Реликт

РАНДЕВУ С РОИДОМ

Он всплывал к свету сквозь толщу воды медленно, нехотя, как воздушный шар, подцепленный к тяжелому грузу; шаром была голова, а грузом тело. Вокруг становилось все светлей, тьма отступала, в темно-зеленой водной толще появились золотые прожилки и хороводы искр, холодные глубины остались внизу; потеплело. И наконец наступил момент, когда он вынырнул на поверхность океана беспамятства, не сразу осознав, что лежит на мягкой кровати под легчайшим пуховым покрывалом.

Не открывая глаз, он оценил обстановку и понял, что находится в знаменитом бункере Железовского, в одной из комнат отдыха. Кто-то наблюдал за ним, сурово и пристально, пока не выяснилось, что это медицинский инк. В соседнем помещении под аккомпанемент музыки спорили двое. Как только Ставр попытался определить личность спорщиков, один из них тут же прервал речь и появился у постели больного. Это была Видана.

«Очнулся, эрм? Слава Богу! Как самочувствие?»

В насмешливом тоне девушки проскользнули радостно-тревожные нотки, и стало понятно, что она беспокоится о состоянии Панкратова и одновременно сердится на себя за эти чувства.

Ставр открыл глаза и невольно окинул девушку взглядом; одета она была не в обычный уник, а в платье по моде «интим-момент», больше открывающее, чем маскирующее фигуру.

«Ну, как наш больной?» – вошел в комнату собеседник Виданы, отец Ставра. Вот его-то уж он встретить здесь не чаял и обрадовался по-настоящему.

«Живой, – сердито ответствовала Видана, тонко почувствовав перемену в настроении безопасника. – Ни одной скромной мысли, ни слова благодарности за уход, ни одного комплимента! Ухаживай тут за ним…»

«А я не просил».

«Жаль, что я согласилась остаться». – Видана выбежала из комнаты.

«Что это с тобой? – спросил Прохор, внимательно глянув в глаза сына. – Зачем грубишь девочке? Она ведь действительно провела возле твоей постели двое суток».

Ставр помолчал.

«Когда с ней говоришь строже, она лучше соображает, держит себя в форме».

«Вообще-то в таком тоне разговаривать с девушками не стоит, а тем более на грани фола. В какой-то момент она просто перестанет воспринимать тебя всерьез, ты станешь ей неинтересен. И ради Бога – не груби! Если бы я хоть раз пошутил в таком тоне с матерью, сын у меня вряд ли бы появился».

Ставр хмуро улыбнулся.

«Ладно, па, я постараюсь. Может быть, ты прав. Какие новости в мире? Неужели я провалялся без памяти двое суток? Хорош эрм!»

«Пси-удар был слишком мощным, таким мощным, что сгорел даже твой «защитник», приняв на себя часть разряда».

«Постой, ты о чем? Неужели… Фил?! Филипп-Филиппок, вечный надоеда… погиб смертью храбрых. – Ставр расчувствовался. – Зачем я его с собой взял! А что с Мигелем?»

«Мигель тоже получил нокдаун, но благодаря опыту перенес его легче и уже работает. Хвалил тебя. Сказал, что, если понадобится, снова пойдет с тобой в разведку».

Ставр порозовел, отвернулся. Потом поднялся на ноги, нашел в нише свой уник и стал одеваться, не обращая внимания на реакцию медицинского инка, приказывающего больному немедленно лечь и принять укрепляющее.

«Укрепляющее ты все же прими, – посоветовал Прохор. – А я пока перескажу новости, по большей части невеселые. База ФАГа, вернее, запасной командный пункт – по терминологии Грехова, – из Фаэтона исчезла…»

«Грехов объявился?» – поднял голову Ставр.

«Не перебивай. Грехов спас вас обоих. Именно по его подсказке мы вышли на Леонида Жученка, который не устоял под натиском и сообщил код метро базы. Еранцев, к сожалению, ускользнул и уже после всех событий сформулировал приказ: «Интраморф Ставр Панкратов обвиняется в терроризме и подлежит задержанию любыми средствами». Так что ты теперь во всемирном розыске. И никто, а тем более люди-нормалы, не станут разбираться, прав ты или нет».

Ставр, надевающий туфли, сел на кровать, присвистнул.

«Круто!»

«Боится тебя Еранцев, мальчик. Но твоя беда не самая главная. Интраморфы уволены со всех постов, кроме, пожалуй, отдела безопасности, да и то лишь потому, что эмиссар считает Мальгрива, да Сильву и кое-кого еще своими помощниками, а твоего деда Ратибора держит в качестве прикрытия. Велизар вынужден был подать в отставку, и, хотя отставка не принята на Соборе, исполняет обязанности архонта Всевече его третий заместитель, ученый-глобалист Арсений Исаев. По оценке Велизара, подверглось глубокому зомбированию не менее пятидесяти процентов властных структур, что, естественно, будет способствовать блокированию всех разумных решений, направленных на выход из кризиса, и прохождению законов, выгодных ФАГу».

Ставр выпил предложенный медкомплексом стакан тоника и снова сел. Лицо его было неподвижно, однако Прохор чувствовал, что в душе сына бушует буря.

«Это все, что касается социума. Жить на Земле стало сложно, и паранормы снова потянулись в космос. Покинуло Систему еще не менее миллиона человек, то есть почти половина всех инакоживущих, и процесс не останавливается. Хорошо еще, что нас не отстреливают, как зайцев.

Теперь о внешних событиях.

Тартар решил проблему нагуаля, хотя и по-своему, то есть стряхнул его с себя или, вернее, себя с него. Роиды тоже повторили этот маневр, что сделать им было легче. Несомненно, их действия не решили проблемы в корне, а значит, и они не знают, что делать. Во всяком случае, повторять опыт Степы Погорилого никто не решился, а слуги ФАГа еще не дошли до этого, иначе уже попробовали бы взорвать нагуали таким манером. Кстати, Артур Левашов, – Прохор помолчал, прислушиваясь к чему-то, – исчез».

«Убит?!»

«Нет, просто пропал без вести. Обойма прикрытия констатировала исчезновение когга начальника погранотряда во время встречи с одним из роидов конвоя. Левашов готовил эксперимент, втайне от всех, разумеется, и, дождавшись возвращения одного из чужанских конвоев, торпедировавших нагуаль, отправил свою машину на замыкающего роида. И исчез!»

У Ставра загорелись глаза.

«Это означает одно: Артур нашел решение! Он теперь там, внутри роида!»

«Ты думаешь? Мы тоже надеемся, что это так. Роид вернулся домой как ни в чем не бывало и ведет себя спокойно, ни в какие конвои больше не встревает. Мигель в связи с этим хочет встретиться с тобой, он тоже занимался изучением континуума чужан и подошел к решению достаточно близко».

«Нам надо было объединиться, а не решать задачу порознь. Но если Артур смог… ах, черт побери, где же он увидел решение сингулярной точки? Какую калибровочную метрику применил?.. Дальше, дальше, отец!»

«А что дальше? Все. Нагуали продолжают расти, разбрасывая во все стороны свои иглы-нити, которые, соединяясь, образуют странные объемные паутинные поля, сквозь них не может пробраться даже мышь. Рост вакуумных флуктуаций возле нагуалей приводит к удивительным эффектам, вакуум «шатается», «кипит» и «вздрагивает». К чему это может привести, может сказать только Господь… или Ян Тот. Кстати, Грехов посоветовал тебе с ним встретиться».

Ставр очнулся, недоверчиво взглянул на отца.

«Ян не пожелал разговаривать даже с Баренцем… да и кто знает, где он живет? Я, например, не знаю».

«Я тоже не знаю, но, думаю, друзья Габриэля тебе подскажут. Слетай к нему домой и поговори с Диего. И вот еще что. Мы собираем экспедицию на поиски серых призраков, Сеятелей то бишь, возможно, ты войдешь в ее состав».

«Эту мысль вам тоже подсказал Грехов?»

«Ты имеешь что-нибудь против? Нет, эту мысль высказала Забава Боянова, бабка Виданы, будучи уверенной, что Грехов поможет. Ситуация складывается так, что без помощи извне нам не обойтись».

Ставр некоторое время разглядывал пол под ногами, потом встал и стремительно вышел. Прохор задумчиво смотрел ему вслед, с улыбкой покачал головой, услышал голос сына из соседней комнаты:

«Извини, Дана, я был оченно не прав. У твоего деда где-то здесь было шампанское. Давай выпьем по бокалу за успех безнадежного дела…»

Остальные слова заглушил поцелуй, и Прохор на цыпочках пошел к метро…

Дом Грехова встретил его тишиной, приятными запахами и атмосферой сосредоточенной деловитости.

«Проходи, эрм, – раздался в прихожей голос Диего Вирта, открывшего дверь без всяких уточняющих вопросов, хотя Ставр изменил внешность и узнать его было трудно. – Тут тебе записка оставлена».

Ставр помимо воли заглянул в спальню Грехова, задержался было в гостиной, увидев на диване какой-то длинный сверток фольги, но гостеприимством решил не злоупотреблять и прошел в кабинет хозяина, где его ждал инк.

«Запиской» оказался адрес Яна Тота, проживающего, как оказалось, в Мексике, в одном из вновь воссозданных городов исчезнувшей цивилизации майя Теотихуакане. Кроме того, Грехов просил передать Яну посылку, тот самый сверток из фольги. Против передачи Ставр не возражал, однако во встречу не верил. Пробормотал:

«Почему он так уверен, что Тот Мудрый меня примет?»

«Потому что необходимо создать новую организацию, не имеющую аналогов среди ныне действующих и не подверженную коррупции и предательству».

«Контр-3», что ли?»

«Называй ее как хочешь. Информация, которую ты получишь от Яна, поможет тебе сориентироваться».

Ставр потоптался у мигающей огоньками колонны инка. Можно было уходить, он получил все, что хотел, но какая-то трудноуловимая мысль не давала покоя, пока он ее не сформулировал:

«Диего, извините… не знает ли Габриэль, где искать Сеятелей?»

Инк некоторое время задумчиво молчал, потом «покачал головой»:

«Этого я не ведаю. Но, может быть, его приятель Морион знает?»

«Кто этот… Морион?»

«Я его сейчас позову».

Через несколько секунд в глубине дома раздался всхлип, будто из трясины выдернули бегемота, затем послышались тяжелые, сотрясающие дом шаги, и в кабинет вошла странная фигура – двухметровая черная глыба, похожая на обломок скалы, до середины от пола закованная в золотистую многопластинчатую броню. Верх черной глыбы непрерывно «дышал», то есть сыпь кристаллов на ней медленно меняла форму, как и сами кристаллы и весь объем «скалы». Но главное, что от нее исходила волна «живой» уверенности и силы в сопровождении целого пакета нечеловеческих эмоций. Это был роид, чужанин, неизвестно каким образом попавший в дом Грехова.

С тихим шелестом в голове Ставра расцвел «кочан капусты», листья которого после недолгих конвульсий сложились в огненную надпись без точек и запятых:

«Приветствие здесь очень звать Морион дружение Габри приятность».

– М-м-м, – ответил Ставр, быстро поправился:

«Я вас тоже приветствую… э-э… Морион. Я друг Габриэля (надеюсь, не враг, м-да…) и хотел бы выяснить одно важное обстоятельство. – Панкратов спохватился, что мыслит слишком быстро. – Вы меня понимаете?»

«Мы понимать, – был ответ. – Что есть интерес?»

«Серые призраки… то есть Сеятели… где их можно найти?»

Снова затрепетали, складываясь в слова русского языка, огненные ленты:

«Они далеко есть много-много-много далеко позвать невозможность необходимость полет струна».

«Значит, вы не можете сообщить координаты?»

«Точность неизвестность где есть позвать можность полет я знать можность полет сейчас».

«Он зовет тебя с собой», – хмыкнул Диего.

«Прямо отсюда?! – Ставр ошеломленно перевел взгляд с глыбы чужанина на Диего. – Но мне необходимо… о, черт! И на чем же мы полетим? И как долго продлится полет?»

Чужанин встопорщил кристаллики «кожи», переступил с «ноги на ногу» – глухое тумм! тумм! – но промолчал. Вместо него ответил развеселившийся Диего:

«Полет – не совсем корректный термин в данном случае. Чтобы достать Сеятелей, надо проникнуть в другую метавселенную. Хотя, возможно, потребуется и бросок по «струне» через пространство к точке перехода. Но я об этом знаю мало, поинтересуйтесь лучше у Габриэля». – Диего перешел на другой диапазон связи, что-то сказал роиду, и тот, не поворачиваясь кругом, затопал обратно.

Ставр пришел в себя, когда звук шагов чужанина стих в коридоре и «хлопнула» – с тем же мокрым хлюпающим звуком – дверь его «кельи», та самая, за которую когда-то заглядывал дед Берестов и его внук.

«Приходите, когда будете готовы, – сказал все еще улыбающийся Диего. – В этом доме три типа метро: наше, чужанское и Сеятелей. Какое-то из них и приведет вас к цели».

«Спасибо…» – Ставр хотел задать еще один вопрос, но не успел, ощутив знакомое «колебание» внутреннего пространства в голове, означавшее рождение Голоса Пустоты. Через мгновение рация «спрута» принесла новое изречение Голоса:

– Хорошее зеркало вызывает слезы, культуры…

– Вы слышали? – прошептал Ставр. – Чушь какая-то…

«Слышал. – Диего помрачнел. – Потеря качества сигнала влечет за собой снижение качества мышления».

«Простите, не понял…»

«Всему свое время, юноша. До скорой встречи».

Все еще не пришедший в себя от встречи с роидом, а также сбитый с толку объяснением инка Ставр пробормотал слова прощания и вышел. Голос Диего догнал его уже у порога:

«Возьмите-ка лучше на конюшне машину Габриэля. За домом ведется наблюдение, и до такси вы можете не добраться. А еще лучше воспользоваться метро. Коды выхода те же, что использует ваш отдел. А код входа сюда прочитаете в кабине, но не записывайте – запомните».

Ставр молча повернул обратно. Записать код мог только терафим, но Фил погиб, а сообщать об этом Диего не имело смысла.

ТОТ МУДРЫЙ

Теотихуакан, знаменитая столица древнейшей цивилизации Центральной Мексики, располагался в пятидесяти километрах от Мехико в большой и плодородной долине и был построен индейцами еще в первом тысячелетии до нашей эры, а воссоздан почти в первоначальном облике к четырехсотому году третьего тысячелетия.

Его вид сверху был так живописен, что по молчаливому согласию спутницы Ставр остановил такси в воздухе, и они четверть часа любовались двумя пересекающимися центральными проспектами города – Дорогой Мертвых и Проспектом Жизни. Гигантские массивы Пирамиды Луны и Пирамиды Солнца, сложенные из альфабетонных блоков и облицованные нетесаным вулканическим камнем, с храмами на плоских вершинах, выглядели величественно и грозно, вызывая священный трепет овеществленной Истории. А обширный комплекс построек, возведенных на одной платформе у пересечения проспектов и объединенных под общим названием Сьюдадела, что по-мексикански означает «цитадель», бывший текпан[151] правителя Теотихуакана, был поистине великолепен. В этом ансамбле сверкающих позолотой зданий выделялся храм Кецалькоатля – Пернатого Змея, покровителя культуры и знаний, одного из главных божеств местного пантеона. Храм, состоящий из шестислойного основания – каждая следующая платформа была меньше нижней – и пирамиды с балюстрадой парадной лестницы, украшали скульптурные изображения головы Кецалькоатля и бога воды и дождя Тлалока в образе бабочки. Это чудо древнеиндейской архитектуры можно было рассматривать часами.

К западу от Сьюдаделы располагался еще один комплекс построек, но уже современных, хотя и стилизованных под пирамидальную готику древних сооружений. Именно там и должен был проживать Ян Тот, характер которого по отзывам укладывался в знаменитое высказывание Эрнста Теодора Амадея Гофмана: «Друзья утверждали, что природа, создавая его, испробовала новый рецепт и что опыт не удался»[152].

Полюбовавшись десятками пышных храмов и дворцовых сооружений по обеим сторонам проспектов, среди которых выделялись Дворец Кецальпапалотля, Храм Атетелько и Дворец Пернатой Улитки с их квадратными колоннами с низкорельефными изображениями божеств и животных, орлов и ягуаров, и красочными фресками, Ставр повел такси к кварталу Тепантитла. Грехов не дал точного адреса Тота, и теперь надо было искать его в поле Сил без особой уверенности, что их примут.

«Давай я попробую определить, где он живет», – предложила Видана. Волосы девушка уложила короной, отблескивающей драгоценными камнями, а уник-платье превратило ее в индейскую принцессу.

Ставру ее наряд нравился, хотя он подумал, что Ян Тот вряд ли заметит, во что одета гостья.

«Попробуй», – согласился он.

Видана сосредоточилась, откинулась в кресле. Такси медленно плыло над городом на стометровой высоте, обгоняемое другими аэрами и туристическими флайтами, трижды пролетело над открытыми барами, кафе и ресторанами, полными веселящихся посетителей. Точно такие же рестораны можно было встретить в любой части света, и Ставр невольно помрачнел, подумав: весь мир – ресторан! Он сознавал, что не прав, но в свете последних событий видел в разгульном веселье людей внизу открытый вызов ему и другим интраморфам, каждый из которых имел свое понятие об отдыхе, не связанном с ресторанным времяпрепровождением.

Минута истекла в молчании. Потом Видана вздохнула и неуверенно показала пальцем на одну из каменных пирамид на окраине массива Тепантитла.

«Здесь?»

Ставр, который давно уловил «запах» ауры Яна и запеленговал его, понимая, что Ян Тот сделал это специально не без просьб кого-то из общих знакомых, того же Грехова, отрицательно качнул головой.

«Он живет на севере, в баррио Сакуала. Видишь на холме белокаменный комплекс с миниатюрной пирамидой? Это его текпан».

Видана смерила спутника уничтожающим взглядом, и Панкратов, чтобы предотвратить спор, вынужден был признаться в личном вызове. Озадаченная девушка примолкла, и такси совершило посадку в углу патио – прямоугольного внутреннего дворика, вокруг которого вздымались стены собственно владения Яна Тота. Аэр улетел, а они стали разглядывать архитектуру дома «с тылов», остановившись возле бассейна с хрустально прозрачной водой и ожидая появления хозяев.

Многокомнатные ансамбли, обрамлявшие патио с трех сторон, располагались на двухслойных платформах и имели узкие окна и двери, украшенные барельефами из светлого камня. Стены этих невысоких зданий были также облицованы разноцветными плитами тесаного камня, кое-где украшенными резьбой или фресками. Пирамидально-ступенчатые крыши зданий говорили о внутренних ступенчатых сводах, терракотовые статуэтки богов майя и животных, украшающие крыши, стоящие в нишах и по углам дворика, вносили завершающий штрих в гармоничность композиции.

Замыкался патио пирамидальным «храмом» высотой метров пятнадцать, который был точной копией Храма Надписей в Паленке. Пирамида состояла из девяти платформ, а венчала ее пятиоконная «усыпальница», к которой вела центральная каменная лестница в четыре пролета.

Ставр вдруг сообразил, что все здания, по сути, повернуты к патио не тыльной стороной, а фасадом, а это означало, что к дому Яна Тота дороги не было. Дом стоял на крутом холме, и добраться к нему можно было только по воздуху.

Поскольку прошло несколько минут, а во дворе никто не появился, Ставр предложил Видане поискать хозяина, но не успели они сориентироваться, с какого здания начинать поиски, как на вершине «храма» появился человек в развевающейся от ветра оранжевой накидке.

«Поднимайтесь», – родился в головах гостей отчетливый голос.

Переглянувшись, они направились к лестнице и вскоре стояли напротив незнакомца, одеяние которого вовсе не было накидкой, а просто полоской кисейной материи, обмотанной вокруг груди и ниспадавшей складками с плеч на руки и бедра.

Человек был молод, высок, худощав, блестящие иссиня-черные волосы крылом падали на высокий лоб и волной ниспадали на шею, узкое лицо с прямым носом и смуглой кожей красноватого оттенка не выглядело хищным, но подчеркивало целеустремленность натуры, а черные глаза, слегка затуманенные внутренним диалогом или размышлениями, были полны внимания и силы.

Пауза затянулась. Ставр заметил, как Видана зачарованно смотрит на лицо Тота, и сделал шаг вперед. Он не был готов к тому, что Тот Мудрый не старше его самого.

«Здравствуйте. Примите наши извинения, но мы…»

«Я знаю. Приветствую элиту «контр-2» в моем скромном владении. Идите за мной».

Несмотря на жару и ясный солнечный день снаружи, внутри «храма» царили прохлада и полумрак. Узкий коридор, повернув дважды, вывел их в квадратное помещение со статуэтками по углам и с разрисованными стенами. Посредине помещения в керамической ажурной вазе горел огонь, хотя не было видно, что его поддерживало: ни свечи, ни деревянной щепы, ни блюда с маслом и фитилем внутри вазы гости не заметили. За вазой стояла чуть наклонно стела с иероглифической надписью, а под ней – каменная скамья, на которой буквально светилась полуметровой величины раковина, оправленная в золото.

На полу помещения красовался ковер с орнаментом из геометрических фигур, а на одной из стен висел гобелен с таким же рисунком.

«Моя келья для размышлений, – сказал Ян Тот. Заметив, что Ставр разглядывает стелу, добавил: – Здесь рассказывается о рождении Капайотля, моего прапрапрадеда в стопятидесятом колене, одного из правителей Йошчилана».

Тот откинул кисейную накидку на стене, скрывающую нишу, вернее, небольшой каменный склеп, жестом приглашая гостей войти.

«Склеп» оказался натуральным лифтом, доставившим их на «первый этаж» здания, в комнату, иллюзией видеопласта преображенную в залитую солнцем веранду, зависшую над гигантским, сказочной красоты каньоном. У вырезанной из камня балюстрады стоял столик и несколько легких кресел. Фрукты, конфеты и напитки возникли на столе как по мановению волшебной палочки, едва гости расселись по креслам. Ставр еще раз, более внимательно, присмотрелся к хозяину, пси-сферу которого абсолютно не было слышно, будто рядом с ними находился не интраморф и даже не человек вообще. Лишь изредка Ставр «хватал» высшие регистры пси-поля, созвучные с тем, словно где-то далеко-далеко играет музыка. Ставр понял, что полчаса назад, когда они искали дом Тота, Ян высветил свою ауру ему лично для пеленга. В противном случае они могли искать дом не один час.

В любом слое социума, в любые времена существуют интеллектуальные лидеры, элита не по званию или рождению, а по природе – философы, естествоиспытатели, художники, сказочники, поэты, писатели. Но лишь некоторые из них достигают высот духовного прозрения, дающих им власть ясновидения и абсолютного знания. Ян Тот, Тот Мудрый, относился именно к этим последним.

Поймав взгляд темных глаз хозяина, Ставр осознал, что в своей оценке не ошибается. Теперь он уже сомневался, что Ян Тот так молод, как выглядит.

«Итак, я вас слушаю», – прозвучал наконец выразительный пси-голос Тота.

Вопрос застал Ставра врасплох, и, чтобы не выглядеть в глазах – даже не Яна – в глазах Виданы мямлей, он бесстрастно проговорил:

«Я одержим подозрением о существовании иного порядка вещей, более таинственного и менее постижимого»[153].

Ян Тот еле заметно усмехнулся, он понял, но ответить не успел, потому что вопрос задала Видана:

«Что такое нагуаль?»

«Бесконечно глубокая потенциальная яма, – ответил Тот Мудрый невозмутимо. – Но в нашем континууме этот объект обрастает «шубой» вырожденной или, как ее назвали, Абсолютно Мертвой Материи. Не волнуйтесь, Ставр, наш разговор никто прослушать не сможет. – Ян странным образом уловил беспокойство спутника девушки. – Угощайтесь и не стесняйтесь задавать вопросы, ради этого меня и просили встретиться с вами».

«Кто просил?» – вырвалось у Ставра.

«Вы его не знаете», – был ответ, сбивший Панкратова с толку. Он приготовился услышать имя Грехова.

Видана, также ожидавшая другого ответа, не решилась задать следующий вопрос и принялась за фрукты, среди которых были и плоды жаботикабы, похожие на крупный виноград. А Ставр, задумавшийся над «простым» решением загадки нагуаля, вдруг поймал ответ на вопрос, мучивший его со времени эксперимента Степана Погорилого.

«Значит, Степан… просто «очистил» нагуаль… то есть «яму» от «шубы» вырожденной материи?!»

«Абсолютно верно, – кивнул Ян Тот. – Вырожденная материя имеет как отрицательный объем, так и отрицательную энергию, которые можно уничтожить, аннигилировать с помощью перенасыщенных энергией пространств чужан. Но, к сожалению, это не решает всей проблемы: нагуаль как одномерный объект, как глубокая потенциальная яма остается и продолжает аккумулировать вырожденную материю. Уничтожив эту «шубу», мы просто оттягиваем финал».

«И все же это дает надежду…»

«Согласен, полумера – тоже своего рода шанс, что мы успеем найти решение проблемы нагуалей, но я пока такого решения не нашел. Вот еще одна причина встречи с вами. В нашем метагалактическом домене существуют лишь три вида разума, способные избавить Вселенную от нагуалей, но их еще надо найти. Однако, во-первых, я не уверен, что представители этих разумных захотят нам помочь, а во-вторых, что они успеют это сделать».

Ставр молчал. Информации на голову свалилось слишком много, чтобы он мог сказать что-нибудь внятное. Зато не выдержала Видана:

«Что же это за виды разума? Тартариане, чужане и орилоуны? По-моему, они сами до сих пор не могут разобраться с нагуалями».

«О нет, не они. Но для того, чтобы вы поняли, надо начать издалека, по сути – с рождения нашей метавселенной, которая является всего лишь доменом, клеткой Универсума, того существа или, скорее, разумной сверхсистемы, объединяющей в себе множество таких «клеток». Мы с вами живем внутри этой системы и зависим от конкретных законов, образовавших домен, но и Универсум зависит от нас, хотя и на неизмеримо низших уровнях. Так вот, процесс рождения нашей метавселенной, маленькой «клетки» гигантского тела Универсума, контролировался как извне, как и изнутри. В самом начале рождения это были разумные стабилизирующие системы, назовем их Архитекторами Мира, которые реализовали переход от инфляционной стадии развития домена, стадии раздувания, к стадии фридмановского расширения. Я не слишком зануден?»

Видана, для которой речь Яна Тота была откровением, только покачала головой. Глаза ее горели. Но и Ставр слушал Тота с возрастающим изумлением и возбуждением, поскольку до этого он знал лишь малую часть того, что втолковывал им Тот Мудрый. Правда, как ученый-физик, Панкратов был подготовлен к восприятию новой информации и соображал быстро.

«То есть Архитекторы Мира, – сказал он, – реализовали наш вакуум! Вы это хотите сказать?»

«Вы не ошиблись. Архитекторы откалибровали базу дальнейшего развития «клетки»-метавселенной – ее вакуум. А вот уже вслед за ними пришли Конструкторы, один из которых пережил свое время и вылупился, благодаря нам, на Марсе. Они сыграли роль корректоров роста домена второй стадии, оптимизировав вакуум в домене таким образом, что тот оказался основой собственно космоса с наинизшим уровнем энергии и трехмерным «каркасом», благодаря которым мир стал сложным и многообразным, образовалась сетчатая структура метавселенной, галактики, звезды, элементарные частицы, взаимодействующие между собой по сложнейшим законам. Конструкторы как бы «впаяли» в мир, зафиксировали принципы, позволяющие метавселенной развиваться в соответствии с замыслом Универсума: расширение, предельная скорость передачи информации – триста тысяч километров в секунду, сетчатость, неполная симметрия законов, асимметричность времени…»

«Погодите! – взмолилась Видана. – Дайте передохнуть! Все, что вы говорите, – это… это ужасно! И великолепно!»

Ян Тот пошевелил рукой, и на столе появилось шампанское. Открыл бутылку, налил в бокалы.

«Попробуйте, это «золотое».

Ставр пригубил шипучий янтарный напиток и кивком выразил восхищение. Видана же, по-видимому, не ощутила ни букета, ни вкуса, ожидая продолжения.

«Конструкторы должны были инициировать появление третьей волны разума – Инженеров, которые продолжили бы работу по усложнению домена и рождению новых форм взаимодействий. Но что-то они сделали не так, вернее, они изменили – без воли Универсума – один из законов бытия, а именно – Макрозакон, утверждающий принципиальную невозможность получения полного знания, и мир изменился настолько радикально, что в нем не осталось места для самих Конструкторов! А Инженеры так и не появились. Вместо них родились цивилизации вероятностного разброса, не связанные общей идеей и развивающиеся, образно выражаясь, как кому взбредет в голову. Сеятели, одиночники и познаватели – люди их еще не открыли, кайманоиды, джезеноиды, солнечники-плазмоиды, люди, наконец. Наш метагалактический домен как бы выпал из вектора прогресса, оказался ослаблен и предрасположен к «вирусным заболеваниям». Результат вы знаете».

– Трансгрессия нагуалей, – вслух сказал Ставр. Спохватившись, снова перешел на слоган-речь.

«Значит, никакого ФАГа нет? А есть лишь «вирусная инфекция» нагуалей в нашу «клетку»-домен?»

Ян Тот покачал головой.

«ФАГ существует, хотя и не в том смысле, какой вы придаете ему и его деятельности. Нагуаль для нашего мира действительно – вирус, инициирующий рост «раковой опухоли» вырожденной материи, и направляется этот процесс именно Фундаментальным Агрессором, олицетворяющим собой Закон Перемен… о котором говорить пока рано. Но прежде, чем выяснить, что, собственно, происходит, кто такой ФАГ и что ему нужно, необходимо опять-таки начать издалека.

Итак, мы живем внутри живой – по иным параметрам, но живой – «клетки» исполинского живого – опять же не по нашим масштабам – и разумного – по иным законам – существа, Универсума. Не Бога или Брахмы, как утверждали адепты многих эзотерических школ и учений. Микросущества. Как и любая клетка земного организма – аналогии вполне уместны, «клетка»-метавселенная имеет своеобразные «вакуоли», «ядра», «стенки» и тому подобное, но так как эта «клетка» намного сложнее, она способна передавать «нервные импульсы» – «мысли» Универсума. Это ее не основная, но важная функция.

Теперь представьте, что в Большой Вселенной живут другие суперсущества типа Универсума. Они не всегда ладят между собой, а может быть, просто играют, но их взаимодействие – назови его Войной, Игрой, Разговором или Наслаждением – всегда нарушает работу «клеток» взаимодействующего организма. Что для существ, населяющих «клетки»-метавселенные, зачастую превращается в трагедию, ведет к самым настоящим войнам на уничтожение».

«Как в нашем случае… Но тогда ФАГ – это действительно Игрок? Или «собеседник»? И живет он не в нашей вселенной, а за пределами тела Универсума?»

«ФАГ – это Миросущество Большой Вселенной со своим набором «клеток», законов, принципов и констант. С нашим Универсумом он, возможно, и не воюет, даже наверняка не воюет, просто «играет», но для нас с вами эта Игра оборачивается Войной со всеми вытекающими последствиями, и мы обязаны драться, чтобы выжить. Задачи спасти метавселенную никто перед нами не ставил, но, возможно, я знаю не все, и появление в домене нас, людей, запрограммировано как раз на этот случай. Да и что такое в принципе одна клетка для организма, состоящего из миллиардов клеток? Для человеческого тела потеря одной клетки вообще незаметна. Однако… – Тот понял, какое впечатление произвело на гостей его последнее заявление, и закончил: – Но, может быть, я не прав. Уверен я лишь в одном: человек – система, решающая определенную функциональную задачу космоса, но обладающая достаточной свободой воли».

– Как наши инки и витсы! – прошептала Видана. Она была потрясена, изумлена, шокирована и не скрывала этого.

«Вы говорили о функциях «клетки»-домена…» – напомнил Ставр, не получивший еще всех ответов на возникшие по ходу рассказа вопросы.

«Вы уже сообразили. Чтобы добиться каких-то своих целей, Игроку или ФАГу надо прервать правильное функционирование «клетки», изменить ее состояние, и тогда он «впрыскивает» в нее ганглиоблокаторы, то есть вещества, прерывающие передачу нервного возбуждения по симпатическим нервам – если пользоваться аналогией с любым живым организмом на Земле; ганглиоблокаторы блокируют нервные импульсы в ганглиях – нервных узлах. Таким образом нагуаль – это…»

«Ганглиоблокатор! Чем больше нагуалей впрыснуто в домен, тем быстрее пространство зарастет «паутиной» мертвого пространства и тем быстрее «клетка» выйдет из строя! Вы по этой причине упомянули о том, что мы можем не успеть найти союзников?»

«Не совсем. Наша «клетка»-метавселенная уже перестала быть областью с временно стабилизированной физикой, и деятельность ФАГа в ней призвана ослабить закон роста энтропии, для того чтобы в дальнейшем космос не смог создавать Большие Информационные Системы, способные заменить Инженеров. Помните, я говорил? Архитекторы – Конструкторы – Инженеры… Но главный плацдарм вторжения ФАГа – не макро– и мегакосмос, а микромир! А также вакуум. К счастью, враг не может мгновенно изменить информационную матрицу мира и действует пока на уровне локального изменения законов, но процесс этот уже идет, и количественное нарастание может привести к качественному изменению мира практически в любой момент».

«Что именно пытается изменить ФАГ?»

«Амплитуду флуктуаций вакуума ему уже удалось увеличить. В нашем домене более шести тысяч разрешенных комбинаций протонов и нейтронов, то есть изотопов различных элементов, но лишь двести восемьдесят лежат в зоне стабильности. Например, уран может иметь сто семь изотопов, известно пятнадцать. А изменение вакуумных флуктуаций приводит к сокращению числа стабильных изотопов. Если так пойдет и дальше, станут радиоактивными даже основные элементы, из которых состоят наши тела: азот, кислород, углерод, водород, сера. Изменяется также гравитационная постоянная, увеличивается постоянная слабых взаимодействий, а самое страшное – увеличивается масса электрона…»

«Что вызывает уменьшение дельта эм, разницы масс протона и электрона! – воскликнул Ставр. – О чем предупреждал Голос Пустоты! А я считал его речи абракадаброй!»

В глазах Тота мелькнул насмешливый огонек.

«Кажется, в вас не ошиблись, схватываете вы идеи быстро. Да, Голос о многом успел предупредить людей, но его почти никто не понял, не воспринял всерьез».

Ставр вспомнил загадочные слова инка Диего в доме Грехова в адрес Голоса: «Потеря качества сигнала влечет за собой снижение качества мышления». Диего имел в виду скорее всего снижение интеллекта Голоса, обусловленное падением качества «нервного сигнала», передаваемого через «клетку»-домен. Этот сигнал Ставр воспринимал как «беззвучный толчок» в голову, внутреннее сотрясение сознания.

Помолчали. Ян Тот иногда как бы «уходил», выпадал из сферы общения, то ли продолжал работать, размышлять над какой-то проблемой, то ли разговаривал с абонентами, и Ставром овладело чувство неловкости: они вынуждали этого сверхзанятого человека отрываться от более важных дел. Но кто был – черт бы его побрал! – тот благодетель, что просил Тота поговорить с гостями?..

«И что же теперь? – спросила сникшая Видана. – Что нужно этому… Игроку?»

«Мы не знаем ни его логики, ни психологии, ни цели, это знает лишь Универсум, но решать мы должны свои задачи и на своем месте. Поскольку для нас это война, значит, надо воевать, драться за выживание, пока Универсум не прореагирует на наши усилия и не скажет, например: молодцы, ребята! Хвалю! Или такое: а ну-ка, прекратите возню, не путайтесь под ногами, вас вообще здесь быть не должно!»

Ставр и Видана смотрели на хозяина с одинаковыми чувствами. Ян Тот улыбнулся, встал.

«Но я надеюсь, он так не скажет. Хотя вряд ли наша деятельность очень важна для всего Универсума. Для него, наверное, не слишком важна даже потеря «клетки»-домена. Концепция Игры, утверждения Закона, важнее. А как известно, de minimus lex non curat[154]. Однако, хотя мы и втянуты в Игру-Войну помимо нашей воли, это не освобождает нас от ответственности за ее исход».

Гости встали, пора было уходить, хотя оба хотели бы беседовать еще долго.

«Что же нам делать?» – спросила Видана с наивной непосредственностью.

«Главная задача – найти каналы просачивания в наш мир чужих законов, изменяющих наши константы, но кто в состоянии это сделать, я не знаю. Может быть, серые призраки, хотя я и не уверен, может, лишь сам Конструктор, а то и Архитектор. Не знаю. Их надо еще найти. Но и людям предстоит поработать, очищая континуум от «опухолей», «шлаков» и «вирусов» – нагуалей, скоплений Абсолютно Мертвой Материи, а также микромир от чужих «вирусных» добавок, лишних измерений, полей и частиц. Кроме того, надо будет подумать и над очищением запрограммированных ФАГом людей, и над изменением социальных отношений, и над изменением концепции бытия человечества. Кстати, последнее – задача архисложная, потому что базисом человеческого существа остается пока животная сторона его природы, и даже интраморфы не освобождены полностью от рудиментов агрессивных желаний, жажды власти, высокомерия или равнодушия. Прощайте, друзья. Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидимся».

Ставр поклонился, собираясь уходить, но Видана не удержалась от вопросов, которые мучили ее:

«Ян, сколько вам лет, если не секрет?»

Тот Мудрый обозначил улыбку.

«Двадцать девять. А что?»

«Я думала, вам не меньше двухсот… извините!»

«Если бы мне было столько, я ушел бы с Конструктором еще полсотни лет назад».

«А вы живете… один? – Видана покраснела, метнула на отвернувшегося Ставра косой взгляд. – Я пробовала зондировать ваш дом… нигде никого… простите, ради Бога!»

Тот взял руку девушки в свою, коснулся легонько губами пальцев, сказал вслух:

– Я живу один, Дана. Иногда это толкает меня на странные поступки, как, например, знакомство с вами. Но мой дом всегда будет открыт для вас.

Ставр вышел, стараясь не прислушиваться к разговору за спиной. Видана догнала его уже у лифта, глянула на каменное лицо спутника, но ничего не сказала. Несложно было понять, о чем она думает. Ян Тот поразил ее, заставил работать фантазию и чувства, а его одиночество было достойно жалости. Одиночество – удел всех выдающихся умов, вспомнил Ставр чье-то изречение[155]. Дай Бог вам счастья, мыслители!

И Ян Тот, Тот Мудрый, ответил, каким-то образом уловив мысль Панкратова:

«Спасибо, эрм. Но в этом мире можно найти лишь опыт, но не счастье. Ты еще убедишься в этом сам».

«А почему все-таки вы согласились встретиться с нами? Насколько мне известно, до этого вы практически ни с кем не контактировали, кроме…»

«Кроме Лады, дочери Баренца. Уел, эрм. Да, она моя жена, однако мы с ней… в общем, это неинтересно. А вот на вопрос отвечу: мне интересно было пообщаться с человеком, который по прогнозу должен ликвидировать эмиссара ФАГа и даже более того – выйти на уровень Игрока».

НЫРОК В ЧУЖУЮ

Герман Лабовиц жил в Дакке, а работал в Такла-Маканском ксенозаповеднике, изредка оставаясь там на ночь и не испытывая от этого никаких неудобств. Он и в молодости был неприхотлив, довольствовался малым и не тяготел к комфорту, хотя против уюта не возражал, а теперь, будучи экзоморфом, и вовсе перестал обращать внимание на такие мелочи.

Работа в бестиарии заповедника вполне отвечала его внутренним запросам, а дружба с интраморфами синклита давала необходимую разрядку и психологически-интеллектуальный настрой, так что Лабовиц, по своим внутренним оценкам, жил в удовольствие. Кроме того, у него были кое-какие обязанности, возложенные Габриэлем Греховым, и выполнять их в отсутствие бывшего проконсула было интересно. И уж совсем увлекательно было оказаться в центре событий, связанных с деятельностью в Системе Фундаментального Агрессора, чье появление было предсказано Греховым еще во времена Конструктора.

Нынешним вечером Герман тоже решил не лететь домой, а провести ночь на территории заповедника. К тому же обещал заглянуть на огонек Габриэль, и встреча обещала быть информативной.

До закрытия бестиария, в котором проживали представители животного мира планеты Эниф – скалогрызы, мимикрозавры и стражи, похожие на земных грифов, оставалось около часа, когда на территории зоны объявилась компания юнцов, заставившая занервничать инка охраны.

Группа из одиннадцати человек, принадлежавшая одной из сект подчеркнутого инфантилизма – в одежде, в поведении, общении, запросах и желаниях, похожая больше на стаю обезьян, высадилась из аэров прямо в зоне, огражденной трехметровым силовым барьером, и, не обращая внимания на вопли служителей-витсов, принялась с хохотом охотиться за стражами и метить их светящейся краской.

Бестиарий замыкал северную оконечность заповедника и располагался на живописном горном склоне, испятнанном круглыми дырами – ходами скалогрызов. Территория его была невелика – три на четыре километра, и, кроме скал, ничего интересного на ней не находилось, ни кустарник, ни деревья здесь не прижились. Может быть, поэтому и экскурсии посещали бестиарии редко, хотя скалогрызы были достаточно экзотическими животными и зрелище представляли отменное, особенно когда играли друг с другом и прошибали скалы насквозь, будто те были бумажными.

Одиннадцать юных «охотников», пол которых определить было невозможно, одиннадцать разукрашенных «обезьянопопугаев» вломились в будку контроля, разнесли аппаратуру вдребезги, изгнали витсов и принялись палить по всему, что двигалось, из портативных краскопультов. Стражи, которые здесь, в бестиарии, и вообще на Земле, не летали, убежать от «охотников» не могли и принялись прятаться в тоннелях, проделанных скалогрызами.

Досталось и мимикрозавру, имитировавшему вторую будку контроля. Восторгам диких пришельцев не было конца, когда «будка» стала менять форму, пока не превратилась в гигантского многонога, чем-то похожего на таракана. Животное попыталось спастись, а когда это не удалось – напало на преследователей, сбив аэр хваталом.

Когда Лабовиц примчался к месту на патрульном птеране, схватка уже закончилась победой «охотников», один из которых оказался вооружен карабином «дракон». Взбешенный Герман рявкнул с высоты в мегафон-усилитель: «Всем лечь!» – догнал стрелка, отобрал карабин и с удовольствием съездил им же по пятнистой, крысиной физиономии. Остальные попытались устроить кучу малу, дабы «проучить» обидчика, но Лабовиц не стал церемониться с ними и быстро охладил пыл «бойцов», наставив шишек и синяков. В эту секунду из выпуклого бока скалы с гейзером камней и дыма выполз скалогрыз, и обеим противоборствующим сторонам пришлось спешно ретироваться. Герман без особых угрызений совести оставил бы «охотников» на поле боя, но со скалогрызом были шутки плохи, все могло закончиться трагедией, эти звери просто не видели людей, благодаря своему гаммарадиоактивному зрению, и вместе с подоспевшей охраной зоны он быстро загрузил компанию в патрульный катер и отослал с пилотом разбираться в центральное управление охраны заповедника.

Аэры улетели, пыль улеглась, скалогрыз застыл в полусотне метров блещущей металлической колонной, не обратив внимания на возню у подножия скалы. Его безобразная голова, напоминающая сросток фрез горнорудного комбайна с ушами летучих мышей, качнулась два раза слева направо и тоже замерла. И в этот момент из отверстия старого тоннеля в скале, располагавшегося в десятке метров от задумавшегося Лабовица, выпрыгнул человек. Мягко, по-кошачьи, приземлился и повернулся лицом к Герману.

«Привет, стармен. Приятно видеть, что ты в форме».

Лабовиц не ответил, узнавая бывшего К-мигранта Вильяма Шебранна. Тот на первый взгляд был не вооружен, однако Герман чувствовал прицельную цепкость взгляда Шебранна, что указывало на встроенную в его костюм спецаппаратуру и оружие. Впрочем, на самом Лабовице был надет такой же костюм.

Не оборачиваясь, он огляделся в поле Сил и обнаружил еще двоих гостей, за спиной и сбоку, а также куттер за скалами, серьезную машину с серьезным вооружением. Если начнется бой, долго ему не продержаться. Но кое-какие сюрпризы эти гости на своей шкуре испытают.

«Не рад, что ли? – продолжал Шебранн, приблизившись на несколько шагов. – Или ждешь кого-то другого?»

«Чего надо?» – угрюмо поинтересовался Лабовиц.

«Значит, не рад. Впрочем, ты всегда предпочитал сразу брать быка за рога. Тогда к делу. У нас к тебе предложение. Существует группа людей, которых не устраивает нынешнее положение вещей. Они нуждаются в хороших помощниках-профессионалах, а ты бывалый стармен, экзоморф и мастер воинских искусств. Не хотел бы поработать на них? Оплата очень высокая».

«Не хотел бы!» – отрубил Герман, не пытаясь даже выяснить цену.

«Мы так и предполагали. Тогда у нас есть еще одно предложение: дай нам код метро в доме Грехова. Он тебе не сват, не брат, не друг и не учитель. А мы в благодарность не станем искать твоих родственников и друзей, могущих пострадать ни за что».

«У меня нет родственников. – Лабовиц сделал шаг навстречу, и К-мигрант отлетел на несколько метров, грохнувшись спиной на камни. – У меня нет друзей. А теперь вали отсюда, пока цел! Повторять не буду».

К-мигрант не торопясь встал, покачал головой. Он готовился применить оружие, но и Лабовиц был готов к стрельбе в любой момент, тем более что ему не надо было поворачиваться в сторону выстрела. Он выстрелил за спину, как только услышал незвуковую команду «огонь!».

Лазерная трасса перечеркнула напарника Шебранна, подкрадывающегося сзади, а еще один точный выстрел из «универсала» заставил второго помощника отступить за валун. Конечно, на них были защитные костюмы, выдерживающие прямое попадание из «универсала», и Герман не рассчитывал на случайное попадание в голову, но он не был и бесшабашным задирой, уверенным в своей непременной победе, и сразу после начала огневого контакта отступил к ближайшей дыре в горном склоне, вызывая охрану и свой личный аэр.

Однако, несмотря на успешный маневр, все могло бы закончиться печально, потому что гости, кроме обычного оружия, были вооружены своим, что и продемонстрировали, выстрелив по Лабовицу из метателя «пауков». Но применить «генератор холода», то есть генератор свертки пространства, они не успели, в конфликт вмешались другие силы.

Скалогрыз, дремавший на солнышке и, казалось, не обращавший внимания на развернувшиеся вокруг события, вдруг изогнулся и метнул в К-мигранта десятиметровый язык огня. Высокотемпературная плазма оказалась для Шебранна не очень приятным сюрпризом, и он, ослепленный, с визгом нырнул за камни.

Следующий плазменный выхлоп превратил второго стрелка в живой факел, а третий не стал дожидаться решения своей участи и рванул по склону к появившемуся как из-под земли аэру. Было видно, что это бежит не человек, но преследовать его никто не стал.

Аэр подобрал дымящегося Вильяма Шебранна и на форсаже ушел в горы.

Лабовиц ждал появления второй машины, сидящей неподалеку в засаде, но она так и не появилась, отреагировав на поднявшуюся в заповеднике тревогу и появление машины охраны.

«Отдыхай, смотритель, – сказал скалогрыз, повернув голову к Герману. – Вечером зайдешь, поговорим».

Животное свернулось кольцом, с силой распрямилось и вонзилось в бок скалы так, что вздрогнула вся гора. Брызнуло во все стороны каменное крошево, дымные струи ударили фонтанами, а когда дым рассеялся, взору представилось аккуратное полутораметровое отверстие в скале, еще пышущее жаром.

Конечно, голос Грехова вовсе не означал, что это был он сам, но контраст впечатлял, да и способность экзоморфа влиять на события на расстоянии тоже.

Перед тем как перенестись на погранзаставу «Стрелец», Ставр имел разговор с отцом, выглядевшим рассеянно-озабоченным, обдумывающим какую-то сложную проблему.

После неудачи с захватом эмиссара на его базе в Фаэтоне-2 Панкратов-младший оказался как бы не у дел. Никто не ставил ему никакой конкретной задачи, ни шеф СПП, ни Железовский, ни даже исполнительный лидер «контр-2» Джордан Мальгрив, и предоставленный самому себе, понимающий, что назревают какие-то важные события, Ставр решил действовать самостоятельно, по императиву «свободной охоты», как бывший комиссар ОБ Пауль Герцог.

Прохор, будучи занятым до предела, не отговаривал сына от рискованных шагов и не советовал быть осторожнее, но, зная, что Ставр нуждается в поддержке, во встрече не отказал.

Встреча состоялась на квартире отца, жившего в центре Рославля, в стандартном кремнелитовом доме, возведенном еще сто лет назад. Для Ставра этот дом так и не стал родным, потому что родился он на родине матери, в Смоленске, но квартиру отца любил за уют и особый запах старины, рожденный великолепной книжной библиотекой.

«Завтракать будешь?» – спросил Прохор, работающий с оперативным инком в режиме «один на один».

Ставр сел в свое любимое кресло, вытянул ноги и стал созерцать спину отца. Тот обернулся, подняв бровь.

«Что-нибудь произошло?»

«Па, скажи честно, кто уговорил Яна Тота встретиться со мной?»

«А что, он тебя плохо встретил?»

«В том-то и дело, что слишком хорошо. Так все же кто? Баренц? Аристарх? Грехов?»

«Ты его не знаешь».

«А он меня, выходит, знает. Интересная деталь. А ты сам давно узнал о положении дел на Земле и вообще в космосе? Об Архитекторах, Конструкторе, об Универсуме? О проникновении ФАГа, его целях?»

«Об истинных целях ФАГа знает только он сам да еще Универсум, – уклончиво ответил Прохор. – Скажем, взрыв Тартара и Чужой – не главная его цель, но и прервать передачу «высших нервных сигналов» через «клетку»-домен – тоже не является главной его задачей, как утверждает Ян Тот. Хотя для нас это вопросы жизни и смерти».

«Понятно. Значит, ты все знал… и молчал».

Панкратов-старший внимательно присмотрелся к холодно-бесстрастному лицу сына.

«Ты должен был дойти до всего сам. Что тебя не устраивает конкретно?»

Ставр не ответил, размышляя над словами отца. Потом изрек:

«Па, а тебе не кажется, что мы раунд за раундом проигрываем ФАГу по очкам?»

Прохор наконец вышел из оперативного поля инка, свернул файлы и буркнул инку: посчитай сам, потом сравним. Повернулся к сыну:

«Ты ошибаешься. Мы отстаем от банды ФАГа всего на полшага, а по многим вопросам опережаем. Примеры? Сколько угодно. Видана Железовская рассчитала взаимодействие эгрегоров, что явилось неожиданностью для них и здорово помогло нам и еще поможет в будущем. А подручные ФАГа не смогли помешать ей. Забава Боянова, со своей стороны, рассчитала тупиковую ситуацию социума, ее рекомендации также оказались нам исключительно полезными, и снова ФАГ не успел предотвратить передачу стратегически важной информации, хотя знал о расчетах и пытался ликвидировать Забаву. Кроме того, нападения на интраморфов перестали быть фатальными, оружие киллеров рассекречено, тайна нагуаля по сути раскрыта, найден ЗПК ФАГа в Системе и в принципе вычислена его реперная база. Скоро мы соберем силы и уничтожим ее. Появился мощный противник ФАГа и наш союзник Грехов… Как видишь, мы работаем, и результаты говорят сами за себя. А когда станет известна стратигема Игры Универсумов, ее логика, цель и методы достижения цели, тогда мы начнем наступление».

«Но нагуали растут так быстро, что мы можем не успеть найти тех, кто способен очистить от них Вселенную!»

«Мы работаем быстро, как можем. Но торопиться не следует. ФАГ силен и просчетов не прощает. Делай свое дело, эрм, и дай другим делать свое».

Ставр обнял отца, почувствовав прилив нежности в ответ на его чувства.

«Ты меня не успокоил, отец, но все равно спасибо».

«Может быть, позавтракаешь?»

«Нет, благодарю, я уже зарядился. Не выходи из связи, па, вдруг понадоблюсь».

Прохор только улыбнулся в ответ.

Уже на пороге Ставр оглянулся.

«Известно, как убили Ги Делорма?»

«Пока нет», – нехотя ответил отец.

Видана ждала Ставра на причале транспортного терминала в Североморске, где им была обеспечена проводка по метро на погранзаставу «Стрелец». Обычным путем попасть в систему Чужой было уже невозможно, а Панкратову была необходима свобода маневра и независимость от машинного парка заставы, поэтому, пользуясь картой особых полномочий СПП, он добыл «голем» и собирался по грузовому каналу переправить его на заставу. Риск был минимален: даже если на заставе дотошный диспетчер выяснит, кому именно предназначается «голем», скандала особого не будет, потому что официально сектор пограничных проблем имел право на собственный поиск в любом регионе космоса. Другое дело, что о замысле Ставра при этом узнает Мигель да Сильва, а этого Панкратов хотел избежать.

Одетые в «бумеранги» со спецоборудованием, не отличимые от любых других официози погранслужбы, они предъявили в метро терминала личные допуск-фейсы и через несколько минут вышли из метро погранзаставы. Пока свершалась процедура перехода, почти не разговаривали. Лишь при выходе Видана спросила, вспомнив визит к Тоту Мудрому:

«Что такое «шуба»? Ян говорил, что нагуаль – это в основном «шуба» из вырожденной материи, которой окутана «яма» бесконечной глубины…»

«Почему это тебя заинтересовало?» – удивился Ставр.

«Не знаю. Вспомнилось».

«В принципе каждая известная тебе элементарная частица представляет собой «зашнурованную» систему частиц, то есть одетую в «шубу» из других частиц. Например, «шуба» кварка состоит из трех глюонов и трех хиггсонов. Фотон – суперпозиция из нескольких нейтральных состояний глюонов, по сути весь – «шуба». Ну и так далее».

«Спасибо, я поняла».

Ставр продолжал поглядывать на девушку с недоумением, и та терпеливо добавила:

«Что такое «шуба», я поняла, непонятно другое: почему ядро нагуаля – «яма» не засасывает в себя эту «шубу». Ведь остальное вещество оно поглощает, не так ли?»

Ставр не нашелся что ответить, и дальнейший путь до транспортного отсека заставы они проделали молча.

С момента исчезновения начальника погранотряда Левашова режим охраны станции был ужесточен, поэтому их останавливали дважды: при переходе из отсека в отсек и во время пересечения зоны контроля транспортного отсека. Инк охраны их пропустил, но патруль, состоящий из трех человек, вежливо оттеснил от входа.

– Извините, коллеги, но вас в списках допуска в этот бункер нет.

«Это всего лишь нормал, – проговорила Видана. – Три удара, и мы внутри. А иначе твоя задумка провалится».

Ставр несколько мгновений решал, что делать, и неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы у отсека не появился Баркович.

– В чем дело?

«Этого нам только не хватало!» – подумал Ставр, внутренне сжимаясь, пока охранник докладывал начальству причину конфликта. Куда ни пойдешь, везде торчит командор! Теперь хана поиску и свободной работе вообще.

Но, к удивлению безопасника, командор погранслужбы не стал выпытывать, что делает на заставе штатный сотрудник СПП Ставр Панкратов и куда он собрался лететь «на ночь глядя» вместе с членом патрульной группы Виданой Железовской. Баркович, занятый своими мыслями, сказал всего два слова:

– Внести и пропустить!

И ушел по коридору не оглядываясь, в сопровождении витса-андроида. Видана, глядя ему вслед, передала Ставру слоган, переводимый как изумленный присвист.

Охранник, человек дела, ничем не выразил своих чувств, козырнул, отступил в сторону. Ставр кивнул и направился в тот угол отсека, где их уже ждал персонифицированный «голем».

Стартовали вне всяких очередей и расписаний. Диспетчер-инк заставы даже не запросил имен драйверов запускаемого аппарата, и это обстоятельство еще более озадачило Панкратова. Однако своими подозрениями делиться с Виданой он не стал, о чем впоследствии пожалел.

Бездна пространства распахнулась сразу со всех сторон, но невесомость длилась недолго – инк «голема» включил системы обеспечения, и пилоты почувствовали себя сидящими в креслах, хотя на самом деле были «запакованы» в коконе модель-захвата. Мир вокруг определялся как «верх» и «низ», «далеко» и «близко». Чужая – звезда, например, была далеко, а Чужая – планета, рой чужан, казалась близкой. На разной стадии удаления высветились другие космические объекты: «динозавролеты» чужан, кисейно-льдисто-стеклянные «этажерки» орилоунов, спейс-машины космического флота землян. Нагуаль в форме объемной кляксы со множеством лучей-нитей излучал голубой свет в сорока тысячах километров от Чужой, но это было лишь его синтезированное инком изображение, сам он виден не был ни в одном из диапазонов электромагнитного спектра. Чужане, убедившись в том, что их решетка из «абсолютного зеркала» не послужила препятствием для роста нагуаля, убрали «зеркало» и ограничить рост «шубы» больше не пытались.

В ушах проклюнулся шум эфира в интервале пси, в радиоинтервалах люди давно не вели переговоры, и лишь грохочущие молнии связи чужан и орилоунов вспарывали эфир в этих диапазонах. И снова Ставра неприятно поразило отсутствие эфирного сопровождения их стартовавшей «единицы контроля». Будто никто не заметил, что «голем» покинул станцию и ушел в свободный полет.

– Не нравится мне все это, – сказал он вслух сквозь зубы.

«Что именно?» – поинтересовалась Видана.

«Тишина. То, что нас никто не сопровождает. Что мы встретили Барковича. Давай разделим функции: я возьму на себя управление, связь и поиск, а ты включайся в боевую оперсистему «голема».

«С удовольствием!»

Инк машины включил шпуг, и расстояние от заставы до псевдопланеты чужан, похожей на Фаэтон-2, «голем» преодолел за четверть часа. И снова никто не окликнул их, не передал предупреждение, не выдал пакет разрешенных траекторий, хотя неподалеку дрейфовал спейсер пограничников «Кром». Переговоры экипажей земных машин и дежурных заставы остались буднично спокойными, неторопливыми и функционально-специфичными. На рейд «голема» не обратил внимания даже Умник базы, контролирующий перемещение всех объектов в системе Чужой.

Планета роидов заняла весь объем переднего обзора, и Ставр перестал отвлекаться. Для выполнения задуманного необходимо было вывести машину точно по вектору движения когга Левашова и найти точку входа в верхний слой гигантского шара роидов. Конечно, Артура уже искали земные корабли, но они не знали того, что знал Панкратов, и поиски закончились безрезультатно.

Инк «голема», имевший запись сопровождения аппарата Левашова, справился с задачей быстро, они вышли в точку входа роида с коггом Артура внутри в Чужую, и тогда Ставр начал свой поиск. Если Левашову удалось повторить опыт Погорилого и проникнуть внутрь роида, возле этого «обломка горы» должен был дежурить «дредноут» чужан, несомненно заинтересованный исчезновением земного аппарата.

Видана не знала замысла напарника, но вопросов не задавала, увлекшись созерцанием планеты роидов и совместной с инком работой по защите «голема». В отличие от земных наблюдателей чужане обратили внимание на пришельца, но сопровождали его на расстоянии, держа «на поводке» локации. С момента конфликта, спровоцированного эмиссаром ФАГа, в результате которого чужане напали на погранзаставу и земных исследователей, роиды больше не контактировали с людьми и вели себя сдержанно, будто кто-то помог им разобраться с ситуацией и реабилитировать землян, и все же они явно начинали нервничать, когда земные спейс-машины приближались к их владениям, а больше всего – к нагуалю. Понять их было несложно: роиды боялись, что чужие исследователи случайно дестабилизируют нагуаль, и тот взорвется, уничтожив ближайший район космоса со звездой и планетой.

Полчаса прошло в молчании. Если бы не напряжение, охватившее Ставра, он тоже мог бы залюбоваться «ландшафтом» внизу – гигантским полем медленно движущихся черных камней разного размера. Вверху их плотность была мала, но чем глубже в недра роя проникал взор, тем скопление становилось плотней, пока не превращалось в сплошной «снежный ком». Но самым удивительным было то, что роиды при этом не касались друг друга, какая-то сила удерживала их на расстоянии сотен метров, и между ними можно было пробраться даже в центр Чужой, в ее ядро. Много лет назад отец Ставра проделал такой эксперимент…

Панкратов уловил какой-то пси-шорох в общей каше звуков пространства, омывающих мозг, повернул «голем», и через несколько минут погружения в россыпь роидов они увидели целую группу объектов искусственного происхождения. Здесь мирно ужились чужанский спейсер, два горыныча и орилоунский «хрустально-дырчатый» корабль. И все они кружили вокруг трехсотметровой глыбы роида.

«Здесь! – воскликнул Ставр. – Артур здесь, внутри!»

«Почему ты так уверен?»

«Потому что горынычам и орилоунам внутри Чужой делать нечего, это машины чьих-то исследовательских или тревожных служб. Может быть, тех разумных, что появились одновременно с серыми призраками».

«Если уверен, продолжай в том же духе. Что будем делать?»

«Дадим знать Артуру, что мы здесь, пусть вылезает».

«Каким образом?»

Вместо ответа Ставр повел «голем» на сближение с горой чужанина. Горыныч и орилоунский спейсер на это не прореагировали никак, а чужанский «дредноут», действительно чем-то похожий на древний военный корабль, тотчас же пристроился рядом, разглядывая новый объект во все «глаза».

«Может быть, ты все-таки скажешь, что собираешься делать?» – холодно осведомилась Видана.

«Расстреливать эту глыбу, – ответил Ставр. – Я заготовил около сотни капсул с записью обращения к Артуру. Их надо вогнать в роида, а там уже, если Артур жив, он как-нибудь прочитает послание».

«Ну и что?»

«Думаю, ему помогут выбраться обратно».

Видана выдала слоган, непереводимый словами, полный скептицизма и сомнений, но Ставр на него не ответил.

Стрелять пришлось наугад, потому что «голем» не имел аппаратуры, определяющей «слепые» пятна на поверхности роида. Однако им повезло: из сотни капсул удалось вонзить в чужанина около двух десятков, – после чего оставалось только ждать.

Чужанский корабль подплыл ближе, подозрительно разглядывая «мечущий икру» земной аппарат, но Ставр пока не включал «саван» полной защиты, существенно ограничивающий маневренность «голема».

В ожидании прошел час, другой, потом Видана не выдержала:

«Кажется, твоя идея не сработала, эрм. Может, лучше нам самим туда пролезть, в роид? Определим точку, где проникла капсула, и на разгоне – на таран…»

Идея была, что называется, «с сумасшедшинкой», и Ставр, наверное, рискнул бы ее апробировать, но в это время случилось то, на что он уже и не надеялся: из горы чужанина вылетел гигантский светящийся фантом, очертаниями похожий на человека в «бумеранге». Поплыл в сторону, корчась, оплывая, превращаясь в шар, в облако, в струю дыма. Растаял.

Горынычи на его появление ответили вдруг «атакой» чужанина и исчезли – в том месте, откуда выплыл фантом, а орилоун перестал рыскать вокруг и застыл, повернувшись к горе роида остроконечной головой.

Ставр не успел ничего ни предпринять, ни решить – ответ ли это Левашова или он сам, вернее, его «тень», сумевшая пробиться наружу из пространств роида, как появился еще один призрак, только поменьше. Отплыл, уменьшился, испарился. Затем еще один и еще, пока размеры фантомов не приблизились к размерам человеческого тела. И, наконец, с фонтаном черных обломков вылетел тускло мерцающий натуральный «бумеранг» с человеком внутри.

Сомнений не оставалось – это был Артур Левашов. Почему он появился «голым», в то время как уходил на специально оборудованном когге, было неизвестно, однако Ставр не стал медлить, блестяще решив задачу поимки кувыркающегося человека.

Чужанский «дредноут» не успел даже развернуться, чтобы принять летящий прямо на него предмет, когда «голем», ведомый Панкратовым, «заглотнул» этот предмет и дал деру, увертываясь от плавающих вокруг роидов.

Через несколько минут они вылетели за пределы «атмосферы» планеты, но Ставр вдруг притормозил и спрятал «голем» за стометровой тушей одинокого роида, последнего из тех, что образовывали редкий верхний слой. Видана, порывавшаяся вылезти из кокона рубки и пройти в хвостовой «карман» аппарата, где был запакован пойманный Артур Левашов, не подающий признаков жизни, замерла от жесткого возгласа Ставра:

«Не время! На место!»

От изумления и гнева она повиновалась, но, вглядевшись в пси-поле, поняла, что их ждут. И почти простила напарнику его тон.

Их сторожили, по крайней мере, три группы спейс-машин, образующие каждая свой пси-фон ожидания. Одна несомненно принадлежала погранслужбе, две другие – неизвестным формированиям, в пси-фоне которых просматривалось больше негативных линий и отрицательных эмоций. Был еще один объект, наблюдавший за местным районом космоса, но он почему-то идентифицировался с планетой чужан или же прятался в ее глубине.

«Оружие к бою! – сказал Ставр с неожиданным хладнокровием – специально для Виданы: инку, в принципе управляющему оружием, эта команда была не нужна. – Пойдем «мотыльком», поэтому будь готова к перегрузкам».

Видана кивнула, сглатывая комок в горле. Она никогда не водила машины в режиме «мотылек» – с танцующим центром тяжести, когда его траекторию просчитать было невозможно, а ускорение при этом раскладывалось на три вектора, то есть как бы «раздирало» биологический объект внутри – тело человека, – но слышать об этом слышала.

«Готова?»

Видана снова кивнула, и, хотя жест этот Ставр видеть не мог, тут же выдернул «голем» из-за роида и включил форсаж, молясь в душе, чтобы им повезло и чтобы Левашов остался жив, ради чего они и пошли на этот риск.

ТИБЕТ – МЕРКУРИЙ

Левашов был слаб, но в сознании. Улыбаясь глазами, он оглядел свою примолкшую аудиторию: Герцога, Железовского, Велизара, Видану и Ставра. Все они по-своему оценили и пережили его рассказ, но главным в их чувствах было чувство удивления. Артур выжил там, где человек не должен был выжить, и заслугой тому несомненно были действия чужан, сумевших разобраться, кто к ним прибыл и с какой целью.

В принципе, Левашов мало что успел сделать, прорвавшись внутрь «обломка» чужанского пространства. Время там текло иначе, как бы колеблясь вокруг вектора времени снаружи, и по его часам прошло всего минут двадцать, как вдруг чужане сообщили, что его вызывают домой, да и вообще пора возвращаться, так как они не могут долго удерживать от распада континуум чужого пространства внутри своей «колонии».

