Риф яркости

Легенды

Есть слово, которое нас просят не употреблять слишком часто. И когда мы его произносим, говорить шепотом.

Просят нас об этом треки – просят сделать это из вежливости, уважения и суеверия.

Это слово – название – состоит оно из двух слогов, и треки боятся снова его услышать.

Так они когда-то называли себя.

Предположительно, это название по-прежнему используется их сородичами на звездных маршрутах Пяти Галактик.

Сородичами могучими, приводящими в ужас, решительными, безжалостными и целеустремленными.

Как не похожа наша раса кольчатых на описание тех, кто по-прежнему, подобно богам, правит космосом. На джофуров.

Некоторые расы, прилетевшие на Джиджо в крадущихся кораблях, были, подобно квуэнам и людям, почти неизвестны в Пяти Галактиках. Другие, как г'кеки и глейверы, обладали некоторой известностью благодаря своим особым способностям. Хуны и уры были известны всем, так что даже земляне узнали их перед приземлением и встревожились.

Но говорят, все дышащие кислородом звездные кланы узнают груды колец, нагроможденные друг на друга, зловещие и могущественные.

Когда прилетел крадущийся корабль треки, г'кеки бросили на него один взгляд и на несколько поколений ушли в укрытие, прячась в ужасе, пока наконец не поняли, что это другие кольца.

Когда их увидели поселенцы-квуэны, они едва не улетели снова, не разгружаясь и даже не приземляясь.

Как могли наши любимые друзья пережить такую репутацию? Почему они так отличаются от тех, кто по-прежнему летает в космосе под этим страшным названием?

Размышления о Шести. Овум Пресс, 1915 год изгнания

Аскс

Либо чужаки стараются сбить нас с толку, либо в них есть что-то необычное.

Вначале их сила и знания казались нам такими, какими и должны быть: настолько превосходящими наши, что мы по сравнению с ними невежественные животные. Неужели мы решимся сопоставлять нашу ничтожную мудрость, нашу простую жизнь с их величественными, сложнейшими машинами, их лечебным искусством и особенно с их поразительно проницательными вопросами об особенностях жизни на Джиджо? Их эрудиция свидетельствовала, что в их распоряжении огромные знания, несомненно, почерпнутые из последнего исследования этого мира, проделанного миллион лет назад. И все же…

Они как будто ничего не знают о лорниках и зукирах.

Они не могут скрыть своего возбуждения, когда работают с глейверами, как будто совершили великое открытие.

Они отпускают удивленные и нелепые замечания относительно шимпанзе.

А теперь они хотят все знать о мульк-пауках, задают наивные вопросы, на которые может ответить даже такой неспециалист, как эта груда колец. Даже если бы все мои разумные кольца подверглись плену и ушли, оставив только инстинкт, память и движения.

На носу большого корабля, который оставил здесь станцию, не было знака Великой Библиотеки. Мы посчитали его отсутствие простым свидетельством преступности. Отрицательным символом, обозначающим нечто вроде стыда украдкой.

Но, может быть, это нечто большее? Гораздо большее?

Сара

От мастерской Энгрил на канале Пиммин очень близко до больницы, куда вчера Пзора поместил Незнакомца. Энгрил согласилась встретиться там с Сарой и портретистом Блумом. Времени оставалось мало. Может, идея Сары глупа или непрактична, но лучшей возможности изложить ее не будет и не будет лучшего слушателя, чем Ариана Фу.

Нужно принимать решение. И пока предзнаменования нехорошие.

Посланники деревни Доло собрались накануне вечером в таверне вблизи урского квартала, чтобы обсудить, что каждый из них узнал с тех пор, как причалил Хауф-вуа. Сара показала экземпляр доклада мудрецов, только что напечатанный в мастерской Энгрил, думая поразить остальных. Но к вечеру Пзора уже почти все знал.

– Я вижу три возможности, – сказал мрачный фермер Джоп, держа в руках кружку кислой пахты. – Первая: вся эта история – проклятая Яйцом ложь. На самом деле корабль из больших Институтов, и нас будут судить, как и предсказано в Свитках, но мудрецы распространяют сказки о бандитах, чтобы, оправдать созыв милиции и подготовку к сопротивлению.

– Но это нелепо! – возразила Сара.

– Правда? Тогда почему собраны все отряды? В каждой деревне тренируются люди. Во всех направлениях скачут кавалеристы-уры, а хуны смазывают свои старые катапульты, как будто можно камнями подбить звездный корабль. – Он покачал головой. – Что, если мудрецам пришла в голову мысль сопротивляться? Не в первый раз лидеры сходят с ума при приближении конца своей ничтожной власти.

– Но как же эти рисунки? спросила скрайвен-танцовщица Фалькун. Г'кек коснулась одной из репродукций, на которой изображены два человека в цельных костюмах, высокомерно глядящие на зрелище, новое и одновременно такое жалкое для них.

