Римляне и варвары. Падение Западной империи

ВВЕДЕНИЕ

Во времена Западной Римской империи племена северных варваров не были единым целым. Не считая кельтов на крайнем западе и славян на отдаленном востоке, варвары были разделены на две группы, ни в чем не похожие одна на другую. В Центральной Европе жили оседлые земледельческие народы, и почти все они говорили на германских языках или на диалектах этих языков. К этой группе принадлежали остроготы, везе-готы, свевы, руги, франки, саксы и многие другие племена. В это же время в степях Юго-Восточной Европы жили скотоводы-кочевники, которые не были германцами и которые почти ничего не знали о земледелии. Основным источником пропитания для них были стада, и, кроме того, они торговали с оседлыми племенами на границе степей. К этой второй группе принадлежали аланы и гунны. (Важно отметить, что после смерти гунна Аттилы в 453 году слово «гунн» стало общим термином для обозначения всех степных кочевников независимо от того, были ли они на самом деле гуннами.) Эти две группы племен объединяло только одно: и для тех, и для других Римская империя была страной сказочных богатств. И германцы, и кочевники смотрели на римлян с изумлением и одновременно с жадностью. Всякий раз, когда до нас доходят голоса варваров, говорящих о Римской империи, мы слышим слова благоговейного ужаса и зависти.

Случай, о котором мы сейчас расскажем, произошел в 5 г. н. э., когда римские армии воевали в глубине германской территории под командованием будущего императора Тиберия. «Когда мы разбили лагерь на берегу Эльбы, — пишет очевидец, — а на противоположном берегу сверкали своим вооружением вражеские войска... один из варваров, пожилой, крупный человек, занимавший высокое положение (судя по его одеянию), сел в лодку, выдолбленную из ствола дерева, — как это у них принято — и, управляя лодкой сам, выплыл на середину реки. Оттуда он попросил разрешения высадиться на берег, где стояли наши войска, и увидеть Цезаря. Разрешение было дано. Пристав к берегу, он долго смотрел на Цезаря в

Карта 1. Западные провинции Римской империи

молчании и затем сказал: “Наши воины безумны: они поклоняются твоей божественной власти, когда тебя здесь нет, но когда ты здесь, они боятся твоего оружия вместо того, чтобы постараться заслужить твое уважение. Благодаря твоему милостивому разрешению, Цезарь, я сегодня увидел тех богов, о которых раньше только слышал, и это самый счастливый день, которого я ждал и который когда-либо был в моей жизни”. Получив разрешение коснуться руки Цезаря, он снова сел в свою маленькую лодку и, постоянно оглядываясь на Цезаря, вернулся к тому берегу, где находился его народ»¹. Этому старику казалось, что в римлянах есть что-то божественное. Они были больше, чем люди.

В 70 г. н. э., когда свободные германцы смотрели на противоположный берег Рейна, где стоял новый город Кельн, переполненный галлами, гер-манцами-убиями, отставными римскими солдатами и их потомками, они, как принято считать, «ненавидели» этот город за его растущее богатство.

Они решили не заключать мира с Римом до тех пор, пока из города не будут изгнаны германцы-убии или, еще лучше, пока город не будет открыт для всех германцев без ограничений. Примерно триста лет спустя, в 381 году, старый везеготский вождь Атанарих, всю жизнь бывший врагом Империи, приехал в Константинополь за две недели до своей смерти. Он был поражен, увидев многолюдный, бурлящий город. «Подумать только, сказал он, — я вижу то, о чем часто слышал, хотя и не верил этому». Он осматривался вокруг, переводя взгляд с необъятных городских стен на порт, где кипела деловая жизнь; он видел вокруг людей самых разных национальностей, хорошо обученных солдат. Наконец он не мог больше сдерживаться и воскликнул: «Действительно, император — это бог на земле, и любой, кто подымет на него руку, — самоубийца». Его долгая жизнь, отданная борьбе с римлянами, оказалась напрасной. Для него, как и для безымянного старого вождя с берегов Эльбы, римляне, или по крайней мере их правители, были больше, чем люди². Еще через сто пятьдесят лет посланец хана одного из кочевых племен Юго-Восточной Европы, как говорят, заметил императору Юстиниану: «В вашей Империи все есть в изобилии, включая, мне кажется, даже невозможное». Этот хан, преследуя своих врагов, таких же нищих кочевников, как и он сам, загнал их внутрь границ Империи, но теперь он жалел, что сделал это. Он увидел, что, изгнав своих врагов из степи, он не только не нанес им никакого вреда, а наоборот, оказал им величайшую услугу, так как в римских провинциях их ожидал такой уровень жизни, о котором он не мог даже мечтать. В то время как он будет прозябать в бесплодной пустыне, они «смогут торговать зерном, пить вволю в своих винных лавках и жить плодами земли. Кроме того, эти негодяи смогут ходить в бани, носить золотые украшения, и у них всегда будет полно тонкой расшитой одежды». Империя, таким образом, была чем-то вроде Эльдорадо. Любой бродяга, принятый ею, мог одеваться в золото, есть хлеб, мыться в горячей ванне и напиваться, когда захочет. Это ли не настоящая цивилизация!³

Именно таким отношением объясняется большая часть нападений на границы Римской империи, которые варвары предпринимали на протяжении столетий. Эта тенденция, кроме того, была заложена в самой природе германской «дружины», то есть группы воинов, которую вождь содержал за свой счет и обязан был обеспечивать постоянным притоком награбленных трофеев. Стоило ему перебросить своих воинов за римские границы, и провинции Империи давали ему гораздо больше ценных трофеев, чем он мог надеяться получить в хижинах своих собратьев-германцев. А римские власти никогда не испытывали недостатка в варварах, желающих служить в имперской армии: жизнь там была несравненно лучше, чем в лесах и болотах по ту сторону границы. Однако ни привлекательность грабежа, ни сравнительно высокая оплата не объясняют массового завоевания варварами поздней Римской империи, когда целые народы с женщинами, детьми и стариками переходили Рейн и Дунай.