Уходил Левашов с большим сожалением, хотя и понимал, что нельзя злоупотреблять чужим гостеприимством. Но энергоресурсы когга таяли на глазах, защита не справлялась с просачиванием внутрь законов чужого мира, пришлось катапультироваться в «бумеранге», когда чужане подали сигнал готовности.

Самым поразительным в контакте оказалось то, что собственно «люди» роида изменились при общении, потому что живыми существами в понятии землян они не были. Вся их жизнь, по сути, представляла собой процесс математического преобразования при получении новой информации, ибо были они всего-навсего «пакетами формул». И тем не менее каждый из них имел личностные черты, обладая сугубо индивидуальной организацией и программой.

А самое главное: теперь окончательно можно было считать доказанной гипотезу, что тартариане, чужане и орилоуны были родственниками, вернее, одними и теми же существами, но на разных стадиях эволюции выхода в континуум местной метавселенной. И еще: Артур не был уверен до конца, но понял так, что «пространство» внутри роида вовсе не напоминало трехмерную евклидову пустоту космоса, к какой привыкли люди, его и пространством-то назвать было нельзя, потому что оно скорее походило на скопление удивительных геометрических фигур, изменяющихся в соответствии с «движением» чужан-формул. По сути, это был не процесс передвижения, а процесс изменения фигур, быстрый или медленный, в зависимости от желаемой чужанину скорости. Но увидеть это или почувствовать Левашов не смог, все его органы чувств отказали, и мозг регистрировал лишь хаотическое метание пятен, бликов и призрачных фигур, отзываясь на поступление информации, которую он не смог ни оценить, ни выразить образами, словами или символами. Чужане сами нашли способ сообщить гостю о себе, через аппаратуру когга, потому что они начали изучать жизнь людей раньше и продвинулись в этом направлении дальше.

«Спасибо, что вытащили, – сказал Левашов Ставру и Видане. – Я мог остаться там навсегда».

«Молодцы, молодцы, – проворчал Железовский, вставая; все четверо сидели вокруг кровати, на которой лежал Артур и которая находилась в знакомом бункере под Тибетом. – Одного не пойму: как вы догадались, куда именно ушел Артур?»

Ставр встретил понимающий взгляд Левашова, который подмигнул ему и ответил сам:

«Мы с ним одинаково думаем и долгое время работали над одной и той же проблемой. Зато теперь чужане предупреждены, что к ним могут просочиться гости нежелательные, способные разрушить их мир изнутри или снаружи, и примут меры. Ради этого я, собственно, и рисковал».

«И все же надо было предупредить, мы бы подстраховали».

«Меня кое-кто страховал… и он же помог Панкратову выбраться из безнадежной ситуации».

Все знали, о ком идет речь, и промолчали, только Видана хмыкнула, выразив свое отношение образным слоганом, в котором не было места словам.

Спас их Баркович, но так была велика неприязнь к этому человеку, что факт спасения был отнесен всеми к некоему коварному замыслу, осуществить который командор погранслужбы не успел.

Ставр вспомнил возвращение с Чужой на заставу.

Целых пять минут, пока «голем» набирал скорость, их не трогали, а затем сразу с трех сторон началась стрельба на поражение. Как потом удалось выяснить, в охоте на них участвовало пять спейс-машин разного класса, три из которых оказались исследовательскими галионами, одна – пограничным драккаром и оставшаяся – чужанским «сторожем». «Охотники» пустили в ход все, чем были богаты военные арсеналы Земли и кайманолюдей: лазерные и плазменные пушки, аннигилятор, генераторы свертки пространства, нейтрализаторы межатомных связей (метатели «пауков») и вакуум-преобразователи – те самые уничтожители, один из которых удалось добыть Ставру и Мигелю да Сильве.

Но «охотникам» удалось выстрелить по порхающему мотыльком «голему» всего два-три раза, причем дважды спасла беглецов только включенная вовремя саван-защита, то есть «абсолютное зеркало», а потом в эфире прогремел рассерженный глас Барковича:

– В чем дело?! Это еще что за дуэль? Прекратить огонь! Всем прекратить стрельбу! С момента приказа буду рассматривать акт неповиновения по императиву «Военные действия»! Каждый, кто нарушит приказ, будет немедленно уничтожен!

И стрельба стихла. Потому что командор имел возможность уничтожить любую спейс-машину с борта погранзаставы. Первым перестал преследовать «голем» чужанский корабль.

«Голем» доковылял до заставы на крохах энергии, где его подхватила спасательная система транспортного отсека, но еще до того, как в отсек ворвались пограничники, Панкратов вскрыл пилот-кокон и выбросился вместе с Левашовым в тоннель газосброса, откуда ему помог добраться до метро Пауль Герцог. Видана таким образом осталась одна и вылезла из «голема» уже под колпаком санитарного модуля.

Ставр представил лица пограничников и косменов, присутствующих при этом событии, и усмехнулся.

– Привет, мальчики! – сказала девушка, грациозно выходя из кабины на стерильно чистый пол модуля. – Как я рада, что меня встречает так много настоящих мужчин.

И вышла, проигнорировав растерянных врачей «Скорой». В коридоре ее ждал Баркович в паре с неизменным витсом охраны.

– Зайдите ко мне, – сказал он, не удивившись отсутствию напарника девушки и отсекая тем самым возможные попытки ее задержания заинтересованными лицами.

«Что же он тебе сказал?» – полюбопытствовал Ставр, когда они встретились в бункере Железовского.

«Он сказал: вы уволены!»

«И все?!»

«Все. Я повернулась и вышла».

Изумленный Ставр не нашелся, что сказать в ответ. Впрочем, не он один был удивлен реакцией Барковича, по сути, спасшего их дважды – вмешательством во время возвращения «голема» и отстранением Виданы от работы, что выглядело со стороны как наказание и одновременно как попытка оказаться чистым перед ФАГом. Если только командор был его помощником. А подозрения такие имели под собой почву.

«Может быть, он пытается угодить и нашим и вашим? – предположил озадаченный Железовский. – Людвиг далеко не глуп и должен понимать, чем грозит ему участие в деятельности ФАГа. Вот он и пробует таким образом реабилитировать себя…»

Никто Аристарху не ответил.

«Ладно, отдыхайте, Артур, приходите в себя. – Велизар первым вышел из бокса. Он не собирался задерживаться здесь. Как и остальные, впрочем. – Идемте, коллеги».

Они разместились в гостиной бункера, причем Видана не села в кресло, как все, а осталась стоять за креслом деда со скучающим выражением лица. Она ожидала разноса, бурного негодования по поводу их со Ставром самодеятельного рейда и приготовилась защищаться. Но этого ей делать не пришлось, потому что разноса не было. И все было не так, как ей казалось.

«За операцию по спасению Левашова не хвалю, – сказал Велизар. – Ее просто надо было разработать глубже. Кто просчитывал варианты?»

«Я, – ответил Герцог. – Но позволю себе не согласиться: операция была разработана с трехслойным прикрытием. Два слоя обеспечивали мы: это – информационное и навигационное сопровождение и транспортный канал, третий слой обеспечивал «контр-2». Я не знаю, какова степень участия профи «погран-2» в рейде Панкратова, но не удивлюсь, если окажется, что грозный рык Барковича «прекратить огонь!» – дело их рук. Если бы не это обстоятельство, несомненно сыгравшее главную роль, мы бы начали прикрывать Панкратова своими средствами».

Видана, раскрыв глаза широко, переводила взгляд то на Герцога, то на Велизара, и Ставр прекрасно понимал ее чувства.

«Хорошо, аналитики решат, каков был шанс. – Велизар мельком глянул на Ставра. – Но все же вам не следовало рисковать жизнью Виданы Железовской».

«Я бы не справился один, – с легким сердцем ответил Ставр, зная, как подействует на Видану его заявление. – И она не ученица пансиона благородных девиц, а работник «погран-2».

Велизар поднял бровь:

«Поздравляю. Спасибо за информацию. Что ж, снимаем этот вопрос с повестки дня. Я очень надеюсь, что вы сделаете надлежащие выводы, но еще больше, что эксперимент Левашова приблизит нас к решению проблемы нагуалей. Что вы хотите добавить, девочка?»

Видана создала слоган, соответствующий словам «э-э» и «м-м-м», покраснела, рассердилась и нашлась:

«Пауль, не хотите ли вы сказать, что всю операцию по розыску Левашова разработали вы, а не этот тип?» – небрежный кивок в сторону Ставра.

Присутствующие в гостиной оживились, Железовский покачал головой неодобрительно, а Герцог улыбнулся.

«Мы разрабатывали ее вместе».

«А ваш намек на «контр-2»? Учтите, я хорошо знаю, что это за организация и как она работает. С какой стати она стала прикрывать наши игры?»

«У нас с ним один начальник в «контр-2», – Герцог показал глазами на Ставра, – Джордан Мальгрив. – Бывший комиссар ОБ глянул на Велизара. – Петр, теперь, наверное, можно посвятить их в наши дела, тем более что благословение «Лимонадного Джо» я получил».

Ставр улыбнулся в душе: прозвище Мальгриву дал Герцог, и оно, в общем-то, соответствовало истине, потому что Джордан очень любил соки и фрукты.

Велизар покачал головой:

«Похоже, никого в этой компании вы своим заявлением не удивили, парень».

«Это уж точно, – подтвердил Железовский. – О существовании «контр-2» знает даже Забава. И не стоит удивляться, извиняться, бить себя в грудь, что иначе было нельзя и что цель – выживание цивилизации – стоит тех мер по охране тайны, которые применили вы. Да, стоит! А теперь давайте о деле. Синклит по-прежнему предпочитает действовать самостоятельно, хотя кое-какие задачи мы должны ставить вместе и координировать их выполнение».

«Спасибо, Аристарх. – Велизар передал слоган рукопожатия– сожаления-вины-твердой-воли-понимания-дружеского-преклонения-необъятных-просторов-шелеста-волн-грозовых-раскатов-птичьих-криков-запахов-луга-и-озона; эта мыслеформа была понятна всем. – Что вы хотите предложить «контр-2»? Кстати, я ведь тоже сотрудник этой организации. Или, если хотите, советник».

«Я знаю, – ухмыльнулся Железовский. – Петр Пинегин. Мы тоже не лаптем щи хлебаем. – Посерьезнел. – Предлагаю, пока не поздно, ликвидировать помощников эмиссара ФАГа: Алсаддана, Шан-Эшталлана, Шкурина, Леонида Сяопина и Еранцева. А когда отыщем базу эмиссара, Демиурга, то и его тоже. Я разработал план, однако его надо согласовать с руководством «контр-2», чтобы не получилось накладок».

В бункере установилась тишина. Потом Герцог весело посмотрел на Велизара:

«Вы были правы, Петр. Наши старики во многом могут дать фору молодым. – Пауль повернулся к Аристарху: – Но мне в связи с этим вспоминается одно место в романе Вальтера Скотта «Квентин Дорвард»: «Если мы вздумаем силой проложить себе дорогу, эти молодцы порядком намнут нам бока, потому что война – их ремесло, а мы деремся только по праздникам».

Видана фыркнула. Из соседнего помещения прилетела слоган-улыбка Левашова. Но Железовский остался серьезен.

«Среди нас тоже есть молодцы, чье ремесло – война. В чем конкретно вы сомневаетесь?»

«Извините, Аристарх, я не хотел вас обидеть. Но сейчас нет смысла ликвидировать помощников эмиссара, тут же он отыщет новых, и мы не будем знать – кого именно. Этих-то мы знаем и контролируем каждый шаг. Вот когда отыщется база эмиссара, Лайа-центр, тогда и возьмем на вооружение ваш план».

Железовский хотел что-то сказать, но вмешался Велизар:

«Не надо возражать, адепт кулака, Пауль резоны говорит. Дай ему в помощь Забаву, пусть поработает с аналитиками, необходимо сделать эфанализ уровней вмешательства ФАГа».

«Что, в «контр-2» нет сильных эфаналитиков?»

«Такого класса нет. А что, ты боишься, Забава не справится?»

«По-моему, уровни вмешательства ФАГа известны: макромир – войны, скопления галактик, звездные системы, мегамир – социум Систем, в том числе наш, человеческий, и микромир – вакуум, константы взаимодействий, то есть уровень физических законов. Не так?»

«Нужен расчет последствий, причем не только последствий развития вмешательства, но и наших ответных действий. Очень скоро мы перейдем в наступление на уровне социума, наше отступление было временным, и потребуется координация всех сил и связей. Но к тому времени надо попытаться отыскать серых призраков. Я очень надеюсь, что Грехов знает, где они теперь».

«Почему же он до сих пор не вошел в контакт с нами? – проворчал Железовский. – Что за проблемы решает в одиночку, изредка делая барские жесты? Согласен помочь – помогай, нет – нет. Я таких вещей не понимаю».

«И не надо, – покосился на него Велизар. – Видно, стареешь, патриарх. Габриэль помогает больше, чем тебе известно. А ведь когда-то тебе дали кличку «роденовский мыслитель». Да и Грехова ты знаешь не понаслышке, мог бы его не трогать. – Глава Всевече встал. – Все, у меня нет времени, решайте свои задачи без меня. Пауль, дай им проводку по нашей основной сети связи «спрут-2», пусть включаются. И мой вам совет, Ставр: поговорите с дедом, а лучше с бабулей Настей, она расскажет вам о своем отце, Андрее Демидове. Это представляет интерес».

Он ушел. Попрощался с Левашовым. Тихо «вздохнуло» и «выдохнуло» метро.

«Старики потому так любят давать хорошие советы, – сказал, белозубо улыбаясь, Герцог, – что уже не способны подавать дурные примеры»[156].

«Что он хотел сказать, упоминая Демидова?» – спросила Видана.

«Андрей Демидов погиб, – сказал Железовский нехотя, – во время одного эксперимента… что-то Петр темнит…»

«Я выясню, – сказал Ставр. – Но мне тоже пора идти».

«Нам по пути», – кивнул Герцог.

«А я? – Вопрос получился жалобным, детским, и Видана раздраженно топнула ногой. – Черта с два вам удастся отделаться от меня, эрмы! Тем более что я свободна в выборе занятий, как опер «свободной охоты» «погран-2». И я знаю, куда вы идете – на Меркурий. Не так ли, джентльмены?»

«Придется взять ее с собой», – хладнокровно сказал Ставр.

Герцог засмеялся и вышел. Он вообще был веселым человеком, хорошо чувствовал собеседника и понимал юмор.

Меркурий, оставаясь планетой вулканов, резких температурных контрастов, огненных озер и ледяной коросты, планетой дымов и пыльных свищей, с жиденькой атмосферой и силой тяжести в четыре с лишним раза меньше земной, давно был освоен людьми и представлял собой один металлодобывающий и энергетический комплекс. Люди здесь не жили, как на других планетах Системы, а прилетали работать, изучать природные особенности, недра планеты и близкое Солнце, чье присутствие ощущалось во всем и везде, даже на больших глубинах или под защитными колпаками. Изредка Меркурий посещали экскурсии или одиночные любители экзотики, созерцатели странных слоистых ландшафтов, а также кипящего светила с его протуберанцами, пятнами и факелами тысячекилометрового размера.

Ставр, Герцог и Видана прибыли на Меркурий сложным путем – системой метро на один из энергоконцентраторов, плавающих над планетой, а оттуда на грузовом галионе в район терминатора, где «контр-2» имел свою базу, не контролируемую ФАГом. Поэтому у них было время полюбоваться на дневную и ночную стороны Меркурия, а также на Солнце, грандиозная масса которого воспринималась не шаром, а стеной расплавленного металла, изъязвленного порами и фонтанами, но готовыми, казалось, вот-вот пролиться на планетную твердь под ними. Впрочем, дневную сторону Меркурия едва ли можно было назвать твердью, она представляла собой гигантское дымящееся «болото» с «кочками» и островами ажурных губчато-мшистых конструкций из тугоплавких пород, чистых металлов – цинка, марганца, железа, их окислов и сернистых соединений, а также горных хребтов из тугоплавких магнезитов, красивейших плато с причудливыми скалами и необычных «эоловых городов», формы которых не поддавались описанию. Жидкостью «болотам» служило расплавленное олово, свинец и ртуть, запасы которых на Меркурии удовлетворяли потребности человечества на всю отпущенную ему Вселенной жизнь.

Ставр, как и любой школьник, в свое время, конечно же, побывал на планетах Солнечной системы, в том числе и на Меркурии, но суровая эстетика этого мира, ближайшего к Солнцу (планету Вулкан, которой пророчили первое место в когорте спутников светила, так и не обнаружили), захватила и его.

Видана также рассматривала меркурианские ландшафты с восхищением, и лишь Герцог, бывавший здесь чаще, остался к ним равнодушным.

Все трое были включены в сеть связи «спрута» официального и «спрута-2», доносившего вести только строго ограниченному контингенту людей, причем канал этот был зашифрован и декодированию не поддавался, поэтому сотрудники «контр-2» могли быть спокойны за конфиденциальность передаваемой информации. Что это было не так, знали только несколько человек в Системе.

Ставр, как опер перехвата «контр-2», давно слушал обе системы связи, а Видане интересно было сравнивать поступающие сообщения, поэтому она все время порывалась обратить внимание спутников на это несоответствие. Ей достало выдержки и такта не закатить скандал своему начальству в «погран-2» по поводу столь запоздалого выхода на уровень необходимой информированности, но все же она пережила этот удар тяжело, и Ставр старался не бередить рану, обдумывая каждый свой жест.

Он понимал, что Видану просто берегли до поры до времени как хорошего аналитика, не слишком надеясь на ее данные оперативника, не перегружая ее заданиями, но делиться своей догадкой с девушкой не стоило. К тому же начальники «погран-2» явно не учли ее самостоятельность и качества «сорвиголовы», назначая Видану агентом поддержки опера перехвата. Наверное, она им доставила немало хлопот и переживаний.

Ставр улыбнулся, и девушка живо почувствовала его настроение, с подозрением оглядела обманчиво мягкое и спокойное лицо.

«Что вспомнил? Только не говори, что не думал сейчас обо мне, я ведь чую, когда думают обо мне».

«Я подумал, что нам чертовски повезло, что ты с нами», – сказал он серьезно.

Видана готова была вспыхнуть, но вмешался Герцог:

«Подтверждаю, мисс», – и инцидент был исчерпан. Однако Ставр получил от Пауля персональный слоган – покачивание пальцем – и ответил кратким слоганом – замок на губах.

Галион одним движением преодолел последние две сотни метров до посадочного комплекса, был принят финиш-системой и втянут под купол наземной базы. Стены пассажирской каюты ослепли, вспыхнул белый свет. Герцог первым вышел в коридор. Видана задержалась, остановив и Ставра:

«Послушай-ка, а что это за история с твоим прадедом произошла, Андреем Демидовым? Почему Велизар сказал, что она имеет интерес?»

Ставр опешил, он думал о другом, но шуткой отвечать не стал, видя, что Видана грозно сдвинула брови.

«Демидов был биологом и погиб во время эксперимента».

«Точнее. Какого эксперимента? Что он испытывал на себе?»

«Ты угадала, он ставил опыт по упрочнению человеческой кожи и…»

«Опыт не удался?»

«Наоборот, удался, но последствий Демидов рассчитать не смог. Его хоронили, как глыбу металла. Пошли, нас ждут».

Оставив Видану с ее чувствами позади, Ставр догнал Герцога, и они вместе вошли в центр управления базой.

Всем хозяйством базы командовали всего два оператора в кокон-креслах, но база была связана с сетью других таких же закрытых баз, станций, центров связи, транспортных комплексов, заводов, институтов и тревожных служб, поэтому в зале была оборудована специальная оперативная персонзона, позволяющая подключаться каждому работнику к тому каналу в сложнейшей круговерти информационных потоков, на какой он был допущен согласно уровню ответственности. Здесь в данный момент находилось трое: бронзоволицый мужчина с орлиным носом и гривой седых волос, в белом унике с короткими рукавами, молодой пограничник и Прохор Панкратов, отец Ставра. Прохор поднял руку, и пришедшие сели рядом в мидель-кресла, представлявшие более современные системы управления и связи, чем коконы. Они ничем не отличались от обычных кресел, но, включенные в систему управления, становились буквально дополнительным органом человеческого тела и мозга.

Герцог сразу включил кресло и «ушел» в переговоры с Прохором, тоже сросшимся со своим креслом и «сидевшим в канале» какого-то инк-сектора. Ставр этого делать не стал, и Видана шепнула:

«А зачем Велизар напомнил об этой истории? Я поняла, что методы упрочнения кожи существуют, Демидов был первым… но тебе-то зачем это знать?»

«Успокойся, – коротко ответил Панкратов. – Потом выяснится».

Он, конечно, знал, почему Велизар вспомнил давнюю трагедию с прадедом, – видимо, для выполнения той задачи, к какой его готовили, понадобится и Д-прививка, как называли упрочняющую обработку кожи специалисты. Но, во-первых, выдержать Д-прививку мог далеко не каждый интраморф, а во-вторых, прививка перестраивала организм человека: делая его неуязвимым для многих видов оружия, она каким-то образом влияла и на психику перципиента, а существовала ли дорога обратно, наука не знала.

Видана заметила заминку спутника, но переспрашивать не стала, ушла в свои мысли.

Ставр поймал жест Герцога и включил кресло.

Перед его глазами сформировалось оперативное поле компьютерного контроля со всеми его связями. Инк «вырезал» в этом поле отдельное «окно интереса», и все поле информвзаимодействий как бы отдалилось, а на передний план выплыли две схемы, напомнившие хрустальный шар – модель метавселенной в доме Грехова. Одна схема представляла собой сеть объектов, подконтрольных ФАГу, вторая – контролируемых «контр-2». Обе сплетались в сложный сетчатый узор, состояли из тысяч пульсирующих огней, по желанию разворачивающихся в значимый объект со всеми его характеристиками, но, как показалось Ставру, схема «контр-2» владела большим объемом связей и даже дублировала часть объема ФАГа.

Этот участок взаимодействия схем походил на иероглиф «санг»-конфликт из китайской «Книги перемен».

В полном объеме картину взаимодействия сил ФАГа и защитных систем человечества Ставру видеть еще не приходилось, но он сразу разобрался в значении некоторых узлов схемы «контр-2», обозначивших центры управления. Их было целых три, но лишь один реагировал на приказ развернуть данные по этому объему, а именно – центр управления нижней агентурной сетью «контр-2», непосредственно подчинявшейся Джордану Мальгриву. Правда, полных сведений инк все равно не выдал. Ставр, не увидев ни своего имени, ни кодового обозначения, с некоторым облегчением понял, что он к этой сети не принадлежит.

Канал персональной пси-связи с отцом принес его слоган-улыбку:

«Не волнуйся, эрм, это не рабочая схема, а видовая, оценочная картина. Агентов твоего класса нет даже в кондуитах Умника, координирующего всю оперативную работу «контр-2», их знают лишь непосредственные начальники».

«Я и не волнуюсь. Но на схеме я вижу кое-что не совсем приятное. Оказывается, ФАГ контролирует больше половины ресурсов отдела безопасности!»

«К сожалению, ты прав. Еранцев оказался очень оперативен и закодировал многих важных работников ОБ, почти из всех секторов. Бог миловал только высший эшелон контрразведки и сектора пограничных проблем, да и то лишь потому, что Мальгрив и Сильва «усиленно помогают» Еранцеву и Шкурину. Но давай-ка посмотри на регион Меркурия и Солнца. Что видишь?»

Ставр посмотрел.

«Меркурий чист?!»

Ни в одной из схем Меркурий не фигурировал в качестве форпоста той или иной стороны, и в то же время Ставр находился на базе «контр-2» и знал, что у ФАГа здесь где-то припрятана своя база.

«Ты правильно понял, – вошел в разговор Герцог. – На Меркурии удобней всего иметь главные центры управления своими сетями исполнителей, так как расстояния в эпоху метро и «струнной» связи не играют роли. А то, что у Солнца появились горынычи, лемоиды и чужане, говорит лишь о…»

«Появлении в Солнце нагуаля», – докончила за Герцога включившая свое кресло Видана.

Мужчины переглянулись.

«Один вопрос, – продолжала девушка, забавляясь реакцией слушателей. – Куда делся ЗКП ФАГа из Фаэтона-2?»

«Никуда, – ответил Прохор. – Он торчит в Фаэтоне, как и прежде, но под «абсолютным зеркалом», так что обнаружить его нашими средствами невозможно. В принципе, это даже не запасной командный пункт, а база кайманоидов, используемая ФАГом для кодирования доставляемых туда жертв. Мы ею займемся позже, никуда она не денется».

«Но ведь это все равно что кинжал, торчащий в сердце! Его надо срочно вытаскивать, лишить ФАГа союзников…»

«Кинжал – это очень образно и красиво, девочка, но всему свое время, – вмешался вдруг в разговор смуглолицый седой старик, глянул в их сторону. – Это вы Ставр Панкратов?»

Ставр наклонил голову, искоса глянув на отца.

«Зайдите ко мне через полчаса». – Старик стремительно, совсем не по-стариковски, вышел из зала.

«Кто это?» – спросила Видана.

«Отец Тота Мудрого, – ответил Прохор Панкратов, – глобалист-статистик Пайол Тот».

«Почему я должен его слушаться?» – осведомился Ставр.

«Зайди, поговори, – пожал плечами Герцог. – Может, что нового узнаешь. Вы пока отдохните, ребята, мы тут прикинем кое-чего. Через пару часов встретимся».

Ставр спокойно поднялся, предложил руку Видане:

«Пошли погуляем по местным буеракам».

Видане очень не хотелось уходить, но, подавив разочарование, она с великолепной грацией подала Панкратову руку, и они вышли из зала.

«Хорошая пара», – сказал Герцог рассеянно.

«Кошка с собакой, – ответил так же рассеянно Прохор, знавший историю отношений сына с внучкой Железовского. – А ну как она права?»

«Насчет нагуаля в Солнце?»

«Мы этот вариант не учитывали».

«Даже если его там нет, надо срочно объявить, что он есть. Это даст нам возможность спокойно искать базу эмиссара».

«Конгениально!»

МЕРКУРИЙ – СОЛНЦЕ – ЗЕМЛЯ

Голос Пустоты пробормотал что-то о «черных сапогах, соединяющих небо и землю Вселенной» и умолк.

«Он заболел, – грустно сказала Видана. – Неужели это правда, что из-за паутины нагуалей сигнал по «нервам» Вселенной передается с искажениями?»

Ставр промолчал, хотя сам подумал о Голосе с жалостью и сожалением, как о сошедшем с ума человеке. Поднялся на небольшой слоистый холм, откуда было удобно обозревать окрестности базы. Видана, которую так и подмывало спросить, о чем он говорил с Пайолом Тотом, отцом Тота Мудрого, прошла чуть дальше, до скопления ноздреватых зелено-бурых глыб, остановилась у длинного, идеально полукруглого и гладкого желоба.

«Смотри, что это? Похоже, кто-то бурил почву».

Ставр оглянулся. Девушка разглядывала аккуратную гладкую воронку в виде конуса, разрезавшую желоб. Казалось, воронка эта, как и желоб, – творение рук человека, настолько они были геометрически совершенны.

«Димпл-кратер. Когда метеорит сюда свалился, от сотрясения обрушился весь свод лавовой трубы, оттого желоб получился таким ровным».

Видана прикусила губку, перепрыгнула кратер и удалилась по коростообразным наростам почвы метров на сто. Как и на Ставре, на ней был «бумеранг», открывающий голову и руки, так что казалось, гуляли они по земному парку в обыкновенных униках.

Край солнца с отчетливо видимыми крыльями протуберанцев освещал вершины близкой горной гряды, превращая их в прозрачно-рубиновые силуэты, и даже здесь, за линией терминатора, свет Солнца был так ярок, что ложился на костюмы, лица, ладони жидкой пленкой огня. Если бы не инк «бумеранга», регулирующий яркость поступающего к глазам света, на Солнце невозможно было бы смотреть.

Ставр понимал, что Видана жаждет узнать от него тему разговора с Пайолом Тотом, однако сообщить ей этого не мог.

В принципе, обстоятельной беседы не получилось. Отец Яна Тота был лаконичен и скор на выводы, так что вся их встреча длилась всего три-четыре минуты, Панкратов не успел даже рассмотреть спартанскую обстановку жилища глобалиста.

«Вы кое-что сделали, мастер, – начал Тот, довольно бесцеремонно разглядывая Ставра. При этом он пытался заглянуть в его мысленную сферу, но Панкратов тихо «свернулся в клубок». – Но пора от мелких дел переходить к крупным, предназначенным только для вас».

«Кем предназначенным?»

«Судьбой. – Пайол Тот остался невозмутим. – Судьба эрмов отлична от судеб других паранормов, вы должны это чувствовать. Где-то я слышал полемику насчет интраморфов, якобы они – будущее человечества, люди, живущие в космосе более свободно и мощно. Так вот – это ошибка! Появление интраморфов – реакция социума на внешние раздражители, способствующая человечеству выжить. В каком-то смысле мы, паранормы, действительно более совершенны по некоторым параметрам, чем нормалы, но не более того. Мы – не вершина человечества, как утвер-ждал в свое время архонт Всевече. И уже тем более эрмы – не есть будущее интраморфов, еще более совершенные, чем они. Эрмы – воины, предусмотренные ИМ, – кивок вверх, – Универсумом, чтобы человечество выжило в условиях жестко регламентированных Игр. Или Войн, если будет угодно. Понимаете?»

«Понимаю», – угрюмо ответил Ставр.

«Это я в продолжение мысли о судьбе. Теперь о ваших конкретных целях».

«Я привык получать задания от непосредственного шефа».

«Мальгрив подчиняется совету-2, а я – агемон совета».

«И все же, прошу прощения, я хотел бы услышать на этот счет мнение Джордана».

Пайол Тот некоторое время разглядывал каменное лицо Панкратова, и эрм на мгновение почувствовал Силу этого человека. Его друзьям можно было позавидовать.

«Вы индивер. – Это было утверждение, а не вопрос. – Да, это наша общая беда – все еще слабое взаимодействие интеллекта и инстинкта. Человеческая индивидуальность слишком абсолютна, чтобы человек мог выразить себя во Вселенной. Она ему не нужна. Впрочем, он ей такой – тоже. Хорошо, не буду настаивать. Но выслушайте хотя бы, что вам предстоит сделать в будущем. По шкале ВП эти задачи тянут на сто баллов[157]».

«Я и так догадываюсь».

«Ну-ну, это интересно».

«Выход на Лайа-центр эмиссара, нейтрализация эмиссара и его помощников, поиск Сеятелей и Конструктора. Нет?»

В глазах Тота проступило нечто напоминающее сдержанное уважение.

«Я не ошибся в вас. Единственное уточнение: эмиссаров у ФАГа много, каждый контролирует свой район. В Солнечной системе он один, по уровню решаемых задач равен эмиссару Тартара или Чужой. Все остальные известные вам дилеры – его помощники, в том числе и К-мигранты. Но есть эмиссары высших уровней: отвечающие за Галактику, за скопление галактик, за местный участок сетчатой структуры домена, за весь метагалактический домен. Даст Бог, мы и до них доберемся, но в союзе с друзьями, которых вы перечислили. Не увлекайтесь только нейтрализацией помощников эмиссара, это дело соответствующих служб. Всего доброго».

Ставр повернулся, чтобы уйти, но вспомнил, что хотел спросить:

«Если вы видите так далеко… в чем причина Войны?»

Черты Пайола Тота смягчились.

«Вопрос познавателя. Но для того, чтобы понять причину Войны, надо взглянуть на нее со стороны, с такого наблюдательного пункта, которого у нас, увы, нет! Философ ответил бы вам, что, во-первых, термин «Война» не совсем корректен, что ее следует все-таки называть Игрой. Что, во-вторых, концепция Игры разработана не для того, чтобы в ней принимали участие люди, что мы втянуты в нее помимо своей воли и вынуждены бороться за жизнь. Философ расставил бы все точки над «и», но я не философ. Одно могу сказать с большой долей уверенности: в нашем регионе наступила временная стабилизация Игры. Следует ждать следующего хода Игрока, в нашем случае – ФАГа. Вам необходимо как можно быстрее пройти оптимайзинг и сделать Д-прививку, хотя… последнее может повлечь фенотипическую коррекцию… Но вы – воин, ратный мастер, а воин не должен страшиться неизведанного. Не так ли?»

«Спасибо, я понял», – сказал Ставр. Аудиенция закончилась…

«Ты о чем задумался так глубоко?» – донесся пси-голос Виданы.

«Не понимаю, почему Тот уверен, что именно я должен…»

«Что?»

Ставр окончательно осознал, где находится. В несколько прыжков приблизился к девушке, стоявшей на одной из оплавленных глыб в позе памятника.

«Что ты не понимаешь?»

«От какого древнего имени происходит имя Видана, – отшутился Панкратов, – от Идунн или Виртута[158]».

«Благодарю за комплимент, но говорим мы о другом».

«Не тяни меня за язык. Пайол Тот сказал, что я покончу с ФАГом, вот я и думаю – с чего это он взял?»

Видана засмеялась.

«Панкратов-младший в роли Демиурга – это круто! Не хочешь рассказывать, о чем вы говорили с Тотом, не рассказывай, но не ускользай, я тебя хорошо чую, эрм. Что будем делать дальше?»

«Красивый пейзаж, не правда ли?» – сказал Ставр.

Видана не рассердилась, только глянула на край Солнца.

Спустя час дороги их разошлись.

Девушка получила приказ Железовского и убыла на Землю для выполнения какого-то необычного эфанализа вместе с Забавой. А Ставр получил допуск на посещение центрального Меркурианского визуально-оптического и ЭМ-регистрационного комплекса, разглядывающего Солнце всеми доступными человеку средствами контроля. Услугами комплекса пользовались практически все службы Системы от Института погодного прогноза до транспортной и аварийно-спасательной служб. Отец Ставра отправился вместе с ним, и Ставр почувствовал прилив сил и желание действовать. Он никогда не думал, что это может быть так приятно – ощущать рядом надежное плечо отца.

В Бриарей, как называли комплекс наблюдения за Солнцем сами работники, входили, конечно, как наземные, так и космические станции слежения, антенные системы, телескопы, фиксаторы полей, счетчики частиц и локаторы, но все каналы и линии связи с ними сводились непосредственно к центральному зданию комплекса, расположенному на ночной стороне Меркурия, где царил почти такой же холод, как и на обратной стороне Луны, но полного мрака никогда не было из-за эффектов светопереноса. Газо-пылевая пелена Меркурия, которую называли его «атмосферой», была очень разрежена, однако ее плотности хватало, чтобы над ночной половиной планеты светился фиолетово-розовый колпак аврор-эффекта.

В Бриарей можно было попасть и через метро, но отец и сын во избежание лишних пересудов взяли аэр, включенный в опознавательную систему местной транспортной сети, и Ставр мог оценить и пейзаж вокруг комплекса, и само здание – гигантский километровый купол из чешуйчатого материала, напоминающего панцирь черепахи.

В зал управления они не пошли, а свернули в недра комплекса, предъявив инку охраны сертификаты допуска, предусмотренные по коду АА в соответствующем подразделении «контр-2». Опустились на нижний горизонт здания и вошли в малоприметную дверь с надписью: «Аварийный выход».

Открывшееся помещение было невелико и напоминало персональную зону контроля на базе контрразведчиков, да и функции выполняла эта зона аналогичные, разве что область контроля была иной. Аппаратура этого «второго центра» позволяла считывать любую информацию, поступающую в Бриарей со всех сторон, синтезировать и анализировать ее и давать карты прогноза поведения Солнца для нужд «контр-2». Но это не было единственной функцией центра-2, он мог проследить за перемещением любого аппарата в окрестностях Солнца или выявить его характеристики, портовую принадлежность и параметры перевозимого груза, а также мог заглянуть в недра Солнца для выяснения происходящих там процессов.

Мидель-кресел в помещении было семь, три пустовали, и Ставр с отцом заняли два из них. Включившееся инк-сопровождение дало им грандиозную панораму кипящего Солнца, и оба некоторое время просто рассматривали сердитый лик дневного светила, прежде чем войти в поле необходимой системы расчета и опознавания.

Инк выдал им данные по зафиксированным «узлам сфинктуры» – районам солнечной поверхности, где регистрировались отклонения от нормальных состояний фотосферы. Узлов было около тридцати, и предстояло изучить их поведение, чтобы отобрать два-три для детального анализа.

Ставру делать это было легче, он имел соответствующее образование, подготовку и опыт ученого-физика, но Прохор владел более широким спектром интуиции и ориентировался в космосе свободно, поэтому к концу работы – через три часа с лишним – они сравнили выводы и остались довольны друг другом: оба отметили одни и те же районы Солнца с «импактным» уровнем – уровнем сильного локального загрязнения. Таких районов набралось четыре, но после недолгих сравнений и анализа Панкратовы остановили выбор на двух и дали инку задание сосредоточить внимание на них.

«Если база эмиссара не торчит где-то в одном из подозреваемых окон, – сказал Ставр отцу после возвращения на базу, – я съем собственный глаз».

«Если мы там ничего не найдем, – в тон сыну ответил Прохор, – я съем твой второй глаз. Но думаю, до этого не дойдет. Во-первых, в отмеченных нами районах торчат чужанские «дредноуты». Что они там ищут? Нечего им делать в Солнце, кроме как дожидаться команды хозяина».

«Ты думаешь, ФАГ закодировал и чужан?!»

«Кто знает его возможности? Факт налицо – чужанские спейсеры плавают в фотосфере Солнца. Во-вторых, температура экзосферы в этих местах намного ниже, чем в других, что говорит о колоссальном поглощении энергии. В-третьих, там кучкуются солнечные «улитки», в которых ксенологи подозревают зачатки разума».

«Это не главные особенности, которым положено сопровождать базу. Эмиссар должен управлять деятельностью своих помощников и всех формирований в Системе, то есть иметь свою сеть связи и контроля. Почему же мы ничего не слышим?»

«Этого я не знаю. Ты физик, ты и решай. Может быть, он использует иные принципы связи, какие-нибудь высшие вибрации поля Сил, например, а не электромагнитный диапазон».

«Я подумал об этом, но это еще надо доказать. А метро? У эмиссара должен быть прямой выход на Землю, то есть канал метро».

Они остановились у входа в диннер-зал базы.

«Метро тоже использует принципы свертки пространства, – сказал Прохор, – вот и помозгуй, каким образом можно создать «сверхструну», чтобы ее нельзя было засечь нашими приборами. Зайди, поужинай, проголодался небось».

«А ты?»

«Поем позже. Вечером заскочишь, побеседуем».

Ставр хлопнул ладонью по ладони отца и проследовал в уютный зал столовой базы, где за некоторыми столиками сидели парами или поодиночке проголодавшиеся работники.

Биоритмы человека в отсутствие обычной смены дня и ночи смещаются сначала к двадцативосьмичасовому суточному циклу, потом к сорокачетырехчасовому, при котором сон длится не менее четырнадцати часов. Бывалые стармены, большую часть времени проводящие в космосе, вне Земли, а то и вовсе вне планет, так и живут: четырнадцать часов – сон, тридцать – бодрствование с восьмиразовым питанием, – но на всех поселениях человечества в космосе, имеющих метро, поддерживался земной распорядок дня и земная сила тяжести, потому что большинство работников поселений жило на Земле и, отработав смену, возвращалось домой.

На этой базе, принадлежащей секретной сети «контр-2», также поддерживался земной ритм жизни, хотя ее работники покидали базу редко.

Ставр выбрал свободный столик с видом на речку и луг, сделал заказ, стараясь ничем не выделяться, но поесть один не успел. В зал вошла Анна Ковальчук, старменша из команды Вивекананды, и сразу направилась к нему. Ставр не поверил глазам, но это была Анна, физик-фридмонолог и композитор, прелестная блондинка с модным Лебедь-украсом и ямочками на щеках, быстро краснеющая, виновато улыбающаяся и хрупкая. Ставру вечно хотелось защитить ее от кого-то, такое впечатление трогательной слабости и наивности создавала вокруг себя девушка. Почему она оказалась на базе «контр-2», было неизвестно, однако расспрашивать ее об этом Панкратов не стал.

Поужинав, они поднялись наверх, в парковую зону со смотровой галереей, потом слушали музыку в каюте Анны, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не просочившийся в голову слоган отца:

«Быстро ко мне!»

Ставр никогда не задавал в таких случаях вопросы типа «что случилось?», считая их лишними, и сбежал от расстроившейся Анны, пообещав разобраться кое с кем и не задерживаться. Но к ней он уже не вернулся.

С Земли пришло сообщение об исчезновении на акватории Эгейского моря, в районе острова Крит, Виданы Железовской и Забавы Бояновой.

По пути стало известно, как Боянова и внучка Железовского оказались на Крите.

Аналитический центр «контр-2» располагался на острове Родос, замаскированный под обычную хозяйственно-административную штаб-квартиру одного из греческих номов – экономических районов. Сделав расчет, женщины решили устроить себе экскурсию по островам архипелага, многие древние города которого были восстановлены заново, и след их простыл после посещения Крита, известного как центр крито-микенской культуры, древнейший очаг культуры Европы, с его античными храмами, театром Софокла и Кносским дворцом-лабиринтом. Инк, сопровождавший женщин в поле опознавания (у Бояновой была рация «спрута»), потерял их во время перелета на аэре с Крита на соседний остров Тира с действующим вулканом Санторин. В поле Сил Боянова не вышла, и даже Аристарх Железовский не знал, что с ней сталось.

Проконсул синклита ждал Ставра в порту Ираклиона, самого крупного города острова, возле восстановленной дорической колоннады храма Гефеста, окруженной рощей финиковых пальм.

Солнце еще не село, но уже клонилось к горизонту, и по земле стлались ровные гребенки теней от пальмовых стволов. Жара стояла под сорок градусов по Цельсию, но ни Ставру, ни Железовскому это не доставляло неприятных ощущений, оба умели регулировать обменные процессы и температуру тела.

«Они здесь были. – Аристарх угрюмо поведал историю своих поисков. – Я чую следы, но даже в поле Сил никого не слышу. Не могли же они прямо отсюда махнуть на метро к звездам? Но даже в этом случае я бы услышал Забаву…»

Ставр задумчиво прошелся вдоль колоннады, остановился возле входа в акрополь, стены которого были сложены из огромных каменных квадров. Выходить в поле Сил не спешил, настраивая себя на глубокое проникновение и высокое напряжение своего сверх-Я. Он тоже чувствовал, что Видана была здесь с бабкой, но никаких тревожных ассоциаций при этом не возникало.

«Прикройте меня. – Ставр присел на львиную лапу; скульптуры двух огромных львов украшали вход в акрополь. – Я выйду в Большой эйдос».

С этой мыслью Панкратов резко ускорил темп жизни и вышел в энергоинформационное поле Земли, сразу превратившись в гигантское миллиардное и многотелое существо, сердцем которого была вся планета. Колоссальный объем информации обрушился на голову эрма, и даже с его сверхреакцией и скоростью обработки, почти не уступающей скорости инка, было чрезвычайно трудно разобраться с этой информацией, отсеять ненужное и прошагать по «этажам» эйдоса, углубляясь в ту область знания-чувствования, которая приближала его к цели.

Через минуту он вылетел «на поверхность» сознания, как ныряльщик из-под воды, жадно ловя ртом воздух, почти обессилевший, потерявший большое количество энергии. Осознал, что сидит на ступеньке мраморной лестницы, а Железовский придерживает его за плечо. Сказал с бледной улыбкой:

«Человек, к сожалению, не готов к восприятию эйдоса на уровне поля Сил».

«На, хлебни». – Аристарх сунул в руку Ставра жестянку с тоником. Тот в два глотка осушил жестянку, на взгляд Аристарха отрицательно качнул головой:

«Их нигде нет. Вернее, они ушли с острова, и над морем их след пропал, оборвался. Этому может быть только одно объяснение…»

«Абсолютное зеркало». Их неожиданно перехватили и спрятали под колпаком «зеркала». Только стена поляризованного вакуума недоступна пси-зрению. А если их переправили на машине с «зеркальным слоем» в космос?»

«Нет, я чувствую, что «зеркальный» объект здесь, на море. Надо вызвать звено тральщиков со спецаппаратурой и прочесать акваторию моря, коридор я укажу».

«Хорошо. – Аристарх решал быстро. – Я свяжусь из аналит-центра с Джорданом и объясню ситуацию. Жди здесь, восстанавливайся, я скоро».

Железовский исчез за линейкой пушистых сосен, мирно уживающихся с финиковыми и банановыми пальмами, и через мгновение птеран унес проконсула в глубь острова. Ставр подождал немного, вызвал такси. Просто сидеть и ничего не делать он не мог.

Над морем, даже на достаточном удалении от берега, «мела метель» аэров, птеранов и просто летающих на антиграв-поясах туристов, компаний отдыхающих людей и веселящейся молодежи, презирающей правила полетов и просто хорошего тона. И Ставр мимолетно подумал, что, даже если завтра по всеобщему информвидению объявят о начале войны, мир все равно будет веселиться, шутить, смеяться, шуметь и жить так, как привык, глубоко равнодушный к самому себе и судьбам народов.

На полпути к острову Тира воздушные транспортно-прогулочные потоки поредели, все же само море не являлось объектом туристического поклонения или экспонатом музея. Зато внизу все чаще проплывали комфортабельные морские лайнеры, круизные ватербусы, платформы, парусные суда и базы глубоководного туризма. Что толкнуло Ставра снизиться и пройтись над одной из таких баз, он и сам не знал. Но потом пришло ощущение узнавания, и он не раздумывая посадил аэр возле стада ярких машин на финиш-поле платформы с тремя куполами морских лифтов, ресторанным комплексом, солярием и бассейном с пресной водой, полными бронзово-загорелых тел и красочных пляжных витсов, обслуживающих эти тела.

УРОВЕНЬ-5

Ставр медленно прошелся по галерее, опоясывающей пляжную зону с бассейном, прислушиваясь больше к себе, чем к звучащей многоязыкой речи вокруг. Он знал все тринадцать языков, входящих в группу «великих», на которых разговаривало большинство народонаселения Земли: китайский (три миллиарда), английский (миллиард), русский (тоже миллиард), а также хинди, испанский, немецкий, французский, бенгали, индонезийский, португальский, итальянский и арабский и, кроме того, интерлинг, – но здесь, на элитарном плоту комфортной базы отдыха, разговаривали, по крайней мере, на трех десятках языков. Расстояния в век мгновенной транспортировки не имели значения для решения задач отдыха, как, впрочем, и языковые барьеры. В общественных местах всегда можно было найти виста-лингвера и пообщаться с любым человеком, даже если тот был немым.

За Ставром в отдалении следовал патруль охраны порядка – двое рослых парней в «бумерангах», замаскированных под кисейно-прозрачные костюмы для предотвращения загара (многие предпочитали иметь естественный цвет кожи), но для Панкратова эти двое опасности не представляли. Его влекло к одному из куполов герметириума, откуда желающие полюбоваться красотами глубин моря ныряли в эти глубины в пузырях-батилайтах.

Ничего подозрительного не обнаружив, Ставр ленивой походкой пересек пляж и остановился под козырьком входа в купол герметириума. Вошел в поток Сил и несколько мгновений шевелил своим усложнившимся мозгом в поисках пси-эха Виданы и Забавы и наконец услышал тихий, на грани дуновения ветра, отзвук пси-резонанса. Отзвук был слаб и больше не повторился, но Ставр уже понял, что он на верном пути. Теперь предстояло найти помещение, для каких-то целей окруженное слоем «абсолютного зеркала», и попытаться проникнуть внутрь. А там посмотрим, подумал Панкратов с холодной угрозой.

Он обошел все три зала герметириума с кабинами подводных лифтов и боксами для «выдувания» пузырей для подводного плавания. Желающих понырять было много, автоматы едва справлялись с очередями, но обслуживающий персонал был невелик – по одному оператору на зал и один медик на весь герметириум. Медика Ставр и решил побеспокоить, потому что его внезапно заинтересовал отсек «Скорой помощи», объем которого занимал почти треть герметириума.

Что-то здесь было не так. Для серьезного лечения внезапно заболевших отдыхающих такие отсеки не готовились, достаточно было всунуть их в метро и доставить в клинику на материк, а для снятия стресса, солнечного удара, опьянения или насморка достаточно было предусмотреть на платформе пятиметровую кабинку с медицинским комбайном. Этот герметириум имел настоящий медцентр с какими-то сложными энергетическими установками, информационным комплексом и отдельной башней для приема аэромашин. Времени на запрос в информарий управления – зачем морской базе отдыха такой медцентр? – не было, и Ставр решил выяснить это на месте.

Его спасли два обстоятельства: отсутствие какой-либо охраны отсека, что заставило его насторожиться и напрячь пси-резерв, и опыт фантоматического моделирования, которым он занимался в свободное время. Потому что вход в медотсек оказался входом в фантоматический генератор, моделирующий виртуальную реальность. Такие генераторы были запрещены, потому что не гарантировали участникам игровых комбинаций надлежащей безопасности, угрожали здоровью и зачастую приводили к сильнейшим нервным расстройствам, а то и к смерти игроков. Но подпольные игровые синдикаты использовали подобные генераторы, не обращая внимания на такие пустяки, и народ, жаждущий «хлеба и зрелищ», валил к ним валом, чтобы пережить небывалые ощущения.

Этот фантом-комплекс был создан для отдыхающей элиты, не для массового использования, и окружен «абсолютным зеркалом», что делало его практически неуязвимым. Ставр вышел на него случайно, благодаря единственному несоответствию в защите генератора – чрезвычайно большому внутреннему объему. Однако контрразведчик очень хорошо помнил знаменитый афоризм Плавта: неожиданное случается в жизни чаще, чем ожидаемое.

Ему дали войти в игровую зону беспрепятственно, что означало – его узнали. Выйти из зоны теперь было очень сложно, и только великолепное знание принципов моделирования, техники внушения и приемов «ухода в иную реальность» помогло Ставру сразу отсечь себя от игрового инка. Он знал, что фантоматический генератор способен дать огромное количество разнообразных безусловных реакций, вполне адекватных действительности, в ответ на различные комбинации внешних раздражителей. Даже интраморф в большинстве случаев не в состоянии отличить галлюциногенную жизнь внутри генератора от настоящей, обычный же среднестатистический гражданин ловился в сети иллюзора надежно и после игры был на сто процентов уверен, что все происходило с ним наяву. И чтобы не попасться в сети «сверхреального» бытия, Ставр вынужден был отключить сознание, перейти на экстероцепторное[159] зрение и, постоянно вводя коэффициент ошибочного восприятия, сопровождать свое Я в запредельном состоянии.

Генератор использовал сценарий «широковариантной интеллигибельности», то есть внушал каждому игроку то, что тот хотел видеть и ощущать. Для Забавы Бояновой и ее внучки он создал неотличимый от реального подводный лабиринт, в конце которого ждали освобождения захваченные эмиссаром ФАГа Аристарх Железовский и сын Забавы, он же отец Виданы, Веселий Железовский. Ставр вошел в игру в тот момент, когда женщины «пробились» во второй круг лабиринта, уничтожив команду витсов и их руководителя-нормала.

Глаза и другие человеческие органы чувств говорили Ставру, что он тоже находится под водой, в тоннеле, ведущем куда-то в недра подводного хребта, но параллельное Я отмечало все тот же игровой зал герметириума с десятком комнат и коридорчиков, имитирующих сложное хозяйство игровых зон для всех игроков.

Видану и Забаву Ставр нашел в одной из таких комнат, закутанных в опухолевидные коконы систем гипервнушения.

Таких систем он еще не видел, они по сложности и мощи гипнополя превосходили все созданное людьми, но и комплекс предварительного ввода в «инореальность» был достаточно мощен, чтобы увлечь таких сильных интраморфов, как Боянова, внушить им чужой сценарий и довести до полного капсулирования пси-сфер. Было жутко смотреть, как ноги и руки женщин подергиваются в такт их «действиям» в том мире, где они сейчас жили. Глаза их были открыты, но ничего не видели, вернее, видели внушаемую картину: подводный коридор с отблескивающими перламутром стенами, морских чудовищ, бросающихся в атаку, тупики с ловушками, подводные аппараты, норовящие захватить плывущих или расстрелять их из лазеров, витсов, бросающихся со всех сторон, и тому подобную дребедень. Но… женщины жили в этом тоннеле, сражаясь по-настоящему, потому что их целью было освобождение близких, мужа и отца.

Времени на постепенный «спуск» программ у Ставра не было, он чувствовал, что за ним пошла охрана генератора, поэтому он сделал единственно возможную в этих условиях вещь – отстрелил кабельные подводы к опухолевидным коконам гипносистем. Резкий выход из игры грозил женщинам шоком, «бунтом» вегетативной и соматической систем, но дальнейшее промедление означало потерю темпа и в конце концов проигрыш.

Теперь осталось добраться до игрового инка и активировать его программу свертки генератора, а по пути выяснить, откуда здесь такие необычные устройства и кто за всем этим стоит.

Две лазерные вспышки пронзили мрак помещения, отрезая коконы с женщинами внутри от «журавлиных шей» машинного ввода. Ставру показалось, что он пережил болезненные встряски организма наравне с Виданой и Забавой. Однако задерживаться здесь не стоило даже на секунду, и он метнулся в коридор… чтобы встретиться лицом к лицу с целой обоймой кайманоидов и охранников в «хамелеонах».

И снова подсознание сработало раньше, чем сознание успело проанализировать ситуацию и дать рекомендации. Обойма охранников оказалась уловкой фантомата, иллюзией, почти неотличимой от реальной группы людей. Из четырнадцати «единиц опасности» только двое были настоящими людьми, запакованными в спецуники с гермошлемами, отсеивающими пси-образы генератора. Их Ставр нейтрализовал походя, в стиле «гризли», вдребезги разбив шлемы и надолго оглушив парней.

Как Ставр и предполагал, центральный конфигуратор инка располагался в центре герметириума, в круглом помещении с тремя входами, охраняемыми витсами. Уничтожив все три плавающих «ската», чтобы не ждать выстрела в спину, Панкратов проник в помещение и остановился, узрев возле пульсирующей огнями колонны инка черную фигуру.

«Привет, эрм, – прозвучал равнодушно-ироничный пси-голос. – Ты достаточно серьезный противник, надо признаться».

Вспыхнул дневной свет.

На Ставра смотрел К-мигрант Анатолий Шубин. Лицо его было неподвижно и ничего не выражало, но в глазах с тремя зрачками тлела угроза и надменное высокомерие.

«Ты хорошо сопротивляешься на уровне «один на один», – продолжил Шубин, – и мы примем это к сведению, чтобы не повторять ошибок. Но справишься ли ты с пси-массивом эгрегора, с атакой на уровне пси-ливня?»

И на голову Ставра упала гора эгрегорной пси-эмиссии…

Удар сконцентрированного пси-поля был страшен! Он смел остатки сознания, как ураган – перекати-поле, загнал душу Ставра за тридевять земель, в бездонную пропасть, лишив его воли и желания жить, остановил работу спинного мозга, ответственного за нормальное протекание физиологических реакций, превратил человека в засохшее дерево с голыми растопыренными ветвями, в соляной столб, в статую из хрупкого стекла, начинавшую осыпаться с тонким звоном… Одного только не смог задавить этот колоссальной мощи пси-импульс – зова цели! И этот зов начал заново формировать личность воина, выполняющего стандартную задачу выживания…

Процесс был долгим, он занял около трех десятых секунды, но еще раньше, в «просвете» между черными стенами чужого излучения, Ставру удалось на мгновение «всплыть» и выстрелить в свечу игрового инка. Дальнейшие события он помнил смутно, отрывками.

Кажется, он дрался с Шубиным и даже стрелял в него, потом сражался с отрядом охраны базы отдыха, уложив человек шесть, уничтожил витса и кайманоида и даже пытался захватить чужанина, оказавшегося галлюцинацией. Последнее, что он помнил, было связано с шумным появлением гигантской фигуры Железовского, ворвавшегося в герметириум с обоймой поддержки и погранпатруля. Но К-мигрант Шубин к этому моменту успел сбежать и уничтожить при этом весь объем памяти инка…

Лечили всех троих в том же бункере под Тибетом, где недавно лежал Левашов. Правда, слово «лечить» к процессу восстановления интраморфов не подходило, хотя кое-какие первоначальные процедуры, проведенные инком медицинского комбайна, помогли пострадавшим преодолеть шок и справиться с болью.

Ставр пришел в себя раньше женщин, несколько минут регулировал работу внутренних органов, пока не почувствовал себя лучше, и только потом глянул на соседние флайт-кровати, где лежали спасенные. И встретил затуманенный взгляд Виданы.

«Спасибо, эрм, – сказала она с какой-то отрешенностью, прислушиваясь к себе. – Говорят, тебе удалось вытащить нас с бабулей вовремя. Век себе не прощу! Как ты нас вычислил?»

«По запаху, – проворчал Ставр. – Духами «Русь-шарм» пользуешься только ты».

«Мне это, кажется, кто-то уже говорил… не важно… Представляешь, я попалась как девочка!»

«Ты-то ладно, – вмешалась в разговор, не открывая глаз, Боянова. – Но мне, старой дуре, следовало бы сообразить, в чем дело! Спасибо, Ставр, всю жизнь молиться буду!»

«Не за что». – Панкратов медленно встал, обнаружив, что лежит в чем мать родила. Не обращая внимания на веселый взгляд Виданы, нашел чистый уник в стен-шкафу, оделся и, пожелав женщинам скорейшего выздоровления, вышел в соседнее помещение бункера, в его «гостиную», где вели беседу Левашов, Ратибор Берестов, Баренц и Аристарх Железовский.

Все четверо замолчали и принялись внимательно разглядывать разведчика, словно он сделал что-то предосудительное, так что Ставр даже почувствовал себя неловко.

«Извините, что нарушил ваш тэйбл-ток[160]», – сказал он.

– Садись, – гулко взломал тишину Железовский, послал по воздуху пузырь со стаканом тоника. – Выпей, это амброзифор. В состоянии рассказать, что там произошло?

Ставр сел рядом с Ратибором, в сфере чувств которого было гораздо больше теплых оттенков, чем у остальных, выпил тоник и коротко рассказал историю своего сражения с фантом-генератором.

На этот раз молчание длилось дольше. Первым его нарушил Берестов:

«Ты уверен, что встретил Шубина?»

Ставр некоторое время размышлял, восстанавливая в памяти подробности своего рейда. Утвердительно кивнул:

«Несомненно это был он. По-моему, я дрался и с кайманоидом, но не уверен, что это была не иллюзия».

Ратибор посмотрел на Железовского.

«Может быть, там был и кайманоид, – сказал тот, – но проверить невозможно. Шубин сел в «голем» и ушел на орбиту, где его ждал драккар».

«В герметириуме находился «голем»?! – не поверил Ставр. – Почему же я его не почуял?»

«Потому что Ф-террористы тоже предпочитают использовать новейшую земную технику с «А-зеркальным» слоем. Вероятно, они хотели посадить Забаву с Виданой в «голем» и перенести на свою базу, но не успели».

«Сами заигрались, что ли?»

«К-мигранты всегда недооценивали людей, к тому же они любят разного рода эффекты и длинные разговоры».

«Но почему Забава клюнула на их удочку?» – воскликнул Ставр.

«Как было не клюнуть, если мы совершенно четко увидели, что здесь попали в засаду Аристарх и Веселин!» – ответила из-за стены Боянова.

«Это уровень-5, ребята, – добавил Железовский, – понимаешь, о чем речь, контрразведчик? Ф-террористы использовали массивную поддержку эгрегора, с излучением которого наша защита не справляется. До сих пор не могу поверить, что ты уцелел!»

«Верь, чтобы понимать, – сказал Баренц, с недавнего времени потерявший свою энергичную деловитость. – Есть такой античный афоризм. Плохи наши дела, коллеги. Еще не разобрались окончательно со смертью Ги Делорма, а уже новая напасть – эгрегорное нападение, да еще вдали от ареала, места дислокации самого эгрегора».

«А что, известно, какой именно эгрегор был использован?» – спросил Левашов.

«Южномусанский, но с ядрами исламита и малазийской группы».

«Значит, Шан-Эшталлан и Алсаддан?»

«Без сомнения».

«Ничего, – снова вмешалась Забава Боянова. – Вот оклемаемся с Даной и возьмемся за эту эгрегорную задачку. Если Ф-террористы смогли решить задачу управления эгрегорным полем, сможем и мы».

Баренц встал.

«Я пошел, меня ждет Велизар. Очень рад, что все кончилось благополучно. – Он пожал руку Ставру. – Молодец, эрм! Так держать. Мы на тебя надеемся».

Встал и Левашов.

«Пора и мне за работу. Вот будет сюрприз Барковичу!»

Они ушли. За ними покинули бункер Железовский и Боянова, засобирался и Берестов, с некоторым сомнением разглядывая внука.

«Баркович потребовал голову Аристарха…»

«За что?»

«За последнюю шутку. Дед Виданы отдал приказ десантировать обойму погранпатруля в район Эгейского моря от имени командора».

Ставр засмеялся. Ратибор похлопал его по плечу.

«До связи, мальчик. Побудь здесь, поухаживай за дамой, отдохни, завтра у нас будет трудный день».

Ушел и он. Ставр прислушался к тишине в соседней комнате, но ничего не услышал. Обеспокоенный, он вошел в помещение медкомбайна и был встречен поцелуем слегка ослабевшего, но – урагана по имени Видана Железовская…

К вечеру стали известны подробности применения засады уровня-5, подготовленной слугами ФАГа в Эгейском море на одной из морских баз отдыха. Засада не предназначалась конкретно для Бояновой и Железовской, женщины попали в нее случайно, однако лишь вмешательство Ставра Панкратова позволило им выйти живыми из безнадежной ситуации и раскрыть качественно новый принцип нападений ФАГа на интраморфов, а также высветить уровень применения поля эгрегора.

Аналитики «контр-2» имели достаточно материала, чтобы вычислить всех действующих лиц в истории с фантоматическим генератором. Ставр выбрал два имени и поделился соображениями с Виданой. С шефом советоваться не стал, зная, что тот не даст разрешения на акцию. Но терпеть удары больше не хотелось. По мнению Виданы, да и его собственному, эмиссар Фундаментального Агрессора окончательно зарвался, и его следовало осадить. Тем более что на следующий день предстояло штурмовать его базу, торчащую занозой в Солнце.

Прикинув все возможные варианты развития событий, Ставр и Видана выяснили маршруты выбранного лица, тщательно разработали план операции и еще более тщательно подобрали экипировку. «Бумерангами» с аппаратурой инициации «хамелеона» и оружием Ставру удалось разжиться, использовав в отсутствие Мигеля да Сильвы свой карт-бланш опера СПП. А технику базового склада пришлось повозиться, встраивая в костюмы поступившие на вооружение нейтрализаторы и аннигиляторы, зато теперь контрразведчики были вооружены до зубов и могли выдержать бой с целой эскадрильей противника.

«Защитников» с откорректированными, по данным аналитиков, параметрами готовила лично Видана и была уверена, что после доработки «защитники» снимут процентов семьдесят пикового пси-поля при эгрегорном нападении.

К девяти часам вечера по времени Рославля – готовились они сначала в управлении, потом дома у Ставра – удалось решить проблему транспортных стыковок и проводку по каналу сопровождения в сети «спрута-2». После этого наступил момент действия.

У президента Совета безопасности Хасана Алсаддана день был расписан по минутам и заканчивался в девять часов вечера по времени Берна. В этот последний четверг августа у Алсаддана в плане стояли визит на Тартар и вечерняя сауна в элитном хелс-центре в Тегеране. Не отвлекаясь на проверку обойм сопровождения, будучи абсолютно уверенным в своей безопасности, глава совета оставил стандартную расстановку сил охраны и на этот вечер. Кобре телохранителей президента Махмуду Джафару пришлось самому ломать голову, как обеспечить безопасность ОВП[161] в условиях выхода за пределы Солнечной системы, но и он не ушел дальше императива «ланспасад», все плюсы и минусы которого отлично знал Ставр Панкратов.

Переместившись на погранзаставу «Черная роза», расположенную на поверхности Тартара, на полчаса раньше Алсаддана, Ставр и Видана «сменили» посланных туда Джафаром телохранителей группы авангарда, загримировались под них с помощью топографической аппаратуры «динго» и расположились у входа в информационно-контрольный зал заставы, где должна была состояться встреча президента совета с командором погранслужбы.

Теперь у них было целых три канала связи с разными информ-системами: «контр-2», «спрут» УАСС и СИОС[162] Алсаддана, – и ориентироваться в поступающих сообщениях стало гораздо легче.

Баркович возник в зале заставы в сопровождении все того же витса-андроида раньше Алсаддана. Ставр мимолетно подивился бесстрашию командора, появлявшегося везде всего с одним телохранителем, да и то – нечеловеком. Но в это время из метро выскользнули трое телохранителей Алсаддана в красивой уник-форме администраторов совета: серые с черными полосками костюмы, белые рубашки, строгие бордовые галстуки, вспыхивающие красными искрами туфли, – во главе с Махмудом Джафаром, рассредоточились по коридору. Джафар выслушал короткий кодовый доклад Ставра, что «все спокойно», и прошел в зал. И сразу же в коридоре появился Алсаддан в сопровождении еще двух человек, один из которых был явно интраморфом, хотя и блокировал свой мыслеобмен.

Прически у телохранителей президента были совсем простыми, без всяких модных украсов, что говорило об известном консерватизме во вкусах Алсаддана. Сам же он прибыл на погранзаставу в неизменном белом бурнусе с орнаментальной окантовкой рукавов и воротника, но без чалмы. Впрочем, Ставр без труда вычислил, что на президенте совета надет такой же боевой спецкостюм, как и на них с Виданой.

По системе «контр-2» прошло сообщение о прибытии Алсаддана на погранзаставу «Черная роза», и Ставр с напарницей обменялись понимающими взглядами. Наблюдатели «контр-2» вели президента, как и всех остальных Очень Важных Персон чужого лагеря, что невольно придавало уверенности.

Начинаем? – глазами спросила Видана.

Ставр отрицательно качнул головой, передал короткий слоган:

«Подождем, пока точно не определится дальнейший его путь. Не хотелось бы начинать с огневого контакта».

Разговор Алсаддана с Барковичем длился всего несколько минут, но подслушать его не удалось: звуковая зона разговора контролировалась объемным скремблером. Затем президент совета с минуту разглядывал мрачный пейзаж Тартара, кучу обломков черных пород, окружавшую отколовшийся нагуаль, кивнул Барковичу и стремительно прошагал мимо застывших охранников в коридор. Баркович смотрел ему вслед, и Ставр мог поклясться, что в глазах командора мерцает тщательно скрываемая неприязнь и насмешка.

– К метро! – прошла по рации команда Джафара.

