Ревизор: возвращение в СССР 22

Глава 22

Москва. Квартира Ивлевых.

Максим сразу начал знакомиться с Загитом. Тут зазвонил телефон, я извинился и попросил тестя показать Максиму всё остальное.

— Привет! — услышал я в трубке голос Марата. — Как дела?

— Спасибо, нормально, — не знал я, что делать, и перед гостями неудобно, и с Маратом надо поговорить, он же не из дома, как я, звонит, а к автомату каждый раз бегает. Но тут вышла жена со Светланой и повела её прямиком по санузлам. Максим с Загитом пристроились за ним, и я со спокойной душой переключился на шурина.

— Слушай, пригласил Аишу в выходные погулять, — перешёл к делу тот. — Куда её свозить? Я Москвы совсем не знаю, а ты уже второй год тут, как никак. Может, слышал про какое хорошее место?

— На ВДНХ сейчас холодно будет, — почесал затылок я. — А вам обязательно на улице гулять?

— А куда ещё? Не в ГУМ же её вести.

— Нет, конечно, у неё от наших очередей культурной шок случится. Ох-ох-ох, куда ж вам съездить? Слушай, а отвези её в Царицыно. Там руины дворца Екатерины Второй, это восемнадцатый век. Там целый дворцово-парковый комплекс, интересно будет полазить. Возможно, даже, одного дня мало будет всё осмотреть, — многозначительно добавил я.

— Серьёзно? Ну, спасибо, — услышал я обрадованный голос Марата. — Царицыно, значит. А на карте оно есть?

— Должно быть, наверно. Короче, это юг Москвы. Ориентируйся на Шипиловский проезд ближе к центру, а там спросишь кого-нибудь. И расскажешь потом, как вы там полазили, — попросил я. — Может, тоже с Галиёй и детьми как-нибудь съездим.

— Обязательно! Спасибо! — ещё раз поблагодарил он и попрощался.

— Ну что, вы всё осмотрели? — вернулся я к гостям. — В дальней ванной были?

— Нет, ещё не были, — ответила жена. — Отведи, пожалуйста, а то мне мальчишек уже купать надо.

— Конечно, — увёл я гостей в сторону своего кабинета.

— Всё дело в этой плитке, — сказал Максим, поглядывая на жену, — это за счёт неё такой вид потрясающий. Другая плитка даст другой эффект.

— А где взять такую плитку? — с мольбой в глазах посмотрела на меня Светлана.

— Увы, это импортная плитка, — развёл руками я, — её в таких количествах, чтобы на ещё один ремонт хватило, уже нет.

— А сколько есть? — тут же задал вопрос Макс.

— Белой и красной уже вообще нет, а синей осталось всего пара коробок, на случай ядерной войны, вдруг, несколько штук отвалится и разобьётся, она же стеклянная, а не керамическая, — ответил я. Надеюсь, Галия не растрезвонила, что у меня в гараже ещё отцовская и Жариковская части лежат.

Они заметно расстроились. Ну а что я могу сделать? Максим попросил у меня телефон, хоть шкаф Загиту заказать. Проводил их и заглянул к Галие, уточнил подробности их разговоров, пока я с Маратом на телефоне висел. Жена уверила меня, что про плитку они вообще не говорили.

— А что случилось? — забеспокоилась она.

— Нет-нет, всё нормально, — поспешил я успокоить её и улыбнулся. — Они расстроились, что не смогут такую же достать.

В глазах Галии мелькнуло что-то вроде гордости за наш ремонт. Вполне понятное чувство, всем хочется чего-то, чего нет у других.

Но вот это желание гостей раздобыть именно такую же плитку… Вообще, этого следовало ожидать. Как бы не начались теперь обиды, что не сказал, где плитку достал… А оно мне надо? Связи связями, но…

Набрал Сатчана.

— Привет. Ну, уехали твои знакомые, Максим со Светланой, — доложил я ему. — Расстроились!..

