Реши это

– Ты можешь закрыть свою дверь на ночь?

– Конечно, если хочешь.

Он быстро кивнул и ушел, но не прошло и двух минут, как он снова вернулся.

– Давай угадаю. Вы, ребята, хотите мороженое в постель?

– Почему ты здесь в этом? – спросил он, проигнорировав мою колкость.

Я прищурился на него.

– В чем?

Он сердито показал на меня жестом.

– На мне джинсы и футболка.

– Да, но на этих джинсах больше дырок, чем... и чья это футболка, потому что она не может быть твоей. Она, кажется, на три размера меньше.

– Уходи, – приказал я ему. – Иди и оттрахай своего парня.

– Он не мой парень, – ледяным тоном сказал он. – Ни один мой парень не будет спать с кем попало, пока я нахожусь в реабилитационном центре, ни разу не навестив меня.

Я хмыкнул.

– Что?

– Нет, ты прав, – сказал я через мгновение. – Ни один твой парень не стал бы. Ты стоишь большего.

Прошло немного времени.

– Что, черт возьми, это значит?

– Ничего, я просто согласился с тобой.

– Так что же, значит, ты считаешь его мусором?

– Я этого не говорил, – защищался я.

– Ты намекнул на это, когда согласился.

– Черта с два.

– Черта с два ты этого не сделал!

– Почему ты здесь ругаешься со мной, а не в своей комнате с ним?

– Я... это не... знаешь что? Отныне, когда у меня гости, я ожидаю, что ты будешь одеваться соответствующим образом или останешься в своей комнате на все время, – набросился он на меня. – Это совершенно неприемлемо, когда ты ведешь себя непрофессионально.

– Сейчас без четверти двенадцать, – сообщил я ему. – Я могу делать все, что захочу.

– О? Можешь?

– Ага.

– Значит, это твой дом, а не мой?

– Ты совсем охренел, – проворчал я, поворачиваясь, чтобы ополоснуть миску и поставить ее в посудомоечную машину. – И что еще хуже, из-за тебя я проиграю этот раунд Крою, а я ненавижу проигрывать Крою, потому что он, блядь, злорадствует днями напролет.

– Что?

Я издал раздраженный рык и снова переключил внимание на экран. Через несколько секунд он был рядом со мной.

– Он написал «эфемерный», а ты – «эго»?

– Серьезно, почему бы тебе не пойти и не перепихнуться, – проворчал я, задевая его плечом.

– Что это, черт возьми, было?

– Это мой прием «проваливай, малыш, вали отсюда».

– Не малыш, – предупредил он меня, его голос понизился в знак предупреждения.

Я ухмыльнулся, и он вышел из комнаты, чтобы почти сразу же появиться снова.

– Ты можешь сыграть слово «лэрд», – предложил он и снова исчез.

– Как, черт возьми, я должен сыграть «лорд»? У меня нет буквы «О», – крикнул я ему вслед.

И он снова вернулся.

– Не лорд, тупица, а лэрд, Л-Э-Р-Д.

– Какой, на хрен, лэрд?

– Шотландский лорд, как Джейме Фрейзер ^[7].

– Кто?

– Привет, «Аутлендер».

– Я понятия не имею, что ты мне сейчас говоришь.

Взгляд, который я получил, как будто я был глуп, заставил меня отмахнуться от него.

Затем он исчез, а мгновение спустя кавалер промчался по коридору, через кухню в гостиную, распахнул входную дверь и исчез, оставив ее приоткрытой. Через несколько секунд я услышал, как его машина с ревом завелась, и Ник подбежал, закрыл и запер дверь и присоединился ко мне, взяв под контроль мой iPad.

– Что ты делаешь?

– Играю в слова, – раздраженно ответил он. – Не мог бы ты зачерпнуть мне немного того мороженого, на которое ты налегаешь?

– Я не налегаю на...

– Ха, слушай, он знает, что ты сам не сыграл лэрда, – насмешливо сказал он.

Я потянулся за своим iPad.

– Дай мне...

– Просто сделай порцию, – приказал он, отвернувшись от меня и обходя остров, чтобы я не мог достать ни его, ни свою личную собственность.

– Это не твое.

Он издал звук, который, казалось, оспаривал мое утверждение.

– Я ношу все, что хочу, когда мне, блядь, захочется.

– Что? – спросил он, не обращая на меня внимания.

– Ты только что сказал, что я должен одеваться...

– Да, неважно, мне жаль.

– Тебе жаль? – спросил я, пристально глядя на него.

Через несколько мгновений он наконец поднял на меня глаза.

– Где мое мороженое?

****

После того вечера меня начали беспокоить перепады его настроения. Он менялся по мановению руки. В одну секунду он был в порядке, а в следующую уже ругал меня.

– Я думаю, ему нужно к кому-то обратиться, – сказал я мистеру Коксу по телефону.

– Я согласен, но не из-за перепадов настроения, – сказал он, его тон по телефону был непримиримым. – У него нет перепадов настроения.

– Не могу не согласиться.

– Но у него нет, и никогда не было. Даже когда он пил и употреблял наркотики, он был ровным. Либо вверх, либо вниз, но ничего промежуточного.

– Тогда как вы объясните...

– Слушай, я постоянно разговариваю с Брентом, и он говорит, что Ник ведет себя замечательно, если не считать его оперных разборок с тобой.

– Тогда, видите? Проблема во мне. Я должен подумать о том, чтобы передать эту работу кому-то другому.

– О нет, нет, мистер Барнс, мы почти вывели его из леса и приступили к реальным и долгосрочным переменам. Давай не будем сейчас раскачивать лодку.

– Да, но...

– Он не был трезв так долго с восемнадцати лет.

Но если я каким-то образом провоцирую его, это не способствует его выздоровлению.

Я чувствовал себя на грани, чего терпеть не мог, поэтому пошел поплавать, чтобы успокоиться, принял душ, а затем отправился на кухню, чтобы взять что-нибудь выпить, где нашел Кэлли и решил, что не помешает поговорить с кем-то, кроме мистера Кокса, о том, что меня беспокоит.

– Не думаю, что ты его расстраиваешь, – сказала Кэлли. – По крайней мере, не так, как ты думаешь.

– Что, черт возьми, это значит? – спросил я ее, потому что, насколько я мог судить, Ник постоянно колебался между мыслью, что я, возможно, вроде как начинаю быть его другом, или что я - дьявол. С ним не было середины.

– С тобой он чувствует себя в безопасности, поэтому и затевает с тобой стычки, – заверила меня Кэлли. – Он проверяет, как далеко он может зайти.

– Но мы же не состоим в отношениях. Мы даже не друзья.

– А разве нет?

– Ну, в той мере, в какой я его корректор, да, но если он зайдет слишком далеко, я скажу ему, чтобы он шел к черту, и я уйду отсюда.

Она издала звук, похожий на недоверие, и в то же время скривила лицо.

– Обязательно, – твердо пообещал я ей. – Вот увидишь.

– Нет.

– Да, – непримиримо возразил я.

– Он знает лучше. Он знает, что ты никуда не денешься.

– Вот что я тебе скажу: как только я получу от мистера Кокса сообщение, что он считает Ника годным к работе, я отправлюсь домой ближайшим самолетом.

– Но так ли это?

– Да, – заверил я ее.

– Но так ли это на самом деле?

Я уставился на нее.

– Говорю тебе честно, да.

– Ты уверен?

– Кэл, да, серьезно, – настаивал я. – Уйду-уйду.

Она наклонила голову и сделала такое лицо, будто я был одновременно очаровательным и невежественным.

– Кэл, – подчеркнул я, желая, чтобы она меня услышала, – для меня это краткосрочно, а не долгосрочно, как для тебя, Марисоль и Феликса, – пояснил я на случай, если она не поняла, что происходит.

– Но так ли это?

– Да! – закричал я на нее.

– Почему ты кричишь на Кэлли? – Ник набросился на меня, когда пришел после того как поплавал. – Боже, ты все время такой козел.

Мне нужен был отпуск от работы.

****

Я был его почти постоянным спутником, его тенью. В некоторые дни он разговаривал со всеми, кроме меня, в другие до меня доносилось лишь ворчание, а иногда я получал целые фразы. Он ел за стойкой, разговаривая с Марисоль и Кэлли или с кем-нибудь из телохранителей. Я же чаще всего ел в одиночестве, а в редких случаях ходил на ужин. Я знакомился с людьми во время утренних пробежек и с некоторыми из них виделся регулярно. Я был удивлен, когда мне стали приходить приглашения. Было приятно, когда тебя приглашали, и еще приятнее, когда мужчины приходили в дом и не смотрели на Ника, а только на меня.

– Все, кого ты приводишь сюда, такие же старые, как ты, – прошипел он мне в первую субботу августа, расхаживая взад-вперед по моей комнате, пока я готовился к ужину.

Неделю спустя, когда двадцатитрехлетний технологический магнат захотел, чтобы я полетел с ним в Нью-Йорк на вечеринку, я застал Ника с немного ошеломленным видом.

– После этого я должен лететь в Берлин, – сказал мне заехавший за мной Зак Эшби, когда мы стояли вместе в гостиной. – Но когда я вернусь, пожалуйста, позволь мне пригласить тебя на ужин. Я с удовольствием угощу тебя вином, ужином и отвезу домой.

Он не был традиционно красивым мужчиной, но чем больше времени я проводил с ним, тем чаще замечал блеск в его глазах, плавную манеру держаться и то, что, когда я поднимал голову, мне доставалась каждая капля его внимания. Конечно, он не знал меня настоящего. Я был в режиме ремонтника, поэтому вел себя наилучшим образом, но все равно его интерес был лестным, как и тот факт, что он не мог оторваться от меня.

– Ты должен трахнуть этого парня, – сказал мне Ник следующим днем, его тон был ехидным и атакующим, пока он расхаживал по кухне взад-вперед, мешая Марисоль. – Я могу достать тебе виагру. Тебе она наверняка нужна.

– Ты больше не можешь купить даже «Тик-Так», – заверил я его с насмешкой.

– Садись, пожалуйста, – приказала ему Марисоль. – Боже мой, у тебя как будто мания.

– Но на самом деле ты должен его трахнуть. Он умоляет об этом, – продолжал он подначивать меня, – Я вижу, и готов поспорить, что ты получаешь не так уж много предложений.

Марисоль задохнулась, а потом рассмеялась, и Кэлли выплюнула воду.

– Что? – огрызнулся Ник. – Я оскорбил ваши нежные чувства?

– Нет, – проворчала Марисоль, вскинув бровь. – Но ты заблуждаешься, если думаешь, что такой собранный мужчина, как Локрин Барнс, не получает больше предложений, чем знает, что с ними делать. Думай головой, парень.

– Это отвратительно, – сказал ей Ник.

– Он великолепен, – сказала ему Кэлли, а потом повернулась ко мне. – Ты великолепен, но ты это знаешь. Ты должен.

– Вы обе очень милые, – сказал я, улыбаясь им.

Они обе обмахивали себя руками, и мой смех заставил Ника выйти к бассейну.

Часть 5

Я сам удивлялся тому, как много у меня терпения. Я глубоко копнул, и оно нашлось, и я оставался на высоте. Я принимал все, что выплескивал Ник, и глотал каждое оскорбление, реплику и колкость, пытаясь наконец просто найти с ним общий язык. Но это было похоже на танец с дикобразом - я никогда не знал, получу ли я мягкое подбрюшье или колючие перья. Все остальные говорили, что видят в нем рост, перемены и твердую решимость, но для меня находиться рядом с ним было все равно что ехать на американских горках, не видя поворотов и наклонов.

В середине августа мы поехали с Ником на вечеринку к друзьям в Монтесито, на Хот-Спрингс-роуд, и я никогда не был в более красивом доме - он выглядел как испанская церковь - на столь пышной, потрясающей территории. Я не мог перестать ходить вокруг. Я бесконечно проверял Ника и наконец сел у бассейна, когда незнакомый мне парень играл на гитаре для нескольких человек. Это было прекрасно, и мне нравился скрип его пальцев по струнам. Это напомнило мне всю ту музыку, которую слушала моя мама, когда я был маленьким, и которая пробила туннель в моем мозгу и никогда оттуда не выходила.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Ник, внезапно появившись и глядя на меня сверху вниз.

– О, – ответил я, приготовившись встать. – Ты готов идти?

Он протянул руку, чтобы я не двигался, и через несколько минут, когда я понял, что он собирается остаться и послушать, я снова устроился поудобнее.

– Он тебе нравится? – спросил он, причем вопрос прозвучал как обвинение.

Я перевел взгляд с певца, который, закончив исполнять кавер-версию «Не принимай близко к сердцу» группы Eagles, сказал, что его зовут Таннер Уорд, на Ника.

– Мне нравится такая музыка, – уточнил я. – По случаю.

– О? – сказал он, в его голосе прозвучало одновременно презрение и жалость.

– Знаешь что, – огрызнулся я, радуясь, что мы оказались вне зоны слышимости других, – просто уходи. Я не в том настроении, чтобы разбираться с твоим дерьмом. Я просто хочу сидеть здесь и слушать.

Но он не сдвинулся с места, просто стоял. Не обращая на него внимания, я вернулся к отдыху под звездами в прекрасную летнюю ночь.

– Что тебе в нем нравится? – тихо спросил он.

– Мы собираемся поговорить по-настоящему? – спросил я, потому что не собирался даже вступать в разговор, если он не будет пытаться.

– Я попытаюсь, – ответил он, улыбаясь почти овечьей улыбкой. – С тобой не всегда легко.

– То же самое, – согласился я.

Он глубоко выдохнул.

– Хорошо, тогда, – ответил я, как будто он не был ослом совсем недавно, – мне нравится, как скрипят струны гитары.

– Правда?

Я хмыкнул.

– Я принял тебя за металлиста.

– Конечно, – согласился я, глядя на него снизу вверх. – Время от времени.

– Хард-рок?

– Иногда все, да? Тебе нужно все.

– Рэп?

– Да.

– Классический R and B, а джаз?

Я бросил на него взгляд, как на идиота.

– Ладно, ладно, – усмехнулся он, усаживаясь в шезлонг рядом с моими коленями. – Но это, только гитара... Я удивлен, что ты... Я не думаю, что когда-либо видел, чтобы ты так улыбался... Я даже не знал, что ты можешь так выглядеть.

– Как?

– Непринужденно, – пробормотал он, отводя взгляд, а затем снова перевел взгляд на меня. – Кажется, ты особенно любишь гитару.

– Да, – вздохнув, ответил я и рискнул сказать ему что-то настоящее. – Она напоминает мне о моей маме, о том, как я рос с ней. Ей было всего семнадцать, когда она родила меня.

От того, как он смотрел на меня, какими мягкими были его глаза, какими теплыми, у меня едва не перехватило дыхание. Его тоска - не по мне, а по матери - была ощутимой.