Ставр и Видана мгновенно обогнали не обращавшего на них внимания Алсаддана, нырнули в отсек метро заставы, как бы расчищая путь. Остальная команда осталась сзади, можно было начинать свою операцию по захвату президента и доставке его в бункер под Тибетом, но карты спутал тот самый паранорм из обоймы прикрытия Хасана, который, как оказалось, играл роль дублирующего центра подстраховки.

По замыслу Панкратова Алсаддан должен был взять их авангардную пару, то есть Ставра и Видану, в кабину метро с собой, как делал это уже много раз, и он бы так и поступил, если бы не тихая команда сзади:

– Минуту!

Ставр почувствовал, как напряглась девушка, передал ей одно пси-слово: «Рано!» – огляделся.

Из-за спины охранников арьергарда выступил не слишком высокий, но сильный с виду мужчина. Ставр никогда прежде этого человека не видел, но смутное чувство узнавания заставило его «ощетиниться», и его пси-поле натолкнулось на ответное полевое ощупывание противника.

Алсаддан поднял брови, останавливаясь.

– Смена режима, – так же тихо сказал незнакомец, игнорируя начальника охраны, глянувшего на него вопросительно. – Вы пойдете вторым эшелоном. – Мужчина ткнул пальцем в Ставра и Видану, жестом подозвал идущих сзади. – Вперед!

Алсаддан с любопытством глянул на контрразведчиков, шагнул в кабину метро, и в тот же момент приказавший произвести смену паранорм выстрелил в Ставра из парализатора. Нескольких мгновений, в течение которых Панкратов отражал атаку, боролся с пси-приказом, парализующим мышцы на уровне физиологических реакций, переводил себя в состояние инсайта, оказалось достаточно, чтобы Алсаддан с двумя телохранителями успел войти в кабину и стартовал на Землю.

Но как бы Ставр быстро ни реагировал на изменение обстановки, Видана, которую выстрел парализатора пощадил, действовала быстрей. Она не стала церемониться с выбором оружия, колебаться и рефлектировать, а сразу выстрелила в человека, вмешавшегося в действие, из аннигилятора. И пока тот смотрел на грудь, куда пришелся выстрел, – костюм незнакомца принял на себя большую часть антипротонного пучка, но дырка в нем образовалась все же приличная, с кулак величиной, – Видана атаковала застывших охранников в стиле «высекания огня».

Ставру осталось лишь добить Джафара и увернуться от выстрела из «универсала», которым наградил его падающий «знакомый незнакомец». В последний момент лицо его исказилось, поплыло, смазалось, пока на контрразведчика не глянули страшные глаза К-мигранта Шубина.

Ставр и Видана скрылись в кабине метро и в три приема перенеслись в бункер под Тибетом, куда собирались доставить Алсаддана.

– Осечка! – очень спокойно сказала побледневшая Видана, хотя в глазах ее горел огонь и жажда боя. – Кого это я ликвиднула?

Ставр мягко поцеловал ее в губы, вышел первым, сказал уже из коридора:

– Это был Шубин. Но вряд ли ты его ликвиднула. К-мигранта убить непросто, они давно перестали быть людьми из плоти и крови. Не переживай, в следующий раз мы подготовимся получше.

– Я не переживаю. – Видана догнала Панкратова, засмеялась. – Представляешь, какой там сейчас переполох начался?

Ставр, прислушивающийся к шепотам трех каналов связи, покачал головой.

– Переполоха не будет, шум им невыгоден. Но инцидент они учтут. Я уже жалею, что уступил сам себе и пошел на эту авантюру. Готовить такие операции надо по уровню-5, как готовит их ФАГ.

БОЙ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

Система связей «контр-2» была создана всего полтора года назад, но стала достаточно мощной, чтобы иметь свои совершенно секретные базы, замаскированные под административно-хозяйственные центры, заводы, транспортные терминалы, погодные комплексы, строительные тресты и станции СПАС, защищенные не хуже, чем центр дислокации проконсулов синклита под Тибетом. Одна из таких баз располагалась на территории крымского дома отдыха «Голубой залив» под Симеизом.

В свое время руководители «контр-2» сомневались в разумности подобного прикрытия, но время показало, что выбор был сделан правильно. Потоки прибывающих и убывающих людей, желающих вкусить все прелести морского отдыха с экзотикой славянского образа жизни, отлично маскировали почти любые передвижения сил «контр-2». А остроумная система охраны тайны позволяла контролировать проникновение любого нежелательного гостя, а также выявлять попытки исследования территории базы дистанционными методами, с помощью спецустройств.

Джордан Мальгрив прибыл в «дом отдыха» как рядовой отдыхающий, привычно включился в контур контроля базы: «Сопровождение», «Сопровождение-два включено». В «окне» пси-видения замигала цифра «пять», и Мальгрив прямо из метро опустился на нижний горизонт базы, располагавшейся под центральным зданием дома отдыха, старинным, с колоннадой и огромными каменными чашами фонтанов у входа.

В помещении под номером «пять» начальника «контр-2» ждал Пауль Герцог. Говорили они стоя всего несколько минут, затем Герцог ушел, а через минуту в помещении, преобразованном видеопластом в беседку на скале, обрывающейся в море, появился Пайол Тот. Пожав руки, они сели в старинные кожаные кресла.

«Давайте проанализируем последние события, – сказал Пайол Тот, занимавший пост директора Института глобалистики. – Кое-что мне не нравится в создавшейся ситуации. С одной стороны, с философской точки зрения все идет нормально: происходящее иллюстрирует тот факт, что возможности, заложенные в социальной стадии эволюции, человек исчерпал. С другой стороны, культура как игровое пространство цивилизации далеко не использовала все свои варианты и умирать не собирается, несмотря на стремительное падение морали и отрицание нравственных норм. Парадокс. Вы не находите?»

«Нет, – ответил Мальгрив бесстрастно. – Столь глубокий анализ основ социума мне неподвластен. Для меня сейчас важны более конкретные проблемы. Скажем, недостаток профессиональных воинов класса Ставра Панкратова».

«Кстати, о Панкратове. Мы просили не использовать его по мелочам. Зачем вы натравили его на Алсаддана?»

Начальник «контр-2» поморщился, он не любил, когда термин «использовать» употребляли в отношении его сотрудников.

«Попытка захвата Алсаддана – личная инициатива Ставра. Анализ показал, что он был близок к успеху, но его план оказался недостаточно сумасшедшим».

«Подробности мне ни к чему. Поговорите с ним. Он способен решать более масштабные задачи. Зачем ему понадобилась эта шутка с захватом президента Совета безопасности?»

«Он опер перехвата…»

«Я о глубинах расчета, а не о профессиональной подготовленности».

«Думаю, Ставр догадывается об истинном предназначении «контр-2» и решил, образно выражаясь, пошевелить проволоку с навешанными на ней жестянками».

«Не понимаю».

«Это из глубокой истории. Триста с лишним лет назад, во время Второй мировой войны, линию фронта фашисты иногда ограждали изгородью из колючей проволоки с банками и бутылками. Стоило ее задеть…»

«А вы откуда это знаете?»

«Генная память. Что касается Ставра, то я говорил с ним. Он уже прошел Д-прививку и готов к штурму базы эмиссара. Правда, гарантий успеха дерево прогноза нам не дает. Я не уверен, что мы сможем проникнуть в Лайа-центр эмиссара».

«К сожалению, я тоже не уверен. Мы слишком поздно поняли, что главный выход в космос для человека – он сам, его психика, способная проникать, как теперь выясняется, внутрь элементарных частиц, внутрь кварков. Если бы наши ученые, в частности мой сын, начали изучать этот путь раньше, проблем с проникновением на базу эмиссара ФАГа не было бы».

«Однако и ФАГ, похоже, не овладел подобным способом преодоления пространства».

«К нашему счастью. Но к делу. Итак, ФАГ начинает «просачиваться» внутрь «контр-2», как мы и предполагали. Его агенты появились на базе Упсаала и на Меркурии, а также в синклите старейшин Всевече. Контроль обеспечен?»

«Проконсулов синклита надо выводить из игры, они слишком близко подошли к ФАГу и сидят на острие первого его удара».

«Хорошо, я соберу думу. Как вы считаете, стоит ли нам завтра штурмовать базу ФАГа?»

Мальгрив откинулся на спинку кресла, глянул с сомнением в твердое лицо Пайола Тота, ответил не сразу:

«Не знаю. Но если мы уничтожим базу… вместе с эмиссаром… то в Системе вполне может появиться его заместитель».

Тот кивнул.

«Нужен совет Грехова. У вас есть связь с ним?»

«Он появляется только тогда, когда отчаянно необходим, и там, где без него ничего сделать нельзя».

«Инфекция чужих законов начинает преобразовывать локальные объемы пространства. Возле Тартара обнаружен нестабильный элемент под номером пять, который изначально отсутствовал раньше в домене. То есть изменились наши законы! Это несомненная удача ФАГа, и с этим надо воевать всерьез, на пределе. Пружина сжимается. Если мы не найдем союзников, а помочь может только Грехов, мы Войну проиграем».

Мальгрив покачал головой:

«Вы так не думаете».

Пайол Тот встал.

«Я не думаю, я знаю».

Он ушел, а Джордан Мальгрив, руководитель и организатор «контр-2», остался размышлять, что имел в виду глобалист.

К удивлению Ставра, Мальгрив не устроил ему разнос и не стал читать нотаций. Он лишь вздохнул и сказал:

«Снова начнут чесаться кулаки – предупреди заранее, может быть, я найду им достойное применение».

Все еще ломая голову над словом «достойное», Ставр прибыл на Меркурий, где его ждали отец и почти все проконсулы синклита, готовые поучаствовать в операции по розыску и штурму базы эмиссара в Солнце. Однако операцию полностью взяла под контроль «контр-2», и экспертам ничего не оставалось делать, кроме как стать простыми наблюдателями.

Ставр в зале базы снова встретил Анну Ковальчук, что его не обрадовало, но и не насторожило, хотя, по его мнению, физику-фридмонологу из группы Вивекананды, изучающей Тартар, нечего было делать на секретной базе контрразведки. Уже первая случайная встреча с Анной здесь оказалась для Ставра полнейшей неожиданностью, но тогда он был занят другими делами и о необычности рандеву не думал. Теперь же, в связи с некоторыми намеками Мальгрива и собственными наблюдениями, эта встреча выглядела в ином свете. Если бы Анна работала на «контр-2», Джордан наверняка предупредил бы Панкратова.

Пока шла подготовка команды спейсера «Флокс» к походу в Солнце, Ставр отозвал в сторонку отца и поделился с ним своими сомнениями.

«Не бери в голову, – ответил Прохор. – Здесь есть кому заниматься контрразведкой. Ты что, плохо знаешь эту даму?»

«Я с ней поработал в одной команде больше года, но… – Ставр замялся, – не скажу, что знаю хорошо».

«Ну и успокойся. Тот, кто пригласил ее сюда, вероятно, знает лучше. Что у тебя с той девочкой, Виданой? Кстати, я ее почему-то не вижу здесь».

«Она получила какое-то задание от своего шефа в «погран-2». – Ставр вдруг отвел взгляд. – Она становится мне необходимой, па…»

«Ну, это еще не трагедия. – Прохор сжал плечо сына, улыбнулся. – Вот когда ты скажешь: жить без нее не могу! – тогда нам с мамой придется поволноваться. Надеюсь, волнения наши будут радостными?»

Об ощущениях Ставра, прошедшего Д-прививку, они не говорили, хотя Прохору очень хотелось узнать, что чувствует сын. Ставр же пока ничего особенного не испытывал, лишь легкое жжение кожи под мышками и в паху да редкие покалывания в нервных узлах по всему телу. Уже на следующее утро он испытал прочность кожи, воткнув в палец иглу и сломав ее. Но по большому счету к настоящим испытаниям готов не был.

– Внимание! Прошло сообщение Голоса Пустоты, – ожила рация «спрута-2». – Дословно: «Болезнь голубизны и левого поворота, к счастью осыпающихся хризантем, лечится отсечением головы вселенной в третьей фазе затмения. Спешите с курьером».

Отец и сын переглянулись.

«Звучит двусмысленно, – покачал головой Ставр, – особенно о «болезни голубизны».

Прохор помрачнел.

«Голос что-то все время пытается сообщить нам, но смысл его посланий становится все темней. Хотя насчет «отсечения головы» он прав, рубить ее надо. Я имею в виду голову эмиссара».

«Но о курьере он все-таки сказал напрямую. Не относится ли его намек на отправку посла к Сеятелю? Или вообще к Конструктору?»

Прохор не успел ответить. Началась активная фаза операции «Разведка-2», и ему, как командиру десанта, пора было собирать свою обойму, в которую входил и Панкратов-младший.

Надев и опробовав «бумеранги», они оба вместе с группой десанта (полная упаковка, тридцать два человека) вступили на борт спейсера и расположились в отсеке десанта, связанные пуповиной «спрута», прислушиваясь к переговорам пилотов и диспетчера системы целенаведения. Последним в отсеке появился Пауль Герцог, занял место «крайнего нападающего», помахал рукой глядевшим на него Панкратовым.

То, что бывший комиссар безопасности идет в поход на базу эмиссара, повысило настроение Ставра, но в это время спейсер закрыл все люки, закуклился, приготовился к старту, и отвлекаться на разговоры стало недосуг.

Спейсер «Флокс» представлял собой машину пространства последнего поколения, текучестью форм, защитой и энерговооруженностью превышающую все современные космические аппараты, используемые человечеством. Но по сравнению с гигантами предыдущих моделей он показался бы маленьким и невидным, тем более что для маскировки всегда использовал форму грузового галиона. В данный момент он тоже представлял собой «галион» службы Солнца, контролирующей состояние дневного светила. По официальной версии такие корабли находились еще в стадии разработки, но «контр-2» уже имела несколько машин. На одной из них Прохор Панкратов ходил в глубокий поиск за пределы Галактики.

«Ни пуха ни пера!» – донесся до команды спейсера пси-голос Джордана Мальгрива, одного из «углов» квалитета ответственности. Вторым «углом» был Пайол Тот, третьим – Ратибор Берестов, оставшийся начальником стратегического сектора ОБ, несмотря на давление Еранцева.

«К черту!» – ответил драйвер-прима спейсера интраморф Джон Дэвил. Он был негром, работал где-то в Африке, и Ставр его не знал, но по отзывам Дэвил был отличным парнем, весельчаком и балагуром. Но главное – он был эрмом.

«Команде – готовность ноль!» – предупредил пилот десантную обойму.

«Ныряй», – коротко ответил Прохор Панкратов, назначенный командиром десанта.

«Пошел в кенгуру».

И спейсер, не отрываясь от слоистых скал меркурианского плоскогорья, метнулся по «струне» в фотосферу Солнца, к одной из двух «дыр», подозреваемых в наличии в ней Лайа-центра, управлял которым эмиссар ФАГа.

Благодаря ухищрениям ультраоптики десантники спейсера видели то же, что и пилоты, – все объекты сложнейшего «энергетического хозяйства» Солнца.

«Прошли корону», – доложил инк спейсера.

И все увидели колоссальный протуберанец, похожий на сияющую прозрачно-золотую медузу, поднявшуюся над краем Солнца на триста тысяч километров. Его изображение было синтезировано для человеческого глаза из доброго десятка электромагнитных диапазонов от инфракрасного до рентгеновского, но наибольшую яркость давал диапазон кислорода-6[163] при температуре триста тысяч градусов.

Кроме протуберанца, наблюдатели могли видеть и активную петлю из ионизованного газа, являющуюся частью внутренней короны и упиравшуюся в активную область рядом с «ямой», но петля не так впечатляла, как протуберанец, хотя и ее радиус – сто двадцать тысяч километров – давал хорошее представление о масштабах процессов на поверхности Солнца.

«Прошли хромосферу».

«Целеуказание снимаю», – прилетел голос диспетчера с базы Меркурия.

Отсек десанта затопил бестеневой ослепительно желтый свет, в котором трудно было что-либо различить. Прохор выключил видеостены, и в отсеке стало темно, однако изображение солнечной поверхности продолжало передаваться непосредственно в глаза каждому десантнику, так что яркость и диапазон видимости можно было регулировать.

«Прошли обращающий слой».

Корабль приобрел форму плоской чечевицы и оделся в слой «абсолютного зеркала», позволяющий ему находиться не только в атмосфере Солнца, но и в его недрах с температурой в миллионы градусов и с гигантской плотностью. База ФАГа наверняка тоже скрывалась под «абсолютным зеркалом», поэтому Ставр не понимал, каким образом ее надеялся обнаружить драйвер-прима спейсера, но Прохор уловил его мысль и ответил:

«Мы подготовили для эмиссара бо-ольшой сюрприз! Дело в том, что «абсолютное зеркало», то есть собственно поляризованный вакуум, очень хитрым образом взаимодействует сам с собой, «перетекает» из объема в объем, обмениваясь хроноквантовыми потоками, искривляющими время. В качестве иллюстрации можно предложить движение лемоидов».

«Разве лемоиды используют искривление времени?»

«Задело, физик? Может быть, и не используют. Если бы ты продолжал работать на Тартаре, сам дошел бы до этого открытия. Ну вот, лемоиды генерируют трехмерный поток времени и живут то «параллельно» нашему пространственно-временному континууму, то «под углом» к нему. А процесс преобразования сопровождается сбросом пузырей «поляризованного вакуума».

Ставр, уязвленный профессионально, задумался над словами отца, но тот дал ему понять, что не время и не место обдумывать физические аспекты открытия.

«Мог бы и раньше сообщить эту новость, но ты был занят».

«Кто набрел на открытие?»

«Первым начал работать в нужном направлении твой дружок Степа Погорилый… вечная ему память! Подхватил Левашов, а закончил Ян Тот. Да и ты натолкнул Артура на кое-какие мысли, он тебе за это очень благодарен».

Ставр стиснул зубы, награждая себя нелестным эпитетом, но отец не лукавил: Левашов действительно недавно отзывался о работах Ставра с уважением.

«Барражирование в области полной тени», – сказал первый пилот спейсера. Он имел в виду, что корабль опустился в «тень» – на дно широкого углубления в солнечной поверхности с температурой около четырех тысяч градусов по Цельсию, в то время как температура поверхности за пределами пятна равнялась шести тысячам градусов. Углубление являлось торцом изолированной магнитной трубки диаметром в тысячу километров и было известно астрономам земли под названием «солнечное пятно». Таких пятен на Солнце насчитывалось порой до трех миллионов.

Полчаса прошло в тишине, лишь изредка нарушаемой репликами десантников да переговорами пилотов.

Под кораблем проплывали удивительные четкие структуры, похожие то на песчаные дюны, то на пчелиные соты, то на сложные переплетения раскаленных труб диаметром в километр и больше, и Ставр представил себе изумленные физиономии астрономов, впервые увидевших эту картину, когда стало возможным заглянуть сквозь атмосферу Солнца и увидеть ее поверхность в деталях. Небось долго все были уверены, что открыли «цивилизацию» на родном светиле. Хотя… кое-кто из серьезных ученых, тот же Артур Левашов, не отрицает, что на Солнце может существовать своеобразная плазменная жизнь, те же «улитки», например…

«Конец программе. Уходим в район-два».

Спейсер ввинтился в алое сияние атмосферы Солнца и спустя четверть часа вышел к другой «яме», заполненной скоплением солнечных «улиток» – плазменных баранок, проявляющих к этому месту подозрительный интерес. К тому же здесь зачем-то «пасся» чужанский «дредноут».

Эта «яма» представляла собой шестигранную конвективную ячейку диаметром всего в полтысячи километров. Ее филигранную структуру формировала сложная магнитная петля с напряженностью поля в три-четыре тысячи эрстед, и путешествовать внутри ячейки, держать точный курс было очень сложно. Внешние динамики доносили непрерывный гул и странные звуки, сопровождавшие ураганы ядерного огня: скрипы, вздохи, шорох прибоя, прочий щебет, обрывки музыки, чьи-то голоса и крики. Слушать их было жутко, интересно, и сердце замирало…

У большинства десантников заболели от напряжения глаза, и они отключили изображение поверхности Солнца, но Панкратовы и не произнесший до сих пор ни слова Герцог продолжали разглядывать удивительные огненные пейзажи, жадно ловя новые детали и надеясь по каким-то признакам определить местонахождение базы. Они первыми наравне с аппаратурой спейсера увидели чужанский корабль, кажущийся черным и одновременно прозрачным – километровой длины уродливое «бревно».

– Черт возьми, а он что здесь делает? – раздался чей-то голос.

«Вопрос, конечно, интересный, – сказал Ставр, обращаясь к отцу. – Я все хотел спросить: неужели эмиссар не понимает, что чужанские «дредноуты» и «улитки» его выдают?»

«Во-первых, логику эмиссара разгадать трудно, – ответил Прохор, – а во-вторых, в Солнце сейчас торчит около двух десятков этих «корыт». И что они там делают – одному Богу известно».

«Или эмиссару. И все же, если база эмиссара находится здесь, с его стороны это прокол».

«Может быть, ты и прав. Чего-то мы не понимаем или не учитываем. Кое-кто из аналитиков, кстати, тоже получает странные результаты при эфанализе действий эмиссара. Анастасия Демидова, например».

В этот момент раздался ожидаемо-неожиданный возглас командира «Флокса»:

– Есть касание!

Корабль повело боком, сначала в одну, потом в другую сторону, хотя пассажиров от резких ускорений, встрясок, кувырков и дрожи он защищал надежно. Серия свистов разной тональности прилетела из глубин солнечного океана. Затем неистовый треск едва не разорвал барабанные перепонки, напоминая разряд исполинской молнии. Картина перед глазами десантников исказилась, размазалась, исчезла за фиолетово-розовой пеленой невесть откуда взявшегося тумана.

«Пошел отсчет!» – донесся буднично-спокойный голос Дэвила, и перед глазами Ставра замигали оранжево светящиеся марки времени.

«К бою!» – таким же будничным тоном отозвался Прохор Панкратов. Он до последнего мгновения не верил, что им удастся найти базу и подстыковаться к ней, поэтому ему пришлось преодолевать известное внутреннее сопротивление, но заметил это лишь Герцог.

На счете «ноль» силовая катапульта швырнула «пакет» десанта в брешь, пробитую компакт-генератором в оболочке объекта, размеры которого превосходили любой созданный людьми летательный аппарат.

Железовский ждал результатов поиска и штурма базы ФАГа у себя дома, имея доступ к сети связи всех тревожных служб, в том числе и «контр-2». Ему очень хотелось самому поучаствовать в рейде, но он понимал, что у каждого из них свой участок работы и своя область ответственности. Да и возраст не позволял ему и другим проконсулам синклита быть оперативниками быстрого реагирования, хотя сам Аристарх считал себя к этой работе годным без ограничений.

Выход на пси-связь с ним Габриэля Грехова оказался настолько неожиданным, что Железовский не сразу ему ответил.

«Слушай и не перебивай, патриарх, – сказал Грехов, еле видимый сквозь какие-то зелено-голубые струи, словно сквозь толщу воды. – Немедленно объяви тревогу степени АА всему контингенту контрразведки, а особо предупреди своих друзей: к вечеру запланирована акция по уничтожению всех экспертов синклита, работающих против ФАГа, а также их жен, родных и близких. Лучше всего вам всем скрыться – на Марс, на другие планеты, просто на погранзаставы, короче, уйти с Земли на время, уйти в «подполье», так сказать. Как понял?»

«Что еще?» – Железовский остался невозмутим, хотя не поверить Габриэлю не мог.

«С агентурным нападением вы еще справитесь, но с эгрегорным – нет, а именно это и планируется. В открытый бой нам вступать пока рано. Даже поиск базы эмиссара ошибка, а тем более намеченный вашей «контр-2» абордаж. Но это – тема отдельного разговора. Было бы лучше, если бы базу не нашли. Действуй, старик, времени в обрез!»

Грехов вышел из поля связи, исчез за «струями воды», и Железовский вдруг понял, что экзоморф находится в данный момент очень далеко от Земли, может быть, на Тартаре. В другое время Аристарх бы колебался, принимать слова Грехова на веру или нет, но Габриэль уже не раз доказывал, что его прогнозы сбываются стопроцентно. Не стоило игнорировать их и теперь. И Железовский вышел в поле Сил, чтобы связаться со всеми, кто имел возможность услышать его, где бы ни находился.

В течение полутора часов Аристарх искал соратников, убеждал их последовать совету Грехова, доказывал, уговаривал, ругался, приказывал, обосновывал, уверял, обещал убить или собственноручно запаковать в «саван» и спрятать на дне океана. В принципе он успел сделать многое, в том числе заявиться в погранслужбу к Барковичу, предупредить дежурных, а также от имени Шкурина объявить прямо из центра контроля ситуаций УАСС «три девятки» по треку, что означало объявление готовности всем службам управления. Но всех своих людей он, конечно, предупредить не успел, хотя ему через час начали помогать Баренц, Ратибор Берестов и Велизар.

ФАГ нанес удар в двенадцать часов по среднесолнечному времени, что соответствовало двенадцати ночи по времени Москвы.

Южномусанский, южнославянский, один из южнокитайских эгрегоров, эгрегоры прибалтов, ичкеритов и один из самых темных и таинственных – эгрегор якудза неимоверными по точности и мощи «залпами» обрушили на головы намеченных к уничтожению жертв «бомбы» пси-команд, ломающих волю, взрывающих сознание, останавливающих сердце, превращавших людей в идиотов.

Особенно мощные удары были нанесены по интраморфам, так или иначе подозреваемым в борьбе против «инфекции» ФАГа, многие из которых на самом деле были совершенно к этому непричастны.

Досталось и команде Баренца.

Был убит Веселин Железовский, сын Аристарха, понадеявшийся на свои силы, а также два интраморфа из обойм подстраховки, входившие в охрану Берестовых. Получили кровоизлияние в мозг, хотя и были спасены медиками, родственники Баренца, Забава Боянова, Ольга Панкратова, мать Ставра, и жена Мигеля да Сильвы, отказавшиеся покинуть Землю. Да и сам Мигель, как и Баренц, Железовский, Ратибор Берестов и сам Ги Делорма Лютиков получили достаточно жесткую встряску организмов, отнявшую много энергии и сил. Не пострадали практически лишь Велизар и Анастасия Демидова, которую оберегал сам Грехов, хотя об этом не знал никто, включая Анастасию.

К утру, когда атака боевиков ФАГа закончилась, стало известно, что исчезла Видана Железовская. О нападении Аристарх сообщил ей первой и был уверен, что девушка вовремя ускользнет из-под нависшей «дубины» эгрегорного пси-поля. Однако ни на один вызов Видана не ответила, будто ее уже не было в живых.

БОЙ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ (Продолжение)

Капсула с обоймой десанта распалась на автономные защитно-боевые оболочки сразу после прохождения вихревой зоны бреши, образованной взаимодействием противоборствующих полей в месте касания земного спейсера и базы эмиссара. Эти оболочки, называемые десантниками «пузырями», были разработаны на базе «големов», но размеры и массу имели на порядок меньше, хотя ни в чем по степени защиты своим прототипам не уступали. В «пузырях» можно было в принципе некоторое время гулять по Солнцу, не боясь ни температуры, ни светового потока, ни силы тяжести. По сути, каждый «пузырь» представлял собой как бы внешний энергетический скелет для человека, находящегося внутри, хотя единственное, чем отличался «бумеранг» с «пузырем» от обычного спецкостюма, было наличие на плечах формообразующих эффекторов в виде цветков лотоса.

Управлял движением десанта оперативный инк, да и десантники отлично знали свое дело, и поэтому «абордаж» выглядел движением разумного существа, вернее, разумного потока прозрачно-студенистой субстанции, стремительного, мгновенно реагирующего на появляющиеся препятствия, грозного, уверенного в себе и знающего конечную цель своего поиска.

В команде не все были интраморфами, но информация десанту поступала от каждого в течение долей секунды, препарированная, отсеянная, с рекомендацией каждому, как действовать в последующие секунды, и задержек не было. Целью же десанта был центр управления базы, а задачей – уничтожение центра и его начальника-эмиссара.

Видимо, защитные системы базы не ожидали проникновения противника в брюхо станции, потому что среагировали не сразу, а спустя две с лишним минуты после прорыва десанта, когда его поток уже овладел горизонтом, где была создана брешь, и катился дальше, ведомый тремя эрмами – Панкратовыми, старшим и младшим, и Герцогом, которые владели полем Сил и уже начали ориентироваться в многосложном теле базы.

Первой реакцией защиты была попытка исследования проникшего «вируса» с помощью своих анализирующих комплексов, что на деле выглядело как приличной мощности пси-выпад, ощупывающий внезапно вонзившееся в плоть базы инородное тело. Здесь уместно описать саму базу, что, конечно, займет гораздо больше времени, чем любое изменение обстановки, действие десанта и ответ иммунно-защитных систем станции.

База эмиссара, по сути, не отличалась от подобных объектов землян, то есть представляла собой квазиживой организм с единым «мозгом» и тремя главными исполнительно-сигнальными системами: обслуживания «физиологических» потребностей организма, энергоинформационной и защитно-сторожевой. Но были и принципиальные отличия, поскольку создавали базу неземляне, хотя и гуманоиды, и функционирование многих ее органов чувств базировалось на ином восприятии мира, иных психологических нормах и возможностях преобразования. Другими словами – техника базы, ее этические уравнения, оценочные шкалы и специфика строения тел создателей отличались от земных, что в данный момент больше играло на руку десанту, а не защитникам базы, потому что он изначально имел задание искать не контакта, не возможности договориться мирным путем, а конкретно и жестко ликвидировать главную управляющую, а не защитную силу. Без разведки боем, вообще без разведки, набирая «очки» в ходе операции.

Но и защита базы, проснувшись, не была настроена решать свои проблемы мирным путем, поэтому мясорубка началась, когда поток десанта достиг третьего горизонта, стратегически очень важного для обороны, так как именно здесь располагались механизмы реализации планов защитных систем и собственно центр управления базой.

По мере углубления в недра станции по коридорам, которые постоянно меняли размеры, направление, плотность среды, энергонасыщение и напряженность полей, десантный поток худел, вытягивался, утончался, пока не достиг предела «прочности на разрыв». Дальнейшее его суживание вело практически к разрушению единого организма, потере темпа и гибели, поэтому Прохор Панкратов, не медля ни мгновения, ввел в действие императив «половинного отступления», при котором голова десанта «отстреливалась» для решения индивидуальной задачи, а сам отряд несколько сокращал свое слишком похудевшее тело и, огрызаясь, постепенно отступал, ожидая голову, пока не истекло контрольное время возвращения.

Теперь вернемся назад, к началу прорыва, чтобы обрисовать картину стремительно расширявшегося фронта, картину боя, длившегося буквально считаные минуты до отделения головной ступени в лице Герцога и Панкратовых.

После неудачной попытки пси-прощупывания десанта мозг базы начал экстраординарно выходить из положения, в какое попал, с помощью набора программ, но не разработанных специально для данного случая, ибо конструкторы станции даже не предусмотрели подобного варианта, а синтезированных наспех из того набора, что имелся в памяти. И это дало десанту возможность отвечать на опережение, потому что люди как раз предусмотрели панику псевдоразумного охранителя станции, разработав множество штатных режимов, адекватно отвечающих ситуации.

Второй реакцией защиты станции была мощная шумовая пси-инъекция против «вируса» десанта, которую тот с легкостью парировал, закованный в кольчугу пси-защиты. А затем одна за другой начали накатываться волны «лейкоцитов» и «фагоцитов» – разного рода сторожей и охранников базы, от многовекторных механических эффекторов до компьютеризованных, самостоятельно решающих задачу уничтожения противника излучателей «огня и холода», безжалостно уничтожаемых в ответ «медузой» десанта.

Людям, не владеющим пси-видением, было труднее ориентироваться в вихре огня и льда, света и тьмы, мгновенно рождавшихся гейзеров атак и возникших «бездонных пропастей», но интраморфов в команде было все-таки больше, и действовали они все как единый, многорукий, многоглазый и многоголовый организм, управляемый не изнутри, а как бы извне – самой создающейся ситуацией.

Этот бой мог бы войти в анналы военных действий как самый скоротечный, стремительно меняющийся, многоресурсный и многовариантный, если бы кто-нибудь зафиксировал его на кассету. Но пришел момент отделения «головного блока» десанта, и ситуация резко изменилась.

Во-первых, обойма десанта перешла от наступления к обороне, чем тут же воспользовался мозг базы, а во-вторых, охрана станции пришла в себя, подтянула резервы и включила дополнительные контуры, о которых люди не имели понятия. И эти сюрпризы едва не сыграли решающую роль в судьбе десанта, если бы не действия «отделившейся ступени», вовремя уловившей изменение ситуации и включившей резервный императив «половинного спрямления траектории». Этот вариант предусматривал «струнное» разрушение участка базы по вектору цели – то есть в сторону мозга базы, выход отряда из боя в режиме «катапультирования» и выброс «головного блока» десанта к месту высадки по коридору разрушения, где их поймали бы спецловушки спейсера.

И еще раз вернемся к началу атаки, чтобы передать ощущения десантников и попытаться описать эффекты боя, первого из такого рода военных эпизодов, удивительных по сочетаниям «удар-защита», разработанных совершенно разными экспертными системами двух цивилизаций – земной и той, к какой принадлежал эмиссар ФАГа.

Коридор, куда прорвались десантники после катапультирования, в принципе коридором назвать было трудно. Он представлял собой широкое ущелье, прорезанное в толще слоистых багрово-оранжевых скал, с густым лавовым потоком по дну, накрытое меняющим плотность туманно-фиолетовым покрывалом. Выход десанта обозначился в нем десятиметровым зевом пещеры в стене ущелья, из которого высунулись многосуставчатые лапы эффекторов системы поддержки поля, контролирующей размеры пробитой в защите базы дыры. Три языка десантного «организма» прянули из пещеры в разные стороны, два – недалеко, влево по коридору-ущелью и вверх, на его стену, для создания бастионов охраны входа, третий – вправо по коридору, туда, где интраморфы почувствовали биение энергоинформационного сердца базы.

Анализирующая пси-атака инка базы превратила коридор в тоннель с чередующимися решетками, преграждавшими путь; а затем тоннель этот стал сжиматься, вспыхнул ослепительным пламенем и попытался вывернуться петлей обратно к точке выхода, однако острие десантного копья огрызнулось ответным пламенем, более яростным и мощным (залп из аннигиляторов пробил стометровой длины «вулканическое жерло» в сплетениях скелетных конструкций станции), и отряд вырвался на второй горизонт базы, где его встретил «полк» местных витсов, похожих на скопления щупалец, лезвий и жал. Новый залп аннигиляторов разметал полк в стороны, а залпы из компакт-преобразователей скрутили в «струны» два последующих заслона из «панцирных танковых систем» (жутких бронированных туш, напоминающих носорожьи тела) и боевых операционных «призраков», защищенных не хуже «бумерангов», которыми был экипирован десантный отряд.

Новый коридор, в который попали десантники, снова изогнулся, изменил ориентировку, размеры, силу тяжести, плотность излучений внутри, пытаясь отбросить продолжающее полет «копье» десанта, повернуть его обратно, однако новые удары «острия» разрушили и эту внутреннюю конструкцию; больше всего это напоминало процесс проникновения в «желудок» по одной из «кишок» мощной струи кислоты, пробивающей одну за другой стенки «кишок», стремящихся вывернуться, направить струю назад.

Ставр, как и отец и Герцог, видел больше, чем остальные: на видеокартинку, создаваемую инком «пузыря», накладывалась не менее красочная картина пси-видения, но описать ее словами не представляется возможным, ибо таких слов в человеческом лексиконе не существует.

Дальнейший путь отделившегося «острия» был недалек (всего два-три километра) и менее информативен: инк защиты базы начал применять методы, ограничивающие поступление информации, и усилил давление на людей в пси-диапазоне, сразу превратив «день огневого натиска» в «ночь плотного мешка, накинутого на голову». И Прохор Панкратов, сориентировавшись, отдал приказ возвращаться.

«Эмиссара здесь нет. Он давно вмешался бы и встретил нас, если бы присутствовал на базе».

«Но мы почти у цели! – возразил разгоряченный боем Ставр. – Еще минута, и мы пробьемся к центру!»

«Еще минута, и нас задавят! Императив «Кутузов»! Вариант «подарок»!

«Согласен», – сказал коротко Герцог.

Ставр подчинился.

Прощальный залп из генераторов свертки пространства, изобретенных кайманоидами, превратил значительную часть архитектуры «живота» базы в огромную многослойную губчатую трубку, упершуюся в центральный кокон базы, в ее энергетическое сердце с центром управления, узлом связи и системой метро, используемого эмиссаром, но большего десантники сделать не могли. Оставив «подарки», то есть колоссальной мощности мины из свернутого в семимерные компактные жгуты пространства с отрицательной энергией, они метнулись по дымящемуся полю боя назад, к ожидавшему их «телу» десанта.

Однако собрать удалось не всех.

В отсутствие головного отряда защитный инк базы преподнес два сюрприза, унесшие жизни восьми человек. Но проанализировать эти сюрпризы удалось уже дома, на Земле… А пока, втянув поредевший десант, спейсер отстрелил удерживающие его на теле базы «якоря» и в конспират-режиме ушел на «струну», к Меркурию, на свою базу. Удалось ли взорвать станцию, команда спейсера выяснить не смогла.

Вся операция по абордажу пристанища эмиссара длилась всего четырнадцать минут…

О новой атаке на интраморфов, самой жестокой и беспощадной из всех предыдущих, вернувшимся из рейда на Солнце стало известно, как только спейсер «Флокс» тихо сел под прикрытие пейзажного архитектора базы на Меркурии. И Ставр, даже не попрощавшись с отцом, тотчас же убыл на Землю, предварительно связавшись с Железовским в поле Сил.

Они встретились дома у Аристарха, где лежали быстро поправлявшиеся Забава Боянова и Ольга Панкратова, мать Ставра. Кроме этих двух женщин, там же находились Ратибор Берестов и Анастасия Демидова, хлопотавшая возле своей дочери.

Ставр постоял у тела мертвого Веселина, выслушал рассказ патриарха и в двух слоганах передал результаты рейда на базу эмиссара. И тот и другой жаждали услышать подробности интересующих их событий, но если Панкратов мог ими поделиться, то Железовский ничего конкретного о судьбе Виданы не знал. Она ушла из дома до атаки боевиков ФАГа и не вернулась. Ни на один вызов через поле Сил она не ответила.

Угрюмо понаблюдав за приготовлениями патриарха к похоронам сына, Ставр позвонил деду по линии отца, пообещал заглянуть в ближайшие дни и вернулся домой, внимательнейшим образом исследовав подходы к дому и его внутреннее пространство. Однако никто в его отсутствие к жилищу не подходил, границы владений не нарушал, и лишь Терентий, более разговорчивый, чем обычно, рассказал о частых звонках неизвестных лиц. Кто-то настойчиво искал хозяина по связи и не хотел представляться.

Заниматься ничем не хотелось, сказывались последствия сверхнапряжения во время боя на базе, боль утрат, тяжелый психологический климат Земли, но Ставр все же заставил себя собраться и после ионодуша и часовой медитации сел за компьютер, чтобы вдвоем с инком разобраться в возникших проблемах.

Для начала он обзвонил всех друзей и общих знакомых в поисках Виданы, однако девушку никто из них не видел, а непосредственные руководители погранслужбы, в том числе и из «погран-2» – Ставр вышел на их уровень, – ничего вразумительного сообщить не смогли. Во всяком случае, никакого спецзадания она не выполняла и на связь не выходила.

Тогда Панкратов припомнил возникавшие в последние дни недоуменные вопросы и углубился в их анализ, используя все возможности системы «контр-2». Еще через час он сделал вывод об утечке информации из этой системы.

Вывод его не ошеломил, он предполагал нечто в таком роде, но действовать надо было незамедлительно, и Ставр скрепя сердце, понимая, что Железовскому не до него, вызвал тем не менее Аристарха к себе.

Проконсул синклита прибыл через двадцать минут, не задав ни одного вопроса, за что Ставр был ему благодарен. Они расположились в спальне, включили пси-фильтры, и Ставр поведал Аристарху свои выводы об утечке.

«База на Меркурии засвечена. Эмиссар ФАГа знал о наших намерениях и вовремя смылся с базы. Хотя, с другой стороны, бояться особо ему было нечего, для штурма его базы сил одного и даже двух-трех спейсеров типа «Флокс» не хватало».

Железовский кивнул, потер свой загривок.

«Я знал об этом. Что еще?»

Ставр ошарашенно глянул на собеседника. «Вы знали?!»

«Вероятно, это стратегия «контр-2», – нетерпеливо ответил человек-гора. – Чтобы это понять, не надо иметь семи пядей во лбу».

«Но ведь это означает, что среди нас – предатель!»

Железовский с мрачным сочувствием глянул на Панкратова.

«И кто же он, по-твоему?»

«Я не знаю, – растерялся Ставр. – Но это можно вычислить…»

«Валяй, вычисляй. Когда будешь уверен в результате – сообщи. У тебя все? Да, на твоем месте я бы не спешил докладывать о выводах Мальгриву».

«Вы что же, думаете, он…»

«Нет, не думаю, Джордан не просто интраморф, он эрм, и этим все сказано. Но существует закон: торопись медленно. Теперь что касается поисков Даны… вероятнее всего, она у К-мигрантов. Ищи их базу».

«Зачем Видана К-мигрантам?»

«Она слишком много знает о «погран-2» и «контр-2». К тому же она, как высокий эфаналитик, вышла на очень любопытные закономерности взаимодействия эгрегоров, что давно заинтересовало ФАГа. Помнишь нападение на мое шале в лесу? Искали программу расчета, который Дана неосторожно оставила в памяти игрового инка».

Двое мужчин молча смотрели друг на друга. Ставр впервые видел, как железный «роденовский мыслитель» колеблется, не решаясь что-то сказать. Наконец Аристарх справился со своими колебаниями, отвел взгляд, сгорбился.

«Это замысел высшего руководства, мальчик. Дану подставили специально, чтобы Ф-террористы захватили ее и прочитали то, что она знает».

«Дезинформацию!»

«Дезинформацию. – Железовский поднял глаза, и Ставр увидел в них боль и муку. – Я узнал об этом слишком поздно, иначе не допустил бы».

«Кто все это рассчитал?! Мальгрив? Пайол Тот?»

Железовский качнул головой:

«Существует глубоко законспирированное подразделение, неподвластное даже лептонной разведке ФАГа, разрабатывающее стратегию Войны с ним на многих уровнях, в том числе недоступных даже нам, интраморфам. Социум – лишь один из таких уровней, причем самый легкий, по-моему».

«Контр-3»?»

«Нечто в этом роде. – Железовский встал. – Действуй, мальчик. Закончу необходимые процедуры и присоединюсь. Стратегия стратегией, но есть и кое-что святое».

«Извините. Я не подумал…»

«Понимаю, ничего… хотя мне сейчас очень тяжело, парень. Не каждый день теряют сыновей…»

Он ушел, а Ставр еще некоторое время сидел в кресле, убитый свалившейся на голову неожиданностью. Потом принял душ, тщательно оделся и вызвал такси. Через полчаса он посадил аэр возле избы Грехова.

Габриэль оказался дома, вышел навстречу из гостиной, одетый в фиолетово-черный махровый халат.

«Заставляешь себя ждать, эрм».

Ставр не удивился приему, он уже поверил в удивительные возможности этого человека, способного предвидеть многие события в мире.

«Я на минуту, извините. Исчезла одна девушка… Видана Железовская… вы случайно не знаете, где она?»

«Случайно знаю. Проходи, попьем чаю и поговорим».

«Но очень недолго, у меня много дел… надо помочь Аристарху с похоронами… мало времени».

Грехов усмехнулся:

«Да и у меня его не так уж много».

Они уселись в мягком уголке гостиной, домовой приволок из кухни поднос со сливками, чаем, бутербродами, конфетами и фруктами, и оба принялись сосредоточенно пить чай. Потом Грехов сказал задумчиво, отвечая скорее всего своим мыслям:

«Да, мы завязли в мелких войнах внутри социума и теряем темп. Не потерять бы полученных преимуществ, что чревато проигрышем не только в тактике, но и в стратегии».

«Вы считаете, что у нас есть преимущества?»

«Разве ты сам этого не видишь? Эмиссар слишком долго отвлекался на борьбу с командой синклита, купился в деле с «контр-2», проиграл сражения с мощными нашими стариками, рассекретил свое оружие, хотя и не все, подставил под удар свой резерв – гуррах, то бишь кайманолюдей… Он еще не проиграл, но близок к поражению, однако добивать его не следует. Рано».

«Где Видана?»

«В лагере К-мигрантов. Вернее, на базе кайманоидов, которую мои бывшие спутники превратили в свое прибежище».

«Где она? В Фаэтоне?»

«В Фаэтоне был их сэкьюрити номинэ, то есть спейсер, играющий роль запасного командного пункта. Сама же база находится на родине кайманоидов».

«Но Даль-разведка до сих пор не обнаружила планету…»

«Я знаю, где она располагается. Ты готов пойти туда в составе ДР-группы?»

Ставр молча встал.

Грехов посмотрел на него снизу вверх, прищурясь. Сказал с непонятным сожалением:

«Да, в быстроте принятия решений вы с дедом схожи. Иди готовься, сбор через час у меня».

Ставр хотел спросить, кто еще входит в группу, но сдержался, чувствуя, как сжалось сердце в предвидении опасного дела.

В принципе он был уже собран и «готов к употреблению», однако Ставр вернулся домой, еще раз проверил экипировку и связался в поле Сил с отцом, который все еще находился на Меркурии, разбираясь в причинах гибели восьмерых десантников. На предупреждение Ставра о том, что в «контр-2» сидит агент ФАГа, а сама эта организация «засвечена», Прохор не прореагировал никак, из чего Ставр сделал вывод, что отцу сей факт известен. Не взволновался старший Панкратов и по поводу того, что «контр-2» служит лишь плотной ширмой для прикрытия службы контрразведки более глубокого залегания. И этот факт он, очевидно, знал. На известие о пропаже Виданы Железовской заявил:

«Не суйся только без меня ни в какие авантюры. Разберусь тут немного и займусь поиском сам».

Ставр не рискнул сообщать отцу о договоре с Греховым и перевел разговор на другую тему:

«Как погибли ребята?»

«Четверых убила какая-то странная штуковина, похожая на белесую двухметровую опухоль, пока ее не расстреляли из компакт-преобразователя. По отзывам свидетелей, она не реагировала ни на лазер, ни на гравитационное копье, ни на выстрел из аннигилятора. Прыжок на десантника – и даже мокрого места не остается. А четверо погибли по неизвестным причинам. Признаки те же, что и в случае с Ги Делормом: остановка сердца, полное отсутствие пси-запаса, нервное истощение. Эксперты испытывают терминологические затруднения, называя это явление «пси-разрядом», «пси-миной» и «пси-аннигиляцией», но объяснить пока не могут. Ладно, держись, эрм, некогда мне. Как мама?»

«Нормально, скоро встанет».

Прохор вышел из контакта, и у Ставра упало настроение, все же с отцом следовало бы поделиться информацией, которую сообщил Грехов.

В последний раз окинув комнаты взглядом, Ставр собрался было уходить и с удивлением обнаружил, что к нему прибыл гость. Проследив за посадкой аэра, он еще больше удивился – это прилетела Анна Ковальчук.

– Привет, – сказал он, выходя ей навстречу.

– Привет, – сказала с улыбкой гостья, останавливаясь в метре от него на песчаной дорожке. – Ты, кажется, спешишь? Куда собрался?

– Надо уладить кое-какие дела, – не нашелся он, что ответить.

– Не на поиски ли своего счастья отправляешься? – все так же улыбаясь, продолжала девушка.

Ставру впервые не понравилось, как улыбается Анна. Он внимательно посмотрел на нее, отмечая, что не может, как прежде, преодолеть ее пси-блок.

– Извини, Анна, но у меня действительно деловая встреча. Если хочешь, заходи, подожди, у меня куча интересных инкигр, посмотришь мои работы.

– В другой раз, эрм. Хочешь, я скажу тебе, как погиб Ги Делорм?

Ставр мгновение глядел на девушку, вдруг осознавая, что это не та Анна Ковальчук, которую он знал, вспоминая предупреждение Железовского о пси-фантомах, неотличимых от реальных прототипов («Ты же не ожидаешь нападения от меня?..»), но сделать ничего не успел. Вернее, он, наверное, среагировал бы на выстрел, на боевой прием и вообще на любое угрожающее жизни действие, но к тому, что сделала Анна, он готов не был. Гостья просто шагнула к нему и обняла… и ему показалось, что «сверкнула» черная молния, и он внезапно провалился в бездонный колодец, полный боли, тоски и неимоверного холода…

КОНТР-З

Архиепископ Константинополя – Нового Рима, Вселенский Патриарх Православной Церкви Варфоломей Иван I принимал прихожан в своей келье, запрятанной в недрах Бенисского монастыря.

Обычно прихожане являлись пешком, проходя от вокзалов метро Константинополя по живописнейшим склонам Унульских холмов, мимо не менее живописных развалин крепости Царьграда, столицы Византийской империи. Но монастырь имел также собственное метро, о чем знал очень узкий круг людей. А у патриарха была личная станция метро, о чем знал только он сам да инк охраны. Двое прихожан, которые в данный момент находились у патриарха, прибыли именно этим путем.

Варфоломей Иван I своим происхождением был обязан русской генеалогической ветви Патриарха Всея Руси Саввы III и болгарской ветви каноников православия, ведущей род от Романа Белева, агемона Софии. Шел патриарху всего девяносто второй год, но выглядел он на все двести: высокий, сутулый, худой, буквально высохший как скелет, лысый, с остатком седых волос на висках, – отшельник, проведший в пустыне не один десяток лет без воды и пищи. Однако взгляд его был полон энергии, силы и магической власти, способной остановить любого, кто захотел бы причинить ему вред.

Гостями патриарха были Пайол Тот и Джордан Мальгрив, хотя вряд ли кто-нибудь мог узнать их в обличьях столетних седых старцев. В келье Варфоломея они бывали не раз, но привыкнуть к тому, что это – целый мир с дремучим лесом, рекой, горами и небом с вечной луной в десять раз больше земной Луны, не могли, хотя вполне понимали термин «хронопетля». Потому что келья патриарха, по сути, и была своего рода петлей во времени, «перпендикулярным тупиком», созданным то ли самим патриархом, то ли оставшимся со времени рождения метагалактики с «многопузырчатым» пространственно-временным континуумом.

Входом в «келью» служила картина в тяжелой бронзовой раме, висящая на стене личной молельни патриарха. Картина изображала уголок старинной русской избы с иконой Божьей Матери, перед которой теплилась неугасимая лампада. Войдя в картину, гости действительно оказывались в избе, окруженной мощным лесом на фоне закатного неба с огромным бледным диском Луны.

По обычаю перекрестились перед иконой и сели в горнице за отсвечивающий медвяной желтизной деревянный стол, который тут же был накрыт скатертью и заставлен яствами в старинном славянском стиле, не отведав которых, беседу нельзя было начинать. Поэтому трапезничали молча и долго, не торопясь, зная, что во внешнем мире за все время пребывания здесь истечет буквально один квант времени. Затем так же не торопясь повели разговор, причем не мысленный, а словами, изредка добавляя слоган-обороты для образности речи. Это тоже было традицией и соблюдалось неукоснительно.

Когда приступили к напиткам, хозяин с улыбкой предложил «исповедаться». Голос его был тих, приятен и звучен.

– Давайте начнем с беспристрастной, так сказать, скалярной оценки информации, если не возражаете.

– Универсальная скалярная оценка информации невозможна в принципе, – сказал со свойственной ему прямотой Пайол Тот. – Оценки всегда векторны.

– Я понимаю, что вы хотите сказать. Данные, полученные в плоскости низших измерений, сохраняют значимость только в пределах этой плоскости. Это знали еще наши предки[164]. Но все же попытаемся оценить и уровень выше. Тем более что правила Игры более высокого порядка могут осуществляться лишь благодаря тому, что существуют элементарные правила.

– Это метаэтика. Вы прекрасно знаете, что смена законов неизбежна. А это ведет к полному уничтожению культурогенеза в домене, что, естественно, волнует нас, но вполне может не волновать Универсум. Я вообще сомневаюсь, что существует высшая этическая система, моральные ценности которой имеют абсолютный и объективный характер. Что ценно для нас – не обязательно ценно для Вселенной, для Универсума.

– Вы не совсем правы, коллега. Трансформационные законы высшего уровня, то есть целостные тактики, осуществляются только через детерминанты законов низкого уровня, то есть разрешенные ходы фигур. Другое дело, что Второй Игрок, Логос, или, как его назвали, – фундаментальный Агрессор, начал разрабатывать версию запрещенной Игры, которая находится вне сферы санкционированных Универсумом правил Игры, что превращает ее в Войну. Но я уверен, Универсум знает об этом и примет меры.

– Однако мы к тому моменту можем перестать существовать. Вести свою войну nec plus ultra[165] Универсума мы не сможем.

– Нам и не следует стремиться к этому. Всяк сверчок должен знать свой шесток. Но защитить свой дом мы в состоянии.

– Не уверен. Простите, патриарх. Поле вариативной свободы неуклонно сужается, уменьшая наши возможности и шансы выиграть Игру даже в пределах местного скопления галактик. Что из того, что мы стабилизировали Игру-Войну в пределах контролируемой нами зоны космоса? Эмиссара ФАГа в Системе мы, конечно же, в состоянии ликвидировать, но это самый низкий уровень вмешательства Игрока. С эмиссаром второго уровня, отвечающего за скопление галактик, справиться без поддержки будет очень сложно. А третий уровень эмиссара, отвечающего за ведение Игры в метагалактике, нам вообще недоступен.

– Поэтому я и предлагаю, – вмешался в разговор Мальгрив, – не трогать базу эмиссара на Солнце и его самого. Пусть считает, что наших сил не хватает для его ликвидации. А мы тихонько будем искать выходы на союзников помощней, чем эмиссары второго и третьего уровней.

– Может быть, вы правы, Джордан, – сказал Варфоломей Иван I после паузы. – Вероятно, нам следовало бы так поступить. Но тем самым мы снова подставим под удар дорогих нам людей. А главное, пострадают и совершенно невинные люди, даже не подозревающие об Игре. Мы и так совершили тяжкий грех, подставив старейшин синклита, их друзей и близких под удар ФАГа, хотя и во имя высших соображений. И да простит нас Господь!

Пайол Тот хотел что-то сказать, но передумал, взялся за чашку чая. Патриарх повернул голову к Мальгриву:

– А вы как считаете, Джордан?

– Я делаю все, что в моих силах, и на том уровне, который мне доступен. Умом я все понимаю, но «внутри весь плачу», как сказал один из героев литературного произведения. – Мальгрив грустно усмехнулся. – Я даже подумывал об отставке. А потом спросил себя: если не я, то кто же? И все стало на свои места. Кстати, я до сих пор не понимаю одной простой вещи: зачем ФАГу вообще воевать с человечеством, да еще на двух планах – физическом и пси-реальном? Ведь его уровень – уровень Закона Вселенной! Мы – игроки не его масштаба.

Пайол Тот покосился на шефа «контр-2», но снова промолчал. Не спешил с ответом и Варфоломей Иван I.

– Понимаете… – Пауза, беглая улыбка на губах, сложный и тонкий слоган недоступных понятий и эмоций. – Дело в том, что человечество – потенциально магическая раса. Концепция, утверждаемая ортодоксами, что якобы Архитекторы и Конструкторы готовили Вселенную для появления Инженеров, а не людей, что якобы мы – можем, но не должны существовать, – не совсем верна. Да, Инженеры не появились в нашей метавселенной. В мир пришли мы, люди, и десятки других разумных рас, половина которых уже закончила свой путь, но… но уже выросли файверы, носители Пятой волны разума, которые готовы стать Инженерами. И поэтому Игрок, то есть ФАГ, не хочет рисковать.

Пайол Тот опять попытался было вставить слово, но с видимым усилием сдержал себя. Варфоломей Иван I глянул на него понимающе, кивнул, видимо, отвечая своим мыслям, однако обратился не к нему, а к начальнику «контр-2».

– Надеюсь, вы настаивали на личной встрече не только для того, чтобы задать общефилософский вопрос и подискутировать?

– Патриарх, мне нужен ваш конкретный совет. Мы намеренно допустили утечку информации по «контр-2», эмиссар клюнул на дезу и готовит экстренные меры по уничтожению нашего укрепрайона. Мы соответственно готовим контрмеры и своего момента не упустим. Но, кроме Виданы Железовской, добровольно согласившейся на эту операцию, К-диверсанты захватили и Ставра Панкратова. Об этом знает его отец и… – Мальгрив помолчал и с неохотой добавил: – И Габриэль Грехов. Они каким-то образом выяснили координаты базы до того, как наступит час «икс». Если Панкратова я еще могу попробовать отговорить от этого шага, то Грехова мне убедить не удастся. Судя по доходящим до меня слухам, он отнесся к идее с дезинформацией резко отрицательно.

– Я знаю. – Патриарх сморщил лицо. – Он только что высказал мне свою точку зрения. И я уже начинаю жалеть, что согласился с предложенным вами планом дезы.

– Это был мой план, – сказал ради объективности Пайол Тот. – Но я не считаю его негодным и неэтичным. Мы спасаем не себя лично и даже не группу избранных, но метавселенную!

– Звучит красиво, однако патетику я не люблю. Джордан, чтобы контролировать ситуацию, вам остается лишь подключить ваших оперов к группе Грехова. Пусть все идет так, как идет. Выручайте ребят, Видану и Ставра. Мы их подставили, мы обязаны и спасти. Что еще вас беспокоит?

– Что делать с предателем? – мрачно спросил Мальгрив.

– То есть с Баренцем, – уточнил Пайол Тот. Варфоломей Иван I вздохнул, откидываясь на спинку кресла и закрыв глаза. Сказал тихо, с болью в голосе:

– Он не предатель, Джордан. Он закодирован! И не виноват в том, что не выдержал эгрегорного удара во время того злополучного визита к Алсаддану. Я думаю, мы пока ничего не должны делать. Кодирование такого уровня, какому он был подвергнут, нашими силами размотать невозможно.

– Но он мешает. И скоро поймет, что мы все знаем. На какой шаг запрограммировал его эмиссар ФАГа, неизвестно.

– Что вы предлагаете?

Мальгрив молчал. Молчал и Пайол Тот. Тишина в келье сгустилась и превратилась в готовую упасть на голову волну цунами…

ЗАКОДИРОВАННЫЙ

Легкость в теле была странной, сродни внезапному приступу невесомости. Но тела он не ощущал, как не чувствовал ни жары, ни холода, ничего. Похоже, он даже не дышал, потому что здесь, в этом нереальном пространстве, пронизанном потоком оранжевого, с красными переливами, света, воздуха не было. Зато летали вполне реальные на вид, перистые или кристаллически ограненные, но асимметричные булыжники. «Астероиды», так сказать. Некоторые из них превосходили по размерам гору величиной с Монблан, а иные были совсем крошечные, неприятные на вид, и цвет у них был серый либо черный с фиолетовым отливом. А вот цвет крупных «астероидов» изменялся время от времени, особенно когда они сталкивались и начинали танцевать друг возле друга. Тогда их цвета тоже начинали «плясать» в ритме танца, хотя и не выходили за пределы красного и инфракрасного диапазонов. А потом Ставр сообразил, что «камни» таким образом разговаривают, и начал прислушиваться, пока не научился их понимать. Последний такой разговор состоялся, когда три особо крупных «булыжника» подлетели совсем близко и начали описывать сложные траектории вокруг еще одного «астероида», напоминающего по форме зародыш в утробе матери.

Каким-то образом Ставр был связан с этим «ребенком», хотя и не понимал почему.

– Так вот кто должен был меня ликвидировать, – сказал один из «астероидов», огромный, слонообразный, кроваво-красный, с черными дырами и оспинами. – Забавно. Я едва не поверил, что этот эрм способен сразиться со мной на равных, даже усилил трансляцию гипно-реальности на Земле. Как вам удалось «погасить» его?

– Он еще жив, – отозвался второй «астероид», поменьше, тусклее и багровей. – Хотя после столкновения с брандером выжить практически невозможно. Ги Делорм, во всяком случае, атаки не выдержал. Но этот экземпляр гораздо сильней. Правда, мы его все равно закодируем, надо лишь подобрать программу для его уровня.

– Он знает руководство «контр-2»?

– Конечно, поскольку сам работник глубокого сектора «контр-2», – сказал третий «булыжник», еще меньше и черней. – Мы уже выкачали всю его оперативную память. Глубокие горизонты все еще заблокированы, но доберемся и до них.

– Запрограммируйте его на ликвидацию всех руководителей синклита и «контр-2». Вряд ли они будут ждать от него удара в спину.

– А что делать с девицей?

– Уничтожьте. Впрочем… пусть живет. Ей мы введем программу ликвидировать самого Панкратова, когда он выполнит задание. Таким образом мы убьем двух зайцев: лишим защитную систему хомо властного корпуса, разрушим всю их иммунную систему и снимем с девицы все подозрения в зомбировании. А когда она понадобится нам снова…

– Понял. Сделаем, Демиург. Агент Воевода сообщает, что «контр-2» готовит операцию по освобождению этих двоих. Каким-то образом они узнали координаты базы-2. Предлагаю базу перевести в другое местечко.

– Ни в коем случае! Пусть штурмуют. Весь персонал и десантный полк гуррах пересадить на борт моего резервного ковчега, где уже побывали наши уважаемые враги. Здесь оставить лишь роту прикрытия для создания эффекта достоверности. Надо же противнику преодолевать какие-нибудь трудности, чтобы отбить своих?

Два «астероида» засмеялись, рождая в своих глубинах рубиновые всполохи. Потом потемнели.

– Демиург, как им удалось проникнуть на борт вашего ковчега?

– Пока это загадка для меня. – «Астероид» перестал кружить вокруг «зародыша»-Ставра, голоса их стали глуше, то есть бесцветней. – Похоже, нашему противнику удалось решить проблему взаимодействий «абсолютных зеркал». У них есть блестящие ученые – Левашов, Тот, Зелинский, Маршавин, Штерн…

Голоса-вспышки цвета перестали мерцать, стихли, «булыжники» растаяли в багровом свечении небосвода. Ставр остался один, хотя изредка сквозь свечение проступали неясные контуры других летающих «камней», а иные из них проплывали мимо торжественно и грозно.

Так прошел час, год, сто лет, пока не показался знакомый «астероид» с обилием черных пор и каверн, остановился рядом. И тотчас же все изменилось.

Ставр увидел огромное помещение странной формы, но с плоским и гладким темно-коричневым полом, несколько возвышений со сложными устройствами, напоминающими медицинские комбайны с кроватями-камерами для пациентов. На одном из них лежал он сам, но видел свое тело как бы со стороны, словно душа его висела, никем не видимая, чуть в стороне и выше, безучастная ко всему, что происходило вокруг.

Возле камеры стоял кайманоид и разглядывал Ставра узкими, прозрачно-зеленоватыми глазами. Что-то сказал (Ставр ощутил радиовсплеск), и тотчас же к ним подошел человек, в котором Панкратов узнал К-мигранта Григория Грига.

– Он очнулся, – сказал кайманоид беззвучно; его речь «отделенная от тела» душа Ставра воспринимала как пульсации всего объема помещения.

Григ всмотрелся в неподвижное лицо Панкратова.

– Ты прав. Когда можно будет приступить к программированию?

– У нас нет времени на оптимайзинг, программировать надо немедленно.

– Но он может не выдержать нагрузки.

– Это его проблемы. Однако у нас есть кое-какие сомнения… мы не уверены…

– В чем?

– В полном контроле над его сознанием. Но корректно доказать это с нашей аппаратурой невозможно.

– После такого удара ни один человек сопротивляться не в состоянии. Чудо еще, что он выжил. Начинайте кодирование.

– Мы наткнулись на еще одну загадку, маэстро. Его кожу невозможно проколоть никаким инструментом. Разве что лазерным лучом. К тому же сопротивляемость его организма любому медикаментозному вмешательству превосходит все известные нам методы химического кодирования.

– Этого не может быть!

– Это факт, маэстро.

У дальней стены помещения вспыхнули прозрачные языки сине-фиолетового пламени, задвигались фигуры, из пола выросли серебристые рога, что-то взволнованно залопотали кайманоиды. К-мигрант и гуррах-медик оглянулись на них.

– Нарушение изоляции, – сказал кайманочеловек. – Кто-то стучится к нам извне, но это не штурмовая бригада «контр-2». Что прикажете делать?

– Включайте кодирование по упрощенной схеме, в темпе короткого замыкания.

– Но при этом образуется обратная связь.

– Приступайте. Как только программа будет введена, уничтожайте оборудование и уходите, дальнейшая судьба этих людей вас беспокоить не должна.

Григ ушел. Кайманоид еще некоторое время с сомнением разглядывал лежащего человека, потом закрыл колпак камеры, и Ставру показалось, что на него рухнул потолок…

Следующее пробуждение походило на первое, но в отличие от него сопровождалось «шумом и шатанием». Казалось, на него со всех сторон сыплется песок, попадая в глаза и размывая изображение предметов, а пространство вокруг содрогается и плывет. Разглядеть сквозь «струи песка» почти ничего не удавалось, лишь изредка происходила какая-то метаморфоза, песок становился прозрачным, хотя и продолжал сыпаться, зрение восстанавливалось, и Ставр начинал видеть с изумительной четкостью, а также слышать все звуки и ощущать все виды излучений. В такие моменты он совершенно отчетливо понимал, что живет как бы вне тела и одновременно в изолированном «бункере» головы Ставра Панкратова, недоступный никаким локаторам кайманоидов и даже сознанию самого хозяина, пришедшего в себя и подчиненного какой-то внедренной в него целесмысловой программе, которая осознавалась как собственный замысел, отвечающий внутренним убеждениям. Одним из таких убеждений было осознание необходимости освободить мир от «скрытых носителей зла», коими являлись интраморфы. Их всех надо было уничтожить, а начать Ставр решил с Аристарха Железовского, представлявшего наибольшую опасность для человечества.

Второе Я Ставра понимало всю абсурдность этих убеждений и планов, однако пробить стены «бункера», достучаться до ясного сознания первого Я не могло, не хватало ни сил, ни желания. К тому же за стенами «бункера» его поджидали какие-то жуткие твари, сторожа сознания, также внедренные чудовищной машиной гуррах и контролирующие внутреннее пространство личности закодированного, с которым второе Я пока не могло бороться на равных. Надо было ждать благоприятного момента и просачиваться, просачиваться, просачиваться в тайники подсознания хозяина, перестраивать его исподволь, восстанавливать память, шкалу оценок, моральные критерии, чтобы в точно рассчитанное время, в один миг, волевым усилием возродиться в прежнем виде.

