Все резче и все острее в темнеющем летнем небе выступали четыре угловые башни Ноттингемского замка. Стыки между огромными серыми камнями с заходом солнца казались все более плотными, едва различимыми; и черные бойницы смотрели все холоднее и безучастнее на окрестные поля и долины, над которыми уже можно было различить первые признаки вечернего тумана. Дальше леса постепенно сливались в единую синюю полосу, и только на противоположной стороне, над западной башней, еще продолжал полыхать долгий июльский день, разбрасывая по сторонам розово-оранжевые отсветы заходящего солнца.
Слегка усилившийся ветер разнес по тюремному двору и прилегающим к нему внутренним переходам тяжелый лязг запиравшихся и отпиравшихся замков. В Западной башне, где разместили пленников шерифа, сменялась стража — четырнадцать лучников и столько же стражников с алебардами. Разводящий караула спокойно отдавал привычные команды, иногда, впрочем, подбадривая солдат, которым предстояла ночная служба.
— Джекоб, что-то ты невесел сегодня? — бросал он коренастому нормандцу, протяжно позевывая. — Летняя ночь — короткая ночь. К утру будешь дома, под крылышком у своей Дженни. А ты, Малколм, смотри, не захрапи в своей бойнице, как позапрошлой ночью, а то ведь ты перебудил всех мирно спящих караульных.
— Да ладно, — хотел было возразить незадачливый стражник.
Неожиданно за спиной караульного возникла невысокая серая фигура.
— Что за болтовня? — резко окликнул караульного шериф Реджинальд.
Все — и разводящий, и караульные — были удивлены, увидев в столь неожиданное время самого шерифа ноттингемского.
— Сегодняшней ночью, — продолжал Реджинальд, — приказываю удвоить стражу в башне.
Разводящий удивленно посмотрел на шерифа.
— Предыдущая смена остается на ночь. Никто никуда не уходит.
И Реджинальд скрылся так же незаметно, как появился в темной нише уходящей в глубь замка громадной лестницы.
— Это еще что за новости? — недовольно буркнул один из стражников, которые сейчас должны были идти домой.
— Да ты что, не слышал? Король в Ноттингеме!
— Да, но ведь не в этой же башне, где живут только крысы да неугодные шерифу и жирному Таументу бедняги.
— Ладно, хватит болтать. Все слышали приказ? Никто никуда не уходит. В каждую бойницу — по двое, на каждый простенок — по четверо, шестеро на каждом этаже, а остальные… тьфу ты, черт, зачем нам столько народу? — Разводящий недовольно сплюнул. — А остальные следят, чтобы луна случайно не упала и не обломала зубцы нашей башни.
Стражники торопливо разбежались по назначенным местам. К этому времени замок почти погрузился в сумерки. Облака на западе быстро сгущались, не пропуская уже ни одной стрелы света. То там, то здесь над замком загорались тусклые звезды. Заметно похолодало. Ветер все более усиливался, и, судя по всему, собирался дождь.
В одном из нижних помещений башни находилась едва освещаемая жидким огнем факела маленькая комнатенка с темными сырыми стенами, где содержались пятеро пленников шерифа… Были слышны сдавленные голоса и редкие глухие шаги. Пленники сидели на полу, образовав неровный полукруг. Двое братьев — Йозеф и Том Фогерти — полулежали, облокотившись на брошенные на каменный пол связки соломы. Толстяк Блу сидел, обхватив колени руками, а у Гэкхема на плече покоилась голова Мэйбл.
При тусклом свете единственного на тюремную каморку факела не сразу можно было различить лица пленников. Мэйбл, жена Гэкхема, дремала, и лишь изредка припухшие от бессонницы веки приподнимались. Уже несколько дней как она почти ничего не говорила. Тюремная сырость дала о себе знать, и бедняжка здорово ослабла. Состояние ее осложнялось еще тем, что через несколько месяцев Мэйбл должна была стать матерью… Гэкхем заботливо поглаживал ее льняные волосы, густыми волнами опускавшиеся ему на грудь. Младший из братьев, Том, сказал:
— В том, что Робин не мог нас оставить просто так, у меня нет никакого сомнения. Вопрос не в этом. Непонятно, почему он медлит. Ведь если шериф захотел бы взять за нас выкуп, Робину не составило бы никакого труда достать любую сумму для такого дела.