– Вы выросли вместе.

Я кивнул.

– С ее эклектичной, иногда плохой и в основном из семидесятых музыкой.

– И шестидесятых тоже?

– От моих бабушки и дедушки, которые были большими хиппи, – сказал я, выделив слово «большими». – Ты думаешь, что курил много травы, – я подчеркнуто поднял бровь.

Он рассмеялся.

– Боже, мне это нравится, – признался он шепотом, словно его голос на мгновение пропал.

Я не мог не говорить. Я хотел, чтобы мы были дружны, не обязательно друзьями, но чтобы между нами было общение, легкость и доверие. Это значительно облегчило бы мою работу, и он бы быстрее выздоровел.

– Моя мать тоже много курила травку. Сейчас тоже, но не так много. Люди называют ее свободолюбивой, и это правда, но она такая, какая есть. Просто нежная, непринужденная и добрая.

Он выглядел ошеломленным.

– Что?

Показывая на меня, он фыркнул.

– Ты такой... строгий. Ты весь в правилах. Ты один из самых негибких людей, которых я когда-либо встречал.

– Чтобы выработать новую привычку, нужно ее придерживаться, – объяснил я, не желая портить настроение, но желая, чтобы он меня услышал. – Тебе нужны здоровые привычки. Тебе нужна структура. Если я не могу обеспечить тебя тем, что тебе нужно, то какой от меня толк?

Он глубоко вздохнул и отвел взгляд.

– Я не хочу тебя разочаровывать.

Очевидно, он был недоволен тем, что я это знаю.

– Хей.

Его глаза мгновенно вернулись ко мне.

– Ты разочаровываешь меня только в том случае, если не пытаешься, а ты ведь так стараешься.

– Не так уж и сложно стать здоровым, – усмехнулся он.

– О нет?

Он наклонил голову, как бы говоря.

– И что ты имеешь в виду, говоря, что я негибкий? – ворчливо спросил я. – Я король гибкости.

Он поднял голову, разглядывая небо.

– Что ты...

– Когда молния убьет тебя насмерть, я хочу быть уверен, что уйду с дороги.

– Послушай, умник, я чертовски восхитителен. Спроси любого.

– Это правда?

– Да, конечно. Можешь позвонить ребятам, с которыми я работаю.

Его смех было так приятно слышать.

– Обычно, – начал он, его голос вдруг стал хриплым от нахлынувших эмоций, – эти твои руки-стволы были бы скрещены, а ты бы смотрел на меня как на идиота. Типа, как я могу ходить и дышать одновременно.

Я попытался не делать ни того, ни другого, но мне пришлось себя остановить.

Он фыркнул.

– У тебя все по умолчанию - раздражение и недовольство.

– Ну, может, тебе не стоит раздражаться и раздражать меня.

– По-моему, весь мир - за исключением твоей матери, похоже, - просто выводит тебя из себя.

На этот раз я не смог сдержать хмурый взгляд.

Он снова захихикал, забавляясь за мой счет.

– Почему бы тебе не пойти и не пообщаться, пока я спокойно посижу здесь, – предложил я, поскольку его внимание начало меня раздражать, и я не был уверен, почему.

– Я уже пообщался, – сказал он, повернулся на шезлонге, согнул колено и прижал его к боковой поверхности моего левого бедра, зажав его там, а его рука уперлась в другую сторону моих бедер так, что я оказался в клетке. Если бы я захотел встать, ему пришлось бы подвинуться. – И почему ты пытаешься избавиться от меня?

– Потому что ты меня ненавидишь, – ответил я, пожав плечами.

– Не ненавижу, – пробормотал он себе под нос.

– Прости?

Он зарычал.

– Я сказал, что не ненавижу тебя.

– Трудно сказать, – честно ответил я ему. – Кажется, ты не можешь определиться со мной.

– Нет, я знаю, что чувствую, – признался он. – Просто это сложно.

– Почему?

– Потому что я совершил ошибку.

В его словах не было никакого смысла.

– Какую ошибку?

Он покачал головой.

– Это не тебе исправлять, ремонтник, – сказал он с ухмылкой. – Это я должен сам распутать. На этот раз ты мне не поможешь.

– Но я бы хотел.

– Я знаю. Ты всегда хочешь помочь.

– Ты действительно так думаешь?

Он кивнул.

– Что ж, приятно слышать, – пробормотал я. – Но ты хотел прийти на эту... это вечеринка?

Он пожал плечами.

– Это небольшая встреча.

Мои брови поднялись.

– Небольшая?

Он усмехнулся, и садовые фонари зажгли золото в его глазах. На мгновение они засияли, когда он уставился на меня.

У меня возникло внезапное и непостижимое желание настоять на том, чтобы мы отправились домой, сейчас же, немедленно, чтобы мы могли достроить этот мост и посмотреть, сможет ли он сохраниться. Однако это не давало мне покоя: если мы будем сидеть вместе как люди, а не как ремонтник и клиент, это может стать проблематичным. Разумнее всего было заключить перемирие, но не более того, потому что, как бы ни был заманчив этот хрупкий мир, это была опасная территория: мне хотелось быть ближе, а на расстоянии было гораздо безопаснее.

– Ты сам захотел прийти, – ворчал я на него, – так иди и поговори со своими чертовыми друзьями. Почему ты тратишь свое время на проверку помощников?

Он выглядел испуганным.

– Ты - помощник?

– Разве нет?

Его глаза сузились, изучая меня.

– Ты помогал мне, да, но я не думаю, что это определяет твою роль.

Я придирался к нему без всякой причины. Больше всего на свете я ненавидел его обычную раздражительность и мелкий гнев, так что почему я пытался спровоцировать ссору, я не имел ни малейшего представления. За исключением того, что теперь это было нормальным явлением, когда мы огрызались друг на друга, и это отдаляло нас друг от друга, что, собственно, и было единственным способом добиться настоящих перемен. В качестве помощника я должен был способствовать переменам, создавать условия для них, но не быть в центре внимания. Он не должен был возлагать на меня ответственность за свое выздоровление, трезвость и новую жизнь. Вот тут-то все и запуталось. Со мной такое уже случалось: ты исправлял чью-то жизнь, а они привязывались. Я всегда был уверен, что к моменту моего ухода все, что требовалось исправить в их жизни, было исправлено, но я также был уверен, что они ненавидят меня и хотят, чтобы я ушел. Я уже мог сказать, что не хочу, чтобы Ник Мэдисон меня ненавидел. Обычно мне было все равно. Но в этот раз, по какой-то причине, мне было не все равно.

– Боже, у тебя такие темные глаза, – хрипло проговорил он, вернув меня от моих блуждающих мыслей к нему. – Они на самом деле черные?

– Да, они черные, – сказал я ему. –Лучше, чтобы ты смотрел на меня убийственным взглядом.

Он рассмеялся, и этот звук снова был таким приятным. Он успокаивал меня, скользил по мне, как теплое одеяло в холодную ночь.

– Тебе так нравится смотреть на меня, – со вздохом прокомментировал он, после чего повернулся и поднялся, пройдя двадцать футов к парню, который только что закончил акустическую версию «Лейла».

– Можно одолжить?

– Нет, чувак, я... охренеть, – вздохнул Таннер, и все люди одновременно достали свои телефоны. – Ник Мэдисон?

Я понятия не имел, почему он так сказал, ведь большинство людей на вечеринке были знамениты. Больше были, чем не были. Оставалось только гадать, почему он специально хочет привлечь внимание к Нику.

Ник одарил их улыбкой, которая красовалась повсюду. В конце концов, он был великим; он выступал на стадионе «Уэмбли» в свой двадцать первый день рождения, распродал все билеты, а затем повторил это во второй вечер. Иногда я забывал, что в помощи нуждался не только Ник, но и суперзвезда. Он был на слуху, независимо от того, любили вы его или ненавидели.

– Может, я потом со всеми сфотографируюсь, а пока можно просто поиграть?

Многие улыбались и кивали, а некоторые даже отложили телефоны, когда он повернулся и пошел обратно ко мне, побрякивая гитарой.

– Дай угадаю, что есть в коллекции твоей матери.

Я покачал головой.

Он игриво приподнял брови.

– Логгинс и Мессина?

– Конечно, – сказал я, усмехаясь.

– Джеймс Тейлор?

– Естественно.

– Ну что ж, посмотрим, – размышлял он, набивая руку и размышляя, когда я услышал аккорды, которые я знал, потому что моя мама играла те же песни всю мою жизнь.

– Сыграй что-нибудь свое, – сказал я, и все зааплодировали.

Он издал звук, как будто задумался, а потом покачал головой.

– Для мамы, – сказал он, прежде чем начать первые аккорды «Что-то в том, как она двигается». Я как-то забыл, что оригинальная версия Джеймса Тейлора всегда была моей любимой.

Боже, это было прекрасно. В его голосе была боль, мягкость и глубина, которые я чувствовал внутри, держась за сердце. Когда он исполнил «Каролина в моих мыслях», у меня встал комок в горле, и мне пришлось отвести от него взгляд.

Когда он закончил, раздались аплодисменты, и он постучал кроссовком по подошве моего ботинка, чтобы привлечь мое внимание. Подняв глаза, я уставился на него, и улыбка, которую я получил в ответ, была дикой и прекрасной, совершенно неконтролируемой.

Он пел «Смотреть, как течет река», и когда люди присоединялись, он поощрял их, пока вокруг него не стало собираться все больше и больше людей. Когда хозяин вечеринки Стиг Маллой спустился со своей гитарой и еще одной для Ника, чтобы тот мог вернуть гитару Таннера, все трое мужчин заиграли вместе, но только хиты семидесятых, как требовал Ник.

Тогда люди снимали видео, и любому было очевидно, что Таннер Уорд - никто, скорее всего, друг друга, который использовал приглашение на вечеринку как импровизированное прослушивание. Скорее всего, именно поэтому он и играл, надеясь, что Стиг, возглавлявший группу «Random Horde» и выпускавший группы на своем лейбле «Salvage Records», увидит его. Бедняга, он был в восторге от встречи с Ником, но едва поспевал за ними. Стиг не удостоил его и взглядом, полностью поглощенный игрой с Ником, который, судя по улыбке на его лице, отлично проводил время. Вдвоем они были великолепны, по очереди пели, а потом к ним присоединились еще несколько друзей Стига - один с банджо, другой с укулеле. Когда все четверо мужчин слаженно исполнили песню «Беспомощно надеясь», я был рад, что люди записывали ее, потому что этот кавер заслуживал того, чтобы стать вирусным.

Они спели еще несколько песен, а потом кто-то выкрикнул «Оползень», и все, вся толпа, громко присоединилась к ним, а когда все закончилось и раздались аплодисменты, Ник и Стиг взяли в руки свои гитары. После того как толпа развлекалась более часа, настало время перерыва, и люди сразу же бросились к Нику и Стигу, но это было дружелюбно. Когда я подошел, то услышал, как Стиг говорит Нику, что живая сессия с друзьями была бы отличной идеей. У него было несколько концертов, как только «Random Horde» снова начнут гастролировать, и он был бы рад, если бы Ник встретился с ними в любом городе, где он захочет.

– Ты не боишься, что я буду ненадежен, ведь я работаю над тем, чтобы стать чистым?

Стиг покачал головой и усмехнулся, давая понять Нику, что это не проблема.

– Ты отлично выглядишь, лучше всех за последнее время, и если тебе интересно работать не в своей тарелке, мы могли бы многого добиться вместе.

– Ты шутишь?

Стиг захихикал.

– Где ты прятал энциклопедические знания обо всем, что близко и дорого моему сердцу, парень? В следующий раз ты скажешь мне, что знаешь Нэшвилл.

Он пожал плечами.

– В конце концов, я вырос в Кентукки.

Стиг покачал головой и похлопал Ника по плечу.

– Покажи нам свой свет, Ники, мы все ждем.

Ник поднял руки, Стиг шагнул к нему и крепко обнял, а потом они разошлись, и Стиг подошел ко мне, протягивая руку.

– Стиг Маллой, – сказал он, когда мы пожали друг другу руки.

– Да, я знаю, – ответил я, немного ошеломленный. – Я большой поклонник.

Он кивнул.

– Продолжай заботиться о нем. Он отлично выглядит.

– О нет, – возразил я, желая убедиться, что он знает, что это все Ник. – Он сам способствует своему выздоровлению.

– Но когда кто-то рядом с тобой, это обещание счастливой жизни и все такое... – он пожал плечами и усмехнулся. – Именно так я и прошел через это, зная, что моя жена там, на другой стороне, если я только смогу до нее добраться.

Подождите. Он думал о том же, о чем и я?

Я повернулся к Нику, Стиг Маллой все еще держал меня за руку.

Ник встал рядом со мной, нервно улыбаясь, а Стиг отпустил мою руку и быстро сжал бицепс Ника.

– Надеюсь, ты знаешь, Ники, что можешь взять с собой своего парня. Это совсем не проблема.

– Сэр, – начал я, желая прояснить ситуацию, – я просто его...

– Спасибо, – быстро сказал Ник, заставив меня замолчать.

– Я имею в виду, когда ты поешь и не можешь оторвать от кого-то глаз, – сказал Стиг, ухмыляясь, – вот это настоящее, не так ли? – закончил он и кивнул Нику, после чего повернулся, чтобы поговорить с другими гостями, оставив нас двоих стоять в тишине.

К счастью, желающих сфотографироваться с Ником было больше, и я уклонился, чтобы они могли подойти к нему.

Держа его в поле зрения, я дрейфовал по периферии и в итоге оказался в хвосте, когда он шел обратно к дому. Там нас разделяло еще больше людей, но поскольку это было не публичное мероприятие, а приглашенные гости, как и он сам, я не спускал с него глаз, но не волновался, хотя постепенно сокращал разрыв.

Он свернул за угол, и когда через несколько минут я подошел к тому же месту, то увидел, что Таннер положил руку на грудь Ника и прижимает его к стене. В этом не было ничего страшного, я знал, что Ник может постоять за себя, а Феликс, его личный тренер, обладатель черного пояса четвертого дана по хапкидо, уже начал обучать его некоторым основам. Проблема заключалась в том, что с ним было еще трое парней, которых я видел с того места, где стоял. Они могли просто стоять и ждать, что Ник будет делать, но они не помогали.

Пробившись сквозь толпу, я оказался достаточно близко, чтобы, когда Таннер зарычал на него, наклонившись вплотную к его лицу, я услышал каждое слово.

– Зачем тебе понадобилось брать мою гитару и играть, только чтобы произвести впечатление на этого парня?

– Ты совершаешь ошибку, – сказал ему Ник, и это ответило на мой вопрос, если бы мне вообще пришла в голову такая нелепая мысль, что он ревновал меня к Таннеру.

– Ты можешь просто не...