Он не уловил момента, когда на базу кайманоидов началась атака отряда «контр-2», возглавляемого Железовским. Да и дальнейшие события помнил разорванно, словно в памяти образовались провалы, лакуны, стершие основные эпизоды кодирования и штурма. Грехова, например, он так и не увидел, хотя впоследствии узнал, что экзоморф присутствовал и даже лично уничтожил охрану медотсека, где находились плененные Ставр и Видана. Но помочь атакующим Ставр ничем не мог.

Окончательно он пришел в себя уже на Земле.

Три дня спасенные отлеживались в бункере под Тибетом, получая уход, которого вряд ли удостоился бы любой из тех, кто за ними ухаживал. А ухаживали в основном бабушки и мамы, да отец Ставра заявлялся неоднократно, чтобы сын не чувствовал себя брошенным и виноватым. Он же сообщал и последние новости, хотя Ставр сам выходил в поле Сил и черпал оттуда информацию любого уровня.

Штурм базы гуррах, расположенной, как оказалось, на Меркурии (!), примерно там же, где находилась и база «контр-2», мог закончиться весьма печально, если бы не Габриэль Грехов, который вовремя обнаружил, что база заминирована. Взорвалась она, образовав гигантский кратер, как только последние защитники базы покинули ее через канал метро. Но и люди, предупрежденные Греховым, успели убраться оттуда до взрыва.

Таким образом сотрудникам «контр-2» не удалось определить ни местоположение новой базы, ни контингента ее охраны, ни принципов управления силами Ф-террористов эмиссара ФАГа. Правда, к этому они и не стремились, но знал об истинных намерениях «контр-2» лишь ее руководитель Джордан Мальгрив.

На третий день своего вынужденного отдыха Ставр составил наконец программу своих действий по ликвидации патриархов синклита и руководства «контр-2» и принялся за подготовку первой операции. Как и намечалось, удостоился чести быть первым Аристарх Железовский.

То, что Ставр стал замкнут и скрытен, ухаживающие за ним отнесли к последствиям пси-контузии, которую он пережил. Даже мать не смогла прочитать, что творится в душе сына, пережив стресс дважды: во время нападения на нее и когда ей сообщили, что сын захвачен Ф-террористами. Знала истинное положение вещей лишь Видана, однако и она вела себя подобным же образом, что добавляло достоверности к версии о «пси-контузии».

Они ужинали в одиночестве, перебрасываясь незначительными репликами, без оживления и радости, когда в бункер заявился Железовский. Он обнял Видану, пожал руку Ставру, сел рядом и с видимым удовольствием съел бутерброд с икрой и выпил чашку кофе.

«Твой дед вышел на агента ФАГа в своем секторе, – сказал он, разглядывая равнодушное лицо Панкратова. – Но мы решили оставить его в покое, по пословице: «Свободный черт лучше связанного ангела».

Ставр промолчал.

«Вече наконец признало факт Ф-терроризма. Помог СЭКОН, да и твой дед выдал информацию, а Мальгрив добавил. Так что мы начинаем вылезать из болота, куда нас по горло всадил ФАГ».

Панкратов снова не отозвался. Видана посмотрела на него, сказала без улыбки:

– Не трогай его, дед, он получил бесценный опыт в общении с девушками и теперь долго будет переваривать.

Она знала, каким образом Ставра застали врасплох: Анна Ковальчук на самом деле как работала на Тартаре, так и не покидала исследовательскую станцию, а ФАГ просто создал пси-брандер, идеальный пси-фантом, использовав ее облик. Знал это обстоятельство и Аристарх. Проворчал с мрачным неудовольствием:

«Опыт не имеет этической ценности, это просто название, которое человек дает своим ошибкам. Изречение принадлежит Оскару Уайльду, но я с ним согласен. Не я ли говорил тебе, парень, что следует ждать подобных провокаций? Кстати, почему ты не носишь разработанный нами опознаватель личности?»

Ставр подождал, пока по сети «спрута» передадут очередное сообщение Голоса Пустоты (бессмысленный набор слов), и сказал все так же равнодушно:

«Виноват, исправлюсь. У меня к вам дело, Аристарх».

«Говори».

«Не здесь. Видана еще слаба, и посвящать ее в наши планы не стоит, иначе она снова опередит нас и сорвет тщательно разработанный план».

Девушка побледнела, неотрывно глядя на Ставра, медленно встала и вышла из гостиной бункера. Железовский покачал головой, исподлобья глянул на контрразведчика, перешел на личный канал пси-связи:

«Напрасно ты ее обижаешь, эрм. Какая кошка между вами пробежала?»

«Я все объясню. – Ставр встал. – Идемте, время не ждет».

«Куда? Мы прекрасно можем поговорить и здесь».

«Я хочу кое-что показать вам у себя дома. По дороге поговорим о Видане».

Железовский, не говоря больше ни слова, вышел. По пути к метро заглянул в медотсек, сказал что-то внучке и втиснулся в кабину метро, придавив Ставра. Вскоре они высаживались из такси у дома Панкратовых.

«Ты хотел поговорить о Дане», – напомнил Аристарх.

«Она закодирована», – бесстрастно сказал Ставр, открывая дверь и приглашая человека-гору войти.

Железовский хмыкнул, остановился посреди прихожей, все так же оценивающе разглядывая хозяина. Расспрашивать, что и как, он не спешил.

«У тебя есть доказательства?»

«Эти доказательства – в ее психике. Поговорите, прозондируйте и все поймете».

«Хорошо, поговорю. – Проконсул синклита остался спокоен. – Ну а что ты хотел от меня? Что за план ты разработал?»

«Убить вас. – Ставр сделал шаг к нему. – А потом всех остальных. И я это сделаю».

«Валяй». – Человек-гора не пошевелился, только перестал излучать в диапазоне доброжелательности и отеческой снисходительности.

Ставр перешел в режим инсайта и прыгнул к нему, с выплеском энергии нанося удары в шею и в голову, способные убить любого человека на Земле. Железовский подставил блок, но третьего удара удержать не успел и кувырком отлетел в гостиную. Без обычного стандартного подъема он сделал подкат и встретил Ставра в полете, использовав прием, который лишь недавно стал известен обоим, ибо входил он в арсенал рукопашного боя, изученного и записанного Греховым. Ставр влип в стену, но остановить его этот удар не мог, потому что рассчитан был на кожу и мышцы обычного интраморфа, а Ставр перестал им быть после Д-прививки.

«Д-прививка, – догадался Аристарх, останавливаясь на мгновение, дыша бесшумно и легко. – Они учли и это…»

Ставр снова прыгнул к нему, сделал обманное движение, нырнул под удар и провел серию «ливень», пытаясь сопроводить физический прием на уровне пси-атаки. Но у него ничего не вышло! То есть удары достигли цели, стодвадцатикилограммовый патриарх улетел в угол, круша старинную мебель, но вызвать пси-резонанс Панкратову не удалось.

«Отлично дерешься, сынок, – сказал Железовский, поднимаясь уже не так быстро, как раньше. – Но не пытайся выйти в поле Сил на горизонте боевых искусств. Мы отключили тебя от эгрегора, предполагая нечто вроде того, что ты пытаешься сделать».

«Это вам не поможет!»

Новая атака отбросила Аристарха к спальне. Ставр оказался рядом еще до того, как Железовский, почти ослепший от удара, начал ответную контратаку, приготовился к добиванию… и в этот момент второе Я Панкратова сломало наконец стенки узилища, завладело сознанием Ставра и задавило программу, внушенную мощнейшим гипноиндукционным генератором кайманоидов.

Ураган ударов стих.

Железовский с трудом встал, поворочал гудящей головой, потер шею, сморщился.

– Не хотел бы я оказаться на месте твоих врагов, сынок!

– Убейте меня! – глухо выговорил Ставр.

– Это могла бы сделать и я, – раздался голос за спиной. – И еще минуту назад я готова была это сделать.

Ставр оглянулся. У него даже не было сил, чтобы удивиться: он не почувствовал, как в доме появилась Видана.

В гостиную вошла бледная как мел внучка Железовского в «бумеранге», с плеча которого смотрел на Ставра зрачок «универсала».

– Но мне вовремя удалось справиться с внушенной программой тех монстров. Видимо, гуррах торопились и не довели дело до конца. Дед, ты жив?

– Жив, жив, – проворчал Аристарх, продолжая растирать шею. – У этого мальца не руки, а кувалды! Еще парочка таких ударов, и остались бы от меня рожки да ножки. – Он тяжело сел в уцелевшее кресло, глянул на Панкратова с уважением. – Не терзайся понапрасну, сынок. Ты с а м справился с собой, как и эта вертихвостка, а это главное. Спасибо, ребята.

В доме появились какие-то люди, но, поскольку Железовский остался спокоен, не отреагировал и погасший Ставр. Зазвучали пси-голоса, в гостиную вошли один за другим Пауль Герцог, Прохор Панкратов и Ратибор Берестов. Все трое остановились, разглядывая разгром в комнате. Затем Берестов сказал с усмешкой:

«Что, досталось, старик?»

«Все нутро отбил, – ответствовал с кряхтением Железовский. – Ничего себе, воспитал внучка!»

Пауль Герцог засмеялся, подмигнул Ставру, обнял за плечи Видану, отвел в угол, шепча что-то на ухо. К Ставру подошел отец, положил руку на локоть.

«Ну, как ты?»

«Плохо… – На глаза навернулись слезы, но Ставр не дал им скатиться по щекам. – Вы что же, рассчитали и ждали, пока я… тут?..»

«Мы были готовы ко всему. Ты ведь мог начать с любого из нас. А ждали… мы верили в тебя, мальчик. Задавить в тебе человека они не смогли, эрмы Ф-террористам не по зубам».

«Но от эгрегора вы меня все-таки отсоединили…»

«Только ради тебя, мальчик. Дело в том, что мы наконец разгадали тайну Ф-террористов, использующих все излучение родового эгрегора, и теперь можем делать нечто подобное сами. Если бы мы не отключили твою психику от эгрегора, любой неосторожный жест Аристарха вызвал бы направленный пси-залп. Можешь представить, чем бы это закончилось. Ладно, приходи в себя, отдыхай, потом поговорим. Я побуду рядом и…»

«Если не возражаете, я побуду с ним», – сказала Видана, не сводя глаз с измученного лица Ставра. Мужчины переглянулись. Железовский встал.

«Пошли, аксакалы, все будет нормально. Пусть дети побудут вдвоем».

Все вышли, по очереди хлопая Ставра по плечам и спине, а он стоял, закрыв глаза, и не знал, что делать, то ли плакать, то ли смеяться. А потом к его губам прижались сухие, вздрагивающие, горячие губы Виданы.

ПРОРЫВ

Уже месяц над одним из отрогов Тибета Алинг-Гангри царило необычное оживление. То и дело с небес на горные вершины пикировали капсулы гидрометеоконтроля, машины погранслужбы, юркие витсы строительной компании «Тибеткос». Затевалось якобы грандиозное террастроительство с перемещением части хребта и созданием горного курорта с озером и экстракомфортным комплексом. На самом деле вся эта возня означала поиски помощниками ФАГа бункера под Нгангларинг-Цо, давно ставшего «костью в горле» для эмиссара.

Конечно, поиски не могли остаться незамеченными и наблюдателями «контр-2», поэтому были предприняты кое-какие ответные меры, разработанные Артуром Левашовым по заданию Железовского, а самое главное – был сменен код метро, ведущего в бункер. Но знали об этом единицы: сам Аристарх, Велизар и Герцог. Причем сменен он был хитро – инк метро отзывался вроде бы на тот же код, что был и раньше, но при этом учитывал личность перемещаемого. Таким образом доступ в бункер был резко ограничен, а в список допущенных к секретам бункера лиц перестали входить заместитель Ги Делорма Лютиков и бывший воевода синклита старейшин Ярополк Баренц.

Ставр Панкратов был пропущен в бункер беспрепятственно и буквально ураганом ворвался в центральное помещение, где в этот момент находилось трое интраморфов: Мигель да Сильва, Пауль Герцог и командор погранслужбы Людвиг Баркович.

Последовала немая сцена, после которой опомнившийся Ставр метнулся к Барковичу, но был остановлен Герцогом:

«Шериф, позвольте представить вам Ставра Панкратова, работника «контр-2». Ставр, позволь представить тебе шерифа Солнечной системы, руководителя службы «погран-2», архонта-секунда конспиративного Совета безопасности Людвига Барковича».

Панкратов онемел на бесконечно долгую минуту и смог по ее истечении выдавить лишь глупый, неадекватный ситуации вопрос:

– А кто архонт-прима?

– Архиепископ Константинополя – Нового Рима Вселенский Патриарх Варфоломей Иван I, – брюзгливым тоном ответил Баркович, в глазах которого мелькнули насмешливо-сочувственные огоньки. – Еще есть вопросы, молодой человек?

Ставр вдруг засмеялся. Трое мужчин с одинаковым выражением озабоченности посмотрели на него, и он сказал, отыгрываясь за насмешливый взгляд командора:

«А вы не боитесь, что Аристарх Железовский в пылу праведного гнева оторвет вам… э-э… что обещал?»

«Мальчик, ты грубишь!» – укоризненно покачал головой Мигель да Сильва.

«Аристарх всегда знал, кто я на самом деле, – ответил Баркович хладнокровно. – Надо же было каким-то образом поддерживать имидж бабника? – Командор откинул голову назад и надменно, свысока посмотрел па оторопевшего Ставра долгим взглядом. – Ну, как, хороший актер командор погранслужбы Баркович?»

Ставр не нашелся что ответить, и Баркович повернулся к веселящемуся Герцогу:

«Заканчивайте, Пауль. Я к себе, буду искать Хасана и ждать реакции на отмену связи по треку».

«Стойте! – воскликнул Панкратов, вспоминая, по какому поводу оказался здесь. – Среди нас предатель!»

Трое руководителей службы безопасности Системы снова оглянулись на него.

– Кто? – спросил Мигель да Сильва.

– Ярополк Баренц! – Ставр опомнился и перешел на слоган-речь. – «Я вспомнил разговор эмиссара со своими слугами, когда они пеленали меня. У них появился агент Воевода и… в общем… я проанализировал все наши неудачи. Это он, сомнений нет».

«Баренц не предатель, – сказал Баркович недовольно. – Он запрограммирован, это верно, причем даже глубже уровня базисной тревоги, но не предатель! Зарубите это себе на носу, молодой человек. И его следует поберечь, пока мы не научимся стирать такие программы без риска стереть личность. Кстати, ради гарантированного определения личности собеседника советую носить с собой всюду пси-опознаватель».

Командор ушел, слабо чмокнула дверь метро.

Ставр посмотрел на Герцога.

«Но Баренц знает код бункера: в любой момент сюда могут ворваться Ф-террористы…»

«Не могут. Мы заблокировали вход для всех, кто не с нами. Кстати, эрм, ты знаешь, кто тебя атаковал столь удачно?»

Панкратов покраснел.

«Нет-нет, я не имею в виду конкретную личность, – улыбнулся Герцог. – Это был не обычный фантом, а пси-брандер с огромным отрицательным пси-объемом, способным высосать весь ресурс интраморфа. Если бы не твой резерв, который явно больше моего, и Д-прививка, мы с тобой уже не разговаривали бы».

«Ладно, чего уж вспоминать, – проговорил да Сильва. – Давайте-ка работать. Присоединяйся, эрм, мы тут колдуем, как тихо и незаметно нейтрализовать сеть помощников эмиссара, после того как мы захватим его и предадим суду. Ждать больше нельзя, сдвиг констант скоро достигнет критической точки, и начнется спонтанная война законов, причем даже в локальной области, в нашем общем доме – в Системе».

«Он это понимает», – обронил Герцог.

Ставр кивнул, отворачиваясь. Потом спросил через силу:

«Что такое – уровень базисной тревоги? Баркович намекнул, что Ярополк закодирован глубже».

«Базисная тревога человека – тревога смерти».

Оставшиеся в бункере смотрели друг на друга и молчали.

Нагуаль между орбитами Нептуна и Урана в Солнечной системе достиг длины в полмиллиона километров и несколько замедлил свой рост, что официальные власти посчитали за благо и поспешили сообщить о «победе земной науки и техники» в ограничении экспансии Большого Ничто. Однако длилось это равновесие недолго. Уже через двое суток нагуаль выбросил во все стороны усы длиной в десятки и сотни тысяч километров, посбивал множество автоматических зондов, уничтожил исследовательский галион и посреди два пограничных спейсера. Уныние вновь вернулось в лоно кабинетов. Всевече. Теперь уже не приходилось сомневаться, что налицо натуральная агрессия неизвестной формы жизни или по крайней мере вторжение и развитие непредусмотренного сценарием эволюции метавселенной физического явления, угрожающего уничтожить Солнечную систему вместе с человеческой цивилизацией.

Уже были найдены в Галактике подобные образования, погасившие центральные светила звездных систем и разрешавшие планеты, а нагуаль возле Копа де Плата грозил потушить местное звездное скопление в несколько десятков звезд. И все же самым грандиозным оказался нагуаль, поглотивший целый войд – то есть провал в пространстве, свободный от галактических скоплений и одиночных звезд, размером в две тысячи мегапарсеков! Располагалось это Сверхбольшое Ничто за скоплением галактик в Геркулесе, достаточно далеко от Солнечной системы и вообще от родной Галактики, но скорость его роста уже превышала скорость света, и оптимизма громадность расстояния до него специалистам не вселяла. Правда, воображение обывателей больше всего потрясали не масштабы явления в Геркулесе, а то, что невидимые «кораллы» объявились на Земле. После чего началось настоящее паломничество в лесную зону под Владимиром и в пустыню Сахару, где нагуаль сплел причудливый паутинный «кактус» (люди научились видеть его, облучая потоком нейтрино и создавая голографический эффект).

Эти «зародыши» Большого Ничто оказались не единственными в Системе, нашлись невидимые «кораллы» и возле Солнца, и на других планетах: на Марсе, на спутниках Юпитера, на Луне. Но земные были «родней», интересней и вызывали у людей лишь любопытство да желание пощупать чудо собственными руками. Ни озабоченности, ни тем более паники беспечные жители земного «рая» не проявили.

Лес у озера, где Ставр отдыхал совсем недавно, он покидал с чувством тревоги и неприятия поведения людей, не понимающих, как ему казалось, элементарных вещей и живущих в свое удовольствие в собственных уютных мирках. Весь мир катился в пропасть, а люди продолжали веселиться, развлекаться, петь и смеяться, спокойно есть и спокойно спать, заниматься сексом, играть и радоваться жизни. И плевать им было на любые угрозы из космоса, если те не отражались на ком-то непосредственно и конкретно. Равнодушны они были и к тем, кто должен был обезопасить их существование. В принципе они равнодушно относились и к самим себе, хотя до пресыщения жизнью человеческая цивилизация еще не дожила.

Будущие десантники на базу эмиссара собирались по одному на своей базе, расположенной в Североморске. Когда Ставр появился там, его уже ждали отец, дед и Железовский, уточняющие последние детали операции с Умником «контр-3».

Компьютерный зал базы ничем не отличался от подобных ему сложных объектов, и входящий в рабочую зону контроля мог с ходу присоединиться к обсуждению решаемой задачи. Ставр так и сделал. Ему удалось «договориться» со своей памятью и вывести полученные сведения на уровень сознания, после чего землянам стали известны не только координаты базы ФАГа в Солнечной системе – эмиссар «задвинул» ее глубже в недра Солнца, – но и канал метро, связывающий базу с десятком отлично замаскированных пунктов на Земле и у других звезд, в том числе на Тартаре, возле Чужой и на Орилоухе. Контрразведчики проследили практически все «струны» этого метро, кроме двух: последние вели явно к хозяевам более высокого уровня, которые могли почувствовать, что к ним стучатся гости непрошеные. Экспедиции в стан этих хозяев решили отложить на более позднее время, чтобы успеть подготовиться и не наломать дров.

«Ты был у Габриэля? – спросил Прохор у сына, когда они закончили корректировку плана. – Где он?»

«Я был у него дома, но говорил только с его личным инком Диего, который заверил, что Грехов присоединится к нам в нужный момент». – Ставр поколебался немного, на лице его отразилось смущение.

«Что еще?»

«Ничего особенного. Диего меня благословил». – О том, что Диего Вирт назвал его при этом Воином с большой буквы, Ставр все-таки говорить не стал.

К вечеру по местному времени десант был готов к походу.

По количеству он не намного превышал отряд, штурмовавший базу эмиссара первый раз, но по защищенности превосходил его многократно. Люди были вооружены лучше и могли кое-что противопоставить уничтожителям и компакт-преобразователям кайманоидов, а также пси-брандерам ФАГа, мгновенно высасывающим все виды энергии из человеческого тела. Руководил операцией, как и прежде, Прохор Панкратов. Ставру отводилась особая роль: он должен был перехватить эмиссара, не дать ему уйти. Поэтому в отряде поддержки младшего Панкратова должны были сопровождать Пауль Герцог, Аристарх Железовский, Ратибор Берестов и лично Джордан Мальгрив.

Провожать десант-обойму пришел Людвиг Баркович, не терявший ни грана своей надменно-спесивой флегматичности ни при каких обстоятельствах. Ставр, который еще недавно готов был убить командора, чувствовал себя при нем скованно, однако Баркович отлично понимал его состояние и передал контрразведчику личный слоган, сочетавший пожелание удачи с иронической усмешкой, дружелюбным подмигиванием и грустным вздохом: все понимаю, но ничем помочь не могу.

Отряд втянулся в зал экипировки, где каждый десантник влез в «пузырь» и на мгновение исчез, проверяя функционирование этого странного скафандра в режиме «инкогнито». После этого наступил миг прощания.

Специально оборудованная кабина метро вместила все шестьдесят четыре человека, снаружи в зале остались лишь витсы охраны, готовые в случае ответной атаки эмиссара катапультировать кабину за пределы атмосферы. Но никто не знал, способна ли финиш-камера на самой базе эмиссара принять одновременно такое большое количество транспортируемого груза, поэтому рассчитывали на худшее – на просачивание по одному. Однако у эмиссара «на стреме» стояли системы не хуже земных разведсистем, и метро сработало лишь четырежды, пропустив двух Панкратовых, Железовского и Герцога.

Точного плана помещений базы у десантников не было, и все же кое-какие детали его они знали. Умник сделал анализ первого штурма базы, синтезировав общее полотно действий первого десанта из четырех десятков отдельных эпизодов, и с пятидесятипроцентной вероятностью определил главные, узловые отсеки и способы их защиты. Поэтому, несмотря на то что они остались вчетвером в незнакомом мире, члены команды Прохора Панкратова решили действовать на свой страх и риск, ничего не меняя в схеме операции.

Все четверо отлично понимали, чем может закончиться их отчаянный абордаж, но сидеть в засаде и ждать помощи было не в их характерах, да и в истории сражений отмечалось немало моментов, когда неожиданная скоростная атака приносила победу малому отряду над неисчислимо большим войском. И они, не раздумывая ни секунды, продолжили движение, ведомые оперативным инком по имени Ветер, встроенным в «пузырь» Прохора.

Охрана базы опомнилась через две минуты после того, как сторож инк-метро заблокировал «струну». К этому времени четверка «пиратов» преодолела два горизонта – четыре с лишним километра по горизонтали и полсотни метров по вертикали – и вышла к третьему, с изменяющейся геометрией и растительным пейзажем. Именно здесь по расчетам находился личный «кабинет» эмиссара, а также его уголок отдыха. И уже по ландшафту, странным растениям, по трем бледным полосам в небе (работала, конечно, аппаратура видеопласта, создающая стереоскопические эффекты, аналогичная земной) – видимо, планета эмиссара имела три пылевых кольца – десантникам стало ясно, что их прогноз-расчет близок к истине. Эмиссара следовало искать в этом отсеке, равном по площади такому земному городу, как Рославль, родина Панкратовых.

В полную силу защитная система базы отреагировать не успела, слишком быстро и целеустремленно действовали люди, но кое-что она все же смогла предпринять. До того как десантникам удалось пересечь два яруса базы, на них дважды напала команда витсов, а один из последних коридоров, изгибаясь, пытался сбросить их в какой-то глухой отсек. Но людям все же удалось пробить прямые коридоры, ведущие к цели, и теперь они остановились у «ворот рая», ощупывая пространство отсека всеми имеющимися в их распоряжении средствами локации и контроля.

«Он здесь, – уверенно сказал Герцог. – Я чувствую шевеление пси-поля».

Ставр тоже ощущал пульсацию живого и опасного облака, вызывающего чувство омерзения, как от гнезда гадюк, но, кроме этого, он чувствовал и взгляд. Кто-то пристально, с грозным недоумением разглядывал его сквозь оболочку «пузыря», легко преодолевая все защитные барьеры, поля и экраны.

«Расходимся цепью в пределах прямой видимости, – скомандовал Прохор. – Из поля Сил не выходить ни в коем случае. Вперед!»

Десантники разошлись в разные стороны и устремились вперед, ведомые тем не менее операционным инком. Но уйти далеко от входа и приблизиться к «гнезду» отдыха эмиссара им не удалось, хозяин начал контратаку.

Удар пси-поля был очень силен, хотя его ждали. Однако нанесен он был в диапазоне, до сих пор не применяемом людьми, с резонансной полосой в области глубокого воздействия на психику, с гармониками, со свистом разрезающими подсознание, и отразить его полностью «защитники» интраморфов не сумели. Таким образом бой начался в пси-диапазоне, в области эмоций и чувств, на фоне «виртуальной реальности», ощущаемой вполне реально, физически, с впечатлениями настоящих бросков, ударов в уязвимые точки тела, сопровождаемых настоящей болью, и ощущением ран, из которых лилась «настоящая» кровь. Такую или подобную этой атаку когда-то отразили деды во главе с Греховым, когда столкнулись с К-мигрантами во время второго пришествия Конструктора.

Ставр оказался на небольшой поляне в сумеречном лесу с деревьями-великанами, вызывающими впечатление живых существ, превращенных в деревья. Из-за одного из этих серо-коричневых громад вышел… директор УАСС Шкурин собственной персоной, но почти голый, в какой-то косматой накидке и с огромной дубиной в волосатой руке. Ставр воспринял это как должное, потому что и сам выглядел примерно так же импозантно, разве что вместо дубины у него было короткое копье с наконечником из черного камня, внутри которого разгоралась и гасла изумрудная искорка.

– Я тебя недооценил, эрм, – гулко возвестил Шкурин, похожий на Железовского могучей фигурой. – Придется исправить ошибку.

«Откуда он? Никто не знает. Кто были его родители? Неизвестно», – вспомнил Ставр древнего автора[166] и бросился в атаку.

Но деревья не зря выглядели живыми и враждебно настроенными. Как только Ставр увернулся от встречного движения дубины, отбил удар ногой и нанес свой удар, пронзивший руку псевдо-Шкурина, деревья зашумели, зароптали, изменили форму и наклонились над поляной, протягивая ветви-лапы, цепляясь за врага их господина.

Конечно, «лес» на самом деле олицетворял собой поток внешнего пси-излучения, мешающего людям действовать адекватно обстановке, лишающего их уверенности и сил, но легче им от этого знания не становилось.

Ставр не знал, с кем пришлось столкнуться в первом бою его друзьям. Лишь потом стало известно, что всем троим предложили повоевать со Шкуриным, только по-разному. Герцог дрался с ним в болоте, голыми руками. Железовский – на гладиаторской арене и тоже голыми руками, Прохор Панкратов имел поединок в горах, где при каждом движении на сражавшихся падали потоки камней.

Одному из «живых деревьев» удалось зацепить копье Ставра. Пришлось отбивать атаки эмиссара врукопашную, пока серией мощных ударов Ставр не поверг великана на землю, едва не сломав тому шею.

Тотчас же произошла мгновенная трансформация игрового поля.

Панкратов стоял на опушке того же леса, над речным обрывом. Краски в этом мире были печальные: черные, серые, фиолетовые, желтые. Река, например, имела желтый цвет, как и небо, деревья казались черными – пузатые, как баобабы, уродливые и тоже вполне живые. Из-за дерева выступил человек, в котором Ставр узнал нынешнего комиссара-прима Еранцева.

Комиссар был одет в латы, в одной руке держал меч, в другой шлем.

– Неплохо, неплохо, юноша, – сказал он невозмутимо. – Надо было обратить на тебя внимание раньше, глядишь, и не дошло бы до поединка. – Он одним движением надел шлем и тяжело двинулся навстречу, гремя и сотрясая землю при каждом шаге.

Ставр обнаружил, что экипирован примерно так же, разве что меч у него был короче и уже.

«На поражение!.. На поражение… – долетел чей-то едва слышимый пси-крик. – Ставр, их надо убивать! Оставляя в живых каждого фантома, ты даешь возможность восстанавливаться».

Ставр молча ринулся в атаку.

Этот бой был короче первого. Псевдо-Еранцев не знал специфики боя на мечах, хотя владел им вполне профессионально. Однако у него не было таких учителей, какие были у Ставра, и в роду не числились знаменитые воины-рубаки, коими отличались роды Панкратовых – Берестовых. Несмотря на мешающую двигаться густую, очень прочную и цепкую траву, Ставр легко обошел противника и с третьей атаки, сбив шлем, ударом «пикирующего бомбардировщика» снес ему голову.

Небо потемнело, река взбугрилась волнами с бордовым отливом, вздрогнула земля… и Ставр очутился в новой реальности боя.

Равнина, окутанная белесым светящимся туманом, черное небо с бисером звезд и черная рыхлая земля под ногами. Какие-то призрачные фигуры возникают из тумана то здесь, то там, снова прячутся, исчезают. Слышен гулкий топот коней, но кони сами не появляются. Гул удаляется влево, чтобы возникнуть сзади и уйти вправо.

Из тумана выступила черная фигура в светящемся паутинном плаще, с какими-то странной формы предметами. Голова фигуры льдисто отсвечивала, словно была из стекла. На миг из тьмы сквозь прозрачное забрало проступило лицо Шан-Эшталлана, Великого магистра многих магий.

Панкратов понял, что уровень владения полем Сил позволяет эмиссару принимать любой облик, хотя, с другой стороны, его стремление показать людям свое умение было скорее психологическим вывертом, издевательством, а также отвлекающим маневром. Однако ни один из десантников не попался на этот достаточно дешевый трюк.

– Ты вежлив со старшими, сосунок, – сказал Шан-Эшталлан. – С магом у тебя это не пройдет.

Движение его руки было столь стремительным, что Ставр едва уловил его, успев среагировать на тусклый блик предмета в ладони магистра.

Предмет оказался чем-то вроде сюрприза, разве что необычной формы, и при касании любого объекта он взрывался. От первого Ставр увернулся, и «сюрприз» врезался в землю где-то за спиной, породив тусклую желтую вспышку. Второй «сюрприз» Ставр сбил на лету из «маузера», которым оказался вооружен; одет он был на сей раз в кожаные куртку и штаны, ботинки и шлем танкиста.

Третий тоже пришлось сбивать, причем очень здорово мешали «призраки», появляющиеся перед человеком в самые неподходящие моменты, и «бегущие кони», вот-вот готовые зайти с тыла и затоптать.

Не дожидаясь, пока псевдомагистр забросает его взрывчатыми «сюрпризами», Панкратов бросился вперед, сшиб еще две звездочки и достал-таки Шан-Эшталлана рукоятью пистолета. Стрелять в упавшего не стал. Подождал, пока тот поднимется, и швырнул ему в лоб отобранный «сюрикэн»…

Следующим оказался бой с «Хасаном Алсадданом» на сверхскоростных птеранах с использованием лазеров, метателей «пауков», компакт-преобразователей и аннигиляторов. Здесь планета напоминала Землю, но была массивней, с более плотной атмосферой, и все краски на ней были сдвинуты в зеленую полосу спектра – Ставру мешали гигантские четырехпалые птицы с крокодильими пастями вместо клювов, и Панкратов даже подумал: уж не ландшафт ли планеты гуррах создал эмиссар? Но отвлекаться на разглядывание пейзажа не стал и после многоминутной карусели боя поразил наконец врага, для чего пришлось сблизиться с ним на критическое расстояние, на расстояние «броска кинжала», и выстрелить в упор, в ненавистное и страшное лицо…

И все кончилось!

Вернее, все началось сначала. Пси-сражение люди выиграли, но в запасе у эмиссара было еще немало новинок, и он начал с одной из них, взрывая собственный уголок отдыха направленно, векторными зарядами, так, чтобы поразить десантников по одному.

Прохор Панкратов разобрался в ситуации первым и проскочил опасную зону, за ним из огня вынырнули «пузыри», ведомые остальными. Перед ними, на фоне мрачного скалистого пейзажа, стояли четыре великана, опираясь на мечи. Лица их неуловимо менялись, напоминая лица многих людей, в том числе и тех, с кем десантники уже имели дело. И уровень воздействия на людей был таков, что даже Ставр не почувствовал шумового и болевого пси-давления на мозг, принимая великанов за реальную деталь этого мира.

На этот раз их атаковали иначе, используя неизвестные методы и пакеты излучений, на уровне сверхглубокого зондирования, и сами себе они тоже показались гигантами, принимающими вызов на честный поединок.

И все четверо поддались внушению.

КОНЕЦ ЭМИССАРА

Грехов появился на базе «контр-2» спустя полчаса, как четверо десантников головного отряда исчезли в кабине метро и оно отказалось пропустить остальных.

Ратибор Берестов в сжатом слогане передал ему всю информацию, подождал ответа, но ответом Грехова был шаг обратно в метро. Экзоморф исчез, а люди в зале у кабины метро остались стоять с ощущением пощечины.

– Дьявол его задери! – опомнился Мигель да Сильва. – Неужели решил не вмешиваться?

Берестов покачал головой.

– Он действует быстрее, чем мы думаем. Нет, у него наверняка есть какие-то варианты подстраховки, свои методы контроля ситуации, и он их должен реактивировать. Будем ждать.

– Предлагаю поднять эскадрилью «пакмаков» и направить в точку на Солнце, где наблюдатели отмечают магнитно-плазменные аномалии. Скопление «улиток» и огневиков нам один раз уже помогло обнаружить базу эмиссара, они ее каким-то образом чуют, может быть, помогут и теперь.

– Не возражаю. – Ратибор переключил канал и вызвал квалитет ответственности; в оперативной зоне инка, контролирующего ход операции, дежурили Джордан Мальгрив и Пайол Тот. – Что будем делать, генералы?

– Десанту – ждать, – пришел немедленный ответ. – Да Сильве срочно убыть на Землю по императиву «Аркан». Объявляем «три девятки» по треку «контр-2». Все частоты связи сменить на резервные!

Ратибор хлопнул Мигеля по плечу, проводил взглядом, оглядел ряды хмуро молчавших десантников, которые слышали переговоры, и сказал только одно слово:

– Ждем.

Ему было труднее всего, потому что в неизвестность канули близкие люди, зять и внук, а он ничем не мог им помочь.

Грехов появился через полчаса.

«Быстро все ко мне домой! – Он продиктовал код метро. – Эмиссар через посредников – Шкурина и Еранцева – начал ликвидацию сетей «контр-2». Через несколько минут здесь будут орлы комиссара-прима, нет смысла начинать с ними сражение».

«Информация объективна?» – подал голос Пайол Тот, который слышал разговор.

«Спросите у Мальгрива, – отрезал Грехов. – Люди Еранцева захватили канал «спрута-2». Срочно переходите в консорт-зону личных переговорных линий. Еще есть вопросы?»

«Мы приняли рекомендации, – ответил начальник контрразведки. – Ратибор, уходите по каналу Габриэля, переключаем сопровождение».

Короткое молчание.

«Сопровождение «контр-3» подтверждаю, – доложил оперативный Умник связи. – Конец «двойке».

Берестов сделал жест рукой, и обойма десанта начала попарно втягиваться в кабину метро. Когда все шестьдесят человек скрылись за дверью. Грехов остановил шагнувшего было следом Ратибора:

«У вас будет другое задание».

«Когда-то мы были на «ты».

«Я не забыл. Мчись к Велизару, он имеет выход на Патриарха Варфоломея Ивана I, который является лидером среднеславянского эгрегора, убеди его «кинуть взгляд» на Солнце, иначе мы можем потерять…»

«Всех четверых, оставшихся на базе эмиссара?»

«Понял правильно, действуй».

«Но у нас есть свой эгрегор, северославянский, лидером которого является Баренц».

«Ярополк не может помочь».

«Почему?»

«Он… закодирован».

Ратибор, бледнея, отшатнулся.

– Вы хорошо подготовлены, воины, – произнес великан справа, бородатый, седой, чьи волосы были перехвачены обручем с камнем, мерцающим кроваво-красным огнем. – Но – в пределах штатных режимов. Пора преподать вам урок, оценить который, увы, будет некому. Хозяин здесь я, и законы устанавливаю тоже я! Что вы станете делать, если я, например, изменю вот эту константу…

Гигант взмахнул мечом, и мир вокруг людей стал зыбким, полупрозрачным, желеобразным, начал течь, испаряться, таять, рождая странные хрустально-текучие, липкие на вид, ажурные фигуры. Но трансформироваться начал не только ландшафт, но и седые старики гиганты, и десантники внутри своих прозрачных силовых коконов.

Ставр догадался, что произошло, помогла научная подготовка: эмиссар «уменьшил» массу электрона! Если бы этот процесс произошел в космосе, все звезды стали бы голубыми гигантами, быстро сгорели и Вселенная превратилась бы в мрачную яму с остывающим излучением. Изменение массы электрона в локальной области не приводило к столь катастрофическим результатам, но все энергоинформационные процессы для всех объектов в этой области стали протекать по-иному, рождая эффекты полевых взаимодействий, изменяющих форму тел, массу, плотность, степени свободы и энтропийное наполнение. По сути, эмиссар разыграл сценарий влияния чужого физического закона на законы местные, и ощущать себя игрушкой в руках творца было страшно!

Однако трое остальных десантников не поверили в реальность происходящего. Все же опыт их был гораздо больше и психологию эмиссара они знали лучше Ставра. Железовский, например, даже не стал анализировать ситуацию, первым бросаясь в атаку на крайнего гиганта, превратившегося в древнего земного ящера, анкилозавра, Герцог, в свою очередь, напал на своего противника, но уже огромного махайрода, саблезубого тигра. Таким образом, Прохору Панкратову достались колоссальная горилла, эдакий «Кинг-Конг» ростом в десять метров, и не менее страшный шестилапый «муравьед».

«Это фантомы, – подстегнул сына Прохор, – не бери в голову их текучесть. Нас снова атакуют в пси-диапазоне, но на других частотах».

«Эмиссар изменил массу электрона…»

«Если бы он это сделал реально, он изменился бы и сам. А он не самоубийца. Переходи на подсознание, эрм, сознание обманывает».

И Ставр, как и все остальные – многорукий и волосатый, завернутый в «крокодилью» кожу с выпуклым рисунком, – прыгнул к «муравьеду».

Этот бой был тяжелым и ощутимо естественным, несмотря на все попытки отстроиться от внешнего гипно-потока. Удары лапами, укусы и царапины казались настоящими, и боль в ранах пульсировала тоже по-настоящему. Правда, Ставра здорово спасала Д-прививка: «муравьед» не смог ни прокусить его кожу, ни даже оцарапать до крови. Каково было его друзьям, он представил с содроганием.

Схватка закончилась победой людей, и тут же эмиссар «собрал» себя из останков поверженных монстров и предложил новый сценарий с изменением законов физики. На сей раз он «изменил» гравитационную постоянную[167], увеличил ее, в результате чего изменилась сила тяготения, все объекты в зоне действия нового закона расширились, живые – ускорили процессы обмена, неодушевленные – стали более рыхлыми, начали распадаться. Все ядерные процессы получили «звуковое» сопровождение, так что мир вокруг запел, завыл на разные голоса, и людям стал слышен даже ток крови в сосудах и подергивание мышц.

Эмиссар превратился в закованное в металл существо, соединявшее в себе черты человека, кенгуру и краба. Неизвестно, был ли это его настоящий облик, но в последних эпизодах боя он его существенно не менял.

Казалось, они побеждали, тесня эмиссара к стенам его последнего убежища, не давая ему ни минуты передышки, успешно отбивая все контратаки. Ставр забеспокоился первым, когда понял, что не может использовать свой пси-резерв для выхода на сверхскорость. Время как бы остановилось, а они все еще не могли нанести решающий удар, не могли даже окружить монстра или сойтись с ним врукопашную.

Ставр на мгновение остановился, сосредоточиваясь на пределе сил, и словно свежий ветер ворвался в помещение базы, отнес в сторону «ядовитые испарения», влил в тело свежие силы, и Ставр увидел реальную обстановку. Этот миг просветления он ничтоже сумняшеся отнес к своему успеху, но не знал, что ему помог выплеск пси-энергии эгрегоров, инициированный патриархами на Земле и позволивший оценить расстановку сил.

Ставр понял, что они до сих пор бились с пси-фантомами, созданными эмиссаром, и что поток излучения чужого эгрегора, формирующий в их умах псевдореальность, уже подчинил их сознание и подсознание до уровня «отстрела» инстинкта самосохранения. Люди давно сбросили свои защитные оболочки – «пузыри», отключили «защитников» и барахтались в паутине внушенной реальности, все глубже увязая в болоте непривычных ощущений и иллюзий. Эмиссар мог расправиться с ними одним ударом, но почему-то медлил, продолжая заманивать в ловушку – кокон с защитным слоем «абсолютного зеркала», замаскированный под «центр управления». Выйти оттуда люди уже не смогли бы.

Миг просветления прошел, начался занудный бой «один на один» с очередным монстром, прикидывающимся эмиссаром, но Ставр уже встряхнул нервную систему, напряг тайники психики и начал отстраиваться от внушения, постепенно обретая былую остроту и адекватность зрения. Часть мозга продолжала воевать, а часть анализировать ситуацию, искать выход из положения. К тому же «порывы свежего ветра» участились, друзья на Земле продолжали помогать им по мере сил и возможностей, и вести этот нескончаемый бой – нескончаемый по их внутренним меркам, потому что на самом деле вовне прошло совсем немного времени, – стало легче. И пришел момент, когда Ставр окончательно раздвоил сознание и смог теперь трезво разобраться в реалиях местного ландшафта.

Они все еще кружили по залу отдыха эмиссара, перемещаясь по сложной кривой и обходя «беседку», где все это время находился сам эмиссар в окружении четырех темных фигур, скорее всего К-мигрантов. Он добился своего, заставив людей биться с призраками и не пускать в ход самую мощную свою «артиллерию» – генераторы свертки пространства и аннигиляторы, которые вполне могли повредить, а то и уничтожить всю базу. Тогда Ставр принял единственно верное решение. Как только его очередной противник-фантом оказался на одной линии с «беседкой» (круглая ротонда с решетчатыми стенами и прозрачной крышей), Панкратов, преодолевая внутренний протест сознания, подчиненного внешнему пси-давлению, выстрелил в него из нейтрализатора.

«Паук», то есть сгусток поля, уничтожающего любое вещество, миновал фантома, влип в стенку «беседки», пробил ее и на короткое время ослепил эмиссара, заставил его отвлечься на защитные действия. Но этого времени хватило Ставру на то, чтобы он броском преодолел сто метров, отделяющих его от «беседки», и направил на замешкавшихся К-мигрантов и эмиссара все «стволы» оружия, которым был снабжен «бумеранг». Кто-то остановился рядом, сделав то же самое. Ставр скосил глаза и встретил хмурую улыбку Грехова:

– Ты опередил меня на секунду. Держись, эрм!

Панкратов хотел спросить: где остальные? – но не успел.

Они выстрелили все одновременно: охранники эмиссара, он сам, Грехов и Ставр, – не сговариваясь, применив всего лишь «универсалы» в варианте огнестрельного оружия. Но реактивные пули, выпущенные в упор, никому не причинили вреда, срикошетив от защитных оболочек и экранов. Следующим видом оружия должны были стать аннигиляторы и компакт-генераторы, наверняка уничтожившие бы обе враждующие стороны, однако эмиссар решил уйти красиво и первым шагнул вперед, подняв ладони; у него были с виду нормальные человеческие руки, но гораздо более мощные, похожие на кенгуриные, ноги и голова, напоминающая человеческую и крабью одновременно. Он был гуманоидом, эмиссар ФАГа, как и гуррах, но положительных эмоций не вызывал.

– Остановитесь, воины! – От гулкого, грохочущего, зловеще-холодного голоса едва не лопнули барабанные перепонки. – Я знаю, что вся ваша команда каким-то образом все-таки проникла на борт моего ковчега, и предлагаю честный поединок. Если вы откажетесь, мы просто уничтожим друг друга, что не устраивает ни вас, ни меня.

– Условия, – услышал Ставр свой голос, писклявый по сравнению с могучим басом эмиссара.

– Вас здесь ровно пятеро, и нас столько же. Выбирайте противника и начинайте бой, но без оружия, спецкостюмов и компьютерного сопровождения. Идет?

– Гарантии?

– Мы снимаем защиту первыми.

– Хорошо. Но если…

– Ты будешь драться со мной, Джезенкуир, – перебил Ставра Грехов.

На страшном лице эмиссара задвигались «крабьи членики», что, вероятно, означало улыбку.

– Приятно, когда тебя узнают. Вероятно, вы и есть Габриэль Грехов? Вынужден разочаровать: я буду драться с этим юношей, который очень меня разозлил. В противном случае мы закончим наш разговор иначе.

– Я принимаю вызов, – четко ответил Ставр, повернул голову к Грехову: – Спасибо за предложение.

– Не стоит благодарности. – Грехов остался бесстрастным, поманил рукой приходящих в себя Герцога, Железовского и Прохора Панкратова. – Делайте свой выбор, бойцы, мне останется тот, кто останется. – Сказано это было так, что даже у Ставра засосало под ложечкой.

– Если выиграю я, что не исключено, вы меня отпустите, – сказал эмиссар с «приятной» улыбкой. – И даю слово, что больше вы меня в Системе не увидите.

– Не увидим, – веско произнес Ставр.

Этот бой мог бы войти в историю рукопашных сражений всех времен и народов, стать классикой для многих школ воинских искусств, изучивших впоследствии приемы гуманоидов, разработанные далеко-далеко от Земли.

Давно закончили схватки остальные четверо: Прохор и Герцог своих противников пощадили, Железовский и Грехов – нет, убив соответственно К-мигрантов Шебранна и Свиридова. А Ставр и эмиссар, чье имя Джезенкуир переводилось как Добивающийся Милости (что знал только Грехов), все еще продолжали поединок, исполняя танец смерти и ненависти в темпе, немыслимом даже для интраморфов.

Если бы не знание приемов боя, подаренных Габриэлем, Ставр был бы уже мертв, несмотря на Д-прививку и владение полем Сил. Но и Джезенкуир владел всеми системами боя, в том числе и земными, и тоже имел кожный покров, пробить который рукой было невозможно даже на сверхскорости. И Ставр вынужден был, защищаясь, плести паутину уклонов, нырков, уходов и падений, чтобы не получить страшный удар ногой в голову, который он мог не выдержать. Однажды он пропустил такой удар – нога эмиссара дернулась, как рычаг, и едва не сломала шею Панкратову, – пришлось несколько минут восстанавливаться, щедро расходуя пси-резерв.

Прошло десять минут, четверть часа, полчаса, а они все еще крутили спираль дуэли друг возле друга, окруженные кольцом подоспевших к финалу десантников основного отряда. Наконец Ставр начал выдыхаться. Пси-резерв его был на исходе, а на сверхскорости он уже не мог работать в полную силу. Все его удары достигали цели, но практически не травмировали Джезенкуира, тело которого было заковано не только в прочный мышечный каркас, но внутри, под мышцами, имело еще и хитиновый панцирь. В течение всего изнуряющего боя так и не удалось определить уязвимые места монстра.

Тогда Ставр начал отступать, вспоминая все приемы из той системы боя, также записанной Греховым, которые человеку Земли невозможно было изучить и применить из-за специфики строения тела разработчиков этой системы. И он нашел ответ! Правда, когда сил уже совсем не осталось.

Уязвимым местом эмиссара были его ноги! Именно в них прятались главные нервные узлы, защищенные мощными мышцами и костно-панцирным каркасом. Не приходилось теперь удивляться, почему Джезенкуир использует ноги так редко и неохотно, а ведь удар каждой весил не менее двух тонн!

«Молодец, эрм!» – просочилась извне чья-то мысль.

Это сказал Грехов, знавший особенности строения тела эмиссара, но не имеющий права сообщать это своему товарищу во время боя.

Ставр изменил тактику, раз за разом как бы «проваливаясь» в защите и «случайно» попадая по ногам эмиссара то рукой, то ногой. Третий его выпад нашел болезненную точку на колене Джезенкуира, и тот вскрикнул, отпрыгивая назад на добрых четыре метра.

Еще дважды успел попасть Ставр по этому месту, как ни ухитрялся противник защищать колено, а потом нанес сильнейший удар – с выплеском лавины энергии, последней, что оставалась, – по другому колену, точно рассчитав точку приложения силы. Ребро ладони с хрустом смяло бугор над коленной – не чашечкой, как у человека, а вилкой, и Джезенкуир заверещал, упал, откатился с воплем, подхватился на ноги, снова упал и… хромая, бросился бежать к «беседке». Один из камней, лежащих возле нее, вдруг раскрылся, эмиссар нырнул в отверстие, как в воду, но уйти не успел: длинная белая молния разряда компакт-преобразователя догнала его, обдав всех близстоящих волной адского холода, и Джезенкуира, Добивающегося Милости, эмиссара ФАГа в Солнечной системе, не стало!

– Все, – сказал Грехов будничным тоном; стрелял он. – Пора заканчивать с этими детскими игралками в непревзойденных мастеров боя. Тот, кто придет ему на смену, не станет играть с нами на этом уровне.

– Кто придет? – угрюмо поинтересовался Железовский.

– Эмиссар второго порядка, отвечающий за всю Галактику. И боюсь, справиться с ним будет очень нелегко, если вообще возможно. Пора в путь.

– Ку-да? – спросил вконец обессилевший Ставр в два приема.

Грехов подошел к нему, подставил плечо.

– За помощью, мальчик. Я не знаю, где сейчас Конструктор, да и куда ушли Сеятели, но стоит попытаться обратиться к ним за помощью. Пойдешь со мной? – Ставр закрыл глаза. Сил ответить «да» у него не было.

КОМАНДА

Два дня десантники приходили в себя после боя на базе эмиссара. Правда, делали это они в разных местах: Железовский в своем бункере с женой и внучкой, Прохор Панкратов у себя дома, также опекаемый женой, тестем и тещей Анастасией, и лишь Ставр и Герцог остались на базе, где приняли участие в исследовании гигантского корабля эмиссара, захваченного без особых трудов десантом землян. Джезенкуир был слишком уверен в своих силах и не допускал мысли о захвате, поэтому не успел дать команду инку базы на самоуничтожение.

Несомненно, во время боя его поддерживали, подпитывали пси-энергией эгрегоры помощников: Алсаддана, Шан-Эшталлана и Еранцева, потому что сразу после его гибели фоновый «шум» пси-поля, вызывающий у рядовых десантников обмороки и головные боли, ослабел и вскоре сошел на нет. База оказалась в руках людей, и ее решили сделать естественной резиденцией «контр-3», оставить в Солнце, изучить и приспособить для своих нужд. А изучать там было что: база оказалась многомерным объектом и скрывала в себе мир, эквивалентный по объему и массе таким космическим объектам, как системы солнечных преобразователей энергии, опоясывающие Солнце, разве что мир этот был сложнее и таил неисчерпаемые запасы технологических решений, к которым земная наука только подбиралась.

Ставр и Герцог испытали истинное наслаждение в исследовательских походах по базе, удивляясь больше не высочайшему уровню чужой науки и техники, а тому обстоятельству, что все это великолепие было использовано ради негодных целей, во зло. Вопрос: почему эмиссар, существо, принадлежащее данной метавселенной, решил выступить на стороне ФАГа? – остался открытым.

«Если только он лично не встречался с Фундаментальным Агрессором и тот его не закодировал», – сделал резюме Герцог, когда они с Панкратовым вернулись из очередного разведрейда.

Ставр покачал головой.

«Уровень владения полем Сил у эмиссара таков, что внушить ему что-то не представляется возможным. Хотя, с другой стороны, что мы знаем о возможностях ФАГа?»

«Или даже о возможностях эмиссара второго порядка, которым нас пугает Грехов?»

«Едва ли пугает, он знает, Пауль. Габриэль – экзоморф, и его возможности также лежат за гранью моего воображения. Уверен, он и с эмиссаром-2 справился бы, да только видит дальше и желает добраться до главного, до короля. Пешки и другие фигуры его не интересуют».

Герцог хмыкнул, разглядывая лицо Ставра, отливающее металлическим блеском.

«Не буду спорить. Как ты себя чувствуешь?»

«Я быстро восстанавливаюсь, все нормально».

«Он взял тебя в свою команду? Когда вы отправляетесь в путь?»

«Пока не знаю, он даст сигнал».

«Желаю удачи, эрм. Хотел бы и я пойти с вами, да на Земле дел невпроворот. А уж если появится новый эмиссар…»

Ставр встретил взгляд Герцога и поежился. Пауль тоже хорошо видел будущее и знал, какие испытания выпадут на его долю и на долю друзей.

Они расстались, а уже через час Панкратов услышал пси-зов Грехова:

«Мы ждем тебя, возвращайся».

Даже не переодевшись, как был – в «бумеранге», Ставр преодолел миллионы километров и вышел из метро в доме Габриэля.

Здесь его ждал сюрприз. Едва он вышел в коридор, как наткнулся на трехметровую черную глыбу чужанина, до пояса завернутую в дырчатую, отблескивающую золотом фольгу. Остановился. Чужанин «смотрел» на него – в пси-диапазоне – с каким-то определенным интересом, потом сказал на своеобразном, ломаном пси-огненном языке, слова которого высвечивались в сознании собеседника в форме трепещущих струй северного сияния:

«Раддость видение… ощущателност… понимание?»

«Спасибо, взаимно», – ответил слегка растерявшийся Ставр. Приветствие чужанина было полно доброжелательности, отчего на душе стало теплее.

Чужанин шевельнулся и с глухим тумм-тумм-тумм зашагал по коридору к своим апартаментам, скрылся за дверью. Интересно, подумал Ставр, сколько на самом деле внутри него живет существ? Двое, семья, племя?

«Проходи, – раздался голос Грехова. – Тут тебя с нетерпением ждет еще парочка знакомых».

Ставр вышел в гостиную и увидел в креслах за столом множество людей: самого хозяина, Яна Тота, его отца Пайола Тота, Велизара, своего отца, Барковича, Железовского, Забаву Боянову и незнакомого молодого человека с улыбчивыми глазами, крепкого на вид, круглоголового и лысоватого. Кого-то он напоминал, этот парень. Но Ставру не дали вспомнить. Молодой человек встал и протянул руку, приятно улыбаясь:

– Не узнаете? А ведь мы знакомы.

– Это Диего Вирт, – буркнул Грехов, проверяя работу пси-фильтра, жестом указал на свободное кресло. – Присаживайся.

Ошеломленный Ставр сел, даже не поприветствовав остальных.

Конечно, он все понял: Грехов перенес личность своего бывшего друга Диего Вирта в память витса, так сказать, «оживил» его. Но все же встретиться с Диего лицом к лицу, не как с инком, было непривычно.

Диего смотрел на него понимающе, подмигнул, и Ставр опомнился, быстро оглядев компанию, не обращавшую на него внимания. Только отец глянул недовольно да Ян Тот пошевелил пальцами в знак приветствия.

Видимо, компания находилась здесь давно, потому что половина напитков была выпита, закуски съедены и все перешли на сладкое, чай, кофе, лунный мед и горячие ягодные взвары. Ставр не сразу сообразил, что это прощание, поначалу он принял всех за команду, уходящую на поиски Сеятелей и Конструктора, поразившись, что она так велика.

– Если бы мы знали, почему Архитекторы и Конструкторы создали именно такой тип Вселенной, – прогудел, очевидно заканчивая беседу, Железовский, – именно с таким набором констант, нам была бы ясней стратегия Игры.

– Вы напрасно приписываете им функции творцов нашего метагалактического домена, – сказал Ян Тот; разговор шел на звуке, а не в мыслесфере. – Принципы формирования фундаментальных постоянных, физических законов, установила воля «генома» Универсума, все остальные – исполнители.

– Откуда это? «Кто создал эту природу в то время, когда не было ни чего бы то ни было, ни ничего, и мрак покрывался мраком?»[168] – продекламировал Велизар. – Древние мыслители тоже задавались теми же вопросами, что и мы, а разгадки как не было, так и нет. Голос Пустоты не зря советовал «искать забытые следы чьей-то глубины». Кто мне ответит, по какой причине Универсум воюет с другим таким же Универсумом, с другой равноподобной ему Вселенной?

– Для него это может быть не Война, а Игра.

– Суть дела термины не меняют. Я понимаю, что концепция совершенства природы – иллюзия, но война, в которую втягиваются помимо их воли целые цивилизации, какие бы цели она ни преследовала, – отвратительна!

– Люди, глядя на Вселенную с поверхности Земли, – обронил Грехов, – напоминают мне ученого, рассматривающего картину в микроскоп. Что он может увидеть? Только текстуру краски. Чтобы увидеть картину целиком, надо взглянуть на нее издали. Так и в нашем случае: чтобы оценить стратегию Игры – Войны Универсумов, надо выйти за пределы Вселенной.

– Ты выходил? – спросил Ян Тот с жадным любопытством.

Габриэль засмеялся.

– Для этого надо стать Конструктором или хотя бы ФАГом. Нет, за пределами Универсума я не был, за границей домена – был.

– И что там?!

– А ничего, – под общий смех ответил Грехов. – В языке человеческом нет слов, чтобы описать ту метавселенную. Могу лишь сказать, что Игрок-ФАГ добивается, судя по всему, упрощения континуума нашего мира, вырождения сложных форм взаимодействий, что ведет к «короткому замыканию» домена и к выходу его из Игры. Естественно, при этом «выбываем из Игры» и все мы, живущие в домене.

Наступила тишина.

Потом Баркович сказал, по своему обыкновению глядя на Грехова, откинув голову:

– Но кто может поручиться, что Конструктор выступит на нашей стороне, а не на стороне ФАГа? Ведь он запросто может уйти в другую метавселенную.

Грехов погрустнел.

– Конструктор – символ мира, который давно не существует, чьи законы нам неизвестны, я имею в виду – этические нормы, законы морали. Конечно, он может принять сторону Игрока, обладая собственной оценкой этических состояний, но он родился здесь, в Системе, и наш дом – его дом, а мы – его меньшие братья, странным образом ставшие приемными родителями. Да и не в нас, собственно, дело. Конструктор, как пресаниенсы до него – Архитекторы, рожден Универсумом, который не враг самому себе. Я не знаю, заложены ли в его геноме этические принципы типа «не повреди» или это уже наше, человеческое изобретение, но все то положительное, духовное, что мы создали за время существования Вселенной, наверняка передается выше, из домена в домен через поле Сил в «мозг» Универсума, изменяя матрицу мира. Любое другое изменение есть насилие, что и демонстрирует ФАГ. А Конструктор насилия не любит. Это все, что я знаю.

Снова короткая тишина повисла в комнате. Потом встал Пайол Тот, за ним Велизар и Баркович.

– Пора за работу, друзья. Счастливого вам пути!

Они пожали руки Грехову, Вирту и Ставру, ушли. Остались Железовский, Боянова и Прохор Панкратов, чувства которых читались в их поведении столь же хорошо, как и на экране.

– Если бы не обстоятельства, – пробасил Железовский, – я бы пошел с вами.

– Да и я тоже, – кивнул смущенно Прохор. – Да что уж там, не люблю я долгих прощаний. Ни пуха вам, ни пера! – Он повернулся к сыну. – Забежишь на минуту домой?

Ставр кивнул.

– Не забывайте, что он в розыске, – сказал Железовский. – Еранцев не оставляет надежды заполучить «террориста» и устроить показательный судебный процесс.

– Вряд ли это ему удастся, – сказал Ставр.

Трое интраморфов тоже вышли, причем Забава Боянова передала Ставру слоган нежного сочувствия и прощания, но ему не хватало еще одного прощания, и Грехов это понял:

– Два часа тебе хватит?

Ставр покраснел, но взгляда не отвел.

– Хватит.

– Тогда встречаемся здесь же через два часа. Попытайся не ввязываться в сомнительные истории, тем более если тебя разыскивает служба безопасности.

– Спасибо, попытаюсь. Один только вопрос: кто еще пойдет с нами?

– Все, кого ты видишь.

Ставр оглядел улыбающихся Яна Тота и Диего Вирта, кивнул:

– Годится. А чужанин?

– И он тоже.

– Тогда все в порядке. – Ставр поднял вверх кулак и стремительно вышел, уже видя, как он обнимает Видану.

Слова Грехова: «Попытайся не ввязываться в сомнительные истории» – он вспомнил в бункере под Тибетом, где встречался с Виданой.

Им никто не мешал, и два часа пролетели незаметно, а потом в бункер ворвался Ярополк Баренц в боевом «бумеранге» и взял на прицел замерших друг возле друга молодых людей.

– У меня мало времени, ребята. Я знаю, Ставр, что ты улетаешь с Греховым. Ответь на вопросы, и я вас отпущу. Кто в команде? Когда старт? Откуда? В каком направлении?

– Зачем это вам? – спокойно спросил Ставр, хотя внутри у него все сжалось. Он знал, что Баренц закодирован и работает на ФАГа. Каким же образом ему удалось проникнуть в заблокированный для него канал метро? – Как вы сюда попали?

– Пути Господни неисповедимы, – мрачно пошутил бывший воевода синклита. – Давай говори, мальчик, не заставляй меня применять силу. У меня тут целый арсенал в костюме: «шукра», «универсал» и кое-что помощней. Даже тебе не противостоять выстрелу в упор.

– Может быть, поработаем в контакте?

– Я уже не молод, да и после того, как ты «поработал» с Джезенкуиром, вряд ли найдется охотник составить тебе конкуренцию. Давай, не тяни.

– А если я не скажу, вы нас убьете?

Видана, ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого.

– Ты о чем, Ставр? Чего вы хотите, Ярополк?

– Я не один, – медленно сказал Баренц, темнея. – Там ждет взвод гуррах с аппаратурой зондажа. Я убивать вас не буду, вас убьет зондаж. У меня нет выбора.

– Выбор есть всегда, – раздался сзади ровный голос, и в помещение вошел Габриэль Грехов собственной персоной. Не обращая внимания на готового открыть стрельбу Баренца, прошел на середину комнаты, мельком взглянув на полуодетых Ставра и Видану, на пустую бутылку шампанского на столике возле кровати.

– Идите, ребята.

– Я… буду… стрелять! – скрежещущим голосом произнес Баренц.

– Идите, идите. – Грехов подтолкнул растерянную Видану к выходу. – Старик шутит. – Повернулся лицом к Баренцу и шевельнул пальцем. Комната с гулом качнулась, изменила форму, сжалась и снова стала прежней. – Пусть дети уйдут, Ярополк, а мы поговорим.

Ставр хотел возразить, но встретил взгляд черных, бездонных глаз Грехова и повел Видану к двери, захватив по пути одежду.

В коридорчике они оделись, заняли кабину метро, вышли в метро Софии, поднялись на холм, освещенный лучами вечернего солнца. Ставр поцеловал девушку в щеку, собираясь тут же стартовать в бункер, где остался Грехов, но Видана удержала его:

«Что происходит, эрм? Почему Баренц… там… с оружием? Он с ума сошел?»

«Нет, Дана, его запрограммировали».

Глаза Виданы расширились, она приложила ладонь ко рту.

«Боже мой! Что же теперь будет?»

«Не знаю. Грехов найдет выход. Кстати, ты совершенно не обратила внимания на… мой… на меня…»

«Обратила, мой милый. Ты теперь похож на металлическую статую, разве что чуть более теплую. А вот ты – действительно не заметил…»

«Что?»

«Я тоже сделала Д-прививку, так что мы теперь неразлучны. Попроси Грехова, чтобы он взял меня с вами. Я просила, но он отказал».

Ставр долго смотрел на зябко вздрагивающую девушку, на губах которой играла легкая улыбка, осторожно обнял, словно драгоценную вазу из хрупкого хрусталя, поцеловал в губы:

– Ты очень красивая на фоне вечернего солнца. – Отступил на шаг, откровенно любуясь ею. – Но ведь кто-то должен ждать меня здесь, дома? Какой еще стимул может гнать интраморфа из дальних далей на Землю?

– Лицемер! – Она сердито топнула ногой, отвернулась. – Уходи, видеть тебя не желаю.

Когда она повернулась обратно, его уже не было рядом, и душа девушки рванулась следом, плача и смеясь, обнимая и целуя…

В бункере Железовского уже никого не было, и Ставр завернул к Баренцу, который жил на окраине Североморска. Однако дома воеводы синклита не оказалось. Постояв в задумчивости возле дома, Ставр сел в такси и вернулся обратно к метро, с горечью пережив встречу с бандой ублюдков на аэрах, которые с визгом и хохотом облили светящейся краской монумент Славы на берегу Кольского залива, возведенный в честь погибших моряков во время Второй мировой войны сотни лет назад.

Мир не менял своих ориентаций на вседозволенность и продолжал смеяться, любить, веселиться, искать наслаждений, беситься и ненавидеть, несмотря на неумолимое приближение «конца света» в паутине нагуалей. А те, кто это ощущал, спешили воспользоваться своим знанием, презирая всех, в том числе и самих себя, низводя свои потребности в ранг высшего закона, отрицая законы морали и этики.

Проводив глазами армаду «ангелов ада», закусивших удила, Ставр повернул аэр на восток и вскоре вылетел из городской визуально-рекламной зоны, остановил такси над лесом, оглянулся.

Сзади над ночным городом вставали столбы и облака света, носились рои цветных огней, пронзали небо трассы звезд, струи искр соединялись в слова и образы, распадались, чтобы снова собраться в объемные фигуры и радуги реклам. Ветер принес шум, беспечный смех, крики, обрывки музыки, и Ставр, передернув плечами, бросил машину вниз, к метро.

Однако точно такая же свето-шумовая феерия встретила его и в Брянске, где жил Грехов. Ставр не стал выходить прямо в доме Габриэля, а решил воспользоваться такси и пожалел об этом, когда наткнулся точно на такую компанию, что и в Североморске. С окончательно испорченным настроением он снизился и так, на бреющем, на высоте не более метра над водой, добрался до владений Грехова, расположенных на обрыве над Десной.

Никто не бросил ему упрека в задержке экспедиции, хотя все давно уже были готовы к походу.