Германцы не зря считали Римскую империю страной золота, ведь их собственное общество было крайне примитивным. Греко-римская цивилизация была городской по своей сути. Где бы ни селились греки и римляне, от Британии до юго-западной Индии, они везде строили города. Германцы в городах не жили. В римские времена не было такого понятия, как германский город. Хотя римские авторы иногда говорят о германских орр1с!а, однако это слово означает скорее не «города», а «села» или, точнее, «поселения местных жителей». Несмотря на существование нескольких укрепленных точек, типичным германским поселением был не поселок и не укрепленный форт, а изолированный хутор, в то время как типичным поселением римлян был город. Во времена Римской империи на левом берегу Рейна стояли знаменитые города — это были римские города. На правом берегу стояли одинокие фермы или крохотные деревушки из нескольких ферм. На левом берегу было мощное имперское государство. Жители правого берега в защите своих прав полагались не на государство (которого там не существовало в римские времена), а на своих сородичей. То же можно сказать и о многих кочевых племенах Юго-Востока. Вследствие этого варвары, поступавшие в римскую армию, иногда не способны были понять, как действует римская государственная власть. Так, когда Велизарий в 533 году направился в Африку и дошел до Абидоса, трое его солдат — варваров из кочевых племен — напились, и один из них стал насмехаться над двумя другими. Их чувство юмора оказалось ограниченным, и насмешника убили. Велизарий приказал посадить убийц на кол. Другие кочевники, и особенно родственники казненных, пришли в страшное негодование. Были две причины их возмущения: I) они не заключали такого союза с римлянами, который бы обязывал их подчиняться римским законам; II) в обычаях их племени не было предусмотрено такое наказание за убийство. Согласно Прокопию, Велизарий был вынужден выступить перед ними с длинной речью, чтобы их успокоить⁴.

Германцы, однако, не всегда осознавали, насколько огромной была военная мощь римлян. Возможно, они бы подумали, прежде чем нападать на римские провинции, если бы понимали, что по сравнению с их военными ресурсами ресурсы Империи были практически неисчерпаемы. Юлий Цезарь был не единственным римлянином, который продемонстрировал варварам, что, даже если те и одержат несколько мелких побед, то римляне легко смогут восстановить свои потери, при этом значительно увеличив свои силы, и так может продолжаться до бесконечности. Бата-вы, восставшие против Рима в 70 году нашей эры, только к концу восстания осознали свое истинное положение. Они приняли решение «не продолжать более разрушительную борьбу. Один народ не может положить конец рабству всего мира. Чего они добились, уничтожив легионы и предав огню их лагерь? Только того, что другие легионы, более многочисленные и более мощные, были вызваны занять их место. Только после того, как батавы бросили вызов всему римскому народу с оружием в руках, они осознали, какой крохотной частью человечества были они сами!» Тот же аргумент использовался и почти через пятьсот лет после этих событий⁵. Германцам все же удалось одержать одну победу над римлянами: в 9 году нашей эры они выиграли одну из решающих битв мировой истории в Тев-тобургском лесу в северо-западной Германии, изгнав римлян из той части Германии, которая лежит между Рейном и Эльбой. Они уничтожили при этом более одной десятой части всех легионов Римской империи. Но это произошло из-за ошибок римского командования. У германских кланов было не больше шансов сокрушить Римскую империю Августа или Марка Аврелия, чем у шотландских кланов — Англию короля Георга II в 1745 году. Со временем, однако, все изменилось.

Даже великая Персидская империя, единственное государство, способное на равных противостоять Риму, не могла сравниться с ним по уровню военной техники. Когда император Септимий Север в 193 году одержал победу над одним из своих соперников, некоторая часть солдат побежденной армии бежала в Персию; многие из этих людей были специалистами в области военной техники. Они обосновались в Персии и не только научили персов пользоваться новыми для них видами оружия, но и показали им, как делать это оружие. Вероятно, речь в данном случае шла об одной из разновидностей Ъа1ИБ1ае (катапульт). В результате персы имели больше шансов на победу, чем прежде, когда им противостояли сплоченные ряды римской армии. Историк, сообщивший нам об этом, выражает по этому поводу глубокую озабоченность⁶. Позднейший автор подробно описывает то, как римлянин по имени Бусас обучал кочевников аваров делать осадную машину, называемую Ае1ероНв, «захватчик городов», которую сами они никогда не смогли бы создать⁷.