Том приподнялся и подошел к одному из окошек, находившихся так высоко над головой, что выглянуть наружу было невозможно.
— Эй, Том, ты слишком много ждешь от Робина, — скептически возражал Йозеф, тоже приподнявшись, но оставаясь сидеть на полу. — Конечно, он за друзей головы не пожалеет, но что касается Реджинальда, ты же сам знаешь, какая это хитрая бестия. Уже одно то, что он держит нас тут неделю и не отрубает головы, говорит, что он задумал нечто поинтереснее, чем просто выкуп.
— Да о чем ты, братец! — отвечал Том, возвращаясь к сидящим. — Все, что нужно шерифу, — это деньги, как можно больше денег. В конце концов, я думаю, что Робин пока еще не нашел нужной суммы. Пока еще. Но он найдет ее.
Братья очень походили друг на друга внешне, хотя и не были близнецами, и сейчас их никто не мог бы различить. Разве что Том, который был на год младше, был чуть поуже в плечах. Но вот характеры у них были крайне противоположные.
— Да, — спокойно рассуждал Йозеф, — сегодня седьмые сутки, как мы попались. И ничего хорошего впереди я что-то не вижу.
— Ты всегда все видишь в мрачном свете. Мы будем на свободе, я в этом уверен! — вскричал Том.
— Уверен? — невесело улыбнулся Йозеф.
— Парни, вы спорите без толку, — вмешался в разговор Гэкхем. — Ждать помощи от Робина или не ждать, я думаю, что это дело третье. Надо сматываться отсюда.
— Отсюда? Но как? — на этот раз удивились оба брата.
Мэйбл застонала сквозь сон, потревоженная громкими голосами.
— Тише, — переходя на шепот, скомандовал Гэкхем. — Вы забыли, что самые чуткие уши у каменных стен? Спи, милая, спи. А вы давайте сюда, поближе. И растолкайте толстяка Блу… Рановато он что-то ко сну отошел.
— А я и не спал, — послышался глухой голос Блу, и массивная фигура придвинулась к остальным беседующим. — Только вот я не знаю, если мы убежим, а нас опять поймают и обратно посадят сюда, будут ли нас кормить по-прежнему или…
— Да прекрати ты, — оборвал его Джеймс, — выкладывай Гэкхем, что ты задумал.
За час до полуночи Робин с товарищами уже находился под стенами замка. С ним был Саланка, а также двенадцать тщательно отобранных парней, лучших из лучших, так как добровольцев, готовых рискнуть своей шкурой и пролезть в самое пекло, было не меньше сорока. Джохан-плотник, уже несколько часов с десятком своих парней доводивший лаз вверх до внутреннего рва, выразил было желание пойти вместе с Робином, но Робин, сославшись на то, что внутри города им наверняка потребуется укрытие, отговорил его.
Все было уже готово. Оставалось лишь откинуть несколько крупных комьев земли — и лазутчики под покровом темноты выбирались на внешнюю, ближнюю к краю замка, стенку наполненного водой широкого, но не очень глубокого рва. Джохан неспроста начал делать тут лаз.
Выбравшись к четверти двенадцатого из-под земли прямо на стенку рва, Робин огляделся и оценил его прозорливость. Небольшой отряд лучников действительно какое-то время мог находиться тут, между стенами, оставаясь абсолютно незамеченным, но для того чтобы двинуться дальше, внутрь замка, необходимо было продвигаться вдоль рва к высокой стене. А тут встреча с лучниками охраны была неизбежна. Единственным местом, в котором можно было попытаться с наименьшим риском преодолеть вторую стену, — был мост у главных ворот замка, очень хорошо защищенный и окруженный каменными простенками и сводами. Хотя там-то и были сосредоточены основные силы замковой стражи, но это было единственное место, в котором, используя каменные своды и простенки как прикрытие, можно было провести людей, не попав на глаза солдатам-караульным.
Один за другим, бесшумно, словно тени, появлялись из отдушины в боковой стенке рва лучники Робина. Саланка со своим верным клинком шел посередине отряда, а замыкал его здоровяк Боллок, оказавшийся на редкость ловким и бесшумным бойцом (недаром он был самым лучшим браконьером на двадцать миль в округе Ноттингема). Месяц, уже значительно выросший по сравнению с предыдущими бессонными ночами Робина и его компаньонов, как будто с некоторым любопытством поглядывал на кучку бойцов, затаившихся на краю рва, над самой водой.
