ЛУЧШИЙ ДРУГ БУХАРИНА


Не знаю, как на вас, а на меня самое большое впечатление произвело признание Рихарда Зорге Бранко Вукеличу в том, что он боится возвращаться в СССР. Боится, потому, что там полностью уничтожены все его друзья и знакомые. Что там уничтожен его друг и покровитель Николай Бухарин.


Особенно далеко развитие этой темы уводит Роберта Вайманта:


"…Вукелич уловил этот первый тревожащий признак появления "трещин" в казавшихся непробиваемыми идеологических доспехах Зорге. Тот откровенно говорил о скрытых страхах и предчувствиях, которые могли являться важным элементом, возбуждавшим частые приступы депрессии. Теперь было уже бессмысленно скрывать, сколь непрочны его позиции у русских и как неопределенно выглядело его будущее. Вукелич узнал о решении Зорге свернуть деятельность разведгруппы и навсегда покинуть Японию. Очень скоро их пути с Вукеличем должны были разойтись. Судьба могла привести Зорге однажды обратно в Москву, однако он явно обдумывал и другие, более безопасные варианты…"


Замечу сразу.

Если Зорге аж с 1935 года (если верить А. Куусинен, а вслед за ней, Вайманту) считал себя заложником системы, никто не мешал ему найти эти самые "другие, более безопасные варианты" намного раньше. В том же 1937 году, скажем.

Это был человек вполне самодостаточный и не пропал бы ни в какой другой стране.


Упомянутая им, в разговоре с Виртаненом в 1935 году, якобы жёсткая альтернатива между гестапо в Германии и НКВД в СССР является полнейшей бессмыслицей. Потому что на свете, кроме этих двух стран, существуют ещё и другие.

Зорге в своё время бывал чуть ли не во всех европейских странах. По пути в Японию он довольно долго пробыл в США. Кстати, в США из Токио ходили регулярные пароходные рейсы…


Кроме того. Всей своей жизнью он доказал, что в любой стране и в любой ситуации он всегда был бы не просто успешен, а был бы всегда в центре общего уважительного внимания. И, соответственно, всегда мог заняться своим любимым делом (я имею в виду журналистику), и иметь от занятий оным свой кусок хлеба.


В отличие от некоторых других "заложников режима", имевших возможности к бегству, но не использовавших их из-за отчётливого понимания, что с бегством прекратится халявный источник существования за счёт проклинаемых ими спецслужб. Вкупе с пониманием собственной непригодности к легальным и трудовым способам обеспечения своего существования.


Далее.

О взаимоотношениях в Коминтерне (о Бухарине и прочих) разговор ещё будет. Сейчас же сразу хочется заметить только одно. Дружба, протежирование…

Кто и с чего это взял?


Где хотя бы одно доказательство какого-то особого покровительства или протежирования, проявленным Бухариным в отношении Зорге? Где оно?

Есть только умозаключения и догадки на основе формальных признаков: работали вместе, значит…


Между тем, просится несколько грубоватый вопрос.

Кто такой Бухарин и кто такой Зорге?

Это Роберту Вайманту простительно. Российским же учёным должен был бы быть известен советский стиль жизни.

В советской элите "дружили" по своим иерархическим нишам. Всё остальное - в рамках чисто служебных отношений. В лучшем случае.


Между тем, сага о дружбе Бухарина с Рихардом Зорге поднимается и многозначительно пересказывается снова и снова.


Вообще-то, пробовать возражать на одно умозаключение другим умозаключением - занятие неблагодарное. Одна и та же зыбкая почва и для утверждений и для возражений.

Мы можем сойти с этой почвы просто.


Фактических доказательств этому нет. И точка.


Тем более, что все эти выкладки и догадки историков сразу блекнут, когда мы перечитаем ещё раз подлинные слова Бранко Вукелича, вокруг которых понастроено столько слов о страхах Рихарда Зорге повторить судьбу Бухарина.

Читаем ещё раз.