«Извините за опоздание, – сказал Ставр без особого раскаяния. Повернулся к Грехову, который возился над каким-то живым с виду черным «слизняком». – Что вы… сделали с Баренцем?»

«Ничего, – оглянулся Габриэль. – Он будет спать в одном из моих ранчо до нашего возвращения. Надевай-ка вот это». – Грехов ткнул пальцем в «слизняка».

«Что это?»

«Твой новый костюм взамен «бумеранга». Д-прививка дает тебе возможность носить защитную оболочку из «чистой энергии».

«Но мне необязательно…»

«Мы пойдем туда, где люди жить не могут, и защита понадобится крутая. Эта штука – подарок Сеятеля, можно сказать, кусочек его плоти. С ним тебе не страшны будут никакие низкоэнергетические процессы вплоть до ядерного синтеза или распада».

«А… остальные… как же?»

«За нас не беспокойся, – поднял отсутствующий взгляд Ян Тот. – Мы с Диего в Д-прививках не нуждаемся, а наш друг Мориончик имеет свой защитный костюм».

«Кто это – Мориончик?»

«Мы есть вот», – ответил, входя в комнату, скалообразный чужанин.

Диего Вирт засмеялся, дружески потрепал Ставра по плечу, и тот молча принялся стаскивать с себя «бумеранг».

«Слизняк чистой энергии» растекся по телу упругой, покалывающей электрическими разрядами пленкой, и прошло немало времени, прежде чем Ставр привык к новому костюму, угадывающему желания, подчиняющемуся любой мысленной команде и вообще ведущему себя как дополнительный, но вполне естественный орган человеческого тела, как вторая кожа. Он мог формировать дополнительные конечности, оружие – типа лазера или «универсала», мог встраивать в себя другие виды оружия от парализатора до аннигилятора «шукра» и кайманоидских уничтожителей, а также любую другую аппаратуру и снаряжение. Кроме того, костюм утилизировал все отходы метаболизма и превращался в любой вид одежды, вплоть до «хамелеона», костюма-невидимки. Еще несколько лет назад, до изобретения уников, такой костюм мог бы произвести на владельца неизгладимое впечатление, нынче же Ставр не пришел в восторг от возможностей новой одежды, и не в последнюю очередь по той простой причине, что «чистую энергию» мог носить далеко не каждый человек. Если уж новая Д-кожа меняла не только энергетику тела, но и психику испытателя, то «сверхкожа», то есть «чистая энергия», тем более, придавала человеку новое качество, превращала его в «птицу пространства», свободную от пут земного тяготения, смены дня и ночи, воздуха, земного образа жизни.

Ставр даже начал было опасаться, не изменится ли его психика до такой степени, что он забудет и родителей, и Видану, и вообще Землю, но Грехов, тонко понимающий состояние контрразведчика, успокоил спутника:

«Не уходи в самоанализ слишком глубоко, мальчик. Ты стал дигамбара[169], не более того. Природа лепила тебя миллионы лет, и база твоя – база человеческого существа с его трагической раздвоенностью. Даже мне не удалось сбросить с себя ярмо человеческих эмоций и желаний, хотя я и вышел за пределы смысла жизни. Но, в общем-то, дальнейшая твоя судьба зависит только от тебя, от твоего ума, запасов духовности и воли. Не уверен – не берись за дело совсем».

«Я – воин!» – помедлив, мрачно ответил Ставр.

«Тогда все в порядке. Поехали, орлы».

Но в этот момент кто-то вышел из кабины метро, большой и сильный, заглянул в гостиную. Пятеро молча смотрели на Аристарха Железовского.

– Пришел проводить, – сказал тот вслух. – Уж простите старика за сентиментальность. Возвращайтесь с серым призраком или лучше с Конструктором. Только пусть он не слишком сильно трясет Систему.

– Хорошо, что зашел, – сказал Грехов. – Передай начальству «контр-3», что К-мигрантов необходимо нейтрализовать в первую очередь. Найти и уничтожить! Иначе они наделают много бед. Было время, когда с ними можно было договориться, теперь же в их психике произошли необратимые изменения. Этот случай лечению не поддается.

– Да я знаю.

– Гуррах тоже не подарок, но их мало и с ними нужно говорить на их языке, языке насилия и равнодушия. Проиграв, они уходят. Их цивилизация практически выродилась, Вселенной не нужны такие сверхагрессивные, хотя и технически талантливые существа, и мне их жаль. И еще: как только появится эмиссар-два, уходите в подполье. До нашего возвращения.

– Как мы это обнаружим?

– Вы это почувствуете. Прощайте, Аристарх.

Железовский качнул головой, отступил.

– Ну уж нет, прощаться я не намерен. Желаю удачи!

Ставру очень хотелось обнять деда Виданы, но он боялся, что эти суровые люди, в окружение которых он попал, его не поймут.

ОРИЛОУХ – М13

В метро зашли вчетвером. Чужанин Морион имел собственную станцию метро и стартовал первым.

Мигнули стены, сердце ухнуло в пятки, прыгнуло к горлу, и сквозь зелень в глазах проступил новый рисунок на стенах кабины. Грехов шагнул в проем двери первым, за ним вышли остальные.

Кабина метро оказалась установленной в центре круглой башенки с прозрачными стенами, сквозь которые виднелся снежно-хрустальный пейзаж Орилоуха. Прыжок на сто парсеков занял всего несколько секунд.

Ставр, конечно, видел ландшафты Орилоуха, как и спутники, хотя не в натуре, а в записи, на виом-картинке. Теперь же он мог любоваться красотами этого странного мира напрямую.

Мир Орилоуха представлял собой сложнейшее многомерное планетарно-инженерное сооружение размером с такую планету Солнечной системы, как Сатурн. Издалека, из космоса, оно смотрелось как планета, окутанная снежно-ледяной, геометрически идеального рисунка ажурной коркой, однако на самом деле «планета» орилоунов была делом их рук, искусственным объектом, приспособленным для проживания в нем таких сверхэкзотических существ, как орилоуны. С новой точки зрения, что орилоуны – потомки чужан, «живые математические формулы», рассматривать их обиталище было интересней втройне.

Самым поразительным в жизни орилоунов было не мгновенное, но очень быстрое и плавное изменение ландшафтов планеты при каждом их действии. И Ставр только теперь воочию убедился – что такое жизнь «математических формул»: каждый их шаг действительно представлял собой процесс математического преобразования, который существенным образом менял жизненное пространство этих формул и сами формулы. Представить этот процесс в уме было несложно, увидеть его реализованным – поразительно!

Ставр, да и Ян Тот, и Диего Вирт с одинаковым любопытством рассматривали бы поминутно меняющиеся пейзажи Орилоуха достаточно долго, но в один из моментов трансформации возле башенки метро, установленного, очевидно, Греховым много лет назад, возник словно из-под земли трехметровый, ажурный, ослепительно белый «одуванчик», на котором восседала черная с золотом глыба чужанина.

– Прибыл наконец, – будничным тоном прокомментировал Грехов.

Ставр понял, что это Морион.

– На чем это он? Неужели у орилоунов существует транспорт?

– Это, собственно, и есть орилоун.

Чужанин слез с «одуванчика», как большой и неуклюжий медведь, потопал к башне, а «одуванчик» вдруг превратился в друзу прозрачных кристаллов с тысячью радуг в каждом.

Но и эту форму орилоун держал недолго, плавно преобразовал тело в снежную розу, потом в сложное переплетение «цветов», снова стал «одуванчиком», хотя и несколько иных размеров и очертаний.

Ставр зачарованно смотрел на процесс трансформации орилоуна и не мог отвести взгляд.

Грехов открыл тамбур, чужанин протиснулся в башню, замер посередине. Между ними произошел быстрый разговор на сверхскорости, и, видимо, Габриэль знал другой способ связи с чужанами, потому что в пси-диапазоне Ставр их не услышал. Грехов повернулся к своей команде:

«Он говорит, что орилоуны не знают, куда ушли серые призраки, но зато готовы указать нам дорогу к сооружению, которое оставили Сеятели в одном из шаровых звездных скоплений в Геркулесе. По земным каталогам, это М13, двадцать три тысячи светолет от Солнца. Отсюда, с Орилоуха, примерно столько же.

– Что за сооружение? – заинтересовался Ян Тот.

– Подозреваю, что этого никто не знает. – Грехов снова обратился к чужанину, выслушав ответ. – На человеческий язык я бы перевел смысловое значение сооружения как «структурный стабилизатор». Но лучше поглядеть на месте, не так ли?

– Туда проложена ветка метро?

– Нет, придется преодолевать пространство варварским способом, на спейсере. – Грехов по мимике собеседников понял, о чем они подумали, и добавил: – Естественно, на спейсере орилоунов. Подходит нам такой транспорт?

– Эх, прокачу! – выразил общие эмоции Диего Вирт. – Не наткнуться бы на нагуаль.

Грехов вошел в метро и через несколько минут вышел с шестиногом, похожим на земного варана.

– Пойдет с нами.

– А-а, дракоша. – Диего Вирт шлепнул «варана» по морде, глянул искоса на Ставра. – НЗ, акваблок, кое-какое снаряжение. Мало ли на что может пригодиться.

Это был передвижной склад с запасами сгущенной соды, энергоконсервов и пищи, приготовленной по технологии «джинн», то есть с применением субмолекулярного сжатия. Весил он, по крайней мере, полторы тонны.

Не говоря ни слова, Грехов направился к тамбуру, за чужанином, который снова оседлал орилоунский «одуванчик». Однако остальным не надо было залезать на этот псевдоживой транспортный механизм. Стоило им выйти из башни метро (энергокостюм Ставра сам перестроил форму, защищая хозяина от местных условий: минус пятьдесят градусов по Цельсию, воздух – смесь гелия и водорода), как часть почвы под ними свернулась бутоном тюльпана и втянула всю команду в какой-то снежно-ледяной тоннель. Стены тоннеля помчались назад со всевозрастающей скоростью, создавая иллюзию движения, хотя Ставр подозревал, что никуда они на самом деле не двигались. Просто «мир живых формул» изменил свое состояние таким образом, чтобы совместились координаты месторасположения землян с планетарным «космодромом».

Тоннель изогнулся вниз, словно собираясь загнать людей в недра планеты, но это ощущение оказалось ложным – вынесло их на свет, на поверхность.

Пейзаж вокруг был уже другим, напоминая земной величественный заснеженный лес, только деревья в этом лесу на самом деле были орилоунскими аналогами спейсеров самых разных размеров, но одинаковой формы: остроконечная елка с невероятно сложным рисунком лап и иголок. Вероятно, орилоуны выращивали свои корабли, а может, синтезировали из тела планеты, применяя направленный процесс «кристаллизации».

«Если бы не наше задание, я бы здесь остался, – сказал Ян Тот. – Весь мир Орилоуха – гигантская овеществленная формула, вернее, математический процесс, изменяющийся со временем в соответствии с нуждами орилоунов, целенаправленных информпреобразований. Вот почему орилоуны так неохотно покидают свой мир».

«Это почему же?» – не понял Диего Вирт.

«Потому что каждый орилоун – лишь часть общей формулы, часть процесса, неспособная к законченному преобразованию, то есть к волеразумному действию. Ну, как бы часть тела, «усыхающая» при отделении. Они не могут долго находиться вне всего «общества», запас преобразований слишком мал для полноценного обмена информацией, и, достигнув «потолка», когда дальнейшие процессы обмена идти не могут, орилоуны «засыпают». – Ян подумал и добавил: – Или умирают. Для меня же самое поразительное состоит в том, что орилоуны все время изменяются, каждую секунду, каждый миг. Например, «конь», что принес на себе нашего Мориона, уже далеко не тот, что был вначале. Да, я бы остался здесь…»

«В чем же дело? – спокойно отозвался Грехов. – Оставь двойника, для тебя они сделают исключение».

«Не понял!»

«Дело в том, что мы для мира Орилоуха представляем собой посторонние включения, мусор, грязь, а вернее, нечто вроде информационного «вируса», искажающего адекватность и чистоту внутренних преобразований. Когда-то давно орилоуны весьма жестоко расправлялись с нашими разведчиками и контактерами, пока не заставили отступиться с исследованиями».

«Что ж, если вы договоритесь с ними, я оставлю дубля, а на обратном пути заберу», – сказал Ян Тот. Он был великолепен в своей уверенности.

Чужанин Морион ждал товарищей возле одной из «елок» высотой в полсотни и диаметром основания в сто метров. Форма «елки» изменилась уже в тот момент, когда к ней приблизился чужанин, а когда подошли остальные члены экипажа, она и вовсе превратилась в сложнейший конгломерат «морозных узоров». Чем-то этот конгломерат походил на серого призрака в момент размышления, и Ставр поделился впечатлением с Греховым.

«У тебя хорошая интуиция, – рассеянно сказал Габриэль, разговаривая одновременно с чужанином. – Сеятели – конечная стадия развития формы жизни, которая образует цепочку: Тартар – Чужая – Орилоух – цивилизация серых призраков. Все они одного корня, но разного уровня выхода в наш мир. Сеятели проэволюционировали на миллионы лет раньше, только и всего».

Ставр уже слышал подобную версию от Яна Тота, но, получив подтверждение Грехова, все же пережил несколько удивительных минут соприкосновения с тайной. Чужанин, Грехов и Ян уже скрылись в недрах орилоухского спейсера, а Ставр все еще дивился на него, пока развеселившийся Диего не подтолкнул его в спину:

– Смелей, эрм, еще не то узнаешь.

– Ну и дела!

– Это уж точно.

И они заторопились на зов руководителя экспедиции.

Внутри корабль орилоунов во всех своих проявлениях не отличался от «тоннеля», по которому только что «путешествовали» земляне: ни одного источника света, но прекрасная видимость, красивые, гармоничные изгибы белоснежно-хрустально-серебряных стен с «морозным» рисунком, бегущие по потолку «живые» сталагмиты, разглядывающие гостей, какие-то ниши, большие и поменьше залы, заросшие перепонками и ледяной паутиной. Но ничего знакомого из быта людей гости не увидели, хотя Ставр подспудно ожидал каких-то волшебных превращений, хотя бы визуально имитирующих земные условия. Единственными понятными предметами, попавшимися на глаза, оказались вполне земные с виду снежные кресла, предложенные пассажирам в одном из залов в окружении зарослей из сверкающих белизной ажурных кактусов и подсолнухов.

Пол в этом зале был похож на замерзшую речную гладь с редкими барашками и волнами, потолок напоминал арочное перекрытие из невероятной красоты изогнутых балок.

«Садитесь, – кивнул на кресла Грехов. – Хозяин сам знает, что делать, а во время полета нам придется довольствоваться своими запасами. Есть-пить хотите?»

«Я думал, нам предложат комфортные каюты, – весело сказал Диего. – Неужели орилоуны не могут создать для нас земные условия?»

«Потерпишь, аристократ. К тому же орилоун, внутри которого ты находишься, и без того рискует жизнью или, во всяком случае, здоровьем. Он запросто может подхватить какую-нибудь «болезнь» вроде необратимых изменений при одном только контакте с нами».

Диего присвистнул.

«Героический парень! Так что же, мы теперь будем сидеть и ждать, пока не прилетим?»

Чужанин, скалой торчащий в гуще «зарослей», скользнул по «льду» пола к стене зала и растворился в ней без следа.

«А он орилоуну не создает дискомфорта?»

«Они родственники в каком-то смысле, так что за него не беспокойся. А нам лучше посидеть тихо».

Все расселись по креслам, замолчали. Хотя через некоторое время Диего сказал:

«Все-таки хорошо бы видеть, куда мы летим…»

Не успел он закончить, как пол под ногами потемнел, стал прозрачным и превратился в экран или, скорее, огромное окно, сквозь которое стал виден космос.

Оказывается, они уже стартовали, хотя пассажиры никаких ощущений при этом не испытали. Далеко внизу, слева от кресел, на фоне редкого бисера звезд светился белесый шарик Орилоуха, справа сверкала, как бриллиант, центральная звезда системы, и все это плавно уменьшалось в размерах, уходило назад, пока за считаные минуты планета и ее солнце не стали такими же искрами, как и звезды Галактики.

«Идем шпугом, – сказал Диего. – Оказывается, орилоуны тоже умеют ходить с двойным ускорением, как наши спейсеры».

И снова, будто отреагировав на его слова, стали прозрачными стены зала и потолок. Со всех сторон люди в креслах были теперь объяты тьмой космоса. Стал виден Млечный Путь, но не так, как с Земли. Орилоух был расположен, во-первых, ближе к ядру Галактики и как бы над ее плоскостью, а во-вторых, в другом спиральном рукаве. Хорошо было видно, что это действительно спираль.

Над головой слабо светилось скопление галактик Волосы Вероники, левее – горели облака света в Треугольнике, правее и под ногами сияли цепочки далеких галактик в Персее и Геркулесе, а еще дальше чернел абсолютный провал без единого лучика света – войд, гигантская, в миллионы парсеков, ячейка пространства, свободная от звезд и их скоплений, оконтуренная со всех сторон волокнами галактических скоплений.

Люди, знавшие толк в красоте и гармонии, созерцали бы эту волшебную, хотя и достаточно привычную, картину долго, если бы не старт орилоуна. Спейсер изменил ориентацию, замер на мгновение, задрожав, как бьющий копытом в нетерпении рысак, и рванулся вперед со всевозрастающей скоростью.

«Поздравляю, стармены, – сказал Грехов с рассеянным видом. – Он решил показать нам все эффекты хода на сверхсвете. Видимо, понравились мы орилоуну. Когда меня транспортировали внутри «призрака», я ничего не увидел».

«Это значит, что орилоуны овладели «штриховой» сверткой измерений, – сказал Ян Тот. – Кстати, Габриэль, а лемоиды случайно не родственники орилоунов? Вы ведь в курсе, что возле нагуалей сначала появились лемоиды, а движутся они тоже в манере «струнного штриха».

«Лемоиды не имеют к орилоунам ни малейшего отношения. По одной из версий это всего-навсего пузыри иного вакуума, макроквантовые флуктуации глюонного поля вблизи нагуалей. И разума в их поведении не больше, чем в горении костра».

«А есть и другие версии?»

«Есть объективная реальность… не допускающая таких эффектов в нашей метавселенной».

«Так что же, лемоиды… не существуют?»

Грехов не ответил, закрыв глаза.

Ян Тот хмыкнул, переглянулся со Ставром, которого тоже заинтересовали намеки Габриэля.

«Жаль, я не начал этого разговора раньше. Надобно проверить кое-что… Габриэль, а горынычи – тоже фантомы?»

Грехов открыл глаза, в которых туманилась неизбывная печаль.

«Файвер, ты все понимаешь с ходу, а с проверкой потерпи до возвращения».

Тот кивнул и, не отвечая на недоуменный взгляд соседа, ушел в свои мысли. Ставр не решился переспрашивать его, хотя ничего в диалоге Яна и Грехова не понял.

«А все-таки вы не ответили, – сказал Диего Вирт. – Мы не наткнемся на нагуаль, как лайнер «Баальбек»?»

«Думаю, что орилоун знает, как обойти нагуаль. А если нет, значит, не повезет».

«Ну спасибо, отец родной, – фыркнул Диего. – Утешил!»

Орилоунский спейсер продолжал пожирать пространство, набирая скорость небывалыми темпами, и уже начали сказываться эффекты подхода, а потом и пересечения границы скорости света.

Сзади звезды поредели и покраснели, впереди сгустились и поголубели. Затем сзади небо стало черным, а впереди все звезды собрались в один гигантский рой, все увеличивающийся по мере того, как спейсер догонял кванты света, испущенного задними звездами. И наконец рой впереди стал сжиматься, сиять все ярче, пока не сжался в точку, окруженную более слабым гало. А когда скорость корабля стала почти сравнимой с бегущей «струной», произошел как бы сильнейший разряд, пространство лопнуло, разорвалось, и во все стороны прянули потоки и клочья звездного огня…

Стены зала потускнели, картина космоса, проколотого «иглой» спейсера, исчезла… чтобы через мгновение появиться снова в прежнем обличье. Корабль окружало множество неярких, но крупных, в большинстве своем красных и оранжевых звезд. Одна из них, бордово-малиновая, сияла совсем близко.

– Мы у цели, – очнулся Грехов от своих размышлений. – Шаровое скопление М13 перед вами, господа. Около шестисот холодных красных гигантов поздних классов от М до К. Прошу любить и жаловать. Ждите, нас позовут.

Ставр и Ян Тот переглянулись. Было заметно, что Тот Мудрый заинтригован, и Панкратов позавидовал его увлеченности и любопытству. Тот был исследователем до мозга костей и жил в своем мире, мире вечного зова тайны и творческого поиска.

«На таком корабле можно долететь и до границ домена», – сказал Диего Вирт дипломатично.

«Вряд ли, – возразил Ян. – Размеры домена – десять в степени миллион[170]. Для преодоления такой бездны пространства требуются другие методы преодоления линейных расстояний».

«Вы правы, дружище, – сказал Грехов. – И такие методы существуют. Нам предстоит в этом убедиться».

Из стены вышел чужанин, сказал на своем пси-визуальном языке:

«Выходить есть возможность».

Люди встали из кресел одновременно.

С точки зрения землянина, ничего похожего на космическое сооружение они не увидели.

Спейсер висел рядом с туманно-белесой трубой диаметром в километр-два, уходящей в обе стороны в бесконечность. Труба и представляла собой загадочный «структурный стабилизатор», созданный серыми призраками неизвестно когда и неизвестно для каких целей.

Ставр оглянулся.

Группа землян вместе с чужанином и «ящерицей» автоматического склада висели рядом с орилоунским спейсером, ставшим вдвое короче по сравнению с первоначальными размерами. Видимо, преодоление более двух десятков тысяч световых лет стоило ему потери половины запасов энергии и массы.

«Попрощайтесь с ним, – сказал Грехов. – Он возвращается».

Скафандры из «чистой энергии» позволяли ему и Панкратову выглядеть так, будто они вообще находились в открытом космосе без каких-либо скафандров. Впрочем, и «пузыри» на Яне и Диего открывали их не меньше. Если бы кто-нибудь из нормальных людей увидел их команду сейчас, он поверил бы в чертовщину.

«А как же мы?» – спросил Ян Тот.

«Дальше мы пойдем своим ходом. Следуйте за мной».

Грехов стал отдаляться от группы, приближаясь к белесой трубе. Через минуту он превратился в точку, коснулся трубы и исчез в ней без следа. Тотчас же за ним двинулись чужанин и «варан»-склад.

«Я подозреваю, что это нечто вроде визуального эффекта стационарной «сверхструны», – сказал Ян Тот, не потерявший привычки анализировать непонятные явления.

«Что и каким образом может стабилизировать «струна»? – скептически отозвался Диего Вирт. – Габриэль сказал, что это «стабилизатор структур».

Висящий сзади орилоун вдруг исчез. Домой он решил возвращаться в режиме «струна», развлекать ему было некого.

Ставр пожелал ему доброго пути и дал команду своему невидимому костюму начать движение.

Труба стабилизатора начала приближаться, увеличиваться в размерах, пока не превратилась в почти плоскую стену голубовато-серебристого тумана. Ставр направил себя в то место, где один за другим исчезли Грехов и чужанин, невольно задержал выдох, будто нырял в воду, и… оказался в нормальном земном помещении, похожем на зал визуального контроля какого-нибудь спейсера. Посредине стояли на полу – гравитация в зале была вполне земной – Грехов, чужанин и еще один человек, в котором Ставр с изумлением узнал второго Грехова, только одетого иначе – в серый уник со множеством кармашков и «молний».

«Ага, вот они где», – раздался голос Диего, и рядом с Панкратовым появились Ян Тот и Вирт. Последовала пауза, которую со смешком прервал Диего:

«Значит, мы попали куда надо? Вы не Сеятель случайно?»

«Это инк местного обслуживания, – проворчал Грехов. – И все, что вы видите, – иллюзия уровня-5. Контрразведчик, надеюсь, понимает в этом толк».

Ставр кивнул.

«Структурный стабилизатор» создан серыми призраками недавно, – продолжал Грехов, – лет сорок назад по нашему летосчислению, и служит он для контроля состояния вакуума в нашей метавселенной. Серые призраки тоже знали о просачивании в наш мир «вируса ФАГа» и приняли кое-какие меры».

«Ну хорошо, это действительно стабилизатор, и он что-то здесь стабилизирует, но мы-то что будем с этого иметь? Если твой двойник – не Сеятель, знает ли он, где искать своих хозяев?»

«Как вам сказать, – улыбнулся псевдо-Грехов совсем по-греховски, – и да, и нет. Думаю, что Сеятели ушли из данной метавселенной в соседний домен, а может быть, и вообще вышли за пределы Универсума, в Большую Вселенную, было у них такое намерение. Однако их можно отыскать».

«Каким образом?»

«Вы находитесь внутри двенадцатиметрового континуума, который можно охарактеризовать как перегиб пространств. Иначе говоря, это одновременно и канал мгновенной масс-транспортировки».

«Я был прав, – хладнокровно заметил Ян Тот. – Это «полуразвернутая сверхструна».

Двойник Грехова с интересом глянул на ученого.

«Кажется, я имею честь встретиться еще с одним из файверов?»

Ян Тот хмыкнул.

«Вы имеете в виду, что я – представитель Пятой волны разума? В таком случае вы тоже один из нас?»

«О нет, я лишь машина для обслуживания инфинитного канала, инк, как принято говорить у вас, но я уже имел дело с файверами и могу выделить их из толпы. Прошу ваших друзей не обижаться».

Ян Тот шагнул к лже-Грехову и перешел на другую пси-частоту, и Ставр перестал слышать его пси-голос. Габриэль кивнул, отвечая, видимо, на вопрос, подошел к Диего и Ставру.

«Пусть поговорят, пока есть время, у них есть общие темы».

«Я не все понял насчет Пятой волны, – сказал Диего Вирт. – Что Ян хотел этим сказать?»

«Что хотел, то и сказал. Он – файвер, то есть разумное существо Пятого поколения сапиенс-волны в нашем домене. Его родина – Земля, предки – люди, но все равно он файвер. Другие «пятерочники» родились в других местах, они есть даже среди известных вам кайманоидов и соотечественников эмиссара Джезенкуира. Помните, серый призрак сказал, что в результате действий Конструкторов должна была появиться раса их прямых потомков – Инженеров, Четвертая волна? Этого не произошло, но родилось множество цивилизаций типа земной, которые и стали Четвертой волной разума экспансивно-агрессивного эволюционного вектора. Вот из нее и вылупится когда-нибудь более мощная, изначально толерантная Пятая волна».

«Уже вылупилась», – тихо сказал Ставр.

Грехов посмотрел на него с одобрением.

«В общем-то Ян и другие – лишь первые ростки новой сапиенс-жизни, но и ты, эрм, недалек от прорыва в эту жизнь. Хотя путь твой будет извилист и горек».

«Но этот твой двойник говорил, что уже встречался с файверами, – заметил Диего. – Кого он имел в виду?»

«Меня».

Ставр ожидал именно такого ответа, и все же ему стало не по себе. Хотя, с другой стороны, он прекрасно понимал, что ему дается единственный реальный шанс стать файвером и пригласил его Грехов в команду, возможно, с этим расчетом. Готов ли он пойти так далеко? Ставр подумал и признался в душе самому себе – нет, не готов. На Земле его ждала Видана… и родители. И друзья… и множество неотложных дел. Может быть, потом, когда закончится эта странная Война-Игра и все определится?

«Все определится раньше, – сказал Грехов с тонкой, иронично-грустной улыбкой, свободно прочитав мысль Панкратова. – Файвер – это не профессия, это состояние, определенное координатами твоей судьбы на линии Преджизнь – Жизнь – Наджизнь – Сверхжизнь. Наши координаты пока полны неопределенности Жизни. Кстати, состояние файвера вовсе не означает, что ты отринешь все человеческое и, как ангел, воспаришь в горние выси. Ян Тот, например, родился файвером, но он человек со всеми вытекающими отсюда последствиями. И эмоциями. И тоже может любить и ненавидеть».

«Что-то в этом я сомневаясь, – проворчал Диего, склонный к прямоте. – А ты?» – обратился он вдруг к чужанину.

«Мы понимать люди редкость», – ответил еще более прямо застигнутый врасплох Морион.

Габриэль засмеялся и отошел к беседующей паре.

Инк «стабилизатора» и Тот Мудрый прекратили наконец беседу и расстались, довольные друг другом.

«Я полностью к вашим услугам, – сказал двойник Грехова, уже перенявший часть личных черт Яна. – Что желать изволите?»

«Кенгуру к границе мы желаем, – ответил Грехов. – Нам необходима встреча с Сеятелями, и мы их найдем».

«Я доставлю вас до следующего перегиба у границ домена, дальше спросите дорогу у других. Прощайте».

Инк исчез, а вместе с ним исчезла и обстановка «спейсерного» зала. Команда землян и чужанин повисли в жемчужном тумане, в невесомости. Затем словно птица махнула над ними гигантским крылом, туман расползся в стороны, открывая Бездну под ногами, и Дно Мира ринулось навстречу сквозь эту Бездну…

ДУККХА

С трудом переставляя ноги, Видана пробиралась по узкому каменному ущелью, стены которого, то пышущие жаром, то леденящие, испускающие волны жуткого холода, норовили зажать девушку, расплавить, или заморозить, или просто раздавить. Но она, упорно раздвигая эти стены руками и телом, шла вперед, превозмогая слабость и боль, останавливаясь только тогда, когда кожа начинала зудеть и чесаться, отваливаться кусками, обнажая твердый, в зеленых пятнистых разводах, хитиновый панцирь…

Видана вскочила и некоторое время сидела на кровати, глядя куда-то далеко, сквозь стены, не узнавая обстановки. Потом, поддерживаемая заботливой рукой бабки, легла, расслабилась, виновато улыбнулась.

«Сон плохой пригрезился? – проговорила Забава Боянова. – Что-нибудь со Ставром случилось?»

«Нет, я к нему шла… он далеко, я это чувствую… и очень чешется кожа!»

«Как же ей не чесаться, коли ты сделала себе Д-прививку. Терпи теперь. Надо же, что мужики с нами делают! И ведь каждый раз мы все равно покоряемся им. Нет, плохо природа устроена, менять законы надо».

Видана закрыла глаза. Вновь вернулась головная боль, не устраняемая волевым усилием, а кожа на теле зудела так, что хотелось царапать ее, рвать ногтями, содрать с себя как чехол, и пусть уж действительно будет вместо нее хитиновый панцирь, лишь бы она не раздражала, не чесалась.

Забава вздохнула, подошла ближе и замерла, опустив на голову и грудь внучки ладони. Через минуту Видана почувствовала облегчение, благодарно сжала руку Бояновой, но биоперенос действовал недолго, с час, потом все равно перестраивающийся организм девушки начинал угнетать нервную систему, и ничего поделать с этим было нельзя, пока не закончится процесс.

По щеке Виданы поползла слеза. Забава хотела пожурить ее, напомнить, ради чего она пошла на рисковую операцию с Д-прививкой, но вдруг поняла, что девушка плачет не от физической боли, а оттого, что вспомнила отца. У Бояновой тоже подступил комок к горлу, потому что Веселин был ее сыном и погиб в атаке ФАГ-террористов по нелепой случайности, но перебирать варианты его спасения было уже поздно. И все же просится слеза… – прошептала про себя «железная» бабка Виданы.

В комнату заглянул только что вернувшийся Железовский, сразу наполнив собой весь дом, и обе женщины почувствовали его молчаливую любовь и нежность, никогда не выражавшиеся в словах, но излучаемые и ощущаемые даже на расстоянии.

«Как дела, дед?» – попыталась улыбнуться Видана.

«Как сажа бела, – ответил Аристарх, подсаживаясь к воздушной кровати внучки. – А ты неплохо выглядишь, я ожидал увидеть мумию».

«Типун тебе на язык! – проворчала Забава, чмокнула мужа в щеку. – Вы тут поворкуйте, а я пока приготовлю завтрак».

– Что бы я без тебя делала! – сказала с улыбкой Видана, сжимая обеими руками громадную длань деда. – Рассказывай. Есть новости?

Аристарх понял, что она имела в виду Ставра, но сделал вид, будто речь идет о другом. У нее странным образом светились глаза и губы, и сердце деда сжалось от предчувствия: Д-прививка меняла не только плотность тканей, но и всю энергетику человека, а были подозрения, что и психику, и не было уверенности, что Видана выдержит перестройку.

Тихо «качнулась» Вселенная, передав толчок мозгу и костям черепа. В голове зазвучал Голос Пустоты:

– Никто меня не… носите зонтики… падение реальности плачет красным ветром…

«Он сошел с ума! – прошептала Видана. – Я даже чувствую, как он страдает, пытаясь сообщить нам что-то важное».

«У тебя развилась джунглевая чувствительность, – пошутил Аристарх. – Но ты, наверное, права. Голос страдает, как и все мы. Новостей хороших мало, Дана. О Грехове с командой известно лишь, что они добрались до Орилоуха. Где они сейчас, никто не знает. А у нас ты сама видишь, что делается».

– Аристарх, к нам гости, – подала голос Забава.

В спальню через минуту вошли трое мужчин: Прохор Панкратов, Пауль Герцог и Людвиг Баркович, – и в доме сразу стало шумно и весело.

Каждый принес подарок, фрукты и вино, и даже Баркович, сбросив маску, галантно поцеловал пальцы девушки, сообщив вполне искренне, что она обворожительна! Видана повеселела, справилась с очередным приступом боли и меланхолии и с удовольствием окунулась в атмосферу компанейской доброжелательности, пикировки, шутливой перебранки и улыбок. Такого удовольствия она не испытывала уже давно. Не хватало в этой компании только Панкратова-младшего.

Час пролетел незаметно. Говорили о чем угодно, только не о делах. Баркович рассказал, как он удил рыбу в озерах Плоти Бога на Марсе и все время вытаскивал лягушек-мутантов. Герцог поведал историю, как он познакомился со своей будущей женой (оказывается, месяц назад он женился!), не зная, что она вычислила его еще будучи десятилетней девочкой. Прохор Панкратов привел в пример своих родителей, потом себя, развеселив всех жалобами на «тиранство слабого пола». Эти разговоры подвигли Аристарха рассказать романтическую историю любви Ратибора Берестова и Анастасии Демидовой, и к ее концу за столом установилась тишина. За всеми воспоминаниями маячила загадочная неординарная фигура Габриэля Грехова, также любившего Анастасию, но сумевшего заковать свои чувства в стальные латы воли и уйти. Правда, не только у Виданы, зачарованно вслушивающейся в рассказ, сложилось впечатление, что Грехов вернулся на Землю не в последнюю очередь из-за своей любви. Хотя, наверное, как никто другой понимал, что к прошлому возврата нет, а также знал, что Настя Демидова любит Ратибора и чувства их не охладели.

Приблизился приступ. Видана почувствовала, что начинает растворяться в тяжелом гуле, с каким через все ее тело потекла Вселенная, и вскрикнула, на мгновение увидев в черной бездне стремительно падающего вниз Ставра. Боль хлынула в глаза, кончики ушей, в пальцы, в сердце, и девушка уже не видела, как ее перенесли на кровать, подключили к медицинскому комбайну и сделали сеанс биопереноса.

Через несколько минут она уже спала.

Большую часть времени патриархи синклита проводили теперь в бункере Железовского, опасаясь не столько за свою жизнь, сколько за сохранение своей потрепанной Войной организации. Все они знали, что основную тяжесть борьбы с вторжением ФАГа взяла на себя третья ступень контрразведки, «контр-3», но ни один проконсул не имел понятия, кто руководит ею, каковы ее возможности и кто на нее работает.

Железовский, конечно, догадывался о роли некоторых общих знакомых, того же Мальгрива, например, или Герцога, однако без нужды решил не искать выход на верхний эшелон руководства «контр-3», довольствуясь каналами связи с теми, кто получал прямые задания оттуда, – с Велизаром и да Сильвой.

После случая с Баренцем синклит оказался как бы в резерве. Конечно, никто не подозревал в каждом проконсуле предателя, но и предлагать серьезные дела начальники «контр-3» синклиту не могли, потому что Ярополк Баренц успел раскрыть эмиссару ФАГа всю информацию о деятельности синклита в союзе с «контр-2». После такого провала рассчитывать на восстановление роли старейшин синклита не приходилось. И все же оставаться в стороне от перманентно военных действий они не могли.

Железовский размышлял об этом, когда в бункере один за другим появились Берестов, Лабовиц, примкнувший к отряду экспертов, Пауль Герцог и Мигель да Сильва. Опознаватель, вшитый в костюм Аристарха, признал в них «настоящих» интраморфов, хотя человек-гора и сам безошибочно чувствовал друзей.

Молча поздоровались, молча сели за столик с дежурными фруктами и напитками. Поколебавшись, Железовский сел рядом, на время выйдя из оперативного поля инка, с которым только что разрабатывал схему влияния ФАГа на события в Солнечной системе.

«Левашов встревожен, – сказал Герцог, лицо которого несколько потеряло былую жизнерадостность. – Вакуум возле Чужой стал совсем «рыхлым», амплитуда его флуктуаций возросла настолько, что радиоактивными становятся даже стабильные элементы».

«Этого следовало ожидать, – пожал плечами да Сильва. – Налицо реальное изменение закона в локальной области пространства. То же самое происходит и возле Копа де Плата, причем в больших масштабах. И не помогает никакая защита, потому что от вакуума защиты нет и быть не может: он всегда внутри нас, внутри любого объекта. Чем больше размеры нагуаля, тем выше фон давления чужого закона. А нагуали растут все быстрей».

«Совет безопасности забил наконец тревогу, – сказал Ратибор Берестов. – Хотя сделать, конечно, ничего не сможет, пока у руля совета стоит Хасан Алсаддан. Пора начинать операцию «Чистка».

«Для этого нужна координация всех наших сил, – хмыкнул Лабовиц. – А нас пока отстранили от активного участия в Войне. С кем ты пойдешь нейтрализовать Хасана? С женщинами? С негуманами?»

«У нас есть пара-тройка обойм…»

«Этого мало, необходимо полное компьютерное, энергоинформационное и агентурное сопровождение. Новый эмиссар без этого нам носа не даст высунуть».

«Ты считаешь, что он уже в Системе?»

«Наверняка. Ведь даже слепому видно, к чему ведет рост нагуалей в Системе, а все руководители высших эшелонов власти как ни в чем не бывало продолжают оптимистично заявлять о «скором прорыве в иную реальность». То есть они-то говорят правду, подразумевая победу ФАГа, но народ-то уверен в обратном, в «контакте с мощной цивилизацией», посыльными которой якобы являются нагуали. Разве факт «оптимистического помешательства» властных структур не говорит о прямом контроле ФАГа над их умами?»

Наступило короткое молчание, которое разрядил Железовский:

«Каково твое положение в секторе?»

«Шаткое, – ответил Берестов. – Сколько еще продержусь, не знаю, все зависит от конкретных расчетов Шкурина».

«У меня то же самое, – добавил Мигель. – В основном я занят тем, что охраняю Левашова, делая вид, что страшно занят разработкой теории нагуалей. Эмиссар ФАГа, может быть, и догадывается, что мы уже решили загадку нагуаля, а также тайну чужан-тартариан-орилоунов, но решительных действий не предпринимает».

«Что нам дает знание Левашовым тайн чужан? – спросил Лабовиц. – А ничего. Разве что возможность бегства в их вселенную».

Начальник сектора пограничных проблем промолчал.

«Не падайте духом, поручик Голицын, – проворчал Железовский. – В этой Войне выиграет в конце концов тот, кто больше знает. Пусть Универсумы воюют или играют – не суть важно – на своем уровне, но мы должны играть на своем. И выигрывать! Иначе зачем вообще мы существуем?»

«Выигрыш означает такое состояние Игры, при котором она продолжаться уже не может. Кто из нас способен оценить этот момент?»

«Из нас, может быть, никто, но я думаю, Грехов найдет такого эксперта».

«А ты не боишься, что Конструктор или кто там еще окажется большей бедой, чем ФАГ?»

«Боюсь, – спокойно ответил Железовский. – Но если не поможет Конструктор, не поможет никто».

«Не стоит ломать копья в предположениях, – сказал Герцог, доедающий уже пятое яблоко. – Мы еще не в цейтноте и можем сделать многое. Аристарх, мы пришли обсудить одну идею».

«Погодите, у меня возникла пара вопросов. Кто знает, где сейчас Баренц?»

Присутствующие в бункере переглянулись.

«Никто, – констатировал Аристарх мрачно. – Странно. Его нет ни дома, ни на работе, ни вообще на Земле. Неужели ФАГ убрал его?»

«Я попробую поискать по своим каналам, – после молчания сказал Герцог. – Зачем он вам?»

«Он мой друг…»

«Бывший».

«Он мой друг, и я хотел бы поговорить с ним, прежде чем… короче, он мне нужен. И еще вопрос, куда подевались К-мигранты и кайманоиды?»

«На этот вопрос ответить легче. Две их запасные базы мы раскрыли и захватили, я имею в виду базу эмиссара на Солнце и ЗПК, где держали Ставра и Видану. Реперная база гуррах пока не найдена, но есть подозрение, что она прячется в одном из горных районов Лаокоона на Марсе. Там видели гуррах. Я планирую разведрейд в это место».

«Я с вами, если не возражаете».

Герцог кивнул:

«Не возражаю. Теперь о деле. На базе тех данных, что получили ваша жена Забава и внучка Видана, Велизар хочет провести эксперимент по управлению полем нашего северославянского эгрегора. Нужен третий угол квалитета ответственности, а также третий перципиент».

«Кто первые два?»

«Велизар и Пайол Тот».

«Согласен. А почему эту честь решили предоставить мне? Разве вы сами не могли составить квалитет?»

«Мы в дублирующем экипаже, Аристарх. Эксперимент опасен, и нужна подстраховка. К тому же темные эгрегоры все больше овладевают пространством, этому пора поставить заслон».

Лабовиц покачал головой:

«Если начнется война эгрегоров…»

«То что?»

«Человечество сойдет с ума! Нас ожидает эпоха дуккхи»[171].

«Ты можешь предложить что-то иное?»

«К сожалению, я не лидер своего эгрегора. Но тоже пойду с вами».

ДНО МИРА

Его разбудили звуки музыки.

Впрочем, слово «разбудили» не совсем отражало его состояние, как и слово «музыка» – то, что он услышал. Скорее это был «белый шум» Вселенной, который заставлял двигаться вопреки собственной воле, жадно вслушиваться в звуки, подпевать, рыдать и смеяться – так он был невыразимо сложен и прекрасен!..

«Белая музыка» стихла…

Ставр очнулся, с изумлением огляделся. Его спутники озирались по сторонам примерно с теми же чувствами, и даже Грехов выглядел заторможенным или рассеянным, прислушиваясь то ли к своим ощущениям, то ли к звукам внешнего мира.

Они стояли посреди совершенно пустого куполовидного помещения с черным полом и перламутровыми стенами. Сила тяжести здесь соответствовала земной, а источник света отсутствовал, казалось, светится сам воздух. И стояла в этом помещении такая глубокая тишина, что был слышен шум крови, бегущей по сосудам собственных тел. Никому из путешественников не удалось даже в потоке Сил прощупать, что за мир скрывается за стенами купола. Во всяком случае, с первого раза у Ставра это не получилось.

«Кто-нибудь из вас представляет, где мы находимся?» – поинтересовался Грехов, продолжая прислушиваться к чему-то. – Что это за место?»

«Дно Мира», – сказал неунывающий Диего.

Ставр напряг силы, стараясь, чтобы этого никто не заметил, и на мгновение разорвал пелену глухой тишины и неподвижности.

«Погранзастава, – пробормотал он. – Это погранзастава серых призраков».

«У него очень хороший пси-резерв, – одобрительно глянул на Панкратова Ян Тот, обращаясь к Грехову. – Вы не находите, мэтр?»

«Посмотрим. Я на него очень рассчитываю, – сказал Габриэль с неким туманным намеком. – Судьба его блистательна и необычна, но механизм ее реализации понятен лишь Универсуму».

«Зато непонятен мне, – признался Диего Вирт. – Что за смысл ты вкладываешь в эти слова? Даже Универсум не может знать судеб своих отдельных клеток-вселенных».

«Почему? – заинтересовался Ян Тот. – Он ведь обладает полным знанием законов, используемых в той или иной метавселенной».

«Полная формализация научного знания невозможна в принципе, как и применение принципов детерминизма».

«Это по крайней мере спорно. Принципиальная невозможность полной формализации знания может быть законом только в нашем домене, в нашей метавселенной, об остальных мы ничего не знаем».

Диего спорить не стал, хотя возражения у него были, потому что он не раз беседовал с Греховым и знал то же, что и он.

«А почему мы не выходим? – спросил он. – Или нас ждет карантин?»

«Сам же сказал – это Дно Мира, – серьезно проговорил Ян Тот. – Мы у границы домена, где метрика пространства из индефинитной становится псевдоевклидовой, а то и вообще метрикой Минковского. Защита наших костюмов может не справиться с корреляцией местных законов».

«Возможно, ты прав, файвер, – вздохнул Грехов, снова посмотрев на Ставра с неопределенным интересом, словно приглашая его вмешаться в разговор. – Нам с Панкратовым придется выйти вдвоем. Ему не страшен даже дьявол, он дигамбара, а я… – Беглая улыбка тронула губы Габриэля. – Я – мадхъяма».

С тихим звоном в сплошной стене купола появился прямоугольный контур. Грехов, не говоря больше ни слова, направился к нему, тронул стену рукой, и рука по локоть вошла в перламутровое мерцание, исчезла. Без задержки Грехов шагнул дальше, пропал. Ставр молча двинулся следом, на мгновение свет в глазах сменился тьмой, и он вышел… на вершину невысокого холма, поросшего обыкновенной зеленой травой. Отсюда открывался вид на бескрайнюю холмистую равнину, уходящую, казалось, в бесконечность. Небо над равниной выглядело вполне земным, высоким, безоблачным, ему не хватало только солнца и облаков.

Ставр оглянулся и вздрогнул.

За небольшим каменным строением, имеющим вид старинной часовенки, из которого вышли разведчики, в километре начиналась гигантская стена! Впрочем, слово «гигантская» не отражало масштабов явления. Сложенная из огромных каменных блоков стена уходила вверх и в обе стороны – в бесконечность, как и равнина с другой стороны.

– Вот это да-а-а! – раздался сзади голос Диего. – Это скорее Стена Мира, а не Дно.

Ставр оглянулся. Диего Вирт, задрав голову и приложив руку к затылку, смотрел вверх, на стену. В глазах его светились восхищение, изумление и недоверие. Рядом стоял Ян Тот, философски задумчивый и спокойный.

– Что вы об этом думаете? – спросил Грехов, не оборачиваясь.

– Нас держали, чтобы успеть создать этот ландшафт, – сказал Диего. – Сеятели где-то недалеко и наблюдают за нами.

– По-моему, это иллюзия, – тихо сказал Ставр, чувствуя, что вопрос больше относится к нему. – Гипноиндукционная картина уровня-5, игровая виртуальная реальность.

– Я же говорил: он тонко чувствует изменения поля Сил, – сказал Ян Тот. – Вы правы, геноссе Панкратов. Мы видим и чувствуем не то, что находится перед нами в действительности. Это – потенциальный барьер, отделяющий наш метагалактический домен от соседнего, не позволяющий клеткам-вселенным со своими наборами констант просачиваться друг в друга. Универсум в каком-то смысле – конгломерат таких клеток, приближающийся по инвариантности к абсолютному потолку сложности систем. Отдельная метавселенная, как наша, например, не реализует всех возможных материальных структур. Универсум – реализует, но для этого ему понадобилось создать клеточную структуру своего тела, разделенную потенциальными барьерами.

– Настолько доходчиво, – засмеялся Диего, – что даже я понял. Но, может быть, это не барьер, а мембрана? Конструктор ведь когда-то сквозь него просочился.

– Конструктор сделал это неумело и едва не погиб, – сказал Грехов, покусывая сорванную травинку. – Теперь-то он, конечно, знает, как просачиваться в соседний домен. Однако нам одним это не под силу. Если Сеятели не оставили рецепта, нам дальше не пройти.

Путешественники разошлись в разные стороны по равнине, пытаясь выйти из потока гипнореальности, чтобы увидеть истинную картину мира. Неизвестно, получилось ли это у остальных, но Ставр добился лишь «мигания» ландшафта: подсознанию удавалось отстроиться от внешнего поля внушения лишь на короткое время.

Ставр перестал делать попытки анализа обстановки, подошел к Грехову, сидевшему на корточках над каким-то невзрачным на вид цветком.

– Я давно хотел спросить… это вы подсказали моему терафиму, где искать нагуаль в лесу?

– Было такое.

– А в доме тоже побывали вы?

– Надо было обезвредить микрошпиона, внедренного в твоего инка.

– Я так и понял.

Из часовни тяжело выползли чужанин и ящер НЗ.

С тихим шорохом в головах людей зажглись огненные слова-ленты чужанского пси-языка:

«Нас приглашать обед беседа приятность».

– Пошли побеседуем, – согласился Грехов.

– Неужели прибыл Сеятель? – хмыкнул Диего.

– Скорее всего с нами будет говорить инк погранзаставы.

Габриэль оказался прав, их ждал видеофантом местного инка, контролирующего данный комплекс – даже не сооружений – виртуальных состояний погранзаставы. И этот «уголок природы» со Стеной на самом деле был своеобразным «Дном Мира», на котором замыкался домен родной метавселенной. Если бы возможен был полет на спейсере с неограниченным запасом хода до границ домена, этот полет в любую сторону от точки старта привел бы корабль сюда, к заставе, созданной серыми призраками.

Хозяин заставы, неотличимый внешне от человека, молодой, смуглый, черноволосый, неуловимо похожий на Грехова, ждал их в часовне, внутреннее убранство которой теперь напоминало интерьер какого-нибудь современного элитного клуба. Был предусмотрен даже кегельбан, где гости после беседы с удовольствием побросали тяжелые шары, сбивая кегли.

Расположились все, кроме чужанина, в баре, где тихо играла музыка и в такт с ней менялся цветовой узор на потолке и стенах. Тоник, появившийся на столе, казался натуральным и вкусным, пирожные, горячие бутерброды и мороженое также не выглядели искусственными или миражами, и все же Ставра не покидало ощущение, что кормят их иллюзиями.

– Мне известна причина, по какой вы прибыли сюда, – начал «бармен», предложивший называть его просто Человеком. – Но прежде, чем решить, стоит ли вам идти дальше, хочу предупредить о возможных последствиях вашей экспедиции.

– Мы знаем, – флегматично заметил Ян Тот.

Человек посмотрел на него с интересом.

– Кажется, я имею честь разговаривать с файвером. Очень приятно познакомиться. Люди вашего круга так редко появляются на заставе.

– Так они все-таки появляются? – поднял бровь Грехов. – Кто же, если не секрет?

– Вы…

– Я не в счет.

– За время своего дежурства я встретил лишь двоих файверов, одного землянина по имени Гаутама и гуманоида с приграничного мира Джезен.

– Да, файверы – интегральная раса, – кивнул Габриэль. – И есть в ней место даже для представителей племени эмиссара Джезенкуира, с которым мы имели честь скрестить шпаги.

– Ну, то, что здесь побывал джезеноид, понятно, – сказал Диего Вирт, – их мир действительно где-то близко отсюда, а вот что понадобилось Будде?!

– То же, что и остальным, – пожал плечами Ян. – Захотелось заглянуть в Запределье. Уверен, Гаутама достаточно попутешествовал по родной Вселенной, прежде чем пришел сюда.

Пол и стены «бара» вдруг качнулись, снаружи через дверь просочился приглушенный грохот и треск. Люди вскочили. Человек, стоящий у стола с бокалом тоника, исчез. Грехов стремительно вышел из зала, остальные устремились за ним. Взору их предстала та же равнина, но исполосованная трещинами, со всех сторон окруженная дымящимися горами!

Постояв несколько минут, путешественники в безмолвии вернулись в «клуб», где их терпеливо ждал Человек, одетый теперь в официальную форму пограничника.

– Извините, я не предупредил. Хотя вы должны были знать. Уровень радиации чужих законов гораздо выше, чем в середине домена, что порождает эффекты ложного просачивания, сужения горизонта многомерного континуума, макроквантового мерцания и появления нагуалей. Что мы и наблюдаем. А стабилизировать границу, то есть потенциальный барьер, ставший относительно «рыхлым», тонким, удается все с большим трудом. Мы, призванные контролировать процессы в домене, понемногу теряем Фохат… как бы это сказать… жизненный принцип, что ли, жизненную силу. Поэтому консультация наших создателей – Сеятелей, как вы их называете, была бы нам кстати. Мы не раз пытались вызвать их сюда, но… – Человек развел руками. – Они нас не слышат.

– Это следует понимать как отказ направить нас дальше? – осведомился Диего Вирт.

– Нет, если Сеятели не ответят, я переправлю вас через Стену барьера, но поймите… – Человек замялся. – Один вы не сможете адекватно оценить жизнь в других доменах, регулятивы которых невозможно представить даже приблизительно. Человеческий мозг, насколько я знаю, способен воспринять и переработать не более десяти в одиннадцатой степени бит информации в секунду, а чтобы осознать многомерие, скорость обработки информации должна быть на четыре-пять порядков больше.

– Что ж, для меня это не предел, – сказал Ян Тот.

– А для остальных?

– Даже для меня, – засмеялся Диего. – Я ведь наполовину человек, наполовину инк, машина.

– О чужанине не спрашиваю, а ваш товарищ? Я чувствую скрытую силу, но понять основу не могу.

– Он эрм с резервом файвера, – ответил Грехов, мельком глянув на Ставра. – Правда, сам он своих возможностей еще полностью не осознает.

– Тогда совесть моя чиста, я отправлю вас, как только придет ответ.

– Надо бы поспешить, – сказал Диего. – Ситуация у нас дома может измениться не в нашу пользу в любой момент.

– Не волнуйтесь, Война в вашем локальном регионе еще не началась. – С этими словами Человек исчез.

– Что он хочет этим сказать? – удивился Диего.

– Время – странная штука, – философски рассудил Ян Тот. – Вероятно, спускаясь по перегибу пространств сюда, на Дно Мира, мы одновременно пронизали и несчетное количество лет в прошлое.

Диего перевел взгляд на Грехова.

– А ты что скажешь, дубль?

– Ян прав. Время – сложнейшая физико-психологическая система, «зашнурованная» сама собой и мировым континуумом. Можно сказать, что наш домен еще только родился и одновременно уже умирает, как объект, исчерпавший все планы бытия. Когда-нибудь мы поговорим на эту интереснейшую тему.

Помолчали, переваривая заявление Габриэля.

– Н-да, для меня это пока сложно, – проворчал Диего. – Я вам не файвер, а всего-навсего бывший стармен-безопасник. Что же нас ждет такого необычного в другом домене? Ведь, чтобы там существовали сложные формы материи, набор констант должен быть примерно таким же, как и у нас. Нет? Например, известно, что при количестве работающих[172] измерений больше четырех в континууме не существуют аналоги звезд и планетных систем, потому что отсутствуют устойчивые атомарные конгломераты.

– Но движение материи сохраняется и там, только мы это действительно можем не оценить. Другое дело, что наборы констант в разных клетках Универсума разнятся не столь радикально. К примеру, устойчивые связанные состояния в домен-вселенных типа нашей реализуются, только если электромагнитная константа[173] равна одной сотой. Но она остается константой и при значении в двенадцать тысячных, и при значении в восемь тысячных, что позволяет в сочетании с другими слабо измененными по сравнению с нашими константами создавать сложнейшие конфигурации пространств. Помните, Голос Пустоты предупреждал, что флуктуактивность дельта-эм не должна превышать трех-четырех ее значений? Совершенно верно, изменись эта константа так сильно, и связи пакета законов, присущих нашей метавселенной, начнут распадаться, что приведет к перестройке физических условий домена.

Снова наступило молчание, во время которого каждый оценивал кирпичики новой информации и укладывал их в здание своего личного знания.

– Зря я его не спросил, куда именно ушли Сеятели и зачем, – сказал наконец Диего, набрасываясь вдруг на еду.

– Насколько я понял из его объяснений, – Грехов пошевелил пальцами, – мы говорили с ним и по личному каналу, пока вы беседовали, Сеятели занялись общей теорией Пространств Жизни, если дать видимость формулировки этой проблеме. Ценности цивилизации серых призраков вообще практически воплощены в мышлении и познании, в созидании сложнейших, изощреннейших философских и этических систем без малейшей примеси человеческих пороков, таких, как агрессивность, ложь, жажда власти, жажда убийства, ненависть и злоба. Именно поэтому они смогли стать Инженерами… хотя и не в нашей Вселенной. В какой-то другой. Повезет – увидим, в какой.

– Инженеры? – поднял голову от стола Диего. – Это те, кто должен был прийти на смену Архитекторам и Конструкторам у нас? Почему же они не захотели стать Инженерами в собственной метавселенной?

– Возможно, потому, что для них она не является родиной, – сказал Ян Тот. – Они – потомки тартариан, которые появились в домене на заре времен, миллиарды лет назад.

– Не слишком ли просто? – засомневался Диего.

– Относительно просто, – согласился Грехов. – Сеятели ушли искать свой дом. Нам тоже «еще не поздно выплыть в те края, где смерть сама – победа бытия»[174].

– Но если наш домен – не их родина, то захотят ли они помочь нам?

– Надеюсь, что помогут. Война для них, может быть, таковой не является, но она меняет условия во всем Универсуме, и Сеятели должны отреагировать на последствия таких изменений.

– Если только эти последствия для них имеют значение, – тихо обронил Ян Тот. – Мы встревожены, потому что рушится наш дом, но для серых призраков, как и для их предков – тартариан, чужан и орилоунов, – изменение нашего континуума не является катастрофой принципиально. Они уцелеют при любом изменении законов.

– Не при любом, – качнул головой Грехов. – Если вакуум «поползет» по флуктуационной шкале вверх, возможен спонтанный разряд их континуума, энергетически более насыщенного, чем наш.

– И все же для них это не будет катастрофой, они выживут и в том мире, что придет на смену нашему, но нас в нем уже не будет.

– Прогноз, к сожалению, точен, – появился у стола Человек, который, конечно же, слышал весь разговор. – Однако будем оптимистами, друзья, мы еще не использовали все свои возможности. Отдыхайте, слуги ФАГа здесь не появятся, хотя их можно увидеть в… скажем, в особые телескопы. Не хотите?

– Позже, – выразил общую мысль Грехов.

Они ждали решения инка заставы четыре дня – по своим внутренним меркам.

В «телескоп», предоставленный хозяином в распоряжение гостей, в который превращалась верхняя надстройка «часовни», все полюбовались на систему джезеноидов – Джезен-фанталлах, двойную звезду с четырьмя искусственно созданными плоскими кольцами, вращающимися, как перстни вокруг пальца, по два вокруг каждой звезды. Планет система не имела, очевидно, джезеноиды их «разобрали» на части, чтобы построить кольца, на которые потом и переселились.

В самой системе нагуалей не оказалось, но всего в десятке световых лет от скопления джезеноидов начинался войд, полностью заросший «паутиной» Большого Ничто, смотреть на которую было интересно и жутко. «Телескоп» Сеятелей позволял видеть все ее ветви и сгущения, напоминающие сложнейший геометрический узор «мороза на стекле». Кое-где хрупкие на вид «веточки» нагуаля уже вонзались в звездное скопление, ближайшее к «стене» потенциального барьера, и некоторые звезды, нанизанные на шипы Большого Ничто, напоминали взрывающиеся ракеты фейерверка, кипящие фонтаны ядерного огня, искусственно созданные «новые» звезды, сбрасывающие оболочку. Но и вдали от нагуалей происходили события, ранее невозможные с точки зрения местной физики. Константы, ответственные за эволюцию форм материи, медленно, но непрерывно изменялись, вселенная в этом районе «корчилась» от боли и пыток чужого закона, порождая макроквантовые флуктуации вакуума вроде гигантских «мыльных пузырей» – сферических «абсолютных зеркал», причудливых искажений формы звезд, потоков странных частиц типа тахионов, объектов с отрицательной массой и плотных гравитационных облаков без центральных силовых источников.

Сотрясения ландшафта с равниной и стеной были не частыми, но пейзаж они каждый раз меняли радикально, хотя автоматика заставы после землетрясений все же восстанавливала прежние конфигурации рельефа, поддерживая оптимальный уровень физики в пределах своих технических возможностей. Конечно, гости понимали, что выглядит погранзастава Сеятелей, да и местный уголок домена, совершенно иначе, а «равнина», «часовня», «стена» барьера – лишь иллюзии, внушаемые им аппаратурой заставы, но бесконечный пейзаж казался таким реальным, что Ставр не преминул сходить к Стене и пощупать ее «каменную» твердь. Серо-зеленая поверхность каменного блока была пористой, шероховатой на ощупь, холодной и ощутимо плотной, но стоило нажать на нее сильнее, и рука по локоть вошла в «камень», преодолев упруго-колючее сопротивление.

Ставр сосредоточился, подключив пси-резерв, вошел в поток Сил и на мгновение увидел-почувствовал натуральную явь – действительность данного участка пространства: Стена не исчезла, но из каменной превратилась в Стену Мрака, на которой как на гигантском плато вырос волшебный город света. Этим городом была сетчатая структура звездных скоплений, образующая вблизи потенциального барьера, разделяющего метавселенные, красивейшие, эстетически потрясающие завершенностью форм гроздья галактик и волокнистых «пейзажей». Но существовали в этой гармонической феерии света и мрачные провалы, соединявшиеся со Стеной Мрака черными, плотными, вихревыми рукавами, и похожие на хищных медуз черные образования, и просто пылевые тучи, размывающие общую панораму, и грандиозные ветвистые ультрачерные молнии, то ли вонзающиеся в Стену из глубин домена, то ли порожденные самой Стеной. Звездный ландшафт возле них искривлялся, искажал очертания, плыл и распадался на косые полосы затухающего огня, на искры и дымящиеся «угли».

Складка «сверхструны» – перегиб пространств, созданная Сеятелями, была и здесь видна перламутрово светящейся трубой, одним концом уходящей в бесконечность, а вторым вонзающейся в Стену Мрака, в Дно Мира…

Наваждение прошло. Ставр снова стоял на песчаном холме у Стены, лицо его овевал свежий ветер с равнины. Рядом стоял Человек и рассматривал его прозрачными умными глазами.

– По-моему, вы рискнули выйти за пупырь индуцированной реальности, файвер. Что вам удалось увидеть, если не секрет?

– Граничное взаимодействие, – помедлив, сказал Ставр. Вспомнил любимые сказки. – «Тут все в одном место скучено: заветы прошлого, и яд настоящего, и загадки будущего»[175].

Человек усмехнулся.

– Вы абсолютно правы, воин. Мы ждали только вашего взгляда на реальность, это все, – он широко повел рукой, – тест на готовность к следующему шагу. Вы тест прошли, поздравляю.

Ставр, не спуская глаз с хозяина заставы, отступил на несколько метров, коснулся машинально ладонью Стены. И вдруг стремительно покраснел, понимая все недосказанное Человеком.

Не стоило спрашивать: прошли ли тест его друзья.

Человек кивнул.

– Пойдемте, нас ждут.

И снова Ставр понял его, хотя не удержался от вопроса:

– Сеятели?

Ответом был слоган, непереводимый на человеческий язык, но сопровождаемый вполне человеческим одобрением.

Рядом оказались все члены команды, молча выразили свое отношение к случившемуся: Ян похлопал Ставра по плечу, Диего улыбнулся. Грехов просто кивнул.

– Пора прощаться, кабальеро, мы и так задержались.

– К-как прощаться? – не понял Ставр.

– Мне пора возвращаться домой. Не переживай. – Экзоморф хмуро улыбнулся. – Я оставлю замену, свое второе Я, ничем не отличимое от первого. – Он вдруг раздвоился, и оба Греховых одинаковым жестом вскинули вверх кулак.

– До встречи на Земле. – Один из них посмотрел на Человека, и оба они исчезли. Второй Грехов задумчиво разглядывал Ставра, медленно приходившего в себя.

– Ничего, файвер, и ты научишься многократному дублированию, запасы у тебя есть. Кстати, учти, что Диего и Ян – тоже «половинки». Оба остались на Земле, а это – двойники. Надеюсь, ты не слишком расстроишься от этого известия?

– В зобу дыханье сперло, – сказал Ставр в том же тоне. – Заранее предупреждать надо, а то я уже начал подозревать в вас «переодетых» агентов ФАГа.

– Он мне нравится, – сказал Ян Тот.

ДРУГАЯ ВСЕЛЕННАЯ

Бросок по «суперструне», выводящей команду путешественников за пределы домена в соседнюю метавселенную, ничем Ставру не запомнился. Во время перехода отключилось не только сознание, но и вся сфера паранормальных чувств; поэтому показалось – прошел всего один миг, в глазах потемнело, и тут же зрение восстановилось вновь. И хотя помещение, в котором «воскресли» путешественники, ничем не отличалось от прежнего: тот же купол с перламутровым мерцанием стен, тот же черный пол, тишина, – все сразу поняли, что они в другом мире. Ощущения у всех были, конечно, субъективными, отличающимися нюансами в зависимости от настроения, опыта, знаний и эмоционального наполнения, однако тонкий «запах» инородности, просачивающийся под купол, почуяли все.

«Приветствую вас в моей обители, странники, – раздался медленный, раскатистый, звучный пси-голос. – Надеюсь, переход прошел без личностных потерь?»

«Переход прошел нормально, – ответил Грехов-два. – С кем имеем честь разговаривать?»

«Я инк погранзаставы Ньюреал, можете называть меня Ньюменом. А вы, насколько мне известно, файверы из пограничного домена, откуда пришли и мои создатели. Я также знаю о цели вашего визита и уже послал донесение по трансгрессу о вашем желании встретиться с Инженерами. То бишь Сеятелями, как вы их называете. Как только они ответят, я вас извещу. Ваши пожелания?»

«Осмотреться», – флегматично отозвался «второй» Ян Тот. Впрочем, для Ставра они остались прежними, так как ничем не отличались от своих прототипов, и он продолжал звать их, как и прежде.

«Нет ничего проще. Как информационно-адаптирующее устройство я весь к вашим услугам. Если желаете, предоставлю каждому отдельный канал или консорт-линию, но базисное знание можно получить и в приватной беседе».

«Пожалуй, я бы пообедал, – сказал Диего Вирт. – Может быть, составите компанию?»

Ставр недоуменно взглянул на Диего, и Грехов хладнокровно пояснил, перейдя на личную пси-волну:

«Диего человек из плоти и крови, так что не удивляйся. Хотя, конечно, искусственник, слегка усовершенствованный генинженерами по его же просьбе. Относись к нему потеплее, он чувствует все не хуже нас с тобой».

