – говорил он. – Практически вся твоя жизнь до самой смерти". Это он у меня мою же фразу подхватил. "Когда мы тебя вернём, твоя Вера даже ничего не заметит. Мы тебя вернём в то же состояние, в следующий его квантик. Это меньше, чем ничего".

– Меньше планковской величины?

– Ты откуда такие слова знаешь? – смеялся Андрей.

– От верблюда! – злилась я.

Он всегда расточал мне комплименты по любому поводу, в том числе и на счёт моего острого ума и тому подобного, но при этом все серьёзные мои вопросы, касающиеся чего-то научного и алформационного, сводил к шуточкам. Я видела, что ему нравится, когда я злюсь. А вот про текущее положение вещей в их так называемом будущем я никогда не спрашивала. Боялась я этого будущего, где всё так запутанно, и ничего не хотела знать – видимо, прививка Дмитрия сработала. Мне достаточно было того, что я видела, когда мы ходили по улицам, ездили куда-то, посещали разные места. Очень уж мне не хотелось, чтобы что-то, что я узнаю здесь, как-то сильно повлияет на то, что у нас там.

Я даже поделилась своими опасениями об этом, когда рассказывала, что Верина экипировка попала нашим для изучения. Но меня успокоили, сказав, что это практически никак не повлияет. Верина винтовка АК-24-КУ – это стандартная классическая стрелковая конструкция со стандартным боеприпасом, а различные гаджеты без сети и специального обеспечения не работают. Форма тоже обычная и интерес представляет только броня, которая содержит нано-компоненты, которые у нас уже известны, но используются пока лишь в аэрокосмической промышленности, т.к. слишком дорогие для того, чтобы по этой технологии изготавливать броню для рядовых солдат.

Имплантировать электронный усилитель мозга (они его называли просто УМ) или какой-нибудь нейроинтерфейс мне не предлагали, да я бы и отказалась.

– Не хочу быть сигомом, – сказала я, когда однажды мы с Андреем заговорили о чём-то таком.

– Нет, ты не будешь сигом. Никаких генных модификаций, просто имплантированный гаджет, – сказал Андрей.

– Типа глаз в глазу и электронный мозг, как у Веры?

– Нет, Вера киборг. У неё электронный мозг и биологический, это одно целой. А у тебя был бы электронный помощник биологическому мозгу, но они всё равно работали бы отдельно, а не как одно целое.

– У тебя такой есть? – спросила я.

– Есть. Сейчас почти у каждого такой есть.

– У Ани тоже есть?

– Точно не знаю, но, скорее всего, да. Могу узнать.

– Не надо. – сказала я и спросила. – А двойник тогда зачем?

– Это совсем другое. Так называемый электронный двойник – это как идентификатор человека в сети и обеспечивает коммуникационные функции – регистрации, платежи, допуски, навигация и тому подобное. Паспорт и кошелёк, если тебе так проще и понятнее.

– А что у тебя ещё, кроме УМа и двойника?

– Я генномодифицирован, я сигом. Родители заказали мне мою внешность.

– А-а-а, – невинно протянула я. – Знания от УМа, красота от родителей… Практически всё, как у меня, только у меня от природы.

Кажется, я наконец-то смогла его обидеть и разозлить, но виду он всё равно не подал, только улыбнулся.

А однажды мы сидели в Эдемском Саду на пересечении Бардина и Новой, пили кофе на открытой террасе, и между кронами двух высоких сосен мне как раз было видно рекламную панель, занимавшую весть торец многоэтажного дома через улицу. Я часто смотрела рекламу, не вникая в содержание – просто мне нравились три-дэ эффекты, когда изображение не просто на экране, а объёмное, прямо в пространстве над улицей. И в очередном ролике показывали какой-то инопланетный вечерний или ночной пейзаж. Инопланетный потому, что в небе было две луны. На фоне пейзажа шли парень и девушка в военной форме и с оружием, и текст: "Планета Сур, служба по контракту" и что-то ещё, я не вникала, но сразу спросила Андрея:

– Что такое Сур? Что имеется в виду.

– Планета имеется в виду.

– Что, открыли какую-то новую планету?

– Их, кажется, чуть ли не каждый день открывают.

– Я про Солнечную систему говорю, а не про экзопланеты, или как их тут у вас называют?

– Так и называют. Сур как раз одна из них.

– А что тогда за контракт о службе на Суре? Что имеется в виду?