Император Домициан посылал Децебалу, королю даков, населявших территорию современной Румынии, не только деньги, но и «мастеров всех ремесел, и военных, и гражданских» и пообещал посылать их в течение неопределенного периода времени в будущем. Эти ремесленники, вероятно, внесли значительный вклад в наступивший сразу вслед за этим расцвет государства даков. Недаром, когда Траян в 102 году победил даков и захватил немалую часть оружия и осадных машин, он призвал их сдать не только личное оружие, но и всю оставшуюся артиллерию вместе с теми людьми, которые ее создали. Несомненно, среди этих людей были и римляне, попавшие в плен, и дезертиры из римской армии, и те ремесленники, которых Домициан предоставил в распоряжение даков. Можно сказать, что лучшая часть армии Децебала состояла из людей, которых он переманил к себе на службу из Империи⁸.

Во времена Юлия Цезаря жители Галлии были потрясены военной техникой римлян. Атуатуки считались потомками тех кимвров и тевтонов, которые остались жить на своей родине в то время, когда основная масса их соплеменников полвека назад переселилась в Галлию и Италию. Во времена Цезаря они жили на равнине Хесбей, расположенной на северном берегу реки Маас. Когда Цезарь осадил одну из их крепостей в 57 году нашей эры и его люди начали строить осадную башню на некотором расстоянии от крепостных стен, осажденные хохотали и выкрикивали насмешки в сторону римлян. Их забавляло, что те возводят такое огромное сооружение так далеко от крепости: слабые руки хилых римских пигмеев, говорили они, никогда не смогут привести в движение это гигантское устройство. Но когда башня, полная вооруженных солдат, пришла в действие и, поднимаясь выше крепостных стен, стала надвигаться на защитников крепости, их нервы сдали: сами боги, должно быть, сражаются на стороне этих людей, раз они умеют делать такие огромные машины и так быстро приводить их в движение. В результате атуатуки сдались Цезарю без промедления⁹. Атуатуки были не одиноки в своем страхе перед техническими возможностями римской армии. Не раз случалось, что кельтские армии Галлии сдавались без боя или просто теряли волю к сопротивлению при одном виде того, что способны были сделать римляне, и особенно того, с какой невероятной скоростью они возводили свои мосты и строили осадные машины¹⁰. На всех границах Империи варвары рано или поздно вынуждены были признать свою техническую отсталость.

Германцы находились на более низкой ступени материального и социального развития, чем галлы, и они еще в большей степени были ошеломлены технической оснащенностью легионеров. Даже близость к римлянам на приграничье не позволила им полностью преодолеть свой страх перед римским военным превосходством. Батавы в I веке нашей эры поставили римской армии несколько полков, причем буйное, непредсказуемое поведение их солдат служило источником постоянного беспокойства для римских военачальников. Однако даже через восемьдесят лет после того, как они впервые стали служить в римской армии, а именно в 69 году нашей эры, они не смогли сдержать своего изумления перед одним из римских военных механизмов. Это был tolleno — устройство, применявшееся для защиты осажденного города или форта. Оно состояло из огромной балки, устанавливаемой вертикально на городской стене, с крестовиной на верхнем конце. Крестовина могла свободно вращаться, причем одна ее поперечина была намного длиннее другой и оканчивалась устрашающим крюком или шипом. Регулируя противовес на короткой поперечине, римляне стремительно опускали длинную поперечину с крюком к земле далеко за городской стеной, и там она врезалась в тело одного или нескольких нападающих, мгновенно поднимая его на стену на глазах у изумленных сородичей. Даже батавы, уже знакомые с военными приемами римлян, пришли в панику при виде этого странного механизма, который возвышался над ними, уходя в небо, застывший в неподвижности, как грозная птица, готовая к нападению".

Техническое превосходство римлян не ограничивалось только военной областью. В 422 году разразилась римско-персидская война. Причина была не только в том, что персы чинили препятствия римским купцам, но и в том, что они отказались вернуть мастеровых-золотодобытчиков, нанятых в свое время в Римской империи. Римские мастера и римские товары пользовались одинаково высоким спросом и в Персии, и в далекой Индии. Даже там их репутация была безупречна¹². В годы царствования Тиберия II (578-582) каган кочевников-аваров попросил императора прислать ему строителей для постройки бани. На самом деле каган, высказывая такую просьбу, заботился не о личной гигиене: как только строители прибыли к нему, он заставил их построить вовсе не баню, а мост через Дунай, чтобы можно было легко переправляться через реку и грабить римские провинции на другом берегу. Однако для Онегесия, бывшего правой рукой Атгилы, чистота, очевидно, имела значение: он действительно пожелал иметь баню и приказал одному военнопленному родом из Сирмия ее построить, ибо никто из гуннов не был способен соорудить каменную баню¹³.

По сравнению со своими соседями римляне имели в своем распоряжении не только лучших специалистов и лучшие технологии, но и неизмеримо большие запасы сырья, необходимого для ведения войны. Так, примерно в 215 году император Каракалла сделал персидскому царю лживое предложение: якобы он намерен жениться на дочери царя и объединить Рим и Персию в единую империю. При этом одним из доводов, приведенных Каракалпой в пользу такого союза, было то, что персидские специи и прославленные персидские ткани будут свободно обмениваться на продукцию римских копей и на римские промышленные товары. Каракалла подчеркивал, что если его предложение будет принято, то персы получат римский металл и промышленные товары в изобилии, тогда как до сих пор они пользовались только тем небольшим количеством, которое торговцы привозили из-за границы контрабандой. Разумеется, Каракалла и не собирался выполнять свое обещание жениться на дочери персидского царя и объединить две империи в одну, в чем персы смогли скоро убедиться. Но описание преимуществ подобного союза звучало убедительно и персы поддались обману.