Джоп пожал плечами:

– Самый нелепый рисунок. Что могут здесь делать люди? Когда наши предки покидали Землю в устаревшем третьесортном корыте, ни один человек не понимал принципа его работы. Те, что остались дома, и за десять тысяч лет не могли бы догнать галактические стандарты.

Сара видела, как Блейд и капитан-хун удивленно переглянулись. То, что сказал Джоп о человеческой технологии времен изгнания, не тайна, но им трудно себе это представить. На Джиджо земляне – это инженеры, которые обычно знают ответы на вопросы.

– И кому понадобилось разыгрывать такой обман? – спросила Ульгор, опуская коническую голову. В позе тела ура Сара видела напряжение. Ого, подумала она.

Джоп улыбнулся.

– Какой-нибудь группе, которая увидела среди этого смятения возможность опозорить нашу честь и отомстить перед Судным днем.

Человек и ур смотрели друг на друга, оскалив зубы – что можно было принять и за улыбку, и за вызов. И Сара на этот раз благословила болезнь, которая заставила почти все реуки свернуться и впасть в спячку. Симбионты не допустили бы никакой двусмысленности при переводе того, что испытывали Джоп и Ульгор.

И в этот момент между двумя протянулась струйка желтоватого пара – и запахло липкой сладостью. Джоп и Ульгор одновременно отпрянули от этого запаха в противоположных направлениях, прикрывая носы.

– Ууупс, выражаю сожаление от моего/нашего имени. Пищеварительный тор этой груды все еще обрабатывает богатую пищу, которую нам предлагали на борту хунского корабля.

Капитан Хауф-вуа невозмутимо сказал:

– Очень любезно с твоей стороны, Пзора. А что касается обсуждаемого вопроса, мы должны решить, какой совет отправить в Доло и в поселения в верховьях Рони. Поэтому позвольте мне спросить Джопа… Хрррм – что если мы рассмотрим более простую теорию: что это не обман со стороны достопочтенных мудрецов, хрр?

Джоп с кашлем продолжал махать рукой перед носом.

– Это приводит нас к возможности номер два – что мы подвергаемся испытанию. День наконец пришел, но благородные галакты еще не решили, что с нами делать. Может быть, великие Институты наняли людей-актеров, чтобы они сыграли свои роли, предоставив нам шанс склонить чашу весов в одну сторону – с помощью правильных действий, или в другую, если мы выберем неверно. А что касается совета, который мы пошлем вверх по реке, я предлагаю сообщить, что следует заняться уничтожением в соответствии в древним планом.

Блейд, молодой делегат-квуэн, откинулся назад на трех ногах, приподнял свой синий панцирь, запинаясь и свистя, так что его попытка говорить на англике закончилась неудачей. Он переключился на Галактический Два.

Безумие ты демонстрируешь! Это сумасшествие, то, что ты говоришь! Наша могучая плотина (великолепная на взгляд и на запах) должна исчезнуть? Зачем, если наше (незаконное) пребывание на Джиджо уже известно? Джоп объяснил:

– Действительно, мы не можем скрыть свою преступную колонизацию. Но мы можем начать процесс уничтожения следов своей деятельности с этого изуродованного мира. Показав свои добрые намерения, мы можем заслужить снисхождение.

Чего мы не должны делать – и боюсь, что в этом отношении наши мудрецы обмануты, – это предлагать любое сотрудничество людям, которые делают вид, что они генные грабители. Никаких подачек или услуг, поскольку это – тоже часть испытания.

Ульгор с сомнением фыркнула.

– А третья возможность? Что, если они на самом деле преступники?

Джоп пожал плечами:

– Остается справедливым тот же ответ. Пассивное сопротивление. Слиться с местностью. Снести наши города…

– Сжечь библиотеки, – вмешалась Сара, и Джоп, посмотрев в ее сторону, коротко кивнул.

– Это прежде всего. В них корень обмана. Наши нелепые претензии на цивилизованный статус. – Он повел рукой, указывая на старое буйурское помещение, преобразованное в таверну, на закопченные стены, украшенные копьями, щитами и другими сувенирами кровавой осады города Тарек. – Цивилизованный! – Джоп снова рассмеялся. – Мы подобны попугаям-тикам, повторяем стихи, которых не понимаем, жалко подражаем обычаям могучих. Если действительно прилетели пираты, такое тщеславие лишь уменьшит нашу возможность закопаться. Наш единственный шанс на выживание – слиться с животным миром Джиджо. Стать невинными, как глейверы в их блаженном спасении. Мы бы уже достигли такого блаженного состояния, если бы люди не испортили природу своей так называемой Великой Печатью.

Так что, как видите, это не имеет значения, – закончил он, снова пожимая плечами. – Пришельцы могут оказаться благородными советниками Великого Института Миграции или самыми грязными преступниками космоса. В любом случае для нас наступил день суда. Наше единственное возможное решение одно и то же.

