Римский король

XII

Оставшись один, генерал Мале после нескольких минут глубокого размышления над бумагами, лежавшими на столе, собрал их и запер в портфель.

В последнем был заперт весь заговор. При помощи этих листов плотной бумаги, поддельных печатей и подписей этому человеку, слабому, одинокому, заключенному в тюрьму, без денег и авторитета, ничего не знавшему в Париже, забытому солдатами и неизвестному народу, удалось завладеть общественной жизнью, остановить могучий механизм императорского управления и, воспользовавшись в своих интересах средствами администрации, на несколько часов, кратких, но полных необыкновенных событий, подчинить своей воле все, заменив ею все существующие власти и своей личностью – самого великого императора, который был далеко.

Во всей этой фантасмагории господствовала одна неотвязная идея, к которой направлялись все его чувства, желания и силы – мысль об уничтожении империи фактом внезапной смерти императора.

Шансов за то, чтобы к этому известию отнеслись с доверием, было мало; достаточно было зародиться сомнению в уме каждого более или менее рассудительного человека, который сообразил бы, что такое внезапное распространение известия о смерти императора было маловероятно, и спросил бы себя, откуда взялся этот генерал Мале, вдруг получивший от сената власть над Парижем, – и это вызвало бы подозрение в обмане и помешало бы сфабрикованному сенатскому постановлению и другим бумагам иметь хоть какое-нибудь действие. Если бы хоть один из чиновников, помощь которых была необходима для Мале, отказался участвовать в его предприятии, все оно должно было разрушиться. Так и случилось.

Тем не менее удивительно то, что мозг человека, находящегося в заключении, лишенного всяких средств, мог породить такой безумный план и придать ему такой вид, что большинство историков отнеслось к нему как к предприятию реальному, которое не осуществилось только благодаря целому ряду случайных обстоятельств, оставшихся, однако, невыясненными. В противном случае почему же Фрошо, префект Сены, в преданности которого императору не может быть сомнений, сразу поверил Мале, поддержал его, отдал его распоряжение городскую думу, между тем как генерал д'Юллен отказался уступить свое место Мале, хотя его привычка к пассивному повиновению и уверенность в истинности приказания свыше могли объяснить его повиновение переданным ему распоряжениям? Никогда история больше не походила на роман, как в данном случае. Но все же этот заговор, нелепый во всех своих подробностях и в самом замысле, был огромной победой воли.

Правда, он окончился неудачей, но тем не менее привел к важным результатам, превзошедшим ожидания его создателя. Контраст между слабым врагом и колоссальной империей, очутившейся внезапно в опасности, обнаружил непрочность императорского трона и возможность его падения в случае исчезновения Наполеона. В то же время он приучил не видеть в Римском короле непременного наследника власти Наполеона. Можно сказать, что именно заговор Мале подготовил Францию к замене в 1814 году Наполеона и его сына другой династией. Русский император Александр, прусский король, Веллингтон, Блюхер поняли с того момента, что Франция уязвима. Непобедимую нацию надо было поразить не в сердце, а в голову. Наполеон был только блестящим победителем; Фушэ и Талейран находили, что нужно обеспечить себе государя, престол которого был бы более устойчив. Император австрийский начал сомневаться в своем зяте. Мале помешал вступлению на престол Наполеона II.

Мале закрыл дверь, чтобы заняться своими драгоценными бумагами, но услышал стук и открыл дверь, приняв равнодушный вид. Вошел молодой человек с энергичным, открытым лицом, в длинном, застегнутом на все пуговицы сюртуке, в шляпе с загнутыми полями, в сапогах и с толстой тростью, имевший вид офицера в гражданском платье.

Лицо Мале оживилось. По-видимому, новый посетитель интересовал его, но вместе с тем немного беспокоил.

– Ах, это вы, полковник Анрио? – живо сказал он. – Добро пожаловать! Какие новости? Я спешу узнать, не пришла ли какая-нибудь депеша?

– Из России не было курьеров.

– А императрица?

– Крайне беспокоится за мужа. Теперь она во дворце Сен-Клу с сыном и тоже ждет курьера.

– Значит, боги на нашей стороне! – весело сказал Мале. – Может быть, дорогой полковник, Наполеон уже умер там, в московских стенах?

– Нет, я уверен, что он жив, – с горечью ответил Анрио, – демон охраняет его.

– Вы человек твердый, полковник, и ваша ненависть к Наполеону предохраняет вас от всякой слабости. Вы поделились со мной частью ваших страданий; утешьтесь же хоть наполовину: скоро вы будете отомщены!

