Робин Гуд против шерифа

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Робин и Торстведт поджидали шерифа в назначенном месте на опушке леса. Норвежец, который оставил свои тяжелые доспехи недалеко от места общего сбора и теперь был лишь в походном костюме из грубой и плотной кожи, впервые оказался в такой вот лесной засаде, оборудованной в густой кроне вековой липы.

Пока ожидавшиеся гости (или гость) не появились, Робин обучил Торстведта, как нужно выстелить ветвями место своей засады, чтобы можно было расслабиться и дать отдых телу, не рискуя обнаружить себя. Ожидая появления шерифа в таких вот искусно изготовленных гамаках, двое воинов, неожиданным образом ставшие соратниками в бою, вели между собой разговор.

— Почему ты так лихо стал драться против своих? — невозмутимо поинтересовался Робин Гуд у Торстведта.

— В Англии у меня нет своих. Мои воины, норвежцы, остались на кораблях, — заметил Торстведт.

Но на этот раз он ошибался: его люди, каким-то образом оповещенные об исчезновении своего военачальника, вынудили направленного в Ноттингем командира бристольцев захватить с собой и небольшую скандинавскую дружину, разместившуюся сейчас в восточном, дальнем от Шервудского и Селькиркского лесов, предместье Ноттингема. Опасаясь королевского гнева, шериф не стал даже докладывать монарху о наличии в городе такого осиного гнезда. За своего щедрого и удачливого военачальника плечистые викинги и самому королю английскому свернули бы шею.

Немногословные собеседники провели в кроне липы не менее полутора часов, прежде чем на дальней полевой дороге показалась кавалькада, состоявшая из нескольких всадников. Моментально приметив их своим зорким глазом, Робин чертыхнулся.

— Проклятый Реджинальд, грязная лисица. Опять он передергивает.

— Ты думаешь, он не сдержит слово? — пристально глядя на дорогу, отозвался норвежец.

— Да что тут думать! Сюда приближаются всего три всадника! Извини, Торстведт, но мы уговаривались встретиться с глазу на глаз, и я должен буду оставить тебя на какое-то время. В крайнем случае ты знаешь место общего сбора… от этой лисицы можно всякого ожидать.

Торстведт ничего не ответил. Робин ловко спустился на землю и, сев на своего коня, отправился навстречу всадникам, забирая от дороги правее, в поле. Там они с шерифом и должны были переговорить об условиях обмена. Чем ближе Робин подъезжал к месту встречи, тем яснее для него становилось, что, кроме этих троих всадников, больше ждать некого.

В одном из наездников Робин вскоре узнал шерифа. Машинально он нащупал одну из стрел в колчане, привязанном к седлу, но тотчас понял, что, не выяснив до конца нового маневра Реджинальда, не было смысла предпринимать каких-то резких действий. В конце концов, шериф не захватил с собой десяток-другой вояк в целью «охраны пленников» при обмене.

Вскоре Робин уже стоял у покосившейся часовни, ожидая не спеша подходившего к нему шерифа. Двое его сопровождающих оставались на конях на расстоянии от места переговоров. Робина неприятно удивила какая-то странная улыбочка на лице шерифа. Кроме того, Реджинальд нес в руке пригоршню желтой алычи, то и дело забрасывая в рот по спелой ягоде.

— Рад видеть тебя, дружище, — начал он, остановившись в нескольких шагах от Робина.

— Не могу разделить твою радость, — осадил шерифа лесной разбойник.

— Ладно, ладно, — продолжал шериф, переходя на более серьезный тон. Он сделал еще несколько шагов и оказался прямо перед Робином.

— Я не хочу, чтобы ты считал меня подлецом, не способным держать свое слово. Обстоятельства резко изменились. Ты знаешь, Робин, что я большой человек, очень большой, но… не самый…

— Не мудри, — оборвал его Робин. — Где они?