– Я всё забываю, что у тебя нет УМа, – усмехнулся Андрей. Подловил таки. – И природные глаза.

Он взял мой, лежащий на столе, планшет, несколько раз тыкнул в него пальцем и пододвинул мне.

Планета Сур. Среднее расстояние до звезды 289 млн.км, период обращения 0,84 стандартных лет, период вращения 21,6 стандартных часов, средний диаметр 6205 км, масса 3,6*1023 кг. Состав атмосферы идентичен земному. Средняя температура поверхности +7 °С.

Местная флора и фауна присутствует (дополнительная информация по ссылкам Soor1554 и Soor7885).

На планете имеется: база-порт "Вивейра", класса BX-206 гражданского назначения, 1 поверхностный, 2 углублённых уровня, 3 стартовых, 2 посадочных площадки, тип "SSA", универсальная автономная платформа "Krizz", 8 шахт.

Персонал базы: 127 человек.

Военных и стратегических объектов нет.

Владелец: Содружество Планет Кольца.

Арендатор: Корпорация "НИОНИК".

– Хочу туда! – сказала я. – Ни разу нигде, кроме Земли не была.

– Там сейчас война, – сказал Андрей

– То есть вот это что, на самом деле? Есть реальная планета, куда люди летают? Как? На воздушном шаре?

– Не на воздушном, – сказал Андрей. – На темпоральном.

– Поехали домой, – сказала я. – Мне надо много прочитать. А потом я хочу с кем-нибудь поговорить. Не с тобой.

– Сначала со мной, – сказал Андрей, вставая.

Я поняла, что хочу на Сур и мне понадобился почти месяц, чтобы добиться своего.

Дома, читая в сети различные материалы, как поняла, что экспедиционными силами двух противостоящих друг другу блоков Сур используется, как некая площадка для выяснения отношений. На Земле такое давно уже непозволительно по той простой причине, что даже обычные вооружения слишком разрушительны и смертоносны. На Земле используют лишь экономические и информационные методы противостояния, а на Суре, используя контрактников и наёмников, можно друг в друга и пострелять.

Темпоральные перемещения для киборгов и вообще для неживого то ли совсем невозможны, то ли чем-то сильно ограничены, так что на Сур направляли только людей и там они всё делали с нуля. Владея технологиями, сегодня там производили почти всё, только в очень маленьких масштабах. Наверняка, когда-нибудь там построят и производства по изготовлению термоядерного оружия, и фабрики по выращиванию киборгов, но пока там были только люди, энергетика, добыча и уникальные штучные производства. Очень интересный полигон.

Люди сумеют приспособиться ко всему и сделать всё, чтобы выжить среди себе подобных – это я знала, потому как-то спросила:

– Если человек с электронными имплантами не может быть темпорально перемещён, то почему прямо на Суре не изготавливать УМ для имплантации добровольцам?

– Во-первых, там нет планетарной инфосети, – ответили мне. – Во-вторых, суровское производство ещё не в состоянии изготовить УМ, и в-третьих, имплантирующие себе не удаляемую электронику не смогут вернуться домой на Землю.

"Вот почему я, а не Вера, и вот почему мне импланты никто не предлагает, – поняла я. – Так бы и говорили, а то такие заумные лекции читают".

Погасить загоревшуюся у меня берёзку – непременно побывать на Суре – это, разумеется, не могло. Даже, наоборот, только разжигало. А там как раз было перемирие, или период прекращения огня, или заморозка – во что я особо не вникала.

Никаких туристических или гостевых туров на Сур не было. Только инженеры, работяги или вояки, и только под управлением Министерства обороны.

В итоге, мне сделали фиктивный контракт, присвоили звание лейтенанта, я закончила трёхмесячные курсы операторов дронов-разведчиков и меня отправили на Сур на пол года (так было указано в контракте, но я могла в любой момент вернутся по желанию или принудительно, если случится какое-нибудь обострение в отношениях противоборствующих сторон).

Что я там делала? – это отдельная история и к рассказу о Ритке отношения не имеет. Потому, я не буду занимать ваше время. В сети есть мой рассказ "Стрекоза" (https://author.today/work/388690), где я описываю один эпизод, произошедший со мной на Суре. Служба и служба.

Зато я побывала на той звезде, на которую до щемления в груди хотела попасть, когда мы с Верой лежали в спальном мешке на горе на Алтае и я смотрела в бесконечную даль вселенной.

Лишь один стóящий вопрос может возникнуть: как меня всё-таки туда отпустили? С какого, так сказать.