– Возможно ли это? – сказал Анрио, качая головой. – Я начинаю отчаиваться, и уже теперь вы видите перед собой того человека, который открылся вам. Послушайте меня, генерал! Я хотел отправиться вместе с армией, последовать за Наполеоном в далекую Россию и там, выждав момент, напасть на него и поразить в сердце, как он поразил меня. Но граф Мобрейль отговорил меня от этой попытки, указав, что вы вернее можете помочь мне отомстить. Он посоветовал мне повидаться с вами и сообщить вам некоторые сведения; они будут вам полезны для цели, которую я подозреваю, но которую вы от меня скрыли. Я послушался Мобрейля и пришел к вам, чтобы отдаться в ваше распоряжение и сообщить вам сведения, которых вы у меня просили.

– И вы были драгоценнейшим помощником, мой дорогой Анрио! Скоро мы будем в состоянии отблагодарить вас за ваши услуги.

– Я не знаю, чего вы хотите, и не могу отгадать, к какой таинственной цели вы стремитесь, – продолжал Анрио в волнении, – я последовал за вами как человек, у которого завязаны глаза и которого заставляют ощупью пробираться по мрачному месту. Для вас и вашего дела, так как мне казалось, что оно связано с моим мщением, я согласился остаться во Франции; под предлогом внутренней болезни и чисто физической слабости, между тем как больна только моя душа, мне удалось благодаря покровительству маршала Лефевра остаться в Париже. В то время как мои товарищи дерутся с русскими, берут города, выигрывают сражения, приобретают чины и покрывают себя бессмертной славой в этой гигантской войне, я сижу здесь вложив саблю в ножны, за письменным столом в канцелярии генерала д'Юллена, губернатора Парижа.

Анрио опустил голову. Видно было, что в душе он переживал жестокую борьбу с совестью. С возрастающим смятением он продолжал:

– Мое положение при командующем парижским гарнизоном дало мне возможность в точности узнать военные силы, которыми располагает охрана города, состав патрулей, имена начальников и расположение войск. Вы просили меня дать вам все эти сведения, я так и сделал. Но… это – измена, генерал!

– Ну, к чему употреблять такие сильные выражения? – добродушно заметил Мале. – Будьте уверены, что, сообщая мне все это, вы не изменяете ни своим обязанностям, ни стране. Я не потребовал от вас ничего такого, что было бы несогласно с вашей воинской честью. Генерал Мале не способен внушать кому бы то ни было бесчестный поступок!

– Я верю вам, генерал! Но если, послушавшись Мобрейля, я в первый момент острого горя и страдания был готов пойти на все, решиться на что угодно против императора, то только для того, чтобы отомстить ему.

– Ну а теперь? Теперь вы уже успокоились? Ваш гнев растаял, и горе смягчилось? Может быть, вы уже считаете себя отомщенным?

– Мое страдание так же глубоко, как и прежде, а гнев не уменьшился ни на йоту, и я по-прежнему жажду мести.

– Ну так откуда же все эти сомнения, раскаяние, колебания, мой юный товарищ?

– Генерал, выслушайте меня! Я признался вам в бешеной и ненасытной ненависти к Наполеону. Но я ищу только одного Наполеона, только в него и целюсь я, только человека и хочу я поразить в нем. Но император по-прежнему остается для меня священной особой. В ней я уважаю вождя нашей армии, опору Франции, меч нашей великой нации, несущейся навстречу славе.

– Дитя! – пробормотал Мале, покачивая головой. – Император и Наполеон – один и тот же человек.

– Может быть, но не для меня! Пораздумав обо всем, что говорят теперь в Париже, о распространившихся слухах, об отсутствии известий из России, что заставляет предполагать, что наша армия потерпела поражение, я задался вопросом, имею ли я право продолжать таить свою ненависть словно орудие, направленное на грудь того, кто несет на крупе лошади всю Францию.

– Наполеон не Франция! – энергично запротестовал Мале. – Он изменил делу свободы. Это деспот, который всем пожертвовал ради своего честолюбия. Сотнями ручьев он заставил литься на всех полях Европы чистейшую кровь нашей молодежи. Он ведет за собой в данный момент почти всю нацию к зияющим, словно могила, равнинам России, и эти равнины и похоронят его, как могила! Он идет своей мрачной дорогой посреди скелетов и трупов. Франция с жадностью жаждет свежего воздуха свободы, а ей приходится задыхаться под гнетом насилия; она ищет мира, а он гонит ее в бесконечные сражения. Нет, Наполеон это еще не Франция, и вы не должны смешивать раба и тирана, жертву и палача!