— Привет. Почему? — удивился он.

— Да из-за плитки в ванных и на кухне. Её же не достанешь нигде, это эксклюзив…

— В каком смысле, эксклюзив? — напрягся Сатчан.

— В прямом. Нет ее больше.

— Она что, не из каталогов Главспецстроя?

— Нет, конечно. Это моя плитка, — блин, ещё один.

— И где ты её взял? — спросил Сатчан.

— Ну, там точно больше нет. Ограниченная партия была, зарубежная. Другой такой точно не будет.

— Ё-моё! А я уже Римме пообещал… Что делать?

— Честно? Понятия не имею.

Можно, конечно, выделить ему на ванную с туалетом синей плитки из той, что в гараже. Это у меня два санузла, у меня вся моя доля и ушла. А отцу и Жариковым-то столько не надо. Но как на это потом Максим со Светой посмотрят? Раз друзья Сатчанов, значит, наверняка к ним в гости ходят. Увидят и обидятся — им не продал, а Сатчанам продал? Обиду затаят и на меня, и на них… Хорошие связи я тогда заведу, ничего не скажешь.

Проще дать Фирдаусу образцы, пусть ищет в Европе производителя и открывает тут их торгпредство.

— Слушай, может, не надо больше никого присылать? — попросил я Сатчана. — Дети маленькие, Галия мечется между ними и гостями…

— Конечно, конечно, — тут же согласился он. — Извини.

— А подскажи мне один вопрос, — перевёл я разговор на другую тему. — В какой ресторан проще попасть? Людей в субботу пригласил, а не знаю, куда вести.

— С твоим удостоверением тебе проще в гостиницу Россия их отвести, — охотно поделился лайфхаком Сатчан. — Там шесть ресторанов, в любом обслужат. Лучше выбирать те, что в глубине, там народу поменьше… Короче, у швейцара спросишь.

— Нормальный ход, — удивился я.

А какое отношение моё удостоверение имеет к гостинице «Россия»? Он же про удостоверение Верховного Совета говорил? Очень хотелось сразу ему этот вопрос задать, но решил, что лучше из автомата ему завтра перезвоню.

Только положил трубку, опять раздался звонок.

Это Жданович попросил принять его людей завтра ближе к вечеру для монтажа большого шкафа-купе в коридоре. Конечно, я согласился.

Не успел я положить трубку, опять раздался звонок.

— Павел, это Валерия Николаевна, — узнал я голос помощницы Пархоменко. — Тебе прямо как в Смольный, не дозвониться.

— Добрый вечер, — удивлённо поздоровался я.

— Тебя Пархоменко завтра вызывает. Сможешь подъехать?

— А что случилось?

— Наверное, вопрос есть к тебе какой-то, — ответила она. — Так что?

— Постараюсь приехать, — пообещал я.

— В первой половине дня или после обеда?

— После обеда, точно, нет, комсорга завтра выбираем. С утра приеду.

— Отлично. Так и доложу, — обрадовалась она и попрощалась.

В пятницу с самого утра поехал к Пархоменко. Что у него за вопрос такой срочный возник, что помощница даже из дома мне вечером дозванивалась?

— Проходи, проходи, Павел, — неожиданно радушно встретил он меня. — Принято решение организовать у нас что-то типа «Комсомольского прожектора» из комсомольцев Комитета по миру и тебя назначить его руководителем.

Он смотрел на меня, а я на него. Судя по его довольному лицу, ничего хорошего мне это не сулило. Значит, понятно, что делать.

— И кому же в голову пришла эта гениальная идея? — спросил я как можно спокойнее, но, видимо, проскользнули-таки у меня нотки сарказма, потому что Пархоменко тут же перестал улыбаться.

— Новый какой-то сотрудник приходил из Комиссии по гражданству, — ответил он. — Не запомнил его фамилию…

— К сожалению, вынужден отказаться, — проговорил я. — Очень жаль, но времени на всё не хватает.

