Дворец Фаревда выглядит точно так же, как во время нашего совместного визита сюда. Если бы меня попросили ткнуть пальцем в те детали, которые изменились хоть чуть-чуть, пусть даже на миллиметр или четверть тона — я бы не справилась с задачей. Но дворец сейчас однозначно моложе, свежее, прозрачнее. Плоть камня еще юна и своевольна, ей нельзя еще полностью доверять. Равно как тесто для пирога должно подняться перед отправкой в печь — так и по-настоящему грозный камень должен дозреть, обрюзгнуть, провалиться в самого себя. Этого пока не произошло.
Вильгельм и Эмма в компании еще двадцати охранников сидят в темном тоннеле за длинным столом из черного некрашеного дерева и доедают свекольный фалафель, обмакивая его в медовый соус. Вильгельм почти такой же, как в Ритрите — только, как и камень, сквозит юностью, которая не проявляется конкретно ни в одной осязаемой черте.
Зато Эмму я бы не узнала, если бы та не сидела напротив Вильгельма и разрез ее рептилоидных глаз не был бы настолько характерно раскосым. Длинная роскошная грива Эммы стрижена коротко — что придает ей ничуть не воинственный вид, а беззащитный и неотразимо привлекательный. Этот ровный аккуратный затылок хочется гладить и целовать. Тонкая плоская фигура той Эммы, к которой я привыкла в Ритрите, сейчас гораздо более рельефна: мышцы на икрах и предплечьях проступают особенно выразительно, видны следы долгих регулярных тренировок.
— Сегодня ведь наконец будет не скучно, правда? — с надеждой обращается она к Вильгельму, проглотив последний кусок фалафеля.
— Хотелось бы в это верить! — с еще большим восторгом отвечает ее напарник и промокает губы плотной серой салфеткой.
Потом оба встают и отправляются на место несения дежурства — на четверть часа раньше запланированного срока, настолько им не терпится приобщиться к сколько-нибудь активным действиям или хотя бы краем глаза полюбоваться на них. Они подходят к двери в арсенал и садятся по-турецки на пол чуть поодаль от тех стражников, чья смена вот-вот закончится.
Сверху раздается звук исполинского зевка — врата раскрываются, впуская в дворец гостей. Они и хозяин пока там, в прихожей — и хоть бы они задержались там надолго, чтоб караул успел смениться!
Наконец, после напряженного ожидания, браслеты на левых запястьях охранников трижды тревожно пульсируют блекло-голубым светом — настает время меняться. Ни говоря ни слова, обе фигуры по бокам от входа в арсенал сдвигаются со своих позиций и уходят в сторону того тоннеля, где недавно закончили прием пищи мои будущие менторы.
Вильгельм и Эмма заступают на свои посты и проводят там минут десять, когда в противоположном от них конце зала отодвигается фиолетовый полог и прибывшая к Фаревду делегация проходит в зал. Сам оружейник внешне не изменился: косит так же сильно, и так же подволакивает правую ногу. Пола накидки тащится по полу, собирая комья пыли и хлебные крошки — но мастер не зацикливается на таких ничего не значащих мелочах. В конце концов, это же не порох…
За ним следует не кто иной, как Стурк. Второй гость дворца — мужчина, которого я раньше никогда не видела. Судя по нижней челюсти, состоящей сплошь из золотых зубов, его социальный статус сопоставим с положением Стурка — влиятелен, состоятелен, силен.
Стоп. Не тот ли это самый муж сестры, который отменно разбирается в вооружении?
Ах, черт! Конечно, это он! Мое дыхание замирает, а сердце начинает неразборчиво колотиться мимо ритма. Мозаика весьма точно складывается — и я не могу сказать, что тот узор, который на ней вырисовывается, производит на меня благоприятное впечатление…
Эмма и Вильгельм не пошли с нами в дом Коарга и Венс, потому что знали: там будет риск нарваться на Стурка, который их узнает. Второй угрозой для них в ту же самую ночь выступал Арчи: в родной карнавалетской среде его чувствительность обострилась бы, и он мог услышать в памяти двух бывших охранников отголоски того события, которое я просматриваю сейчас. Как следствие, логично предположить, что сейчас менторы специально занимают ум Арчи чем-то совершенно посторонним, лишь бы он не обращался мыслями в том направлении, куда побрела я. Им совершенно точно есть что скрывать, совершенно точно…
— Легко ли обеспечивать логистику таким большим партиям товара? — интересуется у гостей Фаревд. — Не приходится ли жертвовать скоростью, мобильностью, сохранность груза?