– Отойдите, – громко приказал я, шагая вперед, отпихивая мужчин с дороги, пока не добрался до Ника, схватил Таннера за горло и прижал его к стене.

Таннер мгновенно вцепился в мое запястье и отчаянно пытался разжать мои пальцы, его глаза полыхнули, когда он попытался вырваться.

– Никогда, никогда больше не прикасайся к Нику Мэдисону. Ты слышишь меня?

– Да, – прохрипел он. – Абсолютно. Без вопросов.

Я отпустил его, и он сполз по стене, рухнув на пол, как марионетка, у которой перерезали ниточки.

– Я же говорил тебе, что ты совершаешь ошибку, – сказал Ник Таннеру, когда я взял его за бицепс и повел обратно по коридору к входной двери.

Люди пытались заговорить с Ником, но я двигался слишком быстро, и через несколько мгновений он был уже на улице у парковки. Я отдал парню билет - я никогда не был на небольшой встрече, где есть услуга парковки, - и встал перед Ником, надеясь, что мне не придется доставать пистолет из кобуры на лодыжке.

– Я знал, что ты близко, – сказал он через мгновение.

– Что? – спросил я, не поворачиваясь, чтобы посмотреть на него.

Тогда он наклонился ко мне сзади, прижавшись лбом к моим плечам.

– Это было ошибкой, что тот парень вообще поднял на меня руку.

– Да, – согласился я, видя, что к нам начинают подходить другие люди, и мне не нравилось, что они замечали его и то, кем он был.

– Но в чем-то он был прав.

– В чем? – рассеянно спросил я, увидев машину, подъезжающую к подъезду.

– Мне не понравилось, что ты считаешь его хорошим.

Когда перед нами припарковалась Toyota Sequoia, я открыл дверь со стороны пассажира и посадил его внутрь, заблокировал замок и закрыл дверь, после чего обошел внедорожник сзади, передал парковщику двадцатку, за что он громко поблагодарил меня - полагаю, мало кто дает им чаевые, - а затем скользнул за руль и увез нас оттуда. Сигнал о непристегнутом ремне безопасности не умолкал, но я не дергал его за плечо, пока мы не отъехали достаточно далеко.

– Ты в порядке? – спросил Ник, на мгновение замешкавшись, прежде чем протянуть руку и положить ее мне на бедро.

– Теперь да, – ответил я, переводя дыхание. – В следующий раз один из парней пойдет с нами. Мне все равно, в чьем доме мы будем.

– Нет, все в порядке, – заверил он меня. – Кто-нибудь всегда получает по морде, как только начинает течь алкоголь.

– Да?

– Боже мой, – проворчал он, издавая горлом какой-то рвотный звук. – В последний раз, когда я был на большой вечеринке в Беверли-Хиллз, одна девушка набросилась на меня из-за моей песни «Августовская луна», потому что, по ее словам, пение о ведьмах отправит меня прямо в ад.

Я хихикнул.

– И что же ты ответил?

– У меня не было ни единого шанса. Ее стошнило прямо на меня как из шланга..

– Господи, – простонал я, делая быстрый поворот, затем еще один. – Что ты сделал?

– Мне пришлось одолжить одежду у моего друга Энджела, и это была одна из тех ночей, когда папарацци решили меня сфотографировать. Я даже не был пьян. Я был жертвой.

Я фыркнул.

– Я люблю Энджела, но он играет в мяч за «Клипперс», так что он намного выше меня, и я...

– Подожди, – сказал я, поворачиваясь, чтобы ухмыльнуться ему. – Ты имеешь в виду Энджела Ланкастера, силового форварда, который играл за Висконсин?

– Ага.

– О, милый, насколько велика была его футболка на тебе?

Ничего.

Я подождал секунду, оторвал взгляд от дороги и обнаружил, что он смотрит в окно, скрестив руки, словно полностью отстранился. Очевидно, это было слишком фамильярно для одной ночи близкого общения. Тогда я замолчал и больше не произнес ни слова.

– Громадной, – неожиданно сказал он, и когда я взглянул на него, он уставился на меня. От того, как на меня смотрели, с надеждой, с тоской, у меня пересохло во рту. – Я выглядел нелепо, как будто был ребенком или что-то в этом роде, и, конечно же, именно такие фотографии показывают на экране интервьюеры, когда я говорю, что хочу стать серьезным автором песен.

– Мне очень жаль, – сказал я ему, делая вид, будто никакого затишья не было. – Всегда хуже всего, когда что-то становится вирусным. Это никогда не проходит. Это навсегда.

– Так и есть, – согласился он.

Всю дорогу до дома мы молчали, а когда добрались до дома, он сразу отправился в свою комнату. Я же вышел во внутренний дворик и встал в том месте, которое, как ни смешно, считал своим. Теперь я чувствовал себя там спокойно и уверенно. И пока я стоял там, не двигаясь, мои мысли вернулись к тому, что сказал Ник. Ему не понравилось, что я считаю Таннера Уорда хорошим. Что, черт возьми, это должно было значить?

****

Через две недели после вечеринки у Стига, после того, как кавер на «Беспомощно надеясь» действительно стал вирусным, когда все гадали, как будет звучать следующий альбом Ника, и ажиотажа перед его выходом, я готовился к свиданию, снова вернувшись к жизни с доктором Джекиллом и мистером Хайдом. Я считал, что мы повернули за угол, но я жестоко ошибался.

– Почему тебе можно ходить одному, а мне нет? – спросил Ник, без всякой видимой причины оказавшись в моей комнате, стоя в дверях ванной и наблюдая за тем, как я чищу зубы.

Я сплюнул в раковину.

– Ты можешь ходить куда хочешь, на мероприятия, вечеринки, что угодно, – повторил я, уже в миллиардный раз наклоняясь, чтобы набрать воды, прополоскать рот и снова сплюнуть. – Я просто должен пойти с тобой.

– Как будто я этого хочу, – сказал он, наблюдая за мной, его глаза, осознавал он это или нет, изучали меня вдоль и поперек. – Я не хочу, чтобы старик шел за мной, – едко сказал он.

Мы снова вернулись к тому, что он подкалывал меня, потому что за три ночи до этого он заявил, что ему нужен секс, а я сказал, что для этого ему не нужно мое разрешение. Моя ошибка произошла, когда я заговорил о последнем свидании с парнем, которого он пригласил к себе.

– Это ты виноват, что у нас ничего не вышло.

– Не знаю, мне кажется, что «Слова с друзьями» привлекали больше, чем постель с этим парнем.

Он зарычал от досады.

– Слушай, я не говорю о том, чтобы пригласить кого-то к себе. Я хочу пойти к ним домой.

–Правда? Ты думаешь, мне все еще будет жарко сидеть у них в гостиной?

–Что?

– Ну, ты же знаешь, что я буду сопровождать тебя, куда бы ты ни пошел. Когда ты пригласил этого, как его там, в дом, это было здорово, потому что я мог не мешать, но если мы пойдем к ним домой... то есть я могу взять свой Kindle ^[8], наверное.

Его взрыв был громким и апокалиптическим. С тех пор споры - дискуссии, драки, переговоры - не прекращались.

– Ты можешь попросить его или ее прийти сюда.

– Это не твое дело, кто это, – рявкнул он на меня.

– В прошлый раз это был парень, но я даю тебе возможность...

– Я не могу позволить тебе...

– Как я и говорил, – продолжил я, отказываясь злиться, чем бы он ни приманивал меня. – Ты можешь пригласить кого-нибудь к себе или пойти к ним, но если ты куда-то пойдешь, мне придется пойти с тобой, а это, скорее всего, испортит настроение.

– Ты думаешь? – почти кричал он.

Мой тон не помогал. Я использовал свой голос Боба Росса ^[9], который обычно выводит людей из себя.

– А что, если у этого человека дома есть наркотики? – спокойно спросил я.

– Ну и что, я не собираюсь ничего делать!

Медленный кивок, как будто я все понял, одновременно умиротворяющий и покровительственный.

Он закричал, и это было громко в маленьком пространстве моей ванной.

– Как насчет того, чтобы хоть раз поверить в меня, мать твою? – закричал он, сжав кулаки и шагая к двери и обратно.

– Я верю в тебя, – заверил я его. – Но что, если он тебя одурманит?

– У меня нет друзей, которые...

– Значит, этот гипотетический человек - друг?

– Нет, не как.... Боже!

– Я не понимаю, почему этот гипотетический человек не может просто прийти сюда.

– Потому что ты, наверное, будешь их обыскивать!

– Нет. Я бы никогда этого не сделал, – заверил я его. – Я бы попросил одного из парней сделать это, как я сделал в прошлый раз. И мы не раздевали его, мы просто заставили его вывернуть все карманы наизнанку.

– Ты...

– Я даже не достал перчатку.

Он вскинул руки, а я захихикал.

– Ты просто гигантский петух!

Я кивнул, закатывая рукава и поправляя воротник. Бледно-голубая рубашка и серые брюки, а также серые мокасины выглядели лучше, чем я думал.

– И я не хочу случайных связей в моем доме.

Я повернулся к нему лицом, облокотился на стойку, скрестил руки и нахмурился.

– Это очень красноречиво, тебе не кажется?

– О чем ты говоришь?

– О, не знаю, – сказал я, закатив глаза, прошел мимо него в спальню и подошел к комоду. Схватив бумажник, я пересек дверной проем и выключил свет на выходе.

– Я просто не хочу, чтобы люди думали, что я живу с дядей или что-то в этом роде, – огрызнулся он, бегом догоняя меня, когда я направился по коридору.

Я фыркнул.

– Не думаю, что мы так уж похожи, – небрежно ответил я.

– Мы не похожи... Ты вообще понимаешь, когда тебя оскорбляют?

– Видимо, нет, – проворчал я, направляясь на кухню, чтобы взять свой телефон, который я оставил там раньше, когда разговаривал с мамой.

– Могут ли эти брюки быть еще теснее? – заметил он, облокотившись на стойку, похожий на взбешенного четвероклассника.

Я посмеялся над ним, затем взял бутылку воды из холодильника и ушел.

Четыре дня спустя, готовясь к мероприятию в Музее естественной истории Санта-Барбары, я вышел в гостиную в легкой черной водолазке, черных парадных брюках и кордованских туфлях. У моего спутника, ожидавшего меня там, перехватило дыхание.

Ник рассмеялся.

– Сейчас все еще лето! Ты получишь в этом тепловой удар.

– Нет, – сказал ему Дэнни Такер, сердечно-сосудистый хирург. – Ночью в музее всегда холодно, и он может снять это позже, – предложил он, его ухмылка была более чем немного развратной, – если ему станет слишком жарко. Но все равно сегодня ночью должно быть около шестидесяти ^[10].

Я ухмыльнулся Дэнни.

– Никогда раньше не встречал никого с черными глазами, – пробормотал Дэнни, глядя на меня.

Пойдя на кухню, чтобы взять бутылку воды, я удивился, когда повернулся и чуть не налетел на Ника, который сделал несколько шагов назад.

– Ты выглядишь как жиголо или что-то в этом роде, весь в черном, как кошка-взломщик.

– Определись, – сказал я, наваливаясь на него и придвигаясь вплотную, так что ему пришлось задрать голову, чтобы выдержать мой взгляд. – На кого я похож - на вора или на жиголо? На кого?

– Ты выглядишь старым, – задохнулся он. – Как будто у тебя кризис среднего возраста, а водолазка скрывает грубые морщины.

Я пожал плечами.

– Приятно слышать, – спокойно ответил я, обошел его и вышел вместе с Дэнни, который держал руку на моей спине, когда выводил меня через парадную дверь.

– Куда это ты собрался? – раздраженно спросил Ник, сидя на моей кровати и наблюдая, как я наклоняюсь, чтобы зашнуровать кеды Converse, которые я носил с шортами цвета хаки и черной футболкой.

– Дэнни пригласил меня поужинать в фудтраке и послушать джаз в парке, – ответил я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. – Хочешь пойти со мной?

– С какой стати я...

– Нет, ты прав, – быстро сказал я. – Забудь, что я спрашивал.

Но когда я дошел до двери, он спросил, когда я буду дома. Было интересно, что он не встал с моей кровати.

– А что? Ты хочешь десерт или что-то еще?

Последние выходные в августе, и вдруг, ни с того ни с сего, наступила оттепель, как в тот вечер в доме Стига. Поскольку я хотел этого, хотел помочь ему, хотел, чтобы он позволил мне, а не продолжал постоянную борьбу, я сделал это предложение, внутренне готовясь к тому, что он набросится на меня с оскорблениями.

– Если надумаешь, – надменно сказал он, встал и вышел на мой балкон.

К нам присоединились друзья Дэнни, еще три пары, и все было очень мило и весело, хорошая еда, вино, которое все принесли, и увлекательная беседа.

Когда я вернулся домой и принес Нику кусок торта «Добаш» из гавайского фургона, он задрал нос, и я выхватил его обратно, пройдя на кухню.

– Подожди, – крикнул он, бросился через всю комнату и выхватил у меня из рук торт, положив его на прилавок. – Я думал, это обычный торт, но, возможно, это то, что я ел, когда был там пару лет назад.

– На Гавайях, ты имеешь в виду?

– Да, – пробормотал он, беря вилку, которую я ему предложил.

Когда он откусил кусочек, его невольная улыбка была лучезарной. И да, в последнее время я понял, что такого в Нике Мэдисоне. Густые каштаново-коричневые волосы, полные губы, глубокие ямочки и много километров гладкой, загорелой кожи - он был великолепен. Когда эти медово-карие глаза, обрамленные длинными ресницами, смотрели на меня, я понимал, что быть соблазненным Ником Мэдисоном может быть весьма заманчиво.

– Спасибо, – пробормотал он, облизывая зубцы вилки.

– Тебе нужно молоко, – быстро сказал я, наливая ему стакан.

– Тебе было весело? – спросил он, и когда я посмотрел на него, то обнаружил, что он наблюдает за мной.

– Да, было здорово. У Дэнни отличные друзья.

Он кивнул, когда я поставил стакан рядом с тарелкой и протянул ему бумажное полотенце.

– Два свидания подряд, плюс те, на которых ты уже был с ним, – сказал он, откусывая маленькие кусочки торта. – Это уже серьезно, да?

– Он очень милый человек, – это все, что я ответил.

Я не собирался рассказывать ему, что Дэнни, по сути, умолял меня пойти с ним домой, но я использовал Ника, чтобы не идти. Потому что да, милый человек, который совершенно ничего для меня не сделал. Мне нужно было обещание власти, требований, приказов, которые я бы выполнял беспрекословно. Иногда самый тихий из мужчин, самый сдержанный, за закрытыми дверями становился именно тем, что мне было нужно. Дэнни, я знал, хотел испытать то, что, по его мнению, было настоящей страстью. Это включало в себя то, что его держали и заставляли подчиняться. Он не понимал, что я жажду этого так же сильно.