– Интерьер земного ресторана, будьте добры, – сказал Габриэль вслух. – И присоединяйтесь к нам, побеседуем.

Ян Тот хотел было возразить, но Грехов его опередил:

– Ян, вы вольны поступать так, как сочтете нужным. Если не хотите есть, включайтесь в местную информсеть и работайте.

В то же мгновение Тот Мудрый исчез. Видимо, он общался с инком заставы на другой частоте и уже заказал «отдельный кабинет». Вслед за ним исчез и чужанин, не нуждающийся в застолье земного типа.

Ставру тоже хотелось подключиться к информационному каналу напрямую, но он пересилил себя, понимая, что у Ньюмена, как и у Грехова, есть какие-то свои резоны посидеть за столом и «побеседовать».

Через несколько секунд появилась обстановка земного кафе, вернее, отдельного модуля с цветомузыкальным сопровождением, с удобными креслами и низким столиком с шампанским и десятком напитков. Музыка, звучавшая в помещении, напомнила Ставру ту, что он слышал на Орилоухе. Невыразимо сладкая, прекрасная и зовущая, она очаровывала и погружала в транс, кружила голову и пробуждала великое множество непередаваемых эмоций. Это была «белая музыка», выражающая бездну чужих пространств, доступная лишь тем, чья эмоциональная сфера не ограничивалась пятью-шестью чувствами.

Инк заставы возник за столом в облике обыкновенного землянина, черты которого напоминали всех гостей сразу. Оглядел компанию, приветливо развел руками и откупорил бутылку шампанского.

– За встречу в новой реальности, друзья!

– Давно я не пил шампанского, – проворчал Диего Вирт, поднимая свой фужер. – За преодоление!

Шампанское было великолепным, и все же Ставру снова показалось, что пили они другой напиток, а все, что видел глаз и чувствовало тело, – лишь прекрасно созданная псевдореальность.

– По-моему, в вашей вселенной я еще не бывал, – небрежно сказал Грехов. – Иначе запомнил бы вас. Но и Конструктор здесь тоже не проходил, насколько я понимаю.

– Не проходил, к сожалению, – подтвердил Ньюмен. – Но я, конечно же, знаю, кто он и как появился на свет. Он ушел так далеко, что даже мои создатели не знают, где его искать. Знает лишь один… э-э… серый призрак, тот, который ушел вместе с ним, но он до сих пор не вернулся.

Грехов опечалился. Ставр смотрел на него с некоторым недоумением: Габриэль явно играл, демонстрируя чувства, которых никогда раньше не выказывал ни при каких обстоятельствах. Зачем это ему понадобилось, приходилось только гадать.

– Я надеялся, что Сеятель уже вернулся. Нам очень нужна его помощь.

Ньюмен кивнул.

– Понимаю, не спешите, что-нибудь придумаем. А как получилось, что вы расстались с Конструктором?

– Первыми не выдержали К-мигранты. Конструктор высадил их на одной из таких же, как ваша, погранзастав, но в другом домене, откуда они могли вернуться в нашу метавселенную самостоятельно. Но на них, очевидно, вышел местный эмиссар ФАГа и… – Габриэль сделал глоток шампанского, посмотрел сквозь фужер на собеседника. – Это тема отдельного разбирательства. К-мигранты вернулись на Землю, но уже в качестве агентов ФАГа. Потом попросился назад чужанин, чья оболочка – слой его пространства жизни – истощила все запасы энергии. Мне пришлось его сопровождать. К тому времени мы забрались в такие дебри доменов Универсума, что выбраться в свою вселенную без помощи чужанин бы не смог… да и со мной вместе тоже. Сеятель сопроводил нас до «нервного канала» Универсума, пронизывающего все клетки-домены, но куда ушел потом, я не знаю.

– Он мог догнать Конструктора, – кивнул инк заставы. – А мог и сам отправиться путешествовать. Он был выдающимся чело… э-э… существом с очень большим энергоинформационным и этическим запасом. Среди людей таких называют гениями. Ну, хорошо, вы вернулись. И как же вы оцениваете условия существования в других метавселенных-клетках Универсума?

– Мои оценки и сравнения достаточно субъективны, но все же я пришел к выводу, что наилучшая из вселенных та, которая заставляет преодолевать препятствия, где выживание возможно, но не слишком легко. Больше всего подходит данному определению моя родная метавселенная, остальные, где я побывал, реализуют иные принципы, и жить там я бы не хотел. Одна из них, например, достигла абсолютной симметрии формальных законов, что, естественно, привело к существенному сокращению разнообразия структур и к стагнации развития. В другой местные Архитекторы-Конструкторы-Инженеры создали нечто вроде рая, где жить очень легко, но не очень-то хочется, и в результате там и без вмешательства Фундаментального Агрессора наступил аксиологический коллапс.

Грехов помолчал. Ньюмен подождал продолжения, потом осторожно спросил:

– Не хотите ли вы сказать, что Универсум… болен?

Габриэль бросил на него острый взгляд.

– Вас это беспокоит?

– Не меня, моих создателей.

– Пожалуй, тревога их имеет основания, хотя делать выводы на основе трех-четырех посещений других доменов некорректно. Я думаю, если бы вернулся Сеятель, он смог бы развеять наши сомнения. В каждом домене ФАГ действует по-разному, но суть при этом остается одна – изменение закона! Может быть, вообще пришла пора перемен, и ФАГ – лишь отражение этого нового Вселенского, на уровне всего Универсума, закона?

– Вы делаете очень интересные предположения, – вежливо улыбнулся Ньюмен. – Теперь я не удивляюсь, почему Сеятель дружил с вами. Гении быстро находят общий язык, даже если они принадлежат разным расам. Ну а что вы думаете о войне, развязанной ФАГом в вашем домене?

– Я не называю этот процесс войной, хотя для человечества он выглядит именно так. Всякая война подразумевает борьбу Света против Тьмы, или Добра против Зла. Но, во-первых, Свет – лишь вид Тьмы! А во-вторых, что такое Добро и Зло в масштабе Универсума? Всей Вселенной? По какому критерию их можно разделить? Мы даже на Земле не смогли определить абсолют добра, что же говорить о масштабах, несравнимо больших? Как-то лет двести назад люди решили уничтожить комаров, клещей и прочих кровососущих, мешающих жить. Но вместе с комарами тут же исчезли – вымерли! – десятки видов птиц и животных, которых люди убивать вроде бы и не хотели.

– Я понял вашу мысль. В вашем домене ФАГ начал уничтожать «комаров»… так?

– Не совсем, все гораздо сложнее, уровней вмешательства ФАГа – около десятка, но как один из аспектов Войны «борьба с комарами» имеет место. И я, естественно, на их стороне. А разве в вашей вселенной ФАГ не проявил себя, как реорганизующая, отменяющая местные законы сила?

– Он пытался расщепить время, хотя в нашем мире оно и так трехмерно. Однако Сеятели, ставшие Инженерами местной вселенной, не дали ему развернуться. Правда, моим создателям пришлось самим изменять внутренние законы и встраивать во вселенную «амортизаторы зла», смягчающие любое внешнее вмешательство. И все же ваш взгляд на вещи очень близок идее Инженеров: пришла Пора Перемен. Да, вероятно, ФАГ объективно существует и где-то успешно проводит в жизнь свои стратигемы, как Игрок, равный по мощи Универсуму, но он не является носителем зла, каким стал в представлении многих ваших соотечественников. К тому же Игра между Универсумом и ФАГом ведется очень давно, миллиарды лет, изредка достигая пика перестройки вселенных, но никто никогда не называл ее Войной.

– Погодите, у меня кровь стынет в жилах, – сказал Ставр, не сводя потемневших глаз с лица Ньюмена. – Вы хотите сказать, что после достижения очередного коллапса игровых отношений… вселенные перестраиваются? Не может быть!

– Фома Неверующий, – засмеялся Диего Вирт. – Как сказал очень древний мудрец: «Ничего не происходит без причины. Чего не может быть, того и не бывает. Если же что-то случается, значит, это возможно»[176].

– Кажется, он понял, – кивнул на Панкратова благожелательно настроенный хозяин заставы.

– Что же ты понял? – поднял брови Диего.

– Не может быть! – повторил Ставр, поражаясь простоте своей догадки. – Значит, и Архитекторы и Конструкторы перестраивали наш домен не по своей воле, а в соответствии с концепцией… Игры?!

– Примерно так, эрм. Игра – эргодический процесс, который уничтожает следы своего протекания и к данному состоянию приходит через серию сильно отличающихся состояний. До появления человека ваша метавселенная изменялась дважды – Архитекторами и Конструкторами, пришла пора новых перемен.

Ставр настолько был оглушен новостью, что не скрывал этого.

– Тогда зачем все это? Наша возня… борьба… война с ФАГом?.. Все равно мир изменится – что под влиянием ФАГа, что под влиянием других сил, тех же Сеятелей. Человечество не уцелеет ни в том, ни в другом случае.

– И все же будет лучше, если мы поучаствуем в процессе преобразований, – мягко сказал Грехов. – Существует закон, который игнорирует ФАГ: абсолютно правильная этика отождествляется с классом решений, динамически оптимальных. И Архитекторы и Конструкторы действовали в рамках этого закона, подгоняя параметры существования домена под необходимые для нормального развития условия жизни всего Универсума.

Если этого ФАГ не учтет, домен-клетка станет Универсуму не нужен, как неизлечимо больной орган, и будет отторгнут. Вот почему наша… хм… Война останется для нас войной со всеми вытекающими последствиями, и мы должны ее выиграть… или уйти в небытие.

– Такие случаи уже бывали? – спросил Диего, ничуть не встревоженный нарисованными перспективами.

– Много раз, – ответил Ньюмен. – Именно поэтому Универсум потерял некоторую вероятностную свободу мотиваций при определении концепций выигрыша в каждом конкретном случае, то есть в каждой конкретной своей клетке-вселенной. О человеке в этой ситуации мы бы сказали, что у него температура.

– Воспалительный процесс, – подсказал Диего.

Инк заставы посмотрел на него, но продолжать не стал.

– У вас ко мне лично нет вопросов?

– Расскажите о своей вселенной. – Диего сделал вид, что не заметил взгляда. – Я человек простой, масштабы, уровни, цели Универсума меня не волнуют, однако оценить условия жизни в домене я, наверное, смогу.

– Нет ничего проще, – подыгрывая ему, ответил Ньюмен. – Пространство нашей метавселенной имеет дробную размерность – три и четырнадцать сотых[177], из-за чего фигурами равновесия являются фракталы[178]. Звезд и планет, подобных Солнцу и Земле, нет, хотя атомы и молекулы существуют. Но это не знакомые вам протоны, нейтроны, электроны и другие частицы, а возбужденные состояния местного вакуума, представляющие для нашей вселенной элементарные «кирпичики» мироздания. Зато устойчивых изотопов – конфигураций местных «протонов» и «нейтронов» – существенно больше, чем в вашем мире. Время здесь тоже имеет дробную размерность, что наглядно человеку Земли представить невозможно. Процесс эволюции напоминает в нашем мире синтез и распад одновременно, расщепление и слияние струек воды с «разным временем». Фигура симметрии из-за этих эффектов – нечто вроде трезубца с шипами разной длины.

– Очень любопытно, – оживился Диего. – Возле нагуалей в нашем мире появились здакие трехголовые «змеи горынычи», уж не аппараты ли Сеятелей?

– Возможно, – улыбнулся Ньюмен. – Хотя я лично ничего об этом не знаю. Хотите увидеть, как выглядит наш космос?

Ответом было общее молчаливое согласие.

Интерьер земного бара исчез, компания ненадолго оказалась в темноте, а потом со всех сторон проступила удивительная картина: тысячи, миллионы пушистых ажурных шаров сверкали вокруг, как необычные новогодние елки, украшенные гирляндами огней!

Форма «елок» не везде была идеально круглой, но их ветви образовывали нечто вроде перекати-поля, сгустка травы или мха, кончики которого и светились разноцветными огнями, создавая впечатление «включенного освещения».

Некоторые из «елок» были очень большими и невероятно сложными, хотя можно было заметить, что их веточки не пересекаются, действительно напоминая геометрическую загадку – фрактал, но встречались и вовсе простые «кустики» – из трех-четырех веточек. Это были новорожденные «звездопланеты» здешней вселенной. Концы их светились потому, что шла реакция синтеза из местного вакуума плоти «звездопланет». Они, по сути, были «звездами», источниками тепла, света, энергии, а «планетой» становилась уже остывшая «веточка», при определенных условиях дающая жизнь удивительным существам, в том числе и разумным.

Космос здешней вселенной не был темным, потому что его вакуум не был континуумом с наинизшим уровнем энергии, – он искрил, флуктуировал, постоянно рождал новые «кусты звездопланет», многие из которых тут же гасли. Вселенная мерцала, вспыхивала, бликовала, пускала зайчики в глаза, пенилась, взрывалась и гасла, и любоваться этим многокрасочным неистощимым фейерверком можно было вечно…

– Да-а! – с шумом выдохнул Диего Вирт через несколько минут. – Жить здесь весело!

Картина космоса Сеятелей исчезла. Люди снова оказались сидящими в креслах за столом в окружении вполне земных вещей. Правда, к ним теперь прибавился Ян Тот. Поприветствовал всех бокалом с ярко-оранжевой жидкостью.

– Не скучаете?

– Здесь не заскучаешь, – ответил Диего, поднимая свой бокал с шампанским.

Грехов смотрел на Тота вопросительно, и Ян ответил на его невысказанный вопрос:

– Ваш приятель сюда не возвращался. – Тот имел в виду серого призрака, с которым Грехов отправлялся в путь «верхом» на Конструкторе. – Он поставил себе задачу: найти родную метавселенную, где они родились, откуда их предки – тартариане были катапультированы и внедрены в нашу.

– А если до сих пор он не вернулся, – закончил Диего, – то не нашел. В таком случае придется распрощаться с идеей встречи с ним, а заодно и с надеждой на помощь.

– Не совсем так, – возразил Ньюмен. – Я устрою вам встречу с одним из моих создателей, а вам придется доказать ему важность ваших целей.

– Спасибо, этого достаточно, – кивнул Грехов. – Сколько вам потребуется… – Он не договорил.

Ставру вдруг показалось, что черная лапа сжала ему голову, тут же отпустила, но, исчезая, попутно искривила пространство вокруг, создала волну леденящего ветра.

Инк заставы исчез. Какая-то сила продолжала колебать пространство, размывать знакомые контуры объектов, затуманивать сознание.

– Что, черт возьми, здесь про… – начал Диего, вскакивая.

Ставр, прислушиваясь к своим ощущениям, понял первым:

– Может, я и ошибаюсь, но это – погоня!

– Ты прав, эрм, – медленно проговорил Грехов, становясь полупрозрачным. – Нас настигла погоня второго рода… а я надеялся, что мы ушли тихо. – Он посмотрел на Диего. – Тебе это ни о чем не говорит?

Диего Вирт сжал руки в кулаки и сунул в карманы.

– Странно все это… если не сказать больше. Неужели они добрались до моего первого Я?

– Увы, так оно скорее всего и есть. Хотя не понимаю, как Я-первый допустил это.

– А может быть, за нами следили?

– И это возможно. Факт остается фактом: нас достали.

– Будем уходить на цыпочках?

– Как раз наоборот, устроим шум. Пусть Игрок убедится, что мы все вместе и продолжаем путь.

Рядом возникла живая глыба Мориона.

«Враг вползать… решение успеть… делать отпор?»

«Что значит – погоня «второго рода»?» – спросил Ставр.

«Пси, – ответил Грехов. – Эмиссар ФАГа, отвечающий за весь наш домен, пустил по следу «пси-собак». Но поле Сил этой вселенной ему не подчиняется… как и нам, впрочем. Зато у нас есть шанс его остановить».

«Зачем надо поднимать шум, если мы можем уйти незаметно?»

«ФАГ не должен догадываться, что мы начали играть с ним по своим правилам».

«Не понимаю».

«А ты подумай на досуге, зачем в Системе остались наши первые Я, – сказал Ян Тот. – И давайте поспешим с ответом, иначе наша реакция покажется кое-кому подозрительной».

Ставр понял подсказку сразу: Грехов и Тот вернулись в свой домен, чтобы помочь выжить оставшимся.

Боя с просочившимися на заставу «пси-собаками» эмиссара не получилось.

«Собака» была одна – настоящий пси-дракон, вылезший из-за произвольно открывшейся «заслонки» в мигающем тоннеле «сверхструны», который соединял метавселенные. Пока «дракон» осматривался в незнакомом мире и вынюхивал беглецов, инк заставы, не уступающий в скорости мышления серым призракам, хотя и не стал вмешиваться в события, но создал своеобразный подвал, куда и соскользнул «пси-дракон».

Команда Грехова могла его просто уничтожить, загнать в «бутылку» размером с элементарную частицу, но этой задачи она себе не ставила, затеяв хорошо разыгранный спектакль отчаянной атаки. Пси-фантом ФАГа не выдержал нападения и, ворча и огрызаясь, уполз в переходный тамбур «сверхструны», все еще открытой в обе стороны. Ньюмен с удовольствием выдавил его за барьер, разделяющий метавселенные, как пасту из тюбика, и закрыл «заслонку».

После этого инцидента люди несколько часов отдыхали, кто как хотел. Ян Тот и чужанин Морион снова удалились, подсоединившись к информационным каналам заставы. Грехов тоже куда-то выходил, появлялся, опять уходил, а Ставр и Диего, потренировавшись около часа в прекрасном спортзале, понежились в сауне до полного расслабления, пообедали и побеседовали, найдя общие темы.

Диего рассказал о своем последнем рейде на планету Эниф, родину стражей и скалогрызов, где едва не погиб. То есть он там и погиб – как человек, но остался жить, как личность, хотя и в облике машины, инка. Ставр же в ответ поведал свою историю с исследованием Тартара, как он стал контрразведчиком и начал работать «двойным агентом». Они посмеялись над этим обстоятельством, а потом погрустнели, вспомнив павших в странной Войне, затеянной Фундаментальным Агрессором, Степана Погорилого, отца Виданы Веселина Железовского, старейшин синклита, пограничников и безопасников, родных и близких.

Позже к беседующим присоединился Ян Тот, хотя больше слушал, чем говорил.

А потом на заставе появился серый призрак, один из Инженеров, кем стали в этой метавселенной бывшие Сеятели.

Появился он без всяких эффектов и «пространствотрясений» – просто возник рядом с сидящими людьми, похожий на обычного человека в сером унике, подтянутый, молодой, симпатичный, незагорелый, кареглазый, с шапкой вьющихся русых волос. Ставр поначалу даже не понял, кто перед ними, показалось – вернулся инк заставы. Но стоило заглянуть в глаза незнакомца, в которых горел огонь Величавого Терпения, как становилось понятным, что этот человек здесь – хозяин!

– Добрый день, – учтиво сказал незнакомец. – Мое имя невозможно адекватно перевести на человеческий язык, но для определенности зовите меня Иерархом Пути, в какой-то мере это будет соответствовать одной из граней моей деятельности. Кто и от имени кого уполномочен вести переговоры?

– Я, – сказал появившийся мгновением позже Грехов, – от имени друзей, доверивших мне эту миссию.

– Мы помним вас, Габриэль Грехов, – сказал Иерарх Пути, поклонился. – Вы мало изменились с момента нашего знакомства. Я посвящен в события, подвигшие вас тронуться в неординарный поход. Но для того, чтобы решить – чем мы можем помочь вам, необходимы аргументы. Этическая ценность данного шага пока представляется нам сомнительной.

– Нас предупредили о возможности отказа.

– Присядем. – Серый призрак кивнул на появившиеся два кресла рядом с креслами Яна и Ставра. – Не торопитесь с формулировкой ваших доказательств, пока я – на линии ожидания, время, которое мы затратим на переговоры, для внешнего мира не существует. Итак, цель вашего поиска.

– Нейтрализация влияния Фундаментального Агрессора, по нашей терминологии, или Игрока на родную метавселенную. Без помощи извне мы не справимся, хотя, по сути, многие из нас являются зародышами будущих Инженеров.

– Файверы, – задумчиво проговорил Иерарх Пути. – Интегральная раса. Эта история нам известна. В вашем домене не произошла смена творцов по линии Архитекторы – Конструкторы – Инженеры, и даже мы не решились заменить последних… по многим причинам, не имеющим значения для данной беседы. Ну хорошо, допустим, вы уничтожите посланников ФАГа и следы их пребывания в домене, но знаете ли вы, что независимо от этого в мир пришла Пора Перемен? Вселенная уже никогда не будет такой, какой была.

– Знаем, – твердо сказал Грехов.

– И все же решение судьбы Игрока – не цель. Даже спасение человечества и других цивилизаций в вашей метавселенной не является абсолютной, этически выверенной ценностью для игроков такого уровня, как Универсум и Логос… ну, или ФАГ. Да, для вас это, возможно, Война, жестокая и беспощадная, война на выживание, но для них – интереснейшая, захватывающая, многовариантная Игра, со всеми вытекающими последствиями. Любая ценность предполагает иерархию целей и градацию трудностей на пути к достижению целей. Если вас, отдельных представителей человечества, я могу понять, то человечество как целое – нет! Там, где все можно получить целиком и сразу, ничто не имеет ценности, в том числе и сама жизнь, а именно это и происходит на Земле с вами, людьми. Почему бы вам не взглянуть на проблему Войны-Игры с другой стороны? С той, что Игра призвана переоценить ценности, изменить ориентацию большинства людей, и потому она – безусловно полезна?

– Может быть. – Грехов остался спокоен. – Но это – лишь точка зрения стороннего наблюдателя. Для нас жизнь имеет не абсолютную, но все же огромную ценность, и мы, естественно, будем стремиться ее сохранить. Человечество уже подошло к реализации технологий следующего уровня, преследующих не материальные, а духовные цели, но если Войну не остановить – выйти на другую ступень, перейти из биологического вида в культуротворящий, мы уже не успеем.

– Что ж, допустим, я приму этот аргумент, хотя он аксиологически слаб. Мы не верим в адаптивность человеческой популяции, несмотря на то что она и способна рождать файверов. Для того, чтобы выжить в чужой Игре, человечеству необходимо срочно создать технологию этической нейтрализации межчеловеческих отношений, рассчитать «амортизаторы зла», изменить биологию и так далее, и так далее. Вы уверены, что это возможно?

Ставр с ужасом, затаив дыхание, ждал ответа Габриэля, как и Диего Вирт, но ответил не Грехов, а Ян Тот:

– Это возможно.

Иерарх Пути с тем же задумчивым выражением лица взвесил Яна, кивнул:

– Похоже, вы знаете, о чем говорите. В какой степени вам доступен футур-анализ?

– До предела насыщения с удвоением кванта на каждые десять квантов времени.

– В таком случае вы должны знать, чем закончится Игра в вашем домене.

– Конечно, мы знаем, – сказал Ян Тот с беглой улыбкой. – Я знаю даже то, что вы согласитесь помочь.

Иерарх Пути изобразил ответную улыбку.

– Видящие суть вещей даже среди файверов встречаются нечасто. Но вернемся к сути проблемы. Вы меня пока не убедили. Почему я или другой Инженер в совершенно чужой метавселенной должны спасать человечество, к которому мы, мягко говоря, равнодушны? В такой технологически ориентированной культуре, как земная цивилизация или культура гуррах, изменчивость условий жизни нарастает по экспоненте, что далеко не безразлично для обычаев и морали. Пример – цивилизация джезеноидов. Скорость изменений ее социума превысила некий предел, появились непреодолимые помехи на пути социального наследования норм и моральных принципов: нормы родителей оказались анахроничными и неприменимыми в ситуации, которую застали дети, – и социальный дрейф ценностей привел к вырождению цивилизации. Без войн и вмешательства извне. То же самое ждет и человечество.

– Не совсем, – качнул головой Ян Тот. – То есть в принципе – да, процесс почти необратим, но шанс есть. И шанс этот – вы правильно сказали только что – Игра. Мы не просим у вас оружия или материальной помощи для борьбы с ФАГом, нам нужен Метод, принцип, Закон, с помощью которого можно на некоторое время стабилизировать игровую ситуацию в нашей метавселенной, очистить ее от «шлаков» и «примесей», привнесенных извне локальными изменениями законов. Дальше мы пойдем сами.

Ян Тот подмигнул Ставру, не сводящему с него глаз, залпом выпил бокал тоника.

– Понимаете, с точки зрения человека, любая игра – процесс столь же увлекательный, как познание и созидание. Для вас значимой целью может быть познание, для нас – игра, пусть и на низком уровне, уровне домена. Однако не посвятил ли себя этой же цели Универсум?

Иерарх Пути откинулся в кресле, оценивающе глядя на Тота Мудрого, повернул голову к Грехову:

– Вы правы, созидание и познание – действительно процессы увлекательные и бесконечные, но этот молодой человек тоже прав: Игра, может быть, еще более увлекательное дело, если ею очарован даже Универсум. Хотя тезис этот спорен и неочевиден, тем более что есть мнение – Универсум болен…

– Температурит, – вставил осоловелый с виду Диего.

– У вас все? – спросил бывший серый призрак.

– Маленькая добавка, – хладнокровно сказал Грехов. – Наш общий друг Сеятель ушел с Конструктором не для того, чтобы любоваться красотами метавселенных, «клеток» Универсума, а в поисках вашей настоящей родины. Ведь ни наш домен, ни этот, где вы остановились, не являются домом, где жили ваши предки. Не так ли?

Иерарх Пути встал, поклонился.

– Вы нас убедили. Через некоторое время мы отправимся на поиски нашего соотечественника и вашего друга. О трудностях похода распространяться не буду, вы должны были их предусмотреть. – И хозяин заставы исчез.

– Что он хотел сказать? – проворчал Диего Вирт, наливая себе полный бокал шампанского.

– Что мы можем не вернуться, – сказал Ян Тот. И все одновременно посмотрели на молчавшего Грехова. Лицо Габриэля было неподвижно, однако всем вдруг стало неуютно.

– Я очень надеюсь, – тихо проговорил экзоморф, – что мы вернемся… что мы вернемся в то же время и в ту же вселенную …

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПОЛНОЧЬ

Это была последняя остановка перед решающим броском в Неизвестность.

Они гнались за ушедшим Конструктором уже много дней или даже месяцев – по внутреннему отсчету времени, прошли сотни доменов-метавселенных, где останавливался Конструктор, ужасались и восхищались невиданным устройством местных космосов, много раз теряли сознание от перегрузок – не гравитационных, силовых, а психоинформационных, но шли и шли вперед, понимая, что шансов у них не будет, если Иерарх Пути по какой-либо из причин откажется следовать дальше. Тем более не хотелось давать ему повод самим, жалуясь на ухудшение физического состояния или вообще невозможность жить в предлагаемых условиях похода. Даже Ставр, «откорректированный» Д-прививкой и способный длительное время обходиться без воды, пищи и воздуха, готов был сдаться, отступить или хотя бы сделать передышку, но терпел, потому что терпели все, в том числе и не слишком с виду готовый к физическим и другим нагрузкам Ян Тот.

Конечно, шли они не своим ходом, а как бы составляли экипаж спейсера, коим стал Иерарх Пути, принявший форму, да и суть серого призрака. Иерарх не баловал их комфортным содержанием, предоставив лишь самое необходимое: защиту, совершенную видеосистему, адаптирующую изображение попадавшихся объектов для восприятия человеческим зрением, минимум удобств для отправления физиологических потребностей. Питались члены экипажа своими продуктами из НЗ продуктового автомата и пили свою воду, умываясь лишь раз в сутки, не помышляя о душах, саунах и речных просторах.

Лучше всех переносил тяготы путешествия чужанин. Иерарху Пути он приходился кем-то вроде прадеда или, вернее, целого «прайда дедов», но главное, что он был защищен от любых перегрузок слоем своего пространства, принявшего форму каменной глыбы под воздействием сил тяготения и законов физики чужого для него мира.

Чем руководствовался серый призрак в выборе траектории полета, не знал никто из его пассажиров. Однако расчет его или «нюх» был безошибочен, ни разу еще он не промахнулся, попадая именно в те метавселенные, где побывал Конструктор, а вместе с ним и Сеятель. Что искал сам Конструктор, оставалось загадкой, очевидно, и для Иерарха Пути, совершенно точно отрабатывающего предназначение, диктуемое этим именем. Ставр даже подозревал, что Иерарх взял себе это имя в предчувствии похода, приняв решение податься на поиски своего товарища задолго до появления команды землян, и уж явно до того, как он заставил их себя «убеждать» в целесообразности этого шага.

Во время полета Иерарх практически не беседовал с людьми, ограничиваясь редкими репликами или коротко отвечая на вопросы членов команды. Остановившись на этот раз и показав панораму местного космоса («звезды» здесь напоминали перья и вихри огня, «планеты» – потоки и тоже вихри текучей субстанции, и вообще этот «космос» кипел, крутился, стрелял смерчами, взрывался и горел), он вдруг произнес странное двустишие:

Медленно приходящие в себя после очередных «смерти и воскрешения» люди переглянулись. Иерарх Пути, не появляясь визуально, передал им слоган усталой улыбки:

«Файверы, у нас остался всего один шанс из миллиона, что мы догоним ваших друзей. Мы практически подошли к границе тела Универсума, к его, так сказать, «коже». Еще один слой – и дальше начнется Большая Вселенная. Похоже, я понял, куда стремился Конструктор – в запределье, в Большую Вселенную. Но цели его мне неведомы. Если Сеятель ушел вместе с ним, помочь вам я не смогу».

«Мы все понимаем. Вы и так сделали все возможное и невозможное, – ответил Грехов. – Делайте что считаете необходимым. Два вопроса можно?»

«Извольте».

«Каким образом вы ориентируетесь в теле Универсума? Как отыскиваете след Конструктора?»

«Сложные объекты проявляются в низших системах измерений в виде следа, проекции или сечения, а Конструктор для всех метавселенных и является таким объектом. След его невозможно не заметить. Даже в вашем домене он оставил след на уровне тонких нарушений симметрии вакуума. Файверы должны чувствовать эти нарушения».

«Конечно, они чувствуют», – кинул реплику Ян Тот.

«Ваш домен очень важен для Универсума, – добавил Иерарх Пути. – Он многослоен, то есть вмещает целый пакет «теневых» доменов, метавселенных с различным ходом времен и так называемым «зеркальным» веществом. Можно сказать, что он – «клетка» наиболее важных «органов» Универсума, скажем, его «сердца». Или, скорее, «мозга». Вот почему ФАГ стремится изменить его структуру».

«Тогда последний вопрос. В других доменах ФАГ проявил себя так же, как в нашем, или слабее?»

«Термин «слабее» не вполне корректен. ФАГ пытается провести фенотипическую коррекцию всего организма Универсума, но в каждой «клетке» это проявляется по-разному. Ваш домен подвергается индуцированному мутагенезу, как и миллионы других подобных метавселенных, «клеток мозга» Универсума. Почему не реагирует сам Универсум, я не знаю. Может быть, он находится «под наркозом», может, надеется на защитные силы «клеток», на вас, на других разумных существ. А может быть, ему важен не результат Игры, а сам процесс, а то, что он при этом необратимо изменяется, – абсолютно не важно».

«Но ведь это по крайней мере неэтично по отношению к существам, населяющим домены!» – не выдержал Диего.

«Мы не уверены, что существует некая универсальная этика Вселенной, Абсолют Добра, Закон морального совершенства, одинаково регулирующий жизнь в разных метавселенных. Единственный закон для Универсума, Миросущества, Миросистемы есть он сам! Он сам – и Повод, и Действие, и Закон, и Тайна Бытия! Хотите вы этого или нет. Я удовлетворил ваше любопытство?»

«Полностью – нет», – сказал Ян Тот.

Грехов промолчал.

Иерарх Пути снова выдал слоган-улыбку.

«Я думаю, вы знали ответ, когда задавали вопрос. Человек вообще – существо предвосхищающее, устремленное в будущее, а файверам тем более доступно панпсихическое видение мира. Итак, решающий кенгуру? Или отдохнем?»

Ставр оценил предложение «призрака»: вряд ли тот нуждался в каком-либо отдыхе. Останавливался он лишь для того, чтобы могли восстановиться люди.

«Вперед, и будь что будет!» – выразил Диего общее мнение.

В том, что время – более сложная фигура, чем линия, они убедились, прибыв в эту метавселенную позже Конструктора, но раньше Сеятеля, которые путешествовали вместе! Сообщил пассажирам об этом Иерарх Пути, не очень рассчитывая на то, что они примут сообщение на веру. Однако уже через несколько часов после остановки «призрака» в домене, где отсутствовало фоновое пространство и космос представлял собой конгломерат различных геометрических и абстрактно-бесформенных фигур, появился Сеятель. Это почувствовали даже люди, защищенные скорлупой собственных скафандров и оболочкой Иерарха Пути. Потому что Сеятель, перенявший многие тайны бытия Конструктора, при просачивании сквозь барьер, отделяющий домен от домена, бросал вперед оценивающий взгляд, колеблющий вселенные, воспринимаемый интраморфами на всех подпланах видения-чувствования. Заметив собрата, он проявился неподалеку – по меркам серых призраков – знакомым туманно-прозрачным шаром.

Одновременно в виде трехметрового гиганта он появился и перед командой землян, ждущей в «салоне-животе» Иерарха. Ему были доступны любые горизонты контакта в любых временных интервалах, и, хотя контакт с людьми, в общем-то, был и не обязателен, потому что всю информацию в полном объеме он получил от соплеменника, Сеятель все же решил соблюсти этикет. Правда, говорил он с людьми всего минуту, но этого оказалось достаточно всем.

«Я не уверен, что смогу помочь вам, – сказал он без обиняков после обмена приветствиями и ритуала узнавания: он и Грехов действительно были друзьями, несмотря на колоссальную разницу «менталитетов». – Обещаю лишь одно – проанализировать ситуацию и дать рекомендации».

«Значит, мы зря надеялись на вас», – с горечью заметил Диего.

Гигант-Сеятель глянул на него с хмурой отчужденностью.

«Я этого не сказал. Но и вы поймите наконец: пришла Пора Перемен. Не ФАГ – главный враг для Универсума, а закон, диктующий условия Перемен, вернее, условия Игры. ФАГ – лишь инструмент в его руках. Этому закону подчиняются все Игроки, в том числе и Универсум. И не считайте, что Фундаментальный Агрессор или иной Игрок стремится создать внутри Универсума ад. Кстати, для любого Инженера создать ад проще, чем рай, потому что в раю больше запретов».

«Извините, если обидел, – сказал Диего угрюмо. – Уж не хотите ли вы сказать, что наша метавселенная – некое подобие рая? Почти все ее физические законы имеют вид запретов».

Сеятель улыбнулся, изменил облик, превращаясь в копию Габриэля Грехова в черном трико, как бы подчеркивая свое равенство с людьми.

«Нет, ваша метавселенная далеко не рай, насколько мне помнится, и является одной из самых сложных «клеток» Универсума. Вот почему мне будет любопытно взглянуть на те преобразования, которые предложил вам… э-э… Фундаментальный Агрессор».

«Он предложил нам Войну. Смерть. Небытие».

«Что ж, из истории Земли вы должны знать, что смерть одного вида зачастую гарантирует жизнь другому. Да и вообще «всего ошибочнее мерить жизнь мерою смерти»[180]. Давайте не будем дискутировать на эту тему. Отдохните какое-то время. Освобожусь – и мы отправимся назад вместе».

«Без Конструктора?»

«Без Конструктора. Он проходил здесь миллиарды лет назад… и совсем недавно. Таковы парадоксы метавселенной».

«Позвольте задать вопрос, – вмешался Ян Тот. – Что ищете вы лично, мы знаем, но что ищет Конструктор? Куда он направляется?»

«Боюсь, вы мне не поверите, но я не знаю! Может быть, он ищет своих собратьев. Может, самого себя. Впрочем, у вас на Земле существует поговорка: пути Господни неисповедимы. Но не исключено, что он навсегда уйдет в Большую Вселенную. В принципе, он уже ушел… частично… я сопровождаю его второе Я».

К Солнечной системе Сеятель с командой землян и чужанином прибыл спустя два месяца – по внутреннему отсчету времени и, как оказалось, почти через год – по времени оставшихся.

Грехов попросил высадить его на Плутоне вместе с чужанином, пообещав в ближайшие сутки встретиться и обсудить создавшееся положение, а Ставр, Диего и Ян Тот с помощью Сеятеля первым делом оглядели Систему, пытаясь определить наметившиеся изменения в ее планетарном хозяйстве.

С виду все осталось на своих местах.

Орбиты планет не изменились, их количество тоже осталось прежним. Солнце светило практически в тех же пределах, что и раньше. Мчались через Систему кометы с гигантскими хвостами; их было целых девять.

Но исчез Фаэтон-2! Вместо него по старой «накатанной» орбите астероидного кольца неслись два длинных языка пыли и камней, окутанные призрачным электрическим сиянием.

Луна по-прежнему держалась возле Земли, хотя и приблизилась к ней на пару десятков тысяч километров, а вот спутники других планет вели себя иначе, словно по Системе вновь прошествовал Конструктор, взбаламутив ее своим колоссальным гравитационным полем.

Если у Юпитера исчезли только внешние спутники вплоть до Синопе и Пасифе, а у Сатурна – Феба, то Уран потерял даже три из самых крупных – Умбриэль, Титанию и Оберон. Вместо них неслись по вытянутым орбитам скопления мелких и крупных глыб, пыли и газа.

Что с ними произошло, можно было только догадываться. Ян Тот, например, предположил, что нагуаль между орбитами Урана и Нептуна вырос настолько, что его шипы достали до Урана при ближайшем прохождении и развалили спутники.

«Голый» Нептун, который лишился атмосферы еще во времена Конструктора, и без того представлявший собой жалкое зрелище, к тому же потерял и последний свой крупный спутник Нереиду, исчезнувший без следа. Вероятнее всего, Нереида оторвалась от родной планеты и ушла в свободный полет по Солнечной системе.

Серый призрак каким-то образом видел нагуали и показал их людям, сначала схематически – на карте Системы, а потом визуально, во всем блеске ежасто-геометрического кошмара. И стало ясно, что предположение Яна о влиянии нагуаля на планеты имеет основание: размеры нагуаля между орбитами Нептуна и Урана достигли уже трехсот миллионов километров!

Но выросли и остальные «невидимые кораллы». Например, нагуаль на Земле, найденный Ставром в лесу под Владимиром, достиг шестикилометровой высоты!

– Боже мой! – только и сказал Диего Вирт после видеосеанса.

– Поехали домой, – тихо произнес Ставр, также переходя на звук. У него тоскливо сжалось сердце в предчувствии беды. – Сеятель, вы сможете доставить нас на Землю незаметно?

– Не стоит, – покачал головой Ян Тот. – Предлагаю добраться до ближайшего метро и разойтись по домам. Вечером соберемся у меня. Не надо подставлять Сеятеля сразу после прибытия.

«За меня вам не стоит беспокоиться, – ответил Сеятель. – Вряд ли кто-нибудь увидит меня, пока я этого не захочу. Но решение правильное. Нужна информация, пусть каждый получит ее по своим каналам, а потом все вместе мы ее интегрируем и проанализируем. Я высажу вас на Марсе, возле пустующего дома отдыха с кабиной метро».

Через несколько минут путешественники вдыхали запахи великой марсианской равнины Плоть Бога и разглядывали знакомый ландшафт, усеянный мхами и грибами-мутантами.

– До связи, – кивнул всем Ян Тот и первым шагнул в башенку с буквой М на острие.

– Чую, плохи здесь дела, – кряхтя, сказал Диего Вирт, нагнулся, сорвал веточку мха, понюхал. – Берегись, эрм, надеяться нам особо не на кого. Даже на Сеятеля…

– Я это понял. Ты тоже берегись.

– Постараюсь, хотя мне проще – я «зарезервирован». Как-то встретит меня «первый» Диего? Может, полетим со мной в дом Габриэля? Моя половина все должна знать.

Панкратов покачал головой:

– Нет, мне надо… в общем, я сам.

– Понятно. Тогда ни пуха ни пера.

– К черту!

Они один за другим нырнули в кабину метро.

Вышел Ставр в бункере Железовского… чтобы нарваться на засаду!

Однако ставили ее в расчете на интраморфов уровня Велизара или Ратибора Берестова, а прибыл паранорм, прошедший огни и воды десятков метавселенных, вооруженный знанием, которое невозможно получить путем размышлений или пересказа очевидца. Поэтому готовый к любому событию уровня-5 Ставр легко одолел компанию пси-брандеров, принявших облик хорошо ему известных людей: Забавы Бояновой, Аристарха Железовского и Анастасии Демидовой. Причем интуиция сработала раньше, чем пси-опознаватель выдал на слуховой нерв короткое: «Враги!»

Три взрыва учинили в гостиной бункера изрядный разгром, и Ставр затратил полчаса на уборку, пока отходил от мгновенного инсайт-перехода в поле Сил и размышлял, что делать дальше. Потом вошел в оперативное поле защитного инка, переориентировал блокировку и считал всю информацию в его памяти. Однако ничего не узнал. Судя по записи, интраморфы не появлялись здесь уже почти полгода. И еще он выяснил одно обстоятельство: последним в бункер заходил Мигель да Сильва и скорее всего имел контакт с засадой. Чем закончилась встреча, можно было догадаться.

Тогда Ставр принял душ, трансформировал свой облик, превратившись в пожилого гуляйвера, одетого в бесформенную хламиду, и стартовал в Рославль. Спустя час, оставаясь дигамбара, то есть «одетым пространством» – греховской «чистой энергией», он входил в свой дом, предварительно «пропустив» его через фильтры всех чувств.

Здесь все было по-прежнему, будто он и не отправлялся в долгое путешествие длиной почти в год. Если кто-то и заходил сюда в его отсутствие, то следов не оставил. Правда, один след был – кодированная запись в оперативном инке, сделанная отцом:

«Ставр, не пытайся выйти в поле Сил! Все верхние горизонты эйдоса под контролем темного эгрегора, тебя мгновенно вычислят и уничтожат. Я оставил тебе рацию с плавающими частотами, это наша новая разработка, выйдешь на консорт-канал «контр-3» и найдешь меня, пароль тот же. Мы с мамой живем в другом месте, как и остальные наши общие знакомые, не ищи никого. Дома не останавливайся надолго, опасно. До встречи, мальчик».

Записи было месяца два. И ни слова о Видане!

Ставр прослушал письмо еще раз, потом нашел рацию – красивый паучок размером с каплю росы, приклеил ее на виске под волосами и вызвал консорт-сеть.

С тихим шелестом и попискиванием в голове развернулся объем компьютерной пси-связи, из шелеста выплыл бархатно-звучный голос:

«Опознавание-3 включено. Сообщите пароль».

«Контр-ФАГ», – сказал Ставр, сопровождая пароль сложным слоганом – портретом самого себя.

«Опознавание подтверждаю. Кто нужен?»

«Прохор Панкратов».

Шелест в поле связи почти исчез, только равномерно попискивал скремблер консорт-линии, поддерживающий защиту от прослушивания.

«Ставр?» – раздался отчетливый голос отца.

Ставр почувствовал, как заныли стиснутые зубы.

«Я, пап».

«Мальчик мой!.. – Молчание, черная тень от громадного крыла через все пространство связи, чье-то рыдание, запах беды. – Мальчик мой, крепись… мама… умерла!»

Звон в ушах, чей-то вскрик. Может быть, его собственный. Ставр сел на пол, не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть. Прошла вечность, пока он пришел в себя и смог безлико спросить:

«Когда?»

«Месяц назад. Я похоронил ее в семейной усыпальнице…»

«Как это случилось?»

«Эгрегорная векторная трансляция… она вышла в поле Сил и… с тех пор мы перешли на аппаратную связь».

«Чей эгрегор сработал?»

«Какая разница, мальчик, ее уже не вернешь…»

«Чей?!»

«Южномусанский. С подачи Алсаддана они опробовали свое «пси-копье» на первом, кто попался под руку. Она не мучилась, сынок…»

«Кто из наших еще?..»

«Велизар, семья Баренца… вся… Мигель да Сильва. Но с ними все сложней. Встретимся, я дам тебе пакет информации по всем изменениям обстановки. Кстати, не вздумай появляться в бункере под Тибетом».

«Я только что оттуда. Все в порядке, им снова можно пользоваться. Может быть, я поживу там какое-то время».

«Там засада…»

«Была».

«Родной мой».

«Держись, па. Мы вернулись не одни. Я найду тебя вечером, до связи».

Еще с полчаса Ставр сидел на полу, вспоминая маму, ее жесты, улыбку, тихий и добрый голос, плакал, не зная, что плачет, и ни о чем не думал. Потом снова пошел в душ, где вспомнил, что не спросил отца, где Видана. Захотелось сразу выйти в поле Сил и найти ее одним мысленным усилием, но он сдержал порыв. Достаточно пока было знать, что она жива, поскольку отец не привел ее имя в списке жертв.

Вечером они встретились у Яна Тота в его келье, запрятанной в глубинах пирамиды. Дом файвера не пострадал в отличие от многих жилищ интраморфов, подвергнувшихся налетам банд или «правоохранительных органов». К бывшим посланцам Земли Тоту, Диего Вирту и Ставру присоединился старший Панкратов. Не было только Грехова, но его и не ждали, зная манеру экзоморфа появляться в неожиданных местах и в неожиданное время. О том, что в поход уходила команда «запасных личностей», вторых Я, Прохору решили не говорить.

Спустя полчаса после начала встречи стала вырисовываться полная картина событий в Солнечной системе после ухода команды Габриэля в поисках Сеятеля.

Как и предсказывал Грехов, появление эмиссара второго уровня резко изменило соотношение сил в Системе в пользу ФАГа.

Внешние проявления взаимодействия нагуалей с объектами Системы были уже достаточно заметны из космоса, но они не являлись главными. Самым страшным последствием этого взаимодействия было изменение вакуума, этого «застывшего движения» – по образному выражению Яна Тота. Он стал «рыхлым», «пористым», флуктуативно неустойчивым, что сказывалось даже на движении планет: они ни с того ни с сего начинали вдруг «рыскать», сбиваться с траекторий, вызывая у миллионов людей болезненное состояние, которое нередко приводило к инфарктам и гипертоническим кризам. Большинство интраморфов чувствовало «запах» возбужденного вакуума и пыталось предупредить людей о пагубном влиянии «каверн» – областей с наиболее «рыхлым» вакуумом, но, во-первых, никто их не слушал, а во-вторых, эмиссар ФАГа тут же находил пытавшихся помочь и уничтожал. Таким образом, численность популяции паранормов на Земле и в Системе сократилась чуть ли не вдвое, как в результате первой и второй волн спейс-эмиграции, так и вследствие гибели многих тысяч оставшихся.

Это сообщение Прохора собравшиеся встретили угрюмым молчанием. Чуть ли не в каждой семье появились жертвы террора, лишь у Диего Вирта не было ближайших родственников и поэтому не оказалось потерь. Но теперь каждый, и Диего в том числе, окончательно поняли, что идет самая настоящая Война на уничтожение, победителю которой досталась бы тяжкая доля восстановления «развалин космоса». Впрочем, ФАГ вряд ли стал бы восстанавливать метавселенную, останься он победителем.

Еще одним следствием появления эмиссара-2 был стремительный рост мощи темных эгрегоров. Не нужно было особенно прислушиваться к полю Сил, чтобы почувствовать угрожающее «жужжание» человеческого пси-океана, возбужденного хитроумным способом для расправы с любым интраморфом, вздумавшим выступать против ФАГа. Человеческий вид вообще сформировался в постоянной борьбе за удовлетворение элементарных потребностей, в борьбе за выживание, а в эпоху избыточного удовлетворения потребностей это обстоятельство сыграло роковую роль в разрушении мотивационного каркаса человеческого поведения. ФАГ указал цель – войну с инакомыслящими, и миллионы молодых и не очень молодых людей, чье умственное развитие не позволяло им рассчитывать на успех в творческой или деловой деятельности, недолюдей по сути, полуобезьян, едва освоивших человеческую речь, захотели власти, которую им предоставила официальная доктрина «Бей чужих!».

Не каждый из них брал в руки оружие, чтобы охотиться за паранормами, но главным их оружием был мозг, негативная пси-аура, которая при слиянии с другими такими же образовывала «облака» ненависти и угрозы.

И, наконец, Прохор Панкратов поделился последним пакетом плохих новостей.

Власть в Вече захватили ставленники эмиссара, впрочем, как и в остальных управленческих и охранительных структурах от отдела безопасности до ресурсно-снабженческих институтов.

Архонт Всевече Велизар был убит прямо на территории Всевече, в парке, во время прогулки: спейсер безопасности «Рама», выполняющий роль щита при возможном нападении на остров Хачин (озеро Селигер) из космоса, дал по нему залп из аннигиляторов. Вместе с Велизаром погибли еще около двухсот человек, и все это было списано на «внезапное помешательство» команды спейсера, состоящей из интраморфов.

Мигель да Сильва погиб в бункере под Тибетом, нарвавшись на засаду уровня-5.

Герцог едва не погиб при попытке захвата Шан-Эшталлана, провалившись в ловушку; не обошлось без предательства. В последний момент, теряя сознание от векторного удара эгрегора, он взорвал метро Всемирной ассоциации магов и спиритов, чем отвлек внимание Шан-Эшталлана, и ушел с острова по запасному императиву – через орбитальный лифт.

Ратибору Берестову пришлось уйти с поста начальника сектора стратегических исследований вследствие инцидента с Еранцевым, после которого комиссар-прима отдела безопасности два дня не мог показаться в управлении.

– Он просто набил ему морду, – с хмурой улыбкой закончил свою речь Прохор. – Таким образом, друзья мои, де-юре мы потерпели полное поражение, тем паче что уровень эмиссара-2 позволяет ему внедряться в любого человека и использовать тело в своих целях. Так что воевать с ним стало невозможно отчасти по этой причине: пришлось бы убивать людей, действующих под чужим сильнейшим волевым управлением.

– А де-факто? – поинтересовался Диего Вирт.

Прохор, мало знакомый с другом Грехова, бросил на него острый взгляд.

– Де-факто мы имеем с ФАГом паритет, хотя он этого, возможно, еще не понял. У вас есть проводка по сети «контр-3»?

– Мне она не нужна, – небрежно ответил Диего.

– Ну-ну. – Панкратов-старший повернулся к сыну: – Что молчишь?

Ставр помедлил, не решаясь задать личный вопрос, и отец понял его колебания.

– Видана работает в аналитическом центре «контр-3», я дам координаты.

– Где она живет?

– Там же: Марс, Плоть Бога, поселок паучников под названием Долина Фобоса. В то место свалился когда-то спутник Марса Фобос. Но добраться тебе туда будет сложно.

Ставр повел плечами.

– Доберусь, – посмотрел на Диего. – У меня двойственное впечатление от всего, что я узнал. Тебе так не кажется? Как твое «альтер эго»? Дождался тебя Диего-первый?

Вирт погрустнел.

– Дом Габриэля пытались взорвать, инк не уцелел… метро тоже. А вот чужанское метро почему-то сохранилось.

Кто-то постучался в головы каждого из гостей Яна Тота с безмолвной просьбой войти, и через минуту в комнате неслышно возник Грехов. Поздоровался с Панкратовым-старшим, оглядел остальных.

– Вы уже в курсе событий? Тогда сразу к делу. Велизара убили К-мигранты, после того как обезвредили команду спейсера «Рама». С ними пора кончать, предела их ненависти к людям нет. «Контр-3» поможет мне или придется готовить операцию самому?

Вопрос был к Прохору, и тот после недолгого колебания кивнул:

– Скорее первое, чем второе. Я сообщу.

Грехов повернулся к Ставру:

– Я знаю, что ты готовишь уровень-5 для Алсаддана. Предлагаю повременить с единичной акцией, через день-два мы проведем операцию «Чистка» во всех высших эшелонах и одновременно разберемся с Хасаном.

Прохор с горестным недоумением взглянул в совершенно спокойное лицо сына. Тот покачал головой:

– Алсаддан – мой! – И так это было сказано, что в комнате повеяло холодом.

Грехов остался равнодушен.

– Не имею ничего против. Диего, мы уходим.

– А где Мориончик?

– Ушел домой, на Чужую. Ему хватает своих проблем.

– Тогда пошли.

– Э-э… – сказал Прохор с некоторой растерянностью. – Габриэль, по-моему, вы несколько спешите. Нам хотелось бы встретиться с вами и обсудить совместные действия.

– Кому – нам?

– Руководству «контр-3».

– С шерифом Барковичем и Патриархом Варфоломеем Иваном I я уже имел беседу, с остальными контакт необязателен.

– Воля ваша. Но вы уходили в поиск и вернулись с Сеятелем. С ним можно наладить контакт?

– Нет.

Наступила тишина. Грехов еле заметно усмехнулся, видя, какое впечатление произвел его ответ.

– Он ушел обратно.

Ставр, который знал, в чем дело, хотел было добавить, но Габриэль сделал это сам:

– Сеятель ушел к своим соплеменникам, а оттуда собирается махнуть за Конструктором, которому, возможно, тоже будет любопытно узнать, что затевает Игрок в нашем мире. Кстати, он подал интересную мысль. Вот его прощальный слоган: «Странные вы существа, файверы, – неисправимые индивидуалисты. Вместо того чтобы объединиться и стать Инженерами в собственной метавселенной, хозяевами своего космоса, вы отправляетесь в странствия, паломничество, просто полюбоваться красотами иных миров… Может быть, это и необходимо для какого-то краткого периода самосовершенствования, но чтобы вечно ничего не делать – это выше моих разумений! Если тебе не нужен космос, зачем ты космосу?»

В келье Тота Мудрого воцарилась тишина.

Грехов кинул горящий взгляд на Ставра и вышел, за ним последовал Диего, оставив в воздухе тихое слово прощания.

– Это камень в мой огород, – сказал Ян Тот.

«И в мой», – подумал Ставр, но вслух ничего не сказал.

– Файверы, – произнес Прохор, пробуя слово на слух. – О ком это он?

– Обо мне, о вашем сыне, – кивнул на задумавшегося Ставра хозяин. – Обо всех, кто вышел за пределы человечества. Может быть, идея Сеятеля не так уж и утопична?

– Я не совсем…

– Объединиться. Файверам пора объединяться. Нет ничего проще… и сложней.

ГУРРАХ

Радость семейной встречи была горькой и недолгой.

Помянули Ольгу Панкратову, мать – для Ставра, жену – для Прохора, дочь – для Берестовых. Потом выслушали рассказ путешественника по вселенным – Ставр все никак не мог свыкнуться с мыслью, что мамы нет и не будет, поэтому был скуп на подробности, – стали расходиться.

Встреча происходила на Земле, в Новосибирске, но не в доме бабки Ставра, Анастасии Демидовой, а на квартире у одного из интраморфов, ударившегося в бега.

Ратибор и Анастасия ушли первыми, пережив бурю чувств и счастливые минуты от встречи с живым и невредимым внуком. Прохор остался еще на некоторое время, потому что у него здесь было назначено рандеву с кем-то из руководителей «контр-3».

Этим человеком оказался Людвиг Баркович. Как выяснилось, он попросил отца Ставра устроить ему беседу с сыном, и Ставр, в общем-то не желавший ни с кем встречаться официально, не нашел сил рассердиться на отца, понимая, что командиры «контр-3» хотят выяснить, удалась ли миссия посланников. Видимо, беседа с Греховым их не удовлетворила.

Пришлось задержаться на полчаса, хотя сердце рвалось на Марс, в Долину Фобоса, где в условиях строжайшей секретности располагался аналитический центр «контр-3».

Баркович, не изменившийся внешне ни на йоту, выслушал рассказ Панкратова-младшего без комментариев. Он ничего не сказал даже в ответ на философские отступления Ставра, попытавшегося очертить стратегию Игрока – ФАГа, а также идею серых призраков о наступившем Времени Перемен. Впрочем, для Ставра удивительным было не молчание командора погранслужбы, а его состояние флегматичного спокойствия. То ли гибель многих соратников не отразилась на эмоциях шерифа Системы, то ли он их тщательно скрывал, то ли привык считать потери неотъемлемой составляющей противостояния. Единственная реплика, которую он себе позволил, касалась того места в рассказе Ставра, где тот упомянул о погоне.

«Следует полагать, что ФАГ знал о вашей миссии и принял меры».

«Странные меры он принял. Уж очень низок был уровень погони. Если бы ее организовал хотя бы эмиссар типа Джезенкуира, и то результат был бы иным. У меня сложилось впечатление, что Сеятели, ставшие Инженерами, подкинули нам тест на гуманность устремлений. Мы не стали уничтожать «дракона» погони, и этого оказалось достаточно, чтобы нам поверили».

«Сомневаюсь, что это так. А что по этому поводу говорит Грехов?»

«Ничего».

Ставр, испытывающий к собеседнику сложные чувства, ждал еще вопросов, но их не было, и тогда спросил сам:

«Извините, Людвиг, как вам удалось сохранить пост командора и не заронить подозрений у нового эмиссара?»

Губы Барковича искривила знакомая надменно-ироничная ухмылка, деталь его маски-имиджа, однако ответил командор вполне нормально, без ехидства и высокомерия:

«Пришлось пройти через сито пси-зондажа, мальчик. Как видишь, я выдержал. Спасибо за сведения, нам теперь есть о чем подумать. Прохор, он подключен к «щиту-3»?»

«Еще нет, но я собирался сделать это».

Баркович кивнул, встал и вышел, передав короткий слоган прощания и пожелания удач.

Отец и сын обменялись взглядами.

«Что еще за «щит-3», куда ты собрался меня подключить?»

«Мы сделали так, что любое эгрегорное нападение на руководителей «контр-3» вызывает ответную реакцию наших эгрегоров. Противоядия против этого эмиссар еще не придумал, потеряв кое-кого из своих помощников».

«Чем занимается Баркович?»

«Ты зря к нему относишься с опасением. Ему пришлось несладко, но экзамен эмиссара он выдержал. В руководстве «контр-3» он занимает пост координатора стратегических линий».

«А ты?»

«А я координатор тактик. Мы готовим операцию «Чистка», в которую входит ликвидация главных помощников ФАГа в Системе и замена руководителей в тревожных службах и правительстве. Подготовлена программа нейтрализации темных эгрегоров. Проработано уничтожение глобальной цензуры средств массовой информации, практикуемой ФАГом, и оповещение о происходящих событиях. Планируется чистка ядер нагуалей от «шубы» Абсолютно Мертвой Материи…»

«И все это базируется на предполагаемом вмешательстве и помощи Сеятеля и Конструктора?»

– Да! – вслух сказал Прохор.

Ставр невесело улыбнулся.

«Оптимисты вы там, в своей «контр-3». Еще неизвестно, захотят ли помочь Сеятель и Конструктор. Может быть, Иерарх Пути прав, и мы просто переживаем действие глобального Закона Большой Вселенной, Закона Перемен. Может быть, единственное, что достойно восхваления при вступлении этого Закона в силу, это – смириться!»

Прохор покачал головой, пытаясь прочитать, что творится в душе сына.

«Ты тоже так считаешь?»

«Нет, я пытаюсь оправдать наши действия».

«Тогда запомни одно: вселенная не стала бы рождать эрмов и файверов без веской причины. Она нуждается в нас, и мы должны ей помочь. Защищая себя!»

«Но Солнечная система и Земля уже никогда не станут прежними».

«Для тех, кто придет после нас, они останутся в памяти такими, какими их оставим мы. Даже если Конструктор откажется воевать с ФАГом, шанс сохранить свой дом, пусть здорово изменившийся, у нас есть».

Ставр смотрел на отца непонимающе, и Прохор докончил:

«Этот шанс – вы сами. Файверы. Ян Тот говорил об их объединении. Ладно, иди во своим делам, сынок. Я вижу, ты сидишь как на иголках».

Ставр поцеловал отца в ухо и стремительно выскочил из комнаты, сразу исчезнув с «экрана» пси-радаров отца.

Поселок Долина Фобоса на Марсе состоял из трех десятков разнокалиберных коттеджей, где могли проживать около сотни семей. Однако в настоящее время все его население состояло из двух десятков человек, в основном – ученых: археологов и физиков, изучающих Плоть Бога. С виду это был тихий поселок, как и сотни других, имеющих одну ветку метро, небольшой парк машин, маленький реактор кварк-стандарт, который обеспечивал энергией пару лабораторий и жилые блоки, на деле Долина Фобоса служила маскировкой одного из центров «контр-3», а именно – аналитического, запрятанного в недра пещерной страны под поселком.

Центр располагал своим энергохозяйством, кодированной системой метро, трехслойной системой защиты, в том числе и «абсолютным зеркалом», а также совершенным комплексом охраны, позволяющим в случае нужды отразить любое нападение или в течение короткого времени эвакуировать работников центра в заранее подготовленные места. Проникнуть в святая святых центра не только простому человеку, но и разведчику, буде таковой появился бы, не представлялось возможным, однако Ставр шутки ради решил попробовать сделать это, хотя отец включил его в сеть «спрута-3» и дал необходимые пароль-файлы.

К Долине Фобоса, расположенной в ста с лишним километрах от границы Плоти Бога с основной породой планеты, Ставр добирался на флайте местных турлиний вместе с группой школьников, совершающей экскурсию. Внешность он себе подобрал в соответствии с императивом «внутренних кондиций» и с виду казался пожилым толстяком, багроволицым, неповоротливым, стра– дающим одышкой.

Школьников сопровождал учитель-социоисторик, такой же толстый, как и попутчик, и Ставр даже подивился такому совпадению: выглядели они как братья.

В поселке группа задержалась, что было на руку новоявленному «разведчику». Под видом сопровождения детей, разговаривая с учителем, он обошел поселок кругом и составил объективную картину прикрытия Долины Фобоса силами защитной сети. А когда понял, что тайно проникнуть в центр невозможно, решил действовать просто. Разыгрывать спектакль уже не хотелось, от желания увидеть и обнять Видану сердце то начинало колотиться церковным колоколом, то замирало.

Запасной вход, а вернее, выход из центра находился в квартире одного из старожилов поселка, роль которого играл интраморф Мбвана Мбвуми, африканский негр по происхождению, минералог по образованию, контрразведчик по обстоятельствам. Ничего этого Ставр, конечно, не знал, но личность «сторожа выхода» его и не интересовала. Обнаружив хозяина дома, он предъявил необходимые полномочия и в порядке исключения попросил пропустить его «вниз».

Малоразговорчивый Мбвана Мбвуми сказал «нет» и предложил гостю действовать через инк-опознавательный барьер, то есть официальным путем.

«Не могу, – ответил Ставр. – У меня есть причина появиться там неожиданно».

«Таких причин быть не может», – сказал хозяин, в отличие от гостя похожий на высохший ствол эвкалипта. Лицо его тоже было твердым, непреклонным, с металлическим серым оттенком и не выражало абсолютно ничего.

«Такая причина есть. – Ставр подумал, вернул себе прежнюю внешность, изрядно удивив хозяина, и, теряя надежду решить проблему мирным путем, добавил: – Девушка. Она работает там и не знает, что я вернулся».

Мгновение старик-негр смотрел на Панкратова с тем же непоколебимым видом, потом черты лица его вдруг смягчились, и он улыбнулся.

«Сюрприз? Да, это хорошая причина. И все же я не имею права открывать этот вход. За территорией всех поселков на Марсе ведут наблюдение «глаза и уши» ФАГа, и если вы войдете в дом и не выйдете…»

«Я понимаю, но эту проблему можно решить. Я сооружу «динго», видеофантом, похожий на меня – того, кто вошел. Он выйдет от вас и зайдет в метро».

Улыбка хозяина стала шире. Он покачал головой, сверкнул глазами, вздохнул.

«Молодость, молодость… Хорошо, идите. Желаю приятных сновидений».

«Почему сновидений?

«А разве любовь – не сон? Как и жизнь, впрочем».

Мбвана Мбвуми вышел на «трек» регионального поста охраны и сопроводил «чрезвычайного посла» к лифту, который был одновременно кабиной бесшумного метро. Через минуту Ставр вышел из терминала «контр-3» на глубине в двести метров под поселком Долина Фобоса. Здесь ему пришлось пройти тест на «совместимость» целесмысловых установок с задачами «контр-3» и только после этого получить допуск по уровню советников, имеющих право передвигаться по территории центра и доступ к стратегической информсети.

Адрес эфаналитика Виданы Железовской не входил в объем стратегически важной информации, однако найти ее оказалось непросто. Девушки не было ни в расчетном зале большого инка, ни в личной каюте, а обыскать всю территорию центра, занимавшего восемь горизонтов площадью около десяти тысяч квадратных метров каждый, было нереально. Тогда Ставр рискнул выйти в поле Сил и… вызвал тревогу сторожевой инк-системы, отреагировавшей весьма круто: нарушителя пси-режима тут же в коридоре накрыли силовым пузырем, совмещенным с пси-фильтром, и в действие пришел механизм адекватной проверки гостя центра. Однако Ставр действовал быстрее, продавил силовой пузырь (интраморфу без Д-прививки сделать это не удалось бы), на сверхскорости преодолел два горизонта и там нырнул в полную неслышимость, включив для верности личный пси-фильтр. Ругать себя не стал. В поле Сил он пробыл всего несколько сотых долей секунды, но успел определить примерный вектор, по которому «светилась» аура Виданы.

Он нашел ее в парке, возле бассейна, в компании четырех молодых людей, очень сильных людей и сдержанных, судя по их беседе и манере поведения. Девушка была одета в свой любимый уник (шорты, блузка), а мужчины, как один, предпочитали свободного покроя летние костюмы в стиле «антик».

Ставр задавил желание пошутить (прыгнуть в бассейн или пристать к компании) и лишь смотрел на сидящую в шезлонге девушку из-за куста роз, не отрывая взгляда. И она почувствовала его, несмотря на задавленную пси-сферу и молчание. Повернула голову в его сторону, глядя на «незнакомого толстяка», медленно встала, сделала шаг навстречу… затем бросилась к нему с тихим вскриком:

– Ставр!

Четверо парней переглянулись, молча смотрели на обнявшуюся пару, не отреагировав даже на преображение незнакомого пожилого человека в русоголового юношу. Лишь один из них нахмурился, потому что Видана давно была ему небезразлична, но и он знал, кого она ждала…

Они были – ураган, тайфун, смерч, цунами…

Они были – падение в жаркую чувственную бездну…

Они были – отдыхающие чайки на волнах океана…

Они были – падающие без сил на гребень бархана путники в пустыне любви…

Они были – пьющие зной и холод, пламя и жидкий лед…

Они были… и снова, и снова, и снова… и сколько это длилось, никто потом вспомнить не мог.

Видана пришла в себя первой.