— Ну-у, Робин, — пытаясь придать своему голосу как можно больше добродушия, молвил Реджинальд. — Зачем так резко? Твои друзья живы. Более того, чтобы с ними и впредь ничего не произошло, к ним приставлены надежные опекуны, — блиставшая до сей поры улыбочка слетела с сизоватых губ шерифа. — Кстати, замечательные ягоды. В двух милях отсюда, в садах Селькирка, множество таких. Почему бы, Робин, нам не отдохнуть как-нибудь вместе в тех местах? — с этими словами он протянул Робину несколько ягод, вглядываясь в лицо собеседника. — Уже с десяток лет мы сталкиваемся лбами с тобой и твоими людьми, а ведь это абсолютно ни к чему. Нынче совсем другие времена, и в моду входят мирные договоры…

Робин не мог еще понять, к чему клонит шериф, но ягоды принял.

— Где пленники? — настойчиво повторил он свой вопрос.

— У тебя в руке, Робин. Пять ягод. А вот — шестая, — опять заулыбавшись, протянул Реджинальд еще одну ягоду. — Возьми, кушай, кушай…

Робин взглянул на ягоды, лежавшие в его полураскрытой ладони.

— Что все это значит? — начиная выходить из себя, переспросил Робин.

— Это значит, что двадцать пять тысяч золотом, друг мой, ты можешь оставить себе на покупку, скажем, ландсбрехтских земель. Построишь себе замок раза в три побольше, чем твоя конура в Локсли. Посадишь ту же алычу. Меня, опять же, позовешь в гости как-нибудь.

— Если ты не перейдешь сейчас же к делу, — прервал его Робин, — я, наверное, убью тебя…

— Ах да, я хотел сказать, что Таумент, ты же знаешь Таумента: к сожалению, я вынужден всецело подчиняться его воле — так вот, Таумент, прибывший сегодня в город, приказал мне придержать твоих друзей в Ноттингеме и не брать с тебя никаких денег. А кроме того, он велел передать следующее: если ты, Робин из Локсли, не сделаешь так, что твой новоиспеченный компаньон, легендарный Торстведт-норвежец, не отошлет все пять кораблей со своими викингами из Англии в течение этих суток, то пятеро твоих друзей будут просто-напросто обезглавлены. А чтобы упростить тебе, Робин, задачу, мы добавили к пятерым нашим заложникам еще одного. И этот шестой должен быть особенно интересен Торстведту. Я думаю, ты понимаешь, о ком идет речь. И, разумеется, обменивать пленников по отдельности никто не будет. Итак, Робин, я вижу две картины завтрашнего дня. Первая: пять кораблей норвежца отходят от берегов Англии, хоть к чертям собачьим, к счастливому отцу возвращается невредимый сын, а пятеро лесных разбойников возвращаются в лес. И вторая картина, несколько отличная от первой, но не менее живописная: в лес возвращаются пять отрезанных голов, а за шестой отрезанной головой, лишившись и своих кораблей, и своих воинов, со временем приходит горе-отец. О, это страшная картина, не будем о ней! Итак, Робин, ты видишь, что моей вины в том, что наша сделка не может состояться, не было и нет. Хотя двадцать пять тысяч золотых я никогда не против принять от тебя в качестве безвозмездного подношения.

Чем дальше говорил шериф, тем холоднее становилась кровь в жилах Робин Гуда. Конечно же, он понял, что произошло. Продолжать разговоры о судьбе пленников не имело теперь никакого смысла.

Робин почувствовал себя в положении человека, который, желая спуститься со скалы, крепко вбил страховочный канат, но как только дернул за веревку, камень полетел с высоты ему на голову. Робину по-прежнему хотелось хотя бы оглушить эту скользкую змею, а шериф продолжал все так же ехидно улыбаться.

Робин резко развернулся и пошел прочь.

— В течение суток! — последнее, что услышал он за своей спиной.

До той липы, где ожидал его Торстведт, было не более пяти минут ходьбы, и все это время Робина терзали самые противоположные мысли. Как сказать Торстведту обо всем, как уговорить его выполнить условие лондонского купца, где взять гарантии? И, наконец… Да, наконец, где найти нужное количество людей для осады Ноттингема?

Было жарко, и пот струился по его лицу. Казалось, что воздух плывет перед глазами. Да, эта последняя мысль об осаде — дикая мысль, граничащая с безумием.