– Хороший человек? – сказал Ник, возвращая меня к разговору. – И это все, что ты можешь сказать о добром докторе?

– Откуда ты знаешь, что он врач?

– Потому что он упомянул об этом девять раз за пять минут, чтобы я понял.

– Что понял?

– Почему он оказался лучше меня.

– Что?

– Просто... неважно, – пробормотал он, с улыбкой поедая торт. – Хороший человек, – повторил он. – Это поцелуй смерти.

Я не собирался обсуждать с ним свою личную жизнь.

– Знаешь, – небрежно бросил я, – может, ты как-нибудь дашь бесплатный концерт в парке? Это было бы неплохо для общества, в котором ты живешь, ты не находишь? Пригласи Стига и некоторых других.

– Было бы неплохо, – согласился он, пристально глядя на меня.

Я наклонил голову в его сторону.

– Я слышал, у тебя есть планы на завтра.

– А?

– Планы, – напомнил я ему. – Завтра суббота, и я видел в твоем расписании, что ты должен посетить благотворительный вечер в Лос-Анджелесе.

– О да, это благотворительный вечер в пользу Музея искусств округа Лос-Анджелес.

– Там есть какая-то тема, как на Met Gala ^[11]?

– Я ходил на него в прошлом году.

– Я знаю, – сказал я, облокотившись на кухонную стойку напротив него. – Я видел тот наряд.

Его ухмылка зажигала глаза, заставляя их сиять, а легкость на лице, в чертах, в плечах, во всей его манере поведения - это то, что я хотел бы видеть постоянно. Когда он наклонился, зеркально отражая меня, положив подбородок на руку, я чуть не вздохнул, но сдержался. Никогда в жизни я так не хотел ни с кем общаться. Я уже хотел заключить постоянное перемирие; я устал бороться с ним. Я наконец-то смог понять, насколько раздражающим было мое присутствие рядом.

– Там был плащ. Ты видел плащ? – спросил он меня.

– Я видел плащ, – сказал я, усмехаясь. – Я не знал, что цвет «Большая желтая птица» - это твой цвет.

– Правда? Я тоже так считаю.

– Так эта штука в Лос-Анджелесе, она такая же?

– Он не такой высококлассный, но я не буду в костюме.

– Платье?

– Где-то между ними, я подозреваю.

– Килт?

– Это было бы слишком просто.

– Ладно, – сказал я, выпрямляясь, не желая испытывать судьбу. – Я с нетерпением жду, что бы это ни повлекло за собой.

– Ну, завтра ты встретишь несколько новых людей.

– Я тоже с нетерпением жду этого, – ответил я, опираясь на стойку. Прежде чем выйти из комнаты, я повернулся и снова посмотрел на него. – Приятных снов.

– И тебе, – сказал он, допивая молоко и доедая торт.

Повернув за угол, я уперся рукой в стену. Удивительно, что прямо перед тем, как ты полностью расстался с жизнью, вдруг прямо на твоих глазах произошел рост и перемены, зима уступила место весне. Я так надеялся, что на этот раз все получится.

****

Около полудня следующего дня я наблюдал за тем, как Брент приглашает в дом публициста и стилиста Ника, а также целый штат людей, которые должны были одеть его, сделать ему прическу и подобрать идеальные украшения, и тут меня осенило, что я могу сделать в качестве демонстрации доброй воли. Было забавно наблюдать за всем этим зрелищем подготовки к мероприятию, но еще больше мне нравилось слушать, как все восхищаются тем, как хорошо Ник выглядит и в какой потрясающей форме он находится.

– Когда ты сделал эти блики? – спросила его публицист Сисси Маркум.

– Это просто от постоянного пребывания на солнце, – ответил он ей.

– Ну, твои волосы великолепны, – заверила она его. – Они такие густые и здоровые, а твоя кожа... Господи, Ники, ты должен делиться, когда находишь новое средство.

Оно называется «вода».

Он пил очень много воды, и Марисоль исключила из его рациона все красное мясо, а также свинину. Для него были только курица и рыба, овощи и рафинированный сахар в небольшом количестве, если только человек, который должен был присматривать за вами, не приносил это из фургона с едой. Я понял, что являюсь частью решения проблемы. Марисоль, Кэлли и Феликс за неполные двенадцать недель изменили его в лучшую сторону. Ему повезло, что ему не пришлось сбрасывать килограммы, а, наоборот, набирать их, так что теперь он просто светился новой жизненной силой.

– Я действительно чувствую себя по-другому, – признался он.

– Что бы ты ни делал, продолжай в том же духе, – сказала она ему, широко раскрыв глаза. – Я и не знала, что у тебя такой пресс, милый. Мы позаботимся о том, чтобы все заметили, как хорошо ты выглядишь, и, возможно, найдем тебе работу моделью, помимо всего прочего. Держу пари, GQ или Maxim захотят написать о тебе статью. Учитывая, как прекрасно сейчас выглядит территория, они могли бы снять материал прямо здесь.

– Но это мой дом и...

– О боже, может быть, мы могли бы устроить здесь Архитектурный дайджест! – взволнованно пискнула она.

– Я не думаю...

– Это место всегда было скрытым оазисом? – спросила она его. – Потому что я не помню, чтобы здесь было так красиво.

– Лок сделал несколько...

– И теперь я вроде как хочу переехать сюда. Готова поспорить, все умирают от желания провести с тобой время в твоем творческом убежище.

Он посмотрел на меня, и я понял, что он ищет спасательный круг, но я также знал, что ему пора плыть одному. Если я всегда буду стоять между ним и миром, он никогда не научится находить свои собственные порты, когда волны станут высокими.

– Может быть, когда ты будешь в Лос-Анджелесе, ты сможешь пригласить кого-нибудь из своих друзей, – предложил я.

– Ага, – согласился он, более тихий и сдержанный, чем накануне вечером.

Я знал, что многим из них будет трудно объяснить, что в его доме запрещены наркотики и алкоголь. Было бы интересно посмотреть, как он справится с соблазнами в реальном мире, когда его тело будет чистым и он не будет жаждать того, от чего его заставили отказаться.

– Что ты делаешь? – спросил Ник своего стилиста, Фаэтона Дав, который стоял рядом и изучал меня своими пурпурными глазами.

– Решаю, что ему надеть на вечеринку, – сообщил он Нику. – Я могу позвонить и заказать ему смокинг, но мне нужно снять с него мерки.

– Я не пойду, – сказал я Фаэтону, и мне стало интересно, знает ли он, что родители назвали его в честь кареты. Я не стал спрашивать, вдруг это больное место.

– Что? – спросил Ник, в голосе его звучало удивление и почти злость.

– Исай будет защищать тебя, а Брент - поддерживать и, конечно, быть твоим сопровождающим. В конце концов, он должен стать твоим помощником, после всего.

Ник встал со стула и подошел ко мне вплотную.

– Что происходит?

Он смотрел на меня, не хмурясь, не совсем, но это было близко.

– Я вознаграждаю тебя за все те огромные успехи, которых ты добился, – ответил я, поднимая руку, чтобы взять его за плечо, но, подумав, опустил ее обратно на бок.

– Вознаграждаешь меня?

– Ага, – сказал я, улыбаясь ему. – Я не пойду, это мой подарок тебе.

– Но это...

– Я верю в тебя, – перебил я, надеясь, что он услышал, как я горжусь переменами, которые он произвел в своей жизни, начиная с очищения и заканчивая правильным питанием. Мне показалось, что мы вдруг по-новому поняли друг друга. Я видел, что он старается; он видел, что я готов помочь. – Надеюсь, тебе не кажется, что я сентиментален или излишне драматичен.

– Нет, – прошептал он, не сводя с меня взгляда. – Я знаю, что ты имел в виду.

Правда? Святое дерьмо. Я не мог не улыбнуться ему, и я услышал, как у него перехватило дыхание.

– Я рад.

– Но я не уверен, что твое пребывание дома - хорошая идея.

– Что? – поддразнил я его. – Мы оба знаем, что ты не хочешь, чтобы старик мешал тебе.

– Я... мы должны поговорить о многом из того, что я...

– Нет, это правда, – успокоил я его, не в силах остановиться во второй раз, потянулся к его подбородку и большим пальцем стер излишки пудры с его щеки. – Ты молод, но не ребенок. Мне кажется, что вчера вечером мы заключили перемирие, и я бы хотел, чтобы оно продолжалось.

– Я... тоже, – запинаясь, произнес он, не сводя с меня взгляда.

– Не знаю, сможем ли мы быть друзьями, но я очень хочу помочь тебе, – пробормотал я.

– Да. Я знаю, – хрипло согласился он. – Но...

– Так что да, Брент может пойти вместо меня, и ты будешь более спокойным, более своим. Не будет ощущения, что твой тюремщик - твой второй помощник, – сказал я, игриво вздергивая брови.

– Ага, – прохрипел он, его голос на мгновение стал нитевидным.

– Ты уйдешь на ночь?

– Нет, – подчеркнул Ник, подходя ближе и переводя дыхание. – Мы вернемся позже.

– Он не вернется, – вклинилась Сисси. – Вечеринки начнутся только в полночь, так что не стоит его ждать.

– Ну ладно.

– Если он вернется до полудня понедельника, я буду...

– Я могу остаться не на все, – сказал мне Ник. – Так что убедись, что ворота можно будет открыть, если я вернусь поздно.

– Не спеши возвращаться, хорошо? Правда. Я серьезно. Я хочу, чтобы тебе было весело, – непреклонно сказал я, а затем наклонился и прошептал. – Я тебе доверяю.

– Да, я знаю, что доверяешь, но...

– У тебя отличные черты, – сказал мне Фаэтон, склонив голову набок. – Тебе все равно стоит поехать с ним в Лос-Анджелес. Ты можешь быть моим спутником. Уверен, я смогу найти для тебя работу в печати. Что скажешь, Сис?

– Без вопросов, – согласилась она. – Почему бы тебе не стать моделью?

– Ты очень добра, – сказал я ей. – Но пока вы все уедете на пару дней, я собираюсь разбить здесь лагерь.

– Но не один, – сказал Фаэтон, приподняв одну из своих идеально очерченных бровей. – Я прав, папочка, или я прав?

– Ты очень прав, – заверил я его с ухмылкой, потому что да, с меня было достаточно.

Прошло несколько месяцев после нашей последней встречи с Бранном, и всего за пару дней до трех месяцев здесь, в Калифорнии, я перестал флиртовать. Раз уж я не мог получить то, чего действительно хотел, я решил воспользоваться следующим лучшим вариантом, а это означало, что я был готов впечатать в пол следующего, кто попросит. Я полагал, что это будет Зак, так как он должен был скоро вернуться, но в эти выходные это был любой, кто попадался мне на пути. Даже Дэнни. Я мог бы положить его на кухонный стол и получить достаточно того, что мне нужно, чтобы насытиться, и он был бы в восторге. И я не был тщеславен. Он не раз признавался мне в этом.

– Ну, может, мы с Брентом останемся в Лос-Анджелесе до утра понедельника, чтобы ты мог провести все выходные в разврате, – пробормотал Ник, его голос охрип.

– Звучит как план. У тебя есть мое разрешение, – сообщил я ему, выходя из его спальни и направляясь на кухню. – Тебе не нужно быть хорошим, просто осторожным, – крикнул я из коридора.

Секунды спустя он зашагал впереди меня, убедившись, что я не могу пройти мимо него.

– Что, черт возьми, это значит? – прорычал он, сжимая кулаки и злобно глядя на меня. – Ты можешь трахаться с кем хочешь, но я...

– Нет, вовсе нет. Я просто пытался пошутить, – сказал я мягко, успокаивающе. – Все, что я имел в виду, - это то, что тебе следует повеселиться, пойти перепихнуться, делать все, что захочешь, только сдерживай другие соблазны, чтобы мне не пришлось ехать туда и вытаскивать твою задницу из какого-нибудь дешевого гостиничного номера посреди дня с задницей, болтающейся на виду у всего мира.

– Ты...

– Никаких падений с катушек. Ты проделал такую большую работу.

– Я…

– Ради всего святого, перестань со мной спорить, пожалуйста. Я пытаюсь сделать тебе комплимент. Ты так много работал, – сказал я, положив руки ему на плечи. – Я не хочу, чтобы ты не получил всего, чего хочешь.

Постояв минуту, глядя мне в лицо, он кивнул.

– Тебе стоит вернуться к гламурному образу жизни, – скомандовал я, прежде чем уйти.

Я немного волновался, что он пойдет один, но мне казалось, что для того, чтобы мы сделали большой шаг вперед, я должен был показать ему, что ему можно доверять. Его ежедневная ярость доставала меня, и сегодня утром не быть скалой, о которую разбиваются волны его гнева, было облегчением. Мне нравился этот мир, и я хотел, чтобы он продолжался. То, что мы поживем отдельно, пойдет на пользу нам обоим. Ему нужно было время, чтобы понять, кем он будет без меня, как своей тени, а мне - чтобы побеспокоиться только о себе. Я так ждал тишины.

Часть 6

Между работой телохранителя и работой ремонтника была разница как между ночью и днем. Телохранитель - это значит стоять между клиентом и его потенциальным забвением, вооруженный и находящийся в состоянии готовности, пока кто-нибудь не освободит тебя. Принятие решений было тактическим и наступательным, время реакции иногда составляло доли секунды. В Санта-Барбаре мой пистолет почти все дни был заперт в кейсе. С Ником Мэдисоном я был не менее бдителен, но здесь я использовал совершенно другой набор навыков. Позволить ему немного расправить крылья было логичным следующим шагом на пути к тому, чтобы он смог летать самостоятельно. Поездка в Лос-Анджелес на выходные была решением, о котором, как я надеялся, никто из нас в итоге не пожалеет, но если он собирался сгинуть в огне, как только окажется вне поля моего зрения, это не сулило ничего хорошего для его жизнеспособного будущего.

Я смотрел, как лимузин, увозящий Ника и его свиту, выезжает за ворота, а затем сделал то, что давно хотел сделать с момента приезда в дом. Мини-холодильник доставили вскоре после того, как я поселился в доме - он находился в моей комнате под замком, - поэтому я взял пиво и пошел посидеть в тени на террасе. Тишина, как и легкий ветерок, действовала успокаивающе, и, поскольку этого давно следовало ожидать, я открыл приложение FaceTime и позвонил маме, чтобы она тоже смогла ощутить эту безмятежность.

– О, дорогой, какой невероятный дом и вид!

– Ник не понимает, как ему повезло.

– Он молод, милый. Ты должен дать ему некоторую свободу действий.

Я хмыкнул.

– Осуждение тебе не к лицу, – мягко укорила она.

– Отлично, – пробормотал я.

– Это мой милый мальчик.

Милый мальчик. Только для нее.

– Слушай, как только закончится эта работа, прежде чем я вернусь в Чикаго, я собираюсь навестить тебя.

