Ревизор: возвращение в СССР 22

Глава 21

Москва. Институт археологии.

В кабинете замдиректора института Литвинова раздался междугородний звонок.

— Добрый день, Николай Анатольевич, Алдонин. Мы тут откопали кое-что. Вам надо это видеть.

— Здравствуй Иван. А что с голосом? — почувствовал что-то не то Литвинов, и заподозрил, что товарищ с бодуна. Это раньше он Алдонину доверял, а после срыва командировки в Болгарию доверия ему больше нет…

— Да спали по три часа последние дни, так интересно было… Приезжайте скорее, не пожалеете.

— Хорошо, сегодня уже не успею всё оформить, а завтра обязательно буду. Нашёл что-то интересное?

— Да. Рубчатые перстни.

— Славянский курган… Это, в лучшем случае, десятый век.

— Да, раз уже не сожгли…

— Слушай, Вань, это тоже очень неплохо. Скелет в хорошем состоянии?

— Два.

— Что два?

— Два скелета.

— Двойное захоронение⁈ — поразился Литвинов. — Второй скелет тоже в хорошем состоянии?

— В отличном. В хорошей такой глине, настоящей, выкопали могилу, да еще и тела завернули, похоже, в кожаные одеяла. А был бы там вообще торф, так могли бы и тела мумифицированные сохраниться…

— Ну, ты все равно везунчик! Поздравляю!

— Спасибо… До завтра, Николай Анатольевич.

Москва. Президиум Верховного Совета СССР.

Получив от Семерова одобрение на организацию комсомольцев в новую структуру, Самедов отправился в Кремль к непосредственным руководителям парней. Первым он нашёл начальника Секретариата Пархоменко.

— Василий Николаевич, рад познакомиться, Самедов, из Комиссии по вопросам приема, выхода и лишения гражданства, — протянул он руку начальнику Ивлева. — Принято решение организовать из наших комсомольцев контрольный орган наподобие «Комсомольского прожектора», только он будет иначе как-то называться, товарищ Семеров занимается сейчас проработкой и оформлением этой инициативы. Руководителем новой группы решено назначить вашего Ивлева.

— Что вам всем свет клином сошёлся на этом Ивлеве? — недовольно ответил Пархоменко, решив, что Самедов пропихивает того на руководящую позицию. — Без году неделю отработал, а уже на повышение пошёл.

От неожиданности Самедов растерялся на мгновение, но быстро сообразил, что, судя по недовольству начальника Секретариата у Пархоменко с Ивлевым отношения натянутые и можно это использовать для своей пользы.

— Василий Николаевич, — сделал он снисходительное лицо, — ну кто же его повышает? Это общественная нагрузка, он как работал у вас, так и будет дальше работать, только ещё вдобавок займётся общественно-полезной деятельностью, — Самедов многозначительно посмотрел на Пархоменко, мол, понятно? — Будет ходить с остальными комсомольцами из Комитета по миру по предприятиям Москвы по сигналам из писем, приходящих в Верховный Совет, проверять, обоснованно ли граждане жалуются. Если сигнал подтвердится, то уже будем решать, что с этим дальше делать.

— А, ну, что же вы сразу не сказали, что это общественная нагрузка, — сменил гнев на милость Пархоменко. — Дайте мне несколько дней подумать…

— Конечно, — улыбнулся Самедов и протянул ему руку на прощание.

Потом он отправился в Комитет по миру, познакомился и переговорил с руководителем. Тот также воспринял очень отрицательно идею с аналогом «Комсомольского прожектора» под эгидой парткома. Он был очень недоволен, что ребят собираются отвлекать от работы.

— Поймите правильно, это не моя инициатива, — с деланным сочувствием глядя на него, проговорил Самедов.

Он прямо видел, как борются в главе Комитета по миру одновременно и возмущение этой инициативой, и нежелание идти против решения парткома.

— Дайте мне пару дней определиться, — как и Пархоменко попросил крайне недовольный Валиев, на что Самедов, конечно же, согласился.

Он понимал, по собственному административному опыту, что это время нужно не только чтобы подумать над вопросом, а чтобы собрать дополнительную информацию. Кто же такое с ходу одобрит, да еще от совершенно незнакомого человека? А вдруг выяснится, что соврал, или что-то перепутал? А вдруг какой-то большой начальник против?