Позднее, в 337 году, когда тогдашний персидский царь задумал начать войну против римлян, он обнаружил, что, хотя людей в его армии хватает, ему недостает железа для того, чтобы их вооружить. Его сила, по словам одного римского оратора, была подорвана нехваткой военных машин. Тогда царь направил послов к Константину Великому с тем, чтобы они договорились о покупке некоторого количества железа. Собственные минеральные ресурсы персов в той степени, в какой они сумели их разработать, не соответствовали полномасштабной и продолжительной войне, и поэтому они обратились к Римской империи, которая, как они знали, добывала значительное количество железа и готова была его экспортировать. И хотя Константин совершенно точно знал, для чего персам нужно железо, он согласился его поставлять. Вскоре он умер, а его преемник наблюдал, как римлян убивают римским же металлом¹⁴.

Власти Империи следили за тем, чтобы сведения о римских ЬаПШае (катапультах) не дошли до варваров. Более того, из всей оборонительной системы Империи только легионы использовали 6а///51ае. Нам известно только об одном форте, в котором вспомогательным войскам было разрешено использовать этот вид артиллерии. Это был один из фортов в Британии. В 220 году нашей эры в форте Хай Рочестер (Бремениум) в Нортум-берланде стояли войска под руководством Вардуллы из Северной Испании, и им было разрешено использовать ЬаШ$1ае. Об этом говорят надписи и данные раскопок. Эта артиллерия прикрывала северный и западный подходы к форту и стреляла каменными ядрами весом от 100 до 175 фунтов. Мы не знаем, почему имперские власти допустили это исключение из правил¹⁵.

Правительство Империи, несомненно, знало о том, что варвары используют примитивные методы ведения войны. Однако оно решило еще более усилить свое военное превосходство принятием двух политических решений: I) оно запретило экспорт стратегических материалов из Империи враждебным племенам, II) оно определило места на границе, где варварам было разрешено торговать с римлянами, во всех же остальных местах торговля была запрещена. При этом приграничная торговля должна была находиться под контролем.

С начала III века и даже несколько раньше экспорт оружия, доспехов, лошадей, вьючных животных, денег, точильных камней, железа, зерна, соли и всего, что могло представлять военную ценность (включая заложников), стал считаться тяжким преступлением¹⁶. Конечно, иногда эти товары контрабандой перевозились за границу, как об этом хорошо было известно Каракалле (см. с. 13). В период с 370 по 375 год к этому списку были добавлены вино и растительное масло и, примерно в это же время, золото. Интересно, что в это время и позднее запрет налагался не только на экспорт «неприятелю», но и всем варварам вообще независимо от того, находились ли они в состоянии войны с Империей или нет¹⁷. В 420 году были приняты меры, чтобы запрещенные товары не попали к варварам морским путем: при отплытии любого судна местные чиновники тщательно выясняли, куда оно направляется¹⁸. За год до этого произошло знаменательное событие. Асклепиад, архиепископ Херсонеса (Крым), обратился к императору с прошением. Он просил освободить из тюрьмы людей, осужденных за то, что они раскрыли варварам секреты кораблестроения. Император помиловал осужденных, но пригрозил смертной казнью всякому, кто поступит так в будущем¹⁹. Трудно сказать, о каких именно варварах шла речь, во всяком случае, вряд ли кочевники гунны из Южной России собирались стать пиратами²⁰. В 456 году император Восточной империи Маркиан ликвидировал последний пробел в законодательстве.

Он объявил, что отныне смертной казнью будет караться продажа любому представителю варваров, прибывшему в Константинополь или любой другой римский город, а также любому варвару, прибывшему под любым предлогом, оружия — нагрудных лат, щитов, луков, стрел, мечей и любого другого оружия, а также снарядов и железа, как кованого, так и некованого. Любая продажа или дарение этих предметов будет считаться угрозой безопасности Империи и актом измены. Товары, принадлежащие лицу, заключившему подобную сделку, будут конфискованы, а продавец предан смертной казни²¹. Прокопий упоминает об этом законе сто лет спустя и отмечает, что в его время он все еще действует. Он отмечает, что в результате действия закона народы, живущие на берегах Красного моря (о которых он рассказывает в соответствующей части своей книги), не могут купить у римлян ни железо, ни какой-либо другой металл. Он также рассказывает о мерах, принятых Юстинианом в районе Геллеспонта и Босфора с целью «выяснить, не было ли отправлено к варварам что-либо из вещей, запрещенных к вывозу с римской территории»²².

Автор Expositio Totius Mundi повествует о купцах из Нисибиса и Одессы, которые обогатились благодаря посредничеству между Персией и Римской империей: они торговали всем, «кроме бронзы и железа, потому что бронзу и железо не разрешено передавать врагу»²³.

