Мой сердитый окрик заставил всех ошеломленно замереть. Наверное, чего-чего, а такой выходки от ректора Алиссии, глупой, избалованной девушки, никто не ожидал. Даже Перлигор подвисла, а как раз она знала, кто я на самом деле и насколько громко умею кричать.
— Успокоились? – холодным тоном произнесла я, окидывая всех суровым, уверенным взглядом. – Тогда займите свои места и начнем собрание.
Я гордо выпрямила спину и под напряженное молчание прошла к столу преподавателя, где как раз стояла госпожа Перлигор.
Хорошая идея ей, кстати, пришла в голову, когда женщина предложила использовать учебную аудиторию для собрания. Профессорам придется разместиться на местах учеников, что морально будет понемногу давить, заставляя их смущаться и чувствовать некоторую неполноценность.
— Да как вы смеете так с нами разговаривать? — первым отмер тот самый толстый мужчина и пошел в атаку.
— Ну если вы ведете себя, как студенты-сорванцы, то как с вами можно разговаривать? — выгнула я брови, словно насмехаясь и так же улыбнулась, едва подняв уголки губ. — Хотите уважения? Прекрасно, я только за! Пожалуйста, ведите себя в соответствии с вашим статусом. Есть еще вопросы?
Видимо, подобной экспрессии от ректора Алиссии никто не ожидал, а потому и вопросов больше никаких не задавалось. Даже этот напыщенный толстяк замолчал и недовольно пыхтя, уселся за парту.
— Что ж, поскольку вопросов у вас нет больше, давайте начнем. Прежде всего, хочу сказать, что за все время моих тайных наблюдений за жизнью академии, я заметила очень удручающую ситуацию. Профессора, которые должны безукоризненно придерживаться правил и устава, позволили себе расслабиться и похоже забыли, где и в качестве кого они здесь находятся. Единственное, что меня радует, не все из вас упали настолько низко и продолжили даже в таких трудных условиях соблюдать правила и законы. За что им огромный поклон от меня лично!
Надо было видеть эти наглые и развращенные рожи, когда я действительно склонилась в поклоне, обращаясь к банде госпожи Перлигор и к ней самой. Чуть зубы не стерли в горсть муки, так сильно ими скрипели. Но, что меня все же очень удивило, не спешили возмутиться и выкрикнуть какие-то обвинения в мою сторону.
— Студентам очень важно получить знания и научиться контролировать свои способности. Именно для этого и была создана академия Радук, о чем, к сожалению, все забыли. В последнее время, успеваемость студентов оставляет желать лучшего, и за это несет ответственность именно профессорский коллектив. А потому, скажите мне пожалуйста, какие учебные планы вы используете и есть ли они у вас вообще?
Лица недобросовестных профессоров мало того, что перекосило от гнева, они еще и посерели. Из чего можно было сделать вполне логичный вывод – никаких планов у них не было.
Сказать по правде, меня это просто невероятно сильно разозлило. Неужели они вообще ударенные на голову и все это время считали, что им это сойдет с рук? Да как так можно? Меня начало колотить, настолько сильно закипала от злости. И это еще я не переходила к той информации, которую предоставила мне госпожа Перлигор.А та-а-ам! Волосы дыбом встают!
— Ну, наконец ты взялась за свои обязанности! — вдруг прокаркала одна старуха, сидевшая сзади, в тени. — Думала уже и умру, так и не дождавшись!
Я едва сдерживала себя, чтобы не огрызаться в ответ. Лишь из уважения к ее глубокому возрасту прикусила язык.
— И надеюсь, ты не о тех планах говоришь, которые мне хотели втюхать молодчики из Рады? — она медленно поднялась, опираясь на свою палку и едва переставляя ноги направилась в мою сторону, держа в руках целую кипу бумаг. — Потому что это дерьмо я даже не могу назвать учебными планами. Смех и только! Вот девушка, это мои наработки, я их годами создавала.