— Несомненно, дело требует куда большей ответственности, чем работа со стандартными партиями, — корректно отвечает безымянный оружейник с золотой челюстью. — Но благодаря нашему опыту работы и — не стану скрывать — удвоенным ставкам для наиболее высококвалифицированных кадров из нашего охранного подразделения нам удается избежать большинства потенциальных затруднений.
Вильгельм и Эмма пожирают визитеров глазами по мере их приближения. Они обшаривают зрачками каждую пуговку на их жилетах, каждый шнурок на их ботинках и рукавах.
— От большинства, вы говорите, — кивает Фаревд. — Но не от всех. Не были бы вы так любезны сообщить мне, с чем все-таки могут изредка возникать накладки? Я со своей стороны мог бы приложить некоторые усилия для того, чтобы избавить вас от этих дискомфортных нюансов…
Эмма остается непроницаемой, а Вильгельм моргает. Только я слишком хорошо знаю менторов, чтоб эта неподвижность могла обмануть меня: сейчас в них бушуют бури эмоций.
Вдохнув поглубже и напрягая мысль так, что мозговые извилины сводит в судорогах, я осознаю: вышеупомянутые «дискомфортные нюансы» — не что иное, как мелочные нападения, которые устраивает сам Фаревд. В очередной раз продав Стурку и его родственнику целый караван оружия, он отправляет мелкие и не слишком опытные банды этот караван грабить. Естественно, банды не могут справиться с задачей — но тем не менее тормозят продвижение груза, расхищают некую его мизерную часть и треплют нервы клиентам оружейника. Самому же Фаревду эти набеги нужны прежде всего для того, чтобы выявить наиболее уязвимые места клиентов — все банды по его велению задействуют разные тактики, и повторятся им строго-настрого запрещено.
Оружейник с покупателями и сопровождающей охраной проходят в арсенал. Я пытаюсь проследовать своим вниманием туда же — но натыкаюсь на невидимую преграду, протянувшуюся между Вильгельмом и Эммой и наглухо закрывшую мне проход в коридор. Я могу лишь прижиматься к ней, как к стеклу, и наблюдать за удаляющимися спинами.
Как же все-таки мудро, что я нахожусь здесь не в режиме прохождения миссий на Той Стороне — а как наблюдатель, не присутствующий на месте действия ни физически, ни ментально. Представляю, каким ехидством изошли бы менторы, доведись им заметить меня здесь, в своем прошлом…
Вильгельм кладет руку на рукоятку висящего на поясе пистолета. Зачем? Я ничего не вижу и не слышу. Но он опускает руку, и ничего не происходит — совсем ничего.
На другой руке у него браслет. Хм — а не для того ли стоят два охранника по обе стороны входа в арсенал, чтобы между их браслетами выстраивалось прозрачное преградное поле? Пройти через которое может только Фаревд и те, кого он соблаговолит по доброй воле взять с собой? Как легко и быстро текут этой ночью мысли, как много загадок раскрываются им безо всякого сопротивления…
Из арсенала раздается серия выстрелов, сопровождаемых взрывами малой силы. Эмма и Вильгельм словно вспыхивают: срываются со своих позиций, выхватывают пистолеты и стреляют в глубь коридора, высаживая всю обойму. Черт! Мне даже не видно, в кого они палят! Но уж явно не в пустоту, нет… Отходят в сторону, перезаряжают стволы, дожидаются подкрепления — и все вместе бросаются внутрь. Грохот из арсенала становится плотнее и громче, но не приближается. Все, что остается мне — это терпеливо дожидаться снаружи…
Но нет — здешняя энергозащита слишком сильна и не позволяет мне наблюдать за разворачивающейся драмой даже издалека. Тяжеловесный поток подхватывает меня и закручивает, как в центрифуге. Я покорно верчусь, не пытаясь выбраться из этого миксера со стенками, непрозрачными для взгляда и мысли. Будем считать, что мне таким способом предоставили время на спокойные и рациональные размышления.
Что стряслось там, в арсенале? Несчастный случай? Очередная запланированная атака Фаревда на своих клиентов — на сей раз еще более жестокая и прямолинейная по сравнению с пустяковыми налетами на караван? Предательство той части охраны, которая отправилась сопровождать посетителей? Или это сторонняя диверсия, и злоумышленники стремятся в равной степени навредить и клиентам оружейника, и ему самому?