Этот вопрос имеет большее значение, чем может показаться на первый взгляд. Даже персидский царь не мог вооружить свою армию так, как этого требовала полномасштабная война с римлянами в 337 году (см. с. 13). Однако его ресурсы были огромны по сравнению с ресурсами северных варваров. Так, немногочисленный народ буры, воевавший с императором Коммодом в конце II века, неоднократно был вынужден просить римлян даровать им перемирие с тем, чтобы они могли перевооружиться и продолжать борьбу! В 562 году посланцы кочевников-аваров приехали в Константинополь и занялись покупкой оружия, так как планировали в скором времени напасть на римлян. Но им не повезло. Римляне хорошо знали об их намерениях: они взяли плату за оружие, но затем арестовали посланцев и оружие у них забрали²⁴.

Тех, кому было разрешено свободно торговать на границе и заходить на римскую территорию, было немного. Все эти случаи казались римским авторам достойными упоминания. Гермундуры, германское племя, чья территория граничила с Империей в окрестностях Регенсбурга на Дунае, были «лояльны» к римскому правительству, в чем оно имело возможность убедиться. Поэтому им, единственным среди германцев, в середине I века н. э. было позволено не только торговать на римском берегу Дуная, но и пересекать его в любом месте, продвигаться в глубь провинции Реция без всякого надзора и продавать и покупать товары где угодно. Они даже имели право, по желанию, заходить в Аугсбург {Augusta Vindelicorum), торговый город, лежащий на пути из Италии, который вел через перевал Бреннер к рейнским армиям. Они могли смотреть на дома и виллы римлян, что было важным военным преимуществом в том случае, если бы они планировали набеги на жителей провинции. Нам неизвестно, почему гермундуры получили такую привилегию. Все, что мы знаем, — это то, что они были «лояльны» к римлянам²⁵. Однако другие германские народы могли бы назвать такое поведение гермундуров предательством.

Торговцев из других германских племен, если они и получали разрешение входить в римские провинции, разоружали на границе, и дальше они путешествовали в сопровождении военного конвоя. Торговать им позволялось только в крепостях, расположенных вдоль границы. Они не имели права продвигаться в глубь территории, и, таким образом, все, что они видели во время посещения провинций, — это военные лагеря и оружие солдат. Это зрелище должно было заставить варваров хорошо подумать, прежде чем совершить набег. Не случайно тенктеры жаловались жителям Кельна в 70 году нашей эры на то, что их с позором заставляют разоружаться, прежде чем пересечь Рейн, передвигаться под надзором и к тому же платить за право въезда на римскую территорию. Жители Кельна, несмотря на свое сложное положение в нестабильном 70 году, согласились отменить въездную плату и таможенную пошлину на товары, ввозимые в Империю и вывозимые из нее через их город, однако они не сняли запрета на переправу германцев через Рейн ночью или с оружием. По сути дела, гермундурские торговцы были в I веке единственными, кто имел привилегию ехать куца угодно и разносить свои товары от города к городу, от виллы к вилле. Впрочем, они, как считают, недолго наслаждались своей удачей. В конце II века маркоман-ны из Богемии, видимо, получили право свободной торговли, а везеготы на несколько лет вырвали это право военной силой в середине IV века²⁶.

В имеющихся описаниях Маркоманнских войн Марка Аврелия в конце II века подобные ограничения на право въезда в римские провинции упоминаются достаточно часто. В 169-170 годах в Паннонии Марк Аврелий решил, что с политической точки зрения будет правильно заключить великодушный договор с квадами и другими племенами. Однако, несмотря на свое великодушие, он отказал им в праве свободного выхода на римские рынки, «дабы маркоманны и язиги, которых квады поклялись не принимать и не пропускать через свою территорию, не смешались с ними и, выдавая себя за квадов, не следили за римскими позициями и не покупали все, что хотят». Позже Марк Аврелий заключил договор с маркоман-нами и язигами: в отношении маркоманнов он отменил разрешение свободно торговать вдоль границы (мы не знаем, когда они добились этой привилегии) и определил «места и дни взаимной торговли». Он освободил язигов от всех условий, навязанных им ранее, «кроме тех, которые касаются запрета собираться вместе и вести торговлю». Он не позволил им пользоваться своими судами на Дунае и запретил ступать на дунайские острова. Кроме того, они могли проходить через задунайскую провинцию Дакию для торговли с роксоланами только в том случае, если правитель Дакии им это разрешит²⁷.

Таким образом, Валент следовал сложившейся римской практике, когда в 369 году, после победы над везеготами, он ограничил деятельность везеготских торговцев двумя городами вдоль границы по нижнему течению Дуная. (К сожалению, названия этих двух городов до нас не дошли.) До этого на протяжении нескольких лет везеготы имели право свободного доступа в приграничные города, но, по мнению римского правительства, они использовали эти торговые места для нанесения ущерба жителям провинций. Надо сказать, что эта торговля была выгодна для обеих сторон, и для римлян, и для готов. Есть также основания считать, что некоторые крупные римские землевладельцы участвовали в этой торговле, так что меры, принятые Валентом, нанесли серьезный ущерб торговцам тех городов, в которые везеготы теперь не допускались. Точно так же Диоклетиан, когда он в 298 году ограничил торговлю с Персией в городе Нисибис на Тигре, вряд ли заслужил благодарность жителей Пальмиры и Востры. Интересы торговцев в обоих случаях были второстепенны по сравнению со стратегической политикой правительства. То, что сделал Валент, было не единственной подобной акцией на северной границе в IV веке. В 371 году один римский военачальник, служивший на Дунае, приказал своим солдатам построить в северной Паннонии форт (Ьи/ция, как он его называет) «по имени Коммерциум, ибо именно по этой причине он и был построен». Эта фраза, несомненно, означает, что в этом районе (около Грана) варварам, жившим за Дунаем, разрешалось торговать только в Коммерциуме. (Форт, кстати говоря, был построен за сорок восемь дней.) Мы знаем, что основным предметом импорта, осуществлявшегося сарматами — варварами, населявшими эту часть приграничья, — были рабы²⁸. Впоследствии археологи обнаружили и другие места, такие как Зелигенштадт на Майне, где действовали торговцы-варвары²⁹.