Профессор положила мне на стол тяжелую папку, старющую, как она сама. Пожелтевшие листы громко кричали о своем возрасте и у меня не оставалось даже малого сомнения, что дама действительно знала свою работу.
– Спасибо, – улыбнулась ей вежливо, – я же могу их пересмотреть после собрания? Или они вам нужны?
— Да что же, я не знаю своей профессии? Все это я наизусть процитировать могу! Бери, пригодится тебе. И другие давайте, чего задницы к стульям приморозили? Или вам личное приглашение нужно?
А бабка огненная! И, похоже, ее либо уважали, либо очень сильно боялись. Ибо никто, даже те напыщенные рожи, на выпад бабульке ничего не ответил. Да что там ответил – не фыркнул!
— С каких это пор, — кривя губы в отвращении, ляпнул один из профессоров, — ректор хоть что-то понимает в учебном процессе? Насколько я помню, она даже в студенческие годы не хватала звезд с неба.
А вот и этот урод, от которого я хотела бы избавиться в первую очередь. Профессор Картлейн, выходец из мещанской семьи, сорок один год от рождения, красавец, но какая мерзкая тварь! Я узнала его по характерной родинке на щеке: большое, отвратительное пятнышко, размером с хорошую бородавку. Больше ни у кого подобного не было. А об этом уроде мне рассказал Ингирис, практически перед самым собранием. Еще умолял не рубить с плеча и не вступать в диалог со скотиной. Но если оно само уже хрюкнуло, то какие ко мне претензии?
— Закройте рот, — сквозь зубы процедила я, изо всех сил сдерживая магию от расправы над негодяем. — И не волнуйтесь, до ваших подвигов мы тоже дойдем!
Мужчина замолчал. В его глазах сверкнул гнев и страх. Вряд ли он думал, что о его гнусных делах кто-то может узнать. Но когда ты нарушаешь закон, то волей-неволей, а постоянно боишься, что это выплывет на поверхность.
— Правильно, гнать в шею! — крикнула бабка, словно полководец перед войском. – Всех гнать, кто работать не хочет!
Какая прекрасная женщина! Мы с ней прямо на одной волне!
— Что ж, я так понимаю, больше никто не захватил с собой учебные планы, – сказала я после того, как банда госпожи Перлигор передала свои папки. Ну и еще Ингирис положил на стол свои наработки. – По крайней мере, я надеюсь, что не захватили, а не их не существует в природе. Чтобы сейчас не ставить вас в совершенно неудобное положение, я даю вам неделю, чтобы вы мне их предоставили.То ли просто принести, то ли написать, это уже на совести каждого.
По аудитории пробежал недовольный и возмущенный гул, но сразу же стих, как только я продолжила.
— Давайте двигаться дальше. Меня беспокоит тот факт, что студенты плохо питаются и живут в ужасающих условиях. Побывав в одной из девичьих комнат, я просто удивляюсь, как они еще умудряются учиться! Там же дышать тяжело, не то что трем девушкам разместиться с книгами. О том, что выполнять одновременно домашнее задание они не в состоянии, я вообще молчу! С этим нужно срочно что-либо решать. Есть какие-нибудь предложения?
"Может, еще не все потеряно" — подумала я, когда даже тот напыщенный толстяк согласился с моими словами. Он подчеркнул, что очень многие студенты жаловались не только на тесные комнаты, но еще и на сырость, холод и освещение.
— Я своим студентам предложил выполнять задания в аудитории по окончании учебного дня, — говорил он надменно, а вот после этого сразу же сдулся, — но это не дало результата, потому что шум такой толпы мешал им даже собственные мысли слышать.
— Мы могли бы разделить студентов, — говорила профессор Ровли, одна из тех, кого госпожа Перлигор назвала адекватной. — Меньшими группами им будет легче сосредоточиться.
В принципе, это был хороший временный вариант. Сейчас я не могла расселить учащихся, чтобы они жили по одному или по двое. Комнаты нужно проинспектировать, проверить наличие необходимой мебели и просто банально подготовить. Это займет достаточно много времени, а студентам нужно учиться, не дожидаясь момента, когда условия станут лучше.