Вращение миксера постепенно замедляется — и я понимаю, что меня готовы выпустить. Надо как можно скорее зафиксировать в голове те вопросы, ответов на которых пока нет — но если я их не зафиксирую, я запросто могу при пробуждении забыть и сами формулировки. Так что…
Какую роль в этой заварухе играют мои будущие менторы? Судя по их поведению, понять ничего невозможно: они с равным успехом могли как и знать о готовящейся затее, так и нисколько не подозревать. На чьей они стороне? Честно служат Фаревду? Участвуют в бунте охраны? Заодно с диверсантами извне?
Миксер распахивает мне свои створки, как ракушка — и фокус моего внимания оказывается все в том же главном зале, неподалеку от входа в арсенал. Только теперь напротив этого входа стоит тот самый стол, на котором Эмма и Вильгельм ели фалафель — а на столе богатый пурпурный гроб. В гробу, по самый подбородок укрытый толстенной рубиновой мантией, лежит муж сестры Скурта.
Сам Стурк стоит рядом с гробом, целый и невредимый. Держит в руке чашу в форме перевернутой короны. В руках Фаревда такая же чаша, а на лице и теле — тоже ни единой царапины.
Погребальные обряды на Той Стороне столь же бесчисленно разнообразны, как и бытовые традиции ее живых обитателей. Ознакомиться со всеми ними целиком категорически невозможно, равно как и составить по ним справочник или энциклопедию. Когда попадаешь на похороны — просто копируй поведение окружающих, чтоб не выглядеть идиотом. Но Фаревд ощущает себя возле гроба свободно и привольно — очевидно, не в первый раз проходит через эту замечательную церемонию.
— Да упокоится в сладости и благолепии король наш ясноокий, — произносит Стурк и выливает себе в горло высокоградусное содержимое чаши.
— Да упокоится, — кивает Фаревд и тоже осушает кубок до дна. — Красивые у вас все-таки обычаи, театральные… Короновать всех без исключения покойников, воздавая им последние почести… Романтично это, и слишком возвышенно для моего понимания. Зато за практическую сторону вашего дела я теперь рад: идеалисты не помешают вам осуществлять энергетическую конверсию со вполовину увеличенной эффективностью.
Я готова запрыгать на месте от волнения: вот что символизировало то превращение черной шестерки в красную девятку на игорном столе! Выходит, Стурк, его родственник и Коарг работали в энергетической промышленности все вместе. Только Коарг, в отличие от этих двоих — одного живого, второго мертвого, занимался не непосредственно закупками, а чем-то иным.
— Не только энергетическую конверсию, Фаревд, не только! — машет пустым кубком Стурк. Его собеседник сухо смеется:
— Давай, попробуй убедить пожизненного оружейника, что все оружие должно быть переделано в предметы мирного гражданского предназначения! Сколько бы вы ни поломали, ни переплавили и ни перенастраивали моих ружей, я все равно произведу еще, и еще, и еще — и всегда больше, чем вы сможете купить.
— У нас нет цели выкупить у тебя весь объем производства, — возражает карнавалет. — Мы берем ровно столько, сколько нам необходимо для нашей энергетической промышленности. Но давай сейчас не будем об этом — обстановка все-таки не самая подходящая.
Действительно. А еще мне не понравилась фраза Фаревда о том, что «идеалисты теперь не помешают». Слишком сильно она намекает на то, что в арсенале произошел вовсе не несчастный случай — что же это за «случаи» такие, когда один идеалист погибает, а два прагматика остаются без малейшего шрамика?
Фаревд делает знак рукой по направлению к тоннелю, и оттуда выходит караул охранников. Ни Вильгельма, ни Эммы среди них нет. Охранники слаженными движениями поднимают гроб, кладут его себе на плечи и уносят, как ни странно, в арсенал.
Защитное поле вновь активизируется и начинает заматывать меня в очередной кокон. Пожалуй, с меня на сегодня хватит — пора возвращаться в Ритрит. За эту миссию я все равно не успею выяснить, что же на самом деле произошло со свежекоронованным покойником и чем занимались мои будущие менторы после того, как вынужденно покинули свои посты. Разобраться с этим станет моей второй по приоритетности задачей.
А первая — запустить ридер и посмотреть, где бродил и чем в эту ночь занимался Арчи.