Робин Гуд (с иллюстрациями)

17. О ТОМ, КАК РОБИН ГУД НАНЯЛСЯ В КОРАБЕЛЬЩИКИ

Белые барашки бежали по морю, а в гавани было тихо, и среди многих других судов спокойно покачивался на якоре баркас, выкрашенный в зелёную краску.

Мачта с парусом, а также двенадцать пар зелёных весел с этого баркаса стояли, прислонённые к стене кабачка, где всегда мореходы, прибывшие в Скарборо, веселились, и пили вино и эль, и плясали, и распевали песни на всех языках, какие только есть на свете.

И так как часто стояли зелёные весла у входа в этот дом, то в самых далёких портах и даже в портовых городах святой земли мореходы назначали друг другу встречи в Скарборо не иначе, как у «Зелёных весел». А Робин Гуду понравился цвет этих весел потому, что он похож был на цвет молодых дубов, и он вошёл в кабачок, взял кружку эля и стал слушать, о чём корабельщики спорят с хозяйкой.

– Сейчас в море опасно идти, – говорили корабельщики, – потому что ветер с заката, и если немного ещё посвежеет, то легко может статься, что корабль угонит в открытое море. А приметы грозят жестокой бурей, и чайки жмутся к берегу и кричат о погибших христианских душах.

А хозяйка похожа была на мужчину гораздо больше, чем старые матросы. У неё был грубый голос, эль она пила большими глотками, и если бы она взяла в руки большую свинью, то свинья показалась бы маленьким поросёнком.

– Я бедная женщина, – говорила хозяйка «Зелёных весел». – Перед бурей лучше ловится рыба. И кто мне заплатит за рыбу, которая ходит в глубине моря? Тот, кто боится солёного ветра, может наняться ко мне в пастухи или лучше пойти в монастырь святого Петра Кентерберийского и провести остаток своих дней в молитве и посте.

Тогда корабельщики выходили на пристань и смотрели на небо и на белые барашки, что закипали вдали, там, где серое море сходилось с серым небом; они нюхали воздух, возвращались к столу и выпивали ещё по кружке.

Они не хотели сняться с якоря и говорили, что христианская душа стоит дороже рыбы.

Только один соглашался идти в море, потому что у него был очень верный амулет – настоящий кусочек креста господня, и заветное слово было наколото краской у него на груди. Но один корабельщик не мог грести сразу двенадцатью парами длинных весел; для них было нужно не меньше двенадцати пар гребцов.

Тогда Робин Гуд сказал, что за справедливую плату выставит тридцать смелых мореходов, которые не боятся ни северного ветра, ни южного, ни восточного, ни западного и наступали на хвост не то что дьяволу, а самому благородному лорду шерифу.

И хозяйка «Зелёных весел» не пожалела справедливой платы.

Робин Гуд протрубил в свой рог, и дверь распахнулась, чтобы впустить тридцать молодцов в зелёных плащах.

Они взяли весла и мачту с парусом; храбрый корабельщик сказал, что святого отца не может взять на борт, потому что он принесёт несчастье, но фриар Тук успокоил его и забожился страшной клятвой, что если и вспоминает когда о господе боге, то только что ради божбы, и хорошую потасовку всегда предпочтёт молитве и воздержанию.

Он расстегнул малиновую куртку и показал корабельщикам, что у него на груди жирною сажей наколото много заветных слов, и корабельщик махнул рукой.

Хромой стрельник из Трента остался на берегу. Вместе со всеми он вышел на порог «Зелёных весел» посмотреть, как баркас поднимет якорь.

– А этот парень почему хромает? – спросил корабельщик, указывая на Маленького Джона. – Хворых нам брать не годится, пусть лучше останется с тем вон хромым. – И тут он указал на стрельника из Трента.

А Маленький Джон топнул раз, и притопнул другой, и сплясал, чтобы корабельщик поверил, что рана у него совсем зажила и нога годится для всякой работы.