— Сколько аудиторий мы можем выделить? — я достала перо и бумагу для записи.
Понемногу, стиснув зубы и поскрипывая ими, профессора втянулись в обсуждение важных вопросов. Некоторые даже начали получать удовольствие, перекрикивая своих коллег и желая протолкнуть именно свою идею. Выделиться и победить, так сказать.
— Что ж, с аудиториями мы решили, — подытожила я, — можно переходить к следующему пункту. Студенты почувствовали вседозволенность и в этом опять же виновата профессорская братия. Кто-то не мог справиться, а кто-то просто игнорировал весь этот беспредел — это уже без разницы. Факт в том, что нам нужно теперь с подобным поведением что-то делать. Я лично видела жестокие розыгрыши, которые вообще не тянули на что-то смешное или не серьезное.
— Но такое поведение всегда было присуще студентам, — пытался спорить кто-то из преподавателей. — Не вижу ничего плохого в том, что молодые дарования практикуются в использовании своих способностей.
— Если эти молодые дарования кого-нибудь убьют, вы тоже скажете “ничего страшного”? — переспросила я у мужчины, который мгновенно побледнел и замолчал, не в состоянии подобрать ответ. — То-то и оно! Вы как будто сами не думаете о возможных последствиях! Мы здесь не только для того, чтобы знания в их головы совать, но и для контроля.
— Ничего подобного за сколько лет не произошло, — фыркнула та самая дама, которая еще в начале собрания кривила свое хорошенькое лицо и говорила, что ей есть чем заняться и без совещания.
Профессор Шлифар, самая молодая женщина в коллективе, за исключением меня, конечно. Она преподавала астрологию в академии уже года два. Стройная, хорошенькая, словно модель с обложки. У женщины были высокие, выразительные скулы, пухлые розовые губы и длинные, черные ресницы. И насколько она была красива, ровно настолько же сильно от дамы тянуло надменностью и тщеславием.
Я честно надеялась, что она получила свой пост не за прекрасные глаза и действительно знала свою профессию. Но в этом мне еще предстояло убедиться.
— Вы уверены, госпожа Шлифар, что подобного не случалось? — сузив глаза, вкрадчиво спросила ее. – Я вот нет. Есть некоторые факты в истории академии, которые достаточно неоднозначны.
– На самом деле были случаи, – профессор Перлигор скорбно опустила голову. — Лет шесть назад погибли два студента.
– Вот и все, что нужно знать, – подытожила я. — Так что, есть предложения, как унять толпу молодых дарований, потерявших весь страх?
Тишина была мне ответом. Даже банда госпожи Перлигор не имела ни малейшего представления, что делать со студентами, которые уже почувствовали безнаказанность. А предлагать сейчас систему поощрений я очень не хотела. Во-первых, самое важное, это привлечет внимание Совета гораздо быстрее, чем выписывание пилюль профессорам, уже согрешившим на три увольнения. И если они сами побоятся доложить наверх, именно из-за своих проколов, то студенты могут. А во-вторых, не хотелось все карты на стол выкладывать.
— Ну, как минимум, стоит придерживаться устава академии, — взял слово Ингирис, который до этого тихонько, будто мышонок, стоял в уголке аудитории. — Вон, на кухню в помощники повару отправить самых больших нарушителей. Пусть помоют посуду за всеми, овощей подготовят, смотри и энергии на розыгрыши не останется. И повару легче будет.
Фактически, мужчина озвучил то, о чем мы с ним уже говорили. И его предложение пришлось всем преподавателям по душе. Ну почти всем. Мерзавец Картлейн фыркнул надменно и насмешливо скривил свою рожу.
Я себя уговаривала не реагировать, потерпеть еще немного, и вот тогда, когда дойдет до него очередь, оторваться вволю.
– Хорошо, этот вариант годится. Но все же над вопросом поразмышляйте, в следующий раз вернемся к этому пункту, — нацарапала я пером заметку в плане развития. — И да, привыкайте, подобные собрания будут теперь на постоянной основе. Раз в неделю будем собираться на совещание. А теперь, уважаемые, разберемся уже с вашим поведением.