Всё очень просто. Когда я исчерпала все аргументы, которые только могла придумать, и не добилась желаемого, я прибегла к средствам, не оставляющим контрагенту выбора. Я сказала, что я конечно очень-очень хочу домой, и что я люблю Веру больше всех на свете, потому что она моя сестра, но если я не побываю на Суре, она просто никогда не узнает, что я вообще здесь была, и я ей ничего не передам и сама ничего делать тоже не буду. Заставить меня никто не сможет. Сможет лишь не отправлять обратно вообще. А я согласна и всё сделаю, но если на Суре не побываю, то, может, и не сделаю. Кто это проверит? Если меня убьют, если на меня упадёт кирпич, если меня загрызут суровские вши, то возьмёте меня ещё раз. Даже лучше, ведь теперь будете точно знать, где я приземлюсь и мне не придётся к вам из Омска добираться на попутках.

Вера потом меня пыталась просветить, почему они не могли бы забрать меня ещё раз, но я так толком и не поняла. Да и какая разница – я была на своей звезде. Вселенная меня услышала.

После Сура началась серьёзная подготовка к отправке меня обратно в старый Тамп. В основном она состояла в том, что я должна была запомнить большое количество абсолютно бессмысленной для меня информации и без всяких УМов.

Я спрашивала, почему её нельзя передать с помощью какого-то более надёжного носителя?

Мне отвечали, что никакую информацию темпорально передать нельзя и носитель, соответсвтвенно, тоже, а когда я возражала, что вот же меня или сурян вы передаёте вместе со всей информацией, которую мы несём, яйцеголовые лишь досадливо разводили руками.

– Таня, – говорили мне. – Передаются лишь состояния! Состояния локализованного определённым образом алформационного объекта. Вернее даже, не его состояние целиком, пусть и в локализованном ключе, а как бы место этого состояния в массиве состояний. Тебя здесь нет, – говорили они. – Понимаешь, ничего такого, как ты обо всём этом думаешь, нет.

Кому-нибудь что-нибудь понятно?

Нет меня, нет Веры, нет Вани, нет Сура, нет Стрекозы. Но я-то вот она, я живу, я есть! Пусть они говорят, что хотят, эти учёные, а я хотела домой, к Вере.

Перед отправкой я сутки ничего не ела. Совсем ничего, кроме нескольких глотков воды с лаймом. И клизму мне поставили неоднократно, так что я, наверное, была прямо таки прозрачная, если на меня посветить чем-нибудь ярким. Но после вояжа на Сур этим меня было уже не удивить.

Ноги подкосились от рвотного позыва, но я была готова и устояла. Правда, всё равно тут же пришлось опуститься на колени и пошарить в сумраке оброненную на пол вилку. Я её нашла, схватила рукой в перчатке, выпрямилась и посмотрела в смотровое окно на Веру. Она увидела меня, кивнула, показала большой палец и тут же махнула рукой – "Уходим!". Я побежала к выходу из зала генератора. Мы встретились в коридоре. Я не смогла сдержаться и обняла её.

"Как же давно, сестричка, я тебя не видела!"

Вера тоже обняла меня, но потом отстранила, вытянув руки; её глаза пробежали по моему лицу и она спросила:

– Ты где-то была?

– Я очень скучала по тебе, – улыбнулась я. – Всё объясню, а пока слушай меня! Я знаю, что делать дальше.

– Хорошо, – сказала Вера. – Командуй!

– Возвращаемся к тележке.

Тележка стояла у турникетов, как мы её оставили. Охранника нигде не было видно. Я указала Вере пальцем на стекло охранной будки:

– Проверь, если та штуковина, что ты им дала, там, то забери её.

Когда Вера вышла из будки, то показала мне прямоугольную бумажку и убрала в карман.

– Тележку катим в подсобку и там оставляем. Потом в западную противокомнату, – сказала я, беря ведро. Вера взяла второе ведро, и мы покатили тележку через турникет.

В подсобном помещении для инвентаря мы поставили тележку в ряд к нескольким прочим, поставили вёдра, повесили на стойку респираторы, бросили перчатки в урну к другим использованным и скорым шагом пошли в западный коридор.

– А камеры? – на ходу спросила Вера.

– На этом уровне не работают, – ответила я. – Охранник отключил после того как застрелил напарника. Записи удалил.

– Ты знаешь, почему он застрелил, – спросила Вера.

– Теперь знаю. Потом, дорогая.