Москва. МГУ.

— Жанна Иннокентьевна, — заглянул Евгений Булатов в кабинет комсорга экономфака, — вы уже вышли на работу?

— Нет, это моя тень вышла, а я дома, — съязвила Луппиан и закашлялась.

— Я насчёт комсомольского собрания хотел узнать, на какой день его объявлять? На сегодня, как вчера предварительно говорили? На завтра? Пока народ ещё не разбежался…

— Можно сегодня, можно завтра, — ответила она, но тут же задумалась, — Подожди… Гусев поприсутствовать хотел, надо с ним согласовать.

— К чему такой шишке лично присутствовать? — поразился староста, — он же за весь МГУ отвечает…

— Вот ты его сам и спросишь, если тебе так любопытно, — нелюбезно сказала Жанна. Она сама была бы очень рада, если бы Гусев больше внимания обращал на другие факультеты. Нет, на экономфаке ему как медом намазано. Или чем-то другим, если он больше муха, чем пчела. А ей переживай, чтобы студенты не накосячили, при таком-то пристальном внимании с самого верха. А ведь они обязательно накосячат. Это в природе студента — косячить. На кого тогда орать будут — вопрос сугубо риторический…

Вспоминая саму себя на первых курсах, Жанна иногда приходила в ужас, насколько сама вела себя легкомысленно. Так это при том, что другие студенты считали ее занудой и вели себя намного более свободно…

— Ну, давайте согласуем, не отходя от кассы, — предложил Булатов. — Надо же объявление успеть сделать. А то завтра возмущаться начнут, что заранее не предупредили. И, поскольку переносов уже много было, не удивляйтесь, если часть народа будет отсутствовать. Вообразят, что снова перенесут и прогуляют.

— Я им прогуляю! — грозно сказала Жанна, — это когда сам Гусев будет присутствовать??? Скажи всем, кто без документально подтверждённой уважительной причины будет отсутствовать, порицание объявим на следующем же заседании. А пока — пошли сходим к секретарю и спросим про дату и время.

Гусева на месте не оказалось, но кабинет был открыт, значит, он где-то рядом, — решила Луппиан и предложила подождать. Вскоре секретарь подошёл и пригласил их к себе.

— Анатолий Степанович, когда будем нового комсорга выбирать на втором курсе? — спросила она.

— А кандидат уже есть? — спросил он.

— Да, — неуверенно взглянула на Булатова Жанна. Соображала еще плохо, толком не выздоровела. Забыла спросить…

— Есть, есть, — подтвердил он. — Брагин Константин и Светлана Костенко. Правда, последнюю никто не выдвигал, она сама себя выдвинула. И на что рассчитывает, после той-то истории с Быстровой?..

— А что там с Быстровой? — заинтересовался Гусев.

— Я потом вам расскажу, — пообещала Жанна, кинув на Булатова хмурый взгляд. Поднимать эту историю она сама не планировала, уж слишком много негатива осталось от тех криков, что Самедов позволил себе в ее отношении. Так нет же, появились желающие поворошить прошлое…

— Ну, раз кандидаты есть, давайте назначим собрание на завтра, — предложил Гусев.

— Слышал? — повернулась Жанна к Булатову. — Объявляй собрание на завтра, после пар.

— Понял, — кивнул староста и вышел с довольной улыбкой на лице. Ну а что ему не улыбаться? Витька рассказал о придумке Машки, как и о том, что та сама боится при Гусеве и Луппиан про Быстрову упоминать. Попросил выручить. Похоже, все получилось…

— Так что там с Быстровой? — напомнил Гусев. — Это та Быстрова, что у меня в «Комсомольском прожекторе»?

— Ну, да… Некрасивая история с ней была. Даже комсомольское собрание пришлось проводить. Они с Костенко про Ивлева слухи отвратительные распускали за то, что он Быстрову отверг.

— Того самого вашего Ивлева?

Жанна молча кивнула.

— Какие у вас тут страсти кипят! — удивился Гусев.

— Не то слово… Так вот, за Костенко заступился декан почему-то, а Быстрова получила за них обеих. И после этого Костенко вылетела из «Комсомольского прожектора». Хотя Быстрова схлопотала строгий выговор, А Костенко вышла сухой из воды.