— Можешь спускаться, Торстведт! — крикнул он на подходе к лесу. Но крик его остался без ответа. Торстведт уже давно спустился с липы и, сидя у дороги в не совсем обычной для него позе, вглядывался в землю перед собой.

— Что ты делаешь? — спросил Робин, подходя ближе.

— Бросаю жребий.

— Железный Торстведт ждет милостей от судьбы? — усмехнулся Робин, садясь напротив.

Перед Торстведтом на очищенном от травы пятачке земли действительно лежали какие-то фишки или кости.

— Викинг никогда не ждет милости. Но если бы я не слушал Одина, который подсказывает моему судну путь, — он указал на таинственные кости, — я бы не поверил в тот день тебе, Робин, и не пришел бы на встречу один.

Робин не сомневался в том, что Торстведт говорит серьезно, но сейчас он думал о другом.

— А что, Торстведт, тебе разве не интересно узнать, что сказал мне шериф?

— Если бы ты был викингом и язык Одина был бы тебе понятен, ты мог бы избежать многих лишних вопросов и действий. Сколько они дали нам времени? — При этих словах Робин даже встрепенулся.

— Сутки… Но о чем ты?

— Все о том же. Теперь Раски такой же заложник, как и твои друзья, не так ли? И вся моя норвежская дружина должна покинуть Англию, верно?

Робин был изумлен.

— А ты, Робин должен помочь норвежцам как можно быстрее убраться восвояси.

Робин не верил своим ушам: настолько безошибочно главарь пиратов угадал развитие событий. Не успел Робин открыть рта, как норвежец, быстро собрав кости в потайной карман штанов, направился к коню.

— Торстведт, я виноват перед тобой. Но вернуть Раски сейчас я не в силах, — догоняя норвежца, сказал Робин.

— Сколько человек ты можешь найти до сегодняшней ночи? — спросил Торстведт, не обращая никакого внимания на извинения Робина.

— Я не могу сказать точно, — не совсем уверенно отвечал Робин. — Подожди, я должен вернуть тебе твои деньги, потому что теперь они ни к чему.

Но Торстведт уже тронулся в путь. Робину ничего не оставалось, как быстро вскочить на коня и ехать за ним. Когда, выехав на лесную дорогу, они поравнялись, Торстведт снова повторил свой вопрос:

— И все-таки, сколько у тебя людей?

— Если ты хочешь штурмовать замок, то предупреждаю — в гарнизоне не меньше трех сотен солдат. Да остановись же ты…

Торстведт осадил коня, за ним остановился и Робин.

— Сколько бы ни было людей, в лоб мы эту крепость не возьмем. У нас слишком мало времени. Если ничего другого не останется, мы попробуем сделать это завтра, не раньше утра. А теперь скажи, черт побери, куда это ты собрался сейчас?

— В Ноттингем. Куда же еще? — мрачно промолвил норвежец.

— Да уж, видно, и Один твой иногда подсказывает не то, что надо. Какого черта ты там будешь делать? — не сдержал улыбки Робин.

— Ты и твои люди теперь ни при чем. Робин, я сам сделал все для того, чтобы это произошло, а теперь хочу забрать своего сына. Это позорные предатели, они хуже шакалов. С Таументом можно разговаривать, только хорошенько схватив его за горло.

— Да, но теперь он держит тебя за горло. В конце концов, забирай свои деньги и отправляйся хотя бы и в Ноттингем — ты свободный человек… Да, а насчет штурма — к утру, может быть, я смогу собрать две тысячи воинов. Пусть не так хорошо вооруженных, как бристольцы, но, может быть, это все, что нам останется? — И Робин, глядя прямо в глаза норвежцу, старавшемуся усмирить играющего под ним скакуна, протянул ему руку в знак того, что они теперь, хотя бы до неминуемой завтрашней развязки, действуют сообща.

Торстведт поднял глаза, встретившись с испытующим взглядом Робина.

— Я думаю, тяжелые рыцари в твоем войске будут на особом счету, — едва растянув уголки губ и создав некое подобие улыбки, Торстведт примирительно ткнул перчаткой в руку Робина. Взгляд норвежца при этом потеплел: названная Робином цифра внушала определенную надежду.