Анрио, не знавший ничего о проектах заговорщика, замолчал, потупившись.

Выдержав небольшую паузу, Мале продолжал твердым голосом:

– Ведь это вы пришли ко мне, полковник, я же не искал и не звал вас к себе. Как арестант, не имеющий оснований восхищаться императором, как республиканец, ненавидящий империю, как военный, лишенный возможности командовать своим полком, а потому охотно расположенный сходиться с другими недовольными, я принял вас с радостью, с доверием, даже с надеждой, когда вас направил ко мне граф д'Орво-де-Мобрейль, с которым я познакомился еще при вестфальском дворе. Я ни о чем не спрашивал вас, вы сами открыли мне то, что угнетало ваше сердце. Я ни о чем не просил вас – вы сами предложили мне свою помощь на тот случай, если я затею что-нибудь против Наполеона. Я не завлекал вас, даже намеком не посвятил в те проекты, которые мог иметь; я просто сказал вам, что был бы очень доволен, если бы мог узнать некоторые подробности относительно внутренней охраны Парижа – подробности, которые, к слову сказать, я легко мог узнать от других.

– Я дал вам все желаемые сведения.

– И раскаиваетесь в этом?

– Очевидно, нет, раз я принес вам еще и другие сведения сегодня.

– Какие другие сведения?

– Те самые, о которых вы меня просили в этом письме, полученном мной вчера.

Луч радости сверкнул в серых, выцветших глазах Мале.

– Постойте! – сказал он. – Я не желаю насиловать вашу совесть! Я только что напомнил вам, как вы явились ко мне с предложением услуг, в сущности говоря, абсолютно не компрометирующих вас и никоим образом не могущих быть признанными за. измену. Говоря все это, я не имел в виду требовать от вас новых сообщений или вообще завлекать вас вместе со мной в такое дело, конечная цель которого пугает вас.

– Конечной цели которого я не знаю, генерал!

– Вы сейчас узнаете ее! О, не бойтесь, вы будете вполне в курсе моих замыслов, не будучи в то же время нисколько замешанным в них!

– Генерал, я не боюсь!

– Нет, боитесь! Вы боитесь повредить Наполеону!

Анрио поднял голову, которую все время держал опущенной, и произнес:

– Ну да, вы правы, генерал! Я боюсь нанести удар родине, поражая Наполеона! Я боюсь ранить Францию вместе с ее императором. Я боюсь довершить в Париже поражение моих братьев, пронизываемых на чужбине копьями казаков. Но эти опасения не могут мне помешать сдержать по отношению к вам те обещания, которые я дал, и, оказывая вам услугу, я уверен, что не помогаю этим врагам, не усугубляю поражения, которое терпят войска на русских равнинах в тот самый момент, быть может, когда мы разговариваем с вами!

– Да откуда у вас сегодня такие опасения? – спросил Мале, впиваясь взором в молодого полковника. – Неужели вас так встревожила просьба, содержавшаяся в переданном вам вчера письме? А ведь передавший это письмо человек более чем надежен; это моя жена!

– Да, генерал, эта просьба именно и волнует, смущает меня и заставляет остановиться на краю той пропасти, которой я еще не вижу, но уже угадываю! Вы просили меня сообщить вам сегодня пароль, который будет дан начальникам патрулей и постов.

– Да я мог узнать этот пароль от друзей, служащих в парижском гарнизоне. Я обратился к вам только потому, что вам в силу вашего положения при генерале д'Юллене это легче всего. Вы боитесь скомпрометировать себя, сообщив мне этот пароль; ну что же, я обращусь к другим!

– Генерал, я принес вам его и готов сообщить.

– Как вам будет угодно, – ответил Мале с выражением глубокого безразличия. – Я нисколько не настаиваю, товарищ!

– Сообщая вам пароль, я жду от вас только одного: вы должны дать мне слово, что не воспользуетесь знанием пароля для такого предприятия, которое послужит на пользу врагам. Я даже не хочу знать, какую цель именно преследуете вы, стараясь узнать это слово.

– Черт возьми! – воскликнул Мале с хорошо разыгранным добродушием. – Уж не воображаете ли вы, что я собираюсь сообщить это слово казачьим аванпостам? Россия слишком далеко, и прежде чем в Москве узнают парижский пароль на двадцать третье октября, тридцать новых паролей будет дано и отменено. Ну, так вот, полковник, я раскрою вам свои карты. Мне нечего скрывать от вас. Так знайте же, что я собираюсь этой ночью бежать из-под ареста. Правда, жизнь в лечебнице, в сущности, довольно сносна, а за столом милейшего доктора Дюбюиссона встречаешь прелестное общество, но мне надоело, что каждый вечер меня сажают на запор. И вот этой ночью я собираюсь отправиться подышать чистым воздухом.