— Так… И эта Костенко тоже была членом Прожектора?

— Да, она ещё в том году в рейды ходила. А тут её Самедов выставил. И кстати, слухи ходят по университету, что Быстрова его любовница. Сама свечку не держала, подтвердить не могу, но он из-за этого из МГУ и вылетел, — многозначительно посмотрела на Гусева Луппиан. — Так что, будьте с ней осторожней, Анатолий Степанович.

— Ничего себе! — потрясённо сел за стол Гусев. — Вот тебе и первокурсница. Похоже, молодая, да ранняя…

Он вспомнил, как Быстрова ловко присоединилась к ним с Шадриной и крепко задумался. В животе заурчало, пообедать сегодня не успел. А Луппиан молодец, что рассказала мне обо всём, — подумал он. — Еще бы больше была молодец, если бы сразу рассказала об этом, когда он на место Самедова пришел… Надо с ней рабочие отношения налаживать, чтобы была пооткровеннее в следующий раз.

— Жанна, а не хочешь пойти со мной в кафе? — решил он угостить её в благодарность за откровенность.

— Ну, знаете, Анатолий Степанович! — возмущённо зыркнула она на него, и, резко развернувшись, вышла из кабинета, не прощаясь.

Ей очень хотелось ещё и дверью хлопнуть, но не решилась, начальник, всё-таки. Но каков нахал! — думала она в бешенстве. — Он что, решил, что все женщины такие, как Быстрова⁈ Что Самедов был кобель-кобелем, что этот, новенький. Их что, в одном цеху клепают?

Москва. Советский комитет по защите мира.

Придя на работу, Булатов и Сандалов собрались, как уже повелось, сначала сходить в буфет за пирожками, но Валиев остановил их.

— Новость, ребята. Наш партком принял решение организовать у нас что-то типа «Комсомольского прожектора». Будете ходить по предприятиям, проверять сигналы из писем.

— А почему мы? — удивился Булатов.

— Что за бред? — поддержал его Сандалов. — А как же работа здесь?

— Не знаю, — отчеканил недовольно Валиев, мол, самому тошно, ещё вы тут лезете. — Сам ещё не разобрался, чего к нам привязались? Пришёл сегодня какой-то, я первый раз его видел. Марк Анатольевич, вы его видели раньше?

— Нет, — покачал головой тот.

— Как его фамилия? Не помните? Мамедов?

— Самедов⁉ — хором воскликнули парни.

— Точно, — удивлённо посмотрел на них Валиев. — Вы что, знаете его? Откуда?

— Ильдар Ринатович! — набрал воздуха в грудь Булатов. — Это всё происки нашего бывшего комсомольского секретаря Самедова. Он вылетел только недавно из МГУ из-за скандала, из-за связи с первокурсницей, и пытается тут изображать бурную деятельность. Ленивый был просто жуть… Из кабинета своего практически не выходил. Не знаю, какая ему уж вожжа под хвост попала, что тут забегал вдруг…

— Не надо нам никакого прожектора, Ильдар Ринатович, — поддержал друга Сандалов. — Пожалуйста!

— Тем более, с Самедовым, — добавил Булатов.

После пар рванул на Чаеразвесочную фабрику, хорошо, от метро недалеко, минут пятнадцать всего пешком. Нашёл быстро по старым корпусам из красного кирпича. Сколько я предприятий уже объездил, если фабрика с историей, то здания будут, сто процентов, из красного кирпича. Капиталисты свои заводы строили фундаментально, на века.

Приехал немного раньше времени, позвонил из проходной по местному телефону. Встретил меня парторг предприятия Чуриков Валерий Яковлевич, мы созванивались с ним накануне, его голос показался мне молодым. А оказалось, ему уже лет под пятьдесят. Просто спортсмен, не курит, стройный, подтянутый.

Он сразу провёл меня через несколько стендов и витрин с историческими документами и фотографиями, что-то типа исторического музея предприятия. Прослушал краткую лекцию, было интересно и познавательно. Валерий Яковлевич рассказывал всё по памяти с искренним воодушевлением. Подумал, что он, наверняка, уже много лет здесь проработал.