Хозяйка баркаса удивилась, увидав у своих мореходов луки и стрелы. Она спросила, не думают ли молодцы отправиться в святую землю. Робин Гуд объяснил, что гибкие луки всегда защищали его людей от опасности, а стрелы всегда приносили им щедрую добычу. И все корабельщики громко смеялись, услышав этот ответ.

Они рассмеялись ещё громче, когда мореходы, взойдя на судно, сгрудились все у одного борта и баркас накренился так, что едва не зачерпнул воды.

Но Робин Гуд крикнул им, что баркас довольно устойчив и никакая буря не страшна его молодцам.

Потом мореходы ударили вёслами. У кого весло зарылось глубоко в воду, а кто взбил только пригоршню брызг и окропил передних гребцов. Баркас завертелся на месте, как пёс, который ловит свой хвост, когда его донимают блохи. Тут ветер ударил в парус, поставленный корабельщиком, и судно помчалось из гавани с такой быстротой, с какой срывается с тётины стрела.

– Сушите весла! – крикнул корабельщик.

И мореходы подняли весла кто высоко, а кто низко, так что баркас ощетинился, будто зелёный ёж.

Маленький Джон, умея править рулём, сел на корму.

Отец Тук запел весёлый псалом о Моисее, который вывел евреев из земли египетской, из дома рабства. И стрелкам эта песня пришлась по душе, потому что всем наскучило сидеть в тесном замке сэра Ричарда Ли, глядеть на синее небо в бойницы, похожие на игольное ушко, и любоваться тем, как шериф строит осадные машины, чтобы взять приступом замок. Они позванивали фриару Туку на тетиве своих луков, а волны расходились все дружней и дружней и громко хлопали то справа, то слева, то с носа, то с кормы, и водяная пыль курилась в воздухе.

Робин Гуд встал и прицелился в чайку, которая висела над парусом совсем неподвижно, так близко, что видно было, как она помаргивает глазами; но в ту минуту, как он спустил тетиву, море вдруг выгнуло спину, и баркас встал на дыбы, как норовистый конь, стрела полетела не то в небо, не то в воду, а стрелок кувыркнулся через две скамейки и стукнулся плечом о борт, едва не сломав лук. Корабельщик посмотрел на него сердитыми глазами, потом закусил конец своей рыжей бороды и принялся молиться святой деве, потому что слишком хорошо понял, как умеют управляться с морскими волнами мореходы в зелёных плащах.

– Проклятое племя! – бранился он. – Такие же моряки из вас, как из меня епископ! Быть вам на дне сегодня, туда вам и дорога! Только и мне погибать вместе с вами. Смотрите, уже не видать берегов!

Корабельщик спустил парус и прикрикнул на Маленького Джона, чтобы он получше правил рулём. Он стоял посреди лодки, широко расставив ноги, так твёрдо, будто прирос к её Дну.

– Клянусь святым Патриком, – говорил корабельщик, – жизни не жалко, чтобы посмотреть, как вы будете пускать пузыри! Сухопутные крысы, отчитал бы я вас покрепче, да боюсь прогневить святых! В такую погодку мы лавливали рыбу и приходили домой, не зачерпнув ни капли воды. А с вами и сети не бросишь в море, болтаешься, как горелый пень! Смотрите, как правят настоящие моряки!

Солнце прорвало тучу, синий лоскут далеко впереди осветился ярким блеском, и по этому солнечному полю, гордо надув паруса и плавно покачиваясь, шёл корабль с золочёным носом.

– Это французский купец, – сказал корабельщик.

Он бросился к мачте и быстро распустил парус, потом крикнул Маленькому Джону:

– Поворачивай назад, долговязый! С вами тут сгоришь от стыда. Люди скажут: глядите на старого дурня, который полощется в море, как дохлый щенок! Говорю тебе, поворачивай назад, святой крест и тридцать угодников!