— Но это решение нашей партийной организации, — возразил Пархоменко. — Ты что же, ей не подчинишься?

— Поверьте, Василий Николаевич, мне самому это очень не нравится, но, исходя из имеющегося у меня времени, приходится выбирать, либо возглавить новую структуру, либо готовить аналитические записки для товарища Межуева. Выбор очевиден, не так ли? Если мы оставим Владимира Лазоревича без необходимых ему для заседаний Политбюро материалов, согласитесь, несдобровать нам будет всем.

Пархоменко недовольно поджал губы, конечно, он и сам это прекрасно понимал и вынужденно согласился. Рассчитывал, видимо, что я прогнусь под давлением. Не-а, не на такого напал.

Ну вот, главное — как правильно возражение оформить. Он может еще рассчитывал, что если откажусь, то мой отказ будет иначе выглядеть. Что я ляпну что-нибудь, что потом можно будет парткому представить как неуважение к нему, чтобы мне черную метку поставить в личное дело. Но не будет же он клеймить меня за то, что я отказываюсь от общественной работы в Комсомольском прожекторе, потому что мне необходимо готовить материалы для Политбюро? Никто такого не поймет, его за сумасшедшего примут. Ясно, что нужды Политбюро важнее.

Но! В партком нужно все же будет заглянуть под каким-нибудь другим предлогом через несколько дней, чтобы проверить, как там на меня реагируют. А то вдруг Пархоменко соврет что-нибудь? Он интриган, ему может такая идея прийти в голову.

Попрощался с ним, ожидая несколько секунд, протянет он мне руку или нет. Не протянул. Улыбнулся ему и вышел из кабинета.

— До свидания, Валерия Николаевна, — попрощался я и с его помощницей и решил заглянуть в Комитет по миру.

Застал на месте и Ильдара, и Марка.

— Доброе утро, — поздоровался я с ними. — Что за удивительные новости доходят до меня? Что за «Комсомольский прожектор» вы собрались устраивать?

— Это не мы, — недовольно ответил Ильдар. — Это ваш бывший комсомольский секретарь из МГУ.

— Самедов? — удивился я. — Вот же, банный лист, и тут достал. Значит, это он работает в Комиссии по гражданству… А какое он имеет отношение ко мне и нашим парням?

— Никакого, — ответил Марк. — Ваш Самедов через партком до нас дотянулся, мол, инициатива парторга, в чём лично я теперь очень сильно сомневаюсь…

— Да это смешно! Какая инициатива парткома? — ответил я. — У Самедова в МГУ был «Комсомольский прожектор», он сюда только перешёл и сразу же здесь разговоры о том же начались. Не верю я в такие совпадения…

— Согласен, — глубокомысленно кивнул Ильдар. — Чем больше об этом думаю, тем больше вопросов.

— Сходил бы ты к Семерову, Ильдар Ринатович, — посоветовал Марк. — Поговорил с парторгом, как он себе представляет работу этого «Партийного прожектора»? Объяснил бы сразу, как на работе нашего Комитета это негативно отразится. Только разгребли прежние завалы…

— Это, в любом случае, полезно будет сделать, — кивнул я.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Валиев. — В конце концов, за спрос денег не берут. Схожу, узнаю, зачем это всё надо?

Из Комитета по миру поехал сразу в университет. Не успел я подойти к аудитории, как меня обступили наши парни.

— Ты представляешь? — возмущённо начал Булатов. — Самедов в Верховном Совете решил за наш счёт себе очков заработать!

— Какой ещё «Комсомольский прожектор?» — не менее энергично поддержал его Брагин. — Мы, вообще, не относимся к тамошней комсомольской организации.