— Сколько вы уже тут? — улыбаясь, поинтересовался я.

— О! — рассмеялся он. — Можно сказать, с рождения и даже больше. Матушка моя здесь больше сорока лет отработала. Мною беременная ходила на работу. Так что, я здесь и в ясли ходил, и все каникулы в заводском пионерлагере, и работал летом до войны. С войны вернулся, учиться на вечернее послали. Вся моя жизнь тут прошла…

— С ума сойти! — искренне поразился я. — Настоящая рабочая династия!

Он провёл меня через несколько цехов в актовый зал, попутно рассказывая о производстве. В зале уже собирался народ. Тема лекции «Коммунистическое строительство и научно-техническая революция». В методичке, что выдал мне Ионов, по этой теме были лишь общие слова, пока, в метро ехал, ознакомился. Бред, конечно, в основном, но с чего-то надо начинать. Да и нельзя все от себя излагать, что-то должно быть обязательно из методички, кондовое… Мало ли какая проверка. Подсадят незаметно в зал своего человека, который будет все конспектировать…

Когда Чуриков меня представил коллективу, стал объяснять собравшимся, что научно-техническая революция в условиях социализма стимулирует ускорение темпов культурного прогресса. Рост народного образования и просвещения способствуют формированию многогранной личности социалистического типа.

Тут меня прервали выкриком с места.

— Товарищ лектор! А где ваша бумажка?

— Какая бумажка? — не сразу понял я. — Вам удостоверение общества «Знание» показать?

— Бумажка! По которой лекцию читать!

— Мне это не надо, — рассмеялся я, осознав, наконец, что они от меня хотят. — Я по памяти. Разрешите, я продолжу… Изменение содержания труда влияет на характер труда, меняет требования к работнику, к его личности, развивает его, способствует его образованию, и тем самым меняет культуру производства и жизни, организацию производственных коллективов и общества в целом, меняя всё общество. Развитие индивидуальных способностей советских людей в сочетании с формированием у них коммунистического мировоззрения самым благотворным образом влияет на дальнейшее движение науки и техники. Всё это взаимосвязанные процессы, медленные, непрерывные и зависимые друг от друга.

Отбомбив эту положенную белиберду, выдохнул и перешел к собственному тексту.

Старался приводить простые примеры, каким образом высокая производственная культура, новое оборудование, эффективные технологии, отражаются на всех сферах жизни предприятия, к этому уровню начинают подтягиваться и заводская столовая, и раздевалки, и комнаты отдыха. А там и дома рабочие начинают стремится к тому же уровню, облагораживают придомовую общественную территорию, приводят в порядок подъезд и так далее. Дети, выросшие в культурной атмосфере, стремятся занять в обществе достойное место. Всё же связано. Бытие определяет сознание…

Спорить с этим никто не стал. Вопросы задавались такого рода, что если все станут инженерами, кто будет простыми рабочими работать?

— Научно-технический прогресс в производственной сфере, — отвечал я, — стремится к автоматизации большинства процессов. И рано или поздно, большинство операций будет производиться на автоматических поточных линиях. Для их обслуживания нужна будет серьёзная профессиональная подготовка. Я уже не говорю о создании таких линий и их пуско-наладке. Всё будет усложнятся, но производительность предприятий будет при этом расти. Это не быстро случится, не за одно поколение, но готовиться к этому, потихоньку, уже надо.

— Ну, вы даёте! Лихо на вопросы отвечали, — похвалил меня парторг после лекции. — У нас народ боевой, за словом в карман не лезет, не все лектора достойно удар держат. Был вот недавно старенький профессор, так он после одного вопроса весь побагровел, начал кричать и слюной брызгать. Хотя рабочий ничего плохого в виду не имел, просто неправильно друг друга поняли.

— Бывает, — пожал я плечами, не став углубляться в суть того конфликта. Выработалась уже привычка после моих недельных разъездов по областям после лекции языком не трепать, и больше слушать. Парторги и профорги на предприятиях обычно люди говорливые, им просто сигналы надо давать, что ты слышишь их, и они сами будут говорить без остановки.

— Вот вам особый чай, — вручил он мне целую картонную коробку. — Не смотрите, что упаковка обыкновенная, тут на номер штампа ОТК смотреть надо. Это мы для Кремля выпускаем.