Ее глаза так быстро наполнились.

– Это будет замечательно.

– Не плачь, – проворчал я. – Как твои собаки?

– Они в порядке, как и олени, белки, одичавшие кошки, хавелины, лебеди, колибри и бабочки.

О Боже.

– Любимый, я так волновалась за тебя. Чувствуешь ли ты, что твои чакры сбалансированы?

Как будто я могу знать.

– Я скажу «да».

– Думаю, тебе пора найти свою вторую половинку.

Я поперхнулся пивом.

У нее должен быть спутник жизни, а не у меня. Кто в здравом уме встает перед людьми и клянется любить кого-то всю жизнь? Дайте мне, блядь, передохнуть.

Конечно, мама всегда говорила мне, что, когда богиня улыбнется ей и наконец откроет того самого, она поймет это и перестанет искать. Я был рад, когда она нашла свое призвание, написав книги о том, как использовать индивидуальную силу внутри себя. Когда ее книги начали хорошо продаваться, я был очень рад за нее. Я прилетел в Седону на презентацию ее первой книги, и она весь вечер не отпускала меня, держа свою руку в моей.

– Думаю, нам стоит беспокоиться о тебе, да, ма?

Ее глубокий, хриплый смех.

– Не думаю, что сейчас у меня с кем-то есть связь, – сказала она мне. – Это ты чувствуешь, что твое небесное тело синхронизируется с другой душой.

Я пропустил большую часть этого мимо ушей.

– Какое слово ты используешь? – спросил я, сосредоточившись на этом.

– Трининг?

– Что это такое?

– Ну, когда твой...

– Нет, подожди, извини, – проворчал я, быстро отступая назад. – Забудь, что я спрашивал.

Это было астрологическое безумие, в которое она верила, и я помнил это с того самого раза, когда она объяснила мне все в последний раз. В деталях.

– Просто скажи мне, что ты делаешь сегодня?

– Ну, мне нужно почистить дом, потому что к нам заходили друзья, что было очень мило, но сейчас они переживают трудные времена, поэтому мне нужно очистить дом от негатива, пока он не въелся в мебель и стены.

– Может быть, тебе стоит прислать мне немного этого сюда, – поддразнил я ее.

– О, дорогой, я уже отправила, – заверила она меня. – Это должно быть в понедельник.

Оставим это ей. Я подумал, что она, наверное, немного экстрасенс, только не в отношении моей личной жизни.

– Спасибо. Я позвоню, и ты мне все объяснишь.

– Даже если ты не веришь, ты очень любезен.

– Я верю в тебя. И всегда верил.

– Любовь моя, – сказала она во второй раз и мечтательно вздохнула.

После этого мы повесили трубку, как всегда, я первым, потому что она никогда не могла «разорвать нашу связь». Каким бы дрянным человеком я ни был, в этом нельзя было винить воспитание моей матери. Мой отец, должно быть, настоящий ублюдок. Должно быть, именно от его генов мне досталась способность быть полным засранцем. После этого я вздремнул в тени, под теплым поздним летним ветерком, и это было так умиротворяюще. Когда-нибудь мне нужно будет найти такое же место, как это.

Через полчаса, когда я готовился к ужину с Заком, зазвонил телефон. Я быстро взял трубку и посмотрел, кто это.

– Брент?

– Локрин, он пропал! – прокричал Брент в трубку, и я порадовался, что включил громкую связь. – Мы потеряли его. Мы с Исаем здесь, в «Уорвике», и обыскали все вокруг. Его здесь нет!

– Дай мне поговорить с Исаем, – сказал я ему, раздраженный его тоном и тем, как он нервничал под давлением. Нику нужны были рядом с ним люди, которые были бы скалой. Брент раскалывался при первых признаках проблем, и это ничуть не помогало.

– Босс, – быстро сказал Исай, используя титул, который приняли все три телохранителя. – Они оттеснили нас от знаменитостей, когда мы добрались до клуба, и к тому времени, как я прошел через запасной вход, его уже не было. Когда я поспрашивал, выяснилось, что он был со своей подругой Карой Ли, а она направлялась к Фросту Уоррену в Малибу, но я понятия не имею, где это.

– Хорошо, – я вздохнул, раздумывая, стоит ли мне переодеться в костюм, но решил, что хенли и джинсы будут лучшим вариантом на случай, если мне придется кого-то стукнуть. – Вы, ребята, продолжайте проверять людей. Я выезжаю отсюда и отправляюсь в дом в Малибу.

– Как ты собираешься это сделать?

– Просто сосредоточься на том, что делаешь, не теряй Брента и звони мне, если что-нибудь услышишь.

– Понял.

Написав Заку сообщение, что у меня срочное дело, я отправился в гараж на пять машин и сел в «Шелби» GT500 Ника 1967 года. Да, я хотел сесть за руль, но больше того, мне было не по себе за рулем других машин – «Бугатти», «Ламборджини» или «Феррари». «Тойота Секвойя», хоть и крепкая, не могла доставить меня туда, куда мне нужно, так же быстро, как мне нужно было туда попасть, поэтому я выбрал ту, с которой, как я знал, смогу справиться, и с ревом понесся по подъездной дорожке. Когда я выехал на Тихоокеанское прибрежное шоссе, скорость была девяносто пять ^[12].

Телефон Ника сразу же переключился на голосовую почту, что меня обескуражило.

Я набрал номер Оуэна, который взял трубку на втором гудке.

– Лок?

– Извини, – сказал я ему, – но у меня пропала рок-звезда.

– Хорошо, – сказал он, зевая. – Ты установил мой GPS-чип в его телефон?

– Да, – подтвердил я.

– Хорошо, хорошо, тогда проблем быть не должно. Вот почему иногда нам нужно оборудование, а не просто приложение. А пока я включу микрофон, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

– Возможно, он отключил свой телефон.

– Конечно. Я проверю. Где ты?

– В машине, – ответил я, сворачивая на свободную полосу.

– Какое у тебя время прибытия?

– Примерно час и пятнадцать минут, но сейчас я нарушаю как минимум несколько правил дорожного движения, так что, возможно, и меньше.

– Не умри и не получи штраф.

– Не волнуйся, – сказал я ему, снова меняя полосу движения.

Мы молчали, я за рулем, он щелкал мышкой, и он подтвердил, что телефон выключен. Когда он попытался включить его дистанционно, ничего не произошло, и он предположил, что разрядилась батарея. Хорошей новостью было то, что его технология, GPS-патч, который он создал, работал отлично, и он мог дать мне точные указания. Пока он ждал, когда я приеду в Малибу, он отслеживал Ника в социальных сетях и сообщал мне последние новости, пока я вел машину.

– Лок, что-то случилось, – сказал он мне.

– Что ты имеешь в виду?

– Твиттер и IG взорвались. Похоже, что женщина, с которой он был или есть - кто-то пытался ее ударить, и Ник вмешался.

По какой-то непостижимой причине у меня сжалось сердце.

– Он ранен?

– Он немного ушибся, но выглядит нормально.

– Что? Ты замолчал.

– Твой мальчик выглядит неловко.

– На фотографиях, ты имеешь в виду?

– Да, – подтвердил он, просматривая несколько сайтов. Я видел, как он это делает, просматривая пять экранов одновременно. Его сосредоточенность была впечатляющей, если не сказать больше. – Я имею в виду, что он выглядит хорошо, но если посмотреть на искренние снимки, а не на постановочные, то не похоже, чтобы он наслаждался светом прожекторов, как будто его кожа слишком натянута.

– Это странно. Я полагал, что он с нетерпением ждет этого.

– Ты уверен?

– О да, – подтвердил я. – Думаю, он также надеялся на секс, так как в прошлый раз, когда он заговорил об этом, я встал на его пути.

– Ну, судя по тому, как он выглядит, я думаю, ты ошибаешься.

– Ты уверен?

– Абсолютно уверен.

– Хорошо, так где же он?

– Прямо сейчас... похоже, он выезжает из дома Фроста Уоррена и едет... нет, слишком медленно, – сказал он, на мгновение замолчав. – Он должен идти пешком... да. А теперь он заходит в дом, похоже, через две двери, и именно там... подожди, сейчас проверю последние твиты и посты в Инста... да. В этом доме он встречается со своим приятелем Коннером Фоксом.

– И ты уверен, что он там?

– Да, – сказал он, растягивая слово. – И на участке серьезная охрана. Я не уверен, как ты справишься с доступом.

– Поверь мне, я справлюсь, – пообещал я ему.

– Сейчас проверю, есть ли список для входа.

Он замолчал, и я отключил звук. Спустя, казалось, целую вечность, я свернул с шоссе PCH на Рамбла Виста и следовал указаниям Оуэна, пока не нашел адрес, который дал мне Оуэн. К счастью, он находился не в одном из закрытых поселков, так что я смог въехать в район без проблем.

Оуэн велел мне припарковаться почти в полумиле от нужного мне дома. Он пообещал, что выезд будет таким же стратегически важным, как и въезд. Признаться, по дороге я успел нафантазировать разные сценарии - вечеринка с крэком, оргия... ритуальное кровопускание. Да, мое воображение доходило до смешного, но оно основывалось на реальных событиях, которые я видел, когда был в полицейской форме. Правда всегда была страннее вымысла. Но все, что я обнаружил, когда пришел туда, - это людей, которые смешивались между тремя домами, причем скорее в случайном, чем в плотском смысле. Как только я добрался до бунгало, куда мне сказали идти, смешался с толпой, ведя себя так, будто мне там самое место, и пробрался внутрь - вот вам и безопасность, о которой предупреждал Оуэн, - я начал поиски с ванных комнат, решив, что любая комната с закрытой дверью вызывает подозрения. Ника я нашел в третьей. Я постучал в дверь, и мне громко сказали, чтобы я отвалил.

– Я не могу уйти. Я здесь ради тебя, – прорычал я ему в ответ.

Он резко распахнул дверь, и все, что я увидел в тот момент, - это его разорванную и окровавленную куртку.

– Господи Иисусе, – простонал я.

Он взглянул на меня, вздрогнул и шагнул в мое пространство, прижавшись лицом к моей груди, обхватив руками мою талию и крепко прижимая к себе, когда я услышал, как его дыхание перехватывает снова и снова.

– Ты в порядке, – сказал я, надеясь, что это правда, завел его обратно в ванную, закрыл и запер за собой дверь. Открытое окно не слишком помогало справиться с вонью рвоты, проникающей в комнату, но так близко я мог сказать, что она исходит не от него.

– Это не моя кровь на куртке.

– Хорошо, – сказал я, успокаиваясь и понимая, что задерживал дыхание, а мой беглый взгляд фиксировал только синяки.

– Мне жаль, – прохрипел он, голос его дрожал.

Я крепко обнял его, поражаясь разнице. Я не обнимал его с первого дня нашего официального знакомства, с той субботы, когда он был с похмелья. Теперь я понял, что изменения в его телосложении, которые я видел, рассматривал, замечал, были совсем другой историей, когда он прижимался ко мне.

Его плечи были налитыми, широкими, а грудь - широкой и плотной, с новыми мышцами. Все его тело было твердым и подтянутым, и я чувствовал его жар сквозь испорченную куртку. Поскольку он стал твердым и сильным, я сильнее сжал его в объятиях, и он поднял голову и уткнулся лицом в ложбинку между моим плечом и шеей. Стон был неожиданным, как и то, что его руки скользнули вверх по моей рубашке, а его пальцы впились в мышцы моей спины, разминая и удерживая меня в неподвижном состоянии.

– Ты злишься на меня?

– С чего бы мне...

– Не все прошло гладко.

– Меня это не волнует. Нельзя все предусмотреть, такова жизнь. Дерьмо случается.

Он глубоко выдохнул, как будто то, что я разозлюсь, было поводом для беспокойства.

– Я беспокоюсь о тебе. Думаю, мы должны отвезти тебя в больницу и...

– В этом нет необходимости, я обещаю тебе.

– Но мне нужно знать, что с тобой все в порядке, – мягко сказал я ему.

– Я в порядке.

– Расскажи мне, что случилось.

– После того как я покинул дом Фроста, я пришел сюда, и все стало намного хуже.

– Да, Оуэн следил за социальными сетями, пока я не смог добраться до тебя. Что там произошло?

Он фыркнул и кивнул.

– Я вытащил Коннера из спальни до того, как с ним что-нибудь случилось, но он сопротивлялся мне, так что мы добрались только до этого места.

– Прости, но что?

– Повезло, что я теперь больше, сильнее.

– Подожди, отойди, ты запутал меня. Оуэн сказал, что ты подрался с каким-то парнем в доме Фроста, который пытался сделать что-то с женщиной, с которой ты был. Что должно было случиться с Коннером, что заставило тебя прийти сюда?

– Его спутница уговорила его управлять поездом ^[13], и они пытались выгнать меня из комнаты, но я не отпускал его.

– А Коннер хотел или думал, что хотел, и поэтому дрался с тобой?

Я никогда не осуждал сексуальные желания, предпочтения и прочее, но пьяная групповуха звучала как сожаление, которое только и ждет, чтобы случиться.

– Ага, – сказал он, дрожа.

– Понятно.

– Мы вышли оттуда, а потом, на полпути по коридору, он сказал, что его сейчас стошнит, и я потащил его сюда.

Дерьмо. Я был настолько сосредоточен на том, чтобы убедиться, что он не пострадал, что даже не заметил, что парень потерял сознание в ванной. Думаю, это объясняло запах.

– Ладно.

– Его вырвало уже четыре раза, поэтому я перевернул его на бок и завернул в полотенца, чтобы согреть.

Это была хорошая мысль.

– Мне нужно отвезти его домой, но я не хочу, чтобы кто-то видел его в таком состоянии, и я не хочу, чтобы он всю ночь спал в ванной.

– Думаешь, его накачали наркотиками? – спросил я, но все мое внимание было сосредоточено на Нике, и я поднес руку к его щеке, повернув его голову, чтобы я мог осмотреть повреждения на его лице. – И кто, блядь, тебя ударил?

– Парень Кары ревнует ее к Фросту, – объяснил он, – а зря, потому что Фрост Уоррен - стопроцентный гей, он вообще не интересуется женщинами, не би, как я. Но сколько бы раз Кара ни говорила ему об этом, сколько бы ни объясняла и даже заставляла Фроста подтвердить это, парень не верил. Он был пьян и набросился на нее.

– А ты встал между ними.

– Ага, – прохрипел он. – Я должен был попытаться что-то сделать.

Я кивнул, высвобождаясь из его объятий.

– Похоже, ты очень хорошо о ней позаботился.

Его слова подтвердили слова Оуэна о ситуации. Но он явно не закончил обсуждать случившееся.

– Это все моя вина. Это я привез Кару в дом Фроста на вечеринку. Мы пробыли там совсем недолго, прежде чем люди заговорили о том, что какие-то парни планируют групповуху с парнем, который пел «Летнюю девочку». Поскольку я знал, что они имеют в виду Коннера, я приехал сюда так быстро, как только смог.

