Риф яркости

Легенды

Потребовалось двадцать лет, чтобы вернуть первую группу людей-сунеров – группу значительного размера, бежавшую в поросшую кустарниками местность к югу от долины, отвергнув Договор Изгнания, подписанный их лидерами. Произошло это как раз перед тем, как “Обитель” погрузилась в глубины. Эти люди шли на одиночество и нарушение закона, и их пришлось, дрожащих от ужаса, возвращать назад. И все это только потому, что они не могли поверить хунам или треки.

Ретроспективно это кажется чрезвычайно ироничным, ибо за два последующих столетия войн наибольшие беды человеческим поселенцам принесли уры и квуэны. Но почему тогда люди приходили в такой ужас от мирных груд колец или от наших добродушных друзей с широкими плечами и гулкими голосами? Звездные родичи треки и хунов, должно быть, были совсем иными, когда первые корабли наших предков появились на звездных линиях Четвертой Галактики.

К несчастью, большинство работ по галактологии погибло в Большом Огне. Но сохранились рассказы о жестокой, безжалостной враждебности могучих и загадочных звездных повелителей, называвших себя джофурами, которые сыграли главную роль в Конфискации Мадауна. Невероятные зверства непосредственно привели к исходу “Обители” – грубейшему нарушению закона, совершенному целеустремленно и решительно. Такие черты не увидишь у треки здесь, на Склоне.

Известно также, что при Мадауне присутствовали и хуны. Их изображают как мрачных, официальных и несчастных существ. Это раса бухгалтеров, преданных строгому контролю за населением, определяющих темпы размножения других рас, неподвластных ни милосердию, ни снисходительности.

Можно ли в этих описаниях узнать двух самых уживчивых и добродушных членов Шести?

Неудивительно, что треки и хуны не испытывают ностальгии по “добрым старым дням”, когда они, как боги космоса, летали меж звездами.

Анналы Джиджоанской Общины

Сара

Когда рассвет окрасил восточный горизонт, усталые путники после долгого ночного перехода по равнине Уоррил пришли в оазис Уриутта – караван из множества жаждущих ослов и шимп, людей и хунов. Даже урские пилигримы осторожно подошли к грязному берегу и окунули узкие головы, морщась от горького неприкрашенного вкуса чистой воды.

В высокогорной степи лето – время, когда жаркие ветры поджигают траву, обращая толпы животных в паническое бегство в тучах пыли. Даже до нынешнего кризиса путники избегали летнего солнца, предпочитая для передвижения холодный лунный свет. Урские проводники хвастали, что пройдут по степи с завязанными глазами.

Им хорошо, думала Сара, опуская ноющие ноги в ручей оазиса. Ур не падает ниц, когда под ногой подвернется камень. А я предпочитаю видеть, куда ступаю.

В предрассветном мареве на востоке виднелись могучие очертания. Риммер, подумала Сара. Экспедиция из представителей разных рас продвигалась успешно, торопясь достичь Поляны до того, как события достигнут кульминации. Саре хотелось увидеть братьев и узнать, как Блур осуществляет ее идею. Возможно, удастся получить также медицинскую помощь для ее подопечного, Незнакомца, если его неопасно показывать чужакам. Большое “если”. К тому же она не отказалась от мечты увидеть легендарные библиотечные консоли великих галактов.

Но было и чего опасаться. Если звездные боги планируют избавиться от всех свидетелей, начнется это, конечно, с Поляны. Однако больше всего Сару тревожило то, что она, возможно, отдает Незнакомца в руки врагов. Смуглый, постоянно оживленный человек идет охотно, но понимает ли он, во что ввязывается?

Со стороны сморщенной груды колец доносился свистящий вздох. Это пил воду из пруда Пзора, измученный, несмотря на то что весь путь провел в повозке, запряженной ослами. Сенсорное кольцо Пзоры покрывал новый реук – один из двух, купленных Сарой из свежего поступления на пристани Канду. Сама она не очень любит симбионтов, но реук может помочь Пзоре лечить Незнакомца.

На поверхности воды у ног Сары показались пузыри. В серебристом свете Лусена она разглядела Блейда из деревни Доло, отдыхавшего под водой. Быстрый переход тяжел для серых и синих, как Блейд, квуэнов, а также для людей, слишком тяжелых, чтобы ехать на осле. Саре разрешалось ехать верхом каждый четный мидур. Но все равно у нее болело все тело. Так мне и надо за то, что вела уединенную книжную жизнь, подумала она.

Хриплые радостные крики послышались с той стороны, где погонщики-уры укладывали грудами траву и помет, готовя лагерный костер. В большой супник налили крови симлы, нарезали мяса, и вскоре уры жадно поедали тепловатую кровавую еду, поднимали длинные шеи, чтобы проглотить, и снова опускали – эти движения мускулистых гибких тел сопровождались игрой Незнакомца на дульцимере. Тем временем хун-повариха, гордясь своим умением готовить блюда разных рас, гремела котлами. Вскоре запахи пищи перекрыли вонь симлы, пробудив аппетит даже у Сары.

Еще немного спустя совсем рассвело и открылся поразительный вид на коричнево-зеленые могучие горы на востоке.

Незнакомец смеялся. Он был обнажен по пояс и помогал Саре и другим людям разбить типичный лагерь землян. Ставились убежища из пятнистой г'кекской ткани, которые помогут путникам и животным выдержать жаркий день. Казалось, немота звездного человека не мешает ему работать с другими. Его радость жизни заражала окружающих, когда он учил их бессловной песне, чтобы легче провести время.

Еще два дня, подумала Сара, глядя на горный перевал. Мы почти на месте.

Оазис был назван именем воительницы-кочевницы, которая жила вскоре после высадки уров на Джиджо, когда их было совсем мало и они плохо знали планету. В те древние времена Уриутта бежала на восток с тучных пастбищ Знинура, где вожди ее племени поклялись в вассальной верности могучим серым королевам. Уриутта привела мятежников к этой вади в сухой пустыне, и здесь они залечивали раны и готовились к борьбе за свободу от владычества квуэнов.

Так говорилось в легенде, которую Сара услышала в этот день, после того как проспала его самую жаркую часть. Во сне она видела воду. Холодную и чистую, утоляющую страшную жажду. Проснувшись, она окунулась в ручей и присоединилась к другим путникам. В большой палатке готовилась новая еда.

До сумерек оставалось еще несколько часов, снаружи по-прежнему давила свинцовая жара, поэтому лудильщики и караванщики собрались вокруг сказительницы, сопровождая ее пение топаньем и взмахами заплетенных хвостов. Даже после получения книг и печати уры по-прежнему любили устную традицию, с ее преувеличениями и импровизированными вариантами. Когда песня дошла до битвы при торговом посту Знинур, все продолговатые головы начали в такт раскачиваться. Тройки глаз смотрели мимо сказительницы в далекое прошлое.

Так была разбросана кавалерия предателей Добровольные рабы, трусы были рассеяны И попали в западню, подготовленную Уриуттой

С криками падали они в глубокую Зловонную Пропасть, Чтобы смешать со смертоносными серными парами Свои собственные запахи сухих сумок и страха смерти.

Слушатели шипением выражали презрение к трусливым предателям. Сара достала блокнот и начала делать записи о древнем диалекте сказительницы, развившемся на основе Гал-два задолго до появления людей.

И тут появилась Уриутта, готовая к встрече

Со страшными пехотинцами матрон серых королев,

С самцами в броне, с самцами с оружием

Из остро заточенного твердого дерева, ярко блестевшего

С гремящими когтями, готовыми рвать шкуру,

Стремящимися ради своих матерей разорвать нас на куски.

На этот раз слушатели уры принялись испускать низкие звуки, выражая уважение к храбрым врагам. Эти звуки люди впервые услышали в третьем поколении после прибытия, когда отвоевывали себе место в предобщинном хаосе.

Пора! Наш вождь дает сигнал. Готовьте оружие, недавно придуманное. Приносите длинные палки, выходите вперед,

вы, с крепкими спинами. Бейте не прямо, а крепко ударяйте вниз! Переносите тяжесть. Переносите ее, вы, с крепкими спинами! Напрягайтесь! И, сверкая когтями, они падают!

Вначале Сара с трудом следила за развитием действия. Потом поняла военное новшество Уриутты: та использовала “длинные палки” – заостренные стволы бу, чтобы опрокинуть неуязвимых квуэнских пехотинцев. Добровольцы уры служили живыми точками опоры, они выдерживали когти противника и страшную тяжесть, а их товарищи налегали, опрокидывая пехотинцев одного за другим.

Несмотря на экстаз торжественной песни о мщении и убийстве, Сара знала, что победа исторической Уриутты оказалась кратковременной. Квуэны сумели изменить свою тактику. Потребовалось новое поколение героев, воинов-кузнецов Сверкающей горы, чтобы окончательно изгнать серых тиранов с высокогорных равнин. Но королевы долго еще препятствовали образованию Общины, пока не появились люди со своим новым-старым искусством ведения войны.

Не все уры праздновали победы прошлого. Вожак каравана со своими помощницами склонились над шкурой пеко, планируя следующий переход. Судя по их жестам над картой, они явно намеревались обойти следующий оазис и постараться дойти к восходу до подножий холмов.

О, мои больные ноги, подумала Сара.

Вожак подняла коническую голову и засвистела, услышав, что к палатке подошел один из пилигримов-людей.

– Мне нужно отойти, – объяснил Джоп, древесный фермер из Доло.

– Что, опять протекаешь? Ты болен?

Большую часть пути Джоп был погружен в экземпляр Свитка Изгнания, но сейчас казался приветливым и любезным. Он рассмеялся.

– О нет. Я выпил слишком много воды из этого прекрасного ручья. Пора вернуть ее Джиджо. Вот и все.

На короткое время был поднят клапан палатки, и в этом свете Сара снова увидела пузыри в пруду. Блейд опять под водой, вымокает, готовясь к следующему переходу. Он тоже пренебрег песней сказительницы о победе над королевами?

Клапан опустился, и Сара огляделась по сторонам.

Курт– взрывник с помощью компаса чертил волнистые линии на листке бумаги для рисования. Дочь бумажника поморщилась, видя, как он раздраженно комкает один листок за другим. Рядом с Сарой Прити тоже чертила абстрактные фигуры, но более экономно -на песке. Дергая себя за волосатый подбородок, она изучала текст по топологии, который Сара прихватила в Библосе.

Какой интеллектуальный караван, сардонически подумала Сара. Фанатичный пурист, создатель того, что взорвется, шимпанзе-геометр и бывший математик – все устремились к своей возможной гибели. И это только начало нашего перечня странностей.

Слева Незнакомец отложил свой дульцимер и смотрел, как племянник Курта молодой Джома играет в “Башню Хайфона” с красным квуэном, торговцем солью, двумя библиотекарями из Библоса и тремя хунскими пилигримами. Игра состояла в перемещении разноцветных колец по воткнутым в песок и расположенным по углам шестиугольника палкам. Цель – надеть кольца на ваш Домашний Пост в правильном порядке, самое большое на дне, самое маленькое – вверху. Сложная игра, где цвета и рисунки колец означают различные свойства треки. Необходимо правильно сочетать их, чтобы получить идеального треки.

Пзора, казалось, больше интересуется сказанием, чем игрой. Сара никогда не слышала, чтобы треки оскорбился из-за игры в “Башню Хайфона”, хотя игра подражает их уникальному способу размножения.

– Видишь? – объяснял мальчик игру Незнакомцу. – Я получаю болотные плавники, сердечник для мульчи, два кольца памяти, нюхателя, мыслителя и глядящего.

Быстрая речь Джомы не вызывала у звездного человека ни малейшего раздражения. Он с интересом и пониманием следил за объяснениями ученика взрывника – возможно, высокий голос Джомы напоминал ему ноты музыки.

– Я надеялся раздобыть лучшее основание, чтобы мой треки мог передвигаться по земле. Но Хормтувоа перехватил тор для хождения, так что, похоже, придется обойтись плавниками.

Хун слева от мальчика благодарно проворчал. Нужно быстро соображать, когда играешь в “Башню Хайфона”.

Построй мне дом мечты, о мой дорогой, в четырнадцать этажей.

Фундамент, кухня, спальная, ванная, и я буду любить тебя до смерти.

Джома и все остальные прервали свои занятия и посмотрели на Незнакомца, а он раскачивался и хохотал.

У него получается все лучше, подумала Сара. Но все же она всегда удивлялась, когда Незнакомец произносил стихи или пел песни, соответствующие тому, что в это время происходит.

С блеском в глазах Незнакомец подождал, пока все игроки вновь погрузятся в раздумья над своими грудами. Тогда он толкнул Джому и незаметно указал на фигуру игры, которую можно переместить на запасное кольцо. Мальчик уставился на редкое кольцо, которое называется “бегун”. Он с таким трудом старался сдержать радостный вопль, что закашлялся, и смуглый чужак похлопал его по спине.

Но откуда он это знал? Неужели там, среди звезд, тоже играют в “Башню Хайфона”? Она считала, что звездные боги делают… ну достойные богов дела. Успокоительно думать, что они способны играть в игру с простыми фигурами – прочными, устойчивыми символами жизни.

Конечно, большинство игр основано на том, что есть победители… и проигравшие.

Аудитория одобрительно зашипела, когда сказительница окончила свою песню и покинула сцену, чтобы принять награду – чашу с парящей кровью. Жаль, что я пропустила конец, подумала Сара. Но если мир устоит хотя бы еще на год, она, вероятно, еще услышит ее.

Казалось, никто больше не собирается выступать, и несколько уров уже потянулись к выходу из палатки, чтобы проверить животных и подготовиться к ночному переходу. Но остановились, когда появился новый доброволец, вышел на сцену, стуча копытами по помосту. Это была Ульгор, лудильщица. Она сопровождает Сару с того вечера, когда чужаки пролетели над деревней Доле. Слушатели снова расселись, и Ульгор начала свое сказание на диалекте еще более древнем, чем предыдущий.

Гул ужаса. Вожак каравана вытянула длинную шею. Редкая тема, считающаяся признаком дурного вкуса там, где присутствуют представители разных рас. Несколько хунов-пилигримов повернулись и тоже принялись слушать.