А солнечное поле побежало по морю, и лучи задели верхушку мачты, осветили баркас и зелёные плащи. Молодцы ударили вёслами, и баркас, подгоняемый попутным ветром, как ни плохо гребли стрелки, запрыгал по волнам, как подхлёстнутый, ближе и ближе подходя к французскому бригу. Уже корабельщик увидел, как смотрят на них, прикрыв глаза ладонью, французские мореходы, а потом трясутся и хохочут, хватаясь за бока.

– А рыбка хороша! – громко сказал Робин Гуд. – Что за весёлый народ корабельщики! Смейтесь погромче, мореходы, потому что, клянусь святым Кесбертом, когда мы примемся за рыбную ловлю, вам будет не до смеха!

Он поднял лук и уже натянул тетиву, но лживое море обмануло его, и лодка взметнулась носом кверху, так что французский бриг пропал, соскользнув за горизонт, и, прежде чем он показался снова, доски ушли из-под ног стрелка.

– Тьфу, пропасть, чёртовы качели! – воскликнул Робин. – А ну, молодцы, привяжите меня к мачте покрепче!

Мук, сын мельника, и Скателок отсекли от сети крепкий смолёный конец и прикрутили Робина к мачте. Французский бриг был уже близко, и корабельщики указывали на Робина пальцами, хохотали и кричали непонятные слова. А ветер рвал с кипучих волн белую пену и бросал солёные брызги в лицо.

– Только б они не удрали от нас, – сказал Мук, вытаскивая стрелу из колчана, – а уж мы посмеёмся над ними вдосталь!

Между тем Робин выбрал себе мишень: чернобородого француза в голубом кафтане, который громче всех смеялся и, перегнувшись через борт судна, показывал пальцами на стрелка.

Волна снова подкинула кверху «Зелёные весла», и нос баркаса уткнулся бушпритом в самое небо, заслонив собой французов.

Но на этот раз Робин прочно стоял на ногах, упёршись спиной в мачту, и, едва баркас перекачнулся через гребень волны, он выстрелил навскидку, и чернобородый, вскрикнув, покатился под ноги своим спутникам.

На палубе французского брига поднялась суматоха.

Вдоль борта, обращённого к баркасу, вырос ряд щитов, паруса захлопали, руль взрыл волны, меняя направление корабля. В руках у французов появились арбалеты, и тотчас же в воздухе встретились десятки стрел.

Маленький Джон бросил румпель. И баркас, болтаясь из стороны в сторону под ударами ветра и волн, повернулся бортом к приближающемуся неприятелю.

– Берегите стрелы, ребята, – сказал стрелкам Робин Гуд. – Ставлю голову об заклад, у нас будет весёлая драка!

Снова Робин рванул тетиву, и ещё одна стрела попала в цель. Не промахнулись и Билль Белоручка, и Мук, и Маленький Джон.

Строй французских стрелков поредел, а на баркасе «Зелёные весла» никто ещё не был ни ранен, ни задет, потому что неуклюжие арбалеты не могли сравниться с быстрыми луками лесных молодцов.

Отец Тук был, однако, слишком крупной мишенью, и стрела, пробив спущенный парус, вонзилась ему в бедро.

– Такими стрелами только воробьёв бить! – проворчал отец Тук и собрался отправить гостинец обратно, но стрела оказалась слишком коротка для его шестифутового лука.

В это время воин в кольчуге, от которой отскакивали стрелы, сложил руки трубой и что-то крикнул своим людям.

Услышав его слова, корабельщик бросился к Робину.

– Они хотят нас потопить, стрелок! – воскликнул он. – Смотри, они раздавят нас, как ореховую скорлупку!

– С божьей помощью, не потопят, – ответил Робин. – Становись к рулю, старик, и держи эту трясучую посудину хоть зубами, чтобы она поменьше прыгала. Мы бьём без промаха на твёрдой земле, и за каждое мгновение, когда можно будет пустить верную стрелу, ты получишь кругленький золотой.