– Ладно, – сказал я, потому что это было очень много. Посмотрев ему за спину, я убедился, что Коннер все еще в отключке, но дышит легко.

– Он не делал никакой новой музыки с того первого альбома, – предложил Ник. – Думаю, он так и не собрался с силами, понимаешь? Это не потому, что он не может или не талантлив, просто... он занимался другими вещами.

– Ладно, – сказал я, потому что это было единственное, что я мог предложить.

– Он отличный певец. У него потрясающий диапазон, и он хороший лирик, – сказал он, и его голос надломился. – Его первый альбом был сильным, и у него был огромный хит.

– Конечно, – согласился я, видя, что он потерялся в том, что рассказывал мне.

– Но он подсел на тяжелые наркотики, гораздо больше, чем я, и жил в Лос-Анджелесе, где все вечеринки...

Я молчал, давая ему возможность разобраться в своих мыслях.

– И теперь он так же знаменит из-за того, что сбивает его с ног, как и из-за альбома.

Мне так хотелось что-то сказать, обратить его внимание на параллель между ним самим и тем, что он мне говорил. Я упускал явно поучительный момент, но, может быть, надеялся, что Ник увидит в Коннере себя и поймет, какой жизненный урок ему преподносят.

Его глаза затуманились, когда он посмотрел на меня.

– Мой телефон разрядился, я нашел, у кого взять зарядку, и собирался позвонить тебе, но тут Коннера вырвало, и я не могу найти его телефон... Мы можем просто забрать его домой?

– Конечно, – ответил я ему. – Там есть люди, которые о нем позаботятся?

– Да, он живет с родителями и сестрой. У него есть домик с бассейном или что-то в этом роде. Я не помню.

Я улыбнулся ему.

– Ну, пока у него есть люди, которые его любят и присматривают за ним, я могу его подбросить.

– А если бы не было?

– Тогда нам пришлось бы забрать его домой, верно?

– Домой?

Я прищурился на него.

– Да. Домой.

Он перевел дыхание.

– Ник?

– Боже, так и есть, не так ли?

– Что?

Он был немного не в себе, но мне все равно нужно было понять, что он имел в виду.

– Этот дом... дом.

– Да, это твой дом.

Его взгляд, такой теплый, золотисто-коричневый, был устремлен на меня.

– Не только мой, – прошептал он.

– Нет, – согласился я, – ты делишь его с замечательными людьми.

– Ты, – пробормотал он себе под нос.

– Еще немного, да, – согласился я. Я обошел его, подошел к ванне и, как можно осторожнее, поднял Коннера на руки.

– Накинь полотенце ему на лицо, а свое прикрой курткой, и мы выйдем через заднюю дверь, через соседский двор, и, надеюсь, ни на кого не наткнемся.

– Так и будет, но если мы будем прикрыты, то все будет в порядке.

Мы вышли из ванной и направились к задней двери. Выйдя на улицу, мы пересекли террасу, обогнули бассейн, а затем обогнули дом сбоку. Между заборами была узкая тропинка, мы пошли по ней и оказались на соседней улице, которая, на удивление, была пуста.

– Как ты узнал, где поставить машину? – спросил он меня, пораженный.

– Два слова - Оуэн Мосс.

Я усмехнулся при мысли о том, как много мы с Ником ему задолжали за сегодняшний вечер.

Идти до машины было долго, особенно неся на себе то, что было мертвым грузом, но, оказавшись там, Коннер проснулся достаточно, чтобы втиснуться на заднее сиденье вместе с Ником. «Шелби» - не лучший выбор для транспортировки, но моей главной целью было добраться до Ника как можно быстрее, и для этого он подходил идеально. Кроме того, когда они оба пристегнулись, то сидели достаточно близко друг к другу, чтобы Коннер мог положить голову на плечо Ника, так что все было не так уж плохо. Судя по тихому храпу, он уже снова завалился спать.

– Скажи, куда мне ехать, – велел я Нику.

Не успели мы отъехать далеко, как Коннер проснулся и предупредил нас, что его снова будет тошнить. Хорошо, что он сделал это до того, как я выехал на шоссе и открыл дроссельную заслонку.

– Вам не обязательно везти меня домой, – сказал Коннер, когда снова смог говорить. – Вы можете просто бросить меня в...

– Нет, – категорично заявил Ник, когда его глаза встретились с моими в зеркале заднего вида. – Мы отвезем тебя либо к тебе домой, либо к нам. Выбирай.

Это было эгоистично, но я надеялся, что он выберет свой дом. Мы с Ником только начали находить общий язык, и я не хотел, чтобы кто-то еще занимал его внимание. Я хотел, чтобы мы были только вдвоем.

– Я хочу домой, – почти плакал Коннер, и я был в восторге, хотя это и отнимало остаток ночи.

– Тогда мы тебя отвезем, – сказал Ник, поглаживая его по волосам, прежде чем снова встретиться с моим взглядом. – Это не так далеко, – сказал он мне. – До Ла-Джоллы чуть больше двух часов езды.

– Хорошо, – сказал я, отвлекаясь, чтобы проверить Google Maps на своем телефоне. – Дай мне адрес.

По дороге мы почти не разговаривали друг с другом, вместо этого общались Ник и Коннер, но Коннер направил меня, как только я выехал на юг по Ла-Джолла Сценик Драйв. Даже в темноте я мог сказать, что нахожусь в элитном районе. Я никогда в жизни не был в таком количестве многомиллионных домов - от Санта-Барбары до Малибу, а теперь еще и Ла-Джолла.

Ворота в конце подъездной дорожки Коннера были намного старше, чем у Ника, из кованого железа с гигантским завитком W в центре.

– Я думал, его фамилия Фокс? – спросил я Ника, когда он стоял у переговорного устройства, ожидая, что кто-то ответит.

– Фокс - это его сценический псевдоним, – объяснил он. – Его настоящая фамилия - Валлингфорд.

– Алло? – ответил усталый голос.

– Дженна?

– Да, кто... о боже, Ники?

Он помахал рукой в камеру наблюдения.

– Милая, твой брат у меня в машине. Можешь впустить меня?

Она задыхалась.

– Нет, нет, нет, – быстро сказал он. – С ним все в порядке, просто он немного пьян.

Ворота начали открываться, прежде чем он закончил объяснение.

– Ты клянешься? – спросила она, ее голос был тоненьким и полным беспокойства.

– Обещаю, – поклялся он, скрестив руки на сердце.

Он запрыгнул на пассажирское сиденье, и я поехал по длинной дороге, обсаженной деревьями.

– Уверен, днем здесь очень красиво. Эти деревья выглядят древними.

– Да, здесь почти четыре акра, – сказал мне Ник, – и сам дом великолепен. Хотел бы я, чтобы ты его увидел, но я не хочу оставаться здесь. Я просто хочу домой.

– Я тоже, – сказал я, улыбаясь при этой мысли.

Когда я остановился перед домом, Ник вышел из машины и поприветствовал трех человек, выбежавших из дома. Среди них были две женщины в халатах и отец Коннера, который выглядел в точности как более взрослая и знатная версия своего сына, даже в пижаме и футболке с длинными рукавами. Он был единственным, кто не остановился, чтобы обнять Ника. Вместо этого он сразу же направился к машине, чтобы проверить, как там его сын.

Я спросил мистера Валлингфорда, не нужна ли ему помощь с Коннером, но он сказал, что сам справится, и поблагодарил меня за предложение. К тому времени Коннер по большей части двигался своим ходом, но когда у него подогнулись колени, я в считанные секунды соскочил с водительского сиденья и оказался рядом с ним. Легко подняв Коннера, я спросил у его отца, куда он хочет, чтобы я его отнес.

– Спасибо, – хрипло сказал он, явно ошеломленный. – Пойдемте, я вам покажу.

Когда Коннер был уложен в постель, приведен в порядок, его родители настаивали на том, чтобы мы остались на ночь, но Ник был непреклонен, что нам нужно ехать домой, поэтому через полчаса, после щедрой благодарности и большего количества объятий, чем мне было удобно, мы с Ником были на улице, направляясь к машине.

– Я очень горжусь тобой, – сказал я ему, повернувшись, чтобы обратиться к нему через плечо. – Надеюсь, ты не сочтешь это за покровительство, но ты был героем для обоих своих...

– Подожди.

Остановившись, я повернулся к нему лицом и удивился, что он оказался прямо передо мной.

– Я не хочу, чтобы ты придавал значение тому, что ты... – он вздохнул. – Ты можешь просто... остановиться?

– Да. Ты же видишь, я не двигаюсь.

– Нет, это не так - ты ходил со мной по яичной скорлупе.

Я замолчал.

– Пожалуйста, Лок, просто я хочу, чтобы мы были честны.

– Хорошо, – согласился я. – Это не яичная скорлупа, это больше похоже на минное поле.

– Да, я знаю, – согласился он, его голос был грубым и хриплым, как будто что-то болело. – Но я не хочу, чтобы так было дальше.

– Хорошо, я тоже, – сказал я и повернулся, чтобы идти к машине.

– Лок.

Я снова остановился, и он появился передо мной.

– Прости меня, ладно? Я не хотел... У меня бывают проблемы, когда я себя не контролирую, и это не... любая власть надо мной - это просто...

– Просто что?

– Послушай, я уже в самом начале видел, что ты пытаешься мне помочь, а не контролировать меня, но мне было так трудно отделить то, что происходит в моем сознании, от того, что случилось в прошлом.

– Чего именно?

Он покачал головой.

– Я не могу, не сейчас.

Я кивнул.

– Ладно.

– Но я больше не буду мудаком. Не после прошлой ночи и этого.

Тут до меня дошло, что он не единственный, кто боролся. Да, он был избалованным грубияном и засранцем, но и я не был идеальным, и я тоже провоцировал его. Было бы несправедливо не дать ему выход. И это было бы отвратительно, потому что мы только что добрались до нового, хорошего места, и кто-то еще будет пожинать плоды того, что Ник Мэдисон вдумчиво и самостоятельно размышляет, но это было правильно.

– Знаешь, – решительно начал я, – может быть, будет лучше, если мы найдем для тебя кого-нибудь другого из Torus.

– Что? – он поперхнулся словом, прозвучавшим сердито. – Почему?

Я пожал плечами.

– Ты был придурком, но я тоже не совсем дзен, так что, может быть...

– Нет, – прохрипел он, сдуваясь и беря мою руку в свою. – Ни в коем случае.

– Тебе нужно подумать об этом, – сказал я ему. – Может быть, было бы неплохо пережить все сначала, начать все с чистого листа...

– Не выйдет, – заверил он меня. – Мне будет некомфортно.

– Возможно, – сказал я, вспомнив о Купере. – Один из моих приятелей очень...

– Ты хочешь уйти? Поэтому ты так говоришь?

– Дело не в том, чего хочу я, а в том, что нужно тебе.

– Ты нужен мне, Локрин, – пробормотал он, переплетая наши пальцы и глядя на наши руки, прежде чем его глаза вернулись к моим.

– Послушай, Ник, я уже не уверен, что помогаю тебе. Больше похоже на то, что я тебя раздражаю, а это непродуктивно.

– Я исправлюсь, – непреклонно пообещал он, и я услышал напряжение в его голосе. Он был напуган, и причиной тому был я. Я пугал его, и это не помогало. – Я обещаю, что могу стать намного лучше.

– Нет, ты меня не слышишь, – сказал я, сжимая его руку и не сводя с него взгляда. – Если бы ты знал меня получше, то понял бы, что это стандартная настройка моей искрометной личности.

Он хихикнул, и все в нем как бы успокоилось, когда он кивнул, ухмыляясь мне.

– Я говорю серьезно, – настаивал я. – Ты не понимаешь. У меня нулевое терпение, и, как говорят... – я ухмыльнулся, потому что парни в офисе никогда не давали мне забыть об этом. – Что я могу быть немного сварливым ублюдком.

– Ты шутишь? – проворчал он, смеясь. – Ты был чертовски святым.

Я покачал головой.

– Ты настолько заблуждаешься, что даже не знаешь, что...

– Все постоянно говорят: «Господи, Ник, ты такой долбаный мудак с этим парнем, а он продолжает терпеть».

– Нет, Ник, послушай, тебе нужно...

– Я не хотел уходить.

Я замолчал, уставившись на него.

Он глубоко вздохнул.

– Я хотел остаться дома. Я не хотел идти на этот дурацкий сбор средств и... я хочу бегать.

– Прости?

– Я имею в виду с тобой. По утрам, – сказал он, пристально глядя на меня. – Я хочу бегать.

– Хорошо, – нерешительно согласился я, не понимая, что происходит в его голове.

– Сначала я не хотел идти с тобой, потому что знал, что не смогу за тобой угнаться. Мне не хватало выносливости. Но я бегал на беговой дорожке, и Феликс сказал, что если я смогу бегать на ней под уклоном, то точно не отстану от тебя, а раз я могу, то мы можем бегать вместе, – закончил он неуверенно. – Если ты не против.

– Конечно, – ответил я, испытывая почти непреодолимое желание прикоснуться к нему, обнять его. Вместо этого я сделал шаг назад.

Мгновенно он сократил пространство между нами, положив руку на мои часы и проведя большим пальцем по стеклу «Ролекса», подаренного мне матерью, когда она получила свой первый контракт на издание книги.

– Теперь все будет намного лучше, и... – его взгляд перешел на мой, задержался на секунду, а затем вернулся к моим часам. – Не оставляй меня. Все меня бросают.

– Посмотри на меня.

Прошло мгновение, но наши глаза встретились.

– Я собирался поехать к маме, когда работа будет закончена, но теперь думаю, что, возможно, нам было бы неплохо начать все сначала. Может быть, мы могли бы сделать это на следующей неделе, а потом вернуться обновленными и готовыми к работе над альбомом. Что скажешь?

Его начало трясти.

– Ник?

Его глаза сузились, а лицо напряглось.

– Да, – грубо прошептал он, быстро кивнув. – Звучит неплохо, но вместо следующей недели, давай поедем сейчас. Отправимся домой, соберем вещи и просто поедем, хорошо?

– Ты уверен?

Быстрый кивок, и все, слезы покатились по его щекам.

Он был так зол на меня, он ругался со мной каждый день, боролся за свою трезвость, пытался найти в себе искру творчества, даже когда работал над укреплением своего тела и разума, и вдруг все это обрушилось на него, и он был совершенно подавлен, изможден и отчаянно нуждался в тепле и нежности. Честно говоря, я не знал никого, кто был бы более способен дать это, чем моя мать. В начале вечера я никогда бы не подумал о том, чтобы открыться ему, предоставить ему доступ к самому важному человеку в моей жизни. Я делилась ею с очень немногими людьми, но теперь, по какой-то причине, мне казалось, что это необходимо для него, да и для меня тоже.