Профессора, которые уже даже подняться успели со своих мест, вдруг замерли. Удивленно и негодующе взглянули в мою сторону, поиграли в переглядки между собой и загудели.
Я не могла вычленить из их ора ни слова! Они перекрикивали друг друга, создавая тем самым общую какофонию. Казалось, что я попала в рой трутней, потому что пчелами этих преподавателей язык не возвращался назвать.
— Да умолкните наконец! – громко крикнула я, поднявшись со стула и обойдя стол, став перед аудиторией в полный рост. – Вот об этом тоже поговорим. У вас мозги есть, думать умеете, или вы, что те недотепы-студенты, не в состоянии понять, когда нужно помолчать?
— Почему мы вообще должны выслушивать что-нибудь от тебя? — крикнул толстяк, покраснев от гнева.
– Потому, что я – ректор, профессор Рули, – отрезала холодно.
Щеки мужчины надулись, сделав его похожим на разъяренную лягушку. А на покрасневшей коже появились белые пятнышки, словно господин Рули собрался превратиться в мухомор.
— Какая ты ректор? — напыщенно спросил Картлейн, растянув губы в издевательской улыбке. – Ты так, кукла на посту. Все знают, что ты ничего не решаешь.
— Не смейте, профессор, болтать своим языком такие отвратительные вещи, — заступилась за меня госпожа Перлигор, сердито сузив глаза. — Нравится вам это или нет, а тайра Алиссия занимает пост ректора, и вы обязаны выполнять все ее распоряжения, касающиеся учебного процесса!
И снова поднялся гул согласных и несогласных голосов. Что я смогла в этом споре услышать, так это крики на тему того, что меня прекрасно помнят со студенческих лет и не мне им что-нибудь рассказывать.
— Ты смотри, — бабулька громко перекрикричала всех и шлепнула по парте своей палкой, — помнят они! А я тоже вас всех помню, так что теперь, мне вас всех гонять по академии за ваше поведение? Да я могу! Вот тебе! — бабка зарядила палкой по голове толстяку Рули, да так сильно, что тот присел. А следом под зад, словно прутом, врезала профессору Шлифар. Та ахнула от неожиданности и тихонько отбежала подальше от воинственной старухи. Даже Перлигор тихонечко, а переходила в более безопасное место.
– Я вам всем покажу! — кричала бабка, размахивая направо и налево своей палкой. — Будете знать, как мудрую женщину не слушать!
Я стояла и не верила своим глазам. Такого в моей практике еще не было, чтобы пожилая, милая женщина, гоняла палкой всех своих коллег! Нет, желание доказать правильность своего мнения таким образом у многих, по-видимому, появлялось, но сделать никто не решался. Сколько этой бабке лет вообще? И почему в списке профессоров ее имя никто не записал?
— Госпожа Турайн, прошу вас, прекратите это, — осторожно, словно заигрывая с безумным зверем, взмолилась Перлигор.
– И вообще, какая она мудрая? — из другого угла аудитории пискнула Шлифар. — Вы видели, как она вырядилась? Где это видано, чтобы женщина носила мужские брюки? Стыд какой!
— Ты бы на себя посмотрела! — фыркнула бабка.— Корсет так затянула, титьки чуть не вываливаются, а она о стыде здесь говорит! А у девушки, между прочим, все прикрыто!
Самое интересное было то, что взгляды Ингириса и Перлигор, которые они бросали на профессора Турайн, наиболее активно меня защищавшую, были достаточно выразительными. Удивление, подозрение, даже страх — все это отражалось в их глазах, что натолкнулось на неприятные мысли. Но спросить их сейчас, о чем они подумали, у меня не было возможности. Однако, я могла прекратить балаган и заставить всех меня слушать.