«Очнись, эрм! Это тебе не виртуальная реальность. Ты меня замучил… Я не думала, что ты такой…»

– Какой? – вслух спросил Ставр.

– Ненасытный, – нежно ответила девушка.

Он привлек ее к себе… и повторилось все сначала, будто они только-только встретились…

Потом они час купались, испытывая невероятное блаженство от струй воды, чистоты тел и прикосновений друг друга, благословляя деда Аристарха, что он догадался установить в своем бункере приличный душ со сменой программ.

Пили чай «по-королевски», то есть из одной пиалы, забравшись вдвоем на трон-кресло Железовского, ели горячие бутерброды, снова пили чай с тоником, затем медитировали, набирая сил без выхода в эйдоинформационное поле, но не удержались и оказались в объятиях друг друга, в спальне… чтобы через некоторое время снова пойти в душ и повторить цикл опьянения друг другом…

А потом в бункер ворвался Аристарх Железовский и, не обращая внимания на пикантную сцену, передал слоган:

«Уходите! Бункер заминирован! Если эмиссар поймет, что его засада провалилась, он его взорвет! Быстрее!»

Ставру не надо было объяснять ситуацию дважды. На то, чтобы накинуть на себя «плащ» из «чистой энергии», ему понадобилось всего две секунды, но включить опознаватель он забыл. Видана собиралась медленнее, и Аристарх помог ей пониже спины, так что девушка с гневным «ай!» вылетела в коридор.

Они втиснулись в кабину метро втроем и скомандовали пуск, но именно в этот момент прошла и команда на подрыв бункера.

Те, кто в это майское утро отдыхал на берегах озера Нгангларинг-Цо, с ужасом увидели гигантскую колонну волокнистого зеленого огня, вырвавшуюся из отрога высившегося поблизости хребта Алинг-Гангри, ушедшую в небо и превратившуюся в столб бурлящего багрово-черного дыма.

Горы содрогнулись, вода в озере закипела, взметнулась кольцевой волной, сметая с берегов отдыхающих, а потом пришел звук, подобные которому слышатся только во время войн, – звук колоссальной мощности взрыва…

Темнота…

Белая темнота!..

И боль! Красно-черная, шершавая, твердая, шипастая боль во всем многосуставчатом теле… Он неосторожно шевельнулся и рассыпался на миллионы отдельных песчинок, камешков, клеточек, ядер и зерен. Начавшее было восстанавливаться сознание померкло…

Следующее воскрешение было чуть легче первого, но и оно не состоялось полностью, потому что любое шевеление вызывало распад тела на россыпи камней и струи пыли. Только на четвертый или на пятый раз он сумел наконец определить границы своего чувствования и выбраться на Божий свет из-под скорлупы разбитого вдребезги сознания.

Пошевелить руками и ногами, равно как и просто повернуть голову, чтобы оглядеться, не удалось ни с первой, ни с десятой попытки. Тогда Ставр освободил одно из Я сознания и «вышел» из тела, пытаясь сохранить цветность и четкость зрения.

Себя он обнаружил сразу, свернувшегося клубком и вклеенного, как муравей в янтарь, в прозрачно-голубую стеклянистую массу. Видана отыскалась чуть в стороне и ниже, также закованная в массу стекла и в той же позе. Аристарха Железовского нигде видно не было.

Пси-двойник Ставра обследовал окружающее пространство, и Панкратов сделал вывод: они оказались внутри многогранника, заполненного массой застывшего вещества, похожего на стекло. За стенами помещения просматривались еще какие-то конструкции, машины, коммуникационные сети со слабо излучающими участками, но вызывали они почему-то впечатление мертвой неподвижности, запустения и чужеродности.

Ставр некоторое время рассматривал мигающий фиолетовым светом глаз под потолком многогранника и вернулся в тело. Ощущений стало гораздо больше, причем в большинстве своем негативных. Болели все кости, кожу жгло и кололо, легкие отказывались дышать, потому что воздуха, по сути, в «стекле» не было. Ставр понял, что без выхода в поле Сил не обойтись. Даже если после этого его засекут наблюдатели ФАГа.

Войти в состояние инсайта оказалось непросто, пришлось настраивать каждый застывший орган тела, не обращая внимания на тревожные напоминания сторожевого центра сознания об отсутствии резерва. Ставр напрягся – и «стеклянная» масса вокруг стала трескаться, осыпаться на пол помещения, испаряться и таять. Через несколько секунд с деревянным стуком упал и сам Ставр, но способность двигаться приобрел не сразу: тело действительно одеревенело, члены затекли и не чувствовали ток крови. Как только удалось встать, Ставр заковылял до упавшей Виданы и с трудом достучался до ее пси-сферы, еле просвечивающей сквозь саван небытия, как уголек сквозь слой пепла. Во время нештатного запуска, совпавшего со взрывом метро, девушке досталось больше, потому что Ставр был укутан в дигамбара, а на Видане был обыкновенный уник.

Сколько он провозился с ней, пока она не задышала, Ставр не понял. Сеанс энергопереноса отнял у него все силы, после чего пришлось восстанавливаться самому с выходом в поле Сил. Он уже не боялся делать это. Так как стало ясно: находятся они не на Земле и вообще ни на одной из планет Солнечной системы.

Очнулся он от прикосновения. Видана, слабая, дрожащая от холода и бессилия, стояла рядом на коленях и гладила его по щеке.

– Где… дед? – раздался ее тихий, как выдох, голос.

– Не знаю. Поблизости его нет.

– А где… мы?

– Выйдем отсюда – посмотрим. Но это не Земля.

– Я это ощущаю носом – дышать нечем. Как мы здесь оказались?

– Метро сработало одновременно со взрывом. Удивительно, что мы вообще живы. Нас могло рассыпать по «струне» на тысячи парсеков. Сколько ты еще можешь продержаться без воздуха?

– Пока держусь, но сил нет совсем.

– Полежи, я поищу кислород и узнаю, где стоит эта станция метро, куда нас выбросило.

Видана превратила свой уник в комбинезон и улеглась на пол поудобнее. Ей было очень плохо, легкие просили кислорода, все тело зудело и разламывалось на части, в глазах прыгали цветные «зайчики», голова отказывалась анализировать ситуацию, но девушка ни разу не пожаловалась на боль.

Ставр отсутствовал минут сорок. Присел на корточках над Виданой, положил руку на лоб, передавая энергоимпульс. Она открыла глаза, в которых перемешались тьма и мука, встретила его взгляд, попыталась приободриться:

«Я думала, ты меня бросил…»

«Не надейся. Если только сама не сбежишь. Правда, сбежать тебе не удастся, везде найду».

«Особенно не задавайся, файвер, а то становишься похожим на Хинна. Что-нибудь узнал?»

Ставр не стал уточнять, откуда Видана достала информацию о файверах. Кислорода он не нашел, как и защитных костюмов с энергоресурсом и НЗ, а Видана продержаться в этом состоянии долго не могла.

– Судя по моим впечатлениям, нас выбросило на родину гуррах. Метро стоит на территории какой-то базы или военного городка. Все цело, но оборудование очень древнее. Самих кайманоидов не видно, однако кое-какая автоматика работает. Единственный шанс выжить – убраться отсюда тем же путем, на метро».

«Похоже, я останусь тут… навсегда…»

«Держись, малыш! Выкарабкаемся».

«Нечем… дышать… хочу…»

Ставр некоторое время раздумывал, что делать, потом решительно привлек Видану к себе. Костюм дигамбара не только защищал его от внешних воздействий, но и снабжал тело кислородом. Надо было сделать так, чтобы он поработал в этом направлении на двоих, насытил кровь Виданы кислородом хотя бы на некоторое время.

Объяснить костюму его задачу удалось со второй попытки, лишь после того, как девушка потеряла сознание и не отреагировала на электроразряд, сопровождавший его прикосновение к ее коже. А уже через четверть часа Видана очнулась, почувствовав себя значительно лучше. Мгновенно поняла, что произошло, и крепче прижалась к телу Ставра, прошептав:

– Ты – идеальная перина!..

Ставр представил, как они выглядят со стороны, и фыркнул: скафандр растянулся, закутал обоих, образовав нечто вроде спального мешка, и теперь они были похожи на двухголовое существо без ног и рук.

Еще через несколько минут Видана поцеловала Ставра:

– Ты идеальный адаптоген! Мне уже лучше, давай я встану. Если доберемся до дома, попрошу у Грехова такой же костюмчик. Или его может носить только файвер?

Ставр скомандовал скафандру занять стандартное положение, осторожно снял девушку с себя и встал.

– Откуда ты знаешь о файверах?

– Слухом земля полнится… от Пайола Тота, отца Яна. Ну, что, начнем искать выход? – Голос у девушки был бодрый, но Ставр видел, что ей все еще плохо. Надо было торопиться.

Они обследовали территорию базы гуррах, судя по виду – законсервированной для каких-то целей пару сотен лет назад, но полезного для себя ничего не нашли, кроме оружия. Этого добра здесь хватило бы на вооружение целой армии. Но ни запасов кислорода, ни съестных припасов обнаружить не удалось, кайманоидам они были без надобности. Судя по той информации, которую удалось наскрести, гуррах действительно были аммиачными существами: они пили аммиак, дышали азотом и выдыхали циан. Правда, азота в атмосфере планеты почти не осталось, на девяносто процентов она состояла из циана, метана и водорода, и этот факт вполне объяснял причины бегства остатков гуррах со своей загаженной, мертвой планеты.

У Ставра мелькнула было мысль попытать счастья в других районах планеты, благо некоторые из летательных аппаратов базы имели неизрасходованный ресурс и могли передвигаться в радиусе сотен километров, но Видана слабела быстрей, чем хотела, хотя и пыталась бодриться, поэтому пришлось заняться аппаратурой гуррахского метро вплотную.

Принцип действия метро кайманоидов оказался тем же, что и у земного, разве что техническое воплощение было иным. Стеклянистая масса, например, в которой застряли люди после финиша, оказалась аварийной компенсационной подушкой, пришедшей почти в полную негодность из-за старости и сработавшей чудом. Остальное оборудование тоже было уникальным, отличаясь от отечественного по многим параметрам, но метро работало, имело независимый источник энергии, и Ставр сделал вывод, что гуррах оставили его в качестве запасного пути для отступления. Каким образом произошло пересечение «струн» земного и кайманоидского метро, оставалось загадкой, но не принципиальной, разгадку надо было искать все равно не здесь, а на Земле.

Ставр обследовал все, что мог, влез даже в систему компьютерного запуска метро, однако так и не смог установить координаты ближайшей точки выхода. То есть они могли с равной вероятностью выйти не только на Земле, но в любом другом районе космоса, где стояли станции гуррах-метро, в том числе в резиденции эмиссара. Но выбора у них не было. Видана теряла сознание все чаще, не помогали и сеансы энергопереноса. Надо было рисковать. Хотя Железовского разыскать так и не удалось.

Бросив последний взгляд на мрачный пейзаж снаружи – базу окружало оранжево-голубое болото с тысячами струек испарений, над головой темнело серое небо, из которого свисали такие же серые клочья тумана, – Ставр шагнул обратно в здание метро. Подхватил Видану на руки, приказал скафандру закутать их обоих и привел в действие автоматику пуска.

С гулким ударом гонга под ногами распахнулась звездная бездна…

ФАЙВЕР

Галена Боянова, мать Виданы, поседела за ночь. Потерявшая в течение короткого времени мужа и дочь, она не смогла сдержать чувств, и Забаве с трудом удалось успокоить ее известием, что возможен другой вариант исчезновения влюбленной пары. Правда, сама Забава в этот вариант не верила, в отличие от Прохора Панкратова, который надеялся на чутье сына и его возможности файвера. Может быть, молчаливое присутствие в доме Панкратова-старшего и помогло Галене прийти в себя. К тому же у ее постели постоянно дежурили женщины – Забава, Анастасия Демидова, подруги Галены.

Мужчины собрались на другой половине дома, располагавшегося в джунглях Мадагаскара и принадлежащего приятелю Железовского, который большую часть времени проводил в космосе. Молчали, перекидываясь редкими фразами в ожидании Аристарха: Прохор, Ратибор Берестов, Пауль Герцог. По треку «спрута-3» часто проходили сообщения, касающиеся всех, и тогда в комнате устанавливалась тишина.

Жизнь продолжалась, человечество по большей части все еще не догадывалось о приближающейся катастрофе и жило своими радостями и огорчениями, не желая прислушиваться ни к голосу разума, ни к голосу чувств, руководствуясь инстинктами и внедренной в сознание мыслью, что виноваты во всех бедах интраморфы.

Железовский заявился не один, а с Мальгривом. Бывший шеф «контр-2» стал главой аналитического центра «контр-3» и выглядел, как и прежде, флегматично-благодушным дядюшкой, который доволен всем и прежде всего собой. Аристарх сразу прошел к невестке, а Джордан в гостиную. Поздоровался, оглядел всех, наткнувшись на физически ощутимый взгляд Панкратова, ответил на невысказанный его вопрос:

«Ни на одной из контролируемых нами станций они не появлялись. Где они могут находиться, остается неясным. Наши эксперты установили, что взрыв реактора не был мгновенным, а как бы протекал в три этапа, три импульса. Его словно кто-то пытался задержать. И судя по эху, на тонких уровнях поля Сил, в бункере, кроме Виданы и Ставра, находился еще один человек».

Мужчины переглянулись.

«Третий? Не может быть!» – возразил Берестов.

Мальгрив не ответил, наливая себе тоник.

– Никто из наших туда пойти не мог, – сказал Герцог. – Зная, что бункер заминирован».

«Я предупреждал Ставра, – выдохнул Прохор. – Мне показалось, что он понял…»

«Не казни себя, дружище, – произнес из-за стены Железовский. – Ставр ведь сразу заявился туда и уничтожил засаду. Ему могло показаться, что ты предупреждал его именно о ней. Но, хоть убейте, я не вижу их среди мертвых!»

Сказано это было, наверное, ради Галены, но и Прохору стало на душе чуть легче. Хотя он тут же с горечью подумал: если бы они остались живы, уже объявились бы…

«Погодите их хоронить, – пробурчал Мальгрив. – Посыл на «струну» был нештатным, их могло забросить черт знает куда. Оклемаются, осмотрятся и вернутся. Ян Тот сказал, что файвера уничтожить почти невозможно, а ведь Ставр как-никак файвер».

«Зародыш файвера», – уточнил Берестов.

«Ну так что вам еще надо? Давайте работать, а не сопли распускать. Придет ли к нам на помощь Конструктор, еще вилами по воде писано, я даже в Сеятеля не верю, что-то уж больно быстро он смотался отсюда… значит, полагаться стоит только на себя, и отдыхать рано».

«Что бы мы без тебя делали, монах, – вздохнул Берестов, – без твоих советов и правил. Может быть, ты уже знаешь, где находится база эмиссара?»

«Не знаю. Он везде и нигде. Еще ни одному наблюдателю не удалось проследить за его перемещениями, хотя выходили на него многие. Зато мы вычислили, где находится новый лагерь гуррах».

«Где же? – заинтересовался Аристарх. – Неужели они отважились остаться в Системе?»

«Еще как отважились – буквально под боком Совета безопасности, у всех на виду, на территории Европейского военно-исторического музея».

Герцог присвистнул, выражая общие чувства.

«А что – мудро, – появился в гостиной Железовский. – Территория музея – двести квадратных километров, там полно разного рода техники, в том числе действующей, а также источников энергии, – черта спрятать можно!»

«Да, кайманоиды многому научились».

«У них хорошие учителя – К-мигранты».

«Грехов все обещал покончить с ними, да так и не нашел времени. А что думает голова «контр-3» по этому поводу?»

«Считает ликвидацию К-мигрантов делом второстепенным, но операцию «Чистка» все же готовит. Час «икс» может быть объявлен очень скоро, в зависимости от… э-э… многих обстоятельств».

«В зависимости от согласия Сеятеля помочь».

Мальгрив глянул на говорившего по-отечески благожелательно.

«Как мы все хорошо понимаем».

«Погодите-ка, – попросил тишины Железовский, к чему-то прислушиваясь. – Никак гости пожаловали!»

В коридоре тихо заскулил домовой.

«Вы кого-нибудь ждете?» – насторожился Герцог.

«Никого, все дома…»

«Их только двое, мужчина и женщина, по всей видимости нормалы. Впускай, посмотрим, кто это».

У Прохора екнуло сердце, и не у него одного.

Железовский открыл дверь, и в дом ворвались незнакомые с виду, но узнаваемые по ауре молодые люди – Ставр и Видана. Панкратов-младший сделал это молча, а Видана с воплем:

– Дед! Живой!

В комнату заглянули женщины, мать Виданы бросилась к ней со стоном, началась суматоха, общее столпотворение, раздались возгласы удивления и довольный голос Мальгрива:

– Я же говорил – он вывернется!

Образовались две живописные группы: обнимающиеся, плачущие, квохчущие Железовский, Галена, Забава и Видана – в одной, и молча обнявшиеся за плечи Прохор, Ставр и Ратибор – в другой.

Наконец шок у Аристарха, как и у всех остальных, прошел. Он разнял объятия, отодвинул Видану:

«Ну, хватит реветь, в чем дело?»

«Как в чем? Ты здесь… живой!»

«Живой, живой, что мне сделается?»

«Мы с ума сошли, обыскались, думали – пропал! Куда ты делся после старта? Где тебя выбросила «струна» метро?»

Железовский и Прохор обменялись взглядами.

«Постой, постой, ты о чем? Ничего не понимаю!»

«Как о чем? – Видана с недоумением оглянулась на Ставра. – О взрыве! Мы же с тобой вместе стартовали… во время взрыва… а оказались только вдвоем. Ты что, разыгрываешь, дед?»

«Ну-ка, расскажите подробней».

Запинаясь, Видана поведала историю о появлении в бункере Аристарха Железовского, их бегстве и взрыве.

По дому разлилось молчание, притихли даже обезумевшие от счастья женщины.

– Дело в том, что меня с вами не было! – объявил Железовский.

– Что ты говоришь, дед? – беспомощно пролепетала Видана.

– Значит, спас вас кто-то другой, – хладнокровно констатировал Герцог. – Может, Грехов?

– Грехова я бы узнал, – покачал головой Ставр.

– Н-да, задали вы загадку! – Панкратов-старший пришел в себя и вспомнил о деле. – Рассказывайте, что было дальше.

Женщины понемногу успокоились, хотя Галена никак не могла оторваться от дочери и продолжала плакать, не вытирая катившихся по щекам слез. Расселись кто где мог, и Ставр коротко довершил начатый Виданой рассказ…

Он был готов ко всему, вплоть до встречи с эмиссаром, но бросок по «струне» чужого метро закончился без эксцессов, тихо и мирно, в недрах какой-то станции, работающей в автоматическом режиме, причем на планете с меньшей силой тяжести, чем на Земле.

Через несколько минут стало ясно, что станция расположена на Венере в одной из тессер и является запасным эвакопунктом ФАГа. Управлялась она стандартным инком типа Знаток, и Ставру ничего не стоило войти в оперативное поле компьютера, задавить его сторожевые функции и выяснить, кто и зачем устанавливал станцию на дне жаркого и плотного океана атмосферы Венеры.

Можно было тут же убираться отсюда, благо метро разблокировать на старт не составило бы труда, но Панкратов потратил еще некоторое время на поиск НЗ, кислорода и на лечение Виданы. А потом с полчаса копался в памяти инка, пока не обнаружил след странной записи: кто-то недавно побывал здесь и стартовал на Землю, но не в обычном режиме, а по сложному коду.

– Это все, – закончил Ставр. – Наружу я не выходил, но на станции есть все, чтобы можно было долгое время находиться в аду Венеры.

«А ты не смог бы воссоздать тот код? – заинтересовался Железовский. – Я имею в виду старт того, кто посетил станцию до вас».

Ставр помедлил.

«Я не уверен, что правильно прочитал… – Он продиктовал цифры в сопровождении слоган-символа. – Но стоит попробовать пощупать вектор».

«Попробуем, – кивнул Герцог. – Это код базы эмиссара или лежбища К-мигрантов. Надо признать, вам здорово везет, ребята. Даже слишком здорово».

Железовский исподлобья глянул на Ставра.

«В такое везение я не верю. Им определенно кто-то помог… не только уберег от взрыва, но и навел на гуррах. Если это Грехов…»

«Увы, не я, – вторгся в пси-поле разговора чей-то уверенный голос. – Разрешите войти?»

«Входите», – с заминкой сказал Железовский, оглядывая насторожившуюся компанию.

Несколько минут прошло в молчании, пока в дом не проник Габриэль Грехов. Все смотрели на экзоморфа, как на посланца дьявола, и на губах его промелькнула тень улыбки.

«Рад видеть вас живыми, мадам и месье. Я на минутку, хочу предупредить, что сегодня вечером или ночью мы будем иметь честь встретиться с двумя… э-э… организмами, которых вы хорошо знаете: с Конструктором и Сеятелем. Возражений нет?»

«Где состоится встреча?» – ответил за всех Прохор.

«Везде, где бы вы ни были. Специально готовиться не надо, собираться вместе тоже. Вас найдут. – Грехов кинул взгляд на Ставра. – Эрм, ты мне нужен».

«Прямо сейчас?»

«Прямо сейчас. Прошу прощения, друзья, у меня как всегда мало времени».

«Но как же…» – начала Видана.

«Значит, ребят спас кто-то из них? – перебил ее Ратибор. – Сеятель? Конструктор?»

«А не суть важно. – Грехов и Ставр, оглянувшись на Видану, вышли, остался звучать только голос Габриэля. – Главное, что они здесь. И мой вам совет: не собирайтесь такой большой компанией, вас видно очень далеко, а ФАГ может накрыть ради вашего уничтожения весь остров».

Шаги смолкли, наступила тишина, в которой раздался бесстрастный голос Забавы Бояновой:

– Боюсь, это не главный сюрприз, милые мои…

Ставр не спросил, куда они идут и зачем, а Габриэль (двойник, естественно) не счел нужным объяснять. Спустя сорок минут они вышли из метро на территории Такла-Маканского ксенозаповедника, где их встретил Герман Лабовиц. Он тоже ничего не сказал, молча пожал руку Панкратову и повел гостей за собой.

Будка сторожевого поста, в которой стоял инк охраны бестиария, оказалась лифтом, который опустил их под землю. В помещении, защищенном, как определил Ставр, слоем «абсолютного зеркала», их ждал Диего Вирт, Грехов-первый и незнакомый Панкратову интраморф, желтолицый, узкоглазый, с модной прической под «тигра», небольшого роста, но буквально круглый от развитых мышц.

«Привет, мальчик. – Диего с улыбкой легонько прижал Ставра к себе. – Знакомься, Левон Акутагава».

Ставр подал руку внимательно разглядывающему его «тигру» и внезапно понял, что перед ним эрм. В свою очередь и тот оценил гостя правильно, сказал на бархатно-звучном пси-арго:

«Наслышан. Рад поработать вместе».

«Взаимно», – ответил Ставр, и они церемонно раскланялись, вызвав довольный смех Вирта.

Грехов-второй влился в Грехова-первого, поднял бровь. Смех стих.

«За дело».

Ставр выжидательно глянул на него, и Габриэль сунул ему «платиновый» браслет интенсионала.

«Читай, идем брать К-мигрантов, а то твои родственники думают, что я забыл о своем обещании. Я предупреждал К-мигрантов, думал, они остепенятся… а они дошли до беспредела».

Панкратов послушно нацепил браслет, всосавшийся дымком под кожу, и через несколько секунд знал план атаки на «лежбище» К-мигрантов. В отличие от остальных членов группы ему не нужно было экипироваться в спецкостюм, поэтому, пристроив выданное Греховым оружие – аннигилятор и гуррахский уничтожитель, он позволил себе на минуту расслабиться. И почти тотчас же услышал тоненький, прерывающийся детский голосок:

«Панкратов, как слышишь?»

Не сразу сообразив, что это пси-вызов, а не запрос по рации и уж тем более не звуковая передача, Ставр мысленно ответил, не выходя в поле Сил:

«Кто говорит?»

«Ян говорит. Я нашел частотную полосу вне диапазона пеленгуемых линий связи, держи слоган – сам поймешь, как это делается».

В голове всплыл сложнейший слоган гиперпередачи, который Ставр принял только со второго раза, напрягаясь, как во время выхода на сверхскорость, облившись холодным потом.

«Ну, как?»

«Нормально, – не сразу ответил он в том же диапазоне, что и Тот Мудрый. – Этим этажом поля Сил кто-нибудь из наших пользуется?»

«Грехов, Баркович. Короче, файвер, я собираю тут кое-кого в двадцать три по среднесолнечному…»

«Файверов, что ли?»

«Догадливый. Не опаздывай».

Журчащий детский голосок пропал. Ставр обнаружил, что Грехов посматривает на него искоса, пробормотал:

«Ян пригласил на рандеву…»

«Знаю, успеем. Итак, диверсанты, задание понятно всем?»

«Так точно, енерал!» – вытянулся «во фрунт» Диего.

«Пойдем одни, не уведомляя «контр-3»?» – уточнил Ставр.

«Я из «контр-3», – ответил Акутагава бесстрастно.

Грехов первым шагнул в коридор и…

…и первым шагнул в коридор…

…и застыл…

…первым шагнул…

…что-то лопнуло в груди Ставра, словно разорвалась аорта, и горячая струя крови хлынула на грудь, в желудок, ударила в голову, глаза застлало пеленой слез, сквозь которую почти ничего нельзя было разглядеть… и все же он увидел, что тело застывшего Грехова разделилось на два силуэта. Один остался стоять, второй шагнул в сторону, оглянулся, сделал приглашающий жест…

Ставр осознал, что он тоже застыл, как и остальные члены команды, не в силах двинуться с места. Напрягся изо всех сил, почувствовав новый удар «лопнувшей артерии», теперь уже в голове. От боли едва не потерял сознание… или потерял?.. нет, просто планов сознания стало больше – два или три, и перейдя на тот, что позволял двигаться, Ставр вышел из своего тела, как до этого Грехов из своего.

Время… что-то произошло со временем… он его не ощущал… Впрочем, пространства не ощущал тоже. Он оказался внутри странного, невидимого, но плотного кокона, отделившего его от мира, который продолжал жить по своим законам. И еще чувства… они стали другими, и было их больше, чем раньше… вполне естественным, например, казалось чувство осязания струящихся молекул воздуха… или осязание излучений – от фотонов видимого света до сверхчастотных волн гравитации, искривляющих свет…

«Очнулся, файвер?» – раздался в голове шелестящий бестелесный голос.

Ставр понял, что принадлежит он второму Грехову, который разглядывал его, становясь то маленьким, то огромным, прозрачным или сияющим серебром, плывущим, меняющимся, зыбким… лишь глаза экзоморфа не изменялись – черные, огромные, выражающие силу и безмерную волю, в то время как лицо словно ушло в тень, изредка озаряемое вспышкой внутреннего пламени…

«Кто… ты?!»

«Да Грехов я. Грехов, только настоящий».

«Что… это… значит?»

«Это значит, что вся ваша жизнь – твоя, твоих друзей и близких, проконсулов синклита, работников «контр-3» – инсцени рована! Все ваше поведение закодировано Игроком – ФАГом, и не только ваше, всего человечества в целом. В Системе работают девять трансляторов воли ФАГа, контролируя всю ее жизнь! Тебя спас Сеятель и перебросил на планету кайманоидов, чтобы завершить корректировку гена файвера. Теперь ты сможешь увидеть реальную картину Игры, отраженную уровнем Солнечной системы, уровнем ее социума, и убедиться в сценарном таланте ФАГа».

Ставр прислушался к себе. Странно, у него даже не возникло желания воскликнуть что-нибудь вроде «бред!» или «чушь!». Он чувствовал, что Грехов говорит правду.

«Значит, всего, что я пережил, – не было?»

«В том-то и дело, что почти все было, но преломлялось в твоем сознании и сознании других людей таким образом, что вам казалось, будто вы действуете самостоятельно».

«А наш поход… за Сеятелем?»

«Прекрасный спектакль, разыгранный ФАГом на уровне, который недоступен даже мне. Команда под «моим» руководством дальше Дна Мира, то есть границ домена, не прошла. ФАГ допустил здесь лишь один прокол – ввел в сценарий сцену погони. Она явно была лишней. Хотя ты до конца свои подозрения не проанализировал».

«Получается, все наши беседы с Иерархом… и Сеятелем… липа?»

«Нет, ФАГ в этом спектакле не рискнул выдавать дезинформацию. Все, о чем вы беседовали, существует на деле, как и «перегиб пространства», оставленный Сеятелями. А сам Иерарх и Сеятель – гипнофантомы, созданные вашим воображением. Я предполагал нечто подобное и остался на Земле, послав вместо себя двойника. Как и Ян. В принципе мало что изменилось бы, пропусти вас ФАГ за пределы домена. Инженеры все равно не стали бы отвлекаться от своих дел ради нас».

«Какой пассаж!.. Я чуял, что-то не так, но мне и в голову не могло прийти… что мы воюем сами с собой! Но тогда Баренц – не предатель?»

«Баренц начал догадываться о реальной событийной канве раньше всех, но он не смог отличить, кто в этой Войне друг, а кто враг, и мне пришлось его выключить из процесса… на время. Он жив, не переживай».

«Диего Вирт… тоже фантом?»

«В смысле персонажа – реальная личность, но для экспедиции мы записали ему в память не все, что знал настоящий Диего».

«А Ян Тот?»

«Тот Мудрый – файвер, он знал все!»

«Почему же пошел на этот… розыгрыш?»

«Это входило в планы организации… скажем, «контр-4», которую создали файверы. Скоро ты встретишься с ними. Надо было заставить ФАГа поверить, что мы реально ушли на поиски Сеятеля и Конструктора. Но, как ты уже знаешь, в экспедицию отправился «второй состав», двойники… кроме тебя. Ты должен был «дозреть».

«М-да, дозрел… Не проще было бы ФАГу уничтожить команду?»

«Нашлась бы вторая команда. А так он убил сразу двух зайцев: заставил поверить, что Сеятель согласился проанализировать состояние Игры в домене, и задержал момент его появления, потянул время, что несомненно сыграло в его пользу. Если бы его замысел удался полностью, человечество никогда бы не узнало, что произошло на самом деле».

«А нагуали?..»

«К сожалению, они так же реальны, как и сам Игрок, имя которому не ФАГ, а Закон Перемен. О котором, кстати, старательно втолковывал нам посланец ФАГа Иерарх Пути. Впрочем, в какой-то мере его можно назвать и разумным существом, и Фундаментальным Агрессором, и собственно процессом Перемен. Смотря с какой стороны посмотреть. Ты в состоянии анализировать информацию?»

«Да… н-нет… трудно… эмоции кипят!.. мы все под контролем – чудовищно!.. ФАГ знает все… мы играли по его правилам…»

«По большому счету Игра велась на полном серьезе, иначе интраморфы давно поняли бы, что ими кто-то управляет. Большинство событий происходило так, как вы видели, лишь некоторые, ключевые, так сказать, разыгрывались иначе. ФАГ только корректировал действия обеих сторон, создавая «фигуры достоверности». Он не пожалел даже своего эмиссара Джезенкуира, хотя мог, конечно, его уберечь от гибели. Но глобально он, конечно, почти переиграл человечество, создав «виртуальную реальность» невероятной сложности и надежности. Он в состоянии внушить любому даже «факт» прибытия Сеятеля, не говоря уже о моем появлении».

«Почему – почти?»

«Потому что человечество – не только аморфная масса, толпа, подчиняющаяся в основном желаниям «жить красиво», не думая, наслаждаясь без меры, человечество – это еще и паранормы, живущие познанием самих себя, и эрмы, способные постоять за себя, и файверы, занятые созидание м себя».

«Значит, Сеятель… не появится?»

«Он давно в домене… и в Системе. Наверное, даже раньше меня. Если возникнет необходимость, он сам присоединится к нам».

«Он… действительно ищет… искал свою родину… свой метагалактический домен?»

«Мне кажется, он его давно нашел, хотя я не уверен. Зато знаю точно, что Сеятели в самом деле стали Инженерами в одной из соседних метавселенных. Но у них есть и другие цели».

«А Конструктор?»

Из тени золотом просияло лицо Грехова.

«Конструктор далеко… но может быть, нам еще доведется встретиться с ним. Итак, ты готов к двойному видению?»

Ставр напрягся, рождая еще одного «призрака», колеблющегося, как и фигура «второго» Грехова.

«Последний вопрос: возможна ли корректировка… еще одного человека… паранорма?»

«Виданы Железовской, – закончил Габриэль. – Меня иногда умиляет чувство привязанности файверов…»

«Я люблю ее!»

«Чувство любви – тоже умиляет… хотя нет утраты болезненней и кратковременней, чем утрата любимой женщины, как сказал мудрец[181]. – Он замолчал на мгновение, и Ставр обострившимся чутьем уловил его мысль об Анастасии Демидовой. – Впрочем, все мы – дети человеков, и никуда от этого не деться. Попробуй сделать корректировку сам, файвер. Счастлив тот, кто добивается цели, а не получает ее в подарок».

Ставр понял, что ответит ему Габриэль, еще до того, как тот сформулировал свой ответ. Расправил плечи, тверже стал на ноги, задержал дыхание – если перевести его состояние на человеческий язык, посмотрел вокруг и увидел истинное положение вещей…

К-МИГРАНТЫ И ФАЙВЕРЫ

Логово К-мигрантов пряталось в кальдере древнего вулкана Эбеко, расположенного на острове Парамушир, который принадлежал Курильской островной гряде. Около двухсот лет назад вулкан заговорил в полный голос, из трех кратеров: Южный, Средний и Северный – образовал один, нарастил конус до трехкилометровой высоты, а когда извержение закончилось и он остыл, в кратере образовалось чрезвычайно горячее – с температурой воды до девяноста трех градусов Цельсия – озеро диаметром около трехсот метров. Из-за общей высокой температуры, а также из-за мощных групп фумарол, из которых с шумом и ревом выбиваются пар и газы с температурой до ста двадцати градусов, ни внутри кальдеры, ни на склонах вулкана ничего не росло, и он остался угрюмым и черным, как обгоревший, обуглившийся пень. Туристы и любители экзотики не часто посещали это место, еще реже в его окрестностях появлялись вулканологи или витсы, обслуживающие регистрирующую шумы недр аппаратуру, и Ставр оценил расположение базы К-мигрантов по достоинству. Лучшее место сыскать было трудно.

Действовала команда Грехова (теперь уже настоящего) достаточно просто.

Сначала над вулканом появился аэр с двумя «вулканологами», Акутагавой и Лабовицем (все интраморфы изменили внешность и настроили пси-фильтры соответствующим образом), которые на весь эфир объявили о своей решимости провести исследования озера. Не таясь, они связались с Петропавловским институтом геофизики и вулканологии, сообщили, что прибыли по назначению и теперь выбирают место для установки лагеря. В ответ они получили «добро» и пожелание встретить грузовой неф с необходимым оборудованием и остальными тремя членами экспедиции.

К-мигранты, за которыми следил орбитальный Тихоокеанский комплекс гидрометконтроля, могли после этого сняться и уйти, благо у них в кратере было установлено метро, но они этого не сделали, уверенные в своем интеллектуальном и физическом превосходстве, в надежности маскировочных устройств и мощи оружия.

Они не обратились даже за помощью к Шкурину, который мог бы позвонить в Петропавловск и запретить исследования под предлогом стратегической важности района для работы УАСС. Тогда Грехову пришлось бы ломать голову над другим вариантом штурма, но, зная характер своих бывших попутчиков, он в своих предположениях не ошибся, и операция продолжалась по разработанному плану.

Пока рекогносцировщики кружили над вулканом и во всеуслышание препирались, где лучше поставить палатку, объявился обещанный неф с оборудованием вулканологов. Грехову и Ставру достаточно было одного «взгляда» настроенной на объективное видение мира психики, чтобы определить местоположение базы К-мигрантов, после чего, присоединившись к хору спорщиков, они посадили машины прямо на берегу парящего, фонтанирующего озера, рядом с дымящимся буро-коричневым утесом, под который замаскировали свое убежище не боящиеся высоких температур К-мигранты.

Если бы К-мигранты догадались еще до посадки закуклиться скорлупой «абсолютного зеркала», выковырнуть их оттуда было бы непросто, но они и этого не сделали. Лишь развертывание палаток «вулканологов» в непосредственной близости от базы заставило их предпринять кое-какие защитные меры, хотя было уже поздно: Грехов и Ставр, видящие глубинные структуры реальности, уже определили численность К-мигрантов, типы их сторожевых систем, виды вооружения и методы подстраховки. Можно было начинать штурм.

Грехов не собирался устраивать образцово-показательные бои на всех уровнях – от физического контакта до пси-дуэлей, честные поединки – один на один – с К-мигрантами были невозможны. Эти существа, бывшие людьми, стали психомутантами с абсолютно извращенной моралью. И все же Ставру было не по себе, словно он обманывал кого-то, готовил удар в спину, хотя, с другой стороны, помнил, как действовали сами К-мигранты и что они уже успели натворить.

Палатки с оборудованием «вулканологи» ставили будто бы в беспорядке, споря друг с другом о местах установки до хрипоты, на самом деле все было просчитано заранее, и каждая герметичная палатка устанавливалась таким образом, чтобы при взрыве накрывала лучом энерговыброса весь «утес». Три палатки образовывали «звезду уничтожения», а три другие – завесу шумового пси-подавления, чтобы никто из предполагаемых наблюдателей ФАГа не догадался, что здесь произошло.

«Их там пятеро, – сказал Грехов. – А по моим подсчетам должно быть семеро».

«Будем ждать? Все вместе они могут не собраться и через год».

«Ждать не будем, они и так заволновались».

Ставр и сам чувствовал шевеление пси-поля внутри резиденции К-мигрантов, хотя точно сосчитать их количество не сумел.

«Может быть, все-таки предупредим? Среди них есть женщина…»

«Одна женщина тебе уже попадалась на пути».

Грехов имел в виду пси-брандер, которому эмиссар ФАГа придал облик Анны Ковальчук. Ставр почувствовал прилив крови к щекам и заорал во все горло:

– Да не хочу я ставить анализаторы здесь! А кто будет следить за северной стороной соммы?

– Ты и будешь, – ответил Диего Вирт.

– Идите проверьте береговую линию, – повысил голос Грехов. – Фумаролы слева, по-моему, активнее.

Отряд перегруппировался якобы для выполнения неотложных задач, но так, что все пятеро оказались за пределами энерговыхлопа каждого взрывного устройства. Взрывной волны они не боялись, экипированные в соответствии со своими возможностями интраморфов. Из всех пятерых только Акутагава носил «бумеранг», остальные были защищены «чистой энергией» дигамбара.

«Они почуяли нас! – проговорил Диего Вирт. – У них тоже есть инк-сторож, который мог проанализировать наши маневры. Сядут в метро – и ищи-свищи!»

В то же мгновение Грехов дал команду подрыва, которую услышали и К-мигранты. Правда, за те мгновения, которые оставались до взрыва, они не успели ни воспользоваться метро, ни закуклиться под «абсолютным зеркалом», зато успели включить индивидуальные системы, как оказалось, спасшие жизнь двоим: Эндрю Ловеру и Павлу Шустову.

Взрывы были направленными, точно выверенными и не очень эффектными, но они сделали свое дело ювелирно – от «утеса» К-мигрантов не осталось и следа. Однако дом бывших спутников Габриэля имел не один этаж, а четыре, два из которых располагались под землей. Взрыв уничтожил только три, правда, вместе с метро, но и последний подземный этаж оказался полон сюрпризов, что выяснилось уже через минуту, когда в дымящуюся котловину, образовавшуюся на месте «утеса», прыгнул Акутагава, не отреагировав на крик Грехова:

«Назад! Там ловушка!»

Акутагава был очень хорошим интраморфом и великолепным спортсменом, но он не представлял себе всех возможностей К-мигрантов. К тому же существовали боевые системы, о которых даже специалисты «контр-3» не имели понятия. И, найдя ход вниз, миновав оплавленные, пышущие жаром крепления шахты лифта, Акутагава нарвался на одну из таких систем. Он успел выстрелить в отделившуюся от стены двухметровую «опухоль», но выстрел «универсала» ее не задержал.

Ставр почувствовал смерть товарища мгновенно и уже собрался было последовать за ним, но его остановил голос Грехова:

«Панкратов, не пори горячку! Ему уже не поможешь. Там полным-полно живых мин и «слизняков»… вы с подобными уже сталкивались, когда штурмовали базу эмиссара на Солнце. Мигрантов осталось двое, никуда они не денутся».

«Они могут подать сигнал своим…»

«Только через поле Сил, а выход в поле заблокирован местными эгрегорами по моей просьбе».

«Уж не эгрегорами ли якудза?»

«Эгрегор якудза – сказка, выдумка ФАГа, но тем не менее эгрегоры нам помогают национальные – японские и чукотский. Тебе еще многое придется переосмыслить, отделить семена от плевел, правду от лжи, объективную реальность от виртуальной, внушенной гипноизлучателями ФАГа».

«Что будем делать?»

Вместо ответа Грехов подошел к краю трехлучевой воронки, увеличил диапазон частот своего пси-голоса:

«Выходите, сапиенсы. Без оружия. Я, Габриэль Грехов, экзоморф и файвер, рожденный людьми не воином, но вынужденный стать им, предлагаю вам почетный поединок: двое на двое. Это для вас единственный шанс остаться в живых».

«Гарантии?» – донесся ответный пси-импульс из-под земли.

«Победите – я отпущу вас, естественно, под слово: никогда больше не убивать людей. В противном случае я залью ваше логово расплавленным камнем и воздвигну обелиск, символизирующий зло».

«Мы выходим».

На дне воронки появились две тени.

«Они вооружены!» – быстро проговорил Ставр. В то же мгновение раздались три выстрела (хотя слово «раздались» отражает лишь традицию описания выстрелов, уходящую корнями в глубь веков, когда оружие было преимущественно огнестрельным и шумным): К-мигранты, верные своей тактике имморализма, стреляли из нейтрализатора и уничтожителя. Грехов – из какого-то неизвестного Ставру оружия, оставляющего бурлящий черный след. И бой на этом закончился.

Разряд уничтожителя миновал всех и прошелся по одной из дальних палаток с пси-генератором, проделав широкую борозду в плите берега. «Паук» нейтрализатора достал Грехова, но пройти слой дигамбара не смог. Зато черная молния Габриэля пробила стену кратера навылет, по пути уничтожив двух К-мигрантов, не оставив от них ничего! Молния сопровождалась инфразвуком такой мощности, что всем стало дурно.

«Из чего это ты стрелял?» – подал голос Диего спустя некоторое время.

«Из пальца, – угрюмо пошутил Грехов. – Сейчас сюда прибудет старший Панкратов со своей технической обоймой, помогите ему разобраться с хозяйством бункера. Только будьте осторожней, внизу еще могут быть «слизняки» и другие сюрпризы».

«Акутагава… погиб? – спросил приблизившийся Лабовиц, заглянул в дымящуюся воронку на месте башни К-мигрантов. – Может быть, его еще можно спасти?»

Никто ему не ответил.

Встреча файверов происходила в доме Яна Тота. Ставр насчитал семерых, но знал только четверых: самого Яна, Грехова, Барковича и Патриарха Православной Церкви Варфоломея Ивана I. Ярко выраженного монголоида средних лет и кряжистого могучего мужика с бородой и усами, с сединой в мощной шевелюре, видел впервые. Монголоида звали Нагарджуна, а не Гаутама, как ожидал Ставр, вспомнивший, что одним из первых файверов был Будда. Бородач оказался князем Орестом, предводителем одного из первых праславянских племен, появившихся на территории будущей Киевской Руси. С содроганием Ставр прикинул их возраст: около полутора тысяч лет прожил Орест и столько же, если не больше, Нагарджуна.

Овладевший с помощью Грехова объективным состоянием сознания Ставр теперь мог выходить в поле Сил без риска быть запеленгованным аппаратурой ФАГа. Мало того, он теперь свободно пользовался запасами поля Сил, которое было не чем иным, как мировым энергоинформационным континуумом сознания, памятью Универсума в данной метавселенной. И все же кое-что для Панкратова оставалось загадкой. Вот почему Ян Тот, свободно проникавший в мысле-сферу Ставра, начал встречу с обмена информацией.

«Друзья, в наших рядах появился новый Идущий. Он только что открыл глаза, многого не знает, но хочет получить ответы на некоторые важные для него вопросы. Дадим ему возможность задать их?»

«Рад приветствовать!» – сунул Ставру огромную ладонь могучий князь Орест.

Остальные, благожелательно глядя на смутившегося Панкратова, выразили свое согласие теплым «свечением» слоганов. Ставр едва не растерялся, не зная, что спрашивать в первую очередь, и ему пришел на помощь Баркович, знакомо глянув на него «издалека».

«Вероятно, молодому человеку не слишком приятно видеть в этой славной компании шерифа Барковича».

Ставр покраснел. Грехов, бросив на него косой взгляд, пояснил без улыбки:

«Командор Баркович сделал все, чтобы его считали слугой ФАГа, и даже пытался «отбить» девушку Панкратова».

«Но не вышло», – под смех присутствующих развел руками Баркович. И Ставр внезапно успокоился: его понимали и принимали, он был среди своих.

«Благодарю, знающие. Действительно как файвер я еще только родился и не вижу всего сразу. У меня к вам всего несколько вопросов… кроме личных…»

«Он скромен, – усмехнулся Варфоломей Иван I, одетый в обычный уник. – Оказывается, есть еще и личные вопросы?» Ставра замечание не смутило.

«Я не каждый день встречаюсь с учеником Будды и князем Древней Руси. Хотелось бы побеседовать с каждым из них… если они не возражают».

Нагарджуна, бесстрастный и всепонимающий, как и положено сыну своего народа, только наклонил голову, а могучий Орест гулко сказал вслух:

– Я загляну к вам в гости.

«Первый вопрос: кто сейчас является эмиссаром ФАГа в Солнечной системе и как можно его отыскать?»

Грехов покачал головой:

«В парне все еще говорит эрм…»

«Эмиссаром уровня-2 является Закон, диктующий ход процесса Перемен в данной области пространства и привлекающий средства соответствующего уровня, – сказал Ян Тот. – А исполнителем этого закона в настоящее время является коллективное сознание тысяч людей, сотен тысяч людей, не имеющих свободы воли».

Как ни был готов Ставр услышать нечто неожиданное, открытие ошеломило его. Патриарх Варфоломей, Нагарджуна, Орест смотрели на него с терпеливым сочувствием, лишь Грехов, куда-то вечно торопящийся, отключил себя от общего поля разговора.

«Да, мой юный друг, – кивнул Баркович. – Воевать нам не с кем».

«С кем же я сражался… там, на Солнце?»

«В тот момент ты сражался с исполнителем Закона первого уровня, которого в принципе можно было назвать эмиссаром. На уровне-2 такого боя у тебя не будет, потому что убивать тогда придется каждого второго жителя Земли. С эмиссаром этого уровня надо воевать иначе».

«Как?»

«С помощью другого Закона, Над-Закона, регулирующего свободу воли на многих, в том числе на атомарном, уровнях. ФАГу удалось зомбировать людей в массовом порядке, внедриться в их сознание, скрыть от них реальный мир за стеной воображения, а нам придется внедряться еще глубже – в подсознание, в психику людей, в мир атомарных структур, чтобы, не отнимая у людей права быть разными, вернуть им свободу воли, свободу мысли».

«Но до этого нам предстоит уничтожить гипноиндукторы ФАГа и сеть нагуалей, масса которых приблизилась к критической, – добавил Орест, используя обороты и понятия, неуместные в устах князя. – Игрок… э-э… ФАГ стремится перебросить триггерное состояние нашего домена в другое, что приведет к резкому изменению состояния всего блока доменов – клеток Универсума, его «нервного узла». Вы должны знать, как работает нервная клетка любого живого организма: допороговое раздражение не воспринимается, а выше его – скачок: возбуждение, нервный импульс».

«И как же мы решим проблему свободы выбора… на атомарном уровне?»

«Возможны два варианта. – Баркович поглядел на ушедшего в себя Грехова. – Формирование Над-Закона, всеобъемлющего Принципа, способного изменить или отменить любые действующие законы вселенной. Или помощь Сеятеля и Конструктора… если Габриэлю удастся уговорить их, конечно».

Ставр прикинул последствия вмешательства Конструктора.

«А уцелеет ли человечество после этой… Войны Законов, которую затеет Конструктор? Сохранится ли Земля, Солнечная система, Галактика?..»

– На войне как на войне, парень, – пожал широкими плечами Орест. – Бог даст, победим супостата и малой кровью.

Остальные файверы промолчали, вполне понимая и чувствуя переживания друг друга.

«Мальчик прав, – очнулся Грехов. – Нет никаких гарантий, что мир уцелеет таким, каким был. Нам предстоит еще пройтись по малым – физическим законам, восстановить флуктуации величин, принципиально необходимые для существования сложных структур домена. Это и увеличение гравитационной постоянной до прежнего уровня, и уменьшение массы электрона – «очистка» его от «вирусной добавки», внедренной Игроком, и многое другое. Сможете вы с этим справиться, файверы?»

«И все же мне представляется, что это не главные проблемы, – впервые заговорил Нагарджуна. – Стратигема Игрока-ФАГа мне до конца не ясна, однако больше всего меня волнуют два ее принципа. Первый – внешний: пешки, то есть игровые фигуры, устраняются, когда Игра закончена. Второй – внутренний: навязанное добро есть зло! Если с внешним еще можно побороться, попытаться сохранить родной космос и даже социум, то со вторым мы не совладаем. Он – внутри нас, внутри морали, и каждый должен решить его для себя сам».

«Не понял, – сказал Ян Тот, подумав. – Я не хочу брать на себя ответственность «прочищать мозги» людям даже во имя благой цели – возвращения свободы воли. Надо сделать проще: сказать им правду, и пусть каждый решает, нужна ему эта свобода или нет».

«Конечно, никто добровольно не захочет, чтобы кто-то лез ему в психику, – сказал Баркович. – И в один прекрасный момент придет новый Игрок…»

В обители Тота наступило молчание. Мнения разделились, и Ставр не знал, на чьей он стороне. Потом Нагарджуна проговорил:

«В отношении космоса своей души человек до сих пор представляет собой муху на стекле окна: рядом створка распахнута, а муха упорно ползет вверх по стеклу и соскальзывает… и падает. Взлетая, бьется в стекло… и снова падает… и не видно этому конца. Я прихожу к выводу, что человек действительно не нужен вселенной… во всяком случае, таким, какой он есть. Ведь даже мы, файверы, будущие Инженеры, не свободны от колебаний, рефлексий и ошибок».

«Давайте на этом закончим официально-философскую часть собрания, – предложил хозяин. – У нас есть глобальная проблема – сохранить гигантскую флуктуацию в домене – жизнь, для чего надо совместными усилиями всех заинтересованных сторон стабилизировать в домене потоки энергии, вещества и информации. Вот и давайте решать ее, привлекая тех, кто может помочь. Ставр, вы удовлетворены?»

«Еще бы парочку вопросиков, – сказал Панкратов, чтобы разрядить обстановку. – Это не по сценарию ли ФАГа мне отвели роль не очень удачливого «охотника-перехватчика»? До сих пор не понимаю, почему мне на первых порах ничего не удавалось».

«Ты сам ответил на вопрос, дипломат, – буркнул Грехов. – ФАГ пытался нейтрализовать наиболее потенциально опасных противников и, в общем-то, справился с этим хорошо. Правда, ты все же сумел определиться, хотя и поздновато для эрма и файвера».

«Спасибо за комплимент. Теперь последнее, чего я еще не знаю: что такое лемоиды и горынычи? Какое отношение они имеют к нагуалям?»

«Никакого… и, если подумать, самое прямое: лемоиды и горынычи – пси-фантомы, своеобразные тестовые программы. Пока люди их видят, ФАГ может спать спокойно – его гипнотрансляторы работают нормально. Если же они исчезнут – значит, что-то произошло, нужна корректировка программ. Помните, лемоиды одно время исчезли? В работе двух Ф-трансляторов произошел сбой… я попытался кое-что там «исправить»… и появились горынычи – после настройки».

– Чтоб мне лопнуть! – медленно произнес Ставр.

– Вот теперь клиент окончательно созрел, – развеселился Ян Тот. – Ну что, пообедаем и начнем встречу?

Ставр очнулся, под насмешливо-мрачным взглядом Грехова подтянулся и вызвал отсчет времени: во внешнем мире истекла лишь вторая секунда с момента их знакомства.

CONTRA MUNDUM[182]

Утром стало известно о гибели Артура Левашова.

Ставр выслушал сообщение внешне спокойно, потом связался с информслужбой «контр-3» и выяснил подробности трагедии. Затем полчаса работал с инком Грехова в его доме, где и жил последнее время. На вопрос Диего: «Куда это ты собираешься?» – Ставр ответил: «На кудыкины горы», – чем, естественно, того не успокоил.

– Пошли вместе, – предложил Диего. – Мне все равно делать нечего, а сидеть и ждать у моря погоды я не люблю.

Панкратов закончил свои расчеты, глянул на обманчиво сонное, добродушное лицо друга Грехова.

– Ты знаешь, куда я иду?

– Догадываюсь. Вдвоем сделать это будет легче, а еще лучше втроем. Дождись Габриэля и…

Ставр молча двинулся в душевую, потом в спальню, где «переоделся» в дигамбара. Диего наблюдал за ним, сунув руки в карманы.

– Ну, так как, берешь?

– Я иду… к Алсаддану. Потом к Еранцеву.

– Левашова убили по их приказу?

– Не только Левашова, но и… мою маму.

– Прости, я не знал. – Диего потемнел, передавая слоган соболезнования, хотя и понимал, что Ставру это не поможет. – Где ты мыслишь устроить перехват?

– Алсаддан сейчас отдыхает в горах на Алтае. Там у него ранчо, охотничий домик.

– Нас к нему на пушечный выстрел не подпустят.

– Я десантируюсь сверху в режиме «ракетный залп». А ты, если хочешь помочь, отвлеки охрану.

– Поехали, по пути уточним детали.

По дополнительным сведениям, поступившим запросчику по системе «спрут-3», президент Совета безопасности имел коттеджи, ранчо, спортивные и охотничьи домики почти во всех регионах Земли, а также на Марсе и на Венере. Приходилось только удивляться, где он находит время для их посещения, а было известно, что в каждом он появляется с регулярностью, достойной зависти.

Для постройки охотничьего домика на Алтае Алсаддан выбрал берег Телецкого озера, расположенного в котловине тектонического происхождения с крутыми лесистыми, а кое-где скалистыми бортами.

Место, где стоял домик, разделяло горно-лесную зону с ее черновой тайгой и горно-луговую с великолепными субальпийскими лугами. Чуть ниже домика по берегу шла тайга с преобладанием сибирской пихты, кедра, ели и лиственницы, чуть выше начинались луга с травой по пояс, а то и в рост человека, заросшие ковылем, астрагалом, типчаком, сибирским эспарцетом и борщевиком бородатым.

Если бы Ставр был охотником, он высоко оценил бы расположение охотничьих владений Алсаддана, который мог охотиться либо в тайге – на медведя, рысь, лисицу и соболя, либо на лугах – на кабаргу, рябчиков и глухарей. Но Ставр охоту не любил, охотников презирал и поэтому оценил лишь красоту местности, где сам отдохнул бы с удовольствием.

Начали перехватчики операцию с вторжения на одну из станций СПАС, контролирующих из космоса обстановку на Земле. Станция была подвешена над Южным Уралом на высоте трехсот шестидесяти километров и обозревала гигантскую территорию в двести пятьдесят тысяч квадратных километров, готовая определить район стихийного бедствия или координаты попавшего в беду человека с точностью до метра.

Дежурный диспетчер станции удивился, обнаружив двух «инспекторов технического состояния» в зале контроля, но тут же уснул под взглядом Ставра, так что никто «инспекторам» не мешал рассматривать будущий плацдарм во всех ракурсах и со всеми подробностями. Они увидели даже две группы охраны домика на птеранах и засекли расположение контролирующей аппаратуры. Алсаддан не показывался, но, судя по трем высококомфортным машинам, ожидавшим неподалеку от домика на поляне, он был здесь, проводя время с гостями.

После рекогносцировки Ставр и Диего переместились на борт производящего профилактический ремонт над Землей спейсера Даль-разведки «Волхв», который на самом деле принадлежал «контр-3» и был готов стартовать в любую минуту и в любой район Системы. Поскольку у Ставра был допуск «нон-стоп», его ни о чем не спрашивали, и по его просьбе спейсер тихонько подполз к указанному району Земли. Командир спейсера заволновался лишь после просьбы пассажира десантировать его в нужный квадрат в режиме «ракетный залп», да еще без силовой защиты.

«На это я пойти не могу, – сказал он сухо. – От вас останется мокрое место, а меня потом затаскают по комиссиям».

«Не затаскают, – тихо сказал Ставр, глядя в карие глаза драйвера-прима. – Я эрм, и режим мне не страшен».

«Но возьмите хотя бы «пузырь». Ускорение катапультирующего поля достигает в «залпе» ста десяти «же»! Вы что, с ума сошли?!»

«Делайте свое дело, капитан, – улыбнулся Ставр. – Я не самоубийца, поверьте, но вниз я должен попасть незамеченным, понимаете?»

«Может быть, мы высадим вас в озеро? Все безопаснее».

«Нет, мне нужен домик. Видите более светлый участок тайги в двухстах метрах от него? Осинки, березки… Вот сюда и сажайте, а там я разберусь».

Сомнения в глазах командира спейсера остались, но уверенность странного десантника подействовала и на него.

«Хорошо, попробуем, но… лучше бы вы не рисковали. Могу подстраховать возвращение, если хотите. По вашему сигналу катапультирую в это же место «голем».

Ставр подумал и согласился.

«Ждите два часа на частоте «девяток» по треку-3, потом можете уходить со спокойной совестью».

«Совесть у меня всегда спокойна, – проворчал командир, – я своих в беде не бросаю. – Он вдруг смущенно почесал горбинку носа. – Извините, эрм, вы случайно не Габриэль Грехов?»

Ставр засмеялся, повергнув стармена в еще большее смущение: «Что, похож?»

«Да… н-нет… я не знаю, говорят, вы можете принимать любой облик… В общем, удачи вам!»

Ставр кивнул и не стал разочаровывать молодого командира «Волхва».

Через несколько минут он кометой влетел в атмосферу Земли, запеленутый капсулирующим полем дигамбара, и пропал в зеленой шкуре тайги, преодолев триста с лишним километров за считаные секунды.

Диего не видел, как Панкратов молнией слетел с небес и финишировал в лесу, но свою часть операции начал вовремя. В десять минут пятого по местному времени он сел в патрульный птеран и двинулся по прямой к домику Алсаддана со стороны озера.

Первой на его демарш обратила внимание служба ГАИ, предупрежденная, естественно, охраной Алсаддана о прибытии высокого гостя. На призыв остановиться или изменить маршрут Диего ответил стандартным кодом отдела безопасности, и гаишники отстали.

Затем забеспокоилась внешняя сторожевая линия, которой не понравился маневр Диего: он увеличил скорость и снизился до полусотни метров. Из мрачных зарослей кедрача выскочил такой же птеран и устремился за нарушителем, призывая его на волнах инспекции, погранслужбы и отдела безопасности «немедленно свернуть!».

Диего еще больше снизился и увеличил скорость, фиксируя шумы пси-поля, чтобы вовремя среагировать на залп, если охрана все же решится стрелять.

До охотничьего коттеджа президента Совета безопасности оставалось уже не больше километра, когда преследующий Диего птеран решил нанести удар. Но и Диего не дремал, рванув свой аппарат в пике одновременно с выстрелом.

По мгновенному уколу холода он понял, что стреляли из компакт-преобразователя, и поежился. Ребята шуток не понимали и сами шутить не любили. Второй выстрел проделал узкую просеку в тайге впереди машины Диего, и по точности попадания он понял, что огонь ведет не человек, а инк или вито. Следующий выстрел, несмотря на маневрирование, мог оказаться последним, и Диего не стал рисковать, выпрыгнув из птерана на одном из виражей.

Падая, он посмотрел вслед машине и увидел, как она исчезла, не долетев до склона сопки, заросшей кедрачом, последней перед террасой, на которой стоял дом отдыха Алсаддана.

Хотя падал он с высоты сорока метров и с приличной скоростью, приземлился Диего удачно – на ствол пушистой сосны. Ломая ветви, соскользнул на землю, сориентировался и побежал. Он не обладал полным пси-видением, как Грехов или Ставр, но тоже прекрасно чувствовал полевую обстановку. По плану он должен был отвлечь часть сил охраны президента на себя, что ему и удалось сделать без особого труда. Теперь предстояло решить более трудную задачу – отступления, причем по возможности с шумом, чтобы охранники почуяли азарт преследования и забыли о своих прямых обязанностях.

Шум получился неплохой, когда Диего «унюхал» видеокамеру и на бегу расстрелял ее из «универсала». После этого на его движение обратила внимание и вторая – внутренняя цепь охраны, выслав для перехвата группу в семь человек. Диего почувствовал и это изменение ситуации, но продолжал бежать в прежнем направлении – как бы к домику, но одновременно и в сторону озера, до которого было всего триста метров с небольшим.

Ставр видел все маневры Диего и его преследователей, не выходя в поле Сил. Новые возможности отстройки от гипервнушения, которые ему раскрыл Грехов, позволяли выходить в поле Сил свободно, без опасения попасть под векторный пси-удар, но заявлять о себе столь громко было еще рано.

Его «ракетный» финиш никто не заметил, что было, с одной стороны, хорошо, с другой – создавало странную убежденность в ошибочности плана. Но поскольку все пока шло в соответствии с ним, Ставр не стал анализировать свои футур-предчувствия, пришла пора действовать.

Для начала он вышел на уровень ощущений природных эгрегорных систем – леса и луга, и с точностью до сантиметра вычислил местонахождение всех охранников; всего в цепи внутреннего кольца он насчитал одиннадцать человек и трех витсов, не считая тех семи, которых отвлек на себя Диего. Перешел на сверхскорость и, невидимый и неслышимый даже аппаратурой контроля, пошел по кольцу, за четверть часа отключив всех одиннадцать охранников. Двух витсов удалось перепрограммировать, третьего пришлось уничтожить, потому что он представлял собой боевую систему класса «волкодав» с одной обратной связью типа «фас!» или «взять его!». Витс и тело имел собачье, даже скорее рысье, вызывающее жуткое ощущение угрозы.

Остановившись на мгновение, Ставр снова включился в мысленно-эмоциональное поле тайги, оценил шансы Диего – тот шел хорошо и скоро должен был обойти домик и выйти к озеру – и обратил внимание на охотничье строение Алсаддана.

Что его заставило выйти в поле Сил, он не понял, сделав это инстинктивно на добрых пять минут раньше, чем хотел, и сразу осознал всю бесперспективность своего замысла.

Дом Алсаддана только с виду был скромным двухэтажным строением, сложенным из деревянных брусьев и обитым деревянными планками, на самом деле это был четырехуровневый укреп-пункт типа «дот», защищенный почти от всех мыслимых катаклизмов, имеющий свое энергохозяйство и станцию метро.

Да, Хасан Алсаддан там присутствовал, но пройти к нему можно было только на «пузыре» с абсолютной защитой. Любая другая машина не имела никаких шансов, поскольку ее вели бы на прицеле мощнейшие огневые комплексы, имеющие на вооружении аннигиляторы, уничтожители и компакт-генераторы.

Вряд ли прошел бы открытое пространство до коттеджа и Ставр, несмотря на свою невидимость. Инк защиты вычислил бы его по гравитационным искажениям, а дежурный офицер наверняка проверил бы, что еще за «привидение» приближается к дому, выстрелив по «пустому месту» из своих «мортир».

Несколько секунд Ставр боролся с искушением броситься в водоворот событий, а там будь что будет, но вовремя остановился: он был не один, а Диего уже исчерпал свои возможности и был близок к гибели.

«Маяк! – передал Ставр товарищу и одновременно вызвал по пси-рации спейсер «Волхв». – Перехват по пеленгу!»

После этого он отступил, поклявшись, что еще вернется.

Через пять минут он догнал Диего у штабеля бревен, куда того загнали развлекающиеся стрельбой по бегущей мишени охранники, отвлек их внимание двумя взрывами сзади, и в это мгновение с неба свалился дымящийся тетраэдр «голема». Еще через несколько минут их принял на борт спейсер «Волхв».

Левашова хоронили на родине, в Нижнем Новгороде, согласно старинному обряду, со священником и оркестром народных инструментов, с отпеванием и разбрасыванием еловых веток.

На кладбище древней Варварки его провожали немногие родственники, друзья и приятели, да почти вся смена пограничников с заставы «Стрелец», всего человек пятьдесят, но Ставр, присутствующий на похоронах, видел еще две группы провожающих – из агентуры ФАГа и подразделения «контр-3». Последние имели надежное прикрытие и вели себя значительно тоньше, чем боевики-наблюдатели эмиссара ФАГа, привыкшие к безнаказанности. В поле внутреннего зрения попадал еще один наблюдатель, однако Ставр опознать его не смог, только уловил слабое колебание поля Сил. Это мог быть сам эмиссар, контролирующий реальные события, а мог быть и Сеятель.

Когда над могилой покойного вырос холмик земли, Ставр побрел к выходу с кладбища, отмечая, как его повели наблюдатели заинтересованных служб. Он мог бы просто закрыться полем Сил, стать невидимым, но не захотел тратить силы и время. Его и так вряд ли смогли бы узнать даже близкие друзья, потому что в общественных местах он появлялся, только сменив облик.

В голове кто-то тихо тронул гитарную струну. Ставр открыл личный канал связи.

«Зайди, поговорим», – появился и нырнул обратно в тишину пси-голос Грехова.

Через полчаса Ставр выходил из метро нового дома Грехова, спрятавшегося под кронами сахалинской пихты и саянской ели на границе Тымь-Поронайского дола и Западного хребта Сахалина. Это было уже третье убежище экзоморфа, и Ставр не удивился бы, узнав, что Габриэль подготовил себе таких еще с десяток по всей Земле.

Обстановка в этой деревянной с виду избе ничем не отличалась от прежней, разве что комнат было поменьше да метро располагалось как бы в подвале, под землей.

В гостиной Ставра ждали сам хозяин, Диего Вирт и Герман Лабовиц, занятые какой-то работой с оперативным инком: перед ними медленно поворачивался красивый, сотканный из искрящихся паутинных сеточек, сверкающий огнями светящийся объем, в котором не сразу можно было угадать модель метагалактики.