Робин подал знак «следуй за мной» и осторожно, без малейшего всплеска, ступил в воду. Наклонив к самой воде лицо, предварительно натертое, как и у всех, поглощающей свет крошкой древесного угля, он бесшумно поплыл в сторону восточной башни. Один за одним йомены последовали за ним.
Чтобы, обогнув восточную башню, дойти до Северных ворот пешком, нужно было потратить не более пятнадцати минут. На коне это расстояние преодолевалось меньше чем за пять минут. Робин с товарищами, под самым носом у находившихся на стенах и на восточной башне стражников, проделал этот путь больше чем за час.
В полной тишине лесные воины продвигались по рву. Ни один упавший камушек, ни один неосторожный взмах руки не потревожили стражников, ни за что не догадавшихся бы, что происходит под их ногами, Над головами людей Робина на крепостных. стенах то и дело раздавались отдельные восклицания, а иногда и оживленные разговоры. Это часовые, оставленные шерифом после дневной смены дежурить еще и на ночь, пытались разогнать накопившуюся за день усталость, чтобы не быть застигнутыми врасплох сном-избавителем.
— Эй, Ронсбер, где-то сейчас твоя женушка? Небось радехонька, потянулась в гости, поглазеть на короля? — слышалось слева, оттуда, где внутренняя стена примыкала к восточной башне.
— Хорошо, что ты сидишь на том берегу, Чарли, водяная крыса, чтоб у тебя поганый язык отсох. Только завтра мы с тобой уж встретимся! Черта с два ты доберешься до моей бутылки с винцом. Я тебе не завидую, — слышался с внешней стены зычный голос Ронсбера, а затем и веселый смех стражников, потешавшихся над перебранкой незадачливых приятелей.
— А насчет твоего винца — спасибо, Ронсбер, не надо, я уже и так, как добрый бурдюк. Надо попадать в караул там, где всегда можно утолить жажду, Ронсбер!
Наконец-таки, оказавшись под мостом Северных ворот, Робин ужом выскользнул из воды и, дождавшись остальных парней, начал взбираться по внутренней замковой стене, используя в качестве опоры для пальцев и ступней ног неровные стыки между плоскими валунами. Затем, прижавшись к крошечной площадке, выступавшей над рвом из-за перил переброшенного через него подъемного моста, Робин пропустил вперед Боллока и малыша Сью. Они могли, словно тени или летучие мыши, исчезать во тьме, растворяться в ней, сливаясь со стенами. Равных им в умении проскользнуть мимо бдительных стражей не было во всем отряде. Они должны были освободить проход на внутренней стене и сбросить веревки для поджидавших внизу товарищей.
Двое товарищей бесшумно и быстро, словно гигантские пауки, стали подниматься по стенам. Им помогал начавший накрапывать мелкий дождь, который заставил стражников укрыться в нишах крепостной стены и в то же время заглушал легкие шорохи, которые издавали поднимавшиеся вверх смельчаки.
Первым на гребне стены оказался Боллок. И тут удача, пока сопутствовавшая нашим героям, от них едва не отвернулась. Один из особо добросовестных стражников, продолжавший стоять на открытой стене и мокнуть под дождем, увидав внезапно появившегося Боллока, принял его за пришедшего в гости коллегу с противоположной стороны башни и подошел к нему перекинуться парой словечек.
Приблизившись и разглядев одетого вовсе не по форме караульной службы Боллока, часовой отступил на шаг и попытался криком подать сигнал тревоги. Но это ему не удалось: мокрый с головы до пят, словно морской черт, Боллок, сверкнув в темноте своими наводящими ужас глазами, метнул в часового принесенный для такого случая тонкий длинный нож. Бедняга, издав вместо крика лишь захлебывающийся булькающий хрип, повалился набок, свесив голову внутрь за ограду.
— Эй, Джарвис, хватит мокнуть, вали сюда! — Боллок вдруг услышал почти над самой своей головой ленивый, с хрипотцой голос.
Совсем рядом, несколько выше стены, находился каменный зубец одного из крайних сооружений Северной башни, в нише которого, судя по всему, прятался от дождя напарник незадачливого Джарвиса. Спустя какое-то мгновение напарник, укрывшись от дождя легким плащом наподобие накидок лесных йоменов, выглянул из-за зубца башни. Боллок, застывший на корточках над стеной, пригнулся так, чтоб со стороны башни не было видно ни его лица, ни фигуры человека, над которой он наклонился.
