Глаза Вильгельма — одного из пяти менторов Ритрита и моего персонального наставника — похожи на ледяную сталь. Как и у того мальчика прошлой ночью, они серые с голубым проблеском — только у того живые, текучие, а у ментора жесткие, чеканные. Контроль над собой он теряет исключительно редко — и тогда кажется, что по незыблемому айсбергу его взгляда пробегает трещина.
— Ментальный экзоскелет опытного бойца Той Стороны — конструкция исключительно прочная, — хмурится Вильгельм, — я вообще не помню, чтоб на моем опыте такое случалось с сильным и талантливым человеком. С душевнобольными и морально сломленными — да. Но ты, наша Первая Названная, явно была вне зоны риска…
Да, я главная ударная сила боевого отряда Ритрита. И я стала первой среди тех, кто получил на Архипелаге новое имя, забыв старое в пепле прежней жизни. Но это мне не слишком помогло прошлой ночью при перевоплощении в вишню.
— Насколько я в состоянии мяукать по собственному опыту, — вступает в разговор Грабабайт, — Стелла могла послужить антенной для сигнала, который исходил от того мальчика с генератором.
— У меня тоже такая мысль мелькнула, — соглашается ментор. — Подросток попал в отчаянное положение и пытался до кого-то достучаться — скорее всего, даже без разницы, до кого именно. И первой его сигнал поймала именно ты.
Странно. В Ритрите у каждого своя специализация. Вильгельм и я отвечаем за тактику боя — а контактами, воспоминаниями, теорией информации и прочими смежными дисциплинами занимаются две профильные группы. Вызывать на общение надо было в первую очередь их.
Ментор зависает, как обескураженный компьютер. Кот косится на него с выражением лукавого превосходства: будучи уроженцем Той Стороны, он обычно не упускает возможности щегольнуть эрудицией. Выдержав эффектную паузу, Грабабайт курлычет:
— Молодое тело почти исчерпало свои физические ресурсы. Эмоциональное состояние достигло критически негативного уровня. Мальчик всеми силами цепляется за жизнь — но без посторонней помощи долго не протянет. На глазах Стеллы он утонул в…
Байт ждет, чтобы Вильгельм проявил любопытство — а еще лучше, восхищение. Но ментор смотрит на него ровно и пусто.
— …в Неподвластных Слоях, — кисло заканчивает кот. — Его тело еще биологически живо. А сознание уже почти ушло, но временно зависло где-то на орбите Той Стороны.
Я внимательно слушаю и молчу. Во время предыдущих миссий на Той Стороне я сотни раз вживалась в аватаров — переносилась в сознание других людей, смотрела на мир их глазами, управляла их движениями и чувствовала все то же, что они. Но это были люди — а не деревья, которые усилием воли могли заглянуть внутрь дома и разгуливать по его комнатам, подслушивая звуки из прошлого.
— Ага, — Вильгельм трет крыло своего огромного носа, торчащего из лица, как лезвие топора, — то есть мысленно юноша сейчас ползает вдоль шва реальности, пытаясь найти лаз в какую-то конкретную плоскость бытия.
— Не совсем так, — мотает мордашкой Грабабайт, — не ползает, а неподвижно застрял в Неподвластных Слоях. И там, если честно, очень… — кот мнется. Он старается быть культурным и потому избегает резких выражений, — …страшно.
За окном пушистятся безмятежные облака. Из ресторана доносится запах карамельного пудинга. Мне в левый кед попал крошечный камешек и въелся в кожу между средним и безымянным пальцами.
— Я так поняла, мне теперь предстоит его оттуда вызволить? — мой вопрос звучит по-профессиональному бесстрастно. Играть в спасателя на Той Стороне мне доводится не то чтобы часто — но ничего, и с такой миссией справлюсь.
— Нет. Сначала тебе — и нам всем — предстоит сообразить, как человека оттуда вообще можно вызволить, — морщится Вильгельм, недовольный собственной некомпетентностью.
Вопроса о том, нужна ли нам эта спасательная операция, никто не задает. Та Сторона не знает, что такое случайность — все, что имеет к ней отношение, наполнено смыслом и носит характер императива. Если бы Та Сторона сочла, что проблемы того мальчика меня не касаются — она бы просто не открыла мне его.
— Сейчас я тебе покажу нечто такое, чего ты еще никогда не видела и о существовании чего не должна сообщать никогда, никому и ни при каких условиях.
У Вильгельма на несколько секунд учащается дыхание, что в его случае свидетельствует о потере контроля над собой — но эти секунды заканчиваются очень быстро. Ментор вытаскивает из кармана смартфон, протирает его о джинсы и четырьмя взмахами пальца, за которыми я не успеваю уследить, изображает на поверхности монитора некий символ.
Смартфон согласно мигает и загадочно жужжит. На его мониторе заплескались морские волны — не в формате фото или видео, а реальные. Пахнет солью, Вильгельму на пальцы падает несколько капель. Ментор кладет телефон на стол, отодвигается и целится напряженным взглядом в воздух примерно на полметра выше столешницы.
Мы сидим в пустом классе. От того, что за партами вокруг никого нет, меня мутит ощущением обостренной пустоты и одиночества. Байт тоже пялится в воздух — но я пока не замечаю ничего, кроме игры солнечных лучей на волнах в мониторе.
— Ты хоть чуть-чуть помнишь географию? — непривычно ностальгическим тоном спрашивает ментор. — Вспоминаешь иногда свою прошлую жизнь, до Ритрита?