Подрагивая на ходу, французский бриг быстро приближался к баркасу. Его высокий золочёный нос, готовый надвое рассечь утлое судёнышко, поднялся над водой, как меч, а парус, напруженный ветром, дугой выгибал упругую мачту.

Робин Гуд подмигнул стрелкам.

– Ребята, уроним парус! – сказал он, выжидая мгновения, чтобы спустить стрелу.

А корабельщик налёг на руль, и большая волна, подняв на гребне «Зелёные весла», замерла, прежде чем опрокинуться в глубину. Тут прозвенели сразу дружные луки, три десятка стрел ударили в верхний край паруса, и нашлась среди этих трёх десятков одна удачливая стрела, которая полоснула острым наконечником по верёвке, державшей парус на мачте; а может быть, таких стрел было две или три. Верёвка лопнула под напором ветра, парус упал, широким полотнищем накрыв защитников французского брига точно так же, как сеть птицелова накрывает стайку щеглов.

Бриг замедлил разбег, и, прежде чем люди на бриге выбрались из-под тяжёлой холстины, борт брига стеной навис над баркасом. Фриар Тук, Маленький Джон и Артур из Бленда ухватились за рваные снасти, а кое-кто из стрелков вскарабкался на французский корабль. Мечи заблестели на солнце, и громкий крик бойцов заглушил рёв моря и ветра.

Очень скоро французы стояли уже на коленях и просили пощады, а над ними, кто с обнажённым клинком, кто со стрелой наготове, стояли молодцы Робин Гуда.

Только святой отец, схватившийся с воином в блестящей кольчуге, продолжал кататься по палубе в обнимку со своим врагом. Они докатились до люка в полу и упали в него, не выпуская друг друга из объятий.

– Весёлые корабельщики, – сказал Робин Гуд, – теперь пришёл черёд нам посмеяться над вами. Но мы пощадим вас и смеяться не станем, а только возьмём себе столько луков, стрел и мечей, сколько есть у вас на борту, и красный товар, и чеканную монету, потому что нас ограбил благородный лорд шериф и у нас за душой не осталось ничего, кроме меткого глаза и верной руки.

Но французы не поняли слов весёлого Робина, потому что он говорил на своём языке.

И, связав одних, а к другим приставив охрану, стрелки кое-как, с помощью корабельщика, втолковали французам, чтобы они взяли на буксир баркас «Зелёные весла», подняли все паруса, какие позволит поднять противный ветер, и шли к Скарборо. Потом спустились в трюм посмотреть, чем наградила их судьба за отвагу.

В трюме нашли они фриара Тука и воина в кольчуге, которые с постными лицами, сидели возле огромной бочки вина. Рыцарь грустил потому, что его люди потерпели поражение в битве, а святой отец – потому, что, свалившись в люк, он упал вместе с рыцарем на большую винную бочку и вышиб в ней днище.

– Такое доброе вино погубили! – ворчал фриар Тук, отжимая свой мокрый плащ. – Искупаться в таком чудесном вине, какого, верно, и сам король-то не пил! Это великий грех.

И товарищи посмеялись, посочувствовав его горю, но скоро утешились, отыскав ещё несколько бочек с таким же отличным вином, и много тюков зелёного, красного и синего сукна, и ящики с золотой и серебряной монетой, и такой запас луков, стрел и мечей, какого хватило бы на добрую сотню шерифов.

– Ты видишь, – сказал Робин корабельщику с «Зелёных весел», – мы наловили немало рыбы, хотя на море охота труднее, чем в королевских лесах. И вот тебе горсть золотых за то, что ты крепко держал свою скорлупу на волнах, пока мы стреляли. И вот тебе ещё для твоей хозяйки, потому что нам нельзя будет мешкать в Скарборо, хотя я и не прочь бы провести денёк у «Зелёных весел», только не на зелёных волнах, а на твёрдой земле.