"Он сказал мне, что хотел бы вернуться в Москву, если ему это разрешат. Однако там он чувствовал бы себя одиноко, поскольку в Москве не осталось никого из прежней "ленинской группы". Вернувшись, он стал бы ее последним членом. Он сказал также, что именно пребывание в Японии спасло его от превращения в жертву чисток".


Таким образом, имя Бухарина здесь появилось только благодаря умозаключениям автора. Сам Зорге это имя здесь не упоминал.


И ещё оказывается, что ни слова Рихард Зорге не сказал о своём страхе перед этим самым возвращением. Это опять-таки вольная интерпретация автора, убеждающего читателей, что Зорге говорит здесь именно о своём страхе.

На самом деле он говорит здесь о своём одиночестве.


Но это же, простите, совершенно разные чувства.


Столько понаписано, столько плясок понатанцовано вокруг одного абзаца из протоколов допроса Вукелича. А в итоге получается, что все эти па и вензеля - всего лишь произвольный танец на заданную тему обязательной программы. Доказать страх Рихарда Зорге перед возвращением в СССР.


Ну так доказывайте, если так считаете. Но только чем-то другим. Потому что здесь эти слова никакого страха не доказывают.


Что касается одиночества.

А где и когда он не был одинок?

Его одиночество - это созданный им же самим его собственный образ жизни. Его характер. Его судьба.

Вот как об этом позднее вспоминала его первая жена, Кристина Зорге, ближе всех знавшая Рихарда. Поскольку прожила с ним бок о бок дольше других. И, что характерно, до начала им своей работы на военную разведку.

Передано в пересказе Роберта Вайманта:


"…Кристина очень скоро обнаружила, что жить с Рихардом было непросто. Он был замкнут в себе, со своими внутренними мыслями и переживаниями, и, хотя она ему и нравилась, но, по ее ощущениям, он так же легко мог бы существовать и без нее. "Никто и никогда не был в состоянии нарушить его внутреннего одиночества; именно это давало ему полную независимость и, вероятно, объясняло то воздействие, которое он оказывал на других людей."…"


Что же касается отношения Зорге непосредственно к процессу над Бухариным, об этом нам сообщил сам Ю. Георгиев.

Вот он приводит другое место из показаний Вукелича на допросе в токийской тюрьме:


"Когда Бухарин стал жертвой репрессий в партии, Зорге говорил, что Сталин вовсе не являлся коварным человеком. То, что Бухарин должен был быть принесен в жертву, скорее всего, можно было считать неизбежным с точки зрения политики".


А вот комментарий по этому поводу самого Ю. Георгиева:


"…Этот эпизод наталкивает нас на мысль о том, что мы плохо понимаем менталитет коммунистов, работавших в Коминтерне. Как мы видим, преданность Зорге коммунистической идее и его приверженность "по-своему" понятой партийной дисциплине значительно перевешивали его личное отношение к Сталину. Если Вукелич точно передал слова Зорге, то последний фактически оправдывал сталинские репрессии 30-х годов, в частности репрессии в отношении его кумира - Н. Бухарина…"


Надо признать, что в этом вопросе, Георгиев наиболее объективен по сравнению с другими исследователями. По крайней мере, не объясняет факты "необъяснимыми движениями" русской (или полурусской) души. Единственное, что здесь непонятно, это "личное отношение к Сталину", которое сам Зорге нигде, вроде бы, не выказывал. Похоже, что автор здесь из самых благих побуждений подарил хорошему человеку своё собственное отношение к тирану.

При всём при этом его фраза "мы плохо понимаем" - уже вызывает уважение.


Вместе с тем, известная служебная связь Рихарда Зорге с тем же Николаем Бухариным, конечно же, имелась. Вот как он упоминает об этом в своих "Тюремных записках":


"…выступая как бы в роли личного секретаря влиятельного политика Бухарина, я участвовал в политических дискуссиях, связанных с Троцким, Зиновьевым и Каменевым; в итоге этих дискуссий все трое окончательно разошлись с Коминтерном…"


Однако не надо забывать, что такая приближённость к Бухарину существовала для Зорге совсем недолго. Всего - навсего, как это можно понять, на период одного-единственного конгресса Коминтерна. Эпизод, если говорить коротко.