— Знаю, знаю. Только что оттуда приехал, — кивнул я. — Парни, попробуем отбиться. Но Самедов зашёл через партком, формально, эта структура создаётся не под эгидой комсомола. Нас Самедов предложил, просто, как уже знакомых ему и способных справиться с этой работой. Ещё, думаю, на нас выбор пал, как на самых молодых и бесправных, считают, что нас можно заставить делать то, что мы не хотим. На остальных сотрудников где сядешь, там и слезешь.

— Это точно, — согласился Лёха Сандалов.

— Что делать-то будем? — спросил Булатов.

— Давайте подождём немного. Валиев сходит к парторгу, поговорит. Исходя из результатов и будем думать, что дальше делать.

Услышав, что начальник не остался в стороне и собирается предпринимать какие-то меры, парни немного успокоились.

Москва. МГУ. Кабинет секретаря комсомольской организации.

Гусев стал чувствовать себя не в своей тарелке, после того, как узнал, что Быстрова — любовница его предшественника. Оправдание её повышенного внимания к его деятельности желанием получше узнать, как работает «Комсомольский прожектор» уже не устраивало его, он не верил ей. Более того, он стал воспринимать её присутствие рядом как некий надзор со стороны Самедова за своей деятельностью. Нет уже, ушел из МГУ, и все, нечего ему разживаться деликатной информацией о моих делах через свою любовницу! Так что он решил избавиться от Быстровой.

Какая бы ушлая ни была эта первокурсница, — думал Гусев, — если ей прямо сказать, что он в курсе её шашней с Самедовым, она, наверняка, стушуется и растеряется. Тут он ей и скажет, что такое поведение недостойно советского комсомольца и предложит ей самой уйти из «Комсомольского прожектора», а он, в свою очередь, пообещает не выносить сор из избы.

Он позвонил Луппиан и попросил прислать к нему Быстрову. После вчерашней выходки Жанны он решил общаться с ней предельно сухо. Очень странная девушка, — подумал он вчера, — лучше держаться от неё подальше. Подумаешь, предложил перекусить вместе — и вдруг такая истерика! Ничего, пройдет время, познакомлюсь с местными кадрами, может, удастся заменить ее на кого-нибудь попонятнее.

Быстрова явилась довольно быстро и с вопросом во взгляде заглянула в кабинет.

— Анатолий Степанович, вызывали?

— Проходи Регина, садись. Разговор у нас будет не очень приятный… Мне стало известно, что ты любовница бывшего секретаря Самедова, — уверенно и строгим голосом проговорил он, пристально глядя ей в глаза.

Регина спокойно взглянула на него, ему даже показалось, что слишком спокойно, но она тут же начала всхлипывать и вытирать то нос, то глаза.

Только этого не хватало, — с досадой подумал Гусев, — слёз от этой Маты Хари он никак не ожидал.

— Анатолий Степанович, не верьте этим сплетням, — плаксивым голосом проговорила она. — Самедова хотели подсидеть, вот и воспользовались этими слухами.

— Слухи, не слухи, а дыма без огня не бывает, — ответил он и неохотно налил ей воды в стакан. По его плану, она уже должна была уйти из кабинета, исключенная из Прожектора, а тут приходится разговоры вести.

— Да это всё Светка Костенко Самедову мстила за то, что он её из Комсомольского прожектора турнул! Я и в КГБ так всё объяснила и где сейчас Самедов? В Верховный Совет на работу перевёлся. А работал бы он там, если бы КГБ мне не поверило?

— Интересно, интересно, — проговорил Гусев. — Ладно, иди на занятия.