– Хватит, – спокойно и тихо сказала я, но мой голос зазвучал так громко, так звонко, словно кто-то динамики включил. Воздух в аудитории уплотнился, потяжелел, заставляя профессоров ошалело моргать и с непониманием оглядываться вокруг. – Я хотела с вами поговорить, как со взрослыми, мудрыми преподавателями, но вы не захотели по-доброму. Значит, будем по-плохому.
Я разрешила магии выйти наружу и соединиться с магией академии. Она сердито повисла вокруг, давила на каждого присутствующего, заставляя людей прогибаться под ее могуществом. Почти на каждого: Ингирису, Перлигор, ее банде и той сумасшедшей бабке не пришлось почувствовать на себе всю "прелесть" моей силы.
– Прекратите, – первым не выдержал Картлейн, который чуть не задыхался, упав на пол, – умоляю!
— Хватит, — сразу после него попросила еще одна профессор. К сожалению, я не помнила, как ее зовут. – Мы поняли. Мы все поняли!
Я решила больше никого не мучить. В конце концов, под впечатлением оказались все, кроме, конечно, Ингириса. Он раньше стал свидетелем могущества нашего с академией тандема. А вот все остальные, после того, как я отозвала магию назад, взглянули на меня совсем другим взглядом: почтительным, ошарашенным и, в то же время, чрезвычайно растерянным. Такого они точно не ожидали.
– Ай, девка! — весело крикнула бешеная бабка, плеснув в ладоши, пока другие отходили от потрясения. – Ай, красотка! Не каждого из ректоров академия принимает.
– Это большая честь, работать вместе с избранницей, – профессор Рули искренне, я по крайней мере на это надеялась, с уважением склонил голову. И почти все профессора повторили этот жест за ним. Кроме, что не удивительно, мерзавца Картлейна.
– Я рада это слышать, – вежливо ответила я, но в то же время довольно холодно. – А теперь слушайте, что я скажу. Хотите остаться и дальше профессорами в академии Радук — начинаете вести себя как профессора. Никаких прогулов, — я взглянула сердито на Шлифар, которая смущенно отвела взгляд. – Никакого похмельного сна перед студентами, – гневный взгляд бросила на еще парочку провинившихся, – и вообще, никакой выпивки, пока вы в академии. Пьянства я терпеть не буду!
Все невольно повернули головы в сторону Ингириса. Почти синхронно осмотрели его с ног до головы, удивились, будто только увидели его и под его скептическим взглядом, пристыженно отвели глаза. Я даже щеку прикусила, только бы не рассмеяться, настолько забавно это выглядело.
— И упаси Боги, кто–то посмеет взять у студентов деньги, я вам и руки отрублю! — профессор Рули спал с лица и втянул голову в шею, словно пытаясь стать незаметным.
— Так им, — неугомонная бабулька торжествовала, будто она не могла дождаться этих эпохальных событий. – А я прослежу! — и помахала своей палкой, чтобы напомнить всем, что она может сделать.
– И напоследок, – мой голос зазвучал гневно, стал похож на рычание зверя, – профессор Картлейн, я даю вам шанс выйти относительно сухим из воды. Вы сейчас принесете мне некоторую клятву и немедленно покинете академию.
На этот раз поднялся изумленный шепот. Перлигор и вовсе быстро перебежала к Ингирису и, видимо, пыталась выпытать у него информацию. На что тот только отмахнулся, что-то ответил, совсем коротко, и уставился брезгливым взглядом в мерзавца.
– Ну знаете, это уже совсем не смешно, – фыркал Картлейн, став похожим на индюка. — Я уведомлю Совет о вашем произволе! Меня, уважаемого профессора, мастера своего дела…
— Совратителя студенток и редкостную тварь, — перебила его яростно. — Или ты, скотина, думал, никто не узнает об этом? Я даже боюсь представить, сколько девушек ты погубил за все то время, что работаешь в этих стенах!
По аудитории раскатом грома пронеслись испуганные визги женщин и ошеломленные крики мужчин. "Как", "что", "не может такого быть" — с ужасом и неверием друг перед другом выкрикивали они. Но в этом вопросе я была полностью уверена в правдивости информации. Ингирис едва успел спасти бедную девушку от самоубийства.