Нет. Я ничего не помню и не вспоминаю. Я захлопнула за собой прошлое, оставив пути назад заминированными, мосты сожженными, а корабли утопленными. Нечего мне там искать, меня там уже нет.
Байт тихонько прошуршал мне под бок и вытаскивает из моего кармана пластинку клубничной жвачки. Шоу начинается.
В воздухе перед нами раскинулась вертикальная плоскость с россыпью клякс и пятнышек лунно-лимонного оттенка. Это карта нашего Архипелага — места, полностью отгородившегося и закрывшегося от Большой Земли после серии глобальных техногенных катастроф. Острова покачиваются и пульсируют, не стесняясь демонстрировать свою живую, сознательную сущность. Между ними протянулись блестящие пунктирные ниточки — разрешенные маршруты следования паромов. Самолеты, вертолеты и прочие воздушные средства передвижения не имеют права появляться над Островами, равно как и паромы не имеют права сходить с предопределенных троп. Почему так сложилось, какие тайны и опасности хранят в себе облака и море, я не знаю.
— А теперь — сохраняем спокойствие… — Вильгельм теребит пальцами пустоту под нижнем краем карты, и ее фокус смещается. Грабабайт безбожно громко чавкает жвачкой.
Вместо безмятежно-блестящего Архипелага над партой теперь расстилается беспощадная твердь Большой Земли, изображенная в палитре ушибов и кровоподтеков. Она шире, чем размах моих рук — если б я захотела обнять ее, мои кончики пальцев не дотянулись бы до обоих краев карты. И все это пространное тело суши ноет, саднит и гноится без надежды на исцеление.
— То есть вы все-таки следите за тем, что там происходит? — без особого удивления спрашиваю я. Информационная политика Архипелага не менее однозначна, чем транспортная: любые контакты с Большой Землей категорически запрещены. Те, кто решились на исход, добровольно отказывались от общения даже с ближайшими людьми и не имели никакой возможности узнать о новостях тех стран и городов, что когда-то были их родиной.
— Не по собственному желанию, как ты понимаешь, но из необходимости, — нехотя признается Вильгельм. — Если бы Большая Земля не была источником перманентной угрозы, мы могли бы не интересоваться ей. Но так как основным смыслом существования Ритрита является охрана мира и покоя на Архипелаге, мы ни в коем случае не можем допустить приближение этой угрозы.
Раньше меня раздражала эта подчеркнутая иерархичность: менторы знают, умеют и позволяют себе намного больше того, чем довольствуются остальные обитатели Ритрита. Но потом я с этим смирилась — тем более что по мере нашего профессионального роста наставники постепенно приоткрывают нам некогда запретную информацию и планомерно приобщают к знанию высшего порядка.
— Что там сейчас вообще происходит? Каково сейчас население планеты? Как они выживают? — странно, но я совсем не ощущаю любопытства. Задаю вопросы на автомате, чтоб не оскорбить равнодушием волнение ментора.
— Одной фразой не объяснишь, — дергает плечами Вильгельм, — проблемы надо решать по степени их срочности. Байт, у меня нет ключа Кикко, поэтому я не могу открыть на карте сетку излучения Той Стороны. Поможешь мне найти местонахождение мальчика из Неподвластных Слоев?
Ментор Кикко работает главным скаутом Ритрита. Он отслеживает перспективных магов с большими способностями для взаимодействия с Той Стороной, входит с ними в контакт и убеждает присоединиться к команде комплека. Я раньше думала, его деятельность ограничивается только Архипелагом. Оказывается, нет — Большую Землю он тоже патрулирует. Тогда почему упустил из вида того мальчика в полуразрушенном доме?
Кот выдувает ярко-розовый пузырь жвачки размером со свою голову, втягивает его обратно в аккуратный ротик и пододвигает к себе вплотную ловушку снов из моей спальни. Нежно массируя лапками ее вычурное плетение, Грабабайт приглушенно верещит и чирикает, убеждая ловушку на неведомом нам языке подключиться к процессу и помочь.
Мне досталась послушная, покладистая ловушка. Она не капризничает, не любит сарказм, не имеет обыкновения соскакивать со стены и прятаться, просто чтоб позлить хозяйку — одним словом, избавлена от большинства тех грешков и недостатков, которыми традиционно страдают ее собратья.
Байту не приходится долго ее уговаривать: ловушка сжимается, подбирается и выпускает по направлению к карте три нити — черную, золотую и серебряную — которые сплелись в подобие спирали ДНК. Дотянувшись до плоскости карты, нити принюхиваются, сосредотачиваются и сплетаются на конце в тугое жало. Жало в раздумьи плывет над картой, как в игре «горячо-холодно». Морские участки поверхности его не интересуют — только суша.
Побродив туда-сюда над экватором, жало клюет ничем не примечательную точку на буром пласте суши, окаймленном бахромой цвета запекшейся крови.
— Во, он тут, — чавкает Грабабайт.
Вильгельм хватается за воздух обеими руками, словно берет невидимую прялку. Между его пальцев засверлилось напряжение.
— Тильда и Эмма сейчас заняты на классах, но я рискну высказаться за них. Стелла, сегодня ночью ты отправишься с обеими менторами-теоретиками на Большую Землю, чтобы вызволить этого мальчика.
Кровь колоколом замолотила в ушах. Что угодно, только не обратно в прошлое! Пусть даже на одну ночь, пусть даже не в реальности, а через Ту Сторону… Вильгельм, ведь это будет не реальная экспедиция, правда?
— Правда, — неловко ухмыльнулся ментор, — самая правдивая правда, которую только придумать можно…