Подобные ограничения были в силе еще и в V веке. На восточной границе и римские, и персидские купцы могли торговать только в Нисиби-се, Каллинике и Артаксате. Эти ограничения были введены для того, чтобы военные секреты не стали известны врагам. Все товары, продаваемые в других местах, подлежали конфискации, а торговцы — высылке. В VI веке торговля все еще ограничивалась Нисибисом и Дарой³⁰. Далеко от этих мест, в Африке, в городке под названием Арзугис, местные варвары поклялись своими богами, что будут вести себя хорошо. Их клятва была передана либо декуриону, отвечавшему за эту часть границы, либо трибуну, который затем выдал им письменный сертификат в подтверждение того, что они принесли такую клятву. Эти рабочие-иммигранты намеревались стать носильщиками или охранниками урожая³¹. (Их присутствие вызвало у одного из последователей св. Августина вопрос: не заражают ли эти варвары урожай тем, что клянутся ложными богами? Если затем это зерно перемелют в муку, из муки испекут хлеб и этот хлеб съест христианин, не будет ли этот христианин осквернен? Человек, написавший

ЭТО, ВИДИМО, любил пор<ч~грауг.иат_ГГу4.Я*пп прниптт пгтнауг. ч^^ппиц

из римских императоров-христиан не был христианином настолько, чтобы закрывать варварские рынки по воскресеньям, как это иногда делали средневековые правители.

Существовало несколько причин столь долговременного ограничения торговли. Делалось это с целью держать торговлю под постоянным наблюдением, а причины были стратегического характера. Ни у одного автора мы не найдем указаний на то, что эти ограничения были введены для защиты отечественных товаров. Одной из причин была необходимость предотвратить экспорт оружия, которое могло усилить варваров. Я уже упоминал о том, как в 169-170 годах римляне боялись, что если варварам разрешить пересекать границу, они купят «все, что хотят» (см. с. 16). Очевидно, более всего варвары нуждались в оружии и доспехах. На втором месте была провизия, с которой участники будущего набега могли продержаться после того, как их собственные скромные припасы иссякнут³². В конце концов, торговцы могли на самом деле оказаться не только торговцами, но одновременно воинами и разбойниками: у римлян уже был большой опыт общения с торговцами, которых пускали в приграничные города. Действительно, наши источники говорят о том, что поведение германцев в римских городах казалось окружающим буйным и противозаконным³³.

Кроме того, торговцы могли передавать своим соплеменникам за границей подробную информацию о римских оборонительных сооружениях и о передвижении войск. Они также могли узнать о расположении богатых вилл и других объектов набегов; без этой информации разбойники вынуждены были бы тратить время на поиски добычи и пропитания и могли даже исчерпать свои запасы продовольствия, не найдя им пополнения. Римские торговцы, перевозившие свои товары за восточную границу, также представляли опасность: они могли раскрыть врагам военные секреты; и поэтому им, как и персам, было разрешено торговать только в Нисибисе, Каллинике и Артаксате. Римляне из собственного опыта знали, какую ценность представляет информация, которой располагают торговцы, причем Юлий Цезарь был не единственным римским военачальником, сумевшим выгодно использовать их сообщения.

В 468-469 годах, сразу после падения империи Аттилы, в Константинополь прибыло посольство от «детей Аттилы». Послы надеялись договориться о мирном соглашении, которое бы вновь открыло для гуннов торговые города вдоль римской границы. Однако император Лев I считал, что народ, принесший неисчислимые беды Империи, не заслужил того, чтобы пользоваться привилегией торговли с римлянами, и гуннское посольство окончилось неудачей³⁴. Просьба гуннов об открытии рынков несет важную для нас информацию. Незадолго до 468 года восточное правительство почувствовало себя достаточно уверенно для того, чтобы закрыть для гуннов торговые города, причем не только на границе, но и везде. Эта мера была, видимо, связана с законом Маркиана от 456 года, возобновлявшим запрет на экспорт оружия. Можно говорить о том, что, запретив гуннам покупать римское оружие и торговать в римских городах, Восточная империя окончательно сломила и без того подорванную мощь гуннов. После 468 года о потомках гуннов Атгилы почти ничего не слышно.

Завоевание имперских провинций шло тремя гигантскими волнами.

(I) Осенью 376 года в провинциях, лежащих к югу от нижнего Дуная, стали распространяться тревожные слухи. Все говорили о том, что среди северных варваров началось невиданное волнение: все народы, населявшие территорию между венгерскими равнинами и побережьем Черного моря, пришли в движение. Им неожиданно пришлось покинуть свои дома, и теперь они с семьями скитались к северу от великой реки.