При этом некоторые другие авторы (не Георгиев, конечно) интерпретируют эти слова Зорге, как признание его участия в дискуссиях на стороне не только Бухарина, но и Троцкого, Зиновьева и Каменева. То есть, о его сочувствии всем мыслимым оппозициям Сталину.


Между тем, упоминание им себя в связи с Бухариным в этот момент говорит совершенно о другом.

Дело в том, что для многих наших современников эти имена, вкупе с именем Бухарина, звучат одинаково фрондерски по отношению к имени Сталина.

А на самом деле здесь имеются существенные нюансы.

На самом деле эти деятели в разные годы занимали разные позиции по отношению друг к другу. Как раз в описываемый момент, в июле 1928 года, Бухарин выступал против этих троих на стороне Сталина. Соответственно, и Зорге в этой дискуссии занимал просталинскую позицию.


Не очень понятен аргумент, приведённый Ю. Георгиевым для подтверждения утверждений о "политических гонениях" на Зорге в связи с обвинениями, предъявленными Эверту. Не понятен, прежде всего, потому, что выдвинут он с привлечения метода аналогий.


"…Факты говорят о том, что Зорге был зачислен в категорию таких "политически невыдержанных товарищей". Его положение усугубилось тем, что наряду с Бухариным резкой критике как "правый" и "примиренец" подвергся в то время в Коминтерне и Эверт, который дал рекомендацию Зорге для работы в ОМСе (Отдел международных связей Коминтерна - В.Ч.)…"


Простите, но аналогии бывают разные. Можно ведь было бы провести и другую аналогию. В другой тональности, так сказать.


Например.

Такую же рекомендацию дал Рихарду Зорге и Отто Куусинен. Который, как известно, вовсе не подвергался "резкой критике" в связи с делом Бухарина.


Тогда почему исследователи ставят знак некого равенства между фактом дачи рекомендации и "резкой критикой"? Почему не предположить (а Георгиев, в данном случае, именно предполагает), что Зорге не подвергался в это время "резкой критике", как и давший ему рекомендацию для работы в ОМСе Отто Куусинен?


Кстати, когда говорят о политическом недоверии Сталина к Зорге.

При этом обычно вспоминают о том, что Зорге был кем-то, вроде секретаря Бухарина в ИККИ, работал и был в дружеских отношениях с репрессированным впоследствии Пятницким. Но давайте вспомним также, что с Бухариным и Пятницким работали (и были в хороших отношениях) также Мануильский и Куусинен. Которых Сталин за такие же знакомства почему-то не репрессировал.


Почему это Сталин должен был испытывать недоверие к Зорге из-за его прошлых связей, если того же недоверия он не испытывал к Мануильскому и Куусинену? У которых их прошлые связи были уж никак не одиознее связей Зорге.

Вспомним, кстати, что Зорге тоже работал вместе и тоже был в дружеских отношениях с теми же Мануильским и Куусиненом.


И ещё.

Ю. Георгиев позволил себе такое вот странное, на мой взгляд, заявление:


"… В августе 1929 г. вместе с группой "бухаринцев" был "вычищен" из Коминтерна и Зорге. Его не репрессировали тогда и позволили уйти в военную разведку. Однако в глазах Сталина он остался "политически невыдержанным товарищем" со всеми вытекавшими отсюда последствиями…"


Откуда автор знает о том, кто и каким был в глазах Сталина?

Очень было бы неплохо, если бы автор подкрепил своё высказывание ссылкой на источник своего знания о мыслях Сталина. Не предположительного, но точного знания, естественно. Поскольку позволил себе здесь высказаться с исчерпывающей категоричностью.