Быстрова ушла, всё так же шмыгая носом, а Гусев задумался. Чего она, вдруг, о КГБ заговорила? Что хотела этим сказать? В её мнимые рыдания он нисколько не поверил, даже тушь не потекла. А вот упоминания КГБ его напрягло. Может, эта девушка сексот? Тогда, всё встаёт на свои места, включая её уверенное поведение и манипуляции другими людьми… Тогда трогать её себе дороже, ей есть к кому обратиться за помощью. Придет особист, и все равно настоит на том, чтобы я восстановил ее в Прожекторе. — решил Гусев, уже ранее сталкивающийся с поддержкой КГБ своих агентов. — Но, в этом свете, информация о Костенко приобретает совсем другой статус. Это уже не просто трёп обиженной Быстровой, а более-менее объективная информация, тем более, и Луппиан вчера рассказала, что Костенко вместе с Быстровой распространяла слухи об Ивлеве, а наказания, каким-то образом, избежала, интриганка… Правда, почему тогда КГБ допустило, чтобы Быстровой объявили строгий выговор? Черт ногу сломит в этих местных разборках…

Мотнув головой, Гусев попытался рассуждать логично. Быстрова уверяет, что КГБ не нашло ничего предосудительного в поведении Самедова. Логично, учитывая, что он теперь в Кремль ушел на повышение. Значит, ее информации о Костенко можно верить… Нельзя допустить, чтобы она стала комсоргом. А вдруг она на голосовании наберёт нужное количество голосов?

Гусев позвонил Луппиан и вызвал к себе Костенко.

Когда та явилась минут через двадцать, Гусев не заметил на её лице ничего, кроме любопытства. Уверенность в себе здешних барышень просто зашкаливает… — подумал он.

— Садись, — кивнул он ей в ответ на вежливое приветствие. — Скажи, а как тебе удалось избежать наказания вместе с Быстровой на комсомольском собрании несколько месяцев назад? Всем же была очевидна твоя вина.

Вопрос был задан в лоб, и Светлана явно не ожидала его услышать. Но ответа долго ждать не пришлось.

— Значит, не всем, — ответила она, дерзко взглянув на него.

— Но, я слышал, что за тебя деканат заступился… Ты считаешь, это было справедливо?

— Какая уже разница?

— Большая разница. Я понять хочу, что за человек выдвинул свою кандидатуру на должность комсорга группы.

Костенко приняла защитную позу, скрестив и руки, и ноги и молча уставилась на него исподлобья. Он расценил это как признание ею своей вины.

— Бери самоотвод, — сказал он. — Это будет честно и по отношению к товарищам, и ко всем остальным.

— А если не возьму? — упрямо спросила она.

— Докажешь всем, что у тебя ни стыда, ни совести.

— Если меня выберут, значит, люди так не считают, — уверенно заявила она.

— Так ты возьмёшь самоотвод? — холодно глядя на неё, спросил Гусев.

— Нет! Почему я должна это делать?

Мочало — начинай сначала, — раздражённо подумал Гусев, решил, что бесполезно с ней разговаривать и отпустил.

Ему совсем не понравился её взгляд, самоуверенный, пренебрежительный.

Да откуда это в такой молодой девчонке? — озабоченно подумал он. — Нет. Правильно я все понял. Никак нельзя её допускать в комсорги.

Гусев позвонил Луппиан и вызвал её к себе.

Когда она пришла, он попросил её рассказать о втором кандидате в комсорги. Луппиан поведала ему, что Брагин был уже комсоргом этой группы в начале первого курса, но потом его переизбрали на того парня, что сейчас в больницу загремел со сломанными ногами после аварии. Отец у него генерал милиции, парень женат, жена учится в другом институте, но всё лето работала с группой мужа в стройотряде.

— Ивлев им такой стройотряд организовал, — доложила Луппиан, не глядя ему в глаза. — Все студенты этой группы за прошедшее лето очень хорошо заработали. Это стало притчей во языцех у нас в университете.

— А зачем же сын генерала пошёл с ними работать, да ещё с женой? — удивлённо спросил Гусев.

— Ну и что, что он сын генерала? — в свою очередь удивилась Луппиан и взглянула, наконец, на начальника. — У них полгруппы таких, все работали.

— Это хорошо. Это правильно, — убеждённо ответил ей он. — Когда у них собрание?

— В конце этой пары.

— Отлично, — принял решение Гусев.