Но даже если это проявление дурного вкуса, песня священна и неприкосновенна, пока не закончится. Вожак широко раздула ноздри, показывая, что она в этом нарушении приличий не участвует, а Ульгор продолжала воскрешать эру, кончившуюся задолго до того, как колонисты-уры впервые ступили на Джиджо. Время космических армад, когда флоты богов сражались за непостижимые доктрины, используя оружие немыслимой мощности.

Сара подумала: зачем она это делает? Ульгар для своего молодого возраста была всегда очень тактична. Теперь она словно сознательно провоцирует реакцию.

Хуны, раздувая воздушные мешки, придвинулись. Они по-прежнему скорее любопытны, чем рассержены. По-прежнему неясно, хочет ли Ульгор пробудить древнюю вендетту – древние распри, которые делают последующие стычки на Джиджо с людьми и квуэнами чем-то вроде перебранки за завтраком.

На Джиджо у уров и хунов нет общих территорий, и они не хотят их. Нет оснований для конфликта. Трудно представить себе, что их предки убивали друг друга в космосе.

Даже игра в “Башню Хайфона” была забыта. Незнакомец следил за движениями гибкой шеи Ульгор и отбивал такт правой рукой.

Несколько хунов облегченно заворчали. Может, все-таки речь идет не о древних схватках их предков с урами. В некоторых космических эпопеях рассказывается о невероятных просторах, о зрелищах, ставящих в тупик современных слушателей. Это напоминание о том, что утратили Шесть, но что они когда-нибудь могут вернуть. Иронично, но вернуть это можно, только забыв.

Если первая сказительница пела горячо, воспевая кровавую славу прошлого, Ульгор оставалась хладнокровна, она зачаровывала слушателей своей качающейся головой и мелодичным свистом, передавая суть цвета, мороза и ужаса. Сара опустила блокнот, захваченная зрелищем света и тени, огромными просторами пространства-времени и сверкающими кораблями, более многочисленными, чем звезды. Несомненно, легенда пересказывалась множество раз и описания становились все более преувеличенными. Но все равно сердце Сары заполнилось неожиданной ревностью.

Мы, люди, до своего падения никогда не поднимались так высоко. Даже во времена расцвета мы не обладали флотами могучих звездных кораблей. Мы были волчатами. Примитивными по сравнению с другими.

Но Ульгор продолжала петь, рисуя картины бесконечности, и эта мысль ушла. Вырисовывалась картина великой армады, направлявшейся на войну с угрозой, таящейся в темном углу пространства. В нише, загадочной и смертоносной, словно страшное логово мульк-паука. Место, которого избегают все путники, но не адмирал этого флота. Убежденная в своей неуязвимости, она прокладывает курс прямо на врага, отбросив все мысли об отходе.

Неожиданно Сару вернул к реальности резкий рывок за правую руку. Она замигала. Прити сжимала ее локоть, сжимала до боли. Сара спросила:

– Что?

Выпустив ее руку, шимп просигналила:

Слушай! Вот!

Сара собиралась сказать: “Я это и делаю. Слушаю” – но потом поняла, что Прити имеет в виду не сказительницу. Постаралась отстраниться от монотонного голоса Ульгор… и услышала низкий гул, доносящийся извне павильона.

Животные. Что-то их встревожило.

Симлы и ослы находились в собственном замаскированном убежище на небольшом расстоянии. Судя по усиливающемуся шуму, животные не испуганы, но все же что-то их беспокоит.

Незнакомец тоже это заметил вместе с библиотекарями и красным квуэном. Все они попятились, тревожно оглядываясь.

К этому времени вожак каравана присоединилась к слушателям, размеренно кивающим головами, унесенным в далекие времена и пространства. Сара продвинулась вперед, чтобы подтолкнуть предводителя экспедиции – осторожно, потому что от неожиданности ур может укусить. Но не успела: шея предводительницы застыла, тревожная дрожь пробежала по рыжевато-коричневой гриве. Свистом матрона привела в себя двух помощниц, третью вернула к действительности, лягнув в бок. Все четверо встали и двинулись в направлении входного клапана, но остановились, увидев, как вдоль восточного края убежища начали возникать призрачные фигуры, теневые очертания кентавров, приближающиеся украдкой, вооруженные копьями. Одна из помощниц отчаянно крикнула, и тут же воцарился хаос.

Аудитория смешалась в смятении. Ошеломленные Пилигримы кричали и свистели: сверкающие лезвия в десятке мест распороли палатку. В разрезах показались фигуры в военной раскраске, с мечами, пиками и арбалетами, все с остриями из буйурского металла цвета бронзы. Испуганная толпа путников отступила к центру, к яме с пеплом.

Прити обняла Сару за талию, с другой стороны к ней жался испуганный Джома. Она обняла мальчика, пытаясь успокоить его.

Урская милиция? подумала Сара. Но воины не похожи на кавалерию в тусклых мундирах, которая выступает на показательных маневрах в праздник Приземления. Бока и холки воинов исчерканы полосками сажи. В кивающих вьющихся головах чувствуется безумная решимость.

Одна из помощниц вожака бросилась к стойке, где хранилось оружие – для защиты от лиггеров, кубрасов и редких групп воров. Предводительница каравана тщетно пыталась ее остановить; молодая самка дотянулась до арбалета, но продолжала двигаться дальше, брызжа кровью. И наконец упала У ног раскрашенного воина, утыканная стрелами.

Вожак проклинала нападавших, обвиняла в трусости, оскорбляла их предков, но особенно винила себя в самодовольстве. Хотя ходили слухи о том, что в отдаленных углах Склона начались беспорядки, привычки мирного времени трудно преодолеть, особенно на главном, многократно исхоженном пути. И теперь ее молодая смелая помощница заплатила за это.

Чего вы хотите? крикнула она на Галдва. Есть ли у вас вожак? Пусть покажет свое (преступное) рыло, если посмеет говорить!

Клапан палатки приоткрылся, и вошла крепкая урская воительница, раскрашенная ломаными линиями, так что трудно было рассмотреть ее очертания. Предводительница нападавших переступила через кровавый след, оставленный помощницей, и остановилась перед вожаком каравана. Как ни удивительно, но обе ее сумки были полны. В одной был муж, его маленькая головка выглядывала из-под руки воительницы. Вторая сумка посинела и покрылась разбухшими молочными венами; в ней теснилось еще не вышедшее потомство.

Матрона с детьми обычно не склонна к насилию, если ее к этому не побуждают долг или необходимость.

Не тебе судить нашу (достойную похвалы) смелость, сказала предводительница разбойников на старомодном стилизованном диалекте. Ты, которая служит (недостойным) клиентам/хозяевам, у которых слишком много или слишком мало ног, ты не можешь судить сестер. Единственный твой выход – подчиниться (раболепно), согласно (древнему почитаемому) Кодексу Равнин.

Вожак каравана уставилась всеми тремя глазами.

Кодекс? Неужели ты говоришь о (варварском, несообразном) ритуале, который использовали в старину (дикие) племена, когда…

Кодекс войны и веры (благородных и верных своей природе) племен. Подтверждаю! Образ жизни наших (почитаемых) теток, уходящий к прошлым поколениям задолго до того, как нас поразило (презренное) разложение. Подтверждаю! И снова спрашиваю/требую: ты сдаешься?

В тревоге и смятении вожак каравана по-человечески покачала головой; воздух она выпускала неуверенно, как хун. И ответила на англике:

– Хр-р-р. Такая джикии глупость. Чтобы взрослый убил из-за…

Разбойница набросилась на вожака. Их шеи сплелись, и вожак с болезненным стоном упала. Любой земной позвоночник от такого удара сломался бы.

Разбойница повернулась к пилигримам. Она далеко вытянула голову, словно готовая вцепиться в любого. Испуганные пленники жались друг к другу. Сара крепче обняла Джому и закрыла мальчика собой.

Снова спрашиваю/требую – кто (без всяких условий) сдается во имя (жалкого оправдания) племени?

Прошел дур. Затем из толпы, пошатываясь, вышла уцелевшая помощница вожака. Возможно, ее подталкивали сзади. Она слегка сплела шею, ее единственная ноздря дрожала от страха. Самка подходила к раскрашенной предводительнице разбойников. Дрожа медленно опустила голову, так что коснулась земли между копытами противницы.

Правильный поступок, заметила предводительница разбойников. Из тебя получится (почти приемлемая) воительница равнин.

А что касается остального, меня зовут Ур-Качу. В недавние (презренные) времена я была известна как повелительница и высокая тетка клана Соленого Копыта – бесполезный почетный титул, лишенный (реальной) власти и славы. Теперь, избавившись от этого (неблагодарного) племени, я одна из предводительниц новой армии сестер-подруг. Объединившись, мы восстановим (величайшее и горько оплакиваемое) военное сообщество – Урунтай!

Разбойники потрясали оружием, испуская пронзительные крики.

Сара удивленно мигнула. Мало кто из людей не знал это название, наводившее ужас в прежние дни.

Мы так поступили, потому что (так называемые) тетки и мудрецы предали нашу славную расу, завели ее в (подлую) человеческую западню. В схему уничтожения, разработанную преступными чужаками.

Какой-то отвлеченной частью сознания Сара заметила, что разбойница теряет контроль над своим приукрашенным старомодным способом выражения, характерным для Галдва, и вводит более современные обороты, даже отрывки ненавистного англика.

Остальные разбойники выкрикивали певучие одобрительные замечания, аккомпанируя речам предводительницы. Ур-Качу повернула голову к пилигримам и остановилась перед высоким смуглым мужчиной – Незнакомцем.

Это он? Звездный демон?

Человек из космоса улыбнулся ей в ответ, словно даже кровавое убийство не могло испортить его отличное настроение. Это, в свою очередь, разъярило раскрашенную воительницу.

Это и есть (избранный, тот, кого давно искали)! продолжала Ур-Качу. Небесный родич двуногих дьяволов, которые жили среди нас (долгие, мучительные) поколения?

Словно пытаясь постичь новую для него форму жизни, искалеченный звездный человек натянул на глаза свой новый реук, потом снова снял, сравнивая увиденное. Возможно, лишенный способности понимать значение слов, он заменял это цветами эмоций.

Из толпы пилигримов послышался новый голос, спокойный и хладнокровно магнетический.

Это он, заверила Ульгор, выступая из охваченной паникой толпы и подходя к Ур-Качу. Как и Незнакомец, она не проявляла никаких признаков страха.

Это и есть (обещанная) награда, привезенная из далекого города Тарек. Недавно человеческий мудрец подтвердил, что это звездный демон, не рожденный на Джиджо.

Пилигримы пришли в отчаяние от предательства Ульгор, а копыта Ур-Качу радостно зацокали.

Те из космоса (дорого) заплатят за его возвращение. Они могут дать нам самое ценное – выживание некоторых (хотя и не всех) уров на Джиджо.

Многие обстоятельства неожиданно приобрели смысл. Причина нападения, неожиданное выступление на сцене Ульгор – она должна была держать всех в палатке, пока Урунтай незаметно займет положение для нападения.

Между двумя предводительницами уров появилась новая, более тонкая тень. Послышался новый голос, говорящий на англике.

– Не забудьте друзей. Мы потребуем еще кое-чего.

В разорванном входе в палатку появился человек. Когда он вошел с вечернего жара, стало видно, что это Джоп, древесный фермер из деревни Доло.

– Есть целый список наших требований, если они хотят, чтобы мы вернули их парня целым и невредимым, – Джоп поглядел на голову Незнакомца со шрамом, – или, вернее, то, что от бедняги сохранилось.

Сара поняла. Он выходил, чтобы подать знак нападающим, пока Ульгор отвлекала внимание.

Странный союз. Человек-пурист помогает урским фанатикам, назвавшим свою группу по древнему обществу Урун-тай, которое ненавидело людей.

Хрупкий союз, если Сара правильно расслышала то, что спросила Ур-Качу у Ульгор:

– Разве без него было бы не проще?

Раскрашенная воительница подмигнула и замолчала, потому что Ульгор незаметно лягнула ее.

Сара толкнула Прити и Джому в глубину толпы и выступила вперед.

– Вы не можете это сделать, – сказала она. Джоп мрачно улыбнулся.

– А почему нет, маленький книжный червь? Какая победа – не позволить голосу дрожать.

– Потому что он, возможно, совсем не генный грабитель.

У меня есть основания считать, что на самом деле он их враг.

Ульгор с головы до ног осмотрела Незнакомца и кивнула.

– Это не имеет значения. А имеет только одно: у нас есть товар, и мы можем взять за него хорошую цену.

Сара могла себе представить эту цену. Для Ур-Качу возвращение славных дней, когда воины свободно бродили по равнинам. Это совместимо со стремлением Джопа уничтожить все дамбы, машины и книги и направить человечество по Тропе Избавления.

Они так презирают друг друга, что не боятся возобновления войны. И вообще в данный момент это не имеет значения.

Мы в руках маньяков, подумала Сара. Глупцов, которые всех нас погубят.

Аскс

А теперь возвращается корабль ротенов. Возвращается из таинственного полета в ближайшее пространство по какому-то неведомому божественному делу.

Чтобы забрать станцию и ее экипаж исследователей-биологов.

Чтобы взять добычу – сокровище похищенных генов.

Чтобы скрыть следы преступления.

Но теперь перед нами вместо погребенной станции яма с ее обломками. Один ротен и один небесный человек лежат на импровизированных носилках, лишенные жизни, а уцелевшие гости-пришельцы кипят от гнева и желания отомстить. Если раньше кто-нибудь мог усомниться в их намерениях, мои кольца, то разве теперь осталось место для неясностей? Мы будем наказаны. Неясны только средства и размеры наказания.

Именно этого хотели мятежники-фанатики. Больше никаких неясностей. Никаких намеков и сладких лживых обещаний. Только чистота праведного сопротивления, какими бы неравными ни были силы. Пусть нас подвергнут суду, требовали фанатики, пусть судят не наши колебания, а нашу храбрость и веру.

Горячая немигающая звезда движется по предрассветному небу, медленно снижается на орбите – ангел – или демон – мщения. Знают ли на борту о случившемся? Может, уже сейчас планируют будущую бурю?