Не знаю, каким он должен быть, этот источник (что-то вроде чтения мыслей вкупе с некромантией), но какой-то источник таких знаний должен у него иметься. Раз следуют такие утверждения.

Интересно было бы с ним ознакомиться.


О действительных причинах оставления Рихардом Зорге своей должности в Коминтерне - разговор особый. И рассмотреть его надо с большим вниманием. Тем более, что они, на мой взгляд, тесным образом связаны с причиной его перехода на работу в военную разведку.


Но сначала мне хотелось бы остановить ваше внимание на следующих обстоятельствах.


В конце апреля 1929 г. пленум ЦК ВКП(б) отозвал Бухарина из Коминтерна и снял с работы в "Правде".

Решение о "чистке" в своих рядах было принято на Х пленуме ИККИ в июне 1929 года.


Вопрос же "трудоустройства" Зорге, как показали документы, найденные Ю. Георгиевым, был на высоком уровне впервые озвучен ещё 2 апреля 1929 года. На высоком, подчеркну, уровне. А ведь вопрос до его вынесения на этот уровень должен был заранее как-то прорабатываться еще и в низовых звеньях. Не "под протокол", так сказать. Это тоже должно было занять время. Учитывая привычные советские бюрократические проволочки, не один день, конечно.


Ю. Георгиев, как и подобает добросовестному исследователю, заметил и указал на важнейшую деталь. Но деталь, противоречащую общепринятому (и принятому им же самим) мнению о политических гонениях на Рихарда Зорге.

Вот его слова:


"…Напомним, что эти решения (по Рихарду Зорге - В.Ч.) принимались до того, как ЦК ВКП(б) на своем пленуме в конце апреля принял решение отозвать Бухарина с поста члена Президиума ИККИ…"


Другими словами, "гонения" на Зорге начались ДО снятия Бухарина. То есть, до начала кампании "по очищения рядов" от его сторонников.


Ещё попутно хочу обратить ваше внимание на то обстоятельство, что Рихард Зорге в бытность свою сотрудником Коминтерна, довольно часто менял отделы и должности.

Это уже и вовсе до начала всяких заморочек с Бухариным.


Судя по всему, объяснялась ситуация с перефутболиваниями его с одной должности на другую вовсе не политическими причинами. Хотя, возможно, кто-то и попытался в удобный момент свести с ним счёты с использованием политической риторики.

Безуспешно, как мы сейчас увидим.


Я думаю, что стремление удалить Зорге из Коминтерна связано вовсе не с политикой или фракционной борьбой.

Она связано, судя по всему, с неуживчивым характером самого Зорге. Его совершенно категоричным и абсолютным неприятием правил бюрократического существования этой громоздкой структуры.


Подтверждений этому Ю. Георгиев, проведший кропотливую и добросовестную работу с документами Коминтерна этого периода, нашёл превеликое множество.


Говоря об отношениях Зорге и Коминтерна, нельзя не учитывать характер Рихарда Зорге. Черты которого были не совсем удобны в интеллигентном общении.

Его принципиальность. Его неумение преклоняться перед авторитетами. Его неумение молчать, в конце - концов.

Всё это было густо замешано на его бесцеремонности.

Грубо говоря, он никогда не комплексовал перед тем, как сказать дураку то, что он о нём думает.


Можно представить, какие словесные фейерверки стояли за сухими строками канцелярских документов.


Здесь, думаю, уместно привести высказывания А. Фесюна по этому поводу:


"…Трения Зорге с руководством начинаются с того момента, когда он наконец "вырвался на оперативный простор", перейдя в Отдел международных связей. Судя по всему, он решил действовать по собственному усмотрению, считая себя достаточно полномочным представителем Коминтерна. В Москве, однако, придерживались несколько другого мнения. Для руководства Зорге был излишне инициативным, чересчур самостоятельным. Соответственно, Зорге не получает той поддержки, на которую рассчитывал; задерживаются даже ожидаемые им средства, о чем он с недоумением и обидой сообщает в Москву…"


Так что за каждым, самым небольшим документом, представленным Ю. Георгиевым, мы должны отчётливо видеть обязательную борьбу самолюбий, конфликты, человеческое неприятие, обычную неприязнь, наконец.