— Так, говоришь, йоркширцы отменные стрелки? — добавил норвежец.

— Лучше, чем ты думаешь, — приободрился Робин. — Мы едем к месту сбора.

На месте общего сбора возле широченного, в восемь обхватов, старого дуба Робина с Торстведтом уже поджидал с десяток добрых лесных молодцов в темно-зеленых холщовых накидках, со здоровенными луками за плечами и объемными колчанами на кожаных перевязях, выделанных знаменитыми местными кожевниками, лучшими во всей Англии. Робин увидал здесь и своих старых знакомых, с которыми иной раз приходилось уже брать высокие стены настоящих замков.

Люди подходили, и компания все росла. Тут были и подросшие дети ирландца Гэкхема, бывшего сейчас в плену у шерифа, — совсем еще юные братья. Были и дети давно уже погибшего храброй смертью Малыша Джона, были и ребята поопытней. Все они по очереди подходили к Робину. Многие так радовались встрече с Робином, что в конце концов от дружеских объятий и похлопываний по плечу у него заболели и спина, и плечи, и руки.

Появился и Боллок, который передал раненого товарища местным знахаркам. Боллок, недоверчиво поглядывая на стоявшего чуть в стороне норвежца, тем не менее не мог сдержать восхищения и, указывая на Торстведта, рассказывал товарищам о сегодняшней стычке. Впрочем, предприятие, в котором, не раздумывая, высказали желание участвовать все прибывшие и все прибывающие йомены, обещало быть еще более захватывающим.

Наконец появилось несколько человек, одежда которых отличалась от грубой зеленой холстины лесных охотников. Это были мещане, жители Ноттингема, его предместий и внутреннего города. С ними Робин, отойдя чуть в сторону, беседовал особенно обстоятельно.

Новые горожане, бывшие когда-то в шайке Робина и в других подобных отрядах, нынче остепенились и работали в Ноттингеме. Занимались ремеслом, содержали мелкие лавчонки, некоторые из них имели доступ в замок по всевозможным торговым и хозяйственным поручениям и подрядам. Правда, теперь и в городе жизнь была такая несладкая, что в пору было поднимать настоящий бунт, подготовкой которого уже занимались некоторые горожане. Джохан, щекастый здоровенный малый, служивший плотником в самой резиденции шерифа, был их предводителем. С ним-то Робин и начал обсуждать созревший у него план проникновения в Ноттингемский замок.

— В нашем распоряжении, Джохан, совсем немного времени. Если до завершения ночи мы не прорвемся в замок хитростью, придется идти на штурм, а ты сам понимаешь, чем это грозит. Окрестные крестьяне и добрые лесные ребята уже готовы выступить с оружием, но как бы при штурме нам не потерять добрую половину своих людей. Сколько времени нужно вашим ребятам, чтобы закончить подземный ход?

— Робин, ты шутишь? Какой ход? Уже год, как мы отказались от этой неблагодарной затеи.

— Гэкхем, Том Фогерти, толстый Блу — я думаю, что эти имена тебе о чем-то говорят?

— Да что ты, Робин, это же наши старые товарищи! А где же Гэкхем, почему его не видно?

— В Ноттингемской тюрьме, внутри замка. К утру мы должны их освободить. Иначе им просто поотрубают головы. Вот так, Джохан, а ты думал. Одним словом, мне с десятком добрых ребят необходимо проникнуть в город, и проникнуть через тот, потайной лаз, который ты со своими людьми любыми правдами и неправдами должен закончить до полуночи.

Джохан озадаченно взглянул на Робина, но Робин уже знал в этот момент, что горожанин не подведет.

— К полуночи встречаемся возле старых конюшен, там, где ты начинал когда-то этот лаз.

— Робин, я не успею. Там еще не меньше недели работы.

— Но ты добрался уже хотя бы до внутреннего рва?

— Да, но что толку. Как ты собираешься пройти через ров, да и через внутреннюю стену? Часовые тут же поднимут тревогу, и вас поубивают еще до того, как вы войдете в воду.

Робин ничего не ответил. Помолчав некоторое время, он лишь похлопал по плечу Джохана.