В западной противокомнате, или, согласно официальной экспликации, в бытовом блоке четвёртого уровня, дверь, расположенная в торце коридора, вела к лифту экстренной эвакуации чего-то радиоактивного, только, это был не вертикальный лифт, а наклонный и между собой тамповцы называли его не иначе, как гиперлуп. Я не знаю принцип его действия, но там использовался то ли вакуум, то ли сжатый воздух, в общем, что-то пневматическое, и тянулся он параллельно туннелям с самого низа Тампа на самый верх. Как раз этот ареал Тампа в игре Вера восстановить не смогла, назвав его чёрной дырой.

На створке двери не было никаких ручек или замков. Дверь была совершенно гладкая и производила впечатление глухой ниши. Справа от ниши на стене виднелся невзрачный наборный блок с десятью цифровыми кнопками. Я набрала нужную шестизначную комбинацию. Мы вошли в помещение, через которое наклонно проходила труба и располагался пульт управления. На пульте я ввела нужные, намертво вбитые в память, команды. Загорелись индикаторы, замигали маячки – к нам ехал лифт. Створки в трубе разошлись.

– Забирайся! – кивнула я Вере. – Там только лёжа.

– А ты?

– Я тоже! Только сейчас введу нужные команды.

– Стой, – сказала Вера. – Куда он нас привезёт?

– На самый верх.

– Нам надо на второй уровень, – сказала Вера. – Там наша одежда и мой пистолет.

– У меня в инструкции сразу наверх, – сказала я.

– Давай на второй уровень, – сказала Вера. – Оттуда мы выберемся сами, как и вошли.

– Хорошо, – согласилась я. Вере я верила больше, чем кому бы то ни было. – Забирайся, и оставь как можно больше места для меня.

Вера шагнула в трубу и принялась укладываться в капсулу.

– Тут очень тесно, – услышала я.

– Я знаю, но мы там тренировались, – крикнула я. – Мне бы только успеть забраться. Готова?

– Давай.

Я ввела команды, максимально отошла к трубе, потянувшись, нажала пуск и кинулась к капселе. У меня было всего пять секунд. Прыгнув в капсулу, где, максимально прижавшись к стене, уже лежала Вера, я должна была упасть на неё валетом, и резко вжаться боком. Как двойняшки в матке. Я почувствовала, что нечаянно ударила Веру ногой куда-то в голову или в лицо и почувствовала, как она схватила меня и сильно втянула и прижала к себе и вниз. Створки капсулы с резким свистом захлопнулись, проехавшись краями по моему боку и спине и я почувствовала, что они защемили на мне халат.

– Ты нормально?

– Ты как?

Одновременно спросили мы друг друга. Капсула с ощутимым ускорением двинулась. Я изо всех сил прижалась щекой к Вериным берцам.

– Вилка мне в бок колет, – усмехнулась я. – Я тебя там не покалечила ногами?

– Всё хорошо, Танюш, заживёт, как на собаке.

Где-то через минуту капсула стала тормозить и остановилась. Створки так же резко и со свистом раскрылись.

– Вытолкни меня, – сказала я Вере. – Боюсь шевелиться на тебе.

Я почувствовала, как меня приподняло и сбросило в бок. Когда я поднялась с пола, Вера уже стояла рядом. Я взяла её за плечи и посмотрела на лицо. Справа была разбита верхняя губа и из ранки выступило немного крови.

– Быстро заживёт, – сказала Вера. – Мы на втором?

Я кивнула.

– Дальше опять командуй ты, – сказала я, набирая на пульте команды отправки капсулы в исходное положение.

Капсула, прошипев, с хлопком закрылась, створки трубы сомкнулись и было слышно, как капсула ушла вниз.

На стене у двери я набрала комбинацию открытия – перед нами открылся пустой коридор. Слава богу, пустой. Из гиперлупа мы сразу же свернули в женский туалет, зашли в знакомую уже кабинку, и закрылись на защёлку.

Уже без всяких пояснений Вера подставила сцепленные руки, я встала на них, Вера меня подняла к потолку и я, отодвинув панель, достала мешок с нашими вещами. Мы стали переодеваться. Я с удовольствием сняла с себя голубые халат и штаны и стала надевать свой камуфляж. Мой крестик висел у меня на шее.

– Жди здесь, – сказала Вера, взяв мешок с халатами. – Я верну это в гардеробную. Почему нет тревоги?