Ю. Георгиев, говоря о роли Сталина в увольнении Рихарда Зорге из Коминтерна, выдвигает, в подтверждение своей позиции, такой аргумент:


"…Вряд ли можно предположить, что Зорге и Сталин были лично знакомы. Между ними стоял языковой барьер, поскольку Сталин не владел иностранными языками, а Зорге не мог свободно говорить по-русски. Да и их "удельный вес" в делах Коминтерна был несоизмерим. Но нельзя исключать и того, что Сталин слышал имя Зорге, особенно когда последний работал в Секретариате ИККИ контролером по проверке выполнения принятых решений. Подобные аппаратные методы были коньком Сталина. И уж совсем неправдоподобной представляется ситуация, чтобы Сталин не знал о сотрудничестве Зорге с Бухариным при доработке Программы Коминтерна в ходе VI Конгресса. Широко известно, например, что включенный в программную комиссию Молотов практически ежевечерне докладывал Сталину о положении дел в комиссии. Если бы дело обстояло не так, то непонятно, что могло помешать трем влиятельнейшим руководителям Коминтерна - Мануильскому, Куусинену и Пятницкому, хорошо знавшим Зорге и даже в определенной степени протежировавшим ему, защитить своего "подопечного"…"


Что могло помешать?

Например, характер Зорге. Его принципиальность. Его неуживчивость, если хотите. Его неприятие бюрократических методов, о котором упоминал сам г-н Георгиев.

Это - первое.


Второе.

Давайте не будем забывать такую деталь.

Зорге не был выброшен из Коминтерна на улицу. Он был направлен работать не просто куда-то. Он был направлен работать в разведку. То есть, организацию, автоматически предполагающую верность и лояльность своих сотрудников. Направлен с ведома Сталина.


Третье.

Раз пошел разговор на формальном уровне, - "Зорге работал рядом с Бухариным, значит, он сторонник Бухарина, значит, он противник Сталина…".

Почему тогда Сталин не выказывал недоверия Молотову, например? Молотов ведь тоже работал рядом с Бухариным. Тоже работал над Программой Коминтерна. Как и Зорге. На другом, правда, иерархическом уровне, но тоже рядом с Бухариным.

Формально, Молотов тоже "сотрудничал" с Бухариным.

С Бухариным рядом работали те же Мануильский, Куусинен и Пятницкий. Если Пятницкий был потом репрессирован, то Мануильский с Куусиненом (коих Зорге тоже числил своими друзьями) пережили большой террор вполне благополучно, на высоких постах. Значит, их близость Бухарину не запятнала их в глазах Сталина.

Тогда почему же подобные соображения отбрасываются сразу же, как только речь заходит о Рихарде Зорге?


Об отношениях с "влиятельнейшими руководителями".

"Протежирование" несколько преувеличено, по моему. Во взаимоотношениях Зорге с Пятницким, например, упускается из виду одно обстоятельство.

Сам Георгиев очень хорошо и убедительно показывает отношение Зорге к "бюрократическим порядкам" в ИККИ вообще, и в ОМС, в частности. Но, говоря, о его конфликтах с безымянными "бюрократическими руководителями", как-то упускается из виду, что непосредственным руководителем Рихарда Зорге был как раз Пятницкий. Начальник Отдела международных связей. Которого, вполне вероятно, не слишком радовали постоянные дрязги в отделе, связанные с именем Зорге. Оно ему надо было - постоянно разбираться с конфликтами среди его сотрудников?