— Ты не в своем уме! — визжал Картлейн яростно, и его красивое лицо мгновенно стало таким же безобразным, как и его душа. — Обвинить уважаемого профессора без доказательств, это уже не просто возмутительно, это я даже не знаю как!
– У меня есть потерпевшая, – отрезала я. Мужчина дернулся, словно получил хорошую оплеуху. – Я могу инициировать расследование, пригласить сюда королевских дознавателей и не только их. Как быстро они найдут доказательства, не уважаемый профессор, как думаете?
Что он мог ответить? А ничего! Ибо отлично понимал, что если начнется расследование, то подтвердится все то, в чем я его обвинила.
Мне противно было даже смотреть на это гнусное создание. Будь моя воля, от него не осталось бы и мокрого пятна! Стерла бы паскуду со свету, заставила бы кричать в предсмертной агонии, только бы он почувствовал весь страх и боль этих девочек! Но, к сожалению, исчезновение профессора быстро заметят, а он еще и какой-то там или лорд, или кто-то еще. И академию прикроют после такого скандала — кто будет отправлять сюда своих детей? Так что, я могла только требовать клятвы и прогнать подлеца к чертям!
— Это правда? — тихо, чуть ли не шепотом спросила одна из преподавателей. — Картлейн, это правда?
— Что же ты, мерзавец, молчишь? – сквозь зубы обратилась к нему я. — Тебя же спрашивают!
Глаза негодяя забегали, было заметно, как он срочно ищет способ выкрутиться, но все никак не находит. Да и что он мог найти? Уж попался, всё! Профессора начинали приходить в себя от шока, галдеть, выкрикивать оскорбления и проклятия, требовать немедленно связаться с местной полицией или просто устроить самосуд.
— Если бы не тот факт, что в академии настоящий беспорядок, то я бы даже не раздумывала, — с огромным сожалением в голосе сообщила злым профессорам. – Но нам сейчас только не хватает полной проверки для полного счастья. Поэтому, я предлагаю не уважаемому господину Картлейну дать нам всем клятву, в которой он поклянется больше никогда не использовать свое служебное положение для удовлетворения своих извращенных желаний, а также никогда не посмеет даже подойти с непристойными предложениями к студенткам.
— И пусть клянется, что больше никогда обманом и хитростями не заставит ни одного живого существа, — на этих словах госпожа Перлигор немного запнулась, — ну вы сами поняли, к чему. Не могу даже вслух произнести. Противно!
— А еще лучше, — произнес Ингирис тихо, но его услышали все, — закопать его где-то, как перегной.
— Вопросы возникнут, — кто-то из профессоров всерьез воспринял предложение моего мужа. — Хотя, если представить это как несчастный случай, то, возможно, и не возникнут.
Картлейн белел на глазах. Похоже, ему наконец-то полностью дошло, что заигрывать с ним никто не будет. Что мое предложение было продиктовано не отсутствием доказательств, а именно переживаниями за судьбу академии. А тот факт, что профессора очень быстро втянулись в обсуждение, как же тот несчастный случай лучше организовать, лишь вызвал у Картлейна понимание, что клятва – это его единственный шанс покинуть академию живым и целым.
Я неотрывно следила за ним все время и молчала. Умышленно не прерывала профессоров, уже вошедших в раж и не пыталась утихомирить их безграничную фантазию. Картлейн должен был не просто почувствовать страх, он должен был растеряться, чтобы не иметь возможности придумать способ обойти клятву или выторговать себе какие-нибудь поблажки. Профессора без моего вмешательства прекрасно ввели мерзавца в это состояние – состояние полного отчаяния и предопределения.
— Так что, Картлейн, клятва? — заметив, что мужчина дошел до нужной мне стадии, я наконец-то вмешалась, нарушив молчание.