Фанатики настаивают: мы должны схватить уцелевших: Ро-кенна, Линг и Ранна – и держать в качестве заложников для защиты всей Общины. А также еще одного звездного человека – Кунна, когда вернется его летающая машина.

Наш высокий мудрец квуэн Ум-Острый-Как-Нож в ужасе опровергает логику фанатиков.

– Вы хотите нагромоздить одно преступление на другое? Разве они причинили нам вред, эти чужаки? Нанесли первыми удар своей клиникой и высокооплачиваемой работой? Вы убили двоих из них только на основании догадок о дурных намерениях! И теперь хотите похитить остальных? Предположим, на корабле согласятся с вашими требованиями, пообещают не нападать на Шесть. Но что помешает им изменить намерения, когда мы освободим заложников?

Предводитель фанатиков отвечает:

А кто говорит, что мы их освободим? Пусть остаток жизни проведут среди нас – как живое средство, удерживающее чужаков от злой мести.

– А после этого? Глупо думать в терминах продолжительности одной жизни! У звездных богов долгие мысли. И долгие планы. Какая разница в грандиозном плане жизни, если нас убьют через пятьдесят лет?

Некоторые зрители одобрительно шумят. Другим, как всегда, кажется, что мудрец забавно пошутил. Они смеются разными способами и восклицают:

– Для тех, кто живет сейчас, большая разница!

Но в любом случае, продолжает урская предводительница фанатиков, вы ошибаетесь, говоря, что они еще не напали на нас и не причинили (ужасный) вред. Напротив, наш (оправданный) взрыв вовремя остановил их подлый замысел!

Уставший и выпачканный сажей Лестер Кембел сидит на ближайшем камне. Но вот он поднимает голову с рук и спрашивает:

– Что ты имеешь в виду?

Я имею в виду их (подлое) намерение начать программу нашего истребления путем развязывания (братоубийственной) войны между Шестью!

Зрители молча поглощают это.

Ум– Острый-Как-Нож спрашивает:

– Ты можешь это доказать?

Прочные (неопровержимые) доказательства уже в пути. Но вначале не выслушаете ли (подтверждающие) показания вашего собственного (высоко почитаемого) коллеги мудреца?

Воцаряется смятение, и тут вперед выходит Фвхун-дау. Наш коллега хун был необычно молчалив, не принимая участия в событиях, только перенес Вуббена с холма вниз после столь неудачного паломничества. Теперь он разгибает свою длинную чешуйчатую спину, словно радуясь возможности снять с нее тяжесть.

– У меня было слишком мало времени для размышлений над этой проблемой, – начинает он.

– Ты готов размышлять целую геологическую эпоху, мой дорогой друг, – мягко шутит Лестер Кембел. – Даже твои предварительные выводы несут в себе мудрости больше, чем у всех остальных, кроме Яйца. Пожалуйста, поделись ими с нами.

Из отвислого вибрирующего воздушного мешка Фвхун-дау доносится низкий раскатистый звук.

– Хр-р-рм… Почти два джадура я тщательно записывал все заявления наших гостей из космоса, особенно произнесенные официально. Они словно написаны кем-то, а звездные люди только их произносят. У меня есть несколько лингвистических справочников из Библоса, которыми я иногда пользуюсь, разбирая конфликты индивидов из разных рас, говорящих на разных языках. Несмотря на наши многочисленные диалектные отличия, в этих работах содержатся полезные таблицы, касающиеся синтаксиса и значения слов. Не могу утверждать, что обладаю большим опытом – всего лишь небольшая захолустная практика, – чтобы проанализировать заявления чужаков.

– Но ты сделал выводы?

– Хр-р. Не выводы. Возможно, некоторые сопоставления. Указывающие на возможный характер намерений,

– Намерений?

– Намерений…– р-р-рм… вызвать раскол.

Ур– Джа лежит в углублении, отдыхая от тщетных попыток спасти выживших среди дымящихся развалин станции чужаков. Она замечает:

– Подобное подозрение высказывается не впервые. Мы все слышали анекдоты о невинных замечаниях, которые на самом деле жалят глубоко, как муха-шедо. Она откладывает яйца, и рана заражается и никогда не залечивается. Ты говоришь, что уловил устойчивый образец? Что это часть тщательно разработанного плана? Но почему ты не сказал об этом раньше?

Фвхун-дау вздыхает.

– Настоящий ученый не публикует предварительные заключения. К тому же чужаки как будто не подозревают, что мы сохранили некоторые познания и умеем разглядеть скрытое значение фраз. Вернее, что мы восстановили его после Великой Печати. Я не видел причин поспешно разглашать этот факт.

Он пожимает плечами в манере треки, делая поворот слева направо.

– Окончательно я убедился в этом, когда во время паломничества с нами говорил Ро-кенн. Вам, наверно, тоже приходило в голову, что в его намерения входило посеять своими словами искры разногласий?

– Приходило! – подтверждает Лестер Кембел. Многие присутствующие люди подхватывают его утверждение, словно пытаясь убедить остальных в своей искренности. Уры неуверенно стучат копытами: длинная тревожная ночь заставляет их нервничать. До сих пор только с таким трудом завоеванные привычки Великого Мира позволяют сохранить спокойствие.

Фвхун-дау продолжает:

– Формальный диалект Галактического шесть, которым пользуются звездные боги ротены, оставляет очень мало места для двусмысленностей и неясностей. Приведшие меня в замешательство слова Ро-кенна могут иметь только две возможные интерпретации. Либо он бестактен до степени, которая превосходит всякую глупость, либо его целью было вызвать геноцид, направленный против людей.

– Против их собственных любимых клиентов? – недоверчиво спрашивает Ур-Джа.

– Не имеет отношения к ситуации. Если даже утверждения ротенов о том, что они патроны, верны, какое им дело до маленькой изолированной группы диких людей, давно отрезанных от своей расы, подвергшихся генетическому инбридингу и отставших на насколько столетий? Возможно, эти люди даже ущербны, психологически запущены, испорчены…

– Ты высказал свою догадку, – напряженно прерывает его Лестер. – Но в таком случае почему выбраны именно мы?

Фвхун-дау поворачивается к своему коллеге-человеку и виновато ворчит:

– Потому что из всех Шести человеческая раса обладает наибольшими техническими знаниями, она несовершенно, но полезно восстанавливала галактический образ жизни и владеет военным искусством, которое мы все хорошо помним.

Некоторые слушатели квуэны и уры зашумели, но подлинного спора и несогласий не возникает. Все помнят рассказы о битве в Каньоне, о засаде у Таунсенда или об осаде города Тарек.

– Все эти факторы делают вас очевидной первой целью. Но есть и другая причина. Воздействие, которое вы оказали на нас всех. Вы были новичками и обладали самым низшим рангом и тем не менее раскрыли для всех ваше величайшее сокровище – вашу библиотеку. После великих побед, когда ваш статус поднялся высоко, вы отказались от многих привилегий господства и согласились подчиниться мудрецам и ограничениям, наложенным Великим Миром.

Именно эта традиция сдержанности делает вас опасными для планов ротенов. Какой смысл поджигать войну, если намеченные жертвы не захотят воевать?

Да, мои кольца, мы наблюдаем/замечаем реакцию толпы. Все стихают, когда Фвхун-дау пробуждает воспоминания об объединении и мягко гасит все еще тлеющие искры негодования. Великолепный пример медитации.

– Когда человеческая раса исчезнет, – продолжает Фвхун-дау, – будет гораздо проще сеять неприязнь среди остальных, намекая на тайные союзы, предлагая помощь. Распространяя искусственные эпидемии, например. Сообщая каждой расе искусные способы распространения смертоносных бактерий. Менее чем за поколение все будет кончено. Немногие останки в почве Джиджо будут свидетельствовать только о гибели шести сунерских рас, так и не достигших избавления.

Тяжелое молчание встречает этот сценарий, нарисованный нашим хунским мудрецом.

– Конечно, все это не доказано, – заключает Фвхун-дау, грозя пальцем предводительнице фанатиков. – И не оправдывает ужасы этой ночи, подготовленные поспешно, без консультаций с мудрецами Общины.

Урская мятежница высоко поднимает голову, чтобы заглянуть через толпу на восток. С радостным фырканьем она снова поворачивается к Фвхун-дау.

Прибывает и ваше доказательство! Она радостно свистит, помогая проделать проход в толпе зрителей. Рассвет позволяет увидеть пыльные фигуры, скачущие по тропе от Священной Поляны.

И это также наше оправдание!

Ларк

Харуллен крикнул с края кратера:

– Вам двоим лучше подойти сюда! Тут что-то происходит. К тому же, мне кажется, нас ждут неприятности.

Физическая и эмоциональная усталость отразилась на безупречном аристократическом акценте серого квуэна. Голос его звучал испуганно, словно быть неохотным наблюдателем так же опасно, как рыться в смертоносных обломках.

– Что случилось? – крикнул в ответ Утен. Хоть и родич квуэна наверху, коллега биолог показался Ларку представителем совсем другого вида. Его исцарапанный панцирь покрыт липким пеплом. – Они посылают сюда робота?

В звуках ножных щелей Харуллена слышалась тревога.

– Нет, машины по-прежнему защитно висят над Ро-кенном, он, двое слуг-людей и трупы – все окружено толпой местных подхалимов. Я имею в виду суматоху там, где держат совет мудрецы. Кажется, подошло больше фанатиков. Зреют неприятности. Я уверен, что мы пропустили какие-то важные новости.

Харуллен может быть прав, подумал Ларк. Но ему не хотелось уходить. Несмотря на зловоние, жару и острые края металлических обломков – все это становится еще опасней из-за усталости, – рассвет позволяет легче рыться в развалинах погребенной станции и поиски нуждающихся в помощи приобретают хоть какой-то смысл.

Сколько раз видел он, как Линг исчезает в этих таинственных глубинах, и гадал, что же находится там внутри? А теперь все это стало почерневшим адом.

Я помогал фанатикам, вспомнил Ларк. Я отдавал им копии своих отчетов. Я знал, что они что-то задумали.

Но о таком жестоком даже не догадывался.

Не догадывались и звездные боги, которые не думали, что примитивные туземцы умеют устраивать взрывы.

Они задавали неправильные вопросы.

– Говорю вам, что-то происходит! – снова крикнул Харуллен, не прилагая усилий к оригинальности. – Мудрецы движутся – они идут к чужакам!

Ларк посмотрел на Утена и вздохнул.

– Наверно, он имеет в виду сейчас, немедленно.

Его друг некоторое время молчал, разглядывая что-то под собой. А когда ответил, то тихим голосом, который даже не поднял пепел у него под ногами.

– Ларк, пожалуйста, подойди и взгляни на это. Ларк по прежним экспедициям, когда они изучали прошлое Джиджо, знал этот тон. И пошел к квуэну, осторожно пробираясь между рваными металлическими балками и плитами и стараясь высоко поднимать ноги, чтобы не тревожить пепел и пыль.

– В чем дело? Ты что-то нашел?

– Не… знаю. – Утен перешел на Галшесть. Кажется, я такое уже видел. Этот символ. Это обозначение. Может, ты подтвердишь!

Ларк нагнулся рядом с другом, вглядываясь в щель, в которую еще не проникло восходящее солнце. И увидел переплетение ромбов, каждый шириной в его руку и вдвое длиннее. Утен уже убрал несколько обломков, чтобы лучше было видно. Один ромб оказался достаточно близко, чтобы рассмотреть выжженный на его темно-коричневой поверхности символ.

Двойная спираль, пронзенная стрелой. Где же я видел…

Ларк сумел просунуть руку дальше, чем Утен, погладил ромб, потом поднял его. Он оказался неправдоподобно легок, хотя в то же время мог оказаться самой тяжелой вещью в мире.

– Ты думаешь то же, что и я? – спросил Ларк, поворачивая ромб на свету.

Утен взял из его руки плиту, подержал в дрожащем когте.

– А как же иначе? – ответил ученый квуэн. – Даже полуживотные, впавшие в варварство, узнают символ Великой Галактической Библиотеки.

“Улика” лежала на примятой траве. Ро-кенн проницательным взглядом рассматривал путаницу проводов и стеклянистых шаров, которую фанатики недавно принесли из Долины Яйца. Странный предмет был еще в комьях земли с того места, где лежал, закопанный, рядом с величайшей святыней Джиджо.

Две группы зрителей образовали полукруги – один из сторонников мудрецов, другой из почитателей звездных богов. Вторая группа состояла в основном из пациентов клиники грабителей и тех, кто поверил в их утверждения о своей праведности. Новый реук Ларка регистрировал сияние в виде напряженного красного огня, окружающего лица людей, поверивших в новонайденных патронов.

Выражение яростного гнева исчезло с лица Ро-кенна, его гуманоидная внешность отражала харизматическое спокойствие, даже некоторую уверенную снисходительность. Он целый дур разглядывал мешанину частей, потом заговорил на строгом Галактическом семь.

Ничего интересного я не вижу. Зачем вы мне это показываете?

Ларк ожидал, что ответит молодая предводительница фанатиков, попытается оправдать насилие, перенеся вину на чужаков. Но она держалась в глубине толпы людей и уров.

Вперед вышел мудрец хун Фвхун-дау и встал перед послом ротенов.

– Мы хотим выяснить, вам ли принадлежат эти хитроумные устройства. То, что нашли наши дети во время последнего поворота Джиджо. То, что кто-то тайком закопал рядом с нашим возлюбленным Яйцом.

Ларк следил за реакцией Линг. Поскольку он уже достаточно хорошо ее знал, ему не нужен был реук, чтобы понять, какой шок она испытала от этого открытия. И какое испытала замешательство, обдумывая случившееся. Это все, что мне нужно было узнать, подумал Ларк.

Ро– кенн оставался невозмутим.

– Могу лишь догадываться, что это поместил кто-то из вас – как ваши глупые мятежники поместили взрывчатку под нашей станцией.

Теперь Линг удивленно замигала. Она не думала, что он солжет. Во всяком случае, не так откровенно. Но у него ведь не было времени подготовиться.

Посмотрев в сторону, звездная женщина заметила взгляд Ларка и быстро отвела свой. Ларк не чувствовал гордости за испытанное удовлетворение: ведь их положение поменялось на прямо противоположное. Теперь ее очередь стыдиться.