– А куда именно вы отправляетесь, генерал?

– В Америку. Это страна свободы. В Соединенных Штатах у меня имеются добрые друзья.

– От души желаю вам успеха!

– Я надеюсь, что завтра в это время мне удастся быть уже в Булони и сесть на английское судно. Из Англии я уже сумею перебраться в Нью-Йорк или Филадельфию. Но для того, чтобы добраться до Булони, надо сначала выбраться за парижские заставы, у которых стоят патрули национальной гвардии. Милейшие гвардейцы могут полюбопытствовать, что написано в моем паспорте, а паспорта-то у меня и нет! Мне придется путешествовать налегке и в полной форме, вот посмотрите – все уже приготовлено! – И Мале приподнял крышку дивана, показывая на сундук, где был спрятан генеральский мундир. – Раз я появлюсь в таком виде перед гвардейцами и сообщу им пароль, то мне удастся избежать всяких недоразумений и нежелательных осложнений. Они пропустят меня, отдавая мне честь! Вот почему, дорогой Анрио, я попросил вас сообщить мне пароль сегодняшней ночи!

Мале все это сказал с такой искренностью, что Анрио не мог усомниться в действительном желании генерала убежать из-под ареста. Все беспокойство и смущение полковника проистекали из боязни способствовать удаче такого проекта, который имел бы целью нанести вред особе императора, сражавшегося в данный момент в далекой России; но помочь бежать на свободу политическому преступнику – в этом не было ничего предосудительного. Поэтому Анрио не стал колебаться.

– Раз дело идет только о вашей свободе, генерал, – сказал он, – то я не вижу ничего бесчестного помочь вам снова обрести ее. Паролем на сегодняшнюю ночь будет: «Компьень-заговор».

– Спасибо! – горячо сказал Мале, пожимая руку Анрио.

Его глаза загорелись торжеством – знание пароля давало ему, заговорщику, возможность пробраться через посты и сменить их. Теперь у него в руках был ключ от крепости – Париж будет в его власти!

Повторяя два сообщенных ему слова, он пробормотал про себя:

– Компьень! Это как раз то место, откуда должен прийти драгунский полк, который за нас. Что за отличное предзнаменование! Заговор… ей-Богу, слово выбрано очень хорошо и доказывает, что и в самых высших сферах у нашего дела имеются друзья! – Овладев собой, Мале снова протянул руку Анрио, еще раз поблагодарил его и прибавил, услыхав звонок: – Теперь позвольте расстаться с вами, дорогой полковник; звонок извещает меня, что моя жена только что пришла. Я не могу заставить ее ждать. Да и надо позаботиться о приготовлениях. Извините меня и позвольте мне поцеловать вас!

Анрио, который ни на минуту не засомневался в правдивости сообщенного ему плана бегства, обнял генерала и еще раз пожелал ему успеха.

В тот самый момент, когда они целовались, в комнату вошла госпожа Мале.

Благодаря открывшейся двери на мгновение образовался сквозняк, которым подхватило и снесло на пол обрывок бумаги. Это был кусок письма, вынутого Каманьо из кармана рясы. Клочки этого письма, розданные сообщникам, должны были дать им возможность узнать друг друга у ворот дома на улице Сен-Жиль.

Увидав, что у мужа находится какой-то посетитель, госпожа Мале хотела уйти; она повернула назад, а при этом ее юбка смела обрывок письма и вымела его в коридор.

Однако Анри, извинившись, ушел, в последний раз пожав руку генералу. Поэтому госпожа Мале тотчас же вошла в комнату мужа, и дверь была тщательно заперта вслед за ней.

Анрио толкнул ногой в коридоре бумажный клочок и совершенно машинально нагнулся, чтобы поднять его. Он хотел было снова бросить его, но ему пришло в голову, что на этом клочке могли оказаться какие-нибудь указания по поводу предполагаемого бегства генерала. Поэтому он повернулся, чтобы постучать у дверей Мале и вернуть ему клочок письма, быть может, важного для него и способного выдать его в случае, если попадает во враждебные руки.

Но в этот момент лакей, приставленный к генералу, вышел в коридор, чтобы посветить посетителю и проводить его.

Не желая возбуждать подозрение, которое неминуемо возникло в случае, если бы он стал настаивать на возвращении к генералу, чтобы отдать тому какой-то ничтожный клочок бумаги, Анрио спокойно сунул найденный обрывочек в карман и последовал за лакеем.