После пар остались на комсомольское собрание. Луппиан, как и предупреждала, притащила зачем-то Гусева. Объявила начало собрания, назначила секретаря, обозначила повестку дня и тут, неожиданно, взял слово Гусев.

— Товарищи, — обратился он к нам, — вы сегодня выбираете комсорга своей группы. Призываю вас отнестись к этому со всей серьёзностью. У вас есть два кандидата. Выбор за вами. Но на мой личный взгляд, Брагин Константин является тем самым человеком, который достоин возглавить комсомольскую ячейку вашей группы. У меня всё. Прошу высказываться остальных.

А в аудитории повисла гробовая тишина. Сказать по правде, не ожидал от него такого. Да и никто не ожидал.

— Кто-то хочет ещё высказаться? — оглядела нас Луппиан. Мы молчали. — Хорошо, тогда, голосуем. Кто за то, чтобы избрать комсоргом группы Костенко Светлану?

Не поднялось ни одной руки. Вообще… Как Светка ни крутила головой, оглядываясь, ей оставалось только молча злиться.

— Кто за то, чтобы комсоргом группы стал Брагин Константин? — спросила Луппиан и тут же поднялся лес рук, за одним исключением — Костенко. — Есть воздержавшиеся? — Думал, Светка воздержится, но она не подняла руку. — Против? — продолжила вести собрание Луппиан.

Светка и тут руку не подняла, лишь покраснела пятнами.

— Света, ты не участвуешь в голосовании? — уточнила у неё Жанна.

— Нет, — раздражённо ответила та.

— Ну, хорошо. Комсоргом группы единогласно избран Брагин Константин. Поздравляем, — улыбнулась она ему. — Собрание окончено.

— Поздравляем, — торжествующе пожал руку Брагину Гусев, попрощался с нами и с озабоченным видом вышел. Судя по всему, уже куда-то опаздывал.

Светка вскочила и вылетела из аудитории, а мы стали поздравлять Костяна.

Москва. Советский комитет по миру.

— Ну как? — с надеждой спросил Марк вернувшегося от парторга Валиева. — Принял?

— Не принял, — с досадой ответил ему Ильдар. — То говорили, что он на совещании, вот-вот вернётся. Потом сказали, наконец, что не ждите, он, теперь, только в понедельник будет.

— Пятница, — развёл руками Марк. — Что вы хотите?

— Хочу понять, что мне делать в этой ситуации…

— Откажите этому Самедову, а там посмотрим. Может, и прокатит. За что вас ругать, если сотрудники и так едва справляются с работой?

— Думаешь? — с сомнением спросил его Ильдар.

Москва. Лубянка. Кабинет зампреда КГБ СССР.

Получив первый отчёт по результатам прослушки квартиры Ивлева, Вавилов с интересом взялся за его изучение, однако его ждало разочарование. За всю прошедшую неделю был только один любопытный звонок, где Ивлеву сообщили, что в городе, откуда он родом, про него ходят слухи, что он занимается в Москве бандитизмом. На что Ивлев ответил собеседнику, своему бывшему однокласснику, что это тёща распускает о нём такие слухи.

Вавилов дважды перечитал расшифровку этого разговора. Бандитизм — это очень серьёзное обвинение и требует тщательной отработки. Это необходимо, даже, не с той точки зрения, что надо убедиться в том, что это оговор, это и так понятно, на девяносто девять и девять десятых процентов Вавилов был в этом уверен. Но необходимо пресекать подобные слухи в отношении государственного служащего. Тем более, сотрудничающего с ними госслужащего!

Оговор, конечно, в отношении любого человека не допустим, но в отношении тех, кто сотрудничает с нами, тем более! — решил Вавилов и нажал кнопку селектора:

— Николай Максимович, полковника Воронина ко мне.

Всем, кто был с нами и Пашей, большое спасибо! Следующая книга серии — здесь:

https://author.today/work/366122