– Окей, – успокоил я его, проведя рукой по его шее и прижимая к себе. – Поехали домой, и я куплю нам билеты на самолет.

– Нет, – возразил он, отстраняясь от меня и направляясь к машине. – Я позабочусь об этом, пока ты будешь вести машину. Я бы не хотел лететь каким-то экономичным дерьмом туда, куда мы направляемся.

Это был такой поворот, и я был удивлен, потому что впервые, ни с того ни с сего, я увидел Ника Мэдисона в режиме ответственности, и это было довольно горячо. Он разговаривал с кем-то по телефону, был очарователен, даже когда стоял у двери своей машины и смотрел на меня. Почему, я понятия не имел.

– Ты можешь войти, – обратился я к нему. – Она не заперта.

Но он лишь отступил назад, ожидая.

– Ты шутишь? Ты не можешь открыть ее сам?

Надменный взгляд, который я получил в ответ, заставил меня подавить смех, когда я подошел к его двери, открыл ее, как будто прислуживал английской королеве, и стоял, ожидая, пока он сядет. Спустя несколько секунд я сам сел в машину и проскользнул за руль.

Он повернулся, чтобы посмотреть на меня.

– Эдуардо нужно знать, куда мы направляемся и когда должны быть там, чтобы он мог составить план полета.

Конечно, у него был свой пилот. А почему бы и нет?

– Знаешь, когда я всех уволил, как я мог упустить, что у тебя в штате есть пилот?

– Он подрядчик, – сообщил мне Ник, – поэтому он получает зарплату только тогда, когда в нем есть необходимость.

В этом есть смысл.

– А Розали никогда бы не позволила тебе что-то делать с обслуживанием моего самолета, она считает это необходимыми расходами, как выплата ипотеки.

– Понятно, – сказал я, улыбаясь ему. У нас с Ником Мэдисоном определенно были разные представления о том, что считать необходимостью.

– Итак, куда мы едем?

После того как я сказал ему, что мы едем в Седону, он объяснил Эдуардо, что да, нам понадобится арендованная машина, пока мы будем там.

– Я знаю, – сказал он, смеясь вместе с Эдуардо на другом конце провода. – Он сказал, что собирается купить билеты на самолет. Представляешь?

Я закатил глаза и отправился обратно в Санта-Барбару. Я рассчитывал, что он устал больше, чем выглядел, и надеялся, что он заснет по дороге, но это не имело значения. Я думал о парне, который решил, что ударить Ника Мэдисона было хорошей идеей, не говоря уже о том, что я бы позволил этому остаться безнаказанным. Так или иначе, я дам ему понять, что это не так.

Часть 7

Я позвонил маме и сказал, что приеду в гости раньше, чем планировал, и привезу с собой друга.

– Да, я знаю, дорогой. Как ты думаешь, почему я готовлю твою комнату?

Пытаться удивить ее было бесполезно.

Когда мы добрались до дома, было уже раннее утро. Я сделал бутерброды, пока он собирал вещи, а потом он убрал за мной, пока я собирал вещи. После этого мы оба вздремнули пару часов и поднялись к семи. Я отправил электронные письма всем, с кем должен был встретиться в понедельник, дал Марисоль выходной, дал выходной телохранителям и рассказал Кэлли, что мне нужно сделать в доме, пока мы с Ником будем в Аризоне. Брент, маленький ублюдок, тоже получил выходной; ему будет гораздо труднее, когда он вернется. Если я позволю ему вернуться. То, что он не поручился за Исая на вечеринке у Фроста Уоррена, и то, что Ник пострадал из-за этого решения, было критической ошибкой, которую я не мог исправить прямо сейчас. Телесные повреждения ему не грозили. Мы поехали в аэропорт Санта-Барбары, оставили Тойоту на долгосрочной стоянке и отправились чартерным рейсом в аэропорт Флагстафф-Пуллиам, расположенный к северу от Седоны. Признаться, мне нравилось быть богатым и с помощью частного самолета избегать пробок и толпы в крупных аэропортах.

Я занял место рядом с Ником, и стюардесса сразу же предложила мне что-нибудь выпить.

– Только бутылку воды, пожалуйста.

Она принесла ее мне и стакан апельсинового сока для Ника.

Я взял свою воду и повернулся к нему.

–У тебя была отличная ночь вчера, – заверил я его. – Я горжусь тобой за то, что ты не заказал его с рюмкой водки.

– Думаю, со временем я смогу с этим справиться, – сказал он мне, – но я хочу, чтобы между мной и моими старыми привычками было побольше времени и пространства.

– Хорошо, – ответил я, улыбаясь ему, теперь уже гораздо шире, чем просто от гордости.

Он положил руку на мое запястье, его пальцы скользнули по ободку и стеклу моих часов.

– Может, тебе стоит купить такие же, а?

– Что?

– Ролекс, – сказал я, и мой голос сорвался, потому что на меня снова смотрели его великолепные глаза.

Я не был невосприимчив к его чарам. Когда он был меньше, хрупче, не подходил для игр, я отмахнулся от него, отнеся его к категории детей, слишком юных для меня, но теперь, внезапно, все было иначе. Он был другим, и то, как он прикасался ко мне, хватался за мой бицепс, когда вел меня от долгосрочной парковки к терминалу, клал руку мне на спину, когда вел меня к самолету, а теперь обхватил мое запястье, нежно и твердо одновременно, - все это, забота и контроль одновременно, сильно заводило.

Это было не то, чем я делился с большинством любовников.

Мужчины, с которыми я спал, хотели подчиняться мне, умоляли использовать мои размеры и силу, чтобы управлять ими. Я был хорош в постели. Я не хвастался. Я работал над этим и следил за тем, чтобы они были удовлетворены, прежде чем отпустить меня. Меня никогда не обвиняли в эгоизме в постели. В других местах - да, Боже, но не здесь.

Дело в том, что мне нравилось, когда меня ласкали и держали. Я получал от этого удовольствие. Вне постели я должен был контролировать почти все, но в постели я предпочитал отдаваться кому-то другому. Так что да, с самого начала я мог сказать, что Ник Мэдисон, безусловно, красив. Я понимал, почему легион фанатов падал в обморок от его великолепных глаз, сочных губ, мускулистых форм и глубокого сексуального вибрирующего голоса, но на меня это никак не влияло. До сих пор.

Сейчас, прижавшись к нему, я не мог представить, что оттолкну его. Он физически вел меня в самолет, и я чувствовал, как мое тело реагирует на это, пылая жаром, хотя мой разум посылал всевозможные предупреждающие сигналы.

– Мне нравится, как они смотрятся на твоем запястье, – сказал он мне. – Думаю, мне нужно купить тебе что-нибудь для другого, например, бусы или тяжелую цепочку.

– Тебе не нужно ничего мне дарить, – заверил я его.

– Посмотрим, – сказал он, его глаза перебегали то на мое лицо, то в сторону.

Мы приземлились, и, пока мы шли к стойке проката автомобилей, я был ошеломлен тем, что в шляпе с козырьком и очках вайфарер Ник Мэдисон остался совершенно неузнанным.

– Как, по-твоему, Кларк Кент делал это все эти годы? – спросил он меня на парковке, когда мы подошли к арендованному им «Ленд Роверу».

– Садись в машину, – приказал я ему.

Мне было приятно слышать его хихиканье.

– Нам действительно не нужно было ничего такого большого, – сказал я ему.

– Я люблю ездить в роскоши, – объяснил он. – А так я могу забраться на заднее сиденье и вздремнуть, пока мой водитель делает всю работу.

– Твой водитель?

Он захлопал ресницами, глядя на меня. Он поддразнивал, был игрив, и по какой-то причине у меня странно защемило в груди. Это было так необычно.

Удивительно, но он мог читать в машине.

– А ты не можешь?

– Нет, меня очень укачивает в машине, – признался я.

– Хм...

Он немного помолчал, любуясь пустынными пейзажами, пока мы выезжали на автостраду.

– Ты собираешься уволить Брента? – спросил он неожиданно.

– Я склоняюсь к этому, – ответил я ему. – Если только ты не думаешь что-то другое.

– Я думаю, что Брент не рад тому, что помогает, понимаешь?

– Нет. Что ты имеешь в виду?

– Он хочет быть звездой.

– Все хотят быть звездами.

– Нет, – поправил он меня. – Подумай о Фаэтоне. Он...

– Он назван в честь разновидности кареты. Ты знаешь об этом?

– Послушай, – сказал он, усмехаясь, – Фаэтон не хочет быть звездой, не так, как ты думаешь, не так, как Брент. Фаэтон хочет, чтобы люди спрашивали: «Кто одел Ника Мэдисона?», «Кто додумался подобрать ему такую серьгу или такой оттенок помады?», «Он выглядит потрясающе, интересно, может ли тот, кто создал этот образ, создать его для меня?». Он получает удовольствие от этой отраженной славы, от того, что он новатор и эксперт. Фаэтон не хочет быть в центре внимания; Брент хочет быть в центре внимания.

– Это не сработает, – сказал я Нику. – Он не позволил Исаю попасть на вечеринку, тем самым подвергнув тебя опасности. Я не понимаю, как я могу оставить его на работе после этого.

– Что ж, я подчинюсь твоему мнению, ведь я уже однажды его уволил.

– Может, нам стоит прислушаться именно к твоему мнению?

– Нет, – мягко сказал он. – Я не хотел, чтобы ты был в моем доме, в моей жизни, и я еще никогда так не ошибался в ситуации или человеке.

– Да?

– Да, – сказал он, откручивая крышку с бутылки воды и передавая ее мне, после чего вернулся к чтению чего-то на своем телефоне.

– Что такого интересного?

– Это письмо от Кары.

– Ладно, я клюнул. Что она пишет?

– Она говорит, что Дерек, это ее бывший, – сообщил он мне, – из него вчера вечером выбили все дерьмо.

– Прости, что?

– Дерек, – четко произнес он, – сегодня в полном дерьме.

– Правда?

– Угу.

– Думаю, некоторые парни очень быстро испытывают карму.

– Карму?

– Да, – сказал я, пожав плечами. – Парень пытается ударить свою девушку, но у него ничего не получается только потому, что вмешивается ее друг. Думаю, он получил по заслугам.

– В этом есть смысл, – согласился он. – Хотя технически он ее не бил, и друг, я, тоже не сильно пострадал.

– Но не из-за отсутствия попыток, а только потому, что ты успел убраться оттуда до того, как он смог сделать что-то похуже, чем немного поцарапать тебя.

– Тоже верно.

– Так что да, я выбираю карму.

– Она также сказала, что когда Фрост и грузчики приехали к ней утром, чтобы забрать вещи, Фрост рассчитывал перекинуться парой слов с Дереком, но он был в больнице, где ему вправляли сломанный нос.

– Ради интереса, как ты думаешь, возможно ли, что Фрост не обратил внимания на то, что Дерек пытался ударить его друга и...

– Думаю, поскольку Дерек превосходит Фроста примерно на пятьдесят фунтов ^[14], шансы на то, что они сойдутся один на один и Фрост останется жив, чтобы рассказать об этом, весьма невелики.

– Ах.

– И это все? Это все, что ты можешь сказать?

– Ага. А что?

Он издал мурлыкающий звук, и моему члену очень понравился этот низкий урчащий звук.

– Что это было? – вздохнул он, когда мы свернули, на мгновение сменив полосу движения, что было вполне нормально, поскольку мы были единственными на двухполосном шоссе, насколько я мог видеть.

– Черепаха, – быстро сказал я, прочистив горло. – Я спасал ей жизнь.

– Видимо, да, – согласился он. – Повезло, что у тебя такие быстрые рефлексы.

Я промолчал.

– Так вот, телохранитель Дерека, Винни...

– И кто же такой этот Дерек?

– Дерек Коннелли, – сказал он, как будто этого должно было быть достаточно.

– Кто?

– Он очень известный диджей, а также продюсер звукозаписи.

Я хмыкнул.

– В любом случае, – сказал он, растягивая слово, – Винни сказал...

– Винни? – повторил я.

– Да. А что?

– У всех, кого ты знаешь, странные имена.

Он прищурился на меня.

– Как это Винни - странное имя?

– Неважно. Продолжай.

– Ну, Винни сказал Фросту, что он ничего не видел.

– Когда ничего не видел?

– Когда Дерека избивали.

– Значит, он не очень хороший телохранитель, – подтвердил я, меняя полосу, чтобы объехать медленно движущийся минивэн. – Если бы он выполнял свою работу, он бы вмешался.

– Фрост сказал Каре, что, по его мнению, Винни намеренно позволил Дереку получить побои, после того как Дерек попытался ударить ее. Кроме того, Винни попросил Фроста передать его извинения перед Карой за то, что его не было рядом, когда она появилась в доме прошлой ночью.

– Похоже, он хороший парень.

– Да, это так.

Несколько минут мы ехали в молчании.

– Тебе больше нечего сказать?

– О чем?

– О, я не знаю, – размышлял он, и я почти слышала, как работает его мозг. – Может быть, что-то о том, что Дерека вчера избили?

– Понятия не имею о чем ты.

– Нет?

Я покачал головой.

– Значит, ты считаешь, что тот, кто ударил меня, в итоге попал в больницу, и это просто карма.

– Наверное, – сказал я, пожав плечами. – Что сказал Дерек?

– Дерек прячется и ни черта не говорит. Кара рассказывает по всем социальным сетям историю о том, как он пытался ее вырубить, а я вмешался.

– Ну, это, конечно, выставляет тебя в хорошем свете.

– Да, это так. Но мне интересно, кого боится Дерек.

– Ну, я не знаю, так как мы с тобой были на пути домой.

– Посмотри на меня.

– Я за рулем.

– Тогда притормози.

– Я хочу добраться до места, – объяснил я. – А ты? Разве ты не голоден?

Тяжелый, обиженный вздох.

Я взглянул на него и увидел, что он смотрит на меня.

– Что?

– У тебя устаревшие представления о справедливости, Локрин Барнс.

– Иногда, – медленно начал я, – вы должны дать другим людям понять, каковы их пределы, и что если они их превысят, то ничего хорошего из этого не выйдет.

– Это так?

– Да, – заверил я его. – Возьмем, к примеру, Дерека. Он ошибочно полагал, что может ударить женщину на глазах у ее друга, а когда это действие было прервано, то вместо этого он попытался наложить руки на друга.

– Ты просто невероятен.

– Нет, послушай. Если ты Дерек, то теперь ты исправил это предположение. Так что в следующий раз, когда он соберется выбить из кого-то дерьмо, он, возможно, вспомнит об этом и подумает: «Интересно, а есть ли у этого человека, которого я собираюсь ударить, кто-то рядом, кому будет не все равно, что я причиняю ему боль?».