— Ого! Спасибо. Попробуем, — улыбнулся я.

Даже чай для Кремля выпускают отдельно. Блин, чего же мы хотим?..

Калининская область. Село Городня.

В палатке археологов было тихо. Как только появился второй череп, эйфории от находки заметно поубавилось. Ещё когда докопались до первого черепа, поняли по височным украшениям, что это не мужик, а когда добрались до скелета ребёнка, сразу поняли, что это он в объятиях собственной матери лежит.

Одно дело раскопать могилу павшего воина, и совсем другое дело наткнуться на мать с дитём. Ивану психологически становилось всё тяжелее и тяжелее, он представлял, вычищая грунт с костей руки женщины, как она обнимала своё мёртвое дитя.Он представил себе мужа и отца, который хоронил своих близких, бережно укладывая их трупы…

Порадовали обильные находки женских украшений в приличной сохранности. Разнообразные бусины он, даже, не считал, написал в отчёте «во множестве». На руках женщины обнаружились два перстня и два кольца, по два браслета на каждой руке. На шее была витая гривна. Все из серебра. И ещё в районе тазовых костей нашли два бронзовых колокольчика, скорее всего, на ней когда-то был пояс, украшенный ими. Около маленького скелета нашли несколько круглых бусинок, возможно, они использовались, как пуговицы на одежде. Находки очень серьёзные для одного кургана, Иван это понимал, но к радости учёного примешивалась грусть. Он чувствовал себя причастным к судьбе этих людей, могилу которых он потревожил. Неодушевлёнными скелетами он их уже не воспринимал, переживал и сострадал, и твёрдо решил добиться их перезахоронения после исследования антропологов.

Приехал домой с чаем для Кремля. Жена открыла коробку, там оказался обычный индийский чай. Не стал ничего говорить, для чистоты эксперимента. Интересно было, заметит кто-нибудь, что этот чай от привычного отличается? Галия спрятала весь чай прямо в коробке в свои закрома, но отложила две пачки и унесла нашей няне.

Сразу решил переговорить насчёт субботы.

— Ирина Леонидовна, у вас уже есть какие-то планы на субботу? Сможете нас с Галиёй отпустить вечером часа на четыре?

— Конечно, конечно, — тут же согласилась она, зная, что получит с лихвой за этот выход. — Галия уже попросила.

— Это хорошо, — улыбнулся я, а сам подумал, что пригласить-то я всех уже пригласил, а сам ещё даже ресторан не забронировал.

Тут в дверь позвонили. На пороге оказалась незнакомая пара. О, забыл о них совсем!

— Добрый вечер, — проговорил стройный мужчина лет под пятьдесят выше среднего роста в импортных очках в тонкой золотой оправе. — Павел Тарасович?

— Да… Вы от Сатчана? Проходите, — распахнул я перед ними дверь. Выглянувшая Галия с удивлением наблюдала за вошедшими гостями.

— От него, — улыбнулся он и кивнул вежливо Галие. — Максим Иванович, — протянул он мне руку, — а это моя жена Светлана Федоровна, — представил он нам супругу.

— Очень, приятно, а это моя жена Галия Загитовна. Это друзья Сатчанов, — объяснил я жене, доставая тапочки для гостей. — Забыл тебе сказать…

— Римма так нахваливала ваш ремонт, — смущаясь, сделала шаг к Галие Светлана. — Мы с ней учились когда-то вместе, а сейчас в одной больнице работаем.

— О, так я могу с вами ей кое-что передать? — тут же оживилась жена.

— Конечно, — с готовностью кивнула Светлана и моя сразу утащила её в спальню.

Переглянулись с Максимом недоумённо.

— Ну, начнём сами, — предложил я. — Здесь были две квартиры, двушка и однушка. В разных подъездах, поэтому такой длинный коридор, — неопределённо махнул я вдаль рукой. — В среднем пролёте планируем сделать во всю длину шкаф-купе, такой, как здесь, — показал я уже готовый стенной шкаф. Тут к нам подошёл Загит. — Это мой тесть, это он такие шкафы может делать, — вопросительно взглянул я на него и тот кивнул согласно. — Так что, надо будет, обращайтесь.