Сопоставим это соображение с мнением самого Георгиева, что разборки аппаратчиков с Рихардом Зорге начались еще до начала гонений на Бухарина. То есть, не были связаны с политическими мотивами. Говоря об отношении к Зорге руководителей Коминтерна, г-н Георгиев очень к месту употребил выражение "в определенной степени". Рихард Зорге мог вполне искренне считать их своими друзьями. Считали ли таковыми себя они, вот в чем вопрос?


Много позже, Рихард Зорге на допросах в японской полиции будет всячески выгораживать Макса Клаузена, своего друга и соратника. Как сам он полагал. В то же самое время, в своих показаниях Макс Клаузен будет всячески поносить Рихарда Зорге…


Сюда надо добавить и другую сторону этой медали. Не только Зорге был отторгаем бюрократами. Но и сам он всё больше и больше проявлял недовольство работой в таких условиях.


При этом, нельзя не видеть и другой стороны характера Рихарда Зорге. Его целеустремлённости. И его умения добиваться поставленных перед собой целей.

Это утверждение вовсе не является дежурным панегириком. Эти качества вполне надежно подтверждаются всей его дальнейшей разведывательной деятельностью.

И возникли они, конечно, не в связи с его работой. Они были присущи ему изначально.


Так вот, именно они и должны были сработать сейчас, в этих условиях.

Они и сработали.


Что я имею в виду?

Зорге, судя по всему, к этому периоду (1929 год) был уже сыт по горло работой вблизи придирчивого и казённого начальства. С постоянными придирками к каждому шагу и вздоху, к каждому истраченному за границей центу или пфенингу.


Ему, конечно, для его полного удовлетворения, должна была бы подойти совсем другая работа. Где-то подальше от начальства. С отчётностью не канцелярской, а отражающей итог выполнения конкретного задания. Без дискуссий о правомерности каждого шага во исполнение этого задания.


Короче. Ему идеально подходило бы такое положение, при котором он получал бы интересные и важные задания, средства на их выполнения, помощников и кое-какие технические средства.

Всё.

Всё остальное - на его усмотрение. Конечный результат - вот то, что должно было интересовать его работодателя.


Он уже немного прикоснулся к таким возможностям и таким перспективам. Его работа в Отделе международных связей (который многие называют особо секретной разведкой Коминтерна) позволила ему, видимо, почувствовать вкус к такого рода работе.

Но в той форме, которая не совсем удовлетворяла его.

Поскольку, сколько бы не говорилось об этом отделе таинственных и многозначительных слов, ясно, что это был не совсем разведывательный орган в его чистом виде.


Я отступлю на полшага в сторону и скажу несколько слов об одном интереснейшем документе.

На русском языке были изданы в своё время так называемые "Тюремные записки" Рихарда Зорге. Это документы, написанные им осенью 1941 - весной 1942 годов в токийской тюрьме Сугамо.

Это, конечно, никакие не мемуары, как ядовито пробуют характеризовать их некоторые не очень далёкие люди из числа "разоблачителей" Рихарда Зорге.

Это, судя по всему, его письменные ответы на какие-то вопросники, составленные для него его японскими следователями. Во всяком случае, известно, что писались эти записки в присутствии следователей и ими же отбирались у него после каждого допроса.

Другими словами, это что-то вроде протоколов его допросов, но в форме вольного изложения.


Так вот. Возвращаясь к коллизиям, возникшим у Рихарда Зорге к 1929 году, в связи с его работой в Коминтерне.

В своих "Тюремных записках" Зорге рассказал интересную деталь, характеризующую его отношение к ОМСу как разведывательной организации.


Перессказывать не буду.

Давайте послушаем самого Рихарда Зорге.

Итак.