– Тревога есть, но она только на четвёртом уровне. Второй класс – местное происшествие. Начальство и группа реагирования приедут минут через двадцать. Следственная группа ещё позже. Успеем выбраться?

– Должны.

– Отлично! А мешок давай возьмём с собой.

– Тогда идём в туннель, – сказала Вера.

Из западного коридора мы вышли в складскую зону "Лабиринт", тут же свернули в обратный туннель и встали за стойками входной арки в ожидании "попутки". Главное, чтобы она была.

Она была. Минуты через три мы услышали рёв двигателя подъезжающего КАМАЗа. Когда КАМАЗ проехал мимо нас, я видела, как Вера закинула в кузов наш мешок с халатами, разбежалась и подпрыгнула, хватаясь за задний борт. Я ринулась следом, тоже подпрыгнула, ухватилась за борт и влезла в кузов.

– Тебе уже не нужна моя помощь? – сказала Вера.

– Ты даже не представляешь, как нужна, – пожала я Вере запястье. – Прячемся.

Грунта в кузове было навалено много, почти по самые борта. Нам обеим пришлось, чуть ли не свернувшись калачиками, забиться в угол у заднего борта. Зато груженный КАМАЗ не трясло на лежачих полицейских – он просто мягко их переезжал.

– Ты где взяла зомби-код? – спросила я Веру.

– Код контроля сознания? У Хомы украла.

– Как?

– Я его соблазнила.

– Подробнее, Вера. Мне надо его завербовать.

– Ясно, – сказала Вера. – Мы встречались трижды в Международном космопланетарном центре, помнишь? Мы там с Хомой и Зивой и познакомились. В офисе есть комната виртуальной реальности - пространство зеркал. Там нет прослушки и видеонаблюдения. Дважды у Хомы с собой были документы. Я их прочитала. Или ещё подробней?

– Нет, достаточно. Завтра его туда вызову, – сказала я. – Дома бумажку с вахты отдашь мне. Зафиксируй.

Когда КАМАЗ за воротами станции повернул к шлагбауму, выехав из под обзора камер наблюдения, мы спрыгнули с него и побежали в темноту кладбища техники, к "своему" КАМАЗУ. На улице шёл густой снег. Я на ходу достала из-за пазухи Ванин берет и надела – надеюсь, почти безупречно. По крайней мере, Вера, глянув на меня, улыбнулась и не стала ничего на мне поправлять.

Когда мы забрались в кабину и Вера запустила двигатель, я открыла бардачок и пошарила там среди наваленного хлама. И нашла! Нашла мятый и защёлкнутый на металлический пружинный зажим пакет с сухариками. Бросила зажим обратно в бардачок, ухватила из пакета сразу несколько сухариков, сунула в рот и захрустела. Какие же они были вкусные!

– Жрать хочу, как волк! – сказала я Вере с набитым ртом.

– Сейчас приедем домой, там тебя чапхэ ждёт, – сказала Вера, включая заднюю передачу.

Мужик в оранжевом жилете, надетом поверх ватника, поднял перед нами шлагбаум, как только фары КАМАЗа его осветили. Вера лишь прибавила оборотов и мы выехали с территории Тампа. Доехав по шоссе до того места, где в лесу была спрятана наша машина, Вера развернулась и остановилась на обочине, так же, как раньше.

– Сиди, пригоню машину, – сказала она, выключив фары, оставив лишь подсветку.

– Возьми, – я сняла и подала ей берет. – Тебе идёт.

Она улыбнулась, надела берет и вышла.

Через несколько минут наша арендованная машина остановилась нос к носу перед КАМАЗом. Вера вытащила из салона водителя и взвалила на плечо. Я открыла ей дверь и помогла втянуть водителя на место. Усадив мужчину поудобней, я взяла мешок, сунула в него пустой пакет из-под сухарей, выпрыгнула из кабины и пересела в наш автомобиль.

Через несколько километров Вера свернула на просёлок, потом в лес и остановилась. Взяв сумку, мы вышли и под густым снегопадом принялись переодеваться. Переодевшись и упаковавшись, мы поехали домой. Оставив машину на стоянке перед подъездом многоэтажки и взяв сумку, мы пошли к коттеджу. Уф-ф-ф, всё!

– Два часа двенадцать минут, – тихо сказала Вера.

Я поняла, что она говорит не о том, который час, а о том, сколько наша операция заняла времени.

– Плюс полтора года, – сказала я.

Утром я села в самурайку и поехала в университет на занятия.

Загрузка...