– Используйте ваши приборы, – настаивал Фвхун-дау. – Проанализируйте эти инструменты. Вы обнаружите технологию, не доступную никому из Шести.

Ро– кенн элегантно пожал пологими плечами. Может, это оставили буйуры.

– В таком месте? – В гулком голосе Фвхун-дау звучал смех, словно Ро-кенн удачно пошутил. – Всего лишь сто лет назад вся эта долина сверкала расплавленной белизной, когда Яйцо выходило в мир. Эти нити не уцелели бы.

Толпа загудела.

Ларка потянули за рукав. Оглянувшись, он увидел невысокого светловолосого человека. Портретист Блур подошел к нему сзади, неся камеру и треножник.

– Я хочу снимать из-под твоей руки, – настойчиво прошептал фотограф.

Ларк почувствовал приступ паники. Блур спятил? Пытается сделать это в открытую, перед бдительными роботами? Даже если с этой стороны его закроет своим телом Ларк, люди с обоих боков увидят. Разве можно рассчитывать на всеобщую поддержку в этой встревоженной толпе – даже несмотря на замечательное выступление Фвхун-дау?

Беспомощно вздохнув, он приподнял левую руку настолько, чтобы Блур смог нацелиться на противостояние на Поляне.

Тогда у меня нет другого объяснения для этих вещей, ответил Ро-кенн, имея в виду массу перепутанных приборов. Можете гадать сколько угодно, до прилета нашего корабля.

Не обращая внимания на эту скрытую угрозу, мудрец хун продолжал со спокойной рассудительностью, по сравнению с которой ротен казался нервничающим.

– Нужно ли гадать? Несколько свидетелей в недавнюю туманную ночь видели, как ваши роботы закапывали эти приборы под нашим священным камнем…

Этого не может быть! воскликнул Ро-кенн, выдавая свое волнение. Ни одна форма жизни не могла быть свидетелем в ту ночь! Тщательное предварительное сканирование не обнаружило разумных существ в пределах…

Посол ротенов замолчал на середине предложения, а зрители ошеломленно смотрели на него: как учтивый звездный бог мог попасться на такую очевидную уловку!

Должно быть, привык, что все всегда идет так, как он хочет, подумал Ларк. И попался на простейшую хитрость.

Но тут ему в голову пришла странная мысль. Во многих земных культурах: от Древней Греции и Индии до Высокой Калифорнии – боги изображались как избалованные темпераментные подростки.

Может, это расовая память? Может, эти парни действительно наши давно утраченные патроны.

– Спасибо за поправку, – с поклоном отозвался Фвхун-дау. – Я сказал только, что мы хотим установить принадлежность этих приборов. Я сделаю выговор тем, кто говорил о свидетелях. Поверим вам на слово, что в ту ночь, когда, как вы только что признались, ваши роботы закопали эти странные чуждые приборы рядом с нашим Яйцом, никаких свидетелей не было. Может, оставим этот аспект и прежде всего выясним, зачем они были помещены?

Ро– кенн, казалось, пережевывает свою ошибку: его челюсти двигались, как у человека, который оскаливает зубы. Реук Ларка показал мешанину цветов на верхней части лица ротена. Тем временем Блур сделал еще один снимок, удовлетворенно хмыкнул и закрыл экспозировавшуюся пластинку. Уходи, молча попросил Ларк маленького человека, но напрасно.

– Не вижу причин для продолжения разговора, – сказал наконец чужак. Он повернулся и пошел, но остановился на краю зияющего кратера на месте станции, вспомнив, что идти ему некуда.

Конечно, Ро-кенн может взобраться на робота и просто улететь. Но пока не вернулись воздушная машина Кунна или звездный корабль, улететь можно только в дикую местность. За пределами поляны, на которой задают неприятные вопросы, нет никакого убежища.

Слева из толпы уров и людей послышались крики. Толпа расступилась, показался улыбающийся Лестер Кембел, несущий несколько томов большого формата.

– Думаю, я нашел! – воскликнул он, склонившись с несколькими помощниками к сферическому объекту в путанице проводов. И пока помощник открывал крышку объекта, Лестер объяснил.

– Естественно, ни у кого из нас не было ни малейшего представления о том, как работает это устройство, но после миллиарда лет галактическая техника так усовершенствована и упрощена, что большинством машин пользоваться очень легко. Если люди смогли привести рассыпающийся, устаревший звездный корабль на Джиджо, этот прибор тоже должен быть снабжен защитой от дурака!

Его полный самоуничижения жест вызвал смех в толпе по обе стороны. Все теснились поближе, не давая Ро-кенну и его слугам возможности с достоинством удалиться.

– В этом случае, – продолжал Кембел, – мы предположили, что прибор должен был сработать, когда все пилигримы окажутся рядом с Яйцом и будут наиболее впечатлительны, может быть, по окончании молитвы. Логично предположить, что существует таймер или устройство дистанционного управления, например, радиосигнал.

Помощнику удалось наконец открыть крышку. Послышался громкий щелчок.

– Посмотрим, сумеем ли мы найти что-то типа стандартного переключателя, какие изображены на странице пятьсот двенадцатой, – сказал Лестер, пригибаясь и сверяясь с одним из томов.

Ро– кенн смотрел на книгу со множеством диаграмм так, словно что-то смертоносное заползло к нему в постель между простыней. Ларк заметил, что Линг снова смотрит на него. На этот раз на ее лице было написано: Что еще ты от меня скрывал?

И хотя реука у нее нет, Ларк решил, что его ответ может передать и улыбка.

Ты слишком многое принимала как должное, моя дорогая. Это тебя ослепило и помешало задавать нужные вопросы. К тому же это заставляло тебя относиться покровительственно. А ведь мы могли бы стать друзьями.

Ну, хорошо, может, это слишком сложное содержание, чтобы передать его улыбкой. Может, его усмешка просто говорила: как ты смеешь! Обвинять меня в утаивании!

– Протестую! – вмешался звездный мужчина Ранн, выступая вперед. Ростом он уступал только хунам и нескольким треки. – Вы не имеете права вмешиваться в собственность других!

Фвхун-дау негромко спросил:

– Значит, вы признаете, что это ваш прибор, помещенный в наше святое место без разрешения?

Ранн замигал. Ему явно очень не нравилась слабость позиции чужаков, которые вынуждены разговаривать с варварами. В поисках указаний высокий звездный человек повернулся к Ро-кенну. Они начали разговаривать, сблизив головы, а Лестер Кембел продолжил:

– Нас на какое-то время поставила в тупик цель этого прибора. К счастью, я занимался исследованиями галактических технологий и текст показался мне знакомым. И в конечном счете я установил, что такой прибор значится как пси-излучателъ!

– А вот и выключатель, сэр, – сказал помощник. – Можем включить, когда вы будете готовы. Лестер Кембел встал и поднял руки.

– Слушайте все! Это первое и последнее предупреждение. Мы не знаем, что собираемся включить. Думаю, что ничего смертоносного не будет, поскольку наши гости не убегают отсюда изо всех сил. Однако так как у нас не было времени для тщательных экспериментов, советую всем по крайней мере отступить. Самые осторожные могут отойти подальше, может, на двойной диаметр Яйца. Начинаю обратный отсчет с десяти.

Утен хотел остаться и наблюдать, подумал Ларк. Но я заставил его прятать найденные нами диски библиотеки.

Оказал ли я ему услугу?

Кембел набрал полную грудь воздуха.

– Десять!

– Девять!

– Восемь!

Ларку никогда не приходилось видеть, чтобы г'кек обогнал ура. Но когда толпа начала рассеиваться, некоторые из Шести проявили удивительную прыть. Другие остались, удерживаемые любопытством.

Всякий истинный союз основан на храбрости, с некоторой гордостью подумал Ларк.

– Семь!

– Шесть!

Теперь вперед вышел сам Ро-кенн. Я признаю, что этот прибор принадлежит нам…

– Пять!

– Четыре!

Ро– кенн заговорил торопливо и громко, чтобы его услышали в шуме и смятении: Это всего лишь измерительные приборы, помещенные с целью…

– Три!

– Два!

Еще быстрее, лихорадочным тоном: …с целью изучения вашего почитаемого и священного…

– Один!

– Давай!

Кое– кто из людей инстинктивно закрыл уши руками и присел, словно защищая глаза от ожидаемой вспышки. Уры закрыли руками свои сумки. Г'кеки втянули глаза, а квуэны и треки прижались к земле. Реуки сморщились, стараясь избежать напряженных эмоций хозяев. Чем бы ни был этот “пси-излучатель”, сейчас все узнают.

Ларк пытался подавить инстинкт, подражая Линг. Та реагировала со странной смесью гнева и любопытства. Стиснула руки и встретилась с Ларком взглядом в тот момент, когда помощник Кембела нажал скрытый переключатель.

Аскс

Смятение охватывает наш центральный сердечник, сочится сквозь швы-суставы, которые соединяют нас/мы/я/меня, течет изумлением по нашим наружным изгибам как сок из раненого дерева.

Голос, ритмичное произношение, может ли это быть тем, чего, мы знаем, не может быть?

Образы Яйца столько раз гладили нас. В этом смятении знакомые оттенки, словно опять поет Священный Овоид…

И однако – здесь есть еще какой-то металлический призвук, ему не хватает звучной гибкости, тембра и размаха Яйца.

Звучание влечет нас, щелкая, как торопливый квинтет когтей, привлекает наше внимание, словно свет в конце темной подземной трубы.

Неожиданно я/мы коалесцирую, сливаюсь в совершенно необычном состоянии единого существа. Существа, заключенного в жесткий панцирь.

Вскипает пятиугольное негодование. Это “я” охвачено гневом.

Как смеют они говорить мне, что я свободен!

Что за неестественный закон этот Кодекс Общины? Правила, которые “освобождают” меня от сладкой дисциплины, которую мы некогда знали? Дисциплины, установленной серыми королевами?

Мы синие, мы красные, мы стремимся всей глубиной своих дрожащих желчных узлов служить! Работать и сражаться, беззаветно поддерживая династические амбиции серых! Разве не такой была когда-то наша жизнь меж звезд?

Разве не таково естество всех квуэнов?

Кто посмел положить конец этим прекрасным дням, введя чуждые представления о свободе в наши панцири, слишком жесткие для этого смертельного яда?

Люди посмели навязать нам эти мысли, это они разрушили единство наших замечательно упорядоченных ульев! Они виновны и обязаны дорого за это заплатить.

Они заплатят!

А потом нам нужно будет свести и другие счеты…

Я/мы корчусь, испытывая, каково это: прижиматься к земле и бежать на пяти сильных ногах. Ногах, предназначенных служить. Не простому гнезду, прижавшемуся за какой-нибудь крошечной плотиной, и не абстракции, как Община, но великим серым матронам, благородным, великолепным и могучим.

Но почему эта яркая картина пронизала наш ошеломленный сердечник?

Должно быть, это прибор ротенов, их пси-излучатель, часть их плана распространения влияния среди всех рас Шести. Попытка заставить нас подчиниться их воле.

Волны удивления снова сотрясают наши/мои кольца. Даже после стольких лет дружбы я/мы никогда не подозревал, какой странный у квуэнов взгляд на мир.

Но не более странный, чем следующее ощущение, которое врывается в наше единое сознание.

Ощущение скачущих копыт.

Горячее дыхание сухой степи.

Жгучее ощущение души, не менее эгоцентричной, чем у любого человека.

Яурриш-ка! Одинокая, гордая, как в тот день, когда вышла из травы, немногим выше животного. Нервничающая, но рассчитывающая только на себя.

Я могу присоединиться к племени или клану, которые примут меня на равнине.

Я могу повиноваться вожаку – потому что в жизни существует иерархия, которую следует признавать.

Но в глубине души я служу только одной госпоже. Мне!

Могут ли люди представить себе, как их запахи скребут мембраны моей ноздри? Они хорошие воины и кузнецы, это правда. Они принесли на Джиджо красивую музыку. Все это ценные вещи.

Но насколько лучше был бы мир без них.

Мы доблестно сражались за свой образ жизни до их прихода. От равнин до огненных гор мы вытягивали свои шеи над всеми остальными на Джиджо – пока эти двуногие не стащили нас, не сделали одной из Шести рас.

И что еще хуже, их наука напомнила нам (мне!), – как много мы потеряли. Как много забыли.

Каждый день они заставляют меня вспоминать, как низко я пала и как коротка моя жизнь, здесь, на вращающемся комке грязи, окруженном горькими океанами…

Негодующее излияние уходит, уносится далеко за пределы нашей возможности следовать. Негодование рассеивается, но его место занимает другое, навязанное посторонней силой, заполнившей маленькую горную долину.

За этим следовать гораздо легче. Тяжелое, медлительное, его трудно рассердить, но когда рассердится, остановит только смерть.

Не следует торопиться. Тем не менее ритм влечет нас.

Манит задуматься над тем, как часто более быстрые расы издеваются над нами, бедными, терпеливыми хунами,

как они носятся вокруг нас,

как часто нарочно говорят быстро,

как поручают нам самые опасные дела,

заставляют в одиночку выходить в море, хотя каждый погибший корабль уносит сотни наших любимых, разрывает наши маленькие семьи и приносит неутолимую боль.

Люди и их зловонные пароходы, они сохранили знания, они делают вид, что делятся ими с нами, но на самом деле не делятся. И когда-нибудь оставят нас гнить здесь, а сами улетят в корабле, сделанном из чистого белого света.

Можно ли допустить это? Разве нет способов заставить их заплатить?

Все охвачено смятением.

Если эти пагубные послания предназначались разным расам, должны были пробудить в нас агрессивность, почему я/ мы воспринимаю их все сразу? Разве ротены не нацелили бы на каждую расу только ей предназначенное излучение?

Может, их машина повреждена или слишком слаба.

Может, мы сильней, чем они думали.

Освободившись от хунского ритма, мы чувствуем, что остались еще два слоя горького пения. Один явно предназначен для землян. Его основная тема – почтение. Почтение и гордость.

Мы высшая раса. Остальные специализируются, но мы можем сделать все! Мы избраны и выращены могучими ротенами, и поэтому нам подобает быть самыми великими, даже когда мы заброшены на этот склон к дикарям.