— Сделай то, о чем я тебя прошу, и жди нас у себя дома. До полуночи ты еще пройдешь через городские ворота, остальное предоставь нам.

У Робина оставалось совсем немного времени для того, чтобы успеть распределить задачи среди предводителей своего крестьянского войска. Сам он собирался пойти в город, так что за главного в свое отсутствие оставлял норвежца.

Торстведт тоже поначалу выразил желание участвовать в небезопасной вылазке внутрь крепостных стен, но Робин, сославшись на то, что в случае штурма вести крестьян должен будет человек с непревзойденным боевым опытом, попросил норвежца остаться в лагере.

— Сигналом для штурма будут крики ястреба над городом. Гарвей различит их и даст тебе знать. Кстати, где Гарвей?

Заслышав эти слова, зоркий Боллок указал Робину на появившуюся на лесной дороге диковинную процессию.

— Сдается мне, что это брат Гарвей, — покачал головой Боллок, состроив удрученную гримасу, увидев которую невольно хотелось захохотать.

На черном скакуне Саланки, вынесшем накануне из боя своего хозяина вместе с Торстведтом, восседали не один и не два — сразу трое седоков. Причем двое из них, нещадно раскачиваясь на конском крупе, то и дело норовили соскользнуть в густую траву. И только благодаря усилиям Саланки они удерживались на коне.

Несколько лучников, завидев такую картину, схватились за животы, показывая пальцами на незадачливую троицу. Но Робин, казалось, не видел ничего смешного в этом редком природном явлении.

Всадники спешились. Робин и Саланка молча поприветствовали друг друга, как обычно, ударом кулака о кулак.

— Дела плохи, — начал Робин. — Гэкхем с ребятами все еще в Ноттингеме.

— Как? А я уже заказал для них эль у брата Себастьяна. Пора бы уже отпраздновать мой день рождения.

— Поздравляю тебя от всей души, Саланка, но сейчас мне не до шуток. Сделка с шерифом не состоялась, и мы оказались в крайне затруднительном положении. Раски, как и пятеро наших, теперь в руках у шерифа. Нам нужно срочно оказаться в городе.

Робин повел за собой помрачневшего Саланку и, отойдя в сторону, коротко изложил тому план освобождения пленников.

— Да, положение действительно незавидное. — Саланка призадумался. — Кстати, у меня тоже есть не совсем приятная новость. Видишь того человека, привязанного к Гарвею. Несмотря на то, что он из стана противника, он довольно-таки славный малый и откидывал презабавные фокусы, пока мы втроем обедали у добрейшего брата Себастьяна. Мы его перехватили у той самой хижины, возле которой ты нас оставил с Гарвеем. Так вот, это гонец из Ноттингема. Его отправили, чтобы вернуть бристольцев назад в город, и знаешь для чего? Ожидая услышать нечто действительно важное, Робин простил многословие своего слегка захмелевшего друга:

— Для чего?

— Они будут охранять короля. Король Джон в Ноттингеме с сегодняшнего утра. А может, и с ним бы, за компанию, того? — Сарацин деловито указал на поблескивающий в свете заходящего солнца длинный кинжал отцовской работы, с которым он не разлучался никогда.

С королем, установившим для лондонских торговцев разорительные поборы, у Саланки (да и не у него одного), были особые счеты, но новость была действительно неприятная. Крестьяне, узнав о том, что за стенами замка находится король, скорее всего отказались бы от штурма, а тогда — все пропало.

— А нельзя ли его как-нибудь оттуда удалить? Позови сюда Гарвея. В конце концов то, что бристольцы остаются в лесу, сейчас нам на руку. Следующего гонца пошлют не ранее, чем через три часа. За это время наши ребята успеют выставить засады и лишить отряд связи с городом, — и, лихорадочно обдумывая свалившуюся ему на голову новость, Робин пошел отдавать распоряжения дозорным.

Гарвея, впрочем, не пришлось предупреждать о том, чтобы он не распускал язык: он давно уже спал, и, судя по всему, большую часть пути на арабском скакуне Саланки провел, видя самые сладкие сны знойного июльского вечера.