Из "Тюремных записок" Рихарда Зорге:


"…Вернувшись в Москву (из Англии - В.Ч.), я, разумеется, передал в разведотдел свое очередное сообщение. Кроме того, я откровенно проанализировал и доложил все, что оказалось не совсем удачным в моих поездках по сбору развединформации и в исследованиях в странах, которые посетил…

…Еще определеннее, чем прежде, я предложил также, чтобы лица, ведущие разведдеятельность в других странах, исходя из соображений секретности, были полностью отделены от структуры Коминтерна. После этого в моей работе обозначались некоторые перемены, хотя не ясно, в какой мере это явилось следствием сделанных мной предложений. Тем не менее отчетливо проявились существенные изменения как в организации моей следующей поездки, а это была поездка в Китай (здесь он скрывает, что поездка в Китай была по линии советской военной разведки - В.Ч.), так и в сфере предписанных мне обязанностей. В то же время претерпели полное изменение мои личные отношения с тесно контактировавшими прежде со мной лицами, а также с Коминтерном…"


Эти слова не очень серёзно воспринимаются исследователями.

Объясняют они их почему-то стремлением Зорге набить себе цену в глазах японских следователей. Ну и, конечно же, стремлением скрыть то обстоятельство, что его из Коминтерна попросту изгнали.


Между тем, такое отношение, мне кажется слегка легковесным.


Прежде всего, объяснение о набивании цены в глазах японского следствия. В надежде, вроде бы, на обмен или депортацию в СССР.

Поскольку очевидно, что такое раздувание могло воздействовать только на одну сторону - на японцев.

Между тем, в сделке обычно участвуют, как минимум, две стороны.

Подогревая таким образом японскую сторону, Зорге должен был понимать, что необходимо как-то себя обезопасить и с "советской стороны".

Так вот, получается, что для другой стороны - СССР, его усилия к "обмену" свелись к тому, что он… начал давать подробнейшие показания японцам. Почти сразу же после ареста.

Это он, что же, таким образом надеялся добиться, того, чтобы интерес к обмену проявила и вторая сторона? Без которой обмен невозможен?


Впрочем, о возможностях такого обмена мы ещё будем говорить подробно.

А сейчас возвращаемся к докладу Рихарда Зорге.


Вызван он был неразумной всядностью, проявляемой руководителями Коминтерна к своей разведке. Они хотели заниматься одновременно добыванием информации самого разнообразного характера - партийного, политического, военного, экономического. В общем, считали они, чем больше, тем лучше.


Вот с таким отношением Рихард Зорге и становился всё более и более не согласен. По мере накопления собственного опыта, надо полагать.


Поэтому, я и думаю, что факт доведения Рихардом Зорге своего доклада до руководства Коминтерна оспаривать неправильно.

Потому что этот доклад вполне объясняет как сложившуюся к этому моменту в ОМСе обстановку, так и её понимание Рихардом Зорге.


Наконец, это вполне в его духе - проводить такого рода аналитические изыскания.

И бесцеремонно предъявлять их начальству, вне зависимости от того, нравится они оному или нет.

В конце концов, Зорге абсолютно прав здесь по сути выдвигаемых им предложений.


Действительно. Использование в "чистой" разведработе законспирированных агентов ОМСа неминуемо должно было приводить к расшифровке как самых этих агентов, так и их связей.


Дело в том, что, по самому характеру деятельности Коминтерна, его сотрудникам так или иначе, но неизбежно приходилось контактировать с представителями коммунистических партий стран, в которых эти сотрудники работали.

Между тем, как правило, все сколько-нибудь известные коммунистические функционеры за пределами СССР находились под плотным наблюдением местной полиции.


И вот, представьте себе, что такой коминтерновский "разведчик", после встречи с каким-нибудь лидером очередной компартии, встречается… Ну не знаю. С офицером местного генштаба, например. Или шифровальщиком. Которые вовсе не являются коммунистами и проходят по другому, так сказать направлению многостаночной деятельности разведки Коминтерна.


Результат естественный. Провал. Провал, обусловленный самой такой постановкой дела.


Так что, вопросы о реформировании характера разведслужбы Коминтерна, поставленные Зорге перед своим руководством, были вполне логичны и правомерны.