– Тогда, конечно, повезло, что тот, кто его избил, преподал ему этот жизненный урок.

– Конечно, повезло.

Некоторое время мы молчали, глядя на покрытые кактусами километры пустоты.

– Спасибо, что стал моим защитником.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Пусть будет по-твоему, – сказал он, протянул руку и положил ее мне на бедро.

Он не убирал ее до конца поездки.

****

Думаю, он ожидал увидеть дом, похожий на его, скорее, курортный, но когда я свернул на дорогу, а там стояла сторожка для скота и забор с воротами, для открытия которых мне пришлось выходить, отпирать и распахивать, он был потрясен. Как только мы проехали, мне пришлось остановиться, вернуться и запереть ворота, а затем вернуться в машину.

– Здесь нет камеры наблюдения?

– Нет.

– А дальше?

Я покачал головой.

– Но я погуглил, – сказал он мне. – У твоей матери огромная аудитория, она автор бестселлеров, так как же она здесь без охраны?

– Я думаю, что нужно быть как Маргарет Этвуд, Стивен Кинг, Джеймс Паттерсон или гораздо более известной личностью, чтобы иметь ворота и людей, отделяющих тебя от остального мира. А я знаю людей, которые видели Стивена Кинга на заправке, так что я действительно думаю, что твое определение известности и популярность моей матери - это две совершенно разные реальности.

– Ха.

Через несколько минут он указал на фонарные столбы по обеим сторонам дороги, похожие на рождественские открытки.

– Это для безопасности?

– Думаю, они в основном декоративные, но ночью освещают участок, – сказал я, а потом уточнил. – Но все равно не очень хорошо, они не похожи на прожекторы, скорее на большие фонари на столбах.

Нам пришлось остановиться, чтобы пропустить семейство хавелинов, затем пару койотов, и он восхитился всеми деревьями - не кактусами, а именно деревьями.

– Это из-за воды, – сказал я ему.

– Там есть вода?

– Ручей, и да, ты увидишь, – заверил я его. – С ее заднего дворика видна Соборная скала, ее владения граничат с национальным парком, и это впечатляет, но Оук-Крик - тот факт, что он находится прямо на воде, - это действительно нечто.

– Езжай быстрее, – подтолкнул он меня.

Когда я остановился перед домом, мы оба вышли из машины, и он замер, глядя на большой фермерский дом с широким крыльцом и буйством растений и цветов, на ванны для птиц, кормушки для птиц, кормушки для пчел, кормушки для колибри и ветряные колокольчики всех мыслимых размеров и форм. Двойные двери из стекла и дерева стояли открытыми, и можно было сразу войти в дом и выйти с другой стороны.

Он медленно повернулся ко мне.

– Ты должен настоять на том, чтобы твоя мать обеспечила безопасность своего дома.

Я хмыкнул.

– Дорогой!

Повернувшись, я увидел, что она идет к нам из своего розария, широкополая шляпа так же нелепа, как и в первый раз, корзина висит на руке, а рядом бегут ее собаки.

– О, – сказал Ник, увидев девять собак, составлявших ее стаю, - все доберманы, некоторые с подрезанными ушами и хвостами, некоторые нет, но все выглядели одинаково устрашающе. Она взяла их всех из службы спасения, очень привязавшись к этой породе, и много раз терпела неудачи, потому что, когда приходило время сдавать собак, она не могла их отпустить. Судя по тому, что с тех пор, как я в последний раз видел ее два месяца назад, ее выводок увеличился всего с восьми до девяти, дела у нее шли лучше.

Новое пополнение, Бруха, как сообщила мне мама, немного сдерживалась, поэтому я опустился на одно колено, и когда она приняла это за сигнал поприветствовать меня, они все разом полетели вперед.

– Привет, ребята, – поприветствовал я их, когда они набросились на меня, скуля, пытаясь занять место, чтобы их погладили, и виляя хвостами, как сумасшедшие. – Встань на колено, Ник.

Он опустился на оба, и они набросились на него, обнюхивая, облизывая, а когда Луи, крупный самец, вожак стаи, опрокинул его, остальные воспользовались этой возможностью, чтобы засунуть носы в уши и глаза, вылизать рот, понюхать волосы и поиздеваться над ним. Бруха осмотрела меня, решила, что я ей нравлюсь, и попыталась сесть ко мне на колени.

Мама смеялась, когда дошла до нас, и я встал, чтобы поприветствовать ее, чувствуя, как меня охватывает спокойствие при одном только взгляде на нее.

– Почему ты такой серый? – серьезно спросила она, скорчив гримасу. – В видеочате я вообще не могла понять, что ты серый.

Я застонал, схватил корзину, поставил ее на капот арендованной машины, а затем поднял ее на руки. Я крепко сжал ее, поднимая над землей, а она обвила руками мою шею и так же крепко обняла меня в ответ.

– Я тебя вылечу, – тихо проговорила она, протяжно вздохнув. – Тебе просто нужно поесть и полежать на солнышке, и, не буду врать, есть несколько крошечных вещей, на которые нужно обратить внимание.

Список вещей, которые нужно было починить, всегда был длинным. Мне действительно нужно было найти для нее хорошего, надежного, честного мастера, который занимался бы всем этим между моими визитами.

Поставив ее на ноги, я повернулся к Нику, который все еще хихикал, спасаясь от натиска собак, которым он подвергся.

– Мама, это Ник Мэдисон. Ник, это моя мама, Шерри Барнс.

Он радостно смотрел на нее, взъерошенный, немного сонный и растрепанный после того, как его растерзали ее собаки. Мгновенно он протянул ей руку.

Она не обратила на это внимания, отмахнулась от него и шагнула в его объятия, приподнявшись на носочках, чтобы обхватить его за шею. Он быстро нагнулся, так как она была ниже ростом, и через мгновение я услышал, как она шепчет ему, но не смог разобрать слов. Он кивал, покусывая нижнюю губу, и, когда он отпустил ее, она сделала то же самое. Моя мама всегда была добра. Она никогда не отпускала первой; она позволяла тому, кто ее обнимал, принимать это решение.

– Ну что ж, – сказала она, улыбаясь нам. – Берите свои вещи и заходите в дом. Я приготовила безалкогольный мичеладас, гуакамоле и эмпанадас, и, конечно же, мои знаменитые на весь мир острые куриные тахитос.

Она крутанулась на месте и направилась к дому.

Когда я повернулся, чтобы посмотреть на Ника, он выглядел грустным.

– Что это за лицо?

– Ты сказала маме, что мне нельзя алкоголь?

– Милый, – Ник посмотрел туда, где она стояла в дверях. – Я не пью, солнышко. Алкоголь мешает мне интерпретировать мои видения и быть единым целым с богиней. Я не хотела, чтобы ты был разочарован тем, что не можешь выпить, поэтому и объявила, что в них нет алкоголя.

– О, – сказал он со вздохом, глядя на меня. – Мне очень жаль.

– Нет, все в порядке, – заверил я его.

Он хмыкнул и снова посмотрел на мою маму.

– Я все время лажаю, когда речь идет о вашем сыне, мэм.

– Что ж, главное - прояснить ситуацию, – заявила она. – И пожалуйста, ради всего святого, что тебе дорого, не называй меня мэм. Можешь называть меня любым ласковым словом, кроме «старушка» или «сладкая» - никогда не любила ни того, ни другого, – сказала она, понизив голос. – Но ты можешь называть меня Шерри, Шер, как певица, или мама Лока, хотя это и надоедает; или Селена, потому что, ну, мать-луна; или Гиджет или Гидж, потому что так меня называл мой дедушка; Рианнон, потому что богиня и, конечно, песня Fleetwood Mac; мама Шарлотта, потому что я люблю это имя; Регина, что означает королева, конечно; или Меле, что означает песня или поэма на гавайском языке, потому что, боже мой, разве это не прекрасно?

Ник медленно повернулся, чтобы посмотреть на меня.

Я пожал плечами, и он снова перевел взгляд на нее, потому что она еще не закончила.

– А еще Иона, так хотел назвать меня отец, или... о, знаешь что, я думаю, это то, что нужно.

– Я согласен на Шерри.

Она скорчила гримасу и хмыкнула.

– Немного скучновато, но ничего страшного.

Когда я открыл заднюю дверь «Ровера», чтобы взять наш багаж, он был рядом со мной.

– Думаю, она разочарована, – сказал он, выглядя расстроенным.

– Нет, она просто надеялась на Гиджет или Гидж. Ее дедушке нравился этот фильм, и они не раз смотрели его вместе. Я воспользуюсь им в какой-то момент, пока мы здесь, и это сделает ее счастливой.

Он уставился на меня.

– Что?

– Нет, ничего.

– Выкладывай, – потребовал я.

– Ладно, но нет способа сказать это и не показаться придурком.

Я ухмыльнулся.

– Давай угадаю. «Ты кажешься таким нормальным, раз она твоя мать».

– Нет, – сказал он, прочистив горло. – Мне было интересно, как это ты такой скучный, если она твоя мать.

Отмахнувшись от него, я взял свою сумку и повернулся, чтобы направиться к дому.

– Я шучу, – поддразнил он, скользнув ко мне, положив руки мне на бедра и двигая головой, чтобы заставить меня посмотреть на него. – Да ладно, Лок, я шучу.

Я зарычал на него.

Наклонившись, он обхватил меня за талию и прижался лицом к моей шее.

– Я играю с тобой, – пробормотал он, его теплое дыхание на моей коже вызвало непроизвольную дрожь. – С тобой не скучно, даже немного.

– Давай, – подтолкнул я его, желая, чтобы он отпустил меня, прежде чем я сделаю то, что хочу, и схвачу его обратно. У меня возникло внезапное желание обхватить его руками. – Я умираю от голода.

Он отпустил меня, бросился за своей сумкой, и я запер машину, пока он догонял меня. Собаки вернулись, чтобы убедиться, что мы не заблудились, идя к дому.

Широкий ручей и тень пышной рощи деревьев, окружавших дом, немного охлаждали температуру снаружи, но это был конец августа, все еще жарко, поэтому мы вернулись внутрь, в тень и к вентиляторам. Ник был мгновенно впечатлен.

– Если тебе станет слишком жарко, – сказала мама Нику, – я могу включить кондиционер, но я предпочитаю этого не делать. Мне не нравится быть отрезанной от природы.

– Я тоже, – согласился он. – Я стараюсь держать двери дома открытыми, хотя у меня есть воздушная завеса, – сказал он ей.

Она попросила его объяснить, и хотя он сказал ей, что воздух не пропускает жуков, она ужаснулась, что пчела может попасть в него и пострадать.

– Мы должны защитить наших медоносных пчел, – настаивала она.

– Безусловно, – быстро согласился он, слегка обеспокоенный тем, что она так категорична.

– У меня есть друг, который держит пчел, – сказала она, вставая, чтобы принести нам еще воды со льдом, настоянной на ягодах. – Поэтому у меня есть свечи из пчелиного воска и все виды меда, которые только можно придумать.

Он собирался помочь перенести вещи из кухни на стол, но она приказала ему сесть и отдохнуть. Я предложил свою помощь, а когда она скрылась, наклонился поближе и шепнул ему, чтобы он не спешил с едой.

– Что ты имеешь в виду?

Я мрачно посмотрел на него.

– У нее тяжелая рука со специями, так что будь осторожен.

Он насмешливо хмыкнул.

– Я серьезно. Полегче.

Он посмотрел на меня так, будто я явно заблуждался, и я покачал головой.

Как только мы с ней сели за стол, мы втроем наполнили наши тарелки, и моя мама сразу же начала задавать Нику миллион вопросов, чтобы узнать его получше. Слушать их было приятно, и я обнаружил, что их общение делает меня счастливее, чем следовало бы. Почему меня волновало то, что он явно был влюблен в нее, а она в него, не имело смысла. Я как раз пытался разобраться в этом, когда она отправилась на свою огромную кухню за очередным кувшином воды и приготовлением тоста с авокадо, оставив нас вдвоем.

Его вздох привлек мое внимание, и я понял, что он пристально смотрит на меня.

– Что с тобой?

– Все такое острое, – поспешно ответил он, допивая последнюю порцию воды.

– Да, я знаю, – согласился я, ухмыляясь ему. – Я же говорил тебе.

– Даже ее мичелада острая, – ныл он. – И она не шутила, когда говорила, что такитос острые.

– Да, я знаю, – повторил я, бросив на него взгляд, который, как я надеялся, передавал, каким тупицей он был, не слушая меня. – Думаю, у нее давно сгорел индикатор остроты во рту. И завтра утром ты не должен пить ее кофе.

– Что? Почему нет?

– Потому что она делает его таким крепким, что однажды у моей бабушки воспалился мочевой пузырь.

– Ты шутишь?

– Думаю, мы уже выяснили, что я не шучу, когда речь идет о моей матери.

– Господи, а чашки от него не пачкаются?

– Любой кофе пачкает чашки, если дать ему отстояться, – уточнил я. – Думаю, ты хотел спросить, не отслаивается ли глазурь от внутренней поверхности чашки, и ответ - да.

Его глаза широко раскрылись.

– Это просто еще одна вещь, которая делает ее ею, – великодушно сказал я. – Ты должен смириться с этим, мой друг, – сказал я, прежде чем вернуться к поеданию сальсы.

– А мы?

– Что мы? – спросил я, засовывая в рот очередную чипсу. Лучше всего было съесть одну с сальсой, одну без, и чередовать так все время.

– Друзья.

– Ну, да. Мне кажется, мы к этому идем, не так ли?

Он кивнул.

– Я хочу, чтобы мы были действительно хорошими друзьями.

Я вздрогнул, и его усмешка, а также то, как он потянулся к моему колену и сжал его, согрели меня изнутри, даже когда я продолжал сохранять страдальческое выражение лица.

– То есть ты хочешь сказать, что, когда я уеду, мы все равно будем обмениваться рождественскими открытками, разговаривать по телефону и все такое? – спросил я, как будто это было самое худшее, что я мог придумать.

Он выглядел испуганным.

Я похлопал его по плечу.

– В чем дело? Слишком ужасно, чтобы выразить это словами?

– Нет, это не так - просто меня осенило, что да, ты собираешься уехать.

– Как только ты начнешь работу над альбомом и твоя жизнь наладится, да, мне нужно будет уйти с дороги, чтобы ты мог жить дальше.

Его взгляд задержался на мне.

– Разве не этого ты хочешь?

– Ты упускаешь суть, – сообщил он мне. – Разве я не живу с тех пор, как проснулся в ту первую субботу июня и обнаружил тебя на своей кухне?

– О чем ты говоришь?

– Думаю, можно утверждать, что я живу сейчас.

– Ты хочешь поговорить о семантике?

– Нет, – сказал он, и на его лице появились следы улыбки. – Я хочу сказать, что тебе не нужно уходить, чтобы я мог жить дальше. Эти два действия не являются взаимоисключающими.