Удивленно качая головой, Сара заметила:

– Ты начинаешь говорить как Ларк.

Но Джоп не видел в этом ничего ироничного. С тех пор как оглушительный, ужасающий призрак потряс древесные фермы, оставляя в обожженном небе шумный горячий след, фермер с каждым днем становился все большим радикалом.

– Плохо дело, – сказал Блейд Саре позже в тот же вечер, когда Джоп отправился на встречу со своими друзьями и единоверцами. – Он кажется уверенным в своих рассуждениях и добродетели – как серая королева, убежденная в своей праведности.

– Самодовольство и лицемерие – чума, которая поражает все расы, кроме треки, – ответила Фалькун, наклоняя два стебелька в сторону Пзоры. – Ваш народ счастлив, потому что избавлен от проклятия эгоизма.

Аптекарь из деревни Доло испустил негромкий вздох.

– Я/мы советую не делать поспешных заключений, дорогой друг. Сказано, что некогда мы тоже обладали такой способностью, партнером которой является дар/проклятие тщеславия. Исключить эту способность из нашей природы означало отказаться от величайшего сокровища, от наших лучших колец. Сделать это было нелегко.

То, чего мы/я больше всего боимся при восстановлении контакта с галактами, вам, народам и существам, не понять: мы боимся поддаться искушению.

Мы боимся предложения снова стать цельными.

Клиника – это царство колес. Повсюду врачи-г'кеки и пациенты в креслах на колесах. Многие аптекари-треки пользуются фургонами-скутерами и передвигаются в них быстрее, чем если бы просто шли. Неудивительно, что ровная городская планировка больше всего подходит этим двум из Шести.

Палата Незнакомца на пятом этаже и выходит на слияние рек Руни и Бибур. В окно видны оба паровых парома, причаленных в гавани под маскировочным навесом. Теперь они действуют только по ночам, потому что особо бдительные угрожали сжечь их, если они покажутся днем. А сегодня утром пришло подтверждение с Поляны. Высокие мудрецы также хотят, чтобы признаки высокой технологии без необходимости не обнаруживались Шестью. Ничего не уничтожайте. Все прячьте.

Это лишь усилило смятение среди простого народа. Пришел Судный день или нет? Во всех частях города слышны были шумные споры. Нам нужно, чтобы нас объединила какая-нибудь цель, думала Сара, иначе мы начнем распадаться: отдельно кожа и шкура, панцирь и спицы.

Служитель-треки провел Сару к отдельной палате, отведенной для Незнакомца. Смуглый мужчина посмотрел на вошедшую Сару и улыбнулся: он явно радовался ее появлению. Отложил карандаш и блокнот, в котором Сара увидела изображение того, что находится за окном: один из паромов под маскировочной сеткой. К стене был прикреплен другой рисунок. На нем был изображен концерт на корме Хауф-вуа – приятная интерлюдия в мире, охваченном кризисом.

– Спасибо, что пришла, – сказала пожилая, болезненного вида женщина, сидевшая рядом с постелью Незнакомца и поразительно напоминавшая г'кека: цветом одежды, поразительно голубыми глазами и тем, как кресло на колесиках вмещает ее прикрытое одеялом тело. – Мы прогрессируем, но кое-что я хотела проверить только после твоего появления.

Сара по-прежнему удивлялась, почему именно Ариана Фу заинтересовалась раненым. Теперь, когда Лестер Кембел и другие мудрецы далеко, она – самый высокопоставленный человек-ученый в Библосе. Можно было подумать, что у нее сейчас окажется немало более важных дел, чем интересоваться происхождением Незнакомца.

Вкатился врач-г'кек, говорил он мягко, с культурным акцентом.

– Пожалуйста, Сара, прежде всего расскажи нам все, что помнишь о внешности Незнакомца в тот день, когда ты вытащила его, обгоревшего и оборванного, из болота.

Сара молча покачала головой.

– Из его одежды ничего не сохранилось?

– Было несколько обрывков, в основном обгоревших. Мы выбросили их, когда обрабатывали ожоги.

– Обрывки отправились в бочку для мусора? – оживленно спросил врач. – Одну из тех бочек, что привез Хауф-воа?

– Никаких украшений или значков не было, если вас это интересует. Обрывки отправились на переработку, как всякие тряпки. Прямиком в измельчающую машину в мастерской отца. А они помогли бы?

– Может быть, – ответила пожилая женщина. Она была явно разочарована. – Мы стараемся рассмотреть все возможности.

Незнакомец сложил руки на колени, он переводил взгляд с одного на другого, словно очарованный не смыслом слов, а их звучанием.

– Вы можете… – Сара глотнула, – можете что-нибудь для него сделать?

– Это зависит от многого, – ответил врач. – Ожоги и контузии хорошо заживают. Но наши лучшие мази бессильны против структурных повреждений. Наш загадочный гость утратил часть лобной доли головного мозга – в левом полушарии. Ее словно вырвал какой-то свирепый хищник. Я уверен, ты знаешь, что именно в этой части у вас, людей, расположен центр речи.

– А есть ли возможность?…

– Восстановления утраченного? – Жест сомнения г'ке-ков – переплетение двух глазных стебельков – никогда не становился модным у других рас. – У очень молодого человека или женщины возможен перенос речевых способностей в правую долю. Так иногда бывает у тех, кто получил сильный удар по голове. Но у взрослых мужчин такое случается редко. Увы, их структура мозга гораздо более жестко закреплена.

Свет в темных глазах Незнакомца обманчив. Незнакомец дружелюбно улыбнулся, словно разговор идет о погоде. Его радостный взгляд разрывал Саре сердце.

– Ничего нельзя сделать?

– В Галактике – может быть.

Древнее выражение, почти поговорка – когда речь идет о том, что выходит за пределы примитивных возможностей Склона.

– Но мы ничего больше сделать не можем. Здесь не можем.

Было что-то загадочное в тоне врача. Все его четыре глаза были устремлены внутрь. Он походил на человека, разглядывающего собственные ногти в ожидании, пока будет произнесено невысказанное. Сара посмотрела на Ариану Фу: у той было непроницаемое, собранное лицо.

Слишком собранное. Сара догадалась, на что намекает врач.

– Вы серьезно?

Женщина-мудрец на мгновение закрыла глаза. А когда открыла, в них был дерзкий блеск.

– Нам сообщают, что пришельцы стараются склонить на свою сторону общественное мнение, переманивают на свою сторону с помощью лекарств и чудес исцеления. Из Тарека и других мест уже двинулись без всякого разрешения караваны больных и калек. Они преодолевают трудный путь в надежде на чудесное исцеление. Признаюсь: такая мысль пришла мне на ум. – Она подняла свои тонкие, как палка, руки. – Многие могут умереть в пути, но что значит такой риск по сравнению с искрой надежды?

Сара помолчала.

– Вы думаете, чужаки могут ему помочь?

Ариана пожала плечами по-хунски – то есть надула щеки.

– Кто может сказать? Откровенно говоря, я сомневаюсь, чтобы даже галакты сумели излечит такое повреждение. Но у них есть паллиативные средства, способные намного улучшить положение. Во всяком случае, очень велика вероятность, что мое предположение справедливо.

– Ваше предположение?

– Что наш Незнакомец совсем не бедный дикарь. Сара посмотрела на нее и замигала.

– Ифни! – выдохнула она.

– Поистине, – кивнула Ариана Фу. – Можем ли мы проверить, послан ли наш гость действительно богиней удачи и перемен?

Сара едва могла кивнуть. И пока пожилая женщина рылась в своей сумке, девушка размышляла. Наверно, именно поэтому все преклонялись перед ней, когда она была главным мудрецом до Кембела. Говорят, гениальность – это способность увидеть очевидное. Теперь я знаю, что это правда.

Как я могла быть так слепа!

Ариана извлекла несколько страниц, только что напечатанных на машине Энгрил.

– Я хотела попросить присутствовать чувствительного, но если я права, нужно все это держать в тайне. Так что придется нам самим наблюдать за его реакцией. Заметьте, что он, пожалуй, единственный во всем Тареке, кто еще не видел этого. Прошу всех внимательно наблюдать.

Она подкатилась поближе к пациенту, который внимательно смотрел, как она выкладывает листки на одеяло. Улыбка постепенно исчезала с его лица: он брал листок и осторожно прикасался к тонким линиям. Горы окружали долину, похожую по форме на лук и усеянную поваленными деревьями. Это гнездо, а в нем толстое копье с выступающими ребрами. Очертания этого копья Сара впервые увидела в небе над своим сотрясаемым домом. Кончики пальцев, дрожа, касались пологих изгибов корпуса. Улыбка исчезла, сменившись выражением болезненной сосредоточенности. Сара чувствовала, что Незнакомец пытается что-то вспомнить. Очевидно, есть здесь узнавание знакомого и что-то гораздо-гораздо большее.

Незнакомец посмотрел на Ариану Фу. Глаза его были полны болью и вопросами, которые он не мог сформулировать.

– Но что это доказывает? – спросила Сара, мысленно корчась.

– Рисунок корабля его встревожил, – ответила Ариана.

– Как встревожил бы любого умного члена Шести, – заметила Сара.

Пожилая женщина кивнула.

– Я ожидала более радостной реакции.

– Вы думаете, он один из них? – спросила Сара. – Думаете, он потерпел крушение в болотах к востоку от Доло на борту какой-то летающей машины. Он галакт. Преступник.

– Учитывая совпадение во времени, это самая вероятная и простая гипотеза – абсолютно незнакомый человек, обгоревший во влажных болотах, появляется с ранами, которые не в состоянии излечить наши врачи. Но попробуем другой рисунок.

На следующем рисунке та же долина, но вместо корабля то, что мудрецы называют “исследовательской станцией”, которая должна анализировать джиджоанскую жизнь. Незнакомец смотрел на черный куб заинтересованно и, может быть, слегка испуганно.

Наконец Ариана показала рисунок, на котором были изображены две фигуры с сильными уверенными лицами. Пара, пролетевшая ради грабежа сотни световых лет.

На этот раз Незнакомец ахнул. Он смотрел на изображение людей, притрагивался к символам на их цельных костюмах. Не требовалось обостренной чувствительности, чтобы заметить отчаяние в его взгляде. С нечленораздельным возгласом он скомкал листок, бросил в угол палаты и закрыл глаза рукой.

– Интересно. Очень интересно, – прошептала Ариана.

– Не понимаю, – вздохнул врач. – Означает ли это, что он не с Джиджо, или нет?

– Боюсь, делать выводы слишком рано. – Ариана покачала головой. – Скажем так: возможно, он из Пяти Галактик. Если преступники ищут сбежавшего соучастника, а он оказывается в наших руках, это может стать нашим преимуществом.

– Какого… – начала Сара, но старшая женщина продолжала, словно рассуждая вслух:

– Увы, его реакцию я бы не назвала желанием вернуться к потерянным товарищам. Может, он сбежавший от них враг? Каким-то образом ему удалось сбежать из заключения, может, даже совершив убийство, за день-два до посадки корабля грабителей? Какая ирония, что именно эта рана не дает ему возможности все нам рассказать! Интересно, не они ли причинили ее… как варварские короли на древней Земле вырезали языки своим врагам. Как ужасно, если это правда!

Все эти возможности, изложенные женщиной-мудрецом, ошеломили Сару. Наступило долгое молчание. Наконец снова заговорил врач.

– Ваши размышления интригуют меня и приводят в ужас, старый друг. Но сейчас я должен попросить не волновать больше пациента.

Однако Ариана только покачала головой, продолжая размышлять вслух.

– Я думала немедленно отправить его на Поляну. Пусть Вуббен и остальные решают, что делать дальше.

– Правда? Я никогда не разрешил бы вам перемещать так серьезно…

– Разумеется, возможность воспользоваться галактическим уровнем лечения ран прекрасно объединяет прагматизм и доброту.

Оральный клапан врача-г'кека открылся и закрылся. Врач молча обдумывал слова Арианы. Наконец его стебельки втянулись.

Женщина-мудрец в отставке вздохнула.

– Увы, вопрос, кажется, приобрел чисто академический интерес. Судя по тому, что мы видели, сильно сомневаюсь, чтобы наш гость хотел туда отправиться.

Сара уже собиралась сказать женщине, куда та может отправляться со своими попытками вмешаться в жизнь человека. Но в этот момент предмет их разговора отнял руки от лица. Он посмотрел на Ариану и Сару. Потом взял один из рисунков.

– И… – Глотнул, и лоб его сморщился в крайней сосредоточенности.

Все смотрели на него. Человек поднял рисунок с изображением звездного корабля среди поваленных деревьев. Указательным пальцем постучал по нему.

– И…и…

Потом жалобно посмотрел Саре в глаза. И перешел на шепот.

– Идти.

После этого обсуждение дальнейших планов Сары словно потеряло свою актуальность. Значит, я все-таки не вернусь в Дало на следующем корабле. Напротив, отправлюсь на встречу с чужаками.

Бедный отец. Он всегда хотел в безопасности растить множество маленьких мастеров бумажных дел. Но все его наследники разбежались по разным опасным делам так быстро, как могут нести ноги.

Пришли Энгрил и Блур, портретист, с орудиями своего ремесла.

Блур, невысокий светлокожий мужчина с завитками рыжих волос, падающих на плечи. Руки его в пятнах, появившихся за годы занятий своим тонким мастерством. Он держал металлическую пластину размером с ладонь; на пластине виднелись тонкие линии и углубления. И под некоторым углом в игре света и тени из них возникали четкие изображения.

– Это называется процесс Дагерра, – объяснил он. – На самом деле это очень примитивная техника сохранения изображений. Один из первых способов фотографии, изобретенный волчатами-людьми на старой Земле. Так говорится в наших справочниках. Сегодня мы не используем эту процедуру для изготовления портретов: бумага дешевле и безопасней.

– И к тому же бумага разлагается, – добавила Ариана Фу, поворачивая в руках пластину. На рифленом металле была изображена урская воительница высокого ранга, с обоими мужьями на спине в формальной позе. Длинная гибкая шея самки была раскрашена яркими зигзагообразными полосами. В руках она ласково, словно возлюбленную дочь по запаху, держала большой лук.

– Действительно, – согласился портретист. – Отличная бумага, производимая отцом Сары, гарантированно распадается меньше чем через сто лет, не оставляя никаких следов, способных выдать наших потомков. Этот образец дагерротипа один из немногих сохранившихся; все остальные с того времени, как укрепившаяся Община привела к уважению Закона, отправлены в мусорную Помойку. У меня есть специальное разрешение на этот прекрасный экземпляр Видите эти тонкие детали? Он создан до начала третьей войны людей с урами. Мне кажется, здесь изображен вождь племени Сул. Обратите внимание на шрамы татуировки. Замечательно! Так же четко и ясно, как в тот день, когда было снято.

Сара наклонилась, и Ариана передала ей пластинку.

– А кто-нибудь с тех пор пользовался этим процессом на Джиджо?

Блур кивнул.

– Каждый член моей гильдии делает один дагерротип, доказывая свое право стать мастером. Результаты отправляются в Помойку или к кузнецам на переплавку, но мастерство сохраняется. – Он поднял свою сумку, слегка звякнув бутылочками. – Здесь достаточно кислоты и закрепителя, чтобы обработать несколько десятков пластин, но самих пластин у меня всего двадцать. Если потребуется больше, нужно будет заказать в городе Овум или в одной из вулканических кузниц.

Сара почувствовала легкое прикосновение к плечу, повернулась и увидела протянувшего руку Незнакомца Она отдала ему маленькую фотографию, и он осторожно провел кончиками пальцев по бороздкам.

Теперь, выслушав теорию Арианы, Сара по-иному воспринимала все, что делает раненый. Смеется ли он над примитивностью технологии, или выражает восхищение мастерством? Или радость в его глазах – реакция на изображение свирепой воительницы, которая была настоящим бичом во время героической борьбы десять поколений назад?

Ариана Фу потерла подбородок.

– Двадцать пластин. Допустим, хорошие изображения получатся на половине…

– Щедрая оценка, мой мудрец, поскольку техника требует длительной экспозиции. Ариана хмыкнула.

_

– Тогда полдюжины удачных. И несколько следует передать чужакам, чтобы они поверили в реальность угрозы.

– Можно сделать копии, – вмешалась Энгрил.

– Копий не должно быть, – сказала Сара. – Они должны предположить, что у нас есть много других. Главное в том, способна ли такая пластинка выдержать миллион лет.

Художник сдул прядь рыжих волос. Из его горла вырвался странный сдавленный звук, похожий на вздох квуэна.

– В правильно подобранных условиях металл покрывается защитной окисленной пленкой… – Он нервно рассмеялся, переводя взгляд с Сары на Ариану. – Неужели вы серьезно? Блеф – одно дело. Мы в таком отчаянном положении, что способны ухватиться за соломинку. Но неужели вы считаете, что мы действительно сможем сохранить свидетельства до следующего галактического обследования?

Врач г'кек сплел два глазных стебелька таким образом, что они смотрели в противоположных направлениях

– Похоже, у нас рождается совершенно новая ересь.

Аскс

Возможно, это была ошибка – так усиленно стараться подавить пси-способности среди Шести.

Большую часть долгого тысячелетия нашего изгнания это казалось разумным шагом. Разве не наша великая цель – оставаться незамеченными? Мы должны только строить скромно, в гармонии с природой, и пусть остальное сделают справедливые законы вселенной.

Но канал пси-связи непрямолинеен и ненадежен. Во всяком случае, так говорится в книгах, напечатанных людьми. Однако сами люди признают, что во времена бегства их предков об этом мало было известно.

Когда Святое Яйцо дало нам реуков, некоторые из Шести опасались, что симбионты действуют на уровне пси и это может сделать наш анклав беглецов более заметным. И вопреки несомненным доказательствам противоположного, старая клевета ожила и снова вызывает между нами трения.

Некоторые даже утверждают, что само Святое Яйцо приближает наше уничтожение! Действительно, почему пираты явились именно сейчас, всего сто лет спустя после благословенного дня появления Яйца? Другие указывают, что мы сейчас гораздо больше знали бы о пришельцах, если бы выращивали собственных посвященных, а не немногих определителей правды, которые есть у нас сегодня.

Сожаление глупо и бесполезно, с таким же успехом я мог бы сожалеть о кольцах, которые, как говорят, покинули наши предки – просто потому, что эти тороиды были запятнаны грехом.

Какие невероятные способности придавали нам эти кольца, как говорится в легендах! Бежать быстрей ветра, легко как уры. Плавать как квуэны, и ходить по дну моря. Касаться мира на всех уровнях его структуры и управлять им. И прежде всего – смотреть в лицо вселенной с уверенностью, совершенно, биологически спокойной. Никакая неуверенность не заражала бы наше сложное сообщество личностей. Только могучий эгоизм центрального, уверенного “Я”.

Двер

У синих горных квуэнов другие традиции, чем у тех их родичей, что живут за могучей плотиной Доло. Дома ритуалы линьки всегда казались неформальными. Человеческие дети из ближайших деревень бегали со своими хитиновыми друзьями, а взрослые в это время пили нектар-пиво и праздновали появление нового поколения.

В этом горном святилище песни и ритуальное шипение принимали более торжественные формы. В числе гостей были местный врач-г'кек, несколько сборщиков-треки и с десяток соседей-людей, которые по очереди заглядывали в изогнутое окно, чтобы увидеть, что происходит в колыбели личинок в соседнем помещении. Хуны, которые рыбачат в озере за плотиной, как обычно, прислали свои извинения. У большинства хунов непреодолимое отвращение к квуэнскому способу воспроизводства.

Двер пришел сюда из благодарности. Если бы не этот гостеприимный улей, у него, вероятно, были бы обрубки рук и ног, а не почти полные наборы пальцев, все еще ноющих, но выздоравливающих. К тому же появилась возможность сделать перерыв в напряженных приготовлениях, которые они проделывают с Дэйнелом Озавой. Когда местный матриарх Режущий Язык позвала их к этому окну, они с Дэйнелом поклонились ей и учителю-человеку мистеру Шеду.

– Поздравляю вас обоих, – сказал Озава. – Пусть у вас будут отличные выпускники.

– Спасибо, достопочтенный мудрец. – Дыхание Режущего Языка выдавало ее взволнованность. Как главная самка, она отложила свыше половины всех яиц. Многие из корчащихся фигур за окном будут ее отпрысками, готовыми наконец появиться на свет. И после двадцати лет ожидания можно думать, что она будет слегка нервничать.

Мистер Шед не внес свой вклад в генетический аппарат квуэнов, формировавшихся за дверью, но и на его худом лице заметно было волнение.

– Да, отличный выводок. Когда их панцири затвердеют и они получат имя, из некоторых получатся прекрасные старшие ученики.

Режущий Язык добавила:

– Двое уже прекрасно режут дерево, хотя, мне кажется, наш учитель имеет в виду другие способности. Мистер Шед кивнул.

– У нас тут поблизости, ниже по склону, школа, куда местные племена посылают самых умных детей. Елмира вполне подойдет, если пройдет через…

Матриарх предупреждающе зашипела.

– Учитель! Держи свои личные прозвища при себе. Не сглазь личинок в этот священный день! Мистер Шел нервно глотнул.

– Простите, матрона. – И покачнулся с боку на бок, как делают молодые квуэны, когда их застанут за ловлей раков в инкубатории.

К счастью, как раз в этот момент появился поставщик провизии треки с котлом, полным вел-нектара. Люди и квуэны столпились у стола. Но Двер видел, что Озава испытывает то же, что и он. У них нет времени на эйфорию. Ведь они готовят чрезвычайно серьезное дело.

Жаль, однако, подумал Двер, заметив, что треки приправляет каждый кубок специальным спреем из своего химически – синтезирующего кольца. Вскоре под опьяняющим действием напитка настроение в помещении поднялось. Режущий Язык присоединилась к остальным у стола, оставив троих людей у окна в одиночестве.

– Вот так, мои красавицы. Делайте это осторожней, – прошептал учитель, который по контракту учил детей квуэнов чтению и письму – долгая работа, требующая большого терпения, ведь личинки долгие десятилетия проводят в одном тинистом помещении, питаясь мелкими извивающимися существами и постепенно усваивая мыслительные привычки разумных существ. К удивлению Двера, мистер Шед надел на лицо функционирующего реука. В последнее время большинство симбионтов впали в спячку или даже умерли.

Двер всмотрелся в окно – набор из множества мелких линз со сломанным стеблем посредине. В центре соседнего помещения располагался бассейн, полный тины, и в нем барахтались какие-то фигуры, словно в поисках выхода. Должно быть, это и есть любимые ученики мистера Шеда, а некоторые снова будут его учениками, когда сбросят кокон и станут взрослыми квуэнами. Игра личинок уходит на миллионы лет в прошлое, задолго до того, как патроны вмешались в развитие расы квуэнов и превратили их в обитателей звезд. И в этой игре была собственная логика.

– Правильно, дети, не торопитесь… – Полный надежды вздох Шеда прервался, когда из бассейна вырвался столб пены. Из воды клубком вылетели переплетенные фигуры. Двер разглядел одну из них, уже почти пятистороннюю, с тремя бьющимися под аквамариновым панцирем ногами. На молодом панцире были видны следы недавних расчесов. И висели обрывки беловатой плоти – это тело личинки, которое должно быть сброшено.

Легенды утверждают, что у квуэнов, которые по-прежнему летают меж звездами, есть гораздо более легкие способы перехода – с помощью машин и в искусственном окружении, но на Джиджо линька происходила так же, как тогда, когда квуэны были животными и охотились на отмелях своей родной планеты.

Двер вспомнил, как, в первый раз увидев линьку, в слезах прибежал домой и искал утешения и понимания у старшего брата. Уже тогда Ларк был серьезным, много знающим и слегка педантичным.

У разумных рас много способов воспроизводства. Некоторые сосредоточивают все усилия не немногих отпрысках, о которых заботятся с самого начала. Хороший родитель умрет, чтобы спасти свое дитя. В этом отношении – оно называется высоким-К – куны и г'кеки подобны людям.

Уры размножаются как рыбы в море – это низкий-К способ, предоставляя табунам своих потомков вести дикий образ жизни в степи, пока выжившие не найдут способ вернуться к своим кровным родичам. Ранние человеческие поселенцы считали этот урский способ бессердечным, а уры к нашему относились как к параноидальному и сентиментальному.

Квуэны располагаются посредине. Они заботятся о своем потомстве, но понимают, что многие из каждого выводка должны умереть, чтобы остальные могли жить. И поэтому печаль пронизывает всю квуэнскую поэзию. Мне кажется, что самые мудрые из квуэнов лучше понимают жизнь и смерть, чем люди.

Иногда Ларка заносит. Тем не менее Двер понимал справедливость слов брата. Вскоре из влажной детской появится новое поколение, мир высушит его панцири и сделает из него граждан. Иначе не было бы ни одного выжившего. Но все равно. Смесь горечи и сладости при этом такая, что всякий, кто при этом, подобно мистеру Шеду, надевает реук, либо сумасшедший, либо мазохист.

Двер почувствовал прикосновение к руке Это Дэйнел. Пора вежливо уходить – прежде чем ритуалы возобновятся.

У них много работы. Нужно готовить продовольствие, оружие. И “Наследие”, которое перенесет их через горы.

Сегодня утром Лена Стронг вернулась с поляны. С ней была еще одна молодая женщина, которую с удивлением узнал Двер. Это Джанин, одна из рослых сестер Уолли. Они привели пять ослов, нагруженных книгами, семенами и зловещими запечатанными трубками. Двер ждал также Рети, но Лена сказала, что мудрецы хотят еще поговорить с девушкой-сунером.

Но это не важно. С проводником или без него – отвечает за достижение маленькой экспедицией цели именно Двер.

А что потом? Будет ли насилие? Смерть? Или новое смелое начало?

Двер со вздохом последовал за Озавой.

Теперь мы никогда не узнаем, кто был прав: Сара или Ларк. Идут ли Шесть по Высокой дороге или по Низкой,

Отныне наша единственная забота – выживание.

Сзади мистер Шед прижал обе ладони к искривленному стеклу. В голосе его слышна была боль за маленькие жизни, которые он не имеет права оплакивать.

Незнакомец

Он удивляется, но знает то, что знает.

Когда мудрость приходила в компактной упаковке слов, все было так легко и просто. Каждое слово несло в себе значение, сложное и слегка затененное. Соединенные, слова передавали огромное количество концепций, планов, эмоций…

И обманов.

Он мигает, когда одно это единственное слово плавно входит в сознание, как делало когда-то. Он трогает его языком, узнает одновременно звучание и значение, и это приносит волну радости, смешанной со страхом и благоговением. Только подумать: когда-то он проделывал то же самое бесчисленное количество раз за один вздох, знал и использовал огромное количество слов.

Он наслаждается этим одним словом, снова и снова его повторяя.

Обман… обман… обман…

Чудо удваивается, когда возникает другое, родственное слово.

Лжецы… лжецы…

У себя на коленях он видит скомканный, но снова разглаженный, почти ровный рисунок, тщательное и подробное изображение двух человек с выразительными лицами, которые презрительно смотрят на толпу примитивных существ. На пришельцах мундиры с яркими эмблемами, которые кажутся ему чем-то знакомыми.

Он знал, как называются такие люди. Знал их имя – и знал причины, по которым их следует избегать.

Так почему он только что так захотел их увидеть? Тогда, казалось, что-то поднялось у него из глубины. Необходимость. Срочная потребность любой ценой добраться до далекой горной долины, изображенной на рисунке. Противостоять этим людям, нарисованным на смятом листе белой бумаги. Это путешествие казалось невероятно важным, хотя сейчас он даже не может вспомнить почему.

Большая часть его памяти покрыта туманной дымкой. То, что он так отчетливо видел в бреду, сейчас едва уловимо…

– звезда, которая кажется маленькой рядом с окружающим сооружением, искусственным и состоящим из бесконечного числа углов, уровней, это сооружение окружает красное солнце лабиринтом поверхностей;

– или водяной мир, где из ядовитого моря вырастают, подобно грибам, металлические острова;

– или одно особенно затененное место в пространстве, далеко от оазисов, где есть нормальные условия для жизни. Здесь, далеко за сверкающим спиральным рукавом, ничего не живет. Однако и здесь среди этой странной плоскости есть обширные формации шарообразных фигур, необычно ярких, вечно плывущих, напоминая флот, лун…

Его сознание отшатывается от последнего впечатления, снова прячет его под другими полуреальными воспоминаниями. Теряет его вместе с прошлым и, почти определенно, – вместе с будущим.