Все замолчали одновременно, как будто им звук выключили. Направили взгляды в сторону мерзавца и с какой-то жадностью ждали его ответа. И что-то мне подсказывало, что всем хотелось, чтобы паскуда отказался от предложения, чтобы наконец разорвать его в клочья.
– Хорошо, я согласен, – нервно сказал Картлейн. Голос его дрожал, на лбу выступили капли пота. — Но вы гарантируете, что никто меня не тронет!
– Даже не надейся на это, – махнула рукой, – ты не получишь от меня никаких гарантий. Скажи спасибо уже за то, что даю тебе шанс живым унести ноги!
Я старалась не думать о бедных девушках, которых эта сволочь погубила. Если бы начала думать о них, представила всю ту боль и ужас, которую они пережили, просто бы размазала негодяя по стенке! И сказать по правде, я не была уверена, что правильно поступала, отпуская негодяя. Но за академию действительно было страшно. Её бы точно закрыли, а я не могла этого допустить.
— Хорошо, — прорычал мерзавец сквозь зубы.
Слова клятвы писал Ингирис, прямо возле Картлейна. Другие профессора выкрикивали один за другим пункты клятвы, которые нужно было вставить. А профессор, преподававший Магию крови, требовал клятвы именно на крови, чтобы даже шанса не оставить возможность обойти ее.
Что ж, вся эта ситуация прояснила для меня самое важное: как бы преподаватели не нарушали правила и законы, будь то пьянство, прогулы и взятки, но откровенные преступления вгоняли их в настоящий ужас. А это означало, что с ними можно работать, есть шанс вытравить из них лень, жадность и безразличие.
Что касается Картлейна, то он едва произнес до конца слова клятвы, вскочил и стремглав бросился из аудитории, а ему вслед летело множество проклятий. И что-то мне подсказывало, видя глаза профессоров, что как только им представится возможность, они еще и порчу наведут на урода, как минимум.
– На этом наше собрание окончено, – объявила я, возвращаясь к столу. — Еще раз подчеркиваю, что через неделю мы соберемся снова. Жду к этому моменту ваши учебные планы и рассуждения по поводу наказаний для сорванцов. До встречи! Можете быть свободными!
Понемногу профессора покидали аудиторию. Перлигор и Ингирис задержались, что понятно. А вот почему безумная бабулька не спешила уходить — для меня было загадкой. Как, похоже, и для остальных.
— Госпожа Турайн, вы что-то хотели? — вежливо спросила женщину, потому что сама бы уже уходила. Поговорить с мужем и Перлигор я могла и у себя в комнате.
– Мне есть что сказать тебе, дитя, – прокаркала она каким-то странным тоном. Взгляд ее изменился, стал сосредоточенным, делая старуху даже немного моложе. — Запомни главное: оставайся собой, но никому больше не говори, кто ты есть.
Ее слова заставили меня оцепенеть на месте. Я не знала, что отвечать и как реагировать: дама застала меня врасплох. Откуда она могла знать? А в том, что она была уверена в своих словах я не сомневалась, ее глаза говорили даже лучше этих же слов.
Ингирис и Перлигор тоже застыли, испуганно поглядывая то на старуху, то на меня.
– Не бойся, – сказала бабка и улыбнулась, – я ничего никому не скажу. Я слишком долго ждала твоего появления, чтобы сейчас орать об этом. Хотя, признаюсь, не сразу я поняла, кого именно ждала.
– Вы меня ждали? — а я думала, что удивиться больше нельзя!
— Ой, дитя, ждала и долго ждала. Но всему своё время, ещё рано тебе знать эту историю. Но хочу тебе раскрыть один секрет: всё, что ты будешь делать в Академии для неё, здесь и останется. Никто не сможет разболтать, даже студенты не смогут родителям сказать. И профессора будут молчать, словно воды в роты наберут.
– Всё? – я была уверена, что мои глаза загорелись мгновенной жаждой начать работу. - Всё-всё-всё?
— Почти всё, — захохотала бабка, похлопав меня по руке. — Твои планы, которые ты хочешь воплотить, точно не смогут обсуждать. Вот это точно!