Командиры римских войск, находившихся к югу от Дуная, поначалу скептически отнеслись к этим слухам. Их опыт говорил им, что ничего необычного не происходит. О войнах между варварами в этих краях жители Империи обычно узнавали только тогда, когда эти войны уже заканчивались или же противники заключали перемирие. Однако слухи продолжали распространяться. Затем появились посланцы от народов, согнанных со своих земель. Они просили о том, чтобы их народам было позволено поселиться в провинциях. Значит, народы действительно пришли в движение. Это, возможно, было неожиданностью для римских военачальников, однако неожиданностью приятной: появился источник пополнения рекрутов для армии. Теперь император Валент сможет принимать от жителей провинций золото вместо рекрутов, так как богатые землевладельцы охотнее расставались с золотом, чем со своими крестьянами, которых не хватало. Теперь император примет этих новых варваров в свою армию, что пойдет на пользу и армии, и государственной казне. Все это было очень хорошо, настолько хорошо, что римских чиновников часто высылали с повозками навстречу, для того чтобы перевезти ожидавшиеся толпы беженцев туда, где они будут нужны. Беженцев оказалось даже больше, чем ожидалось. С личного разрешения императора римские командиры день за днем и ночь за ночью перевозили через Дунай десятки тысяч варваров. Другие варвары сами делали плоты или лодки из выдолбленных стволов деревьев и переправлялись через реку. Однако те, кто пытался переправиться вплавь, — а таких было немало, — тонули, так как в тот год Дунай разлился после сильных дождей. Римляне пытались подсчитать общее количество беженцев, но это оказалось невозможным. Варварам не было числа. Правда, несколько позже было высказано предположение (видимо, это было только предположение), что общая цифра приближалась к 200 000 человек, и это кажется вполне вероятным.

Через некоторое время стало известно, что все эти волнения вызваны тем, что в Европе появился народ, о котором до этого никто ничего не слышал. Назывался этот народ «гунны». Молниеносным нападением гунны разгромили огромную империю Эрманариха на территории современной Украины. Затем с помощью неожиданного маневра они одержали победу над везеготским вождем Атанарихом (см. с. 9) на территории современной Румынии. После стремительного ночного броска они неожиданно появились в двадцати милях от того места, где, по сведениям Атанариха, их видели в последний раз. Везеготы были ошеломлены внезапностью атаки. Сопротивления не было. Атанарих с несколькими приближенными бежал к предгорьям трансильванских Альп, но большинство везеготов, спасаясь, переправились на северный берег Дуная. И вот так осенью 376 года, пребывая в страхе и унижении, они попросили римлян пустить их в безопасные провинции Империи. Любой ценой они должны были спастись от этой «породы людей, которых раньше никто не видел, которая возникла в каком-то тайном уголке земли, и которая сметала и разрушала все, что стояло на ее пути». Атака гуннов была «подобна снежному бурану в горах»³⁵.

Итак, скептическое отношение римских военачальников к появившимся слухам оказалось неуместным. Приход гуннов вызвал мгновенное разрушение империи остроготов и заставил везеготов покинуть свои дома, в которых они относительно мирно жили в течение почти столетия. Но никто в эти осенние дни 376 года не мог предвидеть, что появление гуннов и переход охваченных паникой готов на северный берег нижнего Дуная станет также началом конца Западной Римской империи.

Позже, в 378 году, везеготы выиграли битву при Адрианополе. Двигаясь на запад, они в 410 году захватили и Рим. Это случилось ровно через 800 лет после того, как Рим в последний раз был занят иностранной армией. Затем в 418 году они осели на западном побережье Галлии при обстоятельствах, которые мы далее будем подробно рассматривать (см. с. 12 и след.). Они были первым из крупных варварских народов, чья знать стремилась не просто грабить и поджигать римские виллы, а хотела гораздо большего: жить в этих виллах в качестве землевладельцев так, как жили римляне. Готовность варварских вождей переходить на сторону врага и приспосабливаться к римским интересам — один из самых удивительных феноменов того времени. Вместо того чтобы разрушить Римскую империю, они станут ее частью (см. с. 41 и далее).

(II) Вторая великая волна завоеваний началась ночью 31 декабря 406 года, когда десятки тысяч вандалов, аланов и свевов начали переправу через Рейн в окрестностях Майнца. Мы не знаем, что привело в движение эти народы. Возможно, это был поход гуннов на запад, в Центральную Европу, хотя для этого у нас нет достаточных доказательств. Во всяком случае, всего за три года эти завоеватели превратили большую часть Гал-лии в гигантский «погребальный костер», по выражению современника³⁶. Когда затем они двинулись по направлению к Ла-Маншу, в Британии началась паника, однако они повернули к югу, осенью 409 года пересекли

Пиренеи и осели в Испании. Через двадцать лет вандалы и то, что осталось от аланов, переправились через Гибралтарский пролив и заняли Африку, что стало самой разрушительной военной акцией в V веке. Но све-вы остались в Испании, и благодаря необыкновенно счастливому случаю мы располагаем хроникой, которая содержит подробный рассказ о событиях на Иберийском полуострове с конца IV века до 469 года. (Если бы у нас была подобная хроника по Британии!) Поэтому позже мы подробно займемся историей свевов в тот период, когда они создавали свое королевство на северо-западе Испании — королевство, независимое от Рима. Там они оставались свободными чуть менее 200 лет. Королевство вандалов в Африке продержалось не так долго: через 105 лет оно было завоевано армией Юстиниана.