Другое дело, что само это руководство, понимая, конечно, правоту аргументов Рихарда Зорге, одновременно не желало ничего делать в этом направлении. Потому что, если для Зорге вопрос был совершенно ясен с точки зрения целесообразности, то для Куусинена, Пятницкого и компании имелся ещё один аргумент. Не существенный для Зорге. Но весьма и весьма значимый для руководства Коминтерна и ОМСа.

Этот аргумент состоял в снижении чисто аппаратного влияния Коминтерна и его разведслужбы в иерархии государственных органов СССР.


Ведь ясно же, что, при всей формальной международности этой организации, она являлась, на самом деле, проводником влияния ВКП(Б) и СССР за рубежом. А значит, занимала, де-факто, место в системе государственных, и даже надгосударственных органов в СССР.


С этих позиций, предложение Зорге выглядело так.

До предполагаемого Зорге реформирования круг решаемых ОМСом вопросов был шире. А значит влияние этого органа в системе бюрократических структур СССР было больше.

Если предлагаемое Зорге реформирование работы ОМСа будет проводиться в жизнь, то круг решаемых Коминтерном задач неизбежно сужается, поскольку ясно, что никто не собирался создавать в рамках Коминтерна, наряду с ОМСом, отдельной структуры, занимающейся вопросами чисто военной разведки, например.

Потому что для этого уже существовало Разведывательное Управление РККА.

А, поскольку круг решаемых Коминтерном задач в этом случае сужается, соответственно уменьшается влияние Коминтерна в глазах руководства партии и государства.


Поэтому предложение Зорге, при всей его логичности и разумности, естественно, ни при каких обстоятельствах не могло устраивать руководство ИККИ. Естественно, с этого момента руководители Зорге, коих он простодушно полагал своими друзьями, стало искать выход из положения. Самый простой, и в то же время, самый надёжный способ устранения потенциальной помехи своему карьерному положению.


Я имею в виду перевод Зорге из Коминтерна в военную разведку.


Почему-то до сих пор бытует упрощённое понимание того, что всё последующее сложилось как-то случайно и как бы само собой.

Зорге уволили из Коминтерна. Потом ему Берзин предложил работать в военной разведке. Зорге согласился.


При этом за рамками обсуждения остаётся естественный вопрос.

А почему ушёл он работать именно в разведку?


Почему не в марксистскую науку? У Зорге было уже здесь имя. Были опубликованные серьёзные труды по вопросам экономики и политологии.

Почему не в "чистую" журналистику?

Или, почему, например, не обратно на аппаратную работу в Компартии Германии? Тем более, что почти все научные интересы Зорге, так или иначе, были связаны с этой страной.

Или ещё куда-то?


А потому что существовала тогда такая серьёзная вещь.

Партийная дисциплина.

Зорге ведь не был, на самом деле, как это часто изображают, уволен из Коминтерна. Или вычищен оттуда как чей-то там сторонник.


Зорге, кстати, совершенно благополучно прошёл ту самую пресловутую "чистку". Вот что писал об этом Ю. Георгиев:


"…Переходу Зорге в разведывательное ведомство способствовал бывший начальник Зорге по ОМСу О. Пятницкий, порекомендовавший его руководителю советской военной разведки в то время - Я. Берзиню. (Волков Ф. Подвиг разведчика. Баку, 1978, с. 139.) Свою роль сыграло и то обстоятельство, что накануне формального увольнения из Коминтерна Зорге 20 октября 1929 г. прошел в аппарате ИККИ партийную "чистку" и получил аттестацию "считать проверенным". ("Новая и новейшая история", N 2, 2000, с. 131.) Так или иначе, но Зорге окончательно уволился из ИККИ 31 октября 1929 г. и, соответственно, уже с ноября того же года мог работать в Четвертом управлении ГШ РККА…"


Итак.

Зорге не был "изгнан" из Коминтерна, как это принято обычно считать.

Он был переведён в распоряжение ЦК ВКП(б).


Приведу здесь документ, выявленный в фондах Коминтерна и опубликованный в упомянутой работе Ю. Георгиева:


Загрузка...