— Эй, что-то случилось? — окликнул часовой мнимого Джарвиса.
— Нет, ничего, Саймон, я тут обронил ключи, — приглушенным голосом отозвался йомен.
— Совсем, что ли, наклюкался? Дай-ка помогу тебе искать… — начал спускаться с башни собеседник Боллока.
— Спасибо, не надо…
— Давай, давай. Ты ведь совсем уже промок, ни черта не соображаешь. Иди, обсохни, Джарвис… Эй, Джарвис! — изумленно воскликнул часовой, встретившись со свирепым взглядом Боллока.
В следующее мгновение Малыш Сью, подкравшись по стене из-за выступа башни, набросил на шею часовому разбойничью удавку, а Боллок, сделав шаг навстречу, ударом бычьего кулака отправил стражника в глубокий сон.
— Прикончить его? — спросил нечасто бывавший в таких переделках, а потому по-ребячески кровожадный Малыш Сью.
— Да ну, ты что… Он проснется, когда замок будет уже наш. Оставь его.
Затащив оба безжизненных тела за выступ башни, двое товарищей немного подождали, чтобы убедиться в том, что никто не заметил исчезновения часовых, и осторожно спустили вдоль стены прихваченные с собой длинные и прочные веревки. Спустя две минуты, распластавшись на внутренней стене замка и спрятавшись в нишах под острыми зубцами, наверху были уже все двенадцать лазутчиков. Саланка, взобравшийся последним, обменялся с Робином многозначительным взглядом: первая часть безумно рискованного плана была выполнена.
Теперь основной пост замковой стражи находился внизу, под ногами лесных воинов, в миниатюрной башенке, поставленной сразу за воротами при входящей в город дороге. Чтобы проскользнуть мимо него незамеченными, лучше всего было, прокравшись по верху стены, осторожно спуститься на крышу подступавших к самой стене городских хранилищ, в которых всегда был запас продовольствия на случай непредвиденных обстоятельств.
Когда почти все лесные воины бесшумно перебрались с помощью прочных веревок на крышу хранилища, один из стражников, находившихся на противоположной, дальней стене, увидал Саланку. Сарацин встал во весь рост над стеной для того, чтобы подстраховать последнего спускавшегося перед ним лучника. Тучи, черными рваными одеялами проносившиеся над землей, на какой-то миг расступились, и в свете месяца силуэт Саланки стал достаточно удобной мишенью. Завидев незнакомца, охранник, еще не успев сообразить, что бы это значило, потянулся за стрелой. Но прежде чем натянуть тетиву лука, он все-таки попытался окликнуть Саланку:
— Эй, что ты там делаешь?
Саланка, ничего не отвечая, попытался ослабить страховочный узел и спуститься вниз на крышу хранилища. Но необходимо было дождаться, пока путь по туго натянутой веревке преодолеет последний из лучников Робина. Это промедление едва не стоило сарацину жизни. Хорошо, что в самый последний момент он повернулся боком, и стрела, выпущенная стражником, пробила ему не грудь, а мышцы плеча, пройдя сквозь руку и оцарапав бок.
Выручили Саланку и стальные наплечные кольца — обычное защитное приспособление сирийских воинов. Стрела, пущенная с близкого расстояния, а потому необычайно мощная, попала меж двумя такими кольцами и, наполовину утратив силу удара, повалила Саланку на стену. Будь Саланка не сирийцем, а каким-нибудь бретонцем или фламандцем, остаться бы ему навсегда на той крепостной стене. А так сарацин, оглушенный неожиданным ударом, но еще способный драться за свою жизнь, ухватился здоровой рукой за туго натянутый канат и соскользнул со стены как раз в тот момент, когда стражник выпустил в него вторую стрелу.
Услышав ее свист над головой, Саланка, сжав зубы, процедил несколько грязных ругательств по-арабски и, превозмогая боль, обхватил веревку ногами и начал спускаться к товарищам. Но боль была настолько сильна, что на середине пути силы покинули его, и сарацин, тщетно пытаясь мертвой хваткой вцепиться в канат, начал терять сознание. Саланке казалось, что он проваливается в бездну.