(III) Третье массовое вторжение в римские провинции началось на дунайской границе в 454 году, непосредственно после гибели империи Аттилы и в последующие годы. Толпы полуголодных людей, не сдерживаемых ничем, рвались через границу Империи в поисках земли, на которой они могли бы обосноваться и вернуться к своей обычной жизни, грубо прерванной нашествием гуннов. Многие из этих народов были разобщены. Остроготы разделились на несколько групп. Большинство ругов, о которых мы подробно поговорим позже (см. с. 104 и далее), со временем осели к северу от Дуная, поблизости от границ римской провинции Норик, а другая, менее многочисленная, группа обосновалась вблизи городов Бизие и Аркадиополь, неподалеку от Константинополя. Эта часть остроготов, как мы знаем, начнет действовать в 484 году³⁷. Правительство Восточной Римской империи было вынуждено защищать свои границы, и для этого оно заставило этих голодающих людей воевать друг с другом. Некоторым из них оно предлагало землю и деньги на ее обустройство. Так, например, гепиды заняли «всю Дакию» и ничего не просили у Константинополя, кроме «мира и ежегодных субсидий». Они получили эти субсидии, и результатом было то, что между ними и римлянами не было войн вплоть до середины VI века. Именно поэтому мы так мало знаем о гепидах в V веке, когда этот народ играл такую важную роль: земля и регулярные субсидии от римского правительства привели к тому, что этот народ почти полностью выпал из истории³⁸. Мы не знаем, почему именно гепиды получили такие привилегии. Другие же народы не были так удачливы.

Для любого из этих народов не имело никакого смысла захватывать земли в провинциях без согласия правительства Империи, даже если они обладали для этого достаточной военной силой. Кроме земли нужно было иметь зерно для посева и деньги для того, чтобы продержаться первые несколько лет на новом месте. Захватив землю силой, варвары ничего этого не получили бы. Остроготы столкнулись с теми же проблемами, что и остальные народы, которые только что были «рабами» Аттилы: им тоже нужны была земля и немедленная денежная помощь для того, чтобы вернуться к мирной жизни. Они и в самом деле получили землю от императора Маркиана (450-457) в Паннонии, и там мы их найдем, когда будем говорить о св. Северине (см. с. 101). Маркиан также некоторое время выплачивал им ежегодные субсидии, но когда эти «дары» прекратились, остроготы напали на другие провинции³⁹. Их вождем тогда был Валамер, и он откровенно признавался, что напал на провинции потому, что без «даров» его люди оказались лишены самого необходимого (459 год нашей эры)⁴⁰. Действительно, даже когда субсидии, составлявшие 300 фунтов золота, приходили регулярно, остроготы все равно не могли себя прокормить, и им приходилось нападать на других варваров за границей Империи и грабить их⁴¹. Другую часть остроготов мы видим около 467 года, когда они вместе со своими прежними притеснителями гуннами пытались вымогать землю у правительства Восточной империи. Впрочем, вскоре римские войска, где одним из военачальников был острогот по имени Острие, голодом вынудили их покориться⁴². Если остроготы иногда были вынуждены нападать на другие племена, то те, в свою очередь, по тем же самым причинам иногда нападали на них, а границы этих племен много раз пересекали шайки свевских и скирийских угонщиков скота⁴³. (Нам неизвестно, как были связаны между собой эти свевы и те, которые к тому времени осели в Испании.) Необходимость в постоянных грабежах и угонах скота приводила иногда к полномасштабным войнам, наподобие той, которая закончилась в 469 году битвой на реке Болия (современное название не установлено). Там остроготы одержали победу над коалицией, состоящей из свевов, гепидов, ругов и других, таких же нищих и голодных варваров, как они сами⁴⁴. Однако в конце концов их деятельность привела к обратному результату. Забой скота и разрушение жилищ достигли таких масштабов, что к 470 году все население района среднего Дуная голодало. Что касается остроготов, то нам известно, что у них иссякли запасы не только пищи, но и одежды и «мир стал невозможен для людей, которым война долго доставляла средства к существованию». Они жили грабежом и разбоем, и у них практически не было своих собственных средств производства⁴⁵. В 473 году в пределах по крайней мере одной группы остроготов свирепствовал голод⁴⁶. Решение их проблем стало возможным только в 489 году, когда по соглашению с императором Зи-ноном они двинулись в Италию с тем, чтобы свергнуть Одоакра, первого варвара — короля Италии, и занять его место. Ниже, на с. 83 и далее, мы поговорим о том, что случилось с ними в Италии.

Вторжение 376 года, начавшееся на нижнем Дунае, лишило Римскую империю всей территории Галлии к югу от Луары. Вторжение 406 года, начавшееся на Рейне, лишило Империю части Испании и всей Африки. Вторжение 455 года вывело Италию из-под контроля константинопольских императоров. Во всяком случае, оно привело к власти Одоакра, который de-facto, хотя и не de-jure, превратил Италию в почти независимое королевство. Но сначала мы рассмотрим ситуацию в Галлии, затем в Италии и Норике к северу от нее и наконец в Испании.

Часть первая