«Прежде чем мы займемся делом, – сказал Грехов, не глядя на гостя, тоже связанный с инком файлом визуального расчета, но уже – с фигурой более сложной, – я хотел бы предупредить тебя, малец. Никогда больше не предпринимай сомнительных, не просчитанных авантюрных акций, да еще с привлечением дорогих сердцу людей. Пусть они и дороги только мне. Договорились?»

Жаркая волна крови прихлынула к щекам, но взгляда от профиля Грехова Ставр не отвел и досаде овладеть собой не дал.

«Левашова убили по приказу Алсаддана».

«Допустим. И что? Твоя месть его воскресит? Твою мать убили по приказу Еранцева. Его смерть, вздумай ты запланировать операцию, ее воскресит?»

Ставр сжал зубы.

«Алсаддан, Еранцев и Шкурин приговорены, и не надо мне читать мораль, отговаривать, приводить примеры и пугать антиэтикой мести. Дело даже не в мести, а в той маленькой детали, которую вы упускаете из виду: перечисленные мною лидеры продолжают свою негативную деятельность! Сколько еще хороших людей, которые ни в чем не виноваты, они приговорят к смерти?»

Грехов оторвался от созерцания своей необычайно красивой структуры, глянул на Панкратова с насмешливо-мрачным интересом.

«Я никогда не упускал эту деталь из виду, эрм. Но все же надо знать, когда стоит рисковать жизнью, даже своей. Пора сбрасывать личину индивера, ты нужен не только себе, но всем твоим друзьям и близким. Живой ты принесешь больше пользы. Или я ошибаюсь? Операцию надо готовить тщательней, по уровню-5 или шесть, только тогда она будет иметь шанс завершения в тех условиях, которые предложил нам Игрок».

Ставр, собравшийся уйти с «гордо поднятой головой», подумал и сел на диван в углу. Диего Вирт оглянулся на него с пониманием.

«Габриэль, это я уговорил парня взять меня с собой. Но они даже не маскируются, сволочи, работают внаглую! Знаешь, кто за мной гнался? Гуррах! Алсаддан и иже с ним считают, что могут теперь делать все, что вздумается. А этот его «охотничий домик» – крепость, рассчитанная на долговременную осаду! Пора брать этих деятелей за жабры».

«Мы все еще живы именно потому, что деятели «работают внаглую», – тихо вставил свой слоган Лабовиц. – С одной стороны, все наши близкие и мы сами находимся под ударом, с другой стороны, эта ситуация создает у помощников ФАГа ложную уверенность в абсолютной власти».

«Устами экзоморфа…» – проворчал Грехов, и в это время в доме сработало метро. Гостем на сей раз оказался Пауль Герцог, в душе которого шел тоскливый дождь и свистел ледяной ветер. Ставр чувствовал его состояние остро и явственно, как никогда.

«Габриэль, я знаю все о файверах и трансляторах Игрока, а также о вашем влиянии на события. Почему вы не вмешаетесь? Неужели не видите, что творится?!»

«Вижу».

«Вероятно, вы тоже не все видите и знаете. Нагуали растут как грибы и уже весьма существенно мешают движению планет. В уп– равлении социумом царит полный беспредел, террор стал государственным, охота на интраморфов почти узаконена… Сколько можно терпеть?!»

«Сколько нужно. Вы пришли от имени руководства «контр-3» или по собственной инициативе?»

Пауль словно погас, сгорбился, закрыл лицо руками, постоял и пошел к двери.

«Извините, Габриэль. У меня погибла жена… я сам не свой! Извините…»

«Подождите. – Грехов встал, подошел к Герцогу, обнял его за плечи. – Присядьте. Я знаю, что у вас еще остались кое-какие сомнения, и их надо разрешить».

Герцог после некоторого внутреннего колебания прошел в гостиную, сел рядом со Ставром, пожав ему руку.

Грехов сходил на кухню, принес на подносе тоник, предложил гостю, вернулся в кресло. По команде инк развернул объем со схемой Солнечной системы. Схема отражала динамическое состояние Системы, и все ее объекты медленно двигались по своим траекториям, орбитам и спиралям.

Ставр видел расположение объектов Системы и без помощи синтезированной картинки, но тоже разглядывал схему с интересом, вдруг осознав реальные масштабы изменений. Светящиеся рубиновым светом кляксы и нити нагуалей пронизывали уже четверть объема Системы и продолжали плести свою сложную и страшную сеть, кое-где создав непроходимые заслоны для спутников и планет, а также для космофлота землян.

«Точно такую же схему разработал и аналитический центр «контр-3», – сказал Герцог пренебрежительно. – В ближайшие пять-шесть дней следует ожидать столкновения с нагуалями Земле, Меркурию и Марсу, последствия которых легко предсказуемы. И вопрос, который задал вам я, волнует и руководство «контр-3». Почему вы медлите? Неужели правда, что вы намеренно не вмешиваетесь в ситуацию, а иногда и противодействуете работе «контр-3»?»

«Давайте посмотрим, – сказал спокойно Грехов, – на реальную расстановку сил. Такой схемы «контр-3» не имеет. – Он снова мысленно поговорил с инком, и сквозь прозрачно-льдистый объем схемы проросли еще три светящиеся разным цветом «паутинки»: оранжевая, желтая и вишневая. – Этого достаточно для примера, хотя для создания полной картины потребовалось бы показать весь домен. Я не хочу обидеть руководство «контр-3» и ее научно-оперативный коллектив, но реальная обстановка в Системе хуже, чем они себе представляют. Существует семь степеней проникновения нагуалей, привязанных каждая к своей области влияния на уровне физического закона. Планетарный и пространственный – самые наглядные из них для людей. Однако нагуали проросли в нашу метавселенную на всех ее этажах. Первый – план элементарных частиц. Увеличение массы электрона – следствие этого просачивания. И это, кстати, главный фронт Войны с ФАГом, поверьте мне на слово.

Второй этаж просачивания нагуалей – план биологических структур. Вы не анализировали рост заболеваний среди населения Земли и Системы в целом с момента возникновения нагуалей? Так вот резко – в сто пятьдесят раз! – возросла смертность от кровоизлияний в мозг, тромбозов и инфарктов миокарда. Все это следствие внедрения нагуалей в тела людей, да и животных тоже.

Третий план – планетарный: нагуали появляются на планетах и координатно привязаны к ним. Четвертый – вакуум-пространственное просачивание, но уже привязанное при этом к звездам. То есть нагуали «сидят» внутри звездных систем, как тот, что прострелил лайнер «Баальбек», или нагуали в системах Тартара и Чужой. Затем пятый и шестой планы – уровня галактик и скоплений галактик. И наконец седьмой отражает уровень просачивания нагуалей в домен».

Грехов помолчал, чтобы слушатели переварили сказанное. Судя по реакции Лабовица и Диего, они тоже не знали всех масштабов внедрения нагуалей во вселенную.

«ФАГ contra mundum… – сказал потрясенный Герцог, покачав головой. – Черт возьми, таких масштабов я и представить не мог! Но ведь это означает, что в любой момент при движении в Галактике Солнце может наскочить на галактический нагуаль…»

«Такой вариант не исключен. Я советовал некоторым руководителям «контр-3» прекратить играть в войну и сосредоточить усилия на поисках альтернативных ответов ФАГу. Меня не поняли».

«И что из этого следует?»

«Уровень социума, все эти войны с эмиссарами и слугами ФАГа, – видимость Игры, не имеющая перспективы и полезная ФАГу. С ним надо воевать на уровне закона, а не с помощью оружия. В конце концов вы должны понять, что Война ваша – лишь следствие Закона Перемен. Конечно, изолированное отделение Закона, то есть временная стабилизация Игры, на нынешнем уровне возможна, но нельзя вернуть то, что было раньше».

«То же самое нам говорил Тот Мудрый… но даже его отец не поверил ему. Неужели это правда и Манапралайя – великое уничтожение Космоса и всех Богов, и том числе Брахмы или Универсума, предсказанное еще индийскими мудрецами, – реальность?!»

«Наш ум – не мера замыслов Бога, – улыбнулся Грехов, – как говаривали встарь. Даже в с я Вселенная – всего лишь искра вечности[183], чего уж говорить о человеке! Но вы правы, Пауль: жизнь – это борьба, и человек иначе жить не может. Боритесь, воюйте, пытайтесь объять необъятное и достичь недостижимого, и, может быть, когда-нибудь вы поймете замысел Игры».

«Это следует понимать как ваш отказ помочь нам?»

«Это следует понимать, что у каждого свой путь. Могу только добавить: в настоящий момент наши пути в какой-то мере совпадают».

Герцог залпом выпил бокал тоника, встал.

«Я понял, спасибо. Делайте свое дело, мы будем продолжать свое. Вероятно, принцип – вернуть былое счастье и благополучие невозможно – наиболее оптимален, однако стоит побороться за то, чтобы в будущем наши дети были счастливы».

Он ушел, но еще долго по комнате бродило молчание.

«А ну-ка, поясни мне свои слова, милорд, – проговорил наконец Диего, – о совпадении путей».

«Я имел в виду не себя и человечество, – сверкнул глазами Грехов, – а себя и Сеятеля! Я никогда не отделял себя от человечества, ты это знаешь».

«Откуда уверенность, что Сеятель знает о нашем бедственном положении… впрочем, знает, конечно, но вот поможет ли?»

Грехов вдруг исчез. Причем физически, на всех диапазонах чувствования! Затем одна из стен комнаты вспучилась, поплыла, выдавила из себя прозрачную фигуру с человеческими очертаниями, фигура прошествовала до другой стены, влилась в нее, но тут же выдавилась из потолка, вошла в пол… Раздался смешок, и посреди комнаты появился Грехов… нет, двое Греховых!

Ставр догадался первым, поднялся с дивана.

«Здравствуйте, Сеятель».

Один из двойников снова засмеялся, влился в соседа, тот поднял вверх руки:

«Прошу прощения, друзья. Я – не Сеятель, но… скажем так, его представитель. Впрочем, и Габриэлем Греховым назвать меня тоже нельзя, скорее, его вторым или сорок вторым Я».

Диего медленно поднялся, подошел к экзоморфу, глядевшему на него снизу вверх, обошел кругом и так же медленно обнял.

– Не пугай. Ты – Габриэль!

«Я его человеческая часть», – кивнул Грехов.

И СПАСИ ЕСИ ВСЯГО МЯ ЧЕЛОВЕЦЕ

Несколько дней в Системе ничего особенного не происходило.

Грехов исчез и не появлялся даже на своих «конспиративных» квартирах на Сахалине, под Брянском и в Петербурге, хотя его искал не только Ставр, но и Диего, и руководители «контр-3».

Поскольку файверы тоже не подавали признаков жизни, Ставр увел Видану из аналитического центра и все эти дни колесил по Земле, тренируя девушку видеть истинное положение вещей и тренируясь сам в многократном дублировании, то есть создании волевым усилием своих двойников, отличимых от оригинала только материалом. В конце концов это у него стало получаться неплохо, и он научился, не выходя из отеля, видеть и чувствовать все, что видел и чувствовал его «альтер эго».

Видана была вполне счастлива, судя по цвету ее ауры и бурным ночам любви, однако что-то ее тяготило, и Ставр в конце концов обратил на это внимание.

«Что случилось? – спросил он ее ранним утром тринадцатого мая, проснувшись и обнаружив, что девушка не спит. – Что тебя мучит?»

На эти сутки они остановились в Берне, в отеле «Клаас», недалеко от дворца Совета безопасности. Что предопределило выбор, понять было нетрудно: Ставра не покидало желание уничтожить Алсаддана, и он все время решал проблему, как это сделать. В принципе и его экскурсии по Земле подчинялись этому замыслу, потому что они с Виданой посетили все места, где хоть раз появлялся президент Совета безопасности.

Видана придвинулась по широкой кровати к Ставру, поцеловала его в ухо, но он не дал ей начать игру, которая нравилась обоим.

«Рассказывай, не то прозондирую!»

Девушка замерла, потом зарылась лицом в его волосы, прошептала на ухо:

– У нас будет ребенок…

Ставр несколько секунд не двигался, оглушенный сообщением, потом резко отстранил ее от себя:

– Не шутишь?!

– Нет! – удивленно и испуганно ответила она. – Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мы с тобой прошли Д-коррекцию, – медленно проговорил Ставр. – Которая по некоторым предположениям ученых нарушает гормональный баланс…

– Ну и что?

– Если этого не произошло, у нас родится… файвер! – Видана недоверчиво глянула в горящие глаза Ставра, пожала плечами.

– Разве это плохо?

Ставр засмеялся, бережно придвинул девушку к себе, начал целовать… и очнулись они через час.

Выпили по две чашки горячего шоколада, ни о чем друг друга не спрашивая, живя в одном поле эмоционального насыщения, потом Ставр сказал:

– Но тебя еще что-то волнует, я чувствую.

Видана отставила чашку, лицо ее стало грустным и виноватым.

– Дед пропал…

– Что?! – поперхнулся Ставр. – Аристарх? Когда? – Он почувствовал острый укол стыда. Со времени своего возвращения он с Железовским не общался и даже не интересовался, где тот и что с ним. – Говори: где, когда, что делал? Почему мне об этом никто не сообщил!

– Никто ничего не знает толком. Он никого не предупреждал, ничего особенного не затевал… но вот уже больше четырех дней не дает о себе знать. Может быть, ничего плохого и не случилось, но… сердце подсказывает, что он в беде.

Ставр с минуту размышлял, потом стал одеваться. «Подожди меня здесь, никуда не уходи. Буду часа через два».

«Я с тобой!»

«Я не иду искать твоего деда, мне надо кое с кем посоветоваться. Жди». – И, не ожидая возражений, он вышел из отеля, превратив себя в «крутого индивера с львоокрасом».

Ян Тот по обыкновению принял его в своей «монашеской келье» для размышлений. Судя по запаху, у него только что побывал кто-то из файверов, но Ставр не стал уточнять, кто именно.

«Ян, мне нужно выйти через поле Сил на Алсаддана».

«Зачем?» – Тот Мудрый усадил гостя в кресло и предложил соленые орехи с безалкогольным пивом.

«Исчез дед Виданы. Предполагается, что его захватили боевики Хасана».

«Это не причина, чтобы использовать поле Сил».

«Он… не должен… жить!»

Ян Тот внимательно глянул в невозмутимое лицо Ставра.

«Файвер, этот путь неперспективен».

«Я воин и свой путь выбираю сам».

«В таком случае и ищи способы выхода на Алсаддана самостоятельно. Если ты действительно файвер…»

«А что, есть сомнения?»

«Честно говоря, есть».

Ставр вышел в поле Сил, образовал персональную конфигурацию поля, выбросил «сеть» в сторону Яна и… столкнулся с такой же ответной конфигурацией, только многомерной и многовариантной. Несколько мгновений они танцевали в иной реальности, в сложнейшей круговерти рождающихся игровых ситуаций, ничем не отличимых от реальных миров, затем Ставр отступил. Невидимый вихрь фантомных преобразований погас.

Ставр молча поклонился, исчез, словно испарился в воздухе. Ян Тот прищуренными глазами глянул на пустое кресло, улыбнулся, подумав: доброго пути, файвер!

Вернулся Панкратов действительно через два часа. Видана бросилась ему на шею.

«Что?!»

«Ничего. Возвращайся к своим, я найду тебя».

«Но я хочу с тобой…»

«Понадобится твоя помощь, я позову. Без возражений!»

И Видана, никогда не видевшая друга таким, отступила.

Проводив ее до метро, Ставр переместился на борт спейсера «Волхв», некоторое время работал с инком информационной сети «контр-3», потом уединился с командиром корабля в его личной каюте, и вскоре после этого спейсер ушел к контуру без всяких диспетчерских проводок и лоцман-карт. Вышел он возле Фаэтона-2, где «шепотом» катапультировал «пузырь» с пассажиром в сторону «раздробленной» планеты, уже потерявшей свою шарообразную форму от столкновений с нагуалями. Мысль спрятаться здесь от посторонних глаз и поэкспериментировать со своим пси-резервом показалась Ставру настолько удачной, что он даже не стал ее анализировать.

На этот раз пробраться внутрь Фаэтона, превратившегося в два длинных языка из камней и пыли, оказалось легче. Не помешали даже кварковые кластеры, послужившие ядрами нескольких массивных конденсаций астероидов. Ставр «уютно» устроился в центре одного такого маскона и сосредоточился на самом себе, настраивая тело в резонанс с колебаниями вакуума. Сознание съежилось, потеряло власть над телом, область чувств, наоборот, скачком расширилась, слилась с космосом, и огромный энергоинформационный океан поля Сил распахнулся перед человеком, разумом которого овладело подсознание или, скорее, сверхсознание …

Ориентироваться в этом океане было непросто, однако Ставр уже имел опыт и вскоре добился необходимой четкости гипервидения и точности попадания в необходимые узлы данных. Грехов открыл ему глаза на главную возможность – переходить в состояние инсайта в режиме «привидения», быстро преодолевать «нижние» этажи информационного поля, где его могли запеленговать стерегущие выход в поле эгрегоры ФАГа.

Космос вокруг перестал дрожать, раскачиваться, взрываться, корчиться, изменяться каждое мгновение и стал прозрачным вплоть до границ домена. Ставр почувствовал себя, как человек, который вышел из душного помещения в зимний морозный день, яркий и солнечный, и вдохнул холодный, кристально чистый воздух.

Черная бестелесная тень, похожая на крыло гигантской птицы и лапу зверя одновременно, пала сверху, но свободно прошла сквозь голову-телосферу чувств Ставра, растаяла где-то внизу. Кто-то пытался зацепить его, разглядеть и схватить – и не смог.

Ставр перестал отвлекаться, сосредоточил внимание на Системе.

Сначала он бережно «повертел в руках» Землю, ощущая все ее «опухоли» и «раны». Как раз в этот момент Земля наткнулась на небольшой, размером в полметра, нагуаль, и столкновение породило землетрясение силой в семь баллов и две волны цунами: точка удара пришлась на середину Атлантического океана, а точка выхода нагуаля из тела планеты – на окраину океана Тихого. Ставр даже почувствовал боль – будто его самого насквозь проткнули иглой через грудь, сердце, лопатку, спину. А таких столкновений Земля испытывала до десятка в неделю! Что случится с ней при столкновении с нагуалем километровой длины или больше, можно было судить по трагедии Плутона и Марса.

Если о Плутоне Ставр уже знал – самая дальняя планета Солнечной системы развалилась на три снежно-ледяных кома, которые образовали вместе с Хароном, спутником Плутона, «группу толкающихся борцов сумо», – то результат столкновения Марса с нагуалем видел впервые.

Многострадальный сосед Земли, наказанный дважды Конструктором, получил теперь «нокаут» от ФАГа. Нагуаль, встретившийся на орбите, пробил его навылет, проделав в теле планеты огромную стокилометровую дыру! Однако Марс не разрушился полностью, как Меркурий до этого, видимо, Плоть Бога, «ремонтная нашлепка» Конструктора, сцементировала его и добавила прочности. И все же Марс перестал быть домом для людей. Окутавшись пыльными бурями и смерчами, потеряв часть атмосферы, содрогаясь от марсотрясений, он потерял скорость и стал приближаться к Солнцу.

Только теперь Ставр вдруг окончательно осознал всю трагическую суть Закона Перемен, сформулированного Греховым: мир никогда не будет таким, каким был прежде!

Эмоции мешали видеть, как слезы человеку, навернувшиеся на глаза, и Ставр отключил сострадательный контур сферы переживаний. Оглядел Систему, находя новые нагуали, затем кинул взгляд на Галактику.

Со стороны казалось, что она еще держится, сохраняя спиралевидную структуру, но нагуали уже сплели внутри ее свою колючую «вирусно-паучью» сеть и начали разъедать форму, разрушать ветви и даже звезды, за многими из которых потянулись многомиллионокилометровые дымно-плазменные хвосты.

Понаблюдав, как один из невидимых «кораллов» проходит сквозь звезды, разбивая ее на гигантские капли жидкого ядерного огня, Ставр перевел взгляд на скопление галактик, обнаружил и там звездно-туманный сулой[184], рожденный объемным волокном сросшихся вместе нагуалей, и вернулся в свое логово.

Несколько минут он отдыхал, ощущая течение космоса через голову и все тело, чувствуя дисгармонию, несмотря на отключенный эмоциональный центр. Попытался осторожно «пошевелить» своим гигантским телом в пространстве пси и неожиданно обнаружил посторонние вкрапления, уплотнения пси-поля, испускающие нездоровый «жар», протянувшие по всей Солнечной системе когтистые лапы зла и насилия. В следующее мгновение одна из лап потянулась к глазам и горлу Ставра, уцепилась за нервные узлы, попыталась войти в голову, и Панкратову пришлось прятаться на высших горизонтах поля Сил. Он уже понял, что увидел гипнотрансляторы ФАГа, установленные им по Системе и создающие виртуальную реальность, которую люди принимали за объективное состояние мира. И еще он понял, что трансляторы эти – живые существа! А может быть, даже скопления живых существ, образующие эффект эгрегора.

Отдышавшись после своего бегства, Ставр попытался вспомнить расположение трансляторов. Четыре из них явно сидели на Земле, по одному находились на Венере, на Марсе, в системе Сатурна и на одном из спутников Урана, но Грехов говорил о девяти центрах, а Ставр насчитал только восемь. Где же девятый?

Он снова спустился на более энергонасыщенный уровень поля Сил и столкнулся с чьей-то волей, обозревающей Систему. На этот раз противник был опытнее, мощнее и действовал молниеносно, едва не воткнул в «глаз» Ставру копье пси-разряда. Панкратов отбил выпад своим пси-щитом и отступил, соображая, кто бы это мог быть. Грехов, да и Ян Тот отрицали появление в Системе эмиссара ФАГа в виде личности, носителя интеллекта и тела, но это мог быть только эмиссар.

«Ничего, мы еще встретимся, дьявол! – подумал Ставр с холодной угрозой. – Мне бы потренироваться еще немного с переходами по «зданию» Сил». В третий раз он рискнул выглянуть за «окна здания» в отраженном пси-свете, пассивно, не обнажая вектора внимания, лишь собирая энергию пси-излучений «антенной» тела. Миновал ждущих на разных этажах «здания» давешнего гиганта и многолапых хищных «пауков»-трансляторов и почти сразу наткнулся на слабый высверк пси-ауры Железовского. Спустя несколько мгновений Ставр определил координаты местонахождения Аристарха и выяснил, кому принадлежит этот комплекс зданий.

В принципе можно было попытаться выйти на мысленные сферы начальников и сторожей данного района, чтобы выяснить все детали захвата Железовского и, может быть, с помощью гипервнушения приказать освободить его, но в этот момент в поле ясного надсознания Ставра вторглась чья-то энергичная мысль:

«Уходи оттуда, файвер! Немедленно! У тебя всего несколько минут!»

Ставр не сразу узнал Грехова, да и не Габриэль это был, а интегральная личность Сеятель-Грехов.

«Я в «пузыре»…»

«Он тебя не спасет, а приемов защиты от «черной музыки» ты еще не знаешь. Уходи».

И Панкратов, поверив доброжелателю сразу, начал действовать.

Он выбросился из «пузыря», задав ему траекторию движения в противоположном направлении, выстрелил во все стороны «уши» своих пси-антенн, чтобы определить возможного противника, который выследил его, а сам полез через плотную массу астероидов к «поверхности» Фаэтона, надеясь успеть выйти в открытый космос и вызвать спейсер «Волхв».

Он преодолел две трети расстояния до «поверхности», когда понял, что не успевает. Перешел в гиперрежим, щедро расходуя пси-резерв, и работающий в бешеном темпе мозг нашел решение проблемы: время послушно замедлило ход, остановилось совсем. Это не означало, что Ставр еще больше ускорил темп своей жизни. Он просто вышел из энтропийно-вероятностного потока по «другому вектору», как бы возвысился над движением Вселенной, сам стал вселенной, способной сосредоточиться на любом участке своего тела и даже изменить деталировку.

Глубокий, всеобъемлющий, приносящий облегчение покой всепонимания снизошел на Ставра, вдохнул в него уверенность и мощь, приобщил к чему-то еще более глубокому, беспредельному и вечному. Это «беспредельное» как бы погладило его по плечу, и в ответ душа Ставра отозвалась благодарным трепетом.

В следующее мгновение он сосредоточился на транспортном отсеке спейсера «Волхв» и «проявился» там тихо и незаметно, не поколебав даже атомов воздуха. Еще через несколько мгновений он стал свидетелем реакции ФАГа на его эксперименты с полем Сил.

Внутренняя судорога, невидимая ни приборами технических систем, созданных людьми, ни самыми людьми, охватила часть Солнечной системы от орбиты Земли до орбиты Сатурна, прошлась по двум длинным каменным струям Фаэтона-2 и слизнула их как языком, не оставив даже пыли. Почему этот удар Грехов назвал «черной музыкой», Ставр понял спустя секунду: внутри спейсера родился странный и страшный молекулярный резонанс, от которого останавливались сердца и лопались сосуды головного мозга. Слышен этот резонанс был действительно как музыка, жуткая, диссонирующая, рождающая дикий страх и судороги, музыка смерти!..

Седина отца бросалась в глаза, и Ставр обнял его с болью в сердце. Прохор переживал смерть жены до сих пор, хотя умело скрывал свои чувства под маской вечно озабоченного делами человека.

Встреча их состоялась дома у Прохора, куда старший Панкратов вызвал сына для важного разговора по заданию центра «контр-3».

«Мы знаем, что Сеятель давно бродит по Системе. Почему он не хочет встретиться с нами, обсудить проблемы, помочь? Хотя бы с анализом ситуации?»

Вопрос был, что называется, на засыпку, потому что руководство «контр-3» не знало истинного положения дел, а объяснять им его было еще рано, ФАГ мог узнать об этом и нанести упреждающий удар.

Ставр прошел в свою бывшую спальню, отметив, что там все осталось неизменным с момента его «отделения» от семьи. Постоял в комнате мамы, пытаясь проглотить ком в горле, вернулся в гостиную.

Прохор налил в рюмки темно-коричневого «Кристалла», и они выпили. Ольга стояла между ними, обнимая их и улыбаясь, и оба чувствовали ее тепло.

«Па, у тебя скоро появится внук, – сказал Ставр, чувствуя легкое головокружение. – Или ты желаешь внучку?»

Отец смотрел на него с изумлением и недоверием, и Ставр добавил:

«Во всяком случае, невестка появится точно. Ты ничего не имеешь против Виданы Железовской?»

Прохор потянулся к нему через стол, и тень Виданы обняла их обоих, как обнимала только что тень Ольги; обе тени слились.

«Только у меня просьба. Загрузите ее какой-нибудь работой в вашем аналит-центре. Она рвется в бой вместе со мной, а я буду ходить там, где ей не пройти».

«Хорошо, нет проблем. Когда ты?..» – Прохор не договорил, Ставр остановил его жестом: кто-то «ощупывал» дом со всех сторон недобрым взглядом. Но это был не эмиссар ФАГа, а деятель рангом пониже.

«Ты никого не ждешь, отец?»

«Должен был прийти Герцог».

«Это не Герцог. – Ставр сосредоточился, выходя на уровень инсайта. – Это К-мигрант Григ и представители отдела безопасности. Видимо, по твою душу, отец. Тебе нельзя было появляться дома. Хорошо, что я здесь».

«У нас еще есть время…»

«Не торопись, я хочу кое-что выяснить, пусть войдут».

В течение следующих двух-трех минут дом был окружен со всех сторон силами отдела безопасности, настроенными весьма решительно, и в дверь позвонили. Первыми в прихожую вошли два офицера службы общественного порядка, удивленные радушным приемом, и К-мигрант в форме официала безопасности.

– Проходите, проходите, – позвал их Прохор из гостиной, – не стойте на пороге.

– Так, и младший здесь, – констатировал Григ, появляясь в гостиной. – Очень хорошо, можно закрывать розыск. Господа, вы обвиняетесь в террористической деятельности и подлежите задержанию. Вот ордер на арест. – К-мигрант вытащил белый квадратик, над которым сформировалась светящаяся эмблема прокурорского надзора. – Дом окружен, сопротивление бессмысленно.

– А если мы будем сопротивляться? – поинтересовался Прохор.

– Будете уничтожены. – Григ кивнул одному из офицеров, тот вышел и вернулся с небольшой аэроплатформой, на которой лежал омерзительно живой на вид «слизняк».

– Младший знает, что это такое, – сказал Григ. – Какие-нибудь разъяснения еще требуются?

Это был тот самый «слизняк», пожиратель материи, что напал на Акутагаву во время боя с К-мигрантами, но сейчас он был свернут и ждал команды.

– Что же это вы постеснялись взять с собой гуррах? – с иронией спросил Прохор. – Это ведь их оружие.

Трехзрачковые глаза Грига затуманились. Иронии он не понял и силился разгадать ее смысл.

– Выходите, поговорим в другом месте.

– Позвольте задать только один вопрос, – тихо проговорил Ставр. – Зачем вы взяли Аристарха Железовского и держите на базе гуррах?

К-мигрант некоторое время стоял неподвижно, мигнул дважды, соображая, потом отступил в сторону.

– Взять их!

В то же мгновение комната заполнилась людьми, вернее, двойниками Ставра и Прохора, образовавшими внушительную толпу.

– Берите, – сказали они хором. – Кого именно брать будете?

Офицеры нерешительно остановились, оглядываясь на К-мигранта. Тот исподлобья оглядел «толпу», выбрал двоих:

– Этих!

Он ошибся, и Ставр мог бы отпустить безопасников с фантомами, но у него возникла другая идея.

«Стоять!» – скомандовал он на уровне рефлекторного управления органами человеческого тела, и офицеры застыли, скованные «браслетами» временного паралича мышц.

На Грига эта команда не подействовала, и Ставр, напрягшись, «влез» в его мозг и «отключил» связь с двигательным аппаратом, а заодно выяснил, как управлять «слизняком».

Прохор посмотрел на сына понимающе.

«Что ты с ними сделал?»

«Уходим, – ответил Ставр. – Эти ребятки побудут здесь, пока мы не исчезнем. Но вам в «контр-3» стоит подумать, почему тебя застукали дома сразу же после твоего появления. Если бы за домом велось наблюдение, я бы почуял».

Усилием воли он толкнул «слизняка», направляя его на нужный объект, и тот, развернувшись в двухметровую «простыню», прыгнул на К-мигранта.

«Черт! – сказал Прохор, глядя на то место, где только что стоял Григ. – Никак не привыкну! Может, не стоило с ним так… сурово?»

– Они… убили маму! – хрипло ответил Ставр. – И многих других.

Прохор кивнул, переводя взгляд с застывших офицеров на сына.

– Значит, ты и в самом деле… файвер?

Вместо ответа Ставр убрал двойников, оставив двоих, преобразовал облик отца и свой так, что они стали неотличимы от офицеров безопасности, вырастил фантом К-мигранта, и все «пятеро» потопали к выходу.

В саду они сели в патрульный птеран, освободив его от оперативников, взлетели. Сопровождавшая их обойма конвоиров поняла, что происходит что-то не то, когда птеран с задержанными сел возле метро и его пассажиры исчезли в общем зале.

Вышли Панкратовы в хижине Грехова на Сахалине.

Прохор ничего не спрашивал, только думал о чем-то, изредка посматривая на сына внимательно и с какой-то печалью. Ставр не мешал ему, исподволь готовясь к сеансу связи с Греховым. Большой эйдос теперь не пугал его, но требовал глубокой концентрации.

Грехов ответил быстро, словно ждал Панкратова:

«Файвер, не выходи больше в Большое поле, на тебя охотится эгрегор Алсаддана. Где ты?»

«У тебя на острове. Отец хочет поговорить с Сеятелем, устрой им встречу».

«Сейчас буду».

Ставр почувствовал затылком дыхание чужой воли, знакомой по эмоциональному насыщению и внушаемой угрозе, быстро свернулся и вышел из поля Сил.

«Сейчас прискачет Габриэль».

«Я так и понял, что это его обиталище. Соки у него какие-нибудь есть? Во рту пересохло».

Ставр скомандовал домовому принести напитки и с удовольствием выпил сам два стакана клюквенного морса. Грехов прибыл, когда они принялись за фрукты.

Он вошел стремительно и бесшумно, заполнив собой сразу весь дом, и Ставр понял, что экзоморф отыскал Сеятеля и теперь соединял в себе две личности.

«Задавай свои вопросы, па, – сказал Панкратов-младший. – Перед тобой Сеятель».

«Скорее проекция Сеятеля на матрицу Грехова, – уточнил Габриэль. – Вопросы задавать поздно, Прохор. «Контр-3» расшифрована эмиссаром ФАГа, и он готовил полное уничтожение всей сети, чтобы, образно говоря, впредь не забивать себе этим голову и не ждать удара в спину».

«Ты же говорил, что эмиссара в Системе нет», – бросил подобравшийся Ставр.

«Его и нет… такого, каким все его представляют. Эмиссар второго уровня есть существо коллективное, опирающееся на эгрегоры, вернее, составляющее массивы этих эгрегоров. Разве ты этого не понял, когда ворочался в поле Сил, как… слон в посудной лавке?»

Ставр покраснел.

«Я понял, что гипнотрансляторы ФАГа – и есть эгрегоры. На Земле они помощней, на других планетах послабей…»

«Соображать надо быстрей, файвер. Эмиссар появляется в нужном месте, в Системе, например, когда это необходимо, концентрируя волю всех людей, образующих эгрегоры. Он состоит как бы из миллионов ячеек-умов, собираясь в один гигантский мозг, а точнее – рой! И он уже готов появиться, ты разбудил его своей неосторожной возней в Большом эйдосе».

«Я… я… не хотел…»

«Черт побери, объясните мне наконец, что происходит!» – сказал Прохор.

Сеятель-Грехов посмотрел на него, как бы припоминая, перестал сновать из спальни в кабинет и обратно, присел на деревянный стул у стены.

«Извините, Прохор. Времени у нас, как всегда, очень мало, поэтому буду предельно краток». – И Грехов в нескольких слоганах передал Панкратову-старшему суть происходящих в Системе событий.

Наступившую тишину нарушил Ставр:

«Габриэль, почему я… слон в посудной лавке? Я ходил по эйдосу очень осторожно…»

«Выходить в эйдос надо в режиме мерцания, а не лезть напролом через все этажи и стены. Лови подсказку».

Ставр поймал сложнейший слоган, содержащий приемы проникновения в эйдос в форме «привидения», на несколько секунд ушел в подсознание, исчезнув даже визуально. Правда, отец не обратил на это внимания.

«Как все… жестоко! – сказал он, закрыв глаза. – Кое у кого из нас были сомнения… уж слишком гладко проходили наши операции… А мы грешили на Алсаддана, что он – главный реализатор воли эмиссара… если не сам эмиссар».

«Алсаддан – личность сильная и страшная, и добивается он абсолютной власти в Системе. Еранцев и Шкурин для него конкуренты в данном аспекте. Пока они делают общее дело, он их не тронет, но потом…»

«То есть они обречены».

«Но сам Хасан находится в таком же положении. Пока он действует в нужном направлении, эмиссар его поддерживает, а потом выбросит за ненадобностью. Самое страшное, что, даже если Алсаддана поставить диктатором Системы, он не сможет удержать власть такого объема».

«Что же нам делать?»

«Немедленно эвакуировать женщин и детей за пределы Солнечной системы! Остальным готовиться к эгрегорному отпору, то есть настроить все светлые эгрегоры к пси-войне на этом уровне. Только в этом я вижу шанс для «контр-3» выжить».

«Мне поверят не все…»

«Вы же координатор!»

«Не имеет значения, кое-кто в руководстве «контр-3» тоже видит себя диктатором».

– Я могу переместить вас в будущее, – медленно сказал Сеятель голосом Грехова; даже Прохор понял, что предлагал свою помощь именно серый призрак. – Или в другие времена.

Прохор вздохнул, расправил плечи.

– Спасибо. Времена не выбирают. В них живут и умирают. – Он повернулся к Ставру, обнял его, похлопал по спине. – Держись, мальчик, еще свидимся.

Ушел.

Оставшиеся в комнате проводили его пси-взглядами до метро, глянули друг на друга.

«Готовься к драке, файвер, – сказал Сеятель-Грехов (больше – Грехов). – Зови остальных. Попытаемся изменить Прибытие, область потенциально возможного, в соответствии с нашими законами. Игроку действительно наплевать, сколько погибнет – даже не людей – цивилизаций! – при его очередном ходе, но мы ведь – люди! И защищаем людей, какими бы они ни были».

– Мы были звездами. Истоки наши в них. Все в мире скроено из их горячей ткани[185], – продекламировал Ставр.

Грехов-Сеятель улыбнулся.

«А ты романтик, файвер. Не обижайся, это комплимент. Но все же опасайся подниматься по лестнице Сил выше своих возможностей. Для человека, пусть он даже трижды файвер, существует биологический предел, до которого он в состоянии держать форму… и контролировать психику».

«Я сам себе предел!» – выпрямился Ставр.

В глубине дома гулко всхлипнуло чужанское метро, раздалось знакомое тумм-тумм-тумм, и в гостиную вполз чужанин Морион.

– Привет, дружище, – сказал он голосом Диего Вирта.

– Привет, – растерялся Ставр, ожидая обычной огненной пси-речи, а не слов человеческого языка.

Грехов хмыкнул.

– Как видишь, чужане сложа руки не сидят, совершенствуются. Пошли, дружище, нам пора делать свое дело.

– Куда? – спросил Морион.

– Выключать из действия гуррах.

– А дружище Ставр?

– У него свои заботы – «спаси еси всяго мя человеце…».

ВОЙНА АБСОЛЮТОВ

Солнечной системе грозило полное разрушение: она медленно, но неумолимо приближалась к мощному кусту сросшихся нагуалей, способному разорвать на куски любую звезду, планету, искусственное сооружение.

Но и без того Система уже потеряла Меркурий, Плутон и десятки крупных спутников. Многие планеты, в том числе Марс и Венера, сошли со своих орбит. По Системе потянулись длинные хвосты из обломков, пыли и дыма, напоминающие дымные струи пожарищ.

Земля натыкалась на шипы нагуалей все чаще. Одна из таких встреч не прошла для нее бесследно. Нагуаль размерами в сорок метров пропахал гигантскую борозду по Ливийской пустыне, развалил надвое нагорье Тибести и снес полностью гору Эми-Куси высотой в три с половиной километра.

Землетрясение от этого столкновения разрушило все близлежащие города с их системами коммуникаций, а число жертв превысило восемьдесят тысяч человек.

Паника, охватившая население Африки, перенеслась на другие континенты, и началось великое повальное бегство землян, грозившее перенаселением других планет, также не гарантированных от столкновений с нагуалями.

На фоне этой битвы за место под Солнцем, за беспрепятственный подход к станциям метро произошла другая битва, почти незамеченная нормальными людьми, но более важная в любом отношении: битва темного эгрегорного воинства эмиссара второго плана с эгрегорами интраморфов.

Началась она атакой на работников «контр-3», которых успел выявить штат помощников ФАГа во главе с Еранцевым и Шкуриным. Однако предупрежденные Прохором Панкратовым и Пайолом Тотом интраморфы «контр-3» сумели прикрыть себя групповым пси-полем светлых эгрегоров, хотя и не объединенных в единую систему, но организованных не хуже.

Битву эту невозможно описать словами. Для каждого из ее участников она складывалась по-разному, в зависимости от характера, физического и психического состояния, опыта, знаний и фантазии, каждый испытывал разные эмоции, переживая одни и те же воздействия неодинаково.

Так, например, для самого Прохора этот иллюзорный бой (с реальными последствиями) происходил в космическом пространстве (сказалась выучка стармена): на него напало целое семейство чужан – поток раскаленных до рубинового свечения камней, и ему пришлось расстреливать их до тех пор, пока не кончился боезапас в аннигиляторе. С последним роидом он вынужден был бороться, как с борцом сумо, заставляя того промахиваться при попытках тарана.

Конечно, Прохор понимал, что никаких чужан на самом деле не было, однако сражаться с гипновнушением надо было на полном серьезе, любое уклонение или попытка самоанализа были чреваты психической травмой, а то и смертью.

Битва закончилась вничью. То ли эмиссар «явился» в Солнечную систему частично, не активизировав все свои «ячейки» пси-организма людей, их эгрегоры, своих живых гипноиндукторов, то ли он провел еще одну разведку боем для окончательного выявления противостоящих ему сил. К последнему мнению склонялись и руководители «контр-3», которые попытались отстроиться от гипноволны, излучаемой трансляторами ФАГа. Волна «иной реальности» продолжала действовать на людей и паранормов, не обладающих достаточной пси-защитой, и даже сильным интраморфам, таким, как Герцог и Пайол Тот, удалось очистить свое сознание с трудом.

Во время битвы, происшедшей утром двадцать пятого мая, случился странный скачок плотности чужого пси-поля, отмеченный всеми, кто участвовал в бою. Впечатление было такое, будто произошел внезапный выход из боя целого «подразделения» ФАГа. А двадцать шестого мая стала известна причина этого явления.

Ярополк Баренц, которого усыпил Грехов накануне похода за Сеятелем, очнулся в одной из «явочных» квартир Габриэля, проанализировал свое положение и вышел оттуда с намерением кое-что изменить. Проникнув в арсенал управления, он взял четыре заряда типа «Пустыня», превратил себя в сверхмощную бомбу и заявился в резиденцию Шан-Эшталлана на Тиморе. Когда его остановили витсы охраны, Баренц привел в действие взрыватель. В результате на месте культового комплекса Всемирной миссии магов и спиритов образовалась цилиндрической формы впадина диаметром в девять километров и глубиной в сорок метров. Искусственная пустыня. Шан-Эшталлан, естественно, перешел в состояние пара вместе во своими приближенными, а так как он был лидером местного эгрегора, то с его исчезновением отключился и эгрегор, ослабив пси-кулак эмиссара.

Файверы в сражении эгрегоров почти не участвовали, собираясь вступать в бой только в случае крайней необходимости, отведя себе место в резерве. Они-то сразу определили, что эмиссар вышел в Системе не полностью, «в половину мощности», как бы одной из своих Я-систем. Оставалось тайной, зачем он это сделал, какую цель преследовал, объявляя о своих намерениях уничтожить противника в пси-диапазоне.

Ставр готов был подключиться к отражению атаки в любой момент, но его отговорил от этого шага Грехов, передав ему откуда-то (не с Земли) слоган:

«Не суйся в свалку! Они обойдутся и без тебя. Выручай Аристарха, забирай Видану, других женщин и выводи их на Орилоух через мой канал метро на Сахалине. Там они будут в безопасности. Относительной, конечно».

«Но мы можем задавить эмиссара…»

«Не теряй времени». – Пси-голос экзоморфа оборвался, как натянутая струна.

Ставр некоторое время прислушивался к «шуму» сражения в пси-эфире и принялся действовать, как советовал Грехов.

Он остановился в Ялте, в одном из пустующих коттеджей для отдыха высокопоставленных лиц, на берегу моря. Коттедж он забронировал через координатора жилфонда, представившись «помощником президента Совета безопасности», да и внешность изменил, хотя мог бы любому нормалу при встрече внушить любой образ.

Подготовка к переходу на метасознание не заняла много времени. Ставр уже понял, что такое «режим мерцания», подсказанный ему Габриэлем, и проникновение в поле Сил считал основной формой жизни файвера, хотя сам еще не совсем был готов к ней.

Он легко преодолел первые «этажи» Большого эйдоса, где сидели и ждали интраморфов пси-сторожа ФАГа, обнаружил еще одного слухача, чья воля ощущалась почти физически на всех планах сознания, но не стал играть с ним в пятнашки, чтобы выяснить принадлежность к одному или другому лагерю.

Пси-облако, соответствующее эгрегору гуррах, он почувствовал, не особенно напрягаясь. Да кайманоиды и не прятались за стеной «абсолютного зеркала», уверовав в свою безнаказанность и всесилие эмиссара, которому подчинялись слепо, не размышляя, как роботы. Ставр побродил возле облака, приглядываясь к обстановке (Берн, парк фон Бюлова, аттракцион эйдоигр и Военно-исторический музей), ловушек не обнаружил и перешел в гиперрежим.

Спустя незначительное время (сотые доли секунды) он нащупал Аристарха (бункер под землей, накрытый колпаком «зеркала», охрана – полувзвод гуррах, сам Железовский слаб, но в сознании, хотя пытали его здорово – от химии и психоделитиков до гипногенераторов) и вошел с ним в контакт:

«Привет, патриарх».

«Кто… кто это?! Что нужно?»

«Аристарх, я Ставр. Через минуту войдет кайманоид, сил хватит скрутить его?»

«Силы найдутся. Где гарантии, что ты… Ставр?»

«Снимите с него костюм, он растягивается, и выходите как ни в чем не бывало. Метро у них на третьем этаже, чуть вышел, стартуйте сразу в Софию, к Забаве. Ждите меня».

Железовский еще что-то спросил, но Ставр перешел на другие частоты пси-поля и начал искать тех, кто командовал опорным пунктом гуррах. К счастью, К-мигранта там не оказалось (из всей их обоймы остался, по расчетам, лишь один К-мигрант, малыш Стенсен), иначе Ставр не рискнул бы ломать его волю на расстоянии. С кайманоидами же сделать это было проще. Внедрив необходимые установки в сознание начальника «гарнизона», Ставр вышел из гиперрежима, устав, будто сутки ворочал тяжелые камни.

Отдохнул в приятной прохладе, чувствуя движение всех подозрительных пси-аур в пределах Симеиза. Расслабился до полузабытья, потягивая тоник. Прикинул, сколько времени потребуется Аристарху, чтобы добраться до дома, и начал собираться.

Последующий час ушел на поиски бабки Анастасии, деда Ратибора, отца, Забавы Бояновой и Виданы. Приказав отцу (тот удивился, но возражать не стал) собрать всех близких на квартире Железовского, Ставр добрался до аналитического центра «контр-3», все еще продолжающего работать в прежнем темпе, забрал ничего не подозревающую Видану и доставил ее к Железовскому.

Дом Аристарха напоминал разбуженный пчелиный улей: все любили Железовского и поздравляли с освобождением больше себя, чем его. Он же, осоловевший от неожиданного подарка судьбы, все еще не веривший в свободу, принимал поздравления, успокаивал Забаву и бережно обнял прижавшуюся к нему внучку.

Когда в гостиной появился Ставр, все замолчали.

– Рад видеть вас в здравии, – улыбнулся Панкратов-младший.

Железовский, мягко отодвинув женщин, подошел к нему, постоял мгновение и облапил по-медвежьи:

– Я твой должник, мальчик.

– Что происходит? – подал голос Ратибор. – Зачем ты нас здесь собрал?

Ставр напрягся, передавая всем слоган подготовленной информации, подождал, пока новость впитается в головы присутствующих. Тишину после этого нарушило только сдавленное восклицание Виданы:

– Никуда я отсюда не побегу!

– Пойдешь, – ласково погладил ее по волосам Железовский, повернул голову к Ставру: – Почему Орилоух? А не, скажем, одна из погранзастав дальнего космоса?

– На Орилоух власть эмиссара-2 не распространяется. С какой-то стороны Орилоух является родиной серых призраков, и, уходя из домена, Сеятели побеспокоились о его безопасности. Но главное, что орилоуны – наши друзья, вернее, друзья Грехова. Он договорился, чтобы вас там приняли.

Видана вырвалась из рук Забавы, подошла к Ставру, умоляюще глядя на него.

– Я с тобой!

Ставр отрицательно качнул головой, скосил глаза на ее живот, сказал шепотом:

– Побереги его… нашего будущего файвера.

– Если все обстоит таким образом… – начал Ратибор.

– Пошли, нечего рассусоливать, – проворчал Железовский. – Мы уже однажды уходили и вернулись. Женщины, собирайтесь, берите только самое необходимое. Я возьму НЗ и оружие.

– Но я все же хотел бы…

– Не дергайся, старик. – Анастасия взяла под руку Ратибора. – Я верю, что мы вернемся.

Прохор подошел к сыну, которого обняла Видана.

– Я останусь. У меня еще есть возможность уберечь сеть «контр-3» от разгрома. Координатор я или нет?

Ставр знал, что такой возможности у отца не будет, но знал также, что уговорить его спасать только себя и своих близких не удастся.

– Будь осторожен, па. Чтобы уберечь «контр-3», надо все время прикрываться полем эгрегора, хотя это и не гарантия безопасности. Как только почувствуешь, что пришло время, уходи на Орилоух.

Прохор обнял сына и Видану одновременно, попрощался с остальными и ушел. За ним ушел Ратибор, заявивший, что у него есть кое-какие неотложные дела и что он всех догонит. Остальные, примолкшие и потерянные, собрав вещи, ждали команды, и даже Аристарх Железовский вдруг оробел отчего-то, осознав, что это прощание! Прощание с домом, городом, Землей, Солнцем, с другими людьми, с образом жизни, со всем тем, что он любил и защищал.

– Время! – тихо напомнил Ставр.

Заплакала Галена, мать Виданы, женщины бросились ее успокаивать, сами с трудом удерживаясь от рыданий. Ставру сделалось больно, однако он был воином и показывать свои переживания не имел права.

Он проводил их до метро в доме Грехова, где был установлен орилоухский вариант метро. Видана никак не хотела уходить, цепляясь за него, пока он сам, поцеловав до боли в губах, не отнес ее в кабину. А потом, когда дом опустел, долго стоял возле метро, опустив руки, и ни о чем не думал…

Ян Тот нашел Ставра в поле Сил почти сразу же после ухода группы Железовского на Орилоух.

«Файвер, начинаются главные события. Эмиссар-2 не смог реализовать план ФАГа, и ему на смену придет эмиссар третьего уровня, а это, сам понимаешь, уже уровень влияния на галактические скопления, что нам пока недоступно».

«Не уверен».

«Я знаю, что ты научился выходить из потока событий, но все равно это уровень четырехмерного континуума. Эмиссару-3 ты не ровня, не заблуждайся на этот счет. С ним может справиться только Над-Закон, для формирования которого у нас уже нет времени».

«Что предлагаешь?»

«Он появится не внезапно, слушай эйдос, а как только произойдет интеграция эгрегоров, ликвидируй Алсаддана. Это сразу ослабит…»

«Понял. Надо выбить лидеров, эгрегоры без них перестанут быть управляемы и выйдут из борьбы. Я могу взять на себя и Шкурина, и Еранцева».

«Минздрав предупреждает: эйфория от успехов вредна для здоровья. До встречи, эрм».

Не выходя из поля Сил, Ставр огляделся, отметил присутствие в поле еще одного файвера, ответившего ему «подмигиванием», и поднялся над Солнечной системой, взирая на нее с высоты, как орел на горы под ним. Однако оценить бедственное положение Системы ему не удалось. Некто огромный, как Вселенная, появился из-за спины, из мрака, отодвинул в сторону созерцателя-Ставра, чтобы глянуть на родину человечества.

Ощущение нависшего сзади гиганта было настолько реалистичным, что Ставр попытался «оглянуться», хотя и так смотрел во все стороны сразу, обладая миллионами глаз, став пространством, планетами и астероидами, потоками излучений, скоплениями полей, сооружениями землян, всем человечеством сразу.

Гигант «сзади» покачал головой и, не обращая внимания на замершего «рядом» человека, как бы шагнул вниз, к Солнцу, ушел, растворился в темноте, в сложных завихрениях бегущей по своим орбитам материи и колючих зарослей нагуалей.

Ставр еще не успел отдышаться, уже догадываясь, к т о выглянул из многомерности и появился в Системе, как вдруг второй толчок поколебал поле Сил, так что оно «завибрировало», отзываясь фантомным эхом, перестраивая информационную матрицу в связи с рождением нового действующего лица. И это был уже явно посланец ФАГа, эмиссар третьего – галактического уровня, потому что основным впечатлением от его «фигуры» было впечатление холодной, беспощадной, прицельной угрозы.

Сжимаясь под страшным взглядом, Ставр скользнул назад, на Землю, в свое тело, чтобы предупредить друзей о новом «явлении» эмиссара, собраться с силами и сделать свой ход в начинавшейся Игре-Войне.

На этот раз «явление» эмиссара было гораздо мощней первого. Он задействовал, интегрировал, собрал воедино в один гигантский пси-конгломерат не только подвластные ему темные человеческие эгрегоры, но и большое количество интраморфов, подчинившихся давлению чужой воли, а также эгрегоры гуррах и более низких рангов – сообществ животных и растений. Мало того, у эмиссара оказались припрятанными в Системе искусственно созданные гипногенераторы, нечто вроде витсов, но на биологической основе – те самые «живые» пси-узлы, которые засек Панкратов во время своих тренировочных вылазок в поле Сил. Возникла колоссальной сложности, протяженности и мощи разная система пси-связей, представляющая собой единый организм. Он мог все! Или почти все – от внушения любому человеку, коллективу, всему человечеству самой абсурдной идеи до их физического уничтожения. И он бы пошел на этот шаг, будучи частью Игрока, абсолютно не сомневаясь в допустимости уничтожения возникающих препятствий, выражая один абсолютный Закон – волю господина! Если мастера-исполнители, участвующие внутри пространства Игры, подчинялись ее высшим законам, то сами Игроки подчинялись только себе! Эмиссар, воплотившись в Солнечной системе, став ее полновластным хозяином, мог позволить себе не думать о последствиях разрушения человеческой цивилизации, для него она была препятствием на пути к цели.

Неизвестно, предполагал ли он встретить сильное сопротивление, обладая информацией, поставляемой ему помощниками более низкого ранга, но, судя по его реакции, такой отпор получить не ожидал.

Это нападение ФАГа на защитную систему человечества не шло ни в какое сравнение с прежними. Очевидно, его прошлогодняя атака на интраморфов синклита, да и недавняя попытка уничтожения «контр-3» были только пристрелочными выстрелами, пробой сил. Но самым крупным просчетом ФАГа была уверенность в том, что люди не знают истинного положения вещей, не видят, что космос превращается в забитое «тиной» нагуалей болото, что звезды, планеты, весь миропорядок – обречены. Эмиссар ФАГа понадеялся, что его гипнотрансляторы, внушающие людям «виртуальную, неадекватную реальность», не будут раскрыты. В результате он получил ответный удар организованной «контр-3» системы эгрегоров, заставивший его с удивлением взглянуть в лицо неожиданно возникшему сопернику.

У «контр-3» не стояла задача уничтожения эмиссара, что было равнозначно гибели миллионов людей, и это, конечно, ослабляло позицию контрразведчиков, возглавляемых лидером мексиканского эгрегора Пайолом Тотом. Просто же «вышвырнуть» пси-сущность эмиссара за пределы «тела» человечества, за пределы Солнечной системы, не хватало сил. Наступило томительное равновесие, сопровождавшееся человеческими потерями с той и другой стороны, а по сути – с одной, потому что и в том, и в другом случае умирали люди, не выдерживающие энергоинформационных перегрузок.

Именно в этот момент в битву вступили файверы, поколебав чашу весов не в пользу чудовищного пришельца.

В течение секунд были уничтожены лидеры многих темных эгрегоров: Алсаддан, Еранцев, Шкурин, Файле ибн-Канна, Кравчук, Римский, Духац Духанович, Етоев, Чадвич, Рэй Смит, Пак Ен Чон и другие, – что, конечно, сразу вывело из-под контроля эмиссара значительную часть эгрегоров. Однако этого было мало, эмиссар имел резервы и немедленно привел их в действие, то есть форсированно включил гипногенераторы, состояние которых контролировали кайманоиды (для чего они, по сути, и предназначались). На короткое время потенциалы пси-полей выровнялись, после чего неизбежно должна была наступить развязка…

И снова человечество получило помощь, которую не ожидал никто, даже лидеры «контр-З». В сражение вмешались Грехов, чужанин Морион, команда орилоунов и Диего Вирт, четырьмя молниеносными ударами разрушив четыре гипногенератора – два на Земле, установленные в Берне и Осаке, один на Марсе и один на Венере. Диего, орилоуны и чужанин при этом погибли: один – во время отступления, после взрыва, остальные – сами послужив бомбами, создавшими на Плоти Бога на Марсе и на Венере гигантские кратеры…

Несколько мгновений после этой вести Ставр провел в горестном оцепенении, не желая верить, что товарищей Грехова, ставших и его друзьями, нет в живых. Потом выпрямился во весь свой немалый рост – по пси-понятиям, естественно. Стряхнул с себя вцепившихся было в тело сторожевых «псов» эмиссара и отодвинул в сторону рать светлых эгрегоров, чтобы встретить воинство эмиссара и его самого лицом к лицу.

Чередой пронеслись в памяти подобные противостояния в истории человечества: богатыря Яна Усморя и печенегского исполина Калга, русского князя Игоря и половецкого князя Кончака в Диком поле, Челубея и Пересвета на Куликовом поле, тевтонских рыцарей и русского войска на Чудском озере, Петра I и шведского короля Карла, Кутузова и Наполеона, фашистских полчищ и славянских воинов, исполинских фанатиков и простых людей практически во всех странах света, террористов и стражей порядка, охраняющих жизнь и покой людей. И вот новое противостояние, гораздо мощней и серьезней прежних, грозящее уничтожить не человека, не войско, не страну – все человечество! Цивилизацию! И какая разница была для Ставра, для воинов, сражавшихся за свободу и жизнь, – рассчитал ли кто-то из богов-Игроков эту Войну или просто сработал Закон Перемен? Ни в том, ни в другом случае людей не спрашивали, хотят ли они жить. Ярость, поднявшаяся в душе Ставра, гнев и обида вдруг освободили скрытые запасы сил, открыли тайники души и психики, о которых он не подозревал.

Исполин, что родился в результате проснувшегося в человеке метасознания, конечно, не мог победить эмиссара, но остановить его на время сумел. А потом к Ставру присоединились файверы, Габриэль Грехов и орилоуны, и наступил миг взаимного уничтожения! Потому что эмиссар в принципе был равнодушен к своей судьбе и вариант уничтожения его устраивал. Он все равно добивался при этом поставленной цели, а цена достижения цели его не волновала. Как не волнует, скажем, игрока в шахматы жертва пешки.

Из дальних далей прилетел вдруг зов-стон Виданы:

«Любимый, держись!..»

Ставр не успел ответить. Внезапно все изменилось.

Частью своего гигантского тела, которая когда-то была человеком, Ставр осознал себя сидящим на вросшем в землю валуне, посередине поляны в лесу, в окружении друзей. Здесь были Ян Тот, Баркович, Железовский, Пайол Тот, Варфоломей Иван I, будда Нагарджуна, князь Орест, Герцог, Берестов, то есть все те, кто принял на себя ответственность за исход событий, за исход Войны. Все молчали, словно ожидая того, кто собрал их здесь, и он появился из-за деревьев – обыкновенный молодой человек в льняной рубашке, подпоясанный кушаком, загорелый, белозубый, со шрамом на щеке. Он шел, нагибался, собирал землянику и ел.

Земля то и дело вздрагивала и колебалась, из-за холмов и лесов доносился приглушенный гул небывалой битвы – как отражение настоящего сражения, объявшего все планеты Солнечной системы, весь социум, всех людей от мала до велика, а незнакомец спокойно брел по лесу и собирал ягоды. Остановился на краю поляны, словно только теперь увидел толпу людей. Доел ягоды, аккуратно вытер губы и руки и поклонился:

– Здравы будьте, крестные.

Но каким бы простым и доступным ни казался этот парень, даже на расстоянии чувствовалась его внутренняя, непреодолимая, не по-человечески чудовищная мощь.

Захолонуло сердце. Ставр понял, что это Конструктор!

– Вы звали меня, я пришел.

– Пресапиенс, человечество гибнет! – хрипло выговорил Ставр. – Помоги спасти его… и нас…

Конструктор, принявший человеческий облик для контакта на этом уровне, подошел ближе, оглядел молчаливую компанию, кивнул кому-то, как хорошему знакомому. Ставр оглянулся: из-за спин выглянул Грехов.

– Ты тоже так считаешь, Инженер? – спросил Конструктор.

– Нет, не считаю, – ответил Грехов с обычной угрюмой сосредоточенностью. – Я не намерен спасать все человечество, создавшее себе удобный потребительский рай, но в данный момент решается судьба моих друзей, а я всегда был на их стороне.

– Что ж, эту позицию я уважаю. А вы как думаете, отец? – Конструктор нашел глазами Варфоломея Ивана I. – Вы ведь духовный наставник человечества и знаете его потенциал.

– Мне трудно принимать решение в таких условиях, сын мой. С одной стороны, мировые религии, послужившие грандиозным фундаментом культурных традиций человечества, до сих пор служат разделяющим мир фактором. С другой стороны, пути к Богу могут быть различными, согласно верованиям и учениям, ибо многообразие систем лишь подтверждает неисчерпаемость и совершенство Божественного мира, непознаваемость Универсума. Нынешняя действительность жестоко и непримиримо противопоставила наши лагеря, но все же я верю в людей, сын мой, и не отвернусь от них в гордыне.

– И вашу позицию я уважаю, отец, хотя у нас разные взгляды на совершенство Божественного мира и на пути его достижения. А насчет просьбы спасти человечество… почему вы все думаете, что его надо спасать? С момента рождения человечества прошло достаточно времени, чтобы оно образовало метацивилизацию, объединившись с другими разумными существами, однако оно этого не сделало. И смею считать, не сделает. Не способно! Ваш расчет, Инженер, на синергическую связь[186] людей и негуманов тоже не оправдался, не так ли? Люди не нашли общий язык с чужанами и орилоунами. Ваш единичный опыт не в счет.

Грехов промолчал.

– Так за что же спасать человечество? Разве файверы, будущие Инженеры, не в состоянии без него обойтись?

Ответом Конструктору снова было молчание.

– И если, допустим, я приму такое решение, как его осуществить? Нейтрализовать эмиссара? Можно, однако он уже сделал свое дело и практически не нужен.

– Уничтожить нагуали, – сказал Ян Тот.

– Уничтожить нагуали можно, только изменив законы данной метавселенной, причем для ликвидации нагуалей разного уровня надо изменять разные законы. К примеру, чтобы очистить электроны от «вирусных» кварков, составляющих электроны. А чтобы избавиться от нагуалей третьего уровня, растущих в пространстве звездных систем, необходимо изменить закон о необратимости времени. И в том и в другом случае неизбежно изменится состояние метавселенной, а уцелеет ли при этом человечество, гарантии никто дать не может. Даже я. Даже Универсум! Повторюсь еще раз. Допустим, я попытаюсь что-то сделать. Но вот здесь в чем закавыка: уверены ли вы, что это соответствуе т желанию Универсума?

Среди окружавших Ставра людей прошло движение, но ни один из них не произнес ни слова. Все они мыслили быстро и поняли Конструктора мгновенно.

Парень со шрамом виновато развел руками:

– К сожалению, это правда. Универсуму не нужно изменение домена, подготовленное ФАГом с помощью внедрения нагуалей, но его не устраивает и резкое освобождение домена от нагуалей, потому что он ответил на ход Игрока в иных пространственных областях, на иных уровнях Абсолюта. Поиск адекватного ответа Игроку в вашей метавселенной для него уже не очень важен. Единственное, что было важным, – сохранить от взрыва Тартар, для чего он и послал сюда представителей.

– Кого именно? – заинтересовался Ян Тот.

– Меня, – ответил Грехов.

– И меня. – Раздвинув людей, вперед вышел еще один незнакомый молодой человек, чем-то похожий на Конструктора.

Без особых усилий Ставр понял, что это Сеятель.

– Почему Универсуму более важной оказалась судьба Тартара?

– Потому что Тартар – сверхген другого Игрока! – оглянулся на Тота Мудрого Сеятель. – По каким-то причинам Архитекторы не позволили ему развернуть свою генетическую программу, и Тартар остался «соринкой» в глазу великана – Универсума, хотя и пытался проявить себя. Эти попытки вы знаете: цивилизация чужан, потом орилоунов, потом наконец появились мы, серые призраки. Мы ушли отсюда, из вашего домена, лишь по той простой причине, что поняли – реализовать себя в полной мере не сможем.

– Почему?

– Это равносильно было бы тому, что делает сейчас ФАГ, хотя, может быть, все происходило бы гораздо медленней и казалось бы естественным процессом. Но если бы Тартар в те времена начал выход в домен из-под свернутых измерений, не поздоровилось бы и всему Универсуму. Естественно, он не мог этого допустить. Да и я приложил немало усилий, хотя целью моего вмешательства было сохранить мир Тартара и Чужой для реализации в Большой Вселенной. Скоро мы уйдем отсюда, из «клетки» Универсума. Надеюсь, вы нам не откажете в помощи? – Сеятель посмотрел на жующего травинку Конструктора. – Впрочем, мы справимся сами. Но я хотел бы, чтобы вы представились моим друзьям. В большинстве своем они не знают, кто вы, принимая за другого.

Парень со шрамом кивнул, грустно улыбнулся в ответ на сверкнувший взгляд Грехова, снова слегка развел руками:

– Я – это я, Конструктор. И я же – Игрок! Не в оправдание, а для объяснения могу добавить, что я не предполагал, что моя Игра с Универсумом, клеткой плоти которого является ваша метавселенная-домен, отразится на судьбах вашей Вселенной, на судьбах существ, давших мне жизнь.

Долго, долго толпа людей немо взирала на смущенно-печальное лицо Конструктора, озаряемое изнутри всполохами неведомых эмоций. Потом Ставр сошел с валуна, вышел вперед, обернулся к остальным (все это время, конечно, схватка с эмиссаром продолжалась на других горизонтах метасознания).

– Я, Ставр Панкратов, ратный мастер и файвер, готов к формированию Над-Закона, способного остановить ФАГа (Ставр спиной ощутил тяжелый высверк взгляда Конструктора, но не обернулся) в пределах Солнечной системы. Готовы ли вы помочь мне?

– Это может стоить тебе жизни, – очень тихо сказал Грехов.

– Мы за ценой не постоим, – так же тихо ответил Баркович, становясь рядом с Панкратовым.

Потом к ним после недолгих колебаний присоединился Ян Тот, придвинулись ближе будда Нагарджуна и князь Орест, но их остановил Варфоломей Иван I:

– Не надо делать красивые жесты, друзья, мы все плывем в одной лодке. Что надо делать, сынок?

Панкратов повернулся к стоящим вместе Сеятелю и Конструктору, вдруг почувствовав, как эмиссар – там, в реальности боя – испуганно посмотрел на своего задумавшегося повелителя.

– Пожалуй, я все-таки предпочту сделать красивый жест, – с улыбкой сказал Сеятель, шагнув к остальным, повернулся к Конструктору, разглядывающему людей. – В принципе, мы в вашей власти, Игрок. Да, мир изменится в любом случае, таков закон власти, Закон Перемен. Но… пусть он изменяется в соответствии с волей тех, кто его населяет. Вам доступна логика этого уровня? Делайте свой очередной ход.

И Конструктор…