Если поставить их на место, они будут полезны в роли достойных слуг…

Мы/я вспоминаем выражение. Прямая эмфатическая трансмиссия – техника, используемая галактической наукой уже полмиллиарда лет.

И это знание делает многочленный голосовой поток более искусственным, металлическим, даже почти сатирическим. Конечно, это послание должно было каким-то образом быть усиленным нашим Святым Яйцом в тот момент, когда мы будем наиболее восприимчивы. Но даже и в этом случае трудно представить себе, чтобы подобная болтовня могла завоевать много последователей.

Неужели они на самом деле верили, что мы поддадимся на это?

Еще один факт привлекает наше внимание. Нет слоя для колесных! Почему? Почему г'кеки упущены? Из-за своей явной бесполезности в программе истребительной войны?

Или потому что они уничтожены, их нет среди звезд?

Остается один ритм. Барабанный бой, подобный биению молотов по грудам стволов бу. И эти раскаты кажутся нашему сложному единству странно знакомыми.

Но в то же время наиболее чуждыми из всех.

СВЯЩЕННАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ МНОГОСУЩНОСТИ, НЕПОСРЕДСТВЕННО ОТ ГОВОРЯЩЕЙ ВЕРШИНЫ, ОСОЗНАЮЩЕЙ РАЗГНЕВАННУЮ ВРАЖДЕБНОСТЬ?

ОТВЕЧАЙТЕ КЛЯНИТЕСЬ ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ ОСКОРБЛЕНИЯМ! ПРЕСТУПНИКИ (ЗЕМЛЯНЕ) ДОЛЖНЫ ВСТРЕТИТЬСЯ С УНИЧТОЖЕНИЕМ…?

Мы в отчаянии отшатываемся. Эта эгомания гораздо грандиозней всех предыдущих, даже тех посланий, которые направлены на уров и людей! И однако – нацелена она на треки!

Понимаете ли вы, что происходит, мои кольца? Это ли вкус гордого коварства, которое распространяли предназначенные для сознания деспотические торы? Эти тираны, которые некогда владели нашими грудами колец? Владыки, сознательно оставленные нашими предками-основателями, когда они бежали на Джиджо?

Таково негодование этих высокомерных джофуров? (Да, дрожите, услышав это имя!)

Могучих существ, которые по-прежнему бродят меж звезд в нашем образе. Родичей по кольцам, чьими восковыми сердечниками правят маниакальные устремления.

Но если это так, почему эти напыщенные речи так мало значат для наших многоцветных сегментов? Почему они кажутся такими банальными теперь, когда мы знаем, кто они такие на самом деле? Такими слабыми?

Демонстрация заканчивается. Излучение прекращается: в приборе иссякла энергия. Не важно. Теперь мы знаем, каково назначение этой путаницы проводов и шаров. Отравить, распространить яд, усиленный и сделавшийся правдоподобным благодаря влиянию Яйца.

По всей поляне вскипает гнев из-за этого святотатства, такой легкомысленной попытки разбудить дремлющую в нас враждебность. Ведь эта враждебность устарела еще до появления Яйца.

Неужели вы о нас такого низкого мнения, звездные повелители? Вы считаете, что нас можно одурачить и заставить выполнять грязную работу?

Мы видим, как вновь собирается толпа, выкрикивая угрозы, презрительно не обращая внимания на качающихся свистящих роботов. Люди, уры и все остальные теперь смешиваются свободней, объединяются в каком-то подъеме, словно мы, Шесть, выдержали трудное испытание. И вышли из него более сильными и едиными, чем когда-либо.

Это худшее, что они могли с нами сделать?

Много раз я слышу этот вопрос.

Да, мои кольца, нам кажется, что Поляна – лишь малая часть Склона, а мы, присутствующие здесь, только небольшой фрагмент Общины.

Это худшее, что они могли с нами сделать?

Увы, если бы так.

Сара

Урунтай предпочитает передвигаться быстро и легко, нагружая на ослов только самое необходимое. Урунтай также верит в Тропу Избавления – и не одобряет книги.

У библиотекарей не было ни одного шанса.

Тем не менее, увидев вечером костер, трое архивистов в серых одеяниях начали бурно протестовать. Два человека и их помощник шимп, связанные, отчаянно вырывались, молили, угрожали, пытались броситься на запечатанные воском ящики, которые должны были отвезти в безопасное место.

Веревки спасли им жизнь. Раскрашенные воины Урунтая, дежурившие с нацеленными арбалетами, не дрогнув, расстреляли бы светлокожих книжных смотрителей.

– Вам нравится огонь? – насмешливо спросила одна воительница на англике с сильным акцентом. – Огонь очищает. Он сжигает мусор. И то же самое может сделать с плотью. Человеческая плоть горит так хорошо.

Библиотекари замолчали и со слезами смотрели, как пламя лижет восковые печати на деревянных ящиках, охватывает груды томов, которые трепетали, как птицы. Бумажные страницы вспыхивали краткими метеорами, расставаясь с накопленной столетиями мудростью.

Сара радовалась, что Ларк и Нело не видят этого.

Многие тексты были скопированы во время Великой Печати и позже. Утрата может быть не такой тяжелой, как кажется.

Но сколько выдержат эти копии в наступающем веке, полном фанатических сект и крестовых походов? Когда каждый уверен в собственной правоте?

Если даже звездные боги не уничтожат Библос или не заставят взрывников выполнить это дело за них, фанатики, такие, как Джоп и Ур-Качу, будут становиться все многочисленней и смелей, по мере того как будет распадаться ткань общества.

И, словно иллюстрируя эту мысль, перед закатом в лагере появилась группа единомышленников Джопа – десяток жестко выглядящих мужчин, вооруженных луками и мечами. Эти люди напились из ручья, не поворачиваясь спиной к соплеменникам Ур-Качу, но с удовлетворением смотрели на костер умирающих книг.

У этих двух групп общая цель. Покончить с “тщеславием” грамотности. Сместить нынешних мудрецов. Придерживаться диктатуры Свитков.

Позже, когда мы твердо будем идти по Тропе, сможем вернуться к засадам и взаимному убийству, определяя, кто самый сильный хищник в зловонной пирамиде освобожденных животных.

Костер рухнул, выбросив тучу искр и обрывков горячей бумаги, которые словно подхватил ветер. Незнакомец, стоявший рядом с Сарой, поймал одну страницу и стал вглядываться в нее, как будто пытаясь прочесть, что на ней было напечатано. Возможно, он увидел в ней нечто похожее на себя. Когда-то красноречивая, теперь она утратила способность речи.

Не одни библиотекари смотрели на костер с ужасом на вымазанных сажей лицах. Молодая супружеская пара хунских пилигримов вцепилась друг в друга, произнося погребальную молитву, как будто среди грязных углей позвоночник близкого. В явном отчаянии смотрели квуэны, а также – мы не забудем это – несколько печальных торговцев-уров.

Запах дыма напомнил Саре о тьме. Той темноте, которая не кончается с рассветом.

– Ну хорошо! Слушайте все! Прошу внимания. Вот наш план.

Молчание нарушил Джоп. Он подошел в составе четверки, вместе с Ур-Качу, Ульгор и мрачным, загорелым человеком, жесткое лицо и кремневая твердость которого делали его почти представителем другой расы по сравнению с мягкими книжниками-библиотекарями. Даже Урунтай обращался с этим человеком с неохотным уважением. Раскрашенные воины уступали ему дорогу. Саре он показался знакомым.

– Мы уходим двумя группами, – продолжал Джоп. – Большая группа направляется в болото Соленого Копыта. Если какой-нибудь отряд милиции услышит о происшедшем и решит нас преследовать, прежде всего они будут искать там. Так что кое-кого из вас могут и “освободить” через неделю-другую. Нам это подходит.

Меньшая группа будет идти быстрее. Люди поедут верхом, каждые полмидура пересаживаясь на свежих ослов. Не причиняйте беспокойства и даже не думайте ускользнуть в темноте. Урунтай – опытные следопыты, и далеко вы не уйдете. Вопросы есть?

Никто ничего не спросил, и Джоп пальцем поманил Незнакомца.

– Ты. Сюда.

Он показал в ту сторону, где у пруда оазиса цепочкой были привязаны самые крупные и сильные животные. Незнакомец посмотрел на Сару.

– Все в порядке. Она тоже может ехать. Мы не можем допустить, чтобы наш заложник заболел, верно? – Джоп повернулся к Саре. – Думаю, ты сможешь заботиться о нем еще какое-то время.

– Если смогу взять свой багаж. И Прити, конечно.

Четверо предводителей принялись совещаться. Ур-Качу возражала, но Ульгор встала на сторону людей, даже если это означало необходимость бросить часть добычи, отнятой у торговцев каравана. Пришлось сбросить на землю груз с еще двух ослов.

Еще один спор возник, когда Незнакомец сел на осла; при этом ноги его с обеих сторон почти доставали до земли. Он отказался оставить свой дульцимер, держа инструмент рукой. Недовольная Ур-Качу с отвращением фыркнула, но сдалась.

Со своего места на спине другого осла Сара видела, как человек с жестким лицом показал на взрывника Курта, который сидел рядом с племянником и молча наблюдал за происходящим.

– И вы, господин взрывник, – с почтительным поклоном обратился к нему Джоп. – Боюсь, мои друзья хотят задать вам несколько вопросов, а это не подходящее место для того, чтобы убедить вас ответить.

Не обращая внимания на скрытую угрозу, седобородый человек из города Тарека перенес свою сумку к каравану ослов. Джома пошел за ним. Когда пара Урунтай попыталась отобрать у него сумку, Курт мягким и серьезным голосом сказал:

– Содержимое… требует осторожного обращения.

Воительницы попятились. Никто не мешал Курту сбрасывать груз еще с одного осла. Вместо груза он привязал свою сумку.

Остальную часть “быстрой группы” составляли воины Урунтай и люди – в одинаковых количествах. Люди на ослах выглядели почти так же неуклюже, как высокий Незнакомец. Все чувствовали себя неуверенно. Многие впервые садились верхом.

– Ты не идешь? – спросила Сара Джопа.

– Я слишком давно не был на своей ферме, – ответил тот. – К тому же у меня в Доло есть одно незаконченное дело. Чем быстрее там не станет плотины, тем лучше.

Голова Сары дернулась, но не из-за слов Джопа. Она кое-что заметила за его плечом: на поверхность пруда поднимается цепочка пузырей.

Блейд. Он все еще под водой. И все слышит!

– Не волнуйся, девочка, – заверил Джоп, неправильно истолковав на мгновение промелькнувшее в ее взгляде изумление. – Я присмотрю, чтобы твоего папы не было, когда эта проклятая штука взорвётся.

Прежде чем Сара смогла ответить, вмешалась Ур-Качу.

Пора покончить с задержками и действовать! Выходим!

Одним из своих хвостов она хлестнула по крупу осла, и караван двинулся вперед.

Неожиданно Сара соскочила с седла и уперлась ногами. Ее осел споткнулся, и по всей цепочке в обе стороны прокатилась волна остановок. Один из мрачных людей даже упал на землю, вызвав насмешливые возгласы уров.

– Нет, – с мрачной решимостью сказала Сара. – Вначале я должна узнать, куда мы направляемся. Джоп негромко принялся ее уговаривать:

– Мисс Сара, пожалуйста. Я даже сам не знаю… Он замолчал, тревожно глядя мимо нее на приближающегося человека с кремневыми глазами.

– В чем проблема? – Его глубокий низкий голос казался странно культурным, вопреки грубой внешности. Сара встретилась со взглядом его серых глаз.

– Не сяду, пока не скажете, куда мы направляемся. Охотник приподнял бровь.

– Мы вас привяжем. Сара рассмеялась:

– Этот маленький осел с трудом выдерживает добровольного седока. А тут я буду висеть на нем, да еще стараться сбить с хода. А если вы бросите меня как мешок картошки, я сломаю себе ребра.

– Возможно, мы рискнем и этим, – начал он и нахмурился, когда Незнакомец, Курт и Прити тоже слезли с ослов и встали, взявшись за руки.

Воин вздохнул.

– Какая в конце концов разница, если вы будете знать заранее?

Чем больше он говорил тем более знакомым казался. Теперь Сара была уверена, что встречалась с ним раньше.

– Мой подопечный нуждается в медицинском уходе. До сих пор мы не допускали инфекцию пользуясь специальными мазями, произведенными нашим аптекарем треки. И поскольку вы не берете с собой в “быструю группу” его колесницу, нам нужно попросить Пзору подготовить запас мазей в дорогу.

Человек кивнул.

– Это можно организовать. – Он знаком велел незнакомцу подойти к Пзоре.

Сняв реука, который в последнее время сменил повязку, астронавт обнажил зияющую рану в голове. Несколько пустынных людей зашипели и стали делать жесты, отвращающие неудачу. Симбионт Незнакомца и реук Пзоры соединились в единый клубок и принялись обмениваться энзимами, а сам Незнакомец тем временем обратился к треки с последовательностью быстрых жестов руками – Саре даже показалось, что она услышала обрывок песни, – прежде чем наклониться и предоставить рану для очистки и лечения.

Сара заговорила снова.

– Лекарства, которые произведет Пзора, сохранятся на несколько дней, так что к тому времени вам лучше отвезти нас к другому аптекарю или у вас на руках будет совершенно бесполезный заложник. Звездные боги за мертвеца много не заплатят, друг он им или враг.

Предатель долго оценивающе смотрел на нее, потом отошел и заговорил с Ур-Качу и Ульгор. Вернулся он с легкой улыбкой.

– Это означает небольшой крюк, но недалеко от нашей цели есть поселок, а в нем аптекарь. Вы правильно сделали, что указали нам на это. В следующий раз, пожалуйста, просто расскажите о проблеме, не вызывая неприятностей.

Сара смотрела на него, потом разразилась смехом. Он присоединился к ней со своим гулким хохотом, и это словно слегка ослабило напряжение. Этот хохот вернул Сару в прошлое, в первые дни пребывания ученицей под каменной крышей.

– Дединджер. – Она произнесла это имя почти беззвучно. Улыбка по-прежнему легкая, с оттенком горечи.

– Я гадал, узнаете ли вы меня. Мы работали в разных отделениях, хотя я следил за вашей работой с тех пор, как меня изгнали из этого рая.

– Рая, который вы пытались уничтожить, насколько я помню.

Он пожал плечами.

– Я начал действовать, не дожидаясь консенсуса. Но привычки коллегиальности трудно разорвать. К тому времени как я был готов, слишком многие узнали о моих намерениях. И до изгнания за мной следили днем и ночью.

– Жаль. А это ваш способ получить второй шанс. – Она показала на костер.

– Действительно. После годов, проведенных в дикости, где я проповедовал в группе падших – людей, которые дальше других прошли по Тропе Избавления, я узнал достаточно…

Резкий нетерпеливый свист Ур-Качу не слова на каком-нибудь известном языке, но он свидетельствовал, что она с трудом сдерживается. Дединджер снова приподнял бровь.

– Может, двинемся?

Сара подумала, стоит ли еще раз попытаться заставить Дединджера вслух произнести название места их назначения. Дединджер безумец, но не дурак. Ее настойчивость может вызвать у него подозрения и даже выдать Блейда.

Молча пожав плечами, она снова села на терпеливого осла. Сужеными глазами наблюдая за ней, Незнакомец тоже сел верхом, за ним последовали Курт и Прити.

Остальные уцелевшие путники из злополучного каравана, казалось, одновременно жалеют о том, что они не так важны для Урунтая, и испытывают облегчение. Быстрая группа выехала из оазиса, направляясь на юг. Позади остались горькие запахи костра, пыли и животных.

Сара оглянулась на освещенный луной пруд.

Ты все слышал, Блейд? Или спал?

Но что может сделать синий квуэн в середине высохшей равнины? Ему лучше всего оставаться у воды, пока не придет помощь.

Сзади послышались голоса животных. Это выступила вторая группа – медленней, но по тому же пути.

Это имеет смысл. Большая группа сотрет следы меньшей. В каком-нибудь месте Ур-Качу свернет, а преследователи, если они будут, пойдут за большей группой.

Вскоре они остались одни в высокогорной степи. Воительницы Урунтая были оживлены, двигались легко и проворно и посмеивались над неуклюжими людьми, которые морщились и при езде задевали ногами землю. Люди слезали с ослов и на протяжении нескольких полетов стрел бежали рядом с ними, потом снова садились верхом. Хороший способ избавиться от насмешек уров. Да и стертостей не будет.

Увы, Сара знала, что она не в такой физической форме, чтобы бежать. Бели выживу, обязательно займусь своей формой, не в первый раз подумала она.

Человек с серыми глазами несколько Дуров бежал рядом с Сарой, улыбаясь ей сухой красноречивой улыбкой. Он был так жилист и силен, что Сара поражалась, как вообще смогла узнать его. Когда она в последний раз видела ученого Дединджера, это был бледный интеллектуал с брюшком человека средних лет, специалист по самым древним свиткам и автор текста, который и сейчас у Сары в ее небольшом багаже. Человек, когда-то уважаемый, с высоким статусом, пока его ортодоксальный фанатизм не показался чрезмерным даже для терпимого Высшего Совета.

В те дни мудрецы придерживались особой двойной верности, распределенной поровну между Джиджо, с одной стороны, и беззаконным замыслом предков, с другой. Компромисс достигался с трудом. Некоторые избирали одну сторону, настраиваясь против другой.

Брат Сары полностью встал на сторону планеты. Ларк считал миллиарднолетний галактический экологический кодекс разумным и справедливым. Для него даже знаменитая “тропа освобождения” не давала права на нарушение этих правил.

Дединджер разделял противоположную крайность. Его не заботили экология и сохранение видов, только освобождение, обещанное Свитками. Поиски невинности как средства достижения лучшего будущего. Возможно, он в этом кризисе увидел и путь к возвращению утраченных почестей.

Сара при лунном свете смотрела, как изгнанный мудрец движется с жилистым изяществом – настороженный, сосредоточенный, сильный: живое доказательство справедливости избранного им простого жизненного стиля.

Обманчиво простого, думала она. У мира бесчисленное количество возможностей быть не таким, как кажется на первый взгляд.

Немного погодя Урунтай замедлил движение, потом совсем остановился для еды и отдыха. Самки с мужьями и личинками в сумках каждый мидур должны были пить теплую кровь симлы. Люди были недовольны урским обычаем быстрых, но коротких перебежек, и отдыху они предпочитали менее торопливое, но равномерное передвижение.

Вскоре после второго такого перерыва Ур-Качу повернула всю группу на каменистый карниз, который тянулся в общем направлении на юго-восток, как хребет окаменевшего гиганта. Неровная местность замедлила продвижение, и Сара воспользовалась этим, чтобы спешиться и дать отдохнуть ослу и собственному заду. У нее затекли руки и ноги, и она надеялась, что ходьба вернет им подвижность. Но держалась рукой за седло: вдруг споткнется в темноте на невидимом камне.

Взошла вторая луна, и идти стало немного легче. Освещенные серебристым Торгеном, горы казались выше, чем обычно. Ледники на северном склоне впитывали падавший под углом свет спутника и возвращали его своеобразным голубым сиянием.

Незнакомец запел. Сладкая негромкая мелодия заставила Сару подумать об одиночестве.

Я одинокий остров

В далеком море,

И ближайшая полоска земли -

Это мои тоскливые мысли о тебе.

О, если бы я был свободен Душой и телом, Ты села бы в лодку И приплыла ко мне?

Это англик, хотя такой диалект Сара никогда не слышала. Много незнакомых слов. Неизвестно, насколько сам звездный человек понимает то, что поет. Но стихи, несомненно, вызывали у него глубокое чувство.

Я лед, который утоляет твою жажду,

От которого звенят твои яркие кольца?

Ты ангельский образ,

Поцелуй которого придает планете крылья…

Пение кончилось, когда прискакала Ур-Качу, раздувая ноздри, и потребовала прекратить невыносимый земной кошачий концерт. Сара полагала, что это исключительно личное мнение, потому что остальные уры не возражали. Музыка входит в очень короткий перечень того, в чем согласны обе расы. Некоторые уры даже говорят, что согласны переносить запах людей, потому что те принесли на Джиджо виолу.

Для тетки Ур-Качу казалась необычно раздражительной.

Человек из космоса замолчал, и группа двигалась в тишине, подчеркиваемой цоканьем копыт на камне.

Следующая кровавая остановка – в укрытии от ветра между каменными плитами, которые могли быть естественными образованиями, но в полутьме казались руинами древней крепости, погибшей в какой-то катастрофе. Один из обветренных пустынных людей дал Саре кусок черствого хлеба и сыр из молока кустарниковой коровы, несвежий, но вкусный, тем более что Сара ужасно проголодалась. Но рацион воды разочаровал. Уры не видят смысла в том, чтобы брать с собой большие запасы воды.

Около полуночи группе пришлось перейти в брод широкий мелкий ручей на дне пустынной вади. Ульгор, всегда готовая ко всему, натянула прочную, без щелей, обувь и пересекла ручей, не замочив ног. Остальные урские мятежницы брели рядом с людьми и ослами, потом тряпками вытерли ноги друг у друга. После этого Урунтай какое-то время двигался очень быстро, пока не высохла влага на волокнистой шерсти ног.

Когда шаг снова замедлился, Сара слезла с осла и пошла пешком. Вскоре справа от нее послышался низкий голос.

– Я хотел вам сказать… я читал вашу работу о лингвистическом регрессе индоевропейских языков.

Это ученый, ставший охотником. Дединджер шел по другую сторону ее осла. Она долго смотрела на него, прежде чем ответить.

– Я удивлена. В ней пятьдесят страниц, я сумела сделать только пять копий, и одна у меня. Дединджер улыбнулся.

– У меня еще есть друзья в Библосе, которые время от времени присылают мне работы по интересующим меня темам. Что касается ваших положений, то хотя замечания о грамматическом совершенстве долитературных торговых кланов мне понравились, боюсь, я не могу разделить вашу общую теорию.

Сара не удивилась. Ее заключения противоречат всему, во что верит этот человек.

– Таков путь науки – циклы признаний и непризнаний. Никакой догматической истины. Никакого жесткого, заранее известного слова.

– В противоположность моей рабской привязанности к нескольким древним свиткам, в написании которых не участвовал ни один человек? – Кремневый человек рассмеялся. – Я так и думал, что все сведется к тому, в каком направлении, по-вашему, движутся люди. Даже среди консервативных галактов наука должна медленно совершенствовать модель мира. Она ориентирована на будущее. Ваши дети будут знать больше вас, так что истина, которую вы постигаете, никогда не может быть названа “полной”.

Все хорошо, пока ваш путь направлен вверх, Сара. Но традиция и прочная вера предпочтительней, если вы спускаетесь по узкой священной дороге к рабству. В таком случае споры и неуверенность только смутят вашу паству.

– Ваша паства не кажется смущенной, – признала Сара. Он улыбнулся.

– Мне удалось повернуть этих жестких людей к истинной ортодоксальности. Большую часть года они проводят на равнине Режущего Песка, охотясь на диких пауков-ленивцев, которые живут в пещерах под дюнами. Большинство из них не умеет ни читать, ни писать, а немногие орудия они изготовляют сами. Они уже далеко прошли по Тропе. Другие группы убедить может оказаться труднее.

– Например, гильдию взрывников? Бывший ученый кивнул.

– Загадочный клан. Их колебания при выполнении своего долга в нынешнем кризисе тревожат.

Сара посмотрела на Курта и Джому. Старший взрывник дремал на медленно идущем осле, а племянник продолжал односторонний разговор в Незнакомцем, который в ответ на болтовню Джомы кивал и улыбался. Звездный человек – идеальный, никогда не критикующий слушатель для застенчивого мальчика, который только начинает выражать себя.

– Может, они сообразили, что могут взорвать только раз, – заметила Сара. – А потом им придется зарабатывать на жизнь, как всем остальным.

Дединджер хмыкнул.

– Если это так, кому-то пора уважительно напомнить им об их обязанностях.

Сара вспомнила слова Джопа о том, что необходимо “убедить” Курта. В более напряженные времена у этого выражения может быть зловещий смысл.

Возможно, мы возвращаемся к таким временам.

Кремневый мятежник покачал головой.

– Но забудем об этом. Я действительно хочу поговорить о вашей захватывающей работе. Не возражаете?

И когда Сара пожала плечами, Дединджер дружелюбным тоном продолжил так, словно они сидят в факультетском фойе в Библосе:

– Вы признаете, что праиндоевропейский и многие другие древние праязыки обладали более строгой и рациональной структурой, чем последующие диалекты, развившиеся из них. Пока все верно?

– Согласно книгам, привезенным на “Обители”. Мы располагаем только полученными в наследство данными.

– И однако вы не считаете эту тенденцию очевидным признаком отхода от совершенства? От оригинальной грамматики, созданной для нашего использования расой патронов?

Сара вздохнула. Возможно, во вселенной бывают более странные вещи, чем разговор на абстрактные темы с похитителем под пустынным небом, но ей ничего такого не приходило в голову.

– Структура этих ранних языков могла возникнуть за многие поколения в результате отбора под давлением обстоятельств. Примитивным людям нужна строгая грамматика, потому что у них нет письма или других способов исправления ошибок и лингвистических отклонений.

– А, да. Ваша аналогия с игрой в телефон, в которой язык с самым высоким уровнем кодирования шамана…

– Кодировки Шеннона. Клод Шеннон показал, что любое сообщение может нести в себе средства исправления ошибок, вкравшихся во время передачи. В бесписьменных языках такая избыточность часто бывает заключена в грамматических правилах – падежах, склонениях, определениях и тому подобном. Это все элементарные основы теории информации.

– Гм, может быть, для вас. Признаюсь, что не сумел разобраться в вашей математике. – Дединджер сухо усмехнулся. – Но допустим, в этом вы правы. Но разве такая умная самокорректирующаяся структура не доказывает, что ранние человеческие языки были искусно сконструированы?

– Вовсе нет. Те же аргументы выдвигались против биологической эволюции, а позже против представления о самостоятельно развившемся разуме. Некоторым очень трудно представить себе, что из дарвиновского отбора может возникнуть что-нибудь сложное, но так оно и есть.

– Значит, вы считаете…

– Что то же самое произошло с долитературными языками на Земле. Культуры с более строгой грамматикой удерживаются на больших расстояниях и более долго. Согласно мнению mhoгих лингвистов прежних времен, индоевропейцы расселились по огромной территории – от Европы до Центральной Азии. Жесткое совершенство их языка позволяло поддерживать связи и вести торговлю на расстояниях, которые тогда невозможно было преодолеть за одну жизнь. Новости, сплетни, рассказы могли медленно устно передаваться по всему континенту и доходить столетия спустя, почти не изменившись.

– Как в игре в телефон.

– Такова общая идея.

Сара опиралась на осла, у нее устали ноги. Но неясно, что лучше: терпеть усталость или дать ногам отдохнуть и страдать от боли в копчике, если она сядет верхом. Ради маленького осла она решила идти и дальше пешком.

Дединджер продолжал спор.

– Если все, что вы говорите, правда, как вы можете отрицать превосходство ранней грамматики перед путаными, дезорганизованными последующими диалектами?

– Что значит “превосходство”? Говорите ли вы о праиндоевропейском, прабанту или прасемитском языке, все они в течение сотен и даже тысяч лет обслуживали потребности консервативной, почти не подверженной изменениям культуры кочевников и скотоводов. Но потребности изменились, когда наши предки перешли к земледелию, обработке металлов и письму. Прогресс изменил само представление о том, чему должен служить язык.

Выражение искренности на мгновение смягчило жесткое лицо собеседника.

– Но скажите, для чего нужен язык, если не для сохранения преемственности культуры и облегчения связи?

Этот же вопрос задали и прежние коллеги Дединджера из его отделения, отвергшие теорию Сары при первом ее докладе и высмеявшие ее в присутствии мудрецов Боннера, Теина и Пурофски. Разве величественная цивилизация Пяти Галактик не усовершенствовала свои двадцать с лишним стандартных кодов с дней легендарных Прародителей с одной-единственной целью – облегчить обмен мнениями между мириадами рас?

– Есть еще одно желательное обстоятельство, – возразила Сара. – Еще один продукт языка, в конечном счете не менее важный, чем преемственность.

– И что же это?

– Творчество. Если я права, для творчества нужен совсем иной тип грамматики. Абсолютно иной взгляд на ошибки.

– Подход, который приветствует ошибки. Включает их. – Дединджер кивнул. – Мне трудно было разобраться в этой части вашей работы. Вы говорите, что англик лучше, потому что в нем нет избыточного кодирования. Потому что в каждой фразе, в каждом абзаце есть ошибки и двусмысленности. Но как хаос может способствовать изобретательности?

– Он позволяет расстаться с предрассудками. Разбирать самые нелогичные, нелепые и явно ошибочные предположения и делать это в разумно звучащих предложениях. Таких, например, как парадокс: “Это предложение – ложь”. Ни на одном из галактических языков это предложение не может быть построено грамматически правильно. Нас мучит и смущает наличие противоречий в самых давних и широко распространенных положениях. Наши мысли при этом выбиваются из колеи.

– И это хорошо?

– Но так рождается творчество, особенно у людей. Для того чтобы родилась одна хорошая идея, нужно предварительно высказать, просеять, испытать и отвергнуть десять тысяч идиотских мыслей. Мозг, который боится нелепостей, никогда не создаст ничего оригинального: некоторые абсурдные концепции будущие поколения будут считать “совершенно очевидными”.

Один из результатов этих перемен – появление большого количества новых слов. Образовался словарь, гораздо более обширный, чем в древних языках. Слова – названия новых вещей, новых идей, новых способов сравнения и рассуждения.

Дединджер добавил:

– И новых катастроф. Новых недоразумений. Сара, уступая, кивнула.

– Это опасный процесс. Кровавое прошлое Земли показывает, как воображение и вера превращаются в проклятия, если их не сопровождает способность к критическому мышлению. Письмо, логика и эксперименты позволяют до некоторой степени компенсировать способность избегать ошибок, заложенную в грамматику. Но прежде всего зрелый человек всегда в первую очередь должен рассматривать самую неприятную возможность – то, что его любимые доктрины могут оказаться ошибочными.

Она взглянула на Дединджера. Поймет ли он, что "этот камешек в его огород?

Изгнанный педагог сухо улыбнулся Саре.

– А приходило ли вам в голову, мисс Сара, что последнее утверждение может быть адресовано и вам и вашей любимой гипотезе?

Пришла очередь Саре вначале внутренне поморщиться, потом вслух рассмеяться.

– Человеческая природа. Каждый из нас полагает, что знает, о чем говорит, а все, кто с ним не согласен, придурки. Люди творчества видят в зеркале Прометея, а не Пандору.

Дединджер иронически заметил:

– Иногда факел, который я несу, обжигает мне пальцы.

Сара не могла понять, насколько серьезно это замечание. Ей часто бывало легче понять чувства хуна или г'кека, чем представителя собственной загадочной расы. Тем не менее она обнаружила, что наслаждается разговором, первым таким разговором за очень долгое время.

– А что касается тенденций развития здесь, на Джиджо, только посмотрите на некоторые стихотворные романы, в последнее время опубликованные в северных урских племенах. Или недавний взлет хунской романтической поэзии. Или хайку на Галдва, которые приходят из Долины…

Ее оборвал резкий свист – гортанный приказ, вылетевший из вытянутой шеи Ур-Качу. Караван усталых животных остановился, а предводительница Урунтая указала на север, на одинокую вершину. В ее тени нужно разбить замаскированное убежище.

В ее тени…

Мигая, Сара осмотрелась и увидела, что ночь почти кончилась. Над вершинами вставал рассвет, преодолевая ранний утренний туман. Они поднялись в горы или, вернее, в скалистые предгорья, оставив позади выжженную равнину Уоррил. Увы, теперь они далеко к югу от торной дороги, ведущей на Поляну Собраний.

Вежливость Дединджера контрастировала с его грубой.внешностью: извинившись, он отправился организовывать своих людей.

– Мне нравится соревноваться в уме, – с поклоном сказал он. – Может, мы еще возобновим этот разговор.

– Может быть.

Хотя разговор был приятным отвлечением, Сара не сомневалась в том, что этот человек принесет ее вместе со всеми ее идеями на алтарь своей веры. И поклялась быть готовой при первой же возможности увести друзей от этих фанатиков.

Отлично. Старик, мальчишка, шимпанзе, раненый чужак и интеллектуалка не в форме – даже если у нас будет несколько часов форы, эти уры и люди пустыни поймают нас быстрее, чем ты построишь график синуса.

И все же она посмотрела на север, на высокие горы, где в скрытых долинах происходят знаменательные события, и подумала: Нам нужно двигаться быстрее, иначе Ифни, бог или вселенная обойдутся без нас.

Аскс

Настала наша очередь угрожать.

Прокторы сдерживают разъяренную толпу; наши прежние гости окружены гневным кольцом. Оставшиеся сторонники чужаков, в основном люди, образуют вокруг пришельцев со звезд другое кольцо, защитное, а два робота носятся в воздухе, огненными молниями создавая буферную зону.

Лестер Кембел выступает вперед и поднимает обе руки, призывая к тишине. Шум стихает, толпа уменьшает давление на измученных прокторов. Вскоре воцаряется тишина. Никто не хочет пропустить следующий шаг в игре, в которой все мы лишь символы Джиджо. Игра будет выиграна или проиграна в зависимости от нашего мастерства и удачи.

Лестер кланяется послу ротенов. В одной руке он держит стопку металлических пластинок.

– Давайте оставим притворство, – говорит Лестер звездному богу. – Мы знаем, кто вы такие. И вы не сможете своей грязной работой подтолкнуть нас к взаимному геноциду.

Далее, если вы попробуете сами выполнить эту работу и уничтожить всех свидетелей вашего незаконного посещения, вам это не удастся. Вы только удлините перечень своих преступлений.

Мы рекомендуем вам удовлетвориться. Берите все, что вам нужно от этого мира, и уходите.

Звездный человек самец в гневе выступает вперед.

– Как ты смеешь так говорить с патроном твоей расы! – кричит Ранн с побагровевшим лицом. – Извинись за свою наглость!

Но Лестер не обращает внимания на Ранна, чей статус в глазах Шести резко понизился. Прихлебатель/слуга не может распоряжаться мудрецом, какими бы богоподобными силами он ни владел.

Наш посол-человек протягивает Ро-кенну одну из металлических пластинок.

– Мы не гордимся этим видом искусства. Оно использует материалы, которые не стареют со временем и не растворяются в почве матери Джиджо. Напротив, они неистребимы. Не подвержены времени. Правильно сбереженные, они сохранят изображения до тех пор, пока эта планета снова не будет полна законной разумной жизнью.

Обычно мы посылаем такой мусор туда, где Джиджо может переработать его в огне. Но в данном случае мы сделаем исключение.

Посол ротенов поворачивает пластинку в утреннем свете. В отличие от фотографий на бумаге, эти изображения лучше всего видны под определенными углами. Мы/я знаем, что там изображено, не правда ли, мои кольца? На пластинке Ро-кенн и его товарищи перед самым началом злополучного паломничества – путешествия, чьи ужасы все еще стекают с нашего воскового сердечника. Портретист Блур изготовил эту пластинку как средство шантажа.

– На других пластинках ваша группа изображена в различных положениях, в экспедициях, при обследовании кандидатов, часто на фоне, который определенно свидетельствует об этом месте и этой планете. Форма ледников и выветренных холмов позволит определить дату в пределах до ста лет. Может, и точнее.

Реук, покрывающий мое зрительное кольцо, снова передает противоречивые эмоции Ро-кенна, столкновение противоположностей. Но каких именно? Лучше ли мы теперь понимаем эти чуждые формы жизни? Наше второе кольцо разума кажется глубоко заинтересованным сталкивающимися цветами.

Ротен протягивает элегантную руку.

– Могу я посмотреть остальные? Лестер передает их.

– Это лишь примеры. Естественно, подробный отчет о знакомстве с вашим кораблем и экипажем также запечатлен на прочном металле и спрятан вместе с пластинками.

– Естественно, – спокойно отвечает Ро-кенн, внимательно разглядывая одну пластинку за другой, переворачивая их, подставляя лучам солнца. – Для сунеров, которые сами себя подвергли проклятию, вы сохранили необычные искусства. Ничего подобного я не видел, даже в цивилизованном космосе.

Эта лесть вызывает одобрительный ропот в толпе. Ро-кенн снова очарователен.

Лестер продолжает:

– Любой акт мести или геноцида против Шести будет точно так же сохранен. Сомнительно, чтобы вы смогли уничтожить нас всех, прежде чем наши спрятанные писцы завершат эту работу.

– Действительно сомнительно. – Ро-кенн замолкает, словно обдумывая дальнейшие действия. Учитывая его прежнее высокомерие, мы ожидали, что шантаж и очевидные проявления неуважения приведут его в негодование. Мы бы не удивились, если бы встретили откровенно презрительное отношение к попыткам полуживотных угрожать божеству.

Но разве не видим мы вместо этого нечто похожее на осторожную расчетливость? Неужели он понял, что мы загнали его в угол? Ро-кенн пожимает плечами – очень похоже на человеческий жест.

– Что же нам в таком случае делать? Если мы согласимся на ваши требования, как мы можем быть уверены, что это не появится когда-нибудь, чтобы преследовать наших потомков? Отдадите ли вы нам сейчас эти пластинки в обмен на наше обещание улететь в мире?

Теперь смеется Лестер. Полуобернувшись к толпе, он делает жест одной рукой.

– Если бы вы явились, когда Община еще одно-два столетия прожила в мире, мы, может быть, и поверили бы вам. Но кто из нас не слышал рассказов стариков, которые были свидетелями того, как Сломанный-Зуб обманул Ур-ксоун возле Ложного Моста в самом конце старых войн? Какой человек не читал трогательные рассказы о каком-то своем прапрапра-деде, который избежал смерти в ущелье Мира в Годы Лжи?

Он поворачивается к Ро-кенну.

– Наши знания обманов получены на собственном горьком опыте. Мы с большим трудом завоевали мир – и эти уроки не забыты.

Нет, могучий ротен. Мы с извинениями отказываемся просто верить вам на слово.

Легкое движение грациозной руки удерживает новый гневный взрыв Ранна. Сам Ро-кенн словно забавляется, хотя на его лице мы снова видим это странное столкновение противоречивых красок.

– В таком случае какая же у нас гарантия, что вы уничтожите эти объекты, когда мы улетим, а не оставите их в таком месте, где их смогут найти будущие обитатели этой планеты? Или, что еще хуже, представители Великих Институтов через какую-нибудь тысячу лет?

У Лестера готов ответ.

– В этом и заключена ирония, о могучий ротен. Если мы, как разумные существа, помним вас, значит, мы по-прежнему свидетели, способные давать показания о вашем преступлении. Таким образом, если мы сохраним память, у вас есть основания действовать против нас.

Но если, с другой стороны, мы успешно пройдем тропой избавления и забвения, через тысячу лет мы станем подобны глейверам и будем для вас совершенно неопасны. Не будем больше способны свидетельствовать. В таком случае у вас не будет причин вредить нам. Поступать так было бы неразумно и даже рискованно.

– Верно, но если к этому времени вы забудете о нашем посещении, разве не забудете вы также места, где спрячете эти изображения? – Ро-кенн протягивает пластинку. – Они будут лежать в засаде, как затаившиеся снаряды, и терпеливо ждать времени, когда смогут попасть в нашу расу.

Лестер кивает.

– В этом и заключена ирония. Возможно, вас удовлетворит наша клятва обучить последующие поколения песне-загадке, если хотите, – чего-нибудь очень простого, которое сохранится даже в примитивном сознании наших потомков.

– И какова цель этой загадки?

– Мы сообщим нашим детям, что, когда с неба явятся существа, знающие ответ на загадку, им следует передать эти предметы из тайных святилищ. Отдать звездным повелителям, вашим преемникам, о могучий ротен. Естественно, если мы, Шесть, сохраним подробные воспоминания о вашем преступлении, мы, мудрецы, предотвратим передачу, потому что это произойдет слишком быстро. Но эта память не будет передаваться детям или сохраняться с такой же тщательностью, как загадка. Ибо воспоминания о вашем преступлении – это смертельный яд.

Мы предпочитаем забыть, как и зачем вы приходили. Только в таком случае мы будем в безопасности от вашего гнева.

Лестер предлагает хитроумную и тщательно продуманную сделку. На совете ему трижды приходилось разъяснять свой план. Теперь толпа волнуется, поглощая идею элемент за элементом, делясь понятым, пока восхищенный шум не окружает, подобно расплавленному свету, тесно зажатые существа. Поистине, элегантная сделка.

– Откуда нам знать, что так мы получим все объекты? – спрашивает Ро-кенн.

– В определенных пределах вы должны полагаться на удачу. Вы ведь и летели сюда как игроки, не правда ли, могучий ротен? Вот что я могу вам сказать. У нас нет никакого желания, чтобы эти изображения сохранялись долгие века и чтобы потом их могли обсуждать юристы Институтов, чтобы они искали поводы для наказания наших родичей – космические расы, которые по-прежнему населяют звезды. Своей прочностью и неистребимостью эти пластинки представляют собой осквернение цели нашего пребывания здесь. Ведь наша цель – вернуть себе невинность. Обрести второй шанс.

Ро– кенн задумывается.

– Похоже, мы явились на Джиджо на несколько тысяч лет преждевременно. Если вам удастся пройти по вашей Тропе, эта планета станет бесценной сокровищницей.

Вначале мы не совсем ясно понимаем смысл его слов, потом по толпе пробегает гул – от фырканий уров и свистов квуэнов до гулкого хохота хунов. Некоторых поражает ум Ро-кенна, на других действует скрытый комплимент – что ротены захотят принять предразумные расы, которыми можем стать мы Шесть. Но это не всеобщая реакция. Некоторые из присутствующих кипят гневом, отвергая всякую возможность принятия ротенами.

Разве не кажется нам этот гнев глупым, мои кольца? Разве раса клиентов может контролировать, кто станет ее патроном? Нет, если верны сохранившиеся у нас сведения.

Но все эти книги истлеют задолго до того, как это произойдет.

– Обменяемся клятвами? – спрашивает Ро-кенн. – На этот раз основанными на самых прагматических основаниях – на взаимном удержании?

По этому соглашению мы улетим на нашем корабле, подождав только возращения из экспедиции нашей разведочной машины и подавив горечь, которую мы испытываем из-за подлого убийства наших товарищей. В обмен вы все поклянетесь забыть наше вторжение и нашу неудачную попытку говорить с вами через голос вашего Святого Яйца.

– Согласны, – отвечает Ум-Острый-Как-Нож, щелкая клешнями. – Сегодня вечером на совете мы подберем загадку, ответ на которую будет сообщен вам. Когда ваши соплеменники в следующий раз прилетят на Джиджо, они могут найти планету невинных. И наши потомки отведут их к месту укрытия. Тогда вы сможете забрать изображения-мусор. Сделка будет завершена.

Толпу охватывает надежда, наш реук воспринимает ее как волну зеленой дрожи.

Можем ли мы поверить в такую возможность, мои кольца? Что Шесть все-таки доживут до счастливого конца? Фанатикам кажется, что они добились своего. Их юная предводительница возбужденно приплясывает. Никакого наказания за их насильственные действия не будет. Напротив, они прославятся как герои Общины.

Что скажете, мои кольца? Наше второе кольцо разума напоминает нам, что некоторые еретики могут предпочесть, чтобы гневный огонь и чума стерли с Джиджо инфекцию, которая называется Шесть. Да, есть еще одна, меньшая по размерам фракция еретиков. Эти эксцентрики считают, что наша судьба совсем в ином направлении, на которое в священных Свитках нет даже намека. Зачем ты вспоминаешь об этом, мое кольцо? Какое отношение имеет этот вздор к нашему времени и месту?

Писцы записывают подробности соглашения. Вскоре высокие мудрецы должны будут окончательно рассмотреть его и дать согласие. (Готовьтесь, мои кольца!) Тем временем мы размышляем над аномалией, о которой сообщает нам реук; он по-прежнему передает противоречивые раздражающие цвета Ро-кенна. Может ли это быть тенью обмана! Обмана и насмешливой забавы? Радостного принятия соглашения, но только внешнего, выигрывающего время, пока…

Перестань, приказываем мы нашему второму кольцу, которое легко увлекается. Оно прочитало слишком много романов. Мы недостаточно знаем ротенов, чтобы прочесть в их внешности тонкие оттенки значения.

К тому же разве Ро-кенн не пойман в ловушку? Разве у него нет оснований бояться изображений на твердом металле? Логично рассуждая, он не должен идти на риск наказания всей своей расы, всего своего потомства.

Или он знает что-то такое, чего не знаем мы?

Какой глупый вопрос, когда речь идет о звездном боге!

Толпу охватывает надежда, а я/мы с каждым дуром нервничаю все больше. Что, если им безразличны эти фотографии? В таком случае Ро-кенн может согласиться на все, ибо, когда прибудет могучий корабль, все эти клятвы будут не важны. Тогда, обеспечив свою личную безопасность…

У нас не было возможности закончить это капающее рассуждение. Ибо неожиданно произошло кое-что еще. Слишком быстро и неожиданно, чтобы успеть просочиться в наш воск.

Все началось с резкого человеческого крика…

Один из сикофантов, сторонник ротена, указывает мимо звездного бога на носилки, где лежат два его мертвых товарища…

На двоих погибших при взрыве набросили тонкий шелковый покров. Но мы видим, что этот покров откинут, обнажив покойного ротена и покойного звездного человека…

Неужели мы видим портретиста Блура, который своим записывающим устройством пытается сфотографировать лица мертвых?

Блур не обращает внимания на гневные крики сторонников патронов ротенов. Он неловко достает одну экспозировавшуюся пластинку и вставляет другую. Он кажется зачарованным, сосредоточенным только на своем искусстве, он не видит разгневанного Ранна, не слышит, как Ро-кенн что-то кричит на Галактическом шесть…

Блур замечает устремленного на него робота, и у него остается только время для последнего поступка истинного профессионала. Своим хрупким телом портретист закрывает свою драгоценную камеру и умирает.

Проявите терпение, вы, меньшие кольца, расположенные дальше от органов чувств. Вы должны подождать, чтобы погладить эти воспоминания нашим внутренним дыханием. Потому что для тех, кто расположен выше на нашем заостренном конусе, события происходят стремительно и накладываются друг на друга.

Узрите – неистовый гнев звездных богов, их апоплексическую оскорбленную ярость!

Наблюдайте – тщетные крики Лестера, Вуббена и Фвхун-дау, призывающих к сдержанности!

Будьте свидетелями – гибели Блура, превращения его в дымящуюся груду!

Заметьте – как пятится толпа от этого насилия, а с опушки леса бегут другие фигуры в черном!

Бойтесь – парящих роботов, готовых к удару, готовых убивать по приказу!

И прежде всего смотрите – на сцену прямо перед нами, на то, что фотографировал Блур перед смертью…

Эта картина сохранится в памяти, пока цела эта груда колец.

Два существа лежат рядом.

Одно – самка человека; она мертва, ее заново вымытое лицо спокойно и мирно.

Вторая фигура казалась столь же спокойной и неподвижной, когда мы в последний раз видели ее перед рассветом. Лицо Ро-пул как идеализированное человеческое, выразительное, поражающее шириной лба, широкими скулами и чисто женским подбородком. На этом лице при жизни всегда была победительная улыбка.

Но сейчас мы этого не видим!

Мы видим, как из лица Ро-пул выбирается дрожащая тварь… забирая с собой большую часть лица! Тот же лоб, те же щеки и подбородок теперь образуют тело существа, которое сидело на ротене, как на нас сидят реуки, сидело так основательно, что не видно было ни одного шва или соединения.

Объясняет ли это диссонанс? Столкновение цветов, переданное нашим реуком-ветераном? То, что одна часть лица Ро-кенна выражает резкие эмоции, а вторая всегда остается холодной, невозмутимой и дружелюбной?

Тварь уползает, и зрители видят, что осталось: острое узкое лицо, без подбородка, заостренное, с очертаниями черепа, совсем не похожими на человеческий.

Исчез мираж небесной красоты в земном понимании. Основные черты остаются гуманоидными, но это обостренная, хищная карикатура на нашу младшую расу.

– Хр-рм… Я видел это лицо раньше, – говорит Фвхун-дау, поглаживая свою белую бороду. – Читал в Библосе. Тайная раса с репутацией…

Ранн снова набрасывает покров на трупы, а Ро-кенн резко прерывает:

– Это неслыханное оскорбление!

Теперь наш реук ясно показывает Ро-кенна как два существа в одной живой маске. Исчезло терпеливое веселье, исчезла готовность сдаться перед шантажом. Сейчас нам нечем шантажировать.

Нечем.

Ротен отдает приказ Ранну:

– Нарушь радиомолчание и вызови Кунна! Немедленно!

– Добыча будет предупреждена, – отвечает явно потрясенный Ранн. – И охотники тоже. Смеем ли мы…

– Придется рискнуть. Немедленно повинуйся! Вызови Кунна, потом расчисть здесь все.

Ро– кенн указывает на толпу, на своих прихлебателей и на мудрецов.

– Никто не должен остаться, чтобы рассказать об этом.

Роботы поднимаются, потрескивая страшной силой. Толпа в ужасе кричит.

И тут – словно в какой-нибудь земной сказке – открывается ад.

Незнакомец

Он медленно щиплет струны дулъцимера, вызывая за раз по одной низкой ноте, нервничая из-за того, что собирается сделать, но одновременно довольный тем, как много помнит.

Например, об урах. Еще только придя в себя на маленьком речном корабле, он пытался понять, почему испытывает такие дружеские чувства к четвероногим существам, вопреки их колючим темпераментным характерам. В пустынном оазисе, перед кровавым нападением, он слушал балладу, которую пела предательница Ульгор и понимал только отдельные слова-щелчки. Но ритм песни казался странно знакомым, вызывал какие-то ассоциации в поврежденном мозгу.

И вдруг он вспомнил, где раньше слышал это сказание. В баре, на далекой…

…на далекой…

Названия по-прежнему давались ему с трудом. Но теперь по крайней мере из плененной памяти возник образ. Сцена в таверне, которую посещают представители низших разумных рас, как и его собственная. Здесь бывают звездные путешественники с определенными вкусами в еде, музыке и развлечениях. Часто в таком месте платой служат песни. Можно купить себе выпивку за хорошую песню, и ему редко приходилось пускать в ход наличность, потому что уж очень хороши были мелодии его талантливых товарищей по экипажу…

…товарищей по экипажу…

Теперь он наталкивается на еще один барьер. Самую высокую и непроходимую стену в сознании. Пробует еще раз, но терпит неудачу, не может прорвать стену с помощью мелодии.

Тогда назад в бар. С этим воспоминанием пришло то, что он когда-то знал об урах. Особенно трюк, который он разыгрывал с урами, когда они задремывали после напряженного вечернего соревнования. Иногда он брал каштан, тщательно нацеливался и…

Цепочка мыслей прерывается: Незнакомец замечает, что за ним наблюдают. На него смотрит Ур-Качу, явно раздраженная все более громкими звуками дульцимера. Он старается смягчить предводительницу урских мятежников, делая звуки потише. Но совсем не останавливается. На более тихом и спокойном уровне ритм становится странно гипнотическим, как и нужно.

Остальные грабители, и уры, и люди, ложатся, чтобы проспать самую жаркую часть дня. Сара тоже – вместе с Прити и другими пленниками. Незнакомец знает, что ему тоже следует отдохнуть, но он для этого слишком взвинчен.

Ему не хватает Пзоры, и в то же время ему странно, что он стремится к целительным прикосновениям джофура…

Нет, это неправильное слово. Пзора не один из тех страшных, жестоких существ, а треки – нечто совершенно иное. Когда сможет получше удерживать названия, нужно не забыть об этом.

Но у него есть дело. За оставшееся время он должен научиться пользоваться реуком, который купила для него Сара, – странное создание, чье пленчатое тело прикрывает оба его глаза, и в результате вокруг каждого ура и человека возникает мягкое свечение, превращая потрепанную палатку в павильон открытия истины. Он слегка нервничает из-за того, что реук дрожит на его плоти и с помощью присоски кормится из вены вблизи зияющей раны на голове. Но он не может отказаться от шанса исследовать еще один способ коммуникации. Иногда смущающие цвета сливаются, напоминая последнее общение с Пзорой в оазисе. Там был момент странной ясности, когда соединившиеся реуки передавали именно то, что ему было нужно.

Ответный дар Пзоры внутри, в дыре в голове. Это единственное место, где грабителям не придет в голову искать.

Он сопротивляется искушению сунуть руку внутрь, проверить, на месте ли он. Все в свое время.

Пока он сидит и щиплет струны, угнетающая жара медленно усиливается. Уры и люди теснее прижимаются к земле, где еще слабо ощущается ночная прохлада. Он ждет и пытается вспомнить еще немного.

Самая большая слепая зона, помимо утраты языка, покрывает недавнее прошлое. Если вся продолжительность его жизни до настоящего момента равна десяти единицам, то последние две отсутствуют. И у него есть только обрывки, которые удерживаются от снов, когда он просыпается. Этого достаточно, чтобы знать, что когда-то он летал в соединенных галактиках и видел то, чего не видел никто из его племени. Замки, за которыми находятся эти воспоминания, до сих пор выдержали все его попытки: рисунки, математические игры с Прити, погружение в собрание запахов Пзоры. Он уверен, что выход в музыке. Но в какой музыке?

Сара негромко сопит поблизости, и он чувствует, как в сердце вскипает благодарность… вместе с грызущим ощущением, что он должен подумать о чем-то другом. О ком-то другом, кому принадлежала его преданность до того, как палящий огонь сбросил его с неба. Возникает женское лицо, но исчезает стремительно, так что он не успевает вспомнить. Но это лицо пробуждает целый комплекс необычных чувств.

Ему не хватает ее… хотя он не может себе представить, что она чувствует то же самое – где бы она ни была.

Кем бы она ни была.

Больше всего хочет он выразить свои чувства в словах, чего никогда не делал в те опасные времена, что они провели вместе… когда она томилась по другому, гораздо лучше его самого.

Он осознает, что эта мысль приводит к чему-то, и испытывает возбуждение. Жадно следует за ней. Женщина из его снов… она тоскует по мужчине… по герою, который давно исчез… год или два назад… потерялся вместе с остальными товарищами по экипажу… и вместе…

…вместе с капитаном…

Да, конечно! Командир, которого им так не хватало с того самого отчаянного бегства на несчастный водяной мир. Мир катастрофы и торжества.

Он пытается представить себе образ капитана. Лицо. Но в голову приходит только серая плоть, цепочка пузырей и блеск белых острых зубов. Улыбка, ни на что не похожая. Мудрая и спокойная.

Нечеловеческая.

И тут, словно ниоткуда, возникает негромкий шепот. Звук, никогда ранее не слышанный на Склоне.

Мой добрый молчаливый друг… Затерявшийся в облаке зимней бури… Одинокий… совсем как я…

Из его рта льются свисты, щелканья, хлопки -раньше, чем он осознает, что говорит. Он раскачивается – в сознании словно прорвало плотину, высвободив поток воспоминаний.

Музыка, которую он искал, нечеловеческая, это современный язык третьей земной разумной расы. Язык, которым людям чрезвычайно трудно овладеть, но который щедро вознаграждает тех, кто попытается это сделать. Тринари не похож на Галактический два или любой другой язык, кроме, может быть, печальных баллад больших китов, которые по-прежнему населяют безвременные глубины родной планеты.

Тринари.

Он удивленно мигает и даже утрачивает ритм дульцимера. Несколько уров поднимают головы, смотрят на него, пока он не возобновляет ритмичный звук, продолжает рефлекторно, обдумывая свое поразительное открытие. Знакомый/невероятный факт, который до сих пор не давался ему.

Его товарищи по экипажу – возможно, они все еще ждут его в том темном страшном месте, где он их оставил